1. Нечто подобное монашеству можно видеть и во времена ветхозаветные, так например, Илия был пустынножитель и девственник, Елиссей был девственник, сыны пророческие обитали в пустыне при Иордане (4 Цар. 6, 1-4), Иоанн Предтеча был девственник и пустынножитель. Но это были, так сказать, только предуказания монашества. Монашество же собственно образовалось уже во времена новозаветные. Об этом ясно свидетельствуют св. отцы и писатели церковные.

Что монашество получило начало в первые времена христианства, это видно из того, что Дионисий Ареопагит писал письма к монаху Демофилу, а еще яснее видно из его сочинения о Церковной Иерархии, где подробно описывается и обряд монашеского пострижения, торжественно совершаемого священником в церкви. Ученик апостольский Ареопагит, разделяя христиан на три разряда или степени по духовному совершенству: очищаемых, просвещаемых и усовершающихся, говорит, что "свящ. сословие монахов есть чин высший всех усовершающихся. Божественные наставники наши почтили их свящ. наименованиями, иные называя их ферапевтами, а иные - монахами (уединенными), как по чистому их служению Богу, так и по уединенной и неразделительной жизни, которая их святыми соединениями вещей разделимых приводит к Боголюбезному совершенству и Богоподобному единству. Посему свящ. законоположение даровало им и совершительную благодать, и удостоило их освящающего призывания", т. е. свящ. обряда монашеского пострижения, которое, по описанию Ареопагита, в его время совершалось так: "Священнодействующий становится пред свящ. алтарем и с благоговением читает молитву на посвящение в монашество; а тот, кто готовится принять чин монашеский и посвящается в оный, стоит пред священнодействующим, не наклоняя ни обоих колен, ни одного из них; не возлагается также на главу его преданное нам Богом Писание; он стоит только подле священнодействующего, который читает над ним тайную молитву. По прочтении оной, священнодействующий приступает к новопосвящаемому и спрашивает его: отрекается ли он не только от всякого образа жизни, соединенного с заботами и беспокойствами мирскими, но и от возмутительных помыслов и мечтаний. За сим излагает ему совершеннейший образ жизни, заклиная его возвышаться над обыкновенными мирскими людьми. Когда ищущий монашеского образа даст ему обет в том, тогда, с призыванием Святой Троицы, священнодействующий постригает его крестообразно. Потом, сняв с него всю его одежду, облекает его в новую, и, наконец, приветствовав его вместе с прочими присутствующими при сем священными мужами, сообщает ему Божественные Тайны". Церк. Иерар. гл. 6.

Филон, современник Апостолов, о сословии христианских аскетов, существовавших в его время, так пишет: "Аскеты называются ферапевтами или потому, что души приходящих к ним, подобно врачам, исцеляют от злых страстей, или по причине чистого и искреннего их служения Богу ("ферапевт" по-гречески значит и врач и служитель). Начинающие любомудрствовать прежде оставляют свои стяжания, потом, отвергнув все житейские попечения и удалившись из городов, обитают в пустынях, вертепах и горах, зная, что обращение с беззаконными вредно и гибельно, с ревностью подражают житию пророческому. Аскеты находятся во многих местах вселенной, но больше их в Египте, а особенно около Александрии. В каждом месте их жительства есть дом священный, называемый обителью и монастырем, в котором уединившиеся ведут благочестивую жизнь. Упражняясь в слове Божием от утра до вечера, они и пищи не вкушают до захождения солнца, иные же до трех и даже до шести дней не ядят. Есть и женщины такого свящ. сословия и жительства, из коих очень многие уже состарились в девстве. Девство же сохранили не по нужде, как некоторые из еллинских жриц - для кратковременной похвалы, но по благому произволению и по желанию будущих вечных благ". Lib. de vita contemplativa.

Евсевий Памф. о происхождении аскетов так говорит: "Говорят, что Евангелист Марк, проповедав в Египте написанное им Евангелие, основал Церковь в Александрии. В начале проповеди в Египте было такое множество уверовавших мужей и жен и столько отличавшихся любомудрственным и строгим подвижничеством, что Филон почел за нужное описать образ их жития". His. Eccl. lib. 2. с. 16-17. Исаак Сириянин говорит: "Кто не сохраняет правил монашеского приличия, тот чужд монашеского образа и Христа, даровавшего нам сей образ". Чин новоначал. лист. 124. в славян, издан.

Св. Златоуст говорит, что такой род любомудрия (т. е. монашество) введен от Иисуса Христа, и что монахи даже и по одежде подражают Апостолам. Бесед. 17 к Антиох. народу и Бесед. 68 на Мф.

Сократ (Hist. Есс. I. с. 17) и Созомен (Hist. Eccl. I. 1. с. 13) пишут, что христианские аскеты в Египте получили начало от Евангелиста Марка.

Св. Афанасий Великий в жизнеописании Антония Великого говорит, что хотя прежде Антония не было пустынножителей, но монахи были, которые строили себе монастыри (т. е. уединенные, отдельные жилища - всякий для себя) на полях близ городов и селений.

Подробнее пишет о происхождении монашества прп. Иоанн Кассиан - так: "В начале христианской веры хотя немногие, но самые благочестивые носили имя монахов, и именно заимствовавшие образ жизни от Евангелиста Марка, бывшего первым епископом в Александрии; и не только обладавшие теми свойствами, какими, по сказанию Деяний апостольских (4, 32. 34), отличалась первенствующая Церковь, но еще домогавшиеся высших совершенств. Удаляясь в уединенные места близ городов, они вели столь воздержанную жизнь, что возбуждали изумление в иноверцах, потому что с таким усердием занимались чтением Св. Писания, молитвой и рукоделием, что и алкание не прерывало воздержания; разве уже на второй или третий день принимали пищу, и то, не столько по желанию наслаждения, сколько по требованию нужды". Inst. I. II. cap. 5.

В другом месте прп. Кассиан передает следующую беседу египетских пустынножителей о происхождении монашества: "Образ жизни киновитян, говорит авва Пиаммон, получил начало от времен апостольской проповеди. Ибо таково было в Иерусалиме все общество верующих, о котором пишется в Деяниях апостольских: Народу веровавшему бе сердце и душа едина: и ни един же что от имений своих глаголаше свое быти, но бяху им вся обща. Не бяше нищ ни един в них: елицы господие селом или домовом бяху, продающе приношаху цены продаемых, и полагаху при ногах Апостол: даяшеся же коемуждо, его же аще кто требоваше (4, 32. 34. 35). Таковы, говорю, были тогда все в Церкви, каковых ныне очень мало можно находить в киновиях. Но когда, после Апостолов, общество верующих начало ослабевать, а особенно вступавшие в христианскую веру из различных иноплеменных народов, от которых и Апостолы, по причине невежества их в вере и застарелых обычаев язычества, ничего больше не требовали, как только удержаться от идоложертвенного, крови, удавленины и блуда (Деян. 15, 29); когда при таком снисхождении к христианам из язычников мало помалу начало приходить в упадок совершенство даже и Иерусалимской церкви, и когда при ежедневном возрастании числа верующих из туземцев или пришельцев начала ослабевать ревность первоначальной веры, тогда не только вновь вступавшие в христианскую веру, но даже и предстоятели Церкви уклонились от прежней строгости жизни. Ибо некоторые, почитая и для себя позволительным, что христианам из язычников дозволено было по причине их слабости, думали, что нисколько не повредит чистоте их веры обладание имуществом. Но те, в коих еще пламенела ревность апостольская, помня прежнее оное совершенство, удалялись от своих сограждан и общения с ними, стали пребывать в подгородных уединенных местах и отдельно жить по тем уставам, которые Апостолами даны были первенствующей Церкви. Те, кои мало помалу, с течением времени, отделялись от общества верующих, - по той причине, что воздерживались от брака и удалялись сожительства с родными и общения с миром, названы монахами или единожительствующими - от уединенной, одинокой жизни. Монахи сии, живя многие совокупно, назывались киновитами, а келий и жилища их киновиями (от "общий" и "жизнь"). Такой род монахов был самый древний, и не только по времени, но и по достоинству первый, и оный в продолжении очень многих лет, даже до времени аввы Павла (Фивейского) или Антония, пребывал неизменным. После сего из числа таковых совершенных, от сего, так сказать, плодоносного корня, произросли цветы и плоды и св. анахоретов. Основателями такого образа жизни были, как нам известно, св. Павел и Антоний, которые не по малодушию, как другие, но по желанию большего преспеяния в божественном созерцании, удалились в сокровенные места пустыни, хотя первый из них сначала ушел в пустыню по нужде, избегая наветов от своих родственников во время гонения. Таким образом, из оного образа жизни (киновитян) произошел другой род совершенства, коего последователи называются анахоретами, т. е. отшельниками - оттого, что, не довольствуясь той победой, в которой разрушали между людьми сокровенные наветы диавола, и желая наступать на демонов в открытой брани, небоязненно удалялись в уединенные места обширной пустыни - подражая Иоанну Крестителю, всю жизнь проводившему в пустыне, также Илии, Елиссею и тем, о которых говорит Апостол: Проидоша в милотех и в козиих кожах, лишены, скорбяще, озлоблени: их же не бе достоин весь мир, в пустынях скитающеся, и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных" (Евр. 11, 37. 38). Callat. XVIII. с. 5. 6.

2. Baron. Hist. Eccl. ad an. 252. Павел Фивейский, по Баронию, родился в 230 г. по Р. X.; в 253 г., на 24 году своей жизни, удалился в пустыню, жил здесь 90 лет, умер в 343 году, на 113 году своей жизни.

3. Socrat. Hist. Eccl. 1. IV. c. 23. Антоний В., по Баронию, родился в 253 г. На 20 году своей жизни отрекся от мира, с 328 г. во время пребывания своего в пустыне заводил монастыри, умер в 358 году на 105 году своей жизни. Rosw. notat. in. vit. Anton.

4. Пахомий Великий родился в 295 году, вступил в монашество в 315 году, умер в 405 году, будучи 110 лет, Rosw. notat. in vit. Pachom. По свидетельству Палладия (Hist. Laus. с. 38), Созомена (Hist. 1, 3. с. 17) и Никифора (Hist. Eccl. 1. 9. с, 14), Пахомий Великий первый стал облекать иноков в полный монашеский образ - схиму, по наставлению Ангела. Ибо Ангел научил Пахомия, как должен облекать он вступающих в монастырь, и дал ему несколько правил монашеского общежития. Тогда уже начал он принимать приходящих к нему и облекать в мантию, схиму. Сам предписывая многие правила общежития своим обителям, поставлял более опытных старцев наставниками для прочих иноков.

5. Иероним в жизни Илариона Великого. Иларион родился в 292 году, удалился в пустыню на 16 год своего возраста, умер в 372 году на 80 году своей жизни.

6. Кн. 2 О подвиг. иноч. Из подвижнических правил Василия Великого составлены правила Студийские, которые перешли и в российские монастыри.

7. Что обеты девства, нестяжательности и послушания были даваемы в первые времена христианства, это видно из следующего. В книге Деяний апостольских (4, 32-37) говорится, что в обществе верующих первенствующей Церкви ни у кого не было ничего собственного, но все у них было общее; все жили в согласии между собою и строгом послушании Апостолам, во всем предаваясь их воле, и все свое имение предоставляя на их распоряжение. По свидетельству Василия В. (Подвиг. Иноч. сл. 2. с. 257 в славян. издан.), Св. Златоуста (Бесед. 12 на Деян), блж. Августина (Serm. I de communi vita Clericorum) и блж. Иеронима (Epist. 8 ad Demetriadem), все общество жило в нестяжательности - по обету. Это оправдывается и тем заключением, какое можно выводить из строгости наказания Анании и Сапфиры, пораженных смертью за утайку части цены имения пред Ап. Петром, чего они не заслуживали бы, если бы прежде не дали обета, и не сделались нарушителями его и за это достойными наказания. Некоторые первенствующие христиане давали также обеты девства, как видно из книги Деяний апостольских (21, 9), где говорится, что у Филиппа были четыре дочери девицы, о которых Евсевий (Hist. 1. 3. с. 31), свидетельствуясь словами св. Поликарпа Смирнского, говорит, что они состарились в девстве. По словам св. Златоуста (Бесед. 15 на 1 Тим.), давали обет целомудрия безбрачной жизни те вдовицы, о которых, в 1 Тим. 5, 12, Ап. Павел говорит, что они подлежат осуждению за то, что отвергли прежнюю веру или верность, т. е. обет. Так понимал и Карфагенский Собор. Иначе Апостол не сказал бы о них так, потому что они по смерти своих мужей имели бы право вступить во второй брак, если бы не давали обета жить в безбрачии. Голос апостольский касательно обета девства можно слышать и в сих постановлениях, преданных от имени Апостолов: "о девстве повеления мы не получили, но предоставляем его свободе желающих, как обет. Об одном только напоминаем, чтобы не давали легкомысленно. Ибо Соломон говорит: благо еже не обещаватися, нежели обещавшуся не отдати. Еккл. 5, 4. (Constit. Apost. I. IV. с. 14). О сих обетах, как общеупотребительных между ревностнейшими по благочестию христианами, пишут многие св. отцы и учители Церкви первых веков: св. Игнатий, св. Климент Римский (leronim. contra lou. 1. 1), св. Иустин мученик (Apol. maior §18), Климент Александрийский (Strom. 3 in initio), Тертуллиан (de velandis virginibus), Ориген (Horn. 11 in Levit. et horn. 33 in Numer.), св. Мефодий, епископ Тирский (в кн. Пир десяти дев), св. Киприан (в кн. Об одежде девств.), Антоний В. (в поуч.), Василий В. (Книг. 2), блж. Августин, Феодорит, Иероним. Последний говорит (in epist. ad Eustochium), что "первый обет у киновитян есть послушание старшим". Много писали о сем прп. Иоанн Кассиан (Instit. et Collat.), Сульпиций Север, писатель V века (Dialog. 1. de virl s. Martini) и многие другие.

8. Расположение к подвижничеству и вступление в монашество не есть дело одного только произвола человеческого, но есть призвание Божие. Так понимали и вполне были убеждены в сей истине св. отцы. Св. Иоанн Лествичник говорит, что сам Бог призывает нас на подвижничество (Степ. 1. Лист. 2. 5. ст. 2. лист. 7. ст. 3. л. 11). Так же думал и св. Григорий Богослов (в стих. о самом себе. Твор. св. отц. в русс. перев. кн. IV, с. 295. 1844 г.) и другие св. отцы. А звание Божие, по словам аввы Пафнутия, бывает троякое: 1) от Бога непосредственно, когда таинственным действием благодати, даже иногда во время сна, дух наш приходит в умиление и печаль по Боге, и сердце разгорается желанием спасения и Богоугодной жизни; 2) через человека, т. е. когда кто примерами св. угодников Божиих располагается к подражанию им, или от спасительных наставлений благочестивого христианина умиляется и воспламеняется ревностью жить Богоугодно и получить спасение; 3) от нужды, т. е. когда Господь на кого посылает несчастия и сильные скорби, например, лишение всего имущества, смерть родственников, или какие-нибудь опасности, угрожающие смертью, и человек с сокрушенным сердцем обращается к Богу, и дает обет служить Ему одному благочестивой жизнью, чтобы получить от Него избавление от скорбей, бедствий, опасностей смерти и вечной погибели. (Cassian. collat. III. с. 4). Еще говорит авва Пафнутий: "Как начало нашего обращения на путь спасения бывает от звания Божия, а не от нашего усилия, так и преспеяние в духовной жизни и совершенство зависит от нашего тщания не иначе, как только при содействии и помощи благодати Божией". (Cassian. collat. III. с. 19).

9. Поелику в человеческом духе есть существенная потребность и стремление к постоянной усовершаемости, для раскрытия же сих высших потребностей духа нужны и высшие подвиги; то, чтобы от предоставления сих подвигов произволу каждого не получили они ложного направления, Священное Писание показывает высший предмет подвижничества и верный путь, которым подвижники скорее могут достигать высшего совершенства. Поелику же не все в одинаковой мере способны к возвышенному стремлению духа, и не всякому по силам высшие подвиги самоотвержения, то законом и не обязываются все к этому, а предоставляется трудный путь иноческой жизни усердию каждого, желающего высшего совершенства. Но как высшие подвиги иночества предпринимаются с особенным усердием и для благоугождения Богу, то они и приносятся Богу в дар, как благоприятная жертва духовная, - посвящаются Ему обетами. Да и самая трудность подвижничества требует предварительной обдуманности, пламенной ревности и постоянства от желающего вступить на сей путь. Посему для большей твердости и постоянства в иноческих подвигах совершение их нужно соединять с обетами, которые возбуждают и поддерживают ревность, и без которых жар этой ревности скоро может охладеть.

10. Об обете девства Пресвятой Богородицы свидетельствует св. Григорий Нисский (Чет. Мин. 25 марта). Это можно видеть и из Ее слов: како будет сие идеже мужа не знаю (Лк. 1, 34). Ибо причиной сомнения в возможности родить благовествованного Архангелом Сына был, конечно, обет девства. А если бы Пресвятая Дева не давала обета хранить девство на всю жизнь, - то не было бы причины сомневаться в возможности родить Сына, тем более, что была обручена с мужем - Иосифом.

11. Афанасий Великий о св. Антонии (в жизнеописании его) говорит, что он однажды, пришедши в церковь, при чтении Евангелия услышал: аще хощеши совершен быти, иди и продаждь имение и пр., сии слова отнес к себе, по выходе из церкви раздал все свое имение, удалился в пустыню и сделался монахом.

12. О цели монашеского подвижничества Авва Моисей Египетский говорит так: "Конец (finis) наших обетов есть Царство Божие или Царство Небесное; а назначение наше, т. е. цель (scopus) есть чистота сердца, без которой невозможно достигнуть оного конца. По Апостолу, конец нашего подвижничества есть жизнь вечная, как говорит он: имате плод ваш во святыню, кончину же - жизнь вечную (Рим. 6, 22); а цель - чистота сердца, которую Апостол справедливо назвал святостью, без которой нельзя достигнуть вышепоказанного конца. Апостол как бы так сказал: "Цель ваша есть чистота сердца, а конец - жизнь вечная". Следовательно, все, что может вести нас к сей цели, т. е. чистоте сердца, - с полным усердием и должно исполнять; а что отвлекает от нее, того должно удаляться, как вредного и гибельного. Для сей цели мы оставляем родителей, родину, достоинства, богатство, мирские увеселения и все удовольствия - все для сей цели должно нам делать и желать: в пустыню удаляться, посты, бдения, труды, чтение и прочие добродетели должно совершать, чтобы посредством них хранить сердце наше чистым от всех вредных страстей, и достигнуть совершенства любви, которая состоит в чистоте сердца. Ибо что иное значит: не раздражаться, не завидовать, не превозноситься и пр. (1 Кор. 13, 4-7), как не то, чтобы иметь сердце совершенно чистое и хранить его от страстных возмущений? Ради них (т. е. поста, бдения, чтения и пр.) никак не должны предаваться печали, или гневу и негодованию, для истребления которых они должны быть совершаемы. Ибо не столько пользы от поста, сколько вреда от гнева, не столько плода от чтения, сколько ущерба от презрения брата. Посему-то пост, бдение, отшельничество, чтение Св. Писания должно исполнять для главной цели - чистоты сердца, которая есть любовь, и для них не должно нарушать сей главной добродетели, при которой в нас не будет никакого недостатка, хотя бы по нужде и было опущено что-нибудь из помянутых подвигов - поста, бдения и пр., напротив, без сей главной добродетели все будет бесполезно, хотя бы и все прочее сделали; потому что пост, бдение, упражнение в Св. Писании, отвержение всего имущества не составляют совершенства, а только служат средствами к совершенству" (Cassian. collat. I. с. 4-7).

13. Поелику все подвиги иночества сосредоточиваются и утверждаются на одном главном - самоотвержении, от которого зависит все их достоинство; а самоотвержение происходит от смирения, то и в основании духовного здания добродетелей подвижника прежде всего должно быть положено смирение. Иначе все добродетели без смирения, как здания без фундамента, не могут прочно созидаться и долго стоять. Без смирения нельзя иметь ни самоотвержения, ни чистой, совершенной любви к Богу и ближним.

14. Действительно, были такие высокие подвижники благочестия, в которых любовь к Богу была столь сильна, что они, казалось, только слабой нитью придерживались временного, земного. От пламенной любви к Богу духовная природа столь резко проявлялась в них, что противоположная ей почти вовсе умирала, или, по словам блж. Каллиста и Игнатия (Доброт. ч. 2, гл. 95, с. 98), как бы переплавлялась, очищалась, одухотворялась, и они в молитвенном восторге забывали все земное и себя, пребывали только в Боге. Так, блж. Диадох говорит об одном подвижнике: "Один рассказывал мне: когда я желал опытно уразуметь любовь Божию и молил о сем Бога, то благий Господь даровал мне в таком обилии и силе чувства любви, что я забыл даже и временную сию жизнь, и душа моя с невыразимой радостью и любовью желала вылететь из тела и переселиться к Богу" (Доброт. ч. 4. 94.). О прп. Авве Филимоне говорят, что он от сильной любви к Богу постоянно имел ум воскрыленный к Богу даже и во время трапезы (Доброт. ч. 4. с. 121). Прп. Петр Дамаскин говорит, что бесстрастные от сильной любви к Богу в продолжении многих дней не едят, забывая тело. Таковые, если и едят когда, то вовсе не ощущают, сколько и что ели, а как будто ничего не ели (Доброт. ч. 3. кн. 1. с. 39). Вот какова должна быть любовь к Богу!

По той мере, как возрастает любовь к Богу, возрастает и должна возрастать в нас и любовь к ближним. Это необходимо и по самому свойству любви, и по той важности, какая усвояется Иисусом Христом любви к ближним (Мф. 22, 39), и по тесной связи ее с любовью к Богу, которая без любви к ближним несовершенна, даже невозможна (1 Ин. 4, 20-21). Любовь к ближним должна быть совершенная, так, чтобы для блага и спасения их охотно жертвовать всеми собственными благами, своими трудами, своим счастьем, даже самой жизнью. Больши сея любви никтоже имать, говорит Иисус Христос, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15, 13). Как Иисус Христос по нас душу свою положил: так и мы, говорит ученик Христов Иоанн, должни есмы по братии души полагати (1 Ин. 3, 16). Апостол Павел спасение своих сродников поставлял выше своего: молил бых ся сам аз отлучен быти от Христа по братии моей, сродницех моих по плоти (Римл. 9,3. 1 Сол. 2, 8).

15. Святой Максим Исповедник говорит: "Самолюбие есть причина всех страстных помыслов. Ибо от него рождаются три главнейшие страсти: пресыщение, сребролюбие и тщеславие. А прочие все следуют за каким-нибудь из сих трех. Отсекший страсть самолюбия отсек и все страсти, от нее происходящие" (Сотн. 3. § 56. 57. о любви).

Враги наши, говорит Марк Подвижник, с которыми мы должны иметь брань, суть чувственные удовольствия и честолюбие. Они увлекли в заблуждение Адама и Еву. Чувственное удовольствие сказало им, что запрещенное древо добро в снедь и угодно очима видети, а честолюбие присоединило к тому: будете яко бози, ведяще доброе и лукавое" (Быт. 3, 6). (Разговор ума с душой. Bibl. Vet. Patr. T. V.)

Святой Феодор, епископ Едесский, говорит: "Три суть главнейшие страсти, от которых рождаются все прочие, - сластолюбие, корыстолюбие и славолюбие. За сими следуют пять других духов злобы - (гнев, скорбь, злопомнение, чревоугодие, дерзость). От сих-то уже рождается великое множество страстей и все виды многообразного зла. Итак, если кто победил три первые и начальные страсти, тот истребил уже и другие пять, а вместе преодолел и все прочие. По опыту дознали мы, что нельзя человеку впасть в грех или какую-нибудь страсть, если прежде какую-нибудь из трех, т. е. чревоугодия, сребролюбия и тщеславия, не будет уязвлен. Посему сии же три вида обольщений диавол некогда представил и Спасителю, над которыми Господь одержав верх, повелел диаволу идти за Собою, а сим и нам показал прямой путь невинности". (Сл. умозрит. § 65. 62. Христ. Чт. 1825 г. ч. VI).

16. О девстве § 6. Хр. Чт. 1833 г. Подобно святому Афанасию говорит и блаженный Диадох: "Адам, отвергнув послушание, ниспал в глубокий тартар. Господь, возлюбив его, был послушен Своему Отцу до креста и смерти, дабы, своим послушанием уничтожив вину человеческого преслушания, ввести в блаженную и вечную жизнь поживших в послушании. Итак, вступающие в борьбу с диавольской гордынею должны прежде всего стараться о послушании; оно, предводительствуя нами, укажет нам безошибочно все стези добродетелей" (§ 41. Доброт.).

17. Как похоть плоти, похоть очей, гордость и плод их - преслушание воли Божией - были причиной падения первосозданных человеков и проклятия Божия, так девство, нестяжательность и послушание - добродетели, противоположные тем трем порокам, должны служить средствами к восстановлению в первобытное совершенство; и освящаются обетами для того, чтобы, с одной стороны, оградить изменяемость воли человека, обезопасить его от нарушения сих добродетелей, так чтобы уже и не думать о противном, как невозможном, а с другой стороны, - чтобы посредством церковного обряда пострижения привлечь на себя благословение Божие и сугубую благодать, освящающую и вспомоществующую в трудных подвигах самоотвержения.

18. Иероним в жизни Илариона Великого. Кассиан collat. XVIII. с. 7. Здесь надобно заметить, что сими правилами касательно нестяжательности строго запрещается каждому монаху, живущему в общежитии на общем монастырском содержании, только приобретение собственности; но не запрещается приобретение и заблаговременное заготовление на будущее время всего нужного для общей монастырской потребности. Иначе, ждать от Бога всего нужного для жизни - пищи и одежды, и оставлять обыкновенные средства к пропитанию, значило бы искушать Бога - требовать от Него постоянных чудес. Иногда удостаивались сего только великие подвижники, своей святой жизнью угодившие Богу и заслужившие Его особенное благоволение. Но и они не отвергали обыкновенных, естественных средств к пропитанию.

19. Святой Феодор, епископ Едесский, говорит: "Вступив на подвижническое поприще, не желай иметь богатства и для раздаяния убогим; ибо это есть коварство лукавого, посредством которого он возбуждает тщеславие и развлекает ум попечением о многом. Прими странного с благим расположением и преподай ему утешительное слово. Таким образом ты можешь получить награду страннолюбия" (Доброт. ч. 4. § 50). Подвижники не позволяют монахам заботиться о стяжании имения для того, чтобы это не ослабляло надежды на Бога и усердия к духовным подвигам. Опыт показывает, что кто заботится об имении, тот не может приучиться к смирению и послушанию, не может быть доволен бедностью и строгостью монастырской жизни, помышляя о стяжании и роскоши, не может долго и жить в монастыре, будет переходить из одного места в другое, ища больших выгод для себя.

20. Строгие подвижники в древности и обители себе часто строили в пустынях, на горах, островах - местах суровых, некрасивых и скудных - для того, чтобы при суровости места и климата сноснее была строгость подвижнической жизни, чтобы монахи, умерши для мира, не искали себе утешения в земном, а стремились к одному Богу и в Нем одном искали себе утешения.

21. Святой Григорий Синаит говорит: "Начало умственной молитвы есть действие, т.е. чистительная сила Духа и тайное священнодействие ума; средина есть просветительная сила и видение; а конец есть исступление и восхищение ума к Богу" (Доброт. ч. 1. гл. 111). Подобн. см. Лествицу инока Феофана (Доброт. ч. 1. в конце).

22. Кассиан. collat. III. с. 7. Столь возвышенное состояние, очевидно, есть состояние восторженное; потому оно не может быть состоянием человека постоянным, и доступно только для немногих избранных. Но чтобы, по возможности, достигать такого состояния, нужно находиться в уединении, ограждать чувства от впечатления внешних предметов и втечения в душу чувственных образов, слух ограждать от шума и суеты мирской, взор от различных соблазнов, вообще не увлекаться любопытством - что-нибудь видеть, или слышать, или говорить без нужды не только о предметах безразличных, но и о таких, которые хотя бы и представлялись добрыми сами по себе, но речь о которых может быть или не ко времени, или не к лицу; постоянно же нужно хранить ум от развлечения и занимать его Богомыслием. Блж. Диадох говорит: "Как жар скоро выходит из бани от частого отверзания дверей, так и теплота сердца скоро хладеет от частых безвременных разговоров"; внимание к себе развлекается от рассеяния чувств по внешним предметам, и нарушается спокойствие духа, необходимое для духовного трезвения и Богомыслия (Доброт. ч. 4. гл. 70. Посему нужны - одинокое пустынножительство, отшельничество, затворничество, молчальничество и т. п.

23. О необходимости послушания и избрании опытного наставника в духовной жизни говорят: Василий Великий (подвиж. устав. с. 468-469. гл. 22. Отв. 119. с. 370. в славян. изд.), св. Иоанн Лествичник (с. 2 на об. 15. Степ. 4. с. 29), авва Дорофей (сл. о том, что не должно располагать собой по собств. разуму: с. 39-40, 42-43, 19, 20, 105. в славян. изд.), св. Иоанн Кассиан (Послан. к Леонтию с. 174 на об. 176. Доброт.), Петр Дамаскин (сл. 8. с. 73 на об. кн. 2. с. 10, 12 на об. Доброт.), Каллист, патриарх Константинопольский (гл. 14, 15. Доброт.), Григорий Синаит (гл. 8. 15. Доброт.), Феодор, епископ Едесский (гл. 40-46. Доброт.), Симеон Новый Богослов (во многих местах Доброт.), Пролог. 29 октября, с. 212. Св. Ефрем Сириянин говорит: "Если видишь юного, по своей воле восходящего на небо, то удержи его, ибо польза ему будет от сего" (сл. 35. с. 58. сл. 21 и с. 410 на об. в славян. изд.).

Наставником может быть или духовный отец, или какой-нибудь опытный старец. Если же нельзя найти опытного старца, которому бы можно было вполне предаться для руководствования в духовной жизни, то св. отцы (например, Петр Дамаскин, кн. 1, с. 15. Доброт., Нил Сорский, скитск. устав, сл. 11) советуют найти, по крайней мере, единодушного брата, ревнующего по благочестии, чтобы друг другу открывать свое состояние, поверять свои мысли и пользоваться взаимными советами, и без совета ничего не делать. Ибо спасение есть во мнозе совете; брат от брата помогаем, яко град тверд (Притч. 11, 14. 18, 19).

24. Один послушник спросил своего старца: можно ли мне иметь у себя два сольда (золотые монеты) на случай телесной слабости? Старец, провидя его непременное желание иметь их, сказал: да, можно. Послушник, пришедши от старца в свою келью, начал смущаться помыслами, - искренно ли сказал ему старец. Встав, опять пошел к нему и просил сказать искренно. Старец сказал ему: я видел твое сильное желание иметь сольды, потому и сказал, что можно иметь. Но никак нельзя одобрить того, чтобы иметь у себя больше, нежели сколько надобно для настоящей нужды. Ты на сольды полагаешь свою надежду. Но ужели Бог не заботится о нас? Лучше возложим попечение о нас на Бога, ибо Он Сам заботится о нас. (Rufin. I. III. с. 69. apud Rosweid. pag. 512.)

25. По свидетельству св. Лествичника (ст. 4), однажды настоятель для пользы других захотел испытать и показать послушание одного поседелого старца иеромонаха Лаврентия; без всякой вины, с притворно-грозными словами, во время обеда вызвал его из-за стола, приказал стоять пред трапезой, как будто за какую вину. Послушный старец стоял два часа. Когда после сего спросили его: что он помышлял в это время, не гневался ли? Старец отвечал: в лице своего пастыря представляя Иисуса Христа, я думал, что повинуюсь не его повелению, но Божию, и отнюдь не имел никакого худого мнения о нем.

26. По словам Василия Великого, должно исполнять дело послушания с такой готовностью и расположением, с каким отрок, томимый голодом, повинуется кормилице, зовущей его к принятию пищи; или с каким расположением человек, желающий сохранить жизнь в случае опасности смерти, повинуется тому, кто подает ему средства к спасению; вернее же сказать, послушник еще более должен повиноваться, потому что будущая жизнь превосходнее настоящей. (Крат. прав. отв. 166). Так Марк, ученик аввы Силуана, показал редкий пример готовности к послушанию. О нем рассказывают, что когда авва вызывал его из келий, он, занимаясь письмом и начав писать букву "О", не докончил ее, но тотчас выбежал из келий на голос аввы. (Rufin. I. III. С. 143. apud Rosweid. pag. 520).

27. Один великий старец, однажды, ученика своего Иоанна, отличавшегося послушанием, послал на работу, дав немного хлеба для пропитания. Ученик, пошел на работу, и, исполнив, что было велено, возвратился, не почав хлеба. Старец, увидев хлеб, сказал Иоанну: что же ты, чадо, не ел хлеба, который я дал тебе? Ученик, поклонившись старцу, сказал: прости меня, отче; когда ты посылал меня, то не благословил меня и не дал мне повеления есть этот хлеб; потому я и не вкушал от него. Старец, подивившись рассуждению брата, благословил его. (Луг духовн. блж. Ин. Мосх. гл. 55). Вот пример точности!

28. Девство, составляя средство для достижения высшего совершенства, по своей трудности и само требует средств - для сохранения чистоты души и тела. Правда, что пока человек живет в бренном теле, до тех пор и похоть живет в его плоти, и у человека не достанет собственных сил истребить ее совершенно. Иногда она таится в нас, как искра огня под пеплом; а иногда от внутренних причин и от внешних предметов возбуждается, подобно огню, раздуваемому ветром, с такой силой, что превращается в пламень, все пожигающий. В таком случае для собственного спасения необходимо употребить все силы и средства укротить ее. Более верные средства для этого - следующие: по показанию врачей (см. г. Чаруковского народ, медиц. ч. 7. с. 248 и Гуфеланда Enchird. с. 292), причины похотливости бывают душевные и физические, именно: воображение, разгоряченное любострастными зрелищами, картинами, вольным обращением обоих полов, чтением романов; а более всего располагает к похотливости праздная, беззаботная, сидячая жизнь, сочная, мясная, пряная пища, спиртные напитки и т. п. Потому главное средство против похотливости есть воздержание и труд; пост в строгом смысле, т. е. воздержание от мясной, пряной, сочной и умеренное употребление молочной, рыбной, растительной пищи. Воздержание от опьяняющих горячительных напитков, уничтожая раздражительность крови, предотвращая ее волнение, умеряя самое ее обращение, тем самым уничтожает и причину похотливости; а телесные труды до усталости и умственные занятия важными, отвлеченными предметами, утомляя силы, также подавляют похотливость. Сверх того, для умерения горячительного действия крови полезны: прохладная комната, жесткая постель, обыкновение спать на боку, а не на спине, пред сном неупотребление пищи, питие холодной воды, омовение тела холодной водой, прием всяких очищающих, разрешающих и прохлаждающих врачевств.

Поелику похоть часто возбуждается и от внешних предметов, то нужно хранить от опасных впечатлений внешние чувства, чрез которые смерть, по словам Пророка, входит в нас, как чрез окна (Иер. 9, 21).

Больше всех чувств надобно хранить зрение, чрез которое различные образы особенно обольстительных предметов, вторгаясь в душу, часто возмущают дух, препятствуют самоуглублению, и производя сильное и продолжительное впечатление на сердечные чувствования, особенно на воображение, при помощи сего последнего сильно возбуждают греховную похоть. В предосторожность от соблазнов св. отцы советуют: не смотреть на предметы, опасные для целомудрия; при внезапной встрече с ними скорее отвращать взор, особенно не смотреть на красивые лица другого пола. Вообще не рассеивать взоров по сторонам, но ходить больше с поникшей головой. Достойный подражания пример хранения чувства зрения представляет нам авва Исидор. Говорят, когда ходил он к Феофилу, архиепископу Александрийскому, по возвращении оттуда братия спросили его: "Каков город?" И он сказал: "Да, братия, я не видал ни одного лица человеческого, кроме архиепископа". Услышав это, братия смутились. "Не опустел ли город, авва?" - спросили они. "Нет", - отвечал авва; но помысл не увлек меня взглянуть на кого-либо. Услышав сие, братия удивились, и поставили себе за правило - хранить глаза свои от рассеянности. (Достоп. сказ. о подв. св. отц. Исидора). Поэтому-то св. подвижники носили покрывало на лице, а часто употребляли и совершенное затворничество.

Чувство слуха должно хранить от слышания нескромных слов, песен и музыкальных звуков, изнеживающих душу и от пустой забавы слуха увлекающих к нечистым удовольствиям сердца. (Fistula dulce canit, volucrem dum decipit auceps. Theol. moral. § 532. Stapf.).

Чувство осязания, по словам Ефрема Сириянина (Сл. 13. с. 339), должно хранить от прикосновения к телам других, даже и своего тела без нужды не должно осязать. Опытные подвижники замечают, что одно прикосновение страстного возбуждает страсть в душе другого; по одному дыханию человека они узнавали его внутреннюю нечистоту. Св. Лествичник говорит: помни того, который, неся свою больную матерь, обвил руку свою платом. Так и ты удерживай руку свою от прикосновения как к своему, так и чужому телу; ибо тело оскверняется и одним прикосновением. (Степ. 15. с. 77). Отсюда видно, как осторожно надобно обращаться со своим телом. Не только надобно избегать всякого страстного возбуждения, но и удалять от себя все то, что может нежить наше осязание. Поэтому св. подвижники не имели мягкого ложа, иногда клали камни в возглавие, носили грубые власяницы, тяжелые вериги и пр.

Чувство вкуса должно хранить от услаждения пищей и питием; ибо это, по словам одного подвижника, есть удица, которой диавол привлекает человека в чревобесию, а чревобесие расслабляет душу и тело и влечет за собой многие гибельные следствия (Сирах. 37, 32-34). (см. Леств. Степ. 14). Посему-то строгие подвижники редко ели сладкую пищу, а большей частью питались только хлебом и водой.

Чувство обоняния меньше представляет опасности для целомудрия; но и его услаждение благоуханными мастями производит излишнюю изнеженность чувств и расслабление духа.

Особенно нужно хранить воображение от нечистых мечтаний; потому что оно по своей живости имеет сильное влияние на низшие чувствования, и обольстительные предметы представляя в привлекательном виде, подобно сильному ветру, раздувает пламя похоти. Поэтому вдруг возникающие образы соблазнительных предметов и нечистые помыслы надобно не допускать до сердца - не услаждаться ими, и тотчас устранять их чрез занятие души другими спасительными размышлениями, или чрез какое-нибудь упражнение, требующее полного внимания. Представление гибельных следствий греха нецеломудрия, каковы: расстройство здоровья, мучительные болезни тела, помрачение разума, развращение воли, стыд и бесчестие пред людьми, особенно уважаемыми нами, холодность к Богу и всему божественному, беспечность о своем спасении, - представление всего этого может удерживать только от действительного греха, а не от худых помыслов и волнения чувствований. Враг этот так хитер и обольстителен, что легко может уловить в свои сети и сделать пленником греха. Тогда как прочие страсти побеждаются противоборством им, от блудного беса можно спастись только бегством. Потому лучше скорее удалить всякую мысль о грехе нецеломудрия, заняться же размышлением о предметах высоких, особенно же о смерти, которая плоть со всеми ее похотями сделает пищею червей, а душе оставит одно угрызение совести, горькое раскаяние и несносный стыд по причине обнаружения срамных грехов нецеломудрия пред Богом, Ангелами и всеми людьми на страшном суде; также о вечном мучении грешников в адском пламени, и вечном блаженстве праведных в Царстве Небесном. Кроме того, и самому не должно вдаваться в опасности; надобно удаляться тех мест и случаев, при которых особенно возникают соблазнительные образы и нечистые помыслы; сюда относятся особенно: худые сообщества, нескромные разговоры, особенно вольное обращение с другим полом, чтение соблазнительных книг, рассматривание соблазнительных картин, публичные зрелища и увеселения и пр.

Впрочем, "желающий плоть свою преодолеть сам собою, всуе течет, - говорит св. Лествичник. - Ибо аще не Господь разрушит дом плоти, и созиждет дом души, всуе бдел и вотще постился разрушающий" (ст. 15. с. 74). Св. отцы говорят, что за тайную гордость и тщеславие своей чистотой, за осуждение других и самонадеянность Бог часто наказывает человека попущением оскверняться плотской нечистотой, даже впадать в действительный грех. Потому, по словам св. Иоанна Лествичника (Степ. 15) и прп. Иоанна Кассиана (Доброт. ч. 4. О благих помысл.), необходимо иметь смирение, самоуничижение, не осуждать других и все упование возлагать на Бога. Св. Лествичник говорит: "Кто хочет побороть сего врага пролитием пота и утомительными трудами, тот подобен связавшему неприятеля своего хворостом. А кто поборет его воздержанием и бдением, тот подобен наложившему на него железную цепь. Кто же поборает смиренномудрием, негневливостью и жаждою, тот подобен убившему соперника и скрывшему его в песке. Если познаешь крайнюю мою и свою немощь, говорит плоть душе, то тем самым свяжешь мне руки. Если будешь томить меня голодом, то свяжешь мне ноги, и отымешь возможность идти далее. Если прилепишься к послушанию, то отрешишься от меня. Если приобретешь смирение, то отсечешь мою голову" (Ст. 15. с. 73, 84). Поелику же силы наши так слабы, что и тогда, как хотим сделать доброе, скорее делаем злое (Рим. 7, 18-19), то при сознании собственной немощи необходимо обращаться к Богу с молитвой, просить Его помощи. По свидетельству опытных подвижников очень много облегчает брань с похотью усердная молитва к Пресвятой Деве Богородице и тем святым, которые выдержали сильную брань с вожделением, или за целомудрие претерпели мученичество. Усердная молитва с сокрушением сердца и слезами, как небесная роса, утишает раскаленные стрелы нечистого беса. Для хранения чистоты души и тела также очень полезны: частая исповедь и причащение св. Таинств - Тела и Крови Христовой.

29. Ефрем Сир. сл. 19. с. 390. Св. Лествичник говорит, что находящийся в теле и восшедший на пятнадцатую степень добродетели - целомудрия, умерши, воскрес, и чрез сию нетленность предвкусил уже начатки будущего бессмертия (Степ. 15, с. 84).

30. Св. Лествичник говорит: не женатый, но обложенный путами мирских дел, подобен имеющему связанные узами руки; а находящийся в супружестве подобен носящему узы на руках и ногах (Степ. 1, с. 5). Св. Златоуст говорит: "Девство может насадить в нас добрый корень, произращающий все блага: свободу, мужество, горячую ревность, пламенную любовь к небесному, презрение всего земного" (О девстве гл. 81).

31. Св. Златоуст говорит: "Что сладче девства? Что светозарнее? Ибо блистательнейшие самых солнечных лучей испускает сияния, и отлучивши нас от всего житейского, светлыми очами приучает созерцать солнце правды (О девстве гл. 21). Оно вдыхает в человеков ангельскую радость" (с. 100, о девстве).

32. Св. Максим Исповедник говорит: "Чей ум привязан к какой-либо земной вещи, тот не любит Бога" (Сотн. 2 о любви гл. 1). Симеон Новый Богослов говорит: "Как кто-нибудь, бросив персть на пламень горящей печи, угашает оный, так и житейские заботы и всякое пристрастие даже к маловажной вещи истребляет воспламенившуюся в начале теплоту сердца" (Доброт. ч. 1. гл. 63). Св. Исаак Сириянин говорит: "От воспоминания мирских предметов хладеет горячность, и душа впадает в суетные и безрассудные пожелания" (Христ. Чт. 1825 г. ч. 18). Блаж. Диадох говорит: "Никто не может возлюбить Бога от всего сердца, не очистив и не умягчив его страхом Божиим; а в страх Божий никто не придет, если не освободится от всех житейских попечений" (Доброт. ч. 4. гл. 16, 18).

33. Некто, пришедши из мира к Антонию Великому, говорил, что жизнь отшельническая не имеет большей важности, что большую цену имеет та добродетель, которая приобретается между людьми, а не в пустыне. Антоний Великий спросил его, где он живет. Пришлец сказал: "У своих родителей". И хвалился, что при их обеспечении, будучи свободен от забот дневного труда и пропитания, он постоянно упражняется только в чтении и молитве. Антоний Великий опять спросил его: "Скажи мне, сын мой, не опечаливаешься ли ты при каких-нибудь несчастных случаях своих родственников и не радуешься ли их благополучию?" Он отвечал, что в том и другом принимает участие. Св. старец сказал: "Знай же, что ты также и в будущем веке будешь возмущаться печалью или радостью об участи тех, в пользе и вреде которых принимаешь участие в сей жизни. Такая жизнь и такое состояние гибельной теплоты причиняют тебе вред, хотя сам ты и не чувствуешь того, по словам Премудрого: биша мя и не поболех, и поругашася, аз же неразумех (Притч. 23, 35); или как говорится у Пророка Осии: снедоша чуждии крепость его, сей же не разуме (Ос. 7, 9); именно все это, по разнообразию случаев изменяя твой дух, непрестанно погружает его в земное" (Кассиан. collat. XXIV. с. 11). Авва Макарий, узнав о намерении некоторых братий - из пустыни идти в мир с надеждой, что там могут спасать и других и от того получить большую пользу и для своего спасения, - в наставление рассказал им следующую повесть: в одном городе был искусный брадобрей, который с каждого брал за свой труд самую малую плату - по три динария, но и этим достаточно удовлетворял потребностям ежедневного своего пропитания, даже за всеми издержками у него каждый день оставалось по сто динариев. Однажды он услышал, что в одном отдаленном городе каждый платит брадобрею по целому сольду, и сказал сам себе: долго ли буду довольствоваться такой малой платой? Если вместо трех динариев буду получать по сольду, то соберу себе большое богатство. Итак, взяв свои орудия и издержав в дороге все прочее, собранное им в течении долгого времени, пришел он в отдаленный город. И в первый же день прибытия собрал за свой труд большое количество сольдов. Но когда вечером пошел на торг купить себе пищи, поелику все продавалось за дорогую цену, на весьма скудное пропитание должен был истратить все приобретенные сольды, так что ни одного динария не оказалось в остатке. Посему, видя, что приобретается и много, но от сего многого не только не может быть ничего в остатке, но едва удовлетворяет это потребности ежедневного пропитания, раздумался и сказал сам себе: возвращусь лучше в свой город, и удовольствуюсь малым доходом, из которого, однако же, за издержками на телесные потребности, можно ежедневно отлагать нечто в обеспечение себя на старость. Ибо здесь при большем приходе у меня расхода больше, нежели прихода. "Посему, - говорил авва Макарий, - и нам лучше постоянным пребыванием в уединенной пустыне приобретать малый плод, но которого никакие мирские попечения и развлечения, никакая суетливость и тщеславие не истребляют, и никакие заботы о дневном пропитании не уменьшают: ибо лучше малое праведнику, паче богатства грешных многа (Пс. 36, 16), - лучше, говорю, нам приобретать и малый плод в пустыне, нежели домогаться большой пользы в мире, которая хотя бы и была приобретена чрез обращение многих, но пребыванием в мире и ежедневным развлечением вовсе утрачивается. Ибо, по словам Премудрого, лучше есть исполнение горсти с покоем, паче исполнения двою горстию с трудом и крушением духа (Ек. 4, 6). А таковому обману и таковым лишениям необходимо подвергаются все те, которые хотя и в своем спасении не уверены, и сами еще имеют нужду в наставлении от других, однако же обольщением диавола побуждаются к обращению и управлению другими, и которые, хотя бы и могли приобресть какую-нибудь пользу от обращения некоторых, но по своей нетерпеливости и неисправленным нравам теряют все приобретенное. Ибо с ними бывает, что говорит Пророк Аггей: собирали мзды, собра во влагалище дираво (1, 6). Подлинно в дырявое влагалище собирает свои прибытки, кто все, что, по-видимому, ни приобретет через обращение других, теряет невоздержанием своего сердца и ежедневным развлечением духа (Кассиан. collat. XXIV с. 13).

34.Высокопреосвященнейший митрополит Московский Филарет. Слов. 20, по освящении храма явления Божией Матери прп. Сергию, устроенного над мощами прп. Михея в Сергиевой Лавре, 1842 г., с. 442.

Св. Амвросий Медиоланский говорит: "Кто убегает мира, тот да летит; если не может лететь, как орел, да летит как врабий; кто не может лететь к небу, да летит в горы - пустыню; кто убегает, да убегает скоро, чтобы не быть настигнутым. Беги от земли, где - зло. Оставим тень мы, которые ищем солнца; презрим дым мы, которые стремимся к свету. Дым - наша неправда, тень - наша жизнь на земле. Что здесь кроме искушения? Узрело око, и превратилось чувство; услышало ухо, и намерение изменилось; повеял запах, и остановилась мысль; вкусили уста, и отрыгнули преступление; сотряслось осязание, и вспыхнул огонь". (Об удален. от мира. Христ. Чт. 1838 г. ч. III. с. 148). "Удалившийся в пустыню, - говорит Антоний Великий, - освобождается от трех искушений: от искушения слуха, языка и взора; одно только у него искушение - искушение сердца". (Достоп. сказ. о нодвиж. св. отц. § 11).

35. Напр. ежедневное чтение св. Писания и других духовных поучений, неразвлекаемое размышление о Божественных предметах, ежедневное испытание и очищение совести от грехов, частые молитвы и св. песнопения, участие в св. Таинствах, постоянное хранение внешних чувств и сердца от нечистых внешних впечатлений и суетных помыслов, разнообразные, достойные подражания примеры добродетелей в братстве, наставления и пособия опытных старцев во время искушения и немощи и пр.

36. Св. отцы, подвижническую жизнь разделяя на деятельную и созерцательную, последней отдают большое преимущество пред первой. "Как белизна и блеск маргарита превышает все прочие камни и металлы, - говорит авва Феона, - так и созерцание Бога превосходнее всех добродетелей" (Кассиан. collat. XXIII. с. 3). Авва Моисей доказывает это примером Марфы и сестры ее Марии, разумея под первой жизнь деятельную, а под последней - созерцательную. "Хотя Марфа, - говорит он, - и для услужения Господу трудилась, а Мария, седши при ногах Спасителя, только внимала духовному Его учению, но Господь Марию предпочел Марфе, потому что Мария, говорил Он, избрала лучшую часть, такую, которая никогда не отнимется от нее (Лк. 10, 42). Видите, что Господь высшее благо, единое на потребу, поставляет в Божественном созерцании. Посему прочие добродетели, хотя полезны и даже необходимы, но должны стоять на второй степени по достоинству; потому что все они совершаются для достижения сего одного - созерцания. Ибо Господь словами: печешися и молвиши о мнозе, едино же есть на потребу, - очевидно, высшее благо поставляет не в деятельной, хотя и похвальной и многоплодной жизни, но в созерцании Бога (Кассиан. Collat. 1. с. 8). Бесспорно, что деятельная жизнь составляет основу для созерцания, и все нравственные подвиги служат первыми, необходимыми ступенями в лестнице духовного совершенства; но без созерцания они не составляют еще полноты совершенства, тем более, что совершение их часто бывает соединено с помыслами о земном, от которых часто неприметно для нас рождаются и укореняются земные склонности, которые удаляют от лица Божия и влекут к земле и сердце наше. А созерцание Бога есть собственная деятельность духа, жизнь небесная. Сколько небесная жизнь превосходнее земной, сколько Бог выше всех сотворенных существ, столько созерцание Бога важнее всех подвигов и занятий. Со смертью все наши земные отношения к другим, и теперешние житейские нужды и занятия прекратятся; а созерцание Бога будет единственным предметом нашей духовной деятельности на целую вечность, целью загробной жизни и источником бесконечного блаженства. А кто здесь на земле не приобретет способности и навыка с любовью постоянно взирать на Бога оком ума и веры, и к Нему стремиться сердцем, тот и в вечности может ли зреть Бога лицом к лицу? - Богу известно. Но вероятнее, что к чему человек на земле приобретет расположение и навык, то и будет составлять предмет его желаний и деятельности в вечности" (Мф, 6, 21).

37. Степ. 11. Лист. 64 на об. Св. Василий Великий говорит: "О уединенное житие, дом небесного учения и божественного разумения, училище, в котором Бог есть все, чему учимся! Пустыня - рай сладости, где благоуханные цветы любви то пламенеют огненным цветом, то блистают снеговидной чистотой, с ними же мир и тишина; живя в низменных, пребывают недвижимы от ветра: там фимиам совершенного умерщвления не только плоти, но, что славнее, и самой воли, и кадило всегдашней молитвы непрестанно разгорается в нем божественной любовью".

38. История свидетельствует, что при постоянном Богомыслии дух молитвы, так сказать, сливаясь с Духом Божиим, исполнял небесным светом душу подвижников, преизбыток сего света, не удерживаясь в душе, часто изливался даже и на тело и просиявал на лице. Так, св. Афанасий Афонский во время молитвы казался огненным от осияния благодати Божией (Чет.-Мин. 5-го июля). Даже самое тело, как бы одухотворяясь, возвышалось от земли во время молитвы, как видно из жития прп. Марии Египетской и св. Иоанникия Великого. А душа сего святого по смерти возносилась на небо в виде огненного столпа.

39. Св. Феодор, епископ Едесский, говорит: "Поколику кто мыслит о Боге, потолику и желает; и поколику желает, потолику наслаждается; а поколику наслаждается, потолику снова укрепляется к мышлению; и таким образом опять начинается движение, возвышение к большему совершенству" (Слов. умозрит. Христ. Чт. 1825 г. ч. 17.

40. Опытные подвижники, для пользы желающих жить в уединении в пустыне, определили правилом следующее: кто желает посвятить себя пустынной уединенной жизни, тот должен прежде многие годы жить с братией в обители, проходя всякое послушание безропотно, и все скорби и злострадания преодолевая незлобивым терпением; должен обучить себя во всем воздержанию, навыкнуть отсечению своей воли и своих мудрований, повиноваться же со смирением настоятелю и отцу духовному, по воле Божией; должен достигнуть, по возможности, такого устроения, чтобы иметь ко всем любовь нелицемерную, внутреннее и наружное смирение, здравое рассуждение, и свыше благодатное просвещение и силу, знать и преодолевать мысленную брань вражию; должен, наконец, быть воспламенен теплейшею любовью ко Христу Богу. Живущему в уединении во всякое время надобно иметь совесть непорочную к Богу, к ближнему и ко всем тварям. А чтобы избавиться смущения в совести, то должно всегда и во всем открываться отцу духовному, а в иных случаях и самому настоятелю. Хотя и везде, но в пустыне более потребно иметь воздержание от праздности, излишнего сна, неумеренности в пище и питии. Воздерживаясь же от всего этого, надлежит пребывать пустыннику то в совершении молитвенного правила в определенное время, то в рукоделии с молитвой Иисусовой и Богомыслием, то в чтении слова Божия и отеческих книг, особенно тех, которые научают нас мысленной брани против духов злобы, ратующих против нас злыми помыслами и страстями. Ум же свой должно хранить во всякое время от суетных и страстных помыслов. Явится ли в уме помысл противный, - мечом слова Божия, и оружием молитвы подвижник да поражает сей помысл в самом начале. Когда пустынножитель таким образом в мысленном борении и в хранении всего внутреннего человека будет трудиться день и ночь, со всем усердием по мере сил своих, тогда Господь по мере смирения его, сотворив с ним милость Свою, подаст ему вкусить и сладость духовных плодов. Божественная любовь воспламенит и воскрылит дух его, неизреченная радость усладит сердце его, мир душевный упокоит его от браней, словом: благодать Св. Духа в свое время подаст ему познать внутрь себя Царствие Божие. Однако же при всем том подвижнику надобно трезвиться и бодрствовать умом непрестанно, а не вдаваться в расслабление. Ибо от нерадения и лености бывает помрачение ума и буйное усиление помыслов. Уединившись телом, будь и умом от всего уединен. Как грешник, кающийся о грехах своих, не дозволяй своему уму входить в суждение о ближних или делах, не подлежащих твоему суждению. Будь глух и нем ко всякой противной мысли. Вместо же суетных рассуждений размышляй почасту о своей смерти, о испытании всех дел своих, о суде Христовом, о вечном мучении грешных в аде. Более же размышляй о человеколюбивом воплощении Бога-Слова, о Его Божественном учении, о вольном Его страдании за грехи наши, и о спасении нашем чрез Его искупление. А размышляя о сем, благодари со слезами Искупителя своего. Полезно также размышлять и о страданиях мучеников, и о подвигах, какими изнуряли себя преподобные, из любви к Христу Богу, претерпевая их в сей маловременной жизни. Таковыми полезными размышлениями да возбуждает себя любитель безмолвия к духовным подвигам. Впрочем, познавая самого себя, он может познавать и свое несовершенство в подвигах. Но не должен отчаиваться. Ибо за благое произволение и понуждение себя к Богоугождению Господь не лишит нас Своего милосердия, когда будем приносить Ему покаяние сокрушенным сердцем. (Устав общежит. монастыря, писанный для Коневской обители: Прибавл. 4, гл. 1 и 3 издан. 1824 г.).

41. Скит. устав, св. Нила Сорского, сл. 11. Св. Отцы, жизнь монаха в общежитии уподобляя жизни Иисуса Христа с учениками до распятия, а жизнь безмолвную в уединении пустыни - страдальческому состоянию и вознесению Его на крест, говорят, что, как Иисус Христос сначала жил со своими учениками и переносил различные искушения, ненависть и поношения от неверных иудеев, а потом уже восшел на крест, так и монах, по примеру Спасителя, должен не вдруг удалиться в безмолвие, но сначала подвизаться в общежитии и переносить различные труды, искушения и скорби, а потом уже, по совету настоятеля и опытных старцев, может идти и в уединение на безмолвие, как жизнь более трудную и опасную для неопытных в духовной жизни и брани с диаволом.

По обстоятельствам настоящего времени не всякому и не всегда возможно совершенное уединение. В таком случае любителю безмолвия остается одно - без нужды не входить в шумное общество, избегать общения с людьми праздными, больше находиться в своей уединенной келье; а больше всего надобно ему стараться, чтобы и в многолюдном обществе хранить сердечное безмолвие, - иметь собранность мыслей, так, чтобы ни шум толпы, ни видение различных предметов, ни слышание посторонних разговоров не могли развлечь самовнимания и отвлечь ум от молитвенного возношения к Богу.

42. Сл. о самоотвер. Лист. 19. Св. Феодор Едесский говорит: "Плавильщик, бросив золото в горнило, делает оное чистейшим: так и монах, предав себя подвигам послушания, прошедши чрез огонь скорбей жизни по Боге, и в сей скорби и многом терпении навыкнув послушанию, переплавив нравы, научается смирению и делается светел и достоин небесных сокровищ". Деят. гл. 46. Доброт. ч. 4

43. В частом открытии помыслов духовному отцу св. подвижники поставляют большую важность для преуспеяния в духовной жизни. Прп. Иоанн Кассиан говорит, что прежде нежели кто удостоится дара рассуждения, уже самое открытие отцу худых помыслов истребляет их и обессиливает страсти. Ибо как змея, из темной норы вынесенная на свет, старается убежать и скрыться, так и худые помыслы, будучи открыты на исповеди, отбегают от человека (Бесед. 1. Лист. 174. ч. 4. Доброт.). "От сего, - говорит Симеон Новый Богослов, - бывает великая радость в душе и облегчение совести, по пророческому слову: глаголи ты первее грехи твоя, да оправдишися"(Ис. 43, 26) (§ 129. ч. 1. Доброт.). Это совершенно справедливо и по психологическим законам, и на опыте известно, что через открытие другому скорби или радости первая слабеет, а последняя возрастает, расширяет сердце, восхищает дух, и тем сообщает ему большую бодрость и силу в деятельности. Мнение св. подвижников подтверждает и опыт. Авва Серапион рассказывает о себе, что он, пребывая с аввой Феоною, до того увлекся было привычкой тайно уносить в пазухе кусок хлеба из трапезы после обеда, что, как ни сопротивлялся, никак не мог преодолеть этой привычки, пока не открыл о сем своему старцу. "Но как только исповедал я свой грех авве, тотчас из моей пазухи выпала зажженная свеча и всю келию наполнила отвратительным запахом. Сим явно Господь показал, что диавол, возбуждавший во мне эту страсть, обнаруженный, посрамленный исповеданием, удалился, так что после сего уже и на мысль не приходило мне брать хлеб из трапезы" (Кассиан. Collat. II. с. 11). То же случилось и с прп. Астионом, учеником прп. Епиктета (блж. Иероним, гл. 11. в житии св. Епикт.). Подобных случаев много встречается в житии св. подвижников.

44. Св. подвижники говорят, что единомыслие в служении Богу и нестяжательность суть огненные крылья, которыми монах возлетает к Богу (Пролог. 12 июля. Лист 41 на об.). Пост, говорят св. отцы, доводит до средины спасительного пути, чистота девства - до небес, а послушание с дерзновением вводит к Богу (Пролог. 16 февр. Лист 133 на об.). Авва Иоанн Колов говорил: "Одному старцу в восхищении было такое видение: три монаха стояли на одном берегу моря, и с другого был к ним голос, говорящий: возьмите огненные крылья и летите ко мне. Двое из них взяли и перелетели на другую сторону. А третий остался, горько плакал и кричал. После и ему даны были крылья, только не огненные, а слабые, так что он погружался в море, с трудом опять поднимался и после многой скорби достиг другого берега" (Достоп. сказ. о подвиж. св. отц. § 13. с. 103). Это видение относится к тем монахам, из коих одни, провождая строгую жизнь в нестяжательности и подвигах самоумерщвления, удобно, как на огненных крыльях, достигают предела блаженной вечности, а которые живут не так строго, те, погружаясь в волнах житейского моря, с большим трудом и скорбью переплывают чрез него.

45. О прп. Пахомии Великом говорят, что когда плотские вожделения и помыслы о мирских удовольствиях сильно возмущали его дух и колебали намерение подвизаться в монашестве, - он подавлял их воспоминанием данных Богу обетов (Чет.-Мин. 15 мая). Так же и Симеон Христа ради юродивый и Иоанн спостник его против искушений укреплялись в иночестве воспоминанием своих обетов (Чет.-Мин. 31 июля).

46. Монах Пахон рассказывал о себе Палладию: "Будучи уже 70 лет, живя в своей келье более 40 лет, во все это время по навету диавола непрестанно был я смущаем похотью. В одно время до того возгорелась эта страсть, что вовсе не имел я сил противиться ей, даже отчаялся в помощи Божией, думая, что Бог меня оставил; поэтому решился умереть, чтобы не нарушить целомудрия и не осквернить своего тела. С сим намерением пошел я по пустыне и увидел пещеру гиены, вошел в нее, надеясь, что гиена растерзает меня. Но гиена, чрез несколько времени пришедши в пещеру, обнюхала только меня и удалилась. Опять пошел я по пустыне, нашел небольшого аспида, приложил его голову к своему телу, чтобы от смертоносного жала его умереть; но и аспид по Божию покровительству не угрыз меня. После сего услышал я голос с неба: ступай, Пахон, подвизайся против страсти. Я для того попустил такое искушение тебе, чтобы ты не возгордился и не надеялся своими силами победить эту страсть; но чтобы, познав свое бессилие, смирился и просил высшей помощи" (Паллад. Lavs.с. 29. appud Rosweid. p. 732).

Один старец рассказывал об авве Павле, жившем близ Фиваиды, что он без вреда брал руками аспидов, змей и скорпионов, и разрывал их пополам. Братия, видя это, спросили его: "Чем приобрел ты, авва, такую благодать?" Старец отвечал: "Кто приобретет чистоту, тому все будет повиноваться так же, как все повиновалось Адаму в раю, когда он не преступил еще заповеди Божией" (Достоп. сказ. о подв. св. отц. с. 233). Ибо чистота девственная, более всего уясняя в душе образ Божий, по благодати Божией, и лютых зверей заставляет благоговеть пред светлым образом Божиим в человеке.

Об авве Аммонии рассказывают, что он до такой степени сохранял целомудренную стыдливость, что когда с учеником своим Феодором должен был на пути переправиться чрез реку, сперва велел ему отойти от себя, потом и один стыдился обнажить свое тело и, озабоченный сею мыслею, сам не чувствовал, как, перенесенный сверхъестественной силой, увидел себя уже на другом берегу реки (Прол. 26 июня). Вот как св. отцы хранили чистоту! Хотя и никем не были видимы, однако же стыдились последующего за ними Ангела Хранителя и сияющего на них солнца, чтобы и им не показать наготы своей.

47. Св. Исаак Сириянин говорит: "Иноческое жительство - похвала Церкви" (в сл. 63). "Свет инокам суть Ангелы, а свет всем мирским людям суть иноки", - говорит св. Лествичник (Степ. 26. с. 116). Блж. Иероним: "Сословие монахов есть красота, прекраснейший цвет, драгоценнейший камень в украшении Церкви" (Epist. ad Marcellam).

48. По свидетельству блж. Августина (de moribus Eccl. с. 34) и прп. Кассиана (Inst. I. X. с. 22), египетские монахи, своими трудами снискивая себе пропитание, подавали и другим неимущим; часто целые барки, нагруженные съестными припасами, отправляли в Ливию и другие бесплодные страны, также в города - бедным, страждущим в темницах. Подобно сему делали в монастыре Феодосия Великого (Пролог. 29 мая. Лист. 89 на об.). Во все времена многие монастыри были лучшим училищем благочестия и образования юношества в науках. В монастырях всегда находили себе мирное жилище и призрение недужные, бедные, не имеющие где преклонить главу, и странники - приют для успокоения.

49. Lib. 9. indict. 4. Epist. 38. По свидетельству прп. Иоанна Мосха, в одном монастыре пять дев согласились между собой ночью бежать из монастыря и избрать себе мужей. Но не вышедши еще из монастыря, объяты были бесом. Луг духовн. гл. 134. Подобный случай смотр. в Чет.-Мин. 6 апреля, с. 30 на об.

50. В житии св. Евфимия Великого. Христ. Чт. 1824 г. ч. 15 и в Чет.-Мин. Подобные случаи были с монахами Авксентием и Иаковом (см. Чет.-Мин. 20 января, 5 декабря).