• Главная
  • Расписание богослужений
  • Информация для паломника
  • Контакты и реквизиты
  • Поминовения
  • Таинство Крещения
19 февраля 2025 года

Мне больно и жутко не за себя...

19 февраля 1930 г. в лагерном лазарете скончался от тифа и гангрены молодой московский священник Василий Надеждин. В одном из писем к жене священномученик написал: "Мне больно и жутко не за себя, не за тебя… но за многих русских людей, губящих свои души…".


Священномученик Василий родился 12 января 1895 года в Москве в семье Федора Алексеевича и Софьи Павловны Надеждиных. Федор Алексеевич служил чиновником Дворцового управления в звании коллежского асессора. У Василия были сестры Екатерина, Анна и Вера и братья Владимир и Павел, сам он был пятым ребенком в семье своих родителей.

По семейному преданию, как-то отрок Василий проводил до дома старого больного священника, который, благословив мальчика иконой святителя Николая, предсказал ему, что он станет священником, что впоследствии и сбылось.

Примером веры и благочестия для отца Василия с юных лет были его родители, со всей полнотой ответственности, относившиеся к христианскому воспитанию своих детей. Федор Алексеевич Надеждин, уже в преклонных летах, писал своей невестке Елене Сергеевне Надеждиной:

«В старину я слышал изречение: “Дети — благословение Божие”. Оглядываясь на прожитое мною долголетие и припоминая виденное мною в течение этого долголетия, конечно, я непререкаемо убедился в великой правде этого изречения. И меня лично не раз спасало от многих житейских искривлений сознание о моем долге и обязанностях перед детьми, в чем и видел благословение Божие».

Семья Надеждиных состояла в приходе Покровской церкви, находившейся в Большом Левшинском переулке; глава семейства Федор Алексеевич многие годы был старостой этого храма. Так судил о нем Господь, что кончина его последовала 14 октября 1935 года, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы.

Родители священномученика Василия Надеждина,
24 января 1929 г. Москва

По окончании Заиконоспасского духовного училища в 1910 году Василий Федорович Надеждин поступил в Московскую духовную семинарию. С четырнадцати лет он пел в церковном хоре Покровского храма, а впоследствии и регентовал, организовав хор из прихожан.

Большое участие в Василии Федоровиче принимал его родственник по отцу архиепископ Анастасий (Грибановский). В мае 1914 года Владыка Анастасий получил назначение на Холмскую кафедру. По его приглашению летом того же года Василий Федорович посетил Холм; май 1915 года он также провел в Холмской епархии.

В 1916 году Василий Федорович успешно окончил семинарию. Он жаждал знаний и вначале хотел поступить на философское отделение историко-филологического факультета Московского университета, а затем, окончив университет, продолжить образование в духовной академии. В письме к Владыке Анастасию Василий Федорович писал:

«…я хочу окончить духовную академию и быть священником — это решение подсказывает мне моя душа, которую привлекает пастырская деятельность. Я знаю (и это бесспорно), что чем солиднее, обширнее и значительнее будет мое образование, тем ценнее для дела Церкви и интереснее для меня самого будет моя деятельность как пастыря».

Поступив в Московскую духовную академию, Василий Федорович на первом курсе записался в группу, изучавшую историю и обличение западных вероисповеданий. Приступив к занятиям, он чувствовал большое воодушевление и стремился полностью уйти в «интересную и серьезную работу».

Из-за тяжелого экономического положения в академии, вызванного первой мировой войной, осенний семестр 1916—1917 учебного года закончился 1 ноября, а весенний должен был начаться 20 февраля.

Студент Московской духовной семинарии
Василий Федорович Надеждин

В конце ноября 1916 года Василий Федорович был приглашен семейством графа Медема в имение — хутор Александрия, находившееся в Хвалынском уезде Саратовской губернии, преподавать Закон Божий Федору и Софии Медемам. Вскоре и дети, и взрослые искренно привязались к молодому учителю.

В конце февраля 1917 года Василий Федорович для продолжения учебы возвратился в Московскую духовную академию. Это были дни начала революции. Известие об отречении государя императора Николая II от престола и образовании республики многими студентами академии было встречено с ликованием. Василий Федорович, разделявший общее оживление из-за наступивших в России государственных и социальных перемен, имел более трезвый настрой. «Бог даст, республики и не будет. Она нам мало к лицу», — писал он в эти дни.

После окончания весеннего семестра и сдачи экзаменов он вновь уехал в Саратовскую губернию в имение графа Медема и возобновил занятия с Федей и Софьей.

В праздник святых первоверховных апостолов Петра и Павла Василий Федорович произнес за обедней в сельской церкви проповедь:

«Говорил о том, что многие… не в состоянии оценить подвигов апостолов Петра и Павла, узнать внутреннюю историю их подвижничества… все происходящее: неповиновение властям, грабежи, захваты, самосуды, убийства (в Сызрани толпа… разорвала на куски двух братьев купцов, совершенно неповинных ни в чем) и успехи проповеди социалистов и анархистов, явно антихристианской, — свидетельствуют о том, что большая часть русского народа совершенно не просвещена христианством», — и о приближении «к последним временам, как их описывает апостол Павел».

Слово, сказанное Василием Федоровичем, раздражило распропагандированную революционерами молодежь из деревни Аграфеновки. Когда Василий Федорович и Федя Медем возвращались из села Черный Затон на хутор, их окружила группа мятежников и угрожала близкой расправой «над попами и помещиками».

К началу нового учебного года Василий Федорович возвратился в Сергиев Посад. В академии было «холодно, голодно и неуютно», условия содержания студентов еще более ухудшились, сократилось число лекций и зачетов, но была введена новая программа, лекции по Новому Завету читал архимандрит Иларион (Троицкий).

В начале 1918 года, на святках, Василий Федорович был помолвлен с Еленой Сергеевной Борисоглебской, дочерью певца Большого театра.

«С одной стороны, — писал он своей невесте, — для меня так невыразимо приятно сознавать, что у меня нет и не может быть никакой иной любви и привязанности, как только к тебе. С другой стороны, я вполне сознаю, что недостоин тебя, и не стою тебя и не знаю, когда установится между нами равновесие. Кажется мне, что ты больше обогатила меня своим “невестием”, чем я тебя — своим “жениховством”».

Василий Надеждин и Елена Борисоглебская,1916 г.

В последние дни Страстной седмицы, посылая Елене Сергеевне поздравления к празднику Святой Пасхи, Василий Федорович увещевал ее и делился с нею своими душевными переживаниями:

«Как грустно мне слышать твой тихий, усталый голос и подозревать за ним… непраздничное настроение. Надеюсь, что не будет этого в светлые дни Пасхи. Что бы ни было — они должны быть для нас всегда светлыми, всегда радостными. Сегодня плащаница возвратила мне Христа моего, Которого я так боюсь всегда терять из сердца, из души, а последнее теперь так часто угрожает… Теряется и губится душа в житейской суматохе; если бы ты знала, как это я теперь почувствовал на своем горьком опыте. Блажени воистину, яже избрал и приял еси, Господи, и, конечно, память их — в род и род, а не с шумом мимоидет…»

С установлением после октябрьского переворота 1917 года советской власти в России наступили времена гонений на веру и Церковь. В Москве в июле—сентябре 1918 года проходила третья сессия Поместного Собора, восстановившего в Русской Церкви Патриаршество, избравшего главой ее святого Патриарха Тихона. В то же время проповедники безбожия всюду сеяли плевелы неверия, стремясь пленить духовно сбитую с толку социальными лжеучениями молодежь. 

«У Церкви отнято все имущество буквально, — писал Василий Федорович Елене Сергеевне в начале сентября 1918 года, — храмы с утварью по особому соглашению будут передаваться Совдепом приходским общинам в бесплатное бессрочное пользование. Закон Божий окончательно изгнан из школы, и все духовные школы закрыты; никому не разрешается учить и учиться в школах религии до восемнадцатилетнего возраста, за исключением богословских школ… академии не то закрыты, не то нет. <…> Мне больно и жутко не за себя, не за тебя… но за многих русских людей, губящих свои души…".

Весной 1919 года, на пятой неделе Великого поста, Московская духовная академия была закрыта. В Москве был голод и эпидемия сыпного тифа. Чтобы поддержать овдовевшую сестру Екатерину, с тремя ее малолетними сыновьями, Василий Федорович вынужден был уехать вместе с нею к своему другу священнику Иоанну Козлову в село Никольский Поим, находившееся в Чембарском уезде Пензенской губернии. В Поиме он был принят на работу учителем математики в гимназию.

В апреле 1919 года Василий Федорович приехал в Москву, в Фомино воскресение 27 апреля обвенчался с Еленой Сергеевной и после венчания возвратился с нею в Поим, где жил и учительствовал до 1921 года.

Надеждины в день венчания.
27 апреля 1919 г. Никольский храм у Соломенной Сторожки

В эти годы, не оставляя намерения послужить Богу в священном сане, самоотверженно трудясь, неся тяготы и скорби своих близких, он укреплялся духом и созревал для служения духовной семье — своей будущей пастве. После скоропостижной кончины в Поиме сестры Василия Федоровича Анны, также оказавшейся на его попечении, отец их, Федор Алексеевич Надеждин, в письме к сыну писал:

«Бедный наш мальчик, как много жизненных осложнений свалилось на твою милую головку! Утешаюсь мыслию, что, м.б., Господь Бог испытует Своего избранника. А все-таки, несмотря ни на какие личные невзгоды и напасти, следует спешить делать добро».

Для завершения академического образования Василий Федорович в июле 1920 года приехал в Москву; экзамены выпускники академии сдавали на квартире отца Владимира Страхова. В марте 1921 года Василий Федорович переехал ближе к Москве и устроился счетоводом в Построечном управлении узкоколейки города Орехово-Зуево. Вскоре вместе с Еленой Сергеевной и сыном Даниилом они поселились в Петровско-Разумовском у тестя Сергея Алексеевича Борисоглебского.

3 июля 1921 года, в Неделю Всех святых, в земле Российской просиявших, Василий Федорович был рукоположен святым Патриархом Тихоном во диакона, а 7 июля, в праздник Рождества Иоанна Предтечи — во иерея к церкви во имя святителя и чудотворца Николая у Соломенной Сторожки.

Никольский храм — единственное место священнического служения отца Василия до самого дня его ареста в 1929 году — был построен в 1916 году.

Приход Никольской церкви в основном составляла научная интеллигенция, жители поселка при Сельскохозяйственном институте. Группа профессоров института после закрытия институтского храма обратилась к отцу Василию Надеждину с просьбой заняться христианским просвещением их детей. Отец Василий, многие годы сознательно готовившийся к пастырской деятельности, с радостью принял это предложение. Он сумел привлечь к участию в богослужении приходскую молодежь, и таким образом из юношей и девушек составился прекрасный церковный хор, вел с духовными детьми беседы об основах православного вероучения, посещал с ними концерты классической музыки, разбирал литературные произведения. Просветительскую деятельность среди молодежи вели по благословению отца Василия и некоторые члены приходской общины.

«Когда я в первый раз пришел к нему на исповедь, начинать было очень трудно, — вспоминал прихожанин отца Василия. – Батюшка такой необычайный, с серьезным взглядом, вдумчивый, глубокий. В его глазах хотелось выглядеть как можно лучше, приобрести уважение, а тут исповедь, и я должен сказать все…

Первые вопросы стали поворотными, и не более чем через два месяца между нами установились близкие отношения, взаимное понимание. В своем руководстве отец Василий не допускал ни малейшего принуждения, а лишь советовал делать то или иное, и всегда столь серьезно и содержательно, что совесть не допускала ослушания».

Священномученик Василий Надеждин, 1920-е гг.
Никольский храм. Цветной стеклянный диапозитив.

За год до ареста у отца Василия началось обострение туберкулеза, и ему пришлось летом уехать в Башкирию на лечение кумысом. В отсутствие отца Василия в Никольском храме по его просьбе служил будущий священномученик Владимир Амбарцумов.

Из Башкирии отец Василий писал письма своим духовным чадам, и, подобно тому как в древние времена апостольские послания прочитывались в домашней церкви, письма отца Василия читались вслух в кругу его духовной семьи, которую он, как истинный пастырь, никогда не оставлял без отеческого попечения.

Вернувшись в Москву, отец Василий в связи со все усиливающимися гонениями стал реже говорить проповеди; милиция запретила ему появляться в доме, где жила его семья, и священник снял угол — чулан в квартире, куда к нему приезжала супруга, стараясь, чтобы и эти визиты остались незамеченными для властей.

28 октября 1929 года отец Василий был арестован и помещен в Бутырскую тюрьму. Во время обыска он сумел передать матушке Елене Сергеевне письмо, обнаружение которого могло повлечь за собою арест его духовного чада.  После ареста священника матушка осталась одна с четырьмя детьми, ожидая появления на свет пятого. 

Отец Василий был отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения, но, ввиду того, что навигация была уже закрыта, оставлен до весны в Кеми. В декабре 1929 года заболевшего тифом заключенного перевели в лагерный лазарет, а на его место в бараке перевели отца Василия. Вскоре отец Василий заболел сыпным тифом. В санчасти ему сделали укол и внесли инфекцию — началась гангрена.

Матушке Елене Сергеевне разрешили приехать к умирающему мужу. Из Кеми она писала родным:

«Хожу утром и вечером вдоль деревянного забора с проволокой наверху и дохожу до лазарета, где лежит мое кроткое угасающее солнышко. Вижу верхнюю часть замерзшего окна и посылаю привет и молюсь. В три часа делаю передачу молока, бульона (кур здесь достать можно), получаю его расписку, написанную слабым почерком. Вот и все! Ночь проходит в тоске и мучительных снах. Каждый раз, как отворяется дверь нашей квартиры, я смотрю, не пришли ли сказать роковую весть. Что же делать, ну чем я лучше многих, у которых погибли здесь близкие. Надо перенести это испытание. <…>

Его остригли, изменился он сильно и исхудал, говорят, перевязки мучительны и изнуряют его.<…>

Вспоминаю всю нашу жизнь. Я так счастлива, что живу здесь и могу помочь ему хоть сколько-нибудь." 

Перед своей кончиной 19 февраля 1930 года отец Василий сподобился принятия Святых Христовых Таин. Последние слова его были: «Господи, спаси благочестивыя и услыши ны». Начальник лагеря разрешил матушке Елене Сергеевне молиться ночью рядом с умершим мужем и предать его тело погребению.

Священномученик Василий Надеждин

Предчувствуя близость своей кончины, отец Василий, еще до болезни, в День Ангела старшего сына Даниила 24 декабря 1929 года написал матушке Елене Сергеевне последнее письмо:

«Господи, помоги мне сделать это дело хорошо…

Сегодня, в День Ангела моего старшего сынка, моего Додика, мне пришла мысль грустная, но, кажется мне, правильная, что я должен написать прощальное письмо на случай моей смерти… Ибо, если я заболею тифом, то писать уже не смогу, никого из близких не увижу и не услышу, не смогу ничего передать им, кроме этого письма, если оно будет написано заранее и… если Господь устроит так, что оно дойдет до моих близких… Это письмо должно заменить меня, прощание со мною, участие в моих похоронах, которые произойдут здесь без участия моих близких, без их молитвы и слез…Пишу все это спокойно и благодушно, ибо в душе живет неистребимая “надеждинская” надежда, что я вовсе не умру здесь, что я уеду из этого проклятого места и увижу еще всех моих дорогих… Но это будет дело особой милости Божией, которой я, м. б., и не заслужил, — а потому пишу это письмо.

Первое слово к тебе, моя дорогая, любимая, единственная Элинька, моя Ленуся! Прежде всего, благословляю тебя за твою верную любовь, за твою дружбу, за твою преданность мне, за твою неисчерпаемую нежность, ... за твою умную чуткость ко всему моему, за твои подвиги и труды, связанные с пятикратным материнством, за все лишения, связанные с твоим замужеством, наконец, за все эти последние слезы разлуки после моего ареста… Да воздаст тебе Господь за все, да вознаградит тебя любовь наших детей, любовь моих печальных родителей (если они переживут меня), моих братьев и сестер, всех моих друзей. Увы, я так мало любил тебя за последние годы, так мало принадлежал тебе духовно. ... Как ярко вспоминаю я наш уют, наш светлый мир, наше семейное счастье, тобою созданное и украшенное! Десять лет безоблачного счастья! Есть что вспомнить! есть за что следует горячо благодарить Бога. И мы с тобой должны это сделать… во всяком случае — и в том, если ты уже меня не увидишь на этом свете… Да будет воля Божия! Мы дождемся радостного свидания в светлом царстве любви и радости, где уже никто не сможет разлучить нас, — и ты расскажешь мне о том, как прожила ты жизнь без меня, как ты сумела по-христиански воспитать наших детей, как ты сумела внушить им ужас и отвращение к мрачному безбожному мировоззрению и запечатлеть в их сердцах светлый образ Христа.

Прошу тебя, не унывай, я буду с тобой силою моей любви, которая “никогда не отпадает”. Мое желание: воспитай детей церковно и сделай их образованными по-европейски и по-русски; пусть мои дети сумеют понять и полюбить книги своего отца и воспринять ту высокую культуру, которой он дышал и жил. Приобщи их к духовному опыту и к искусству, какому угодно, лишь бы подлинному. Кто-то из моих сыновей должен быть священником, чтобы продолжать служение отца и возносить за него молитвы. Ведь я так мало успел сделать и так много хотел! Элинька, милая моя! Если бы ты знала, если бы знали люди, как мне легко было любить и как я был счастлив чувствовать себя в центре любви, излучающейся от меня и ко мне возвращающейся. Как мне сладко было быть священником! Да простит мне Господь мои слабости и грехи по вашим святым молитвам! Благодарю тебя за твою музыку, за музыку души твоей, которую я услышал. Прости, родная! Мир тебе. Люблю тебя навсегда, вечно…»

Священномученик Василий Надеждин, 
тюремное фото

Василий Федорович Надеждин скончался 19 февраля 1930 года – в день рождения Елены Сергеевны. Похоронив его на лагерном кладбище, она вернулась в Москву. Тяжело переживала потерю мужа, часто видела его во сне:

«Проснулась я, тяжелая грусть налегла на сердце. Я одна и нет со мной тебя, моего друга, которому могла я поведать душу свою, к кому могла прильнуть усталой головой. Ты благословил меня, дал поцеловать крест, тяжело положил его на мою голову и ушел».

23 мая 1930 года она родила еще одного сына, которого назвали в память об отце Василием.

5 февраля 1933 года арестовали и Елену Сергеевну. Как и отец Василий, она попала в Бутырскую тюрьму.

«Никогда я так не молилась, как в тюрьме и в храме в Кеми после смерти мужа».

На допросах она держалась достойно и мужественно. Ее ожидала отправка этапом на Север, но в последний момент приговор смягчили, определив местом высылки Саратов.

В Саратов Елена Сергеевна уехала одна – взять с собой детей ей не разрешили. Их растила ее мама Анастасия Николаевна. Лишь позже, когда Елене Сергеевне удалось перебраться в Каширу, она смогла взять к себе младшего сына Василия.

Ссылка продлилась 8 лет. Будучи блестящей пианисткой, Елена Сергеевна всю жизнь зарабатывала преподаванием музыки. С возвращением из ссылки в Москву возобновилась связь с друзьями, с теми из прихожан отца Василия, кто еще оставался на свободе. Приходилось соблюдать конспирацию. Почти до самой смерти на имя Елены Сергеевны приходили письма без обратного адреса на конвертах, а дети порой даже не догадывались, от кого получали гостинцы.

Елена Сергеевна Надеждина

Впоследствии она составила жизнеописание отца Василия, сохранив для будущих поколений его дневники, письма, фотографии, воспоминания о подвижниках благочестия ХХ века.

Елена Сергеевна Надеждина умерла 22 ноября 1974 года в день иконы Божией Матери «Скоропослушница».

В настоящее время в восстановленном храме святителя Николая у Соломенной сторожки снова совершаются богослужения и возносятся молитвы к священномученику Василию Надеждину.

Святый священномучениче Василие, моли Бога о нас!



pravoslavie.ruazbyka.ru