История приобщения к Церкви каждого христианина всегда уникальна и удивительна. Рассказ посвящается памяти настоятеля Всехсвятского собора города Кирово-Чепецк протоиерея Николая Федько.

Это кому угодно может показаться странным или смешным, но каждый раз при виде денег я начинаю молиться. «А как же нестяжание?» - спросите вы. Зачем молиться при виде бумажек Центробанка и о чем?

Началась эта молитва очень давно - тогда, когда ноги занесли меня в храм первый раз. Храм находился в городе на расстоянии шестидесяти километров от моего села, старого вятского села, где почти никто уже не помнил, что на месте клуба раньше была церковь.

Городской храм был большой, стройный, светился всеми окнами, внутри что-то красиво пели. Я вдруг засомневалась, разволновалась, но все же нерешительно открыла дверь и встала у входа, чтобы оглядеться. Не успела встать на пороге, как тут же подбежала худощавая энергичная старушка в синем фартуке и втолкнула меня внутрь со словами, что вид у меня непристойный, я куда-то чуть не опоздала, и на этой части пола стоять, оказывается, нельзя! Вид у меня был ничего особенного, как у всех, но задавать уточняющие вопросы было некогда, потому что в это время все начали расступаться, плотная людская толпа разделилась пополам, и я оказалась с самого краю людского коридора. Сейчас-то я знаю, что начинался полиелей.  А тогда в моих глазах все выглядело так: вспыхнул свет, запели громче, из раскрытых ворот вышли два ряда священников в блестящих одеждах и пошли в центр. Прямо на меня! Мне захотелось исчезнуть или хотя бы затесаться поглубже в людскую толпу, но все стояли очень плотно.

Вдруг священник, который шел первым, в самом красивом облачении и сверкающей шапке, проходя мимо меня, незаметно для всех, сунул из длинного широкого рукава мне в руку какую-то бумажку, зажал покрепче и произнес два слова, которые я совершенно не разобрала. Это что за шпионские уловки?

Продолжалось богослужение, но мне было уже не до него. Я быстро вышла из храма и открыла ладонь. Там были... деньги. Пятьсот рублей!  Это была в то время большая сумма. Мозг отчаянно пытался объяснить происшедшее: «Это явная ошибка! Этот священник просто обознался. Ну не сумасшедший же он, чтоб сунуть такие большие деньги совершенно незнакомой тетке в брюках, которая в первый раз появилась в храме. Конечно же, он хотел отдать деньги кому-то другому и обознался! А что он сказал? Может он сказал, что эти деньги я должна кому-то передать, а я не расслышала? Что же он сказал? Какие-то два слова. Надо обязательно вспомнить. Это очень важно - вспомнить, что он сказал! Надо вернуться, дождаться конца службы и объяснить недоразумение…. Но скоро отходит последний автобус домой и мне обязательно надо на него успеть.» И ноги сами несли меня в гору к автовокзалу, все дальше от храма.

Через несколько минут старенький автобус равнодушно уносил меня, погруженную в свои мысли, все дальше и дальше в темноту.

«Что ты делаешь!? - не унималась совесть, - ты увозишь крупную сумму чужих денег! А может они предназначались для больного, голодного, нищего?»

И тут я вспомнила! Абсолютно точно и ясно я расслышала сказанные слова: «Молись за меня».

«Я? Как? Я же не умею молиться! Эти деньги точно предназначались не мне, а кому-то другому».

А в голове неотвязно и настойчиво звучало рефреном: «Молись за меня!»

Деньги моей семье как-раз в тот момент были так нужны, что все-таки, несмотря на муки совести, я их потратила. Они здорово помогли нам дожить до зарплаты. Получив следующую, я сразу же поехала в город, чтоб вернуть долг, извиниться за задержку, и, наконец-то, покончить с этой неопределенностью.

На этот раз храм встретил тишиной и лучом света, приветливо лежащим ковриком у самых дверей. Никого…. «Как же мне найти того священника, если я ни имени его не знаю, ни внешности толком не запомнила? Большой, борода черная…, вроде…, в золотом облачении и с такой же золотой шапкой на голове. Но не уходить же ни с чем, когда еще в следующий раз удастся выбраться? Может и придет он, если немного подождать.»

Хорошо здесь сидеть одной, не страшно. Со стен участливо, по-доброму смотрят лики, так, как будто давно меня знают. Мирно светят лампады, и даже тишина какая-то особенная, ласковая. Незаметно пролетело несколько часов, луч света с пола перебрался на стену. Пора ехать, а я так и не отдала этих денег. Наконец тишину нарушили шаги. Ну наконец-то, сейчас отдам деньги и бегом на автобус. Но в храм вошел легкий низенький, совершенно седой батюшка - полная противоположность моему. Бегу к нему, сую деньги и сбивчиво объясняю, что их нужно отдать   большому бородатому священнику с крестом и золотой шапкой, потому что он мне их дал по ошибке и сказал молиться за него, а я совершенно не знаю, что для этого надо делать.

«Ну нет, - дедушка с прищуром, внимательно смотрит. - Теперь молись».

Прошли годы, и теперь я знаю, за кого должна молиться - за митрофорного протоиерея Николая Федько, добрейшего человека с серьезной должностью благочинного округа. Каждый раз, при редкой встрече, при множестве народа, всегда окружавшего его, он, незаметно, из рукава рясы, совал мне в руку бумажку и тихо шептал: «Молись за меня». И каждый раз, растерявшись, я не успевала отдать ее обратно и сказать ему, что он ошибается во мне, и я так и не знаю, как правильно молиться.

Последняя наша встреча произошла, когда я была уже инокиней монастыря и приехала домой, точно зная, что больше никогда не вернусь в родные края. Я случайно столкнулась с батюшкой в дверях церковной лавки. Он снова дал мне милостыню с теми же словами:

- Молись за меня.  

- Батюшка, - впервые я осмелилась перечить, - но я же только инокиня, а Вы митрофорный протоиерей. Это Вы помолитесь обо мне.

- Все равно молись!

Если бы я знала тогда, что это действительно была последняя встреча! Через два месяца, в ночь на двадцать первое сентября, в день Рождества Пресвятой Богородицы, батюшка отслужил вечернюю службу, а на утреннюю не проснулся.

Деньги в монастыре потеряли былую ценность. Главным их предназначением стало напоминание о молитве: «Упокой, Господи, душу раба Твоего протоиерея Николая».

инокиня Досифея (Бузмакова)