Дорогие сестры, я хочу поздравить вас с праздником. С каким? Сейчас мы проживаем такое время, когда каждый день можно назвать праздником. То есть мы проживаем время Великого поста. Вспомним, когда мы читаем слова святых отцов о Великом посте или слышим посвящённые ему песнопения, то кажется, что речь идет о каком-то большом торжестве, о празднике, подобном Пасхе или Рождеству!
Святые отцы поют гимны Великому посту, называют его «жительством ангелов», «матерью целомудрия», «наслаждением воздержания», «даром древним, неветшающим, цветущим во всей красоте» и другими прекрасными именами. И действительно, Великий пост – это сорок дней духовного торжества, удивительное и богатое время.
Но что в нем самое главное? Наверно, то, что Великий пост – это время особой памяти о Боге. В эти дни Бог предстоит нашим духовным очам постоянно. И мы можем особенно почувствовать, что нам нужен только Он. Всё прочее мы можем иметь, а можем и не иметь. Земной успех, комфорт, уважение от людей, преуспеяние в трудах, возможность развивать свои природные дарования – от того, имеем мы это или нет, не зависит наше счастье. Но если мы не имеем Бога, живого общения с Ним, радости от Его любви – то мы не имеем ничего. И потому самое главное дело в нашей жизни – умилостивлять Бога, угождать Ему, искать Его во всякое время и на всяком месте.
Один современный игумен рассказывает такую поучительную историю, бывшую в наши дни:
«Однажды я служил всенощную в нашем храме в Ильинском скиту. Когда я вышел на каждение, я увидел благообразного старого монаха, одетого очень просто, но аккуратно. Все, кто были в храме, подходили и брали у него благословение. Во время канона он зашел в алтарь и попросил выслушать его исповедь. Я согласился. И когда он начал исповедоваться, выяснилось, что он епископ, давно оставивший свое архиерейское служение и принявший постриг в великую схиму на Святой Горе. Мне захотелось еще с ним поговорить, и на следующий день я попросил его подробнее рассказать о себе. Епископ ответил:
— У меня жизнь такая же, как у всех остальных. Я грешник, продолжаю грешить и пытаюсь остановиться.
Тогда я его спросил:
— Как получилось, что вы, епископ, оказались на Афоне?
И он рассказал о себе следующее.
— Я учился на богословском факультете в Афинах и был лучшим студентом на курсе. Во время выпускных церемоний меня пригласил на служение к себе Александрийский Патриарх. Довольно скоро я стал епископом, служил в этом сане много лет, часто разъезжал по миру, читал лекции в университетах, говорил речи… Однажды на меня обратил внимание Вселенский Патриарх, и я был переведён к нему. Но вскоре после этого у меня случился сердечный приступ, и меня увезли в реанимацию. В больнице, находясь между жизнью и смертью, я взмолился: “Матерь Божия, если Ты меня сейчас спасёшь, я Тебе обещаю, что поеду на Святую Гору Афон и всю оставшуюся жизнь посвящу покаянию”. Матерь Божия меня спасла, но сразу поехать на Святую Гору мне не удалось. Патриарх меня не отпускал. Наконец через три года, когда я надоел ему своими прошениями, он меня отпустил, и я поехал.
О монашестве я не знал ничего. Я был толстым епископом с мягкими, нежными руками. Я носил красивые итальянские ботинки на тонкой подошве и шелковую рясу. И в таком виде в один прекрасный день я ступил на землю Афона.
Я не знал, куда мне идти, и спросил совета у первых встречных монахов. Они отправили меня к старцу, жившему в Карулях, на высокой горе. Я пошел. Пока я взбирался на гору, я весь вспотел, камни прокалывали мои итальянские ботинки, и я так устал, что думал, умру по дороге. И вот наконец я дошел. Перед маленькой кельей стояла очередь из нескольких монахов. Я хотел было пробраться вперед, но меня одёрнули и заставили стать позади всех. А я был епископом и в очереди ждать не привык. Я разозлился, но решил стоять и ждать. Однако в этот вечер старец меня не принял. Не принял и на следующий день. Весь день я провел под деревом, пытался молиться, но всё, о чем я мог думать, — это то, как я обозлён на старца. Я был епископом и привык к почестям, привык считать себя важной фигурой, и мне трудно было вынести это маленькое невнимание к себе. Наконец старец меня принял.
— Что тебе надо? – спросил он.
— Я хочу быть монахом, — ответил я и рассказал ему, как я обещал Божией Матери стать монахом. Старец спросил:
— Чем ты занимался до того, как сюда пришел?
— Я епископ.
Старец схватился за голову:
— Боже мой! Вот так посетитель! Уходи отсюда.
Я взмолился:
— Я тебя прошу, помоги мне стать монахом.
Он мне говорит:
— Я тебе разрешу остаться в келье, но только с одним условием.
— Я попытаюсь.
— Нет. Ты должен сказать: “Я это сделаю, старец”, потому что если ты говоришь “я попытаюсь”, ты уже сдался.
— Я это сделаю, старец.
— Хорошо. Тогда вот что. Я тебе не разрешаю разговаривать ни с кем, ни со мной, ни с теми, кто ко мне приходит. Ни с кем! Только тогда, когда я тебя попрошу что-нибудь сказать, тогда ты можешь говорить.
И он дал мне послушание заниматься всеми домашними делами. К старцу всегда приходили гости. Я готовил чай, мыл посуду и слушал. И всегда мне хотелось что-нибудь сказать, когда старец разговаривал с гостями. Какой-то монах приходил, рассказывал о чем-то: “Вот Григорий Палама сказал…” — но я-то точно знал, что это вовсе не Палама сказал! Я ему хотел сказать: “Что это ты такое говоришь?! Это не Палама сказал, это сказал другой святой”. Внутри меня всё кипело, и это продолжалось годами. Через какое-то время я успокоился, уже ничего не слышал, просто мыл посуду, творил свою молитву, подавал чай. Как-то утром я пришел к старцу начать свой обычный день, свое послушание, а старец мне говорит:
— А вот теперь можешь говорить.
Я подумал и ответил:
— Мне нечего сказать.
Старец мне говорит:
— Родной мой, когда ты сюда пришел, тебе уже тогда нечего было сказать, но ты этого не знал. Когда ты покидал мир, ты думал, что весь мир в тебе нуждался. А сейчас посмотри, нуждается ли он в тебе по-прежнему? Да и раньше-то он в тебе не нуждался. Единственное, что нам нужно в жизни, это Бог».
Вот такая история. Казалось бы, этот епископ лишился всего. Он перечеркнул всё, чего достиг в миру: карьеру в Церкви, свою образованность, земной комфорт. Всё это он выбросил из своей жизни, как будто этого никогда не было. Но зато он приобрел единственное, что нужно человеку, – приобрел Бога.
И все мы в монастыре имеем единственную цель – приобрести Бога. Отношения с Ним должны быть для нас мерилом всего. Где бы мы ни были и что бы мы ни делали – находимся ли мы в храме, исполняем ли послушание, общаемся ли с ближними – везде мы в первую очередь ищем того, чтобы угодить Богу. И я желаю, чтобы особенную ревность к этому мы проявляли сейчас – когда идет Великий пост. В эти святые дни будем искать при всяком повседневном деле: как мы можем этим делом угодить Богу? Что нам прибавить к этому делу, чтобы показать Господу свою любовь?
Есть много способов выразить любовь к Богу. Но мне хотелось бы сказать о главном – о подвиге, который всегда угоден Богу, которому Господь в особенности радуется. Это, конечно, молитва. Когда человек в любое время и при любом деле старается сохранять молитву – это с особенной очевидностью свидетельствует о том, что он всем сердцем возлюбил Бога.
Если сравнить монашескую жизнь с древом, то молитва – это и корень, и ствол, и сладкий плод. В особенности это, конечно, относится к молитве на правиле. Всё самое главное в нашей жизни происходит во время правила! И чем более усердно мы его совершаем, тем более полна наша жизнь. И есть такая закономерность: если в течение дня мы не чувствуем радости, нас всё огорчает, мы не имеем мира, то скорее всего это означает, что мы вяло молились на своем правиле.
Преподобный Силуан Афонский говорил, что одна из причин, почему человек теряет душевный мир, – это именно вялая молитва.«Если будем вяло молиться, за это теряется мир», – так он пишет. И потому никогда не будем совершать наше правило обыденно, по привычке, но всегда с полной отдачей, с горячей ревностью. В этом опора нашей души, основание нашего мирного устроения.
Но, конечно, правило – это еще не вся наша жизнь. Им наша молитвенная жизнь, наше общение с Богом не ограничивается. С молитвой мы соединяем всякое свое дело, с молитвой принимаем любое жизненное обстоятельство. И из всего, что происходит с нами, мы извлекаем пользу для своей молитвы, для преуспеяния в ней.
Старец Софроний (Сахаров) говорит:
«Какова бы ни была воля Божия о каждом человеке, когда идет речь о том или ином образе подвига, или месте или форме служения, во всех случаях остается обязательным искание чистой молитвы».
Во всех случаях – и при суетных послушаниях, и при каких-либо особенностях нашего характера, например, при склонности к рассеянности, и при болезнях, при вынужденных попечениях, при искушениях – в любом случае для нас остается обязательным искание непрестанной, чистой молитвы.
Что же необходимо нам для того, чтобы всегда хранить молитву? Нам иногда кажется, что для этого нужны прежде всего уединение, тишина, определенный режим дня, который никогда не сбивается. Конечно, всё это в какой-то мере полезно для молитвы, однако это не является главным. Внешние условия – это еще далеко не всё. Человек, который ждет идеальных внешних условий для молитвы и только при них готов усердно молиться, никогда в молитве не преуспеет. Старец Паисий Святогорец так рассуждает об этом:
«Задача в том, чтобы человек из всего извлекал пользу для духовной борьбы. Нужно постараться стяжать внутреннее безмолвие. Если же человек не старается его приобрести, то он не успокоится, даже оказавшись во внешне безмолвной обстановке. Попав в нее, он будет хватать палку и днём разгонять кузнечиков, а ночью — шакалов, чтобы те его не беспокоили».
И дальше старец Паисий рассказывает такую историю:
«В одном скиту жили два стареньких монаха. Они купили себе ослика с колокольчиком на шее. А один молодой монах, живший неподалеку от них, имел стремление к безмолвной жизни. Он раздражался от звона колокольчика, говорил, что монахам в скиту запрещено держать ослов, и в доказательство приводил все канонические правила, какие только мог отыскать! Остальные скитские монахи говорили, что колокольчик им не мешает. “Послушай-ка, — сказал я молодому исихасту, — ведь эти старенькие монахи не докучают нам с тобой разными просьбами, а с помощью ослика обслуживают себя сами. Нам этого мало? А представляешь, если бы у ослика не было колокольчика, и он потерялся? Ведь идти его разыскивать пришлось бы тогда нам! И мы еще жалуемся?” Не имея добрых помыслов, не извлекая из всего духовную пользу, мы не преуспеем, даже живя рядом со святыми. Беспокойный человек даже в пустыню перенесет своё беспокойное “я”».
Итак, самые лучшие внешние условия ничего не дадут нам, если мы не постараемся приобрести главное, что нужно для молитвы.
Что же для нее нужно?
В первую очередь и более всего нам необходимо упование на Бога. Можно сказать, что упование на Бога – это душа молитвы, ее движущая сила. И молится лучше всего не тот человек, который имеет самые лучшие внешние условия, а именно тот, кто имеет упование на Бога, то есть ни в каком деле не надеется на себя, всегда обращается к Богу за помощью. Такой человек из любых обстоятельств извлекает духовную пользу и везде учится молитве. Он учится ей, например, тогда, когда попадает в какую-либо затруднительную ситуацию и искренне просит у Бога помощи. Или когда просто начинает какое-либо дело и от всей души испрашивает у Бога благословения. Или когда старается с помощью молитвы не терять мира из-за того, что у него что-то не получается. Всем этим стяжевается надежда на Господа, а вместе с нею и подлинная молитва.
Хочу прочитать вам одну мудрую притчу святителя Николая Сербского:
«У одного человека было две вишни: одна разумная, а другая неразумная. Когда бы он ни выходил из дома, они звали его и о чем-то просили. Неразумная вишня всякий раз просила разное: то “окопай меня”, то “побели меня”, то “напои меня”, то “заслони меня от жаркого солнца”, то “дай мне больше света”. А разумная вишня всегда повторяла одну и ту же просьбу: “Господин мой, помоги мне принести добрый урожай!”
Хозяин был одинаково милостив к обеим, внимательно выслушивал их просьбы и выполнял все их желания. Неразумной вишне он давал всё, что она требовала, а разумной – только то, что считал нужным, имея конечной целью прекрасный преобильный урожай.
И что же потом случилось? Неразумная вишня сильно разрослась, ствол и ветви блестели, словно маслом намазанные, а обильная листва была тёмно-зеленой, раскидистой, как густой шатёр. В отличие от нее разумная вишня своим внешним видом ничьего внимания не привлекала.
Когда же пришло время урожая, неразумная вишня уродила мелкие и горькие плоды, которые из-за густой листвы никак не могли дозреть, а разумная принесла много-премного очень вкусных ягод. Неразумная вишня стала роптать на хозяина, а он рассердился и ответил:
- Разве я в этом виноват? Не я ли целый год исполнял все твои желания? Если бы и ты думала только об урожае, я бы и тебе помог принести такие же обильные плоды, как у нее. Но ты притворялась, что ты умнее меня, который тебя посадил, вот поэтому-то ты и осталась бесплодна.
Горько раскаивалась неразумная вишня и обещала хозяину, что в следующем году она будет думать только об урожае, а обо всём остальном предоставит заботиться ему самому. И на следующий год обе вишни принесли одинаково хороший урожай, и радость их, как и хозяина, была велика».
Вся наша жизнь – в руках Божиих. Помня об этом, уповая на Него и принимая с миром всё происходящее, мы обязательно будем преуспевать в молитве.
Итак, главное условие для молитвы – это упование на Бога. Есть еще одна добродетель, которая также особенно помогает нам в молитве. Каждая из нас может ответить на вопрос: как возможно даже среди многих трудов и забот сохранить внимательную молитву? Это азы духовной жизни. Конечно, хранить молитву возможно тогда, когда мы при исполнении возложенного на нас послушания постоянно отсекаем свою волю. Отсечение своей воли – это второе важнейшее условие для молитвы.
Преподобный Силуан Афонский говорит:
«Всякий человек, если отсекает свою волю пред Богом и людьми, всегда будет мирен в душе, а кто любит творить волю свою, тот никогда не будет мирен».
Отсечение своей воли приносит сердцу мир, а в мирном сердце молитва живет, как в своем родном доме. У старца Силуана есть еще такие слова:
«Кто послушлив и во всем воздержен: в пище, в слове, в движениях, тому Сам Господь даёт молитву, и она легко совершается в сердце».
Отсекая свою волю, мы устраняем главную причину, которая мешает нам молиться. Афонский старец Харалампий говорил своим ученикам:
«Своевольник и молитва – это то же самое, что день и ночь. Потому что своя воля означает эгоизм».
А другой старец поучал так:
«Самое опасное в монашестве — это “я” и “своя воля”. Если они есть у монаха, пусть молитвы он и не ждет».
Никакие труды, никакая суета, никакие искушения не мешают человеку в молитве так, как его собственная воля, его эгоизм, его страсти.
И, наоборот, ничто так не помогает молитве, как отвержение своего эгоизма. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорил, что подчиненность другому человеку – это самый лучший помощник в молитве, самое лучшее средство приобрести внимание. И никто так не научит человека молитве, как его строгий и благоразумный начальник. Как рассуждает один афонский подвижник, «работа не затрудняет молитву, наоборот — она средство для молитвы. Поскольку ум человека не может оставаться праздным, переход мысли от молитвы к работе и обратно не оставляет места для греха».
Ревностное исполнение послушания не оставляет места для греха, для действия эгоизма и страстей. И потому, когда мы по первому же слову исполняем то, о чем нас просят; когда мы ради послушания готовы исполнять и то, что нам не нравится, и то, что мы не очень хорошо умеем делать, и то, что нам кажется бессмысленным; когда мы и во время утомления стараемся трудиться с огоньком, с ревностью – в эти моменты мы возделываем свою молитву. Как говорит матушка Евфимия, «исполняя благодатное служение, монах приносит жертву и приносится в жертву, и так выходит из темницы собственного эгоизма». И не может быть, чтобы у такого монаха не было молитвы!
И я хочу прочитать вам две истории из святогорского предания о том, как исполнение послушания помогало монахам в молитве. Это очень простые и трогательные истории. Вот первая история, о святогорском монахе Иакове:
«Отец Иаков пришел в монастырь святого Давида Эвбейского с искренним желанием послужить Богу и ближним. Настоятель монастыря, искушая подвижника, часто в мелочах испытывал его. Однажды он, дав ему послушание келаря, смешал в большом сосуде горох, чечевицу и фасоль и заставил его сортировать их снова по отдельным горшкам, а едва отец Иаков закончил эту трудную и кропотливую работу, игумен, притворившись рассерженным, вновь сбросил всё в один сосуд. Братья спрашивали отца Иакова, не обижается ли он на игумена, не сердится ли на него. Но отец Иаков каждый раз отвечал: “Братья, как хорошо, что наш благословенный старец не даёт мне творить свою волю! Какую благодать и радость я чувствую в своей душе, когда он заставляет меня подчиняться своим распоряжениям! О, если бы никогда, никогда не искать нам своего — каким бы счастливым стал каждый человек!”»
И, конечно, каждая из нас знает эту благодать и радость, которая посещает сердце, когда мы понуждаем себя подчиняться другому человеку, подчиняться не формально, а искренне, с усердием. Причем не важно, подчиняемся ли мы сестре, которая старше и опытнее нас или нам приходится отсекать свою волю перед младшей и менее опытной сестрой. Не так важно и то, умеет ли эта сестра руководить с деликатностью и благоразумием или нет. В любом случае подчинение приносит нам благодать и помогает нашей молитве. Прочитаем и вторую историю, которую рассказывает один святогорский монах:
«Однажды в канун Введения во храм Пресвятой Богородицы игумен дал благословение мне и отцу Геронтию приготовить всё необходимое для праздничного обеда. Старшим над нами он назначил отца Анфима, пожилого монаха с не совсем простым характером. От него только и слышалось каждую минуту:
— Эй, вы, молодежь! Быстрее! Да вы рыбу чистить не умеете! Вы вообще знаете, с какой стороны у нее хвост? Делай не так! Делай этак! Ставь не туда! Сюда неси! Я кому сказал!
Старец Анфим совсем не давал нам покоя своими бесконечными указаниями. Я удивлялся, видя, что отец Геронтий беспрекословно чистит рыбу, моет овощи, дважды переделывает одну и ту же работу, если она не нравится старцу Анфиму, а лицо его остаётся совершенно безмятежным. В это время я обратил внимание, что отец Геронтий что-то беззвучно шепчет губами, и, прислушавшись, с трудом разобрал слова “…Христе, помилуй мя”. Я понял, что он читает молитву, и, пересилив себя, тоже с напряжением и усилием начал обращать ум к Богу, внутренне молясь: “Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Помоги мне! Дай мне творить волю не мою, но волю брата моего”.
И в тот момент, когда душа моя была недалека от ропота, а ум готов был лопнуть от напряжения, внутрь меня вошло некое тепло. Мир и радость окутали меня, словно некой волной, омыв и очистив мою душу. И из глубины сердца я возблагодарил Бога за то, что Он не оставил меня погибнуть в пучине своеволия. С благодатной помощью мы закончили работу и отправились в свои кельи. Для меня, несомненно, это был великий урок того, что “Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбех, обретших ны зело”».
Будем и мы, когда нам бывает трудно оказывать послушание, всегда благодарить Бога за эту возможность отсечь свою волю. Потому что это самый короткий путь к внимательной молитве. Афонский старец Харалампий, ученик старца Иосифа Исихаста, рассказывал о себе, что уже в первые годы своего монашества он имел большую благодать в молитве именно за свое послушание. Старец Иосиф говорил ему:
«О, блаженное послушание, послушание и еще раз послушание! Тебе безусловно принадлежат все скипетры. Дитя мое, мы со Старцем Арсением пролили многие реки крови для того, чтобы вкусить эти небесные блага. Ты же одним только усердным деланием послушания сподобился благодати. Иного пути, более легкого и прямого, не существует».
Будем оказывать послушание с радостью, тогда и молитва будет приносить нам утешение. Из этого, в основном, и состоит монашеская жизнь: послушание, благословенные труды и молитва – и если чего-то одного не будет, то наша жизнь будет не полной. Старец Ефрем Катунакский как-то раз спросил одного общежительного монаха, который к нему пришел:
— Ну, как вы подвизаетесь в монастыре?
Монах ответил:
— Да как подвизаемся, старче, всё бегаем из-за послушаний и не успеваем и правило-то толком выполнить.
И тогда старец Ефрем сказал:
— Не скорби из-за этого. Это-то и нужно монаху. Он и не должен успевать молиться сколько хочет, — так надо, чтобы когда приходило время правила, он бежал на молитву, как жаждущий олень бежит к источнику воды. Пусть монах молится, молится и не насыщается Господом.
Пусть и нам послушание помогает хранить в своей душе жажду Бога и всегда ненасытно стремиться к Нему.
А что еще может помочь нам иметь усердие к молитве в течение всего дня? Для этого очень важна вера в силу молитвы. Важно сознавать, как ценна каждая молитва, которую мы произносим, и верить, что каждое слово молитвы привлекает благодать Божию. Нам иногда представляется, что в сравнении с молитвой, совершаемой в храме или в келье, молитва в течение дня менее ценна, потому что она бывает лишена внимания и умиления из-за многочисленных забот и попечений. Но давайте никогда не будем слушать эти помыслы, которые уничижают нашу молитву. Будем твёрдо знать, что молитву, творимую в течение дня, слышит Бог.
Старец Софроний (Сахаров) говорил, что каждая молитва – это событие в духовной жизни, каждая молитва – это действие, имеющее непреходящую ценность. И потому будем произносить молитву с дерзновением.
Пусть даже, например, мы сильно рассеялись, может быть, чрезмерно погрузились в суетные заботы – и в какой-то момент вдруг вспомнили о молитве. Помысел усмехается над нами: «Вот какая ты молитвенница! И что, сейчас будешь молиться? Столько не молилась, а сейчас скажешь две молитвы и снова забудешь. Какой в этом толк?». Всё же произнесем молитву: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя, грешную». Дальше помысел может нам сказать: «Ну и что это за молитва? Никакого чувства, слова на ветер. Никакой пользы!» И этот помысел тоже не станем слушать! Потому что любое наше обращение к Богу приносит нам пользу, влияет на нас. Старец Порфирий Афонский говорил:
«Когда ум человека подвигнется на молитву, тогда во мгновение ока приходит Божественная благодать. Тогда человек становится благодатным и на всё смотрит другими глазами».
Даже всего несколько молитв изменяют нашу душу, возвышают ее над земным. Всякий раз, когда мы произносим: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную», – благодать Божия касается нашей души, и мы мало-помалу стяжеваем ощущение присутствия живого Бога.
И этот благословенный плод может принести даже такая молитва, которая кажется нам сухой, рассеянной, немощной. Один старец рассказывал о себе:
«Как-то ночью я встал, чтобы исполнить свой канон в келии. Я заливался слезами, но вовсе не от умиления, а от того, что не мог стоять прямо, чтобы совершить свое правило. И в тот час, когда я плакал, покрыла меня благодать Божия. Когда я пребывал в немощи, пришла внутрь меня какая-то теплота. Это была благодать Божия, которая всё изменила».
Любая молитва может принести плод. Мы можем повторять молитву много часов или даже дней, как нам кажется, без всякого чувства и понимания. Но в какой-то момент мы вдруг поймем, что Бог рядом с нами всегда, неотступно, и что мы обращаемся к Нему легко и естественно. И мы творим молитву непрестанно не потому, что так надо, а потому что нам в радость говорить с Богом, пребывающим с нами, потому что мы не можем жить без Него. О старце Порфирии Афонском один из его учеников рассказывал:
«Меня всегда поражал тот факт, что отец Порфирий посвящал всё свое время либо только молитве, либо работе – опять-таки с молитвой. Я видел, как он разговаривает со мной, звонит по телефону, ест, пьёт воду, растапливает печь, делает другие дела, и понимал, что он, занимаясь всем этим, непрестанно молится. Как он учил молиться других, так прежде всего научился молиться сам.
Однажды он сказал мне: “Где-то стоит электрогенератор, а здесь в комнате есть лампочка. Но если мы не нажмём на выключатель, то останемся в темноте. Есть Христос, и есть наша душа. Но если мы не нажмем на «выключатель», то наша душа не увидит свет Христов и останется во тьме”.
Все видели, что душа Старца днем и ночью была озарена светом Христовым, потому что его молитва являлась “выключателем”, обеспечивающим непрерывную духовную связь между “электрогенератором” и “лампой”».
И для нас молитва – этот лучший способ хранить непрерывную связь со Христом. Этот великий дар Божий, как говорил тот же старец Порфирий. Зачитаю его слова:
«Сколь велик дар, который дал нам Бог, — право общаться с Ним каждый час и каждое мгновенье, в каком бы состоянии мы ни находились. А Он будет слушать нас. Это наше самое большое сокровище».
И мы, сознавая, какое сокровище у нас в руках, будем им с радостью пользоваться – будем стараться творить молитву в каждое мгновенье нашей жизни.
Наконец, я хочу сказать еще об одной добродетели, которая помогает молитве. Эта добродетель – мужество в искушениях. Каждый монах – это воин Христов. Пусть даже от природы мы немощны, боязливы, склонны к унынию. Придя в монашество, мы вступили в избранное воинство Христово, и значит, мы призваны стать мужественными.
И именно тот монах преуспевает, который не теряет мужества ни в каких искушениях. Например, мы совершили какую-то ошибку в работе, и нам кажется, что ее уже не исправить. Или мы так явно поддались страсти, что потом не можем вспоминать об этом без мучительного стыда. Или мы совершили какой-то грех, который нам кажется непростительным. Во всех этих ситуациях мы должны быть мужественными. А в чем более всего проявляется мужество? В молитве. В том, что мы ни в какой ситуации не отчаиваемся, но сохраняем надежду на Бога, Который может всё исправить. Как говорит старец Силуан, «мужественный подвижник если и попадет в грех, или прельстится и собьется с доброго пути, или даже поклонение воздаст бесу, — не теряется, но сейчас же с полным упованием обращается к Богу с покаянием, и тем побеждает врагов; а немужественная душа — смущается, отчаивается, и так пропадает...»
Самое главное в любой ситуации – не оставлять молитву, не погружаться в помыслы о своем согрешении или ошибке, а сразу обращаться к Богу, с дерзновением и надеждой. Один из духовных сыновей старца Порфирия рассказывал такой случай из своей жизни:
«Октябрь 1990 года я встретил в не лучшем духовном состоянии, по причине различных проблем и невыносимых искушений. Не имея сил даже молиться, я в течение нескольких дней вместо молитвы говорил только:
— Боже мой, я великий грешник и не знаю как говорить с Тобой.
Находясь в таком духовном упадке, я отправился к отцу Порфирию. Как только я вошел, отец Порфирий говорит мне:
— Садись, грешник…
Когда он мне так сказал, я сразу же понял, что он все это время следил за ситуацией, в которую я попал. Несмотря на то, что Геронда, отягченный многими болезнями, лежал на кровати, он нашел в себе силы, чтобы встать. Он казался рассерженным.
— Скажи, Никос, что-нибудь другое. Не надо все время говорить: “Я грешник, я грешник”. Беседуй с Богом иначе. Твори молитву Иисусову. Разве ты не понял, что это было искушение, которому ты не смог противостать?»
Самое большое искушение для нас – не в том, что мы согрешаем, не в том, что поддаемся страстям. Самое большое искушение – в том, что мы оставляем молитву, когда нам случится преткнуться. Этого мы не должны делать никогда! Даже если мы чувствуем себя самыми тяжкими грешниками, будем мужественны, будем верить, что молитва может всё исправить. Старец Емилиан в одной своей беседе говорит, что мужественный монах, даже если ему скажут в лицо, что он самый грешный человек и перечислят ему все его грехи и неудачи, и в такой ситуации не падёт духом. Он скажет: «Да, всё это так. Но отныне я начинаю новую жизнь. Даруй мне, Господи, хотя бы пять минут жизни, чтобы мне успеть покаяться и сказать “Господи, помилуй”». И это свидетельствует о том, что у этого монаха есть радость о Христе, у него есть Христос.
У каждой из нас бывают ошибки, преткновения, неудачи. Но если мы постоянно проявляем мужество и дерзновение, если мы в каждом таком случае сразу прибегаем к молитве, то наша молитва со временем становится особенно сильной. И мы получаем от нее самые прекрасные плоды. У владыки Афанасия Лимассольского есть об этом поучение, которое мы с вами однажды уже читали. Вспомним вновь его вдохновенные слова:
«В молитве требуется, чтобы человек никогда не принимал помысла перестать молиться. Если помысл говорит тебе: “Зачем ты молишься? И это после того, как ты только что нагрешил? После того как прогневался, наделал столько всего? Ты не сможешь молиться... Не молись!” Такой помысл не будем принимать никогда. Что бы мы ни сделали, какие бы грехи не совершили, какие бы злодеяния не сотворили, мы имеем право на молитву. Никто не может отнять у нас этого права. Мы имеем право призвать Бога – Врача, нашего Отца, чтобы Он нас помиловал. Никто не может отнять у нас права взывать к Богу, чтобы Он спас нашу душу. Отцы говорят, что даже в момент совершения греха, даже в такой момент мы должны молиться. Мы можем сказать: “Боже мой! Посмотри, что я сейчас делаю. Я совершаю грех. В этот момент я творю грех – какой угодно, самый гнусный, самый мерзкий грех. Вот, пожалуйста, в этот момент я грешу. Призри на мя и помилуй мя! Подай милость Твою в то время, как я грешу”.
Иначе говоря, мы не должны терять дерзновения к Богу. Мы должны призывать Его, даже если обременены грехом и погружены в него. Должны со смирением призывать Бога, умолять Его по причине нашего греха. Мы молимся Ему потому, что мы – грешники. И когда ум наш уносится туда и сюда и разливается во время молитвы на помыслы, когда мы идем молиться и внутри себя видим нечистые образы и хульные мысли, когда в нас происходит восстание и противодействие, когда мы не верим ничему, когда вместо молитвы богохульствуем, – бывает и такое, – и в такой час мы не должны терять дерзновения. Всё это – ничто! Мы должны продолжать нашу молитву. Пребывать в ней. Бог, в конце концов, победит этот страх! Не будем паниковать, не будем скорбеть, пребудем в молитве. Что бы ни случилось, чувствуем мы что-то или нет, собран наш ум или нет, есть ли в нас тысяча нечистот или нет – пребудем в молитве, не будем уходить от молитвы. В этом заключена сила того, кто хочет помолиться. Что бы ни случилось – будем терпеливы, терпеливы в молитве к Богу. Тогда Бог посетит нас самым делом и даст нам познать многоценный плод молитвы».
Итак, самый сильный человек – это тот, который терпеливо пребывает в молитве при любых обстоятельствах жизни – или, иначе говоря, тот, который любит Христа и везде ищет Его. В этом мире часто считаются сильными люди, которые, например, обладают большим богатством, или имеют какой-либо талант, или, наконец, просто отличаются твердым характером. Но всё это ничто в сравнении в тем, когда человек имеет любовь ко Христу и постоянно пребывает в молитве. Всё может исчезнуть и измениться: богатство, таланты, природные способности. И только Христос пребывает неизменным. И человек, который прилепился к Нему всем сердцем, всегда, при любых переменах жизни, будет самым сильным и радостным.
И сейчас мы проходим такое время, когда в особенности наша душа может прилепиться ко Христу. Великий пост – это дар, который преподносит нам Церковь, чтобы пробудить нашу душу, так чтобы мы почувствовали жажду Бога и устремились к Богу. Эти святые дни наполнены обильной благодатью, которая помогает нам стяжать духовное состояние, помогает нам в том, чтобы всякая суета, всё мирское, вся человеческая мелочность остались вне нашего сердца.
Это не значит, что в дни Великого поста необходимо избегать трудов и попечений. Но важно, чтобы они не затмевали внутри нашего сердца главную заботу – заботу о любви ко Господу, заботу о том, как нам преодолеть свое самолюбие, как победить смерть, находящуюся внутри нас, и обрести жизнь во Христе. И в этом главный смысл Великого поста. Для того и дает нам его Церковь, чтобы мы возлюбили Христа, соединились со Христом и во Христе обрели всё, что нужно нашей душе, как говорит старец Порфирий:
«Всё, что мы желаем, есть во Христе. Христос — это всё. Вся радость, всё веселие, вся райская жизнь. Мы обладаем на земле всем самым великим, когда Христос в нас. Душа, влюбленная во Христа, всегда радостна и счастлива, скольких бы трудов и жертв ни выпадало ей».
И я желаю, чтобы каждая из нас молитвой, памятью о Боге, самоотречением ради Него приобрела все эти прекрасные плоды поста.
≈ игумения Домника (Коробейникова)
источник
≈ фотографии Надежды Тереховой, Соловки
