9 сентября 1937 г. был расстрелян архимандрит Сергий (Озеров). Одновременно с ним были арестованы 18 верующих храма прп. Сергия в селе Махра, среди которых были верный ученик и духовный сын отца Сергия – диакон Онисим Слинько, а также духовно окормлявшийся у отца Сергия р.Б. Феодор Долматов.

Ко дню мученической кончины архимандрита Сергия предлагаем отрывки из воспоминаний церковного композитора диакона Сергия Трубачева, сына священномученика Зосимы Трубачева о встречах с архимандритом Сергием в городе Юрьеве-Польском.

…В то памятное лето 1932 года я впервые встретился с отцом Сергием – настоятелем монастыря в Уссурийском крае, а ранее – Валаамским иноком. Однажды, когда мы выходили из храма от всенощной, отец подошел к необычно одетому старому священнику. Он стоял у входа, подобно путнику, опираясь на посох. Сапоги и крестьянского покроя одежда подтверждали его странничество. Отец почтительно поклонился ему, меня же старец приветливо благословил. Так впервые увидел я архимандрита Сергия Озерова, человека необыкновенной судьбы и великого духовного опыта, обретшего временное пристанище на Владимирской земле, вдали от собранного им и рассеянного в годину гонений монашеского братства.

В годы поселения в Юрьеве-Польском отец Зосима нередко посещал его. Встречи с ним особенно участились летними вечерами 1933 года. Я ждал их, привлеченный добротой, радушием и гостеприимством старца, изумленный рассказом о его жизненном пути. В юности Господь дал мне счастье узнать встреченного на жизненном перепутье любвеобильного старца, увидеть в лице его, озаренном светом Серафимовой любви, отсвет Света Невечернего, просвещающего «всякого человека, грядущего в мир».

В Юрьеве-Польском отец Сергий жил напротив монастыря, за Георгиевским собором, если идти от набережной, в крайнем доме с крыльцом во дворе и окнами, выходящими на Петропавловскую улицу. Позади домов зеленели огороды. Сюда не достигал уличный шум, оставалось в стороне суетливое движение на центральной площади. Входили в дом, поднимаясь по ступенькам крыльца, и с каждой ступенькой замирало сердце… А когда он выходил из своей тесной комнатки в полутемный узкий коридор и гостеприимно приглашал в свою монашескую горницу – на сердце становилось тепло и радостно от встречи и неторопливого отеческого благословения. В его старческих, слегка подслеповатых глазах светилась доброта. Удрученный, но не сломленный пережитым гонением, он принимал всякий день и всякий час как дар Божий.

Отец Сергий радушно угощал чем мог, чем и сам питался в те скудные годы. Обычно на столе появлялся салат из огородной зелени с тонкими ломтиками ржаного хлеба, иногда шампиньоны, собранные почти у крыльца дома в заросшей травой дорожной колее или на обрыве вала. Пили чай, заваренный мятой или душистыми листьями смородины. А перед угощением и после него – молитва, произнесенная неспешно, тихим старческим голосом, каждое слово в ней шло от сердца и замыкалось в сердце…                                 

В неторопливых беседах с архимандритом Сергием узнавали мы о некоторых событиях его жизни и о самом значительном деянии его – устроении Уссурийского монастыря по образцу и уставу древнего Валаама. И теперь, по прошествии многих лет, воспоминания о тех незабываемых встречах, дополняемые письменными и устными сообщениями позднее встреченных уссурийцев, собираются в единое целое, где дорог каждый подлинный факт, каждый штрих, характеризующий личность отца Сергия.

- Ну, а Лескова «Очарованный странник» читали? – спросил он однажды, услышав от отца о моем пристрастии к чтению.

- А «Инженеры бессребреники»? – продолжал он, явно склоняя меня к прочтению хорошо известного ему рассказа. И с такой теплотой заговорил о непреклонной решимости Димитрия Брянчанинова и Михаила Чихачева уйти в монастырь – становилось очевидным: за повествованием Лескова виделся ему не только светлый порыв друзей к иноческой жизни, но вспоминалось и свое юношеское стремление к монашеству, приведшее его в 1893 году на остров Валаам…

Немногое нам известно о домонашеском периоде жизни отца Сергия. Родился он в 60-е годы XIX века в селе Облучье Тихвинского уезда Новгородской губернии. В крещении наречен Павлом в честь прп. Павла Фивейского (память 15/28 января). В 1887 году окончил Лисинское лесное училище Санкт-Петербургской губернии и 6 лет работал лесным кондуктором в Вологодской губернии. Но религиозная настроенность влекла его в монастырь.

В 1893 году Павел Озеров вступил в число братии Валаамского Спасо-Преображенского монастыря при игумене Гаврииле (1891-1903). Проходил послушание в скиту Всех Святых под руководством опытных скитских старцев. Среди скитских насельников в то время были такие подвижники, как иеросхимонах Алексий и иеросхимонах Антипа Валаамский, которые никому не отказывали в приеме и добром совете.

В его влечении к Валааму соединилась любовь к монашескому уединению и любовь к природе. Скалистые острова Валаамского архипелага с могучими лесными массивами, уединеннсть скитов и подвижническая жизнь отшельников навсегда покорили его душу, воспитали волю к труду, к преодолению житейских трудностей. Несомненно, что внутренняя самодисциплина, трудолюбие и послушание, как основа монашеского общежития, унаследованы им от Валаамского монашеского уклада и в сочетании с молитвенным деланием возрастили его духовно.

От его некогда крепкого телосложения, закаленного ветрами Валаама, исходило невозмутимое спокойствие – то было спокойствие мирного духа, а в его лучистых, слегка прищуренных глазах, казалось, навсегда отразилось сияние северного неба и чистота родниковых озер. Любовь к Валааму, где сама природа побуждала к подвигу и прославлению Творца, наполняла сердце его радостным озарением.

Отец Сергий знал самобытные Валаамские напевы и перенес их в свою обитель. Суровая и величественная природа Валаама побуждала создателей их к своеобычному претворению исконно русских распевов. И если Валаамское «Ангел вопияше Благодатней» исполнено по-весеннему пасхального ликования, то в «Свете Тихий» грозная природа Валаама, умиренная кротким Светом Христа, славит Его в вечернем песнопении подобно волнам пустынного озера, набегающим к подножию гранитного Креста…

На Валааме будущий строитель Уссурийского монастыря принял монашеский постриг с именем Сергия, данным ему в честь преподобного Сергия Валаамского, и был рукоположен во иеромонаха. И постриг, и хиротония совершены по Указу Св. Синода от 10 апреля 1895 года о направлении на Дальний Восток во вновь учреждаемый Приамурский Свято-Троицкий Николаевский монастырь двух Валаамских рясофорных послушников – Павла Озерова и Вукола Богданова, с пострижением их в монашество и возведением первого в сан иеромонаха, а второго – в сан иеродиакона. Хиротонию совершил архиепископ Финляндский Антоний (Вадковский). Назначение Валаамских послушников во многом предопределило устроение нового монастыря и судьбу самих Валаамских посланцев – иеромонаха Сергия и иеродиакона Германа.

С 1 января 1897 года началось настоятельское служение в Уссурийском Свято-Троицком Николаевском монастыре иеромонаха Сергия, возведенного в 1903 году в сан игумена. Только возлюбив всем сердцем новый для него край, смог он, исполненный благодатных даров духовного наставничества, осуществить свое призвание к устроению вверенной ему обители. Почти на рубеже двух веков принял он настоятельство и более четверти века совершал жизненный подвиг строителя.

В годы своего настоятельства отец Сергий воспитал многочисленное монашеское братство, сплоченное любовью к Церкви Христовой и друг ко другу.

Братскую любовь пронесли они через все испытания – в рассеянии, в ссылках и тюрьмах помнили об оставленной обители, сохраняя верность ее заветам, продолжали общение с архимандритом Сергием, ставшим для них истинным аввой. И отец Сергий, как добрый пастырь, не оставлял изгнанных из поруганной  обители иноков. После окончательного закрытия монастыря в октябре 1924 года часть братии сосредоточилась в Иркутске, где еще действовал Вознесенский монастырь, другая часть перешла на приходы.

В 1928 году отец Сергий поселился в Ростове Ярославском и служил в Успенском соборе Ростовского Кремля. В Ростове о.Сергия посетили его ближайшие сподвижники и ученики – игумен Герман, игумен Пантелеимон, иеромонах Павел, иеродиакон Маврикий (впоследствии архимандрит, благочинный Троице-Сергиевой Лавры) и письмоводитель Уссурийской обители послушник Онисим Слинько, к тому времени уже служивший в Ростове в сане диакона. По свидетельству лиц, близких к архимандриту Сергию, митрополит Сергий (Страгородский) вызывал его в Москву для назначения на архиерейскую кафедру, но отец Сергий, по своему смирению, отклонил почетное предложение и назвал вместо себя другого кандидата – бывшего духовника уссурийских иноков игумена Пантелеимона, как достойного архиерейства.

Наречение и хиротония о.Пантелеимона во епископа Хабаровского, викария Благовещенской епархии, состоялась в том же 1928 году. Вскоре после хиротонии встретились и сфотографировались в Ростове новопоставленный епископ Пантелеимон, архимандрит Сергий и его келейник иеромонах Павел, иеродиакон Маврикий, иеродиакон Иринарх (келейник Владыки Пантелеимона) и диакон Онисим, связанные любовью к своему духовному отцу.

В начале 1930-х годов Владыка Пантелеимон был арестован и отправлен в Мариинские лагеря в Сибири, где и скончался в тюремном заточении 11 февраля 1933 года. Отец Сергий почитал Владыку как священномученика, принявшего страдальческий крест вместо него.

Но Промысл Божий вел и самого о.Сергия страдальческим путем. В сентябре 1929 года он был арестован вместе с архиепископом Варлаамом (Ряшенцевым) и приговорен к трем годам исправительно-трудовых лагерей. Его келейнику игумену Павлу (Балябину) с помощью писем, направленных в адрес Екатерины Пешковой, занимающей пост председателя «Красного Креста помощи политзаключенным», удалось вызволить своего наставника из лагеря досрочно, и с 1931 года о.Сергий находился на поселении в городе Юрьеве-Польском.

Вынужденный скрывать свой высокий сан под одеждой странника, о.Сергий стоял во время богослужений незаметный в конце храма, опираясь на посох. Но известность его и духовный авторитет привлекали к нему ближних и дальних посетителей – священников и монашествующих, высланных и служащих на приходах. Одни искали духовного руководства, другие – новой встречи с ним, зная о благодатном воздействии его личности. В немногих словах он мог приоткрыть самое сокровенное в своем собеседнике, помочь преодолеть душевное смятение, дать мудрый совет. От него исходило спокойствие и вера в непреложный Промысл Божий, управляющий судьбами народов и каждого человека, живущего в этом мире.

Комнатка его едва помещала гостя, но оставляла незабываемое впечатление особым присущим ей миром. В переднем углу над молитвенным столиком – иконы, среди которых примечателен образ священномученика Исидора Юрьевского, данный ему в благословение отцом Иоанном Кронштадтским в память о совместном служении в Кронштадтском соборе в 1900 году, и, думается, не случайно, а как предзнаменование грядущего исповедничества…

Через минувшие десятилетия осознаешь: сказанное отцом Сергием, хотя бы и невзначай, сохранило значение на годы вперед не только как услышанное тогда впервые, но и как определение жизненного направления, как заданность исканий, пробуждение духовных устремлений. Мудро и ненавязчиво влиял он, привлекая душевным теплом и тактом, оставляя свободу избрания жизненного пути, чтобы найти ту истинную жемчужину, ради которой можно отвергнуть все несущественное.

Келейник архимандрита Сергия игумен Павел писал: «К нашему отцу архимандриту все относились с большим вниманием, и когда шла беседа – разговаривали все, но когда начинал говорить отец архимандрит, то в зале мгновенно наступала тишина, и все прислушивались к нему: он имел голос тихий, произносил слова внятно и речь его была смиренная, полезная, интересная, но он не выказывал себя каким-то особенно набожным, сама святость его выдавала его по слову Господню: «Не может град укрытися, верху горы стоя̇».

Отец Сергий не выделялся ни внешними признаками высокого сана, ни видимым со стороны совершением молитвы, но его вера и благочестие подобно ровному дыханию неприметно проявлялись во всем его скромном облике.

Уместно сказать, какое значение придавал о.Сергий совершению богослужения и участию в нем молящихся в храме. В Наставлении «Как должен вести себя православный христианин в храме Божием», включенном в книгу «Пойте Богу разумно», основная мысль выражена словами: «в храме стояще на Небеси стояти мним».

Исполнение Устава не сводилось им к внешне безупречному выполнению уставных требований. В Наставлении многократно подчеркнута необходимость сердечного внимания к совершению богослужения, особенно при совершении Таинства Евхаристии, выноса Святой Чаши на Литургии. «Спасительная сила церковных молитв, песнопений, чтений зависит от действий их на наше сердце, ум и чувства, поэтому необходимо нам понимать все совершающееся в церковном Богослужении, и, так сказать, питаться и проникаться им. Тогда только за службою церковною каждый согреет свое холодеющее сердце, возбудит заснувшую совесть и оживит иссохшую свою душу», - читаем в Наставлении.

Входя в храм, старец тихо произносил: «Вниду в дом Твой, поклонюся ко храму Святому Твоему, в страсе Твоем». Особенно внимательно относился он к чтению Шестопсалмия, обращая внимание на темп и правильность произношения каждого слова. По свидетельству монахини Сергии (Слепцовой), о.Сергий в годы своего настоятельства нередко сам читал Шестопсалмие – неспешно, проникновенно, в глубоком молчании храма, погруженного в молитву.

В монашеском устроении Уссурийской обители отец Сергий сохранял преемственность традиции старчества, возрожденного преподобным Паисием Величковским и через его учеников укорененного в русских монастырях XIX века и в особенности в Оптиной пустыни. Полное послушание духовному отцу, ежедневное откровение помыслов старцу становилось первой заповедью новоначального инока.

Составленные о.Сергием «Заветы инокам» содержат выдержки из творений Святых отцов и старческие наставления, предлагаемые как «крупицы от трапезы святых отец», питающие душу, наставляющие ум, приводящие к усвоению основных монашеских добродетелей.

В дарственной надписи одной из книжек, подаренных своему келейнику Андрею (впоследствии архиепископ Климент (Перестюк), старец писал: «Боголюбивому брату Андрею на благословение и ради приучения себя быть истинным послушником и преданным сыном своему духовному отцу. 25 октября 1918 года. Игумен Сергий».

В течение многих лет монастырской жизни отец Сергий был делателем «умной молитвы». В моих записях тех далеких дней сохранилось келейное правило, переписанное из молитвенника архимандрита Сергия, содержащее Устав повседневного монашеского совершения молитвы Иисусовой, молитв ко Пресвятой Богородице и Святому Ангелу Хранителю с поклонами и безмолвной молитвой, принятый на Валааме и в Уссурийском Свято-Троицком монастыре.

 В монашеской жизни много тайн – вся внутренняя жизнь в общении с Богом есть тайна жизни монаха. О ней он умалчивает по смирению, а если и поведает, то лишь духовному руководителю, дабы предотвратить себя от гордости и вызываемой ею «прелести». И только когда достигнута внутренняя свобода, когда спадут цепи земных пристрастий, и по слову Апостола «уже не аз живу, но живет во мне Христос» - становится возможным старчество как окормление страждущих, научение идущих путем самоотвержения.

В высказываниях старцев, даже самых кратких, поражает смиренномудрие, ненавязчивость, обращение к примерам – простым, ясным, образным. Притча – один из самых распространенных приемов святоотеческих наставлений. Нам не дано знать тайну сокровенной жизни старцев, но дано испытать воздействие благодатных даров, непосредственно ощутимых при встрече с победителем страстей.

Несомненным проявлением молитвенной настроенности и благодатной наполненности внутренней жизни служат присущие отцу Сергию душевная ясность, спокойствие, незлобивость, терпение, кротость и излучаемое в очах его веселие, словно отблеск пасхальной радости.

Когда вслушиваюсь в слова стихиры по 50-м псалме в службе святителю Николаю, невольно обращаю внимание на соответствие видимых проявлений праведности, равно относимых и к житию святителя, и к воспоминаемому мною старцу: «Просия бо седине разум, свидетельствоваше светлость лица твоего душевное незлобие, извествоваше кротость слова молчаливое». Чистота души воспринимается через светлость лица, а молчание изобличает кротость. Старец был воистину добр и любвеобилен, и об этом придется сказать особо, снова вспоминая наши посещения архимандрита Сергия в Юрьеве-Польском.

Приходили к о.Сергию каждый праздничный день под вечер. Встречал нас приветливо, принимал в своей крохотной комнатке с единственным окном и стоящим перед ним столом, занятым книгами, чудом сохраненными из обширной, им же собранной монастырской библиотеки, сожженной при отступлении Чехословацкого корпуса.

Сохранились «Письма к монашествующим» старца Амвросия Оптинского – с этой книгой отец Сергий покинул Валаам, и когда достиг далекой цели, передал ее в дар создаваемой обители. Со временем в монастырской типографии стали печататься издания для народа и монашествующих: дивные «Заветы инокам», подобные «Отечнику» святителя Игнатия Брянчанинова, «Изъяснения Божественной Литургии и наставления о молитве», акафисты, краткие жития святых и множество листков для назидательного чтения. После закрытия монастыря уцелевшие после пожара и разграбления богослужебные и святоотеческие книги передавались и пересылались, дарились и возвращались, становились частью жизни тех, кто собирал их в трудные годы.

Отец Сергий жил в большой бедности. По тем временам он лишался права на продовольственную карточку. Питался скудно, помогали посылками из Иркутска и других мест, но и из этих источников он старался уделить нуждающимся – приезжим и приходящим, гостеприимно угощая тем, что присылали, а чаще свежим салатом с грядки, сухариками и чаем, приготовленными Софией Александровной Шаровой. Эта удивительная женщина, совсем маленькая, с горбом, преждевременно ссутулившим ее худенькое тело, самоотверженно служила о.Сергию во все годы гонений, последовала за ним из Владивостока и опекала уже больного в старости до последнего ареста, случившегося в 1937 году.

В то памятное лето с покоряющей силой открылась мне красота богослужения, музыкальный и поэтический строй церковных песнопений. Заметив мое изумление перед певческой книгой «Пойте Богу разумно», вместившей главные песнопения всего годичного круга, о.Сергий обещал подарить ее, когда получит посланную из Иркутска. «По одной этой книге можно совершать службы во все дни года», - заметил он.

Изданная по его благословению, она и вне монастыря стала незаменимой для тех, кто служил келейно. В 1920-е годы богослужебные книги сохранялись верующими потаенно и передавались священникам наравне с иконами, как святыня. Получив из Иркутска ожидаемую книгу, он подарил ее мне на день Ангела, 5/18 июля 1933 года, с дарственной надписью. В отношении ко мне он не остался безразличен – неизменно доброжелательный, он словно заглядывал внутрь души, высвечивая в ней ростки душевных побуждений и благословлял то, что обещало добрые всходы. Мое соучастие в богослужении не осталось незамеченным, и однажды он сказал: «Вот в таком-то возрасте и надо бы посвятить в иподиаконы!» …

После праздника Успения Божией Матери, как и годом раньше, мне предстоял отъезд в Загорск к началу учебного года. В самый день праздника пришли проститься с ним – надолго. Отец Сергий благословил меня крестом, испрошенным в напутствие всей жизни. И его благословение запечатлело в моем сердце его ясный, чистый, святой образ, озаренный вечерним сиянием августовского солнца. Кончился недолгий, светлый период встреч с благодатным старцем, уделившим мне из своего отеческого сердца такую щедрую меру добра, любви, прощения, что и через полвека от последней встречи с ним доходит до меня его голос – ныне уже из другого, горнего мира: «Вернись, вернись, Сергий!» …   

8 марта 1937 года архимандрита Сергия (Озерова) арестовали и обвинили в том, что он создал в Юрьеве-Польском нелегальное монашеское «братство», тайно постригал в монашество, организовал нелегальную кассу, в которую отчислялись взносы из «братских кружек».

В эти же дни в начале марта 1937 года были арестованы 18 верующих храма преподобного Сергия в селе Махра, среди которых были верный ученик и духовный сын отца Сергия – диакон Онисим Слинько, а также духовно окормлявшийся у отца Сергия р.Б.Феодор Долматов.

9 сентября тройкой при УНКВД СССР Ивановской Промышленной области архимандрит Сергий был осужден по ст.58-10, 58-11 УК РСФСР и приговорен к высшей мере наказания.

В этот же день архимандрит Сергий и его сподвижник и келейник игумен Павел (Балябин) были расстреляны.

Источники:

Дакон Сергий Трубачев. Избранное. М., 2005. С.37- 72.

Материалы сайта «Подвиг веры».