Нестяжательность доставляет пользу в нравственно-практическом и психическом отношении.

Опыт показывает, что земное имущество более или менее привязывает к себе обладающего им; от сего происходит пристрастие к имуществу, любостяжание, и обладающий ни о чем столько не заботится, как о большем приобретении и хранении имущества. Между тем заботы о теле и о внешнем состоянии, более или менее занимая дух человека, в той же мере уменьшают попечение его о душе, и главное дело - спасение души - остается часто в небрежении. Напротив того, с отвержением земных вещей уменьшаются заботы; оттого больше досуга и удобства всецело заняться одним главным делом - спасением души и принести сторичный плод (Лк. 8, 8). Кроме того, земное богатство доставляет пищу тщеславию, гордости, роскоши и вообще дает больше случаев к грехопадениям и поводов к искушениям от диавола (1 Тим. 6, 9-10), как это объяснил Антоний Великий следующим примером. Один брат, отрекшись от мира и раздав свое имение нищим, оставил и себе несколько для собственного употребления и пришел к авве Антонию. Антоний, узнав о сем, сказал ему: если хочешь быть монахом, то поди в такое-то село, купи мяса, обложи им нагое тело свое и потом приходи сюда. Когда брат сделал это, тогда собаки и птицы истерзали тело его. Антоний, по возвращении к нему брата сего, спрашивал его, исполнен ли совет? Брат показал израненное свое тело. Святой же Антоний сказал ему: так нападают демоны и терзают тех, кои, отказавшись от мира, хотят иметь у себя деньги (Достопам. сказан. о подвижн. св. отцов).

Премудрый еще замечал, что нищета мужа смиряет (Притч. 10, 4), а смирение поставляет человека выше всех сетей диавола, говорит Антоний Великий (Достоп. сказан. св. отц. Антон.).

Нестяжательность или отречение от мира и земных вещей много способствует к достижению высшего совершенства и в психическом отношении.

Вообще, подвижники, дознавшие на опыте, говорят, что непрестанные заботы о земных вещах, рассевая мысли, развлекая, так сказать, раздирая всю душу, тем ослабляют силы ее в духовной деятельности. Пристрастие к земным вещам, как большая тяжесть, невольно влечет душу к земле, так что она не может свободно возноситься на небо к Богу (Лк. 21, 34). Напротив того, по отвержении мира и всех вещей, избавившись от житейских забот и происходящего от них развлечения, удобнее можно собирать, сосредоточивать все силы души; а чем собраннее силы, тем более они имеют крепости и живости в деятельности; отрешившись от пристрастия к земному, тем легче могут стремиться на небо - к Богу. "Как запертая в трубах вода от сжимающей ее силы, не имея возможности разливаться в стороны, стремится прямо вверх, так и ум человеческий, - говорит Василий Великий, - когда воздержание, подобно узкой трубе, отовсюду сжимает его, не имея случаев к рассеянию, по свойству своей движимости, возвышается до желания предметов возвышенных. Будучи удерживаем от занятия суетным, он непременно принужден будет стремиться к истине" (Подв. Устав. Сл. 19. с. 461 на об.).

"Качество души хорошо сравнивают с легким пером или пухом, - говорит прп. Иоанн Кассиан, - не будучи омочен никакой влагой, при самом слабом дыхании ветра пух, обыкновенно, по своей легкости возносится на высоту; а если бывает отягчен какой-либо влажностью, то вместо того, чтобы подниматься на воздух, он от тяжести принятой им влаги прилегает к недрам земли. Подобным образом и ум наш, если свободен будет от бремени приражающихся к нему пороков и мирских забот, и чужд растления вредных похотений, то облегчаемый силой природной чистоты своей, при самом тихом веянии духовного размышления, возвышается к превыспреннему, и оставляя все дольнее и земное, переносится к небесному и невидимому. Посему-то и заповедует нам Господь: внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и заботами житейскими" (Лк. 21, 34) (Collat. IX. I. IV).

В частности нестяжательность доставляет пользу уму, сердцу и воле.

"Как глаз, - говорит Василий Великий, - когда непрестанно движется и обращается то на стороны, то вверх, то вниз, не может ясно видеть предметы; чтобы хорошо рассмотреть вещь, должен устремить свое зрение на нее одну, так и уму человеческому, когда развлекают его бесчисленные мирские заботы, невозможно ясно видеть истину. Одно средство избавиться сего - удаление от мира" (Писм. к Григорию Богосл. о пустынножительстве. Христ. Чт. 1827 г. ч. 27).

Мирские заботы для душевного ока - то же, что для телесного - покрывало, густой туман, мрачные облака, закрывающие солнце. Оставить все заботы о земном значит то же, что снять с глаз покрывало, скрывавшее свет. Посему при спокойствии души и чистоте мыслей удобнее можно проникать в высшую область духовного созерцания Бога. Св. Исаак Сириянин говорит: "Не отрекшись от имущества, душа не может освободиться от возмущения помыслов; без молчания чувств не ощутит она мира в уме; без тишины помыслов не может ум обращаться в сокровенных тайнах" - созерцании Бога (Слов. об удал. от мира. Христ. Чт. 1825 г. ч. 18. Каллист. и Игн. Доброт. ч. 2. гл. 5. Симеон. Н. Богосл. Доброт. ч. 1. гл. 23. Григор. Синайск. Доброт. ч. 1. гл. 105).

Совершенно оставить все земное, всякую привязанность и заботливость о мирском, стесняющие сердце и охлаждающие в нем любовь к Богу [32], значит пресечь все узы, привязывающие сердце к земле, и дать ему силу и свободу питать и возращать в себе любовь к Богу - и тем с большим усилием, чем больше оно отрешается от земного. "Если всегдашней истинной молитвой совершенно отрешишься от земных пожеланий, - говорит один подвижник, - и как бы во сне успокоишься в помышлении по Богу, и совершенно утвердишься в одном памятовании Бога, то воссозиждется в тебе, как вторая Ева, любовь к Богу. Ибо взывание в усердной молитве источает Божественную любовь; а Божественная любовь возбуждает ум к явлению сокровенного" (Феолипт Митр. Филадельф. гл. 3. ч. 2. Доброт.).

По мере горячности любви к Богу в сердце нестяжательного возрастает любовь и к ближним. Ибо, отвергнув все препятствия к любви - корыстолюбие, самоискательность, и не почитая ничего собственным, подвижник всегда готов с охотой жертвовать для блага и спасения ближних всем, что только у него есть, не только какими-нибудь вещами, но и собственным благополучием, здоровьем, даже самой жизнью; потому что он, по заповеди евангельской отрекшись от всего земного, уже не дорожит ничем из любви к Богу и ближним, чтобы только исполнить волю Божию. Пример высокого самоотвержения, нестяжательности и любви к ближним можно видеть в прп. Серапионе. Этот св. подвижник не имел у себя никакой другой одежды, кроме епанчи, не приобретал никакого имения, ни келий, ни одного постоянного пристанища, но жил, как птица, подобно Сыну Человеческому, который не имел где главу приклонить, - ходил с места на место, нося с собой только Евангелие, и где постигала его ночь, там и ночевал. Однажды, идучи в Александрию, он встретился с нищим, который без одежды дрожал от холода. Св. Серапион, остановившись, подумал сам с собой: меня почитают постником и исполнителем Христовых заповедей, между тем ношу я одежду, а этот нищий - раб Христов - погибает от холода. Поистине как убийца осужден буду в день страшного суда, если не покрою наготы его и попущу ему умереть от холода. Тотчас снял с себя епанчу и отдал нищему; потом сел нагой на распутий, держа в руках св. Евангелие. В то время один знакомый, проходя мимо его, спросил: отец Серапион, кто обнажил тебя? Св. подвижник, указав на Евангелие, сказал: оно раздело меня. Потом св. Серапион увидел, что мимо него ведут должника в темницу; сжалившись над ним, и не имея что дать ему, продал Евангелие и отдал тому человеку деньги для уплаты долга. После того, как Серапион пришел в келью, ученик спросил его: где Евангелие? Св. старец сказал: сын мой! оно постоянно твердило мне: продаждь имение твое и даждь нищим... Я послушал и сделал так, чтобы за послушание получить дерзновение пред Богом. Он же для избавления от манихейской ереси одного лакедемонского градоначальника и в другой раз для спасения одного скомороха продавал себя им в работу за малую цену и служил у них до тех пор, пока своими наставлениями и примером благочестивой жизни обратил их на путь спасения (Sozomen. I. III. с. 14. и Чет.-Мин. 14 мая).

Подобный пример совершенной нищеты и любви к ближним показал св. Павлин, епископ Ноланский, который, все имение раздав бедным, и не имея что дать одной бедной вдове для выкупа сына ее из рабства у вандальского князя, самого себя вручил ей отвести в рабство взамен ее сына, и, освободив его из неволи, сам долгое время отправлял за него все низкие работы (Чет.-Мин. 23 января).

Вот до какой степени совершенства любви возводит нищета с самоотвержением!

Добровольная нищета, избавляя подвижника от бесчисленных забот и развлечений, умиротворяет тем дух; умиротворение же духа приводит в правильное расположение и согласное настроение все силы души; "мысли же собранные и ничем не развлекаемые доставляют неизреченное спокойствие, мир и радость", - говорит св. Исаак Сириянин (Слов. об удалении от мира. Христ. Чт. 1825 г. ч. 18).

Добровольная нищета, отрешая душу от привязанности к земным вещам, освобождает подвижника от печали и боязни, какой часто подвергается живущий в мире, опасаясь потерять имение или честь, и при таковой боязни не может иметь в себе постоянного спокойствия духа. "Как волны в море никогда не утихают, так гнев и печаль от сребролюбца никогда не отступят", - говорит св. Лествичник (Степ. 17. с. 85. св. Феодор еп. Едесск. гл. 38. ч. 4. Доброт.).

Напротив нестяжательность, по словам св. Златоуста, близь небес поставляет, избавляя нас не только от страха, печали и бедствий, но и других опасностей (Кн. о девстве, гл. 80).

"Подвижники, - говорит св. Златоуст, - не боятся и разбойнических нападений, потому что не имеют ничего такого, чего бы могли лишиться; имения у них нет; есть только тело и душа. Если же и их отнимут, то и это для них не потеря, напротив - приобретение. Ибо для них, - как и Апостол говорит о себе, - еже жити - Христос, и еже умрети - приобретение (Флп. 1, 21). Они и смерть не почитают смертью" (Нрав. 14 на 1 Тим.). О св. Иларионе Великом рассказывают: однажды разбойники искали его жилища, надеясь найти у него что-нибудь из имения. Когда же нашли и увидели, что нет ничего, спросили св. Илариона: если бы напали на тебя разбойники, что стал бы ты делать? Св. Иларион сказал: "Нагой разбоя не боится". - "А убить тебя могут", - говорили разбойники. Св. Иларион отвечал: "Я всегда готов умереть; потому и не боюсь разбойников". Разбойники удивились такой нестяжательности и неустрашимости и ушли от него, дав обещание исправиться в жизни. Говорят, что св. Иларион радовался духом, когда видел себя совершенно нищим, не имеющим ничего из суетных вещей (Чет.-Мин. 21 октября). Нищета способствует также к утверждению духа в уповании на Бога.