Доклад митрополита Святогорского Арсения, наместника Свято-Успенской Святогорской Лавры на ХХVII Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь Москвы, 28–29 января 2019 года)

Преосвященные владыки, всечестные отцы игумены, матушки игумении, братья и сестры!

Тема моего доклада – «Трудности современных молодых послушников и пути их преодоления». Наверное, сразу акцентирую внимание слушающих на том, что в самой теме содержатся две подтемы. Первая – это «Трудности современных молодых послушников» и вторая – «Пути их преодоления». Если первая подтема заставляет нас говорить о том, с чем приходят к нам в монастыри молодые люди из современного мира, с какими настроениями и пониманиями (и, в основном, это касается внутреннего состояния душ новоначальных), то во второй подтеме необходимо коснуться таких вопросов, как состояние души новоначального привести к монашескому устроению. Эта подтема о том, как игумену и духовнику, совместно, в соработничестве с самим новоначальным братом, помогать ему приобретать правильное настроение (а подчас – и переосмысление в свете благодати Христовой его мнений, сложившихся под влиянием собственного его разума, горячности, присущей молодости, завышенной самооценки, – когда человек поставляет для себя планку духовности, несоразмерную его силам, примеряет на себя советы для совершенных и духовно преуспевших). О том, как игумену и духовнику, помогая новоначальному не впасть в уныние и всячески подбадривая добрым советом и молитвенной помощью, приоткрыть пред его духовным взором подлинные состояния человеческой греховной немощи.

Я хотел бы предложить вниманию слушателей один из случаев, о котором узнал от уважаемого, ныне здравствующего архиерея. В начале своей пастырской жизни он был женатым священником, имел добрую матушку, детей, но случилась беда, и он рано овдовел. Он говорил, что, оставшись без матушки, решил сам для себя: «Раз я остался один, значит, на мне одном лежит вся ответственность за духовное воспитание детей». И с решимостью принялся за дело по максимуму: объехал с детьми все известные действующие в то время монастыри – Пюхтицы, Почаев, Псково-Печерский.

«И вот, – рассказывал он, – приехав домой, довольный поездкой, где мы были у великих святынь, участвовали в многочасовых торжественных соборных богослужениях, видели красоту святых мест, я собрал детей и решил спросить у них, что же из всего увиденного им запомнилось больше всего, ожидая услышать их духовные впечатления. И на мой вопрос, что их больше всего поразило в святых местах, шестилетний сын с живым восторгом сказал: “Папа, а помнишь, когда мы были в Псково-Печерском монастыре, там под елкой маленький котеночек сидел?!” И при его словах мне Господь как будто разум прояснил: да они же дети! И мне нужно не мешать Богу, а по мере моих сил помогать Ему их воспитывать – где-то предостерегая, что-то подсказывая. Но ни в коем случае не ставить себя на место Бога, ведущего каждого к Себе Своим Божественным Промыслом...»

Для чего я привел этот пример? Потому что он ярко показывает, что в отношениях молодого послушника, только пришедшего в монастырь, и игумена и духовника должна быть ответственность за душу новоначального, основанная не на самонадеянности, – мол, «сейчас я из тебя святого сделаю». А ответственность, основанная на родительской заботе и переживании за чадо, ведь недаром говорится «духовный отец» и «духовный сын». Духовник – это водитель к Богу, кормчий – почему и окормление духовное, указатель на пути к желаний краю – Богу. И на этом пути духовного становления, по словам старца Ефрема Ватопедского, в наше время надо не столько детям говорить о Боге, сколько Богу говорить о детях.

Многие из здесь присутствующих игуменов и игумений, имеющие многолетний опыт управления обителями, знают, что там, где иссякают, казалось бы, все человеческие силы, доводы, убеждения, ситуацию в монастыре или с конкретным братом, сестрой разрешает искренняя сердечная молитва к Богу, к Божией Матери, к угодникам Божиим. Молитва творит чудо преображения.

Вспоминаю, как однажды я был у своего духовника, владыки Алипия (Погребняка), и к нему приехала одна матушка. Вопрос был очень сложный, казалось бы, неразрешимый! И вдруг я услышал поразившие меня слова, которые на всю жизнь отпечатались в моем разуме и сердце. Он выслушал вопрос очень спокойно, и в ответ на ее ожидание – что же делать дальше, как поступить, сказал такие слова: «Ну что ж, матушка, в Вашем деле прибегнем к самому надежному и проверенному способу – к молитве».

То есть, как часто мы делание молитвенное и молитвенное воздыхание за брата ставим на второе место! Мы свои психологические, педагогические способности, всю свою добродетельность выплескиваем, желая исправить этого брата, но надо понимать, что человек человека исправлять не может, – так говорила преподобная Мария Египетская преподобному Зосиме.

В одной из своих бесед схиархимандрит Серафим (Мирчук) сказал о горячности и самонадеянности молодых послушников, которые, приходя в монастырь, сразу подступают к высоким духовным идеалам. Батюшка говорил: «Приходят – и сразу подавай им Иисусову молитву умно-сердечную... Да ты сначала полюби службы монастырские, молитвы утренние, вечерние, каноны, акафисты, и уже на этом основании будет возрастать и сама возрастет Иисусова молитва. Ведь не бывает, чтобы сразу плоды на дереве: сначала саженец посади из семечка, потом появятся листья, цветы, а уж потом и плоды. Ведь не бывает так, чтобы, не трудившись, – сразу собирать плоды. А потом, Иисусова молитва – она покаяние любит, молчание, чистоту; объядения, многоспания, многословия не любит». Эти слова батюшкины относятся не только к молодым, новоначальным братьям, но и к духовникам: надо рассуждать, из какой среды и с какой степенью воцерковленности пришел послушник, и не требовать плодов с невыросшего дерева.

Святые отцы говорят: «Глуп тот духовник, который на новоначального возлагает внешние подвиги и высокое делание». Сначала нужно внушить уважение к старшим, послушание, уважение к уставу монастыря, приучить к тому, что способствует смирению, а значит вступлению в царство благодати. Святые отцы-святогорцы говорили, что нельзя преподавать учение об умно-сердечной молитве брату, живущему самочинно и не в послушании, и не находящемуся под откровением помыслов, так как таковой неминуемо впадет в прелесть: не по причине молитвы, а по причине самочиния в молитве.

Приходилось наблюдать за новоначальными, которые приходили из мира после увлечения восточными, индуистскими учениями, и, зараженные, соответственно, ложной духовной практикой, они видели в Иисусовой молитве некое подобие мантр. Очень сложно, по причине духовного состояния самообольщения, объяснить им кардинальное различие между духовными практиками. Ведь святые отцы говорят, что легче привести к покаянию десять разбойников, чем одного человека, впавшего в прелесть. А восточная практика медитаций – как раз прямая дорога к прелести. Кроме того, враг, однажды зацепивши их сетью, очень нелегко отпускает их от себя, подвергая борениям.

Мне вспоминается рассказ владыки Алипия, как они приехали с отцом Космою к старцу Стефану Кисловодскому и спросили: «Батюшка, как правильно творить Иисусову молитву?» И отец Стефан сказал, что есть два условия для творения Иисусовой молитвы – это внимание к словам, которые произносишь, и дух сокрушения и покаяния перед Богом. И добавил: «Читайте святителя Игнатия Брянчанинова – у него всё об этом в полноте написано, я руководствовался его творениями».

Подчас Иисусову молитву понимают как некую мантру, которая должна человека ввести в особое «благодатное» состояние, и начинают от Иисусовой молитвы ожидать каких-то возвышенных настроений. Очень интересно святые отцы говорят по этому поводу: «Начиная самочинно заниматься Иисусовой молитвой, они думают, что достигли некоего благодатного состояния. Но как грубый чувственный блуд имеет некую привлекательность и услаждение, так и ложное душевное чувство прелести может иметь какую-то привлекательность и сладость, и по неопытности приниматься за истинное благодатное чувство утешения Святого Духа».

И в молитве, и в духовном делании очень важно постоянство. Постоянство и терпение воспитываются соблюдением монастырского устава. Очень важно для новоначальных присутствие на богослужениях. Преподобный Варсонофий Великий, отвечая на вопрос: «Отче, когда пропадают продукты, мы видим изменение их вида, цвета, запаха. А есть ли признаки порчи души человека?», говорил: «Первый признак порчи души человеческой (в данном случае послушника, монаха. – М. А.) – это его нерадение к церковной службе».

О постоянстве в молитве святые отцы говорят, что исполнение длительного и продолжительного правила, особенно у новоначального, приводит к оставлению всякого правила. И наоборот, непродолжительное правило, творимое с постоянством, имеет в очах Божиих великую цену. И духовникам, и молодым послушникам очень важно помнить, что для новоначального лучше недомолиться, чем перемолиться. Как лучше недоесть, чем переесть. Бывает, если какого-то продукта съешь очень много, то в течение жизни на него смотреть не можешь. Вот точно так же и здесь – когда свыше меры и свыше сил какие-то молитвенные подвиги налагаются на человека духовником или, еще страшнее, берутся самочинно.

В теме доклада говорится о трудностях молодой братии. У нас в монастыре сложилась такая практика: на лето в обитель приезжают 30-40 детей школьного возраста, и мы их распределяем по послушаниям: кого на пекарню, кого на коровник, кого на пасеку, кого на огород, кого на теплицу под начало старшего из братии. И они всё лето несут у нас послушание. Наравне с братией ходят на полуношницу, радуются, что, как братия, в сапогах ходят, и подряснички им благословляем. То есть на время летних каникул они становятся членами монастыря. Ну, конечно, дети есть дети, и бывает, когда они 1 сентября уезжают, отец Амвросий, настоятель скита нашего хозяйственного, вздыхает и говорит: «Слава Тебе, Господи! А то они у меня всё лето послушники, а я у них всё лето мученик». Но, тем не менее, впоследствии две трети из этих школьников возвращаются в монастырь по окончании школы и становятся послушниками и очень хорошими братиями – своими по духу с самого начала.

У нас иеродиакон Иосиф с десяти лет к нам ездил, отец Епифаний тоже с десяти лет приходил в монастырь, коров помогал пасти, а теперь уже архидиакон. Иеромонах Рафаил, духовник нашей школы, в Лавре с двенадцати лет. Отец Иосиф десятилетним из Буковины –– за тысячу километров – приезжал к нам в обитель на каникулы, и Божией Матери ставил свечи, чтобы стать монахом, то есть с детства такое стремление к монашеству было.

Поэтому приход в монастырь молодой братии имеет свои плюсы. Как-то владыка Алипий сказал: «Приходят к вам 15-16-летние – это ваши будущие братия. Они как воск мягки, их мир не ожесточил, и всякое доброе слово совета, вкладываемое в них, будет на них отпечатываться. Тем же, кто пришел в старшем возрасте, сложнее, так как страсти, с которыми человек пожил в миру, пустили глубокие корни». Святые отцы говорят, что при продолжительной жизни та или иная страсть становится второй природой, и очень сложно вырвать ее и перемениться. Но сложно – не значит невозможно.

Иногда, общаясь с новоначальным, который приходит с жалобой на себя (бывают такие моменты: прожил два или три года в монастыре и не видит себя исправленным), приходится объяснять азы духовной жизни: не дай Бог, ты начнешь видеть себя возрастающим и преуспевающим. Я однажды с удивлением услышал, что один духовник советует своему духовному чаду записывать, что он доброго сделал в течение дня. Но это воспитание фарисейства: «несмь, яко прочии человецы…» Грехи в течение дня – вот это полезно записывать, чтобы увидеть себя: признаком духовного возрастания является зрение своих грехов, а не добродетелей.

Но иногда надо утешить и поддержать. Однажды на исповедь пришел с подобным настроением один молодой брат, говоря, что, прожив три года в монастыре, он видит себя не лучше, а еще хуже, чем когда пришел в монастырь. И по причине этого он был в таком унынии, близком к отчаянию, что не видел смысла дальнейшего пребывания в монастыре и даже решил уходить из обители.

Несмотря на такое состояние, он все-таки, ища помощи духовной, пришел на исповедь, с искренним чувством и в слезах открывая этот помысел. Господь, желая его утешить, через меня, грешного, как через валаамову ослицу, сказал на его сетования: «Что ты плачешь? Ведь сегодня для тебя радость: ты наконец-то вскарабкался на первую ступеньку заповеди блаженств – Блажени нищии духом, яко тех есть Царство Небесное. Господь дал тебе сегодня ощутить не только сознание нищеты своей, но и открыл сладость слез покаяния второй заповеди – Блажени плачущии, яко тии утешатся». Я сказал эти слова и почувствовал, что их говорил не я как человек, а их говорил Господь через меня как через Своего священника, для этой мятущейся души, и слова были наполнены Божией любовью к Своему созданию и Его оживляющей и перерождающей силой. И Господь, через преподобного Ефрема Сирина сказавший, что благодать Божия, посещающая и утешающая искренне кающегося грешника, в равной мере посещает и исповедующего его священника, утешил нас обоих. Он настолько был утешен, что сказал: «Владыка, я не ожидал, что так быстро в этих кратких словах Господь настолько возрадует и утешит мою душу». Сейчас этот брат уже архимандрит в Лавре, является одним из доверенных единодушных братьев, у него свои духовные чада.

Вообще очень важно такое единодушие в монастыре между братиями. Приведу пример схиархимандрита Серафима (Мирчука).

Он рассказывал, что, находясь юношей в Почаевском скиту, встретился с приехавшими из Абхазии пустынниками, которые предложили ему поехать с ними. «Всё, – говорил, – меня в пустыню манили. Я по своей новоначальности, по своему максимализму решил уйти из скита и подвизаться в пустыне». Духовник его, иеросхимонах Николай, сказал: «Ну куда тебе в пустыню? Ты и так пустой, а там еще пустее будешь». Но, тем не менее, он уже настолько решился, что собрал вещи. Вдруг приходит один брат и говорит: «Ну куда ты уходишь? Вот у нас иеродиакон наложил на себя строгий трехдневный пост – он три дня ничего не ест и воды не пьет ради того, чтобы ты в монастыре остался». «Когда он сказал мне такие слова, – рассказывал батюшка, – то мне как будто ведро холодной воды на голову вылили: Господи, да чего мне искать ещё? Какой любви, какого божественного отношения? Человек ради меня, грешного, три дня ничего не ест и не пьет! Что мне еще какой-то высоты искать?»

И вот это искреннее, сердечное переживание брата дало то, что батюшка остался в скиту, был под руководством иеросхимонаха Николая. Впоследствии, когда скит в 1961 году закрыли, их разогнали, они долго не имели где голову подклонить, и их, почаевцев, нигде не принимали, то не побоялся их принять теперешний заштатный владыка митрополит Владимир ((Котляров), он был епископом Воронежским), не побоялся дать им приходы. И благодаря этому мы имели такого незабвенного духовника и старца. Владыка Зиновий это подтвердит, и многие из здесь сидящих, которые бывали у отца Серафима и знают о духовном опыте и духовной высоте и силе, которые батюшка имел.

Подводя итог доклада, хочется напомнить, что времена меняются, внешние обстоятельства меняются, а человек во внутреннем своем состоянии, по сути, тот же – те же страсти, те же добродетели. Недаром мы принимаем советы святых отцов IV, VI, VIII веков как сегодняшние, и в ответ на свои злободневные вопросы приводим их цитаты.
Римская империя жила принципом «хлеба и зрелищ», и всякими удовольствиями, и, тем не менее, среди этих людей находились и мученица Татиана, и мученицы Вера, Надежда, Любовь и мать их София; и было искание преподобнического подвига, как у Алексия, человека Божия.

Так и наше время – оно ничуть не хуже и ничем не лучше. Бог Один и Тот же, и мы одни и те же, и Господь Своих к Себе призывает. Да, есть трудности у молодых послушников, но хочется напомнить, что они не остаются один на один в своей борьбе. На их стороне Господь Своим Божественным Промыслом, молитвы угодников Божиих и молитвы Церкви, единодушие многих из старшей братии и сопереживание и сердечное участие духовников и игумена. Игумена, который, принимая в братство или сестричество новых насельников или насельниц, каждого пропускает через свое сердце. И это каждый из вас знает на практике. И именно такое отношение помогает бороться с трудностями.

После своего выступления митрополит Святогорский Арсений ответил на вопросы участников направления «Древние монашеские традиции в условиях современности» ХХVII Международных Рождественских образовательных чтениях.

– Как игумену найти в монастыре золотую середину для монастырских трудов и воздержания, чтобы, с одной стороны, учесть телесную и душевную немощь братии, а с другой – чтобы в братстве не угас дух подвижничества?

– Я не сторонник противопоставления физического труда и духовного делания. Ведь недаром у святых отцов написано, что пот, проливаемый на послушании в монастыре, в очах Божиих имеет ту же цену, что и кровь мучеников, проливаемая за веру. А по уставам монастырским, если монах скончался на послушании, то он определяется Богом в лик мучеников. И как-то еще учась в семинарии, я услышал от отца Анатолия ((Аксёнова) теперешнего владыки), что все великие молитвенники были великими тружениками, потому что молитва – это труд из трудов, а физический труд – это как бы меньшая, переходная форма к труду духовному.

Входя в Лавру преподобного Сергия, обратите внимание на роспись святых врат. Чем занимается преподобный Сергий: здесь он гряды копает, там воду несёт, тесто месит, там сени пристраивает своему брату. И даже из жития преподобного Сергия мы помним: некий крестьянин говорил: «Покажите мне великого пророка Сергия»; ему показали старца, копающего гряды. Тогда крестьянин, смутившись, сказал: «Что вы мне какого-то нищего в заплатанном подряснике показываете, вы мне великого Сергия покажите…» Также находим ответ и в Житии преподобного Феодосия Киево-Печерского. Когда один из новоначальных, Никита, просится у него в затвор, интересный ответ дает ему преподобный: «Чадо, ты молод и полон сил и здоровья, не полезно тебе праздно сидеть в затворе. Потрудись ради братии». То есть, они не отвергали физический труд, но понимали его смысл.

Почему в монастырях раньше было много таких подвижников-молитвенников? Да потому что в монастырь приходили от тяжелейшего крестьянского труда. Социологи говорят, что простой крестьянин мог совершать 2000 различных трудовых операций. Вспоминая, я поражаюсь, в каких трудах жили не только бабушка и дедушка, но и родители мои. Мы далеко не такие труженики, как они, ну и, соответственно, не такие, как они, молитвенники… Конечно же, физическое послушание должно даваться соразмерно физическим силам, здесь нужно рассуждение духовника. Следует также брать во внимание таланты новоначального, это тоже своего рода подсказка от Бога – какой человек к чему более приучен. Кто-то прилежит к библиотечному делу, или административному, а кто-то любит физически трудиться, для него физический труд – радость. Важно распределение послушаний. Например, преподобный Пахомий Великий распределял суточный круг в монастыре: 8 часов трудиться, 8 часов молиться, 8 часов отдыхать. Устав, данный Архангелом Михаилом преподобному Пахомию Великому, должен, соответственно, как-то применяться и в наших современных обителях, чтобы избегать крайностей.

– Как избежать влияния на молодых послушников мирского духа, вносимого в монастырь мирскими паломниками, трудниками при общении на общих послушаниях?

– Святитель Игнатий Брянчанинов говорит, что в монастыре нужно избегать особенных дружб и знакомств, потому что, как правило, особые дружбы и приязни, и знакомства в монастыре враг заводит по страстям. Рыбак рыбака видит издалека. Поэтому здесь нужно, конечно, внимание игумена, нужно быть внимательным и духовнику. Частое общение с духовником и небезразличие игумена – жизнь по совету – дает добродетель рассудительности и новоначальному, который начинает понимать, что хорошо и что плохо, где надо бы поддержать общение, а где от общения воздержаться. Воспитание такой рассудительности и тоже своего рода свободы духа в выборе собеседников зависит от частого общения с духовником.

В некоторых монастырях, я знаю, установлены очень строгие отношения с мирскими людьми. В Ватопеде: если брат взял у кого-то из паломников мобильный телефон и позвонил, то по общему монастырскому благословению такового отлучают от Причастия. Отлучают от Причастия не оттого, что он мобильником воспользовался, а, наверное, потому, что допустил некое лукавство, допустил непослушание. Ведь не за яблоко Адам пострадал, но за то, с какой деградацией своего внутреннего духовного человека он откусил это яблоко. На мобильных телефонах тоже яблоко надкусанное не зря нарисовали, для напоминания нам, что запретный плод, может, и сладок, но не всегда полезен, а иногда погибелен. Поэтому в монастыре надо очень осторожно, внимательно себя вести. В то же время, на одних запретах далеко не уедешь. Необходимо приучать братию самим рассуждать: что хорошо, что плохо, и иметь свободу выбирать. А это невозможно без частого общения и назидания.

Скажу о себе. В детстве меня растила, в основном, бабушка. Я счастлив этим и считаю, что Господь мне с малых лет дал мудрого наставника. Бабушка у меня была такой высокой духовной жизни, что впоследствии, читая святых отцов, я понял, что я не просто жил и бабушкой воспитывался, а жизнь моя проходила под откровением помыслов – она как духовник была для меня. Общение с ней и ее рассуждения, подчас немногословные, конкретные, – давали мне в жизни право выбора, стали для меня мерилом добра и зла. И, выбирая что-либо в этой жизни, я часто обращал свое внимание на то, что по этому поводу говорила бабушка.

Впоследствии это духовное руководство мне заменил духовник, владыка Алипий ((Погребняк), ныне схиархиепископ Краснолиманский). Учась в семинарии, общаясь со своими братьями-сокурсниками, я, бывало, когда они какой-то вопрос задавали, неизменно отвечал: «А владыка Алипий по этому поводу вот так и так говорил…» Так что они впоследствии подшучивали надо мной: «Ну, что там владыка Алипий по этому поводу говорил?»

Точно так же приснопоминаемый схиархимандрит Серафим (Мирчук), к которому мы ездили в село Ожога, до сих пор присутствует в жизни Святогорской Лавры: всё, что батюшка говорил по тому или иному вопросу, его советы, его отношение к чему-либо, его мнение до сих пор очень важны для нас. Всё это – такое настроение, такое рассуждение – давало общение с духовниками. И сами они – и батюшка Серафим, и владыка стремились к духовникам: владыка Алипий ездил к владыке Зиновию (Мажуге) и к отцу Серафиму (Тяпочкину), схиархимандрит Серафим имел общение с Кукшей Одесским, с Глинскими старцами, так же с владыкой Зиновием (владыка к нему на приход приезжал в Ожогу).

Такие вот строились духовные отношения. Вот и матушка Викторина (Перминова) подтвердит, насколько важно духовное руководство. Как-то мы с ней разговорились, и оказалось, что у нас был общий духовник – протоиерей Вениамин Румянцев. Когда я служил в армии, духовно окормлялся у протоиерея Вениамина, а он тоже руководствовался у старцев, и их настроения перенимал. До сих пор помню слова и наставления отца Вениамина. Наверное, именно они меня митрополитом сделали, потому что послушание его словам поставило меня на этот путь с пути мирского.

Поэтому очень важно иметь общение с духовниками, с игуменами – в этом залог и преуспеяния духовного, и избегания падений и ошибок в духовной жизни. А трудники, паломники – все рабы Божии, как можно с ними не общаться? Общение с рассуждением – это единственное, что возможно при современном состоянии наших монастырей.