Доклад игумении Евпраксии (Инбер), настоятельницы Свято-Вознесенского монастыря г. Орша Тверской епархии на XXX Международных образовательных чтениях «К 350-летию со дня рождения Петра I:  секулярный мир и религиозность», направление «Древние монашеские традиции в условиях современности (23–25 мая 2022 года) 

Ваше Высокопреосвященство, досточтимые отцы игумены и матушки игумении!

Тема нашего сегодняшнего доклада – «Нестяжание и хранение общежительного устава в монастыре».

Практически все монастыри, удивительным образом за столь малое время в огромном количестве появившиеся и возрожденные на Русской земле, устраивают свою жизнь по общежительному уставу. Этот устав существует в монашестве издревле; еще в III или начале IV века Ангел дал его преподобному Пахомию. Общежительный устав, предполагающий общую трапезу, общую рухольную, освобождает монаха от земных попечений, предоставляя ему огромный временной пласт для молитвенного служения. Некоторые отцы пророчествовали, что как в I–II веках процветала Иисусова молитва, так и в последние времена она будет процветать. Это самое главное делание, главный наш труд, наша невидимая брань с силами духов злобы поднебесных (Еф. 6:12). Ради того чтобы монах мог максимально посвящать себя этому деланию, и существует общежительный устав.

Но мы не будем сейчас слишком детально говорить о хранении общежительного устава в монастыре – в 2014 году в Екатеринбурге игумения Викторина (Перминова) прочитала обстоятельный доклад на эту тему. Мы сосредоточим наше внимание на монашеском обете нестяжания.

В чем же состоит исполнение этого обета?

«Нестяжание есть отложение земных попечений,беззаботность о жизни, <…> оно чуждо печали», – так начинает преподобный Иоанн Лествичник Слово 17 «О нестяжании». В общежительном монастыре монах с особенным удобством может исполнять эти слова. В таком монастыре всем жизнеобеспечением занимается настоятель и помощники из старшей братии, поставленные на это послушание. И простые монахи могут с полной свободой, по заповеди святых отцов, «не иметь никакой заботы о завтрашнем дне», как говорит преподобный Иоанн Кассиан Римлянин.

Под нестяжанием понимается также и внешняя простота жизни, отсутствие излишеств.

Понятно, что в нашем климате монаху, если он еще не святой, не обойтись двумя левитонами и одной парой сандалий; нужны теплая одежда, теплая келья, теплый храм… Но в любом случае необходимо стремление к простоте, отречение от излишнего комфорта.  

Для новых сестер очень ценен опыт тех, кто возрождал обитель, кто пришел сюда, можно сказать, в пустыню, и этот путь прошли почти все нынешние русские монастыри. Мы все тогда жили, как птицы небесные, чем Бог пошлет. Колодец в конце деревни, разрушенный холодный храм, ни дороги, ни машины, ни телефона, ни теплого жилья, но какое прекрасное было время, и была молодость, и живая вера, и был жив наш старец, и с ним можно было ничего не бояться… 

У нашего старца, насельника Троице-Сергиевой лавры архимандрита Наума (Байбородина) нестяжание было естественным образом жизни, он никогда не имел ничего особенного, красивого, изысканного – простая мебель, может быть, и б/у, простые стулья, табуретки, старое кресло, тесная келья, вся заваленная книгами, – единственное имущество…

Как-то мы сшили ему рясу, и я потом случайно узнала, что у нее рукава оказались разной длины. А он ничего не сказал мне. Так и носил ее смиренно, с такими рукавами, никому не позволил ее перешить…

Однажды он мне вдруг сказал: «Смотри, чтобы у тебя не было никакой роскоши». Вот только насчет книг святых отцов, на которые – тогда еще ксероксы – я еще до монастыря тратила почти всю зарплату, он мне ответил: «А это твое имущество».

Нестяжательность – это и хранение совести по отношению к вещам, с благодарностью Богу и людям за то, что у нас есть. Всё, что у нас есть, посылает Господь через людей… («Дар, остающийся без благодарения, остается без приумножения», пишет преподобный Исаак Сирин…) А может и отняться, если не благодарить… Этот святоотеческий опыт становился опытом нашей жизни…

При этом важно понимать, какова цель обета нестяжания, для чего мы его даем, для чего отрекаемся от излишних вещей. «Все искусства и науки имеют какую-нибудь цель, т. е. назначение и свой конец, – говорит преподобный Иоанн Кассиан Римлянин в Собеседованиях Египетских отцов, гл. 3. – А вы, презревшие отечество, род свой, весь мир, <…> скажите мне, какая ваша цель? И какой конец имея ввиду, вы сие сделали? <…> Конец нашего обета… есть Царство Божие, а назначение наше, т. е. цель, – чистота сердца, без которой невозможно достигнуть оного конца. Итак, к этой цели да будет всегда устремлен ум наш. <…> Что может вести нас к этой цели, т. е. чистоте сердца, тому всею силою и надобно последовать, а что отвлекает от нее, того надобно избегать, как вредного и гибельного. Ибо для этой цели мы всё переносим и делаем. Для нее всёоставляем… именно чтобы приобрести постоянную чистоту сердца». В Добротолюбии далее: «если же забудем сию цель <…>, то <…> не только все наши труды останутся <…> напрасными, без всякой пользы, но и все помышления будут различные и друг другу противные», т. е. и претыкаться будем на пути монашеского делания, да и в помышлениях запутаемся… 

О цели, ради которой дается обет нестяжания, говорит также преподобный Исаак Сирин в Слове 1: «Преуспеяние в нестяжательности доставляет тебе досуг преуспевать в изучении словес Божиих. Пособие же того и другого (то есть нестяжание и изучение Божиих словес) содействует к скорому возведению целого здания добродетелей». Но у него же в Слове 34 читаем: «Пока не смирится человек, не получает награды за свое делание. <…> Воздаяние бывает <…>не добродетели и не труду ради нее, но рождающемуся от них смирению». 

Именно об этом говорил нам постоянно и наш старец архимандрит Наум: «Вся наша жизнь – борьба за смирение».

Итак, вот те цели, ради которых дается обет нестяжания. Это чистота сердца и смирение. 

А вот каковы обетования Господни для делателей нестяжания: «Нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более домов, и братьев, и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной». (Мк. 10:29–30), эти же слова Господни подтверждают и другие Евангелисты (Мф. 19:29; Лк. 18:29).

Господь принимает жертву – монашескую нестяжательность – как вольную жертву Авраамову, но не только Исаака, а все, что принесено в жертву, возвращает сторицей (однако, обратим внимание: уапостола Марка – возвращает всё, кроме жены…)

Вот и попробуем применить эти евангельские слова к нашему монашескому киновийному жительству. Возможно, что и об общежительной жизни нам говорит Господь устами основателя монашества, апостола Марка: презревшие отечество, род свой, весь мир обретают в общежительном женском монастыре сестер, а в монастыре мужском – братьев; и матерей и отцов – матушек и батюшек, и эти дома и земли – и храмы, и кельи, и поля и огороды вместо всего, оставленного ради Господа. Это все здесь, на этом свете, а уже если Бог даст, то когда-нибудь увидим и свои Небесные обители, и, может быть, все 40 Небесных обителей нашего старца, которые он здесь вымаливал, если окажемся там рядом с ним, если здесь сумеем, как он, отречься от всего земного ради Небесного. Увидим свои Небесные обители такими, какими их хотел создать Господь. Здесь, на земле наши труды, как правило, за редким исключением, к сожалению, отличаются не в лучшую сторону от того, что было нами задумано. Так ведь и мы сами, искаженные страстями, мало похожи на тех, кого хотел бы видеть Господь по Своему замыслу о каждом из нас. И вся наша жизнь – эта постоянная борьба за смирение – может быть, кого-то из нас и приблизит к воплощению небесного замысла о нас, но таких людей единицы, о них Жития святых. Нам хотя бы встать на этот путь, но встать намертво, со всей решимостью, которой и во времена преподобного Серафима не хватало людям, чтобы стать святыми. Тогда этот путь к святости продлится для нас и в Небесном Отечестве, где уже в радости бесконечно продолжается начатая на земле тяжелая духовная работа.

Нестяжание – это неотъемлемая часть духовной жизни; без него невозможно стать подлинным монахом. 

Как страсти человеческие связаны между собой, так связаны и противоположные им добродетели, коими и являются монашеские обеты.

Все три монашеских обета неразделимы, каждый из них содержится в двух других, следствием нарушения одного обета становится разорение и двух других.

Приведем самый, к сожалению, распространенный на сегодняшний день пример: через зависимость от интернета инок нарушает обет нестяжания, если нет конкретно у него благословения пользоваться смартфоном иликомпьютером «на общую потребу»;

обет послушания, т. к. не имеет благословения на такие вещи;

обет целомудрия, что неизбежно для человека, листающего страницы интернета.

И если не происходит исцеление покаянием, остается монахом только по форме одежды.

Нестяжание – это не только отказ от личного имущества, а глубокое внутреннее устроение: Блажени нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное.

Это отказ от стяжательства не только имений и вещей, но и страстей, и помыслов, и мечтаний – от ветхого внутреннего человека. 

В одном из ответов на вопросы (вопрос 6) данном святыми старцами Варсонофием и Иоанном Пророком авве Дорофею, мы читаем: «Брат! Есть нищие, которых ублажает Господь, потому что они отвергли все свое имение, т. е. все свои страсти, и обнажились от них ради имени Его; такие поистине нищи, и им принадлежит блаженство. <…> Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мф. 16:24). Отвергнуться же себя и взять крест свой значит отсекать свою волю во всем и почитать себя за ничто». 

Отсекать свою волю во всем – отвергая свои страсти – разве не о монашеском обете послушания здесь говорится во взаимосвязи с обетом нестяжания? 

Теперь рассмотрим, что означает обет нестяжания сквозь призму целеполагания монашеской жизни – стяжания благодати Духа Святого и восхождения в обожение.

Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее (Мф. 13:45–46).

Так и монах, который понимает, для чего он пришел в монастырь, – ищет эту великую жемчужину благодати Божией…

Вот почему аскеты жили в пещерах, вот почему преподобный Нектарий Оптинский на несколько лет заклеил окна своей каморки синей сахарной бумагой, чтобы ничто земное не отвлекало его внутреннее зрение от созерцания вещей небесных. Но пройдут годы, и тогда старец Нектарий выйдет на служение людям, и ему, уже утвердившемуся в непадательном состоянии, теперь придется просматривать мирские книги, для того чтобы разговаривать с интеллигенцией, воцерковлять тех, кого к нему присылал Господь. И когда большевики вломятся в его келью, они увидят там детские игрушки – машинки, самолетики, образы достижений мирской науки и техники, которые и были для него детскими игрушками…

Старец Варсонофий Оптинский, для которого, когда он жил в миру, самым большим утешением была классическая музыка, отказался от музыки земной ради музыки небесной, а о поэзии сказал: «Все стихи мира не стоят одной строчки Псалтири», – т. е. самым великим поэтом был пророк Давид, точнее сказать – Дух Святой, который глаголал через него, как через прекрасный инструмент. «И в Духа Святаго, <…> глаголавшего пророки…»

Отказ от всего, что стоит на пути стяжания благодати,– это и есть нестяжание, т. е. отречение от всего, что накоплено в пространстве душевной жизни, если это препятствует обретению полноты жизни духовной.

Всё, что стяжали до монастыря, всё принести и бросить к ногам Христа…

Архимандрит Рафаил (Карелин), в своей статье, которая так и называется «Блажени нищии духом», пишет: «Нищий духом – <…> отказывается не только от мира, но и от образов мира в своей душе, от помыслов, колеблющих его ум.

<…> Нищий духом должен отказаться от всего, что возбуждает в душе страсти и явно влечет ко греху, но и от всего того, что не от Бога: от мирского искусства и литературы, от пустых бесед, <…> от всякой ненужной информации. Даже в чтении духовных книг он должен ограничить себя, чтобы не отнять времени и сил у лучшего – у молитвы <…>. 

Быть нищим духом – значит иметь свое сердце свободным для Бога. <…> – значит отречься от всего ради Одного, и в этом Одном получить всё. Но если для внешней, телесной нищеты достаточно однажды раздать свое имущество, то для нищеты духовной необходима постоянная внутренняя борьба со страстными образами мира сего». 

Мы же добавим, что и откровение помыслов – этих зародышей страстей – это тоже форма нестяжания, и одновременно борьба за целомудрие, это тяжелый и часто скорбный труд отказа от своих душевных сокровищ, от своего так называемого здравого смысла: Блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень (Пс. 136:9).

Именно в первые годы прихода в обитель особенно важно монаху отсекать свои привязанности, не слушать мирской музыки – эти песни и так еще годами будут звучать в голове, как звучали они в голове преподобной Марии Египетской 17 лет в пустыне, пока не затихли вместе со всеми воспоминаниями. И не послышалась музыка Небесная, и душа ее стала восходить в созерцание… Сколько лет она навыкала греху – столько лет и очищалась от греховных навыков и воспоминаний душа – это закон духовной жизни… Ну да, у нее были идеальные условия для абсолютного нестяжания… Никто из нас таких условий не понесет. 

Думается, даже излишнее настойчивое попечение о своем драгоценном здоровье, сокрушенное печалование о том, что «все здоровье оставлено в монастыре», тоже является нарушением обета нестяжания.​

Наш старец, архимандрит Наум, особенно в последние годы своей жизни постоянно говорил нам о чистоте ума, о том, что весь подвиг монаха состоит в хранении ума от помыслов, что невозможно без непрестанной Иисусовой молитвы эту чистоту стяжать.

«Ищите не состояния, а покаяния», – часто повторял нам наш старец, предостерегая новоначальных от ожидания благодатных состояний, видений и откровений, т. е. от впадения в прелесть. Вот почему неполезно новоначальным, часто ревностным не по разуму, жить в отдельных кельях – хорошо, что такой возможности почти никогда и не бывает поначалу в наших монастырях.

Мы приходим в монастырь уже нагруженные знаниями и впечатлениями, образами мирского искусства, похотью плоти, похотью очей и гордостью житейской… В монашестве и предстоит человеку стряхнуть это все, отбросить как ненужный, отработанный материал, чтобы не вливать вина нового в мехи ветхие. 

И в заключение вновь приведем слова архимандрита Рафаила из его, на наш взгляд, учебной статьи для современных юных монахов «Что такое монашество»: «Апостол Петр говорит Христу: «Вот мы оставили всёи последовали за Тобою» (Мф. 19:27). Экзегеты видят в этих словах самую высокую степень отречения от мира, большую, чем готовность жертвовать собой. Оставить всё – значит оставить свои помыслы, отвергнуть свои суждения, отказаться от своих чувств и желаний, очистить свой ум не только от греховного, но и от всего преходящего. Отвергнуть всё – это больше, чем жить и трудиться ради Христа. Это жить одним Христом. <…> Монашество неразрывно связано с учением о Фаворском свете как вечной Божественной силе, которая животворит и освящает весь мир. Господь назвал благодать живой водой и сказал, что испившие ее сами становятся источником для жаждущего мира (см. Ин. 4:10, 14; 7:37–39). Поэтому сердца молитвенников обращаются в те уста, которыми земля пьет небесную благодать».

Закончим наши размышления о монашеском нестяжании таким выводом – единственное, на стяжание чего мы имеем право, что мы просто обязаны стяжевать – благодать Духа Святого. 

Стяжание благодати Святого Духа – это и есть цель и задача исполнения нами монашеского обета нестяжания.