Беседа о Великом покаянном каноне святого Андрея Критского, его истории, церковном бытовании и особенностях текста с протоиереем Сергием Правдолюбовым - членом Синодальной богослужебной комиссии, настоятелем храма Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве г. Москвы.

– Отец Сергий, Великий канон занимает особое место в корпусе современных богослужебных текстов и по древности, размеру и стилистике заметно отличается от них. Какова история его возникновения?

– Хочу напомнить, что Великий канон изначально не создавался для повсеместного храмового употребления. Впервые он зазвучал в Константинополе во время известного землетрясения 790 года, когда жители города, объятые страхом, вышли на улицы и молились. Тогда монахини обители святого Патапия начали впервые читать Великий покаянный канон Андрея Критского, рукопись которого более ста лет хранилась в их монастырской библиотеке. Они чтили имя святого Андрея и потому прибегли к его творению.

В этом же качестве покаянной службы бедствия Великий канон в течение недели читался одесситами во время Крымской войны 1853–1854 годов, когда английская эскадра заняла рейд Одессы с целью высадки десанта. В канун праздника Покрова Пресвятой Богородицы один из английских кораблей внезапно подорвался на мине и получил повреждения. Высадка противника так и не состоялась, эскадра ушла.

По благословению святителя Тихона, Патриарха Всероссийского, в 1918 году был составлен Покаянный канон на ирмосы Великого канона святителя Андрея Критского. Этот канон читался по всем храмам Русской Церкви перед праздником Успения Пресвятой Богородицы. Святитель Тихон тогда призвал паству молиться об умиротворении страны и избавлении ее от бедствий, начало которых уже было очевидно для всех.

Думаю, что преподобный Андрей, создавая покаянный канон, не ставил перед собой цели, чтобы этот гимнографический текст так торжественно и повсеместно исполнялся. Безусловно, канон предназначался для храма, в котором святитель служил, но того, что этот текст получит такую известность и знаменитость, думаю, автор совсем не предполагал. Я уже говорил, что это – служба бедствия, но хотел бы добавить еще вот что.

Монашеская традиция православного Востока – Византии, Иерусалима, – можно сказать, сама готовилась к канону, и канон стал выражением идеологии монашеского миросозерцания. За 200 лет до преподобного Андрея Критского в константинопольском обиходе господствовало кондакарное пение. Преподобный Роман Сладкопевец выходил на середину храма и замечательным голосом исполнял 24 строфы, которые присоединялись к начальной строфе – кукулию. Следующие строфы, икосы, имели четкую структуру, одинаковую для всех икосов, имеющих одинаковый размер, количество слогов и место ударений в них. Каждая строфа заканчивалась рефреном-припевом. Народ с любовью и радостно подпевал припев. Давно завершилась эпоха кондака – как я говорил, она продолжалась 200 лет, но даже и шесть веков спустя на городских площадях в Константинополе люди на праздники пели кондаки.

Что же именно в монашеском мировосприятии способствовало появлению канона? Надо обратить внимание на саму форму монашеских поучений. Монахи никогда не писали длинных трактатов. Я не говорю о великих богословах древности – святителях Василии Великом, Григории Богослове. Но в основе своей монашеское творчество всегда афористично, кратко, сжато до предела. Эта афористичность выражала итог подвижнической жизни монаха. Когда мы читаем третий том «Добротолюбия», а это как раз VII век, время перехода от кондака к канону, то встречаем там афоризмы, связанные с подвижнической жизнью, похожие по смыслу и близкие по стилю к тропарям канона преподобного Андрея (особенно 2-й песни). В эту же эпоху наблюдается появление тропарей, которые вместо аскетической тематики вдруг говорят о богословии. Такое встречается, в частности, у преподобного Максима Исповедника. Это объясняется тем, что только человек, который молится, живет аскетической жизнью, очищает свой ум и сердце, становится способным богословствовать. Богословствовать в древности означало именно и только говорить о Святой Троице. Христология – это было совсем иное. Подобные примеры встречаются и у иных, современных преподобному Максиму авторов: аввы Фалассия, аввы Феогноста.

Стихийное, то есть не продуманное заранее, выстраивание в трехчастную форму, появление акростиха в самом что ни на есть строгом изложении аскетических мыслей и другие элементы сближают монашеское прозаическое творчество с нарождавшейся формой песненного канона. Если говорить о структуре канона, то известно, что после Псалтири обычно монахами читались библейские песни, и существовала традиция пения кратких тропарей: тропарей-припевов. Именно на этих сближающихся принципах постепенно формировался канон.

– Когда же Великий канон был введен в общецерковный обиход?

– Полагаю, при преподобном Феодоре Студите, который жил на рубеже VIII–IX веков. Практически младшими современниками преподобного Андрея, отошедшего ко Господу в 740 году, были два других великих гимнографа – преподобные Иоанн Дамаскин и Косма Маиумский. Они были настолько плодовиты, настолько блестяще выражали свои мысли, что их творения очень активно были включаемы в богослужения, и это невольно оттеснило на второй план труды их предшественников, в том числе и преподобного Андрея.

Святому Феодору Студиту по его монашескому устроению оказались глубоко созвучны каноны преподобного Андрея, особенно его богословская составляющая, окончание каждой песни Троичным и Богородичным. Он посчитал важным восстановить его в богослужебной практике. Созвучие и любовь преподобного Феодора Студита к творчеству святого Андрея Критского можно увидеть и в следующем факте. Преподобным Феодором был написан канон «О Страшном суде», для которого он взял ирмосы Великого канона – «Помощник и покровитель» и другие, добавив к ним собственные тропари. Он, думаю, сделал это для того, чтобы, говоря о Страшном суде, мелодически и ритмически привязать это воспоминание к Великому посту. В результате, когда на первой седмице поста начинают петь мефимоны, то есть повечерие с каноном преподобного Андрея, на ту же самую мелодию и с употреблением тех же ирмосов, это сразу отсылает слушателя к теме Страшного суда и необходимости покаяния. А звучание ирмосов Великого канона за неделю до начала первой седмицы настраивает человека на подвиги, готовит к покаянию; ритм и мелодия готовят слушателя наподобие увертюры к восприятию Покаянного канона святого Андрея Критского. Авторитет преподобного Феодора Студита был так высок, что его инициатива включить канон в состав великопостного богослужения не встретила возражений у современников.

Некоторые исследователи полагают, что Великий канон начали впервые читать на пятой седмице поста, но я с этим не согласен. Греческие Триоди были сформированы к X веку, а славянские Триоди относятся к XII столетию. Кстати, в славянской Триоди Моисея Киянина, одной из древнейших, на полях есть разбивка канона по дням недели, согласно которой текст преподобного Андрея читался частями с понедельника по пятницу включительно, а не так, как в настоящее время, – до четверга. Подобные же указания есть в одном древнем Гротаферратском уставе в разделе служб Великого поста.

– Вы упомянули о том, что чтение канона в древности никогда не являлось особо торжественным моментом богослужения. А как было в средневековой Руси?

– Когда я занялся исследованием Великого канона, то пошел к старообрядцам в Рогожскую слободу, чтобы посмотреть, как канон служится у них. У них служба совершается рано, около 3 часов вечера, а не в 5–6, как у нас. Пришел, стою и слушаю: как же это будет? Оказалось, очень просто: началось повечерие, и потом бабушка на клиросе стала читать канон! Думаю, так было и в древности, потому что Великий канон на первой седмице – это часть повечерия, читаемого чтецом. Скорее всего, именно на пятой седмице канон читал уже священник, потому что там он входит в состав утрени. Но в Триодях нигде конкретно этого не указано, там все по умолчанию, потому что предполагается, что каждый служащий знает, какие именно действия следует совершать в тот или иной момент.

- Другими словами, чтение канона непременно первенствующим священнослужителем или даже патриархом, которое воспринимается как некий особо торжественный момент великопостного богослужения, – это позднейшая практика?

– Да. И еще, конечно, раньше при чтении Великого канона не было такого количества людей с горящими свечами. Помню, как служили Святейшие Патриархи Алексий I и Пимен. У них в руках была свеча, была еще какая-то минимальная подсветка для облегчения чтения им, но все остальные стояли в темноте. Но тогда на руках у верующих было мало богослужебных текстов, а сейчас все держат свечи, чтобы иметь возможность самим прочитать текст канона. Свечи горят в практических целях, а получается торжество. Конечно, возникает определенное противоречие: Великий канон должен читаться тихо, покаянно. Покаяние – процесс сокровенный, и оно совершается втайне, то есть не на ярком свету, а свеча – это символ праздника. Но ничего не поделаешь: это реалии нашего времени.

– А как Великий канон мелодически исполнялся в древности? Есть об этом какие-то данные?

– В XII веке произошла реформа византийского церковного пения такого масштаба, что мы уже не можем себе представить и никогда не узнаем, как оно звучало до того. У нас имеются нотные переводы крюковых записей знаменного распева, но ничего подобного от XII столетия, а тем более от VI века до нашего времени не дошло. Конечно, очень интересно, как этот канон пели во времена преподобного Андрея или во времена преподобного Феодора Студита, но это пребудет тайной. Нам остается только восхищаться гармонией поэзии. Привычная нам сегодня мелодия канона – это заслуга Бортнянского, но он писал вдохновенно, по-церковному. Для нас эта музыка XVIII столетия уже звучит как глубокая старина.

-  Когда были сделаны вставки, обращенные к автору канона и к преподобной Марии Египетской?

– Точно сказать не могу, но, очевидно, после кончины преподобной Марии. Аскетические сочинения старца Зосимы имеются в «Добротолюбии», а житие преподобной Марии передано нам святителем Софронием, патриархом Иерусалимским, почившим в 638 году. О смерти преподобной Марии, кстати, прекрасно написал профессор Василий Васильевич Болотов. Он отметил, что приведенная в рассказе старца Зосимы датировка самой преподобной времени своей смерти – это как бы печать, подтверждающая достоверность сказанного. Помните, когда старец Зосима, перейдя через Иордан через год после первой встречи с подвижницей, нашел ее мертвое тело, лежащее на песке, то рядом рукой самой Марии была указана дата преставления: такого-то фармуфия такого-то индикта? Никто, кроме уроженки Египта, не мог так обозначить месяц года.

Когда молитвенное почитание преподобной Марии распространилось и стало входить в богослужебный обиход, тогда-то к Великому канону и были прибавлены тропари, обращенные к ней, а также к самому блаженному архиепископу Критскому. По времени это дополнение к канону не так уж далеко отстояло от времени жизни самого преподобного Андрея – думаю, не более чем на сто лет.

- Как вы относитесь к предложению перевести Великий канон на русский язык? Многие сетуют: мол, красиво звучит, но малопонятно…

– Я десять лет занимался научным исследованием канона Андрея Критского, и одним из приложений к моей диссертации была публикация двух славянских и трех русских переводов. Совершенно парадоксальным образом нынешний церковнославянский текст гораздо ближе к греческому оригиналу по своему ритму, по своему дыханию, по содержанию. Если взять греческий текст канона, то можно увидеть, что у его строф уникальное строение. Каждая строфа имеет свой рисунок, количество слогов и место ударения. Это такая изысканная техника! Удивляюсь, почему поэты-профессионалы не обращаются к Великому канону как к творческому образцу, ведь в нем заключается настоящая поэзия. Конечно, это особая ритмическая церковная поэзия, не похожая на современную. Это не ямб, не хорей, не гекзаметр. Эта особая поэтическая форма, очень своеобразная, очень яркая и интересная, получившая начало от Романа Сладкопевца, которому Пресвятая Богородица дала такой дар стихосложения. Форма эта настолько удивительна и прекрасна, что, когда прочтешь греческий подлинник, совсем другими глазами смотришь на славянский текст. У греков количество слогов и место ударения так твердо определено, что сразу можно понять, имеются ли позднейшие вставки в древний текст. Каждый лишний слог бросается в глаза. В 6-й песни Великого канона имеется одна такая позднейшая вставка во фразе: «Яко чаша проливает токи богословия». «Яко чаша» – добавлено позднее, потому что эти слоги в ритме фразы лишние. Специалисту заметны и небольшие правки одного из ирмосов канона. Тропари должны соответствовать структуре ирмоса канона, а они все в этом случае отличаются на один-два слога. Значит, кто-то уже ирмос подредактировал. Это все очень интересно расшифровывать, как будто присутствуешь при создании канона и видишь это собственными глазами.

Что касается русских переводов, то пока никто не смог перевести так, чтобы русский текст воспринимался, как греческий. Это замечают все. Имеющиеся русские переводы содержательно идентичны, они передают мысль, но не слог, ритмически, стилистически не совпадают с текстом Андрея Критского. Очень жаль, что красота и гармония церковной поэзии – явление нашим современникам почти неведомое.

– Известно ли, в каком возрасте преподобный Андрей создал Великий канон и какое место занимает это гимнографическое произведение среди иных его творений?

– Я думаю, это не первое творение преподобного Андрея Критского, и, скорее всего, Великий канон – венец, итог его церковно-поэтических трудов, созданный в зрелом возрасте. Косвенно на это указывает строка того же канона «Повержена мя, Спасе, пред враты Твоими, поне на старость не отрини мене во ад тща», то есть не отрини, несмотря на старость. А старым человек в то время считался уже после пятидесяти лет.

Святому архиепископу Критскому принадлежат еще несколько канонов, гораздо менее известных и более пространных, чем Великий канон. Во-первых, это канон на Рождество Иоанна Предтечи. Можно заметить, что преподобный Андрей очень любил ветхозаветную историю и посвятил последнему пророку Ветхого Завета очень большой по объему текст. Этот канон двухпесненный: в нем сначала идет песнь первая номер один, затем песнь первая номер два. Два ирмоса в первой песне, два – во второй и т.д. Еще один канон – самый большой по объему – на Сретение Господне. Там такое количество тропарей! Больше Великого канона раза в три. Есть греческие рукописи этого канона, которые имеют до четырех ирмосов в одной песни! Сейчас, конечно, этот канон никто не употребляет, но в древности его использовали в богослужебном обиходе. Все эти каноны, кстати, были известны на Руси, в рукописи их мог читать еще преподобный Сергий Радонежский. Утрата текстов произошла со сменой Студийского устава на Иерусалимский.

С протоиереем Сергием Правдолюбовым
беседовала Ольга Кирьянова 

pravoslavie.ru