• Главная
  • Расписание богослужений
  • Информация для паломника
  • Контакты и реквизиты
  • Поминовения
  • Таинство Крещения
3 ноября 2020 года

"Тихая моя родина". О книге, изданной в Стефано-Махрищском монастыре

В 2020 году сестрами Свято-Троицкого Стефано-Махрищского монастыря была подготовлена к изданию книга под заглавием «Старец Федор Соколов – гражданин Святой Руси». Предлагаем читателям впечатления о книге инокини Павлы (Мишиной) - литературного редактора издательства Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.


Переплет книги стилизован под сермяжный холст — привязка к вологодскому льняному краю. На снимке — деревянные избы, в отдалении, под низким пасмурным небом, на пустынной суровой земле — троица за околицей. Все это настолько уместно и созвучно повествованию, что лучше не придумаешь.

В завершении обложки — старец на Никольском озере — он будто бы не в лодке стоит, а — на воде. Все — словно мираж, сотканный из мерцающего цвета, да еще и слышится его дивное присловье: «Святись озерко… рыбка ловись», — и сказочно, и святосно, и светло, и жизненно. Думаю, что так можно было снять с берега или с другой лодки.

Но первый снимок удивляет своим ракурсом. Кажется, что сделан он с возвышения — то ли колокольня, то ли силосная башня, то ли горочка. Вряд ли в деревне побывал профессиональный фотограф. Видишь этот кадр и тянет порассуждать о космизме, о том, что эта троица за околицей видна с Небесных высот, как в пейзажах Питера Брейгеля. Но у того много мельтешения — охотники, собаки, люди, как букашки копошатся на заледеневшем озере. А в России, на краю вологодского села, будто все затаило дыхание, здесь — свои недосягаемые высоты. Градус изумления повышается не только от удачно найденной точки съемки, но особенно при чтении подписи к снимку. Мало того, что указано имя, в чьем архиве сохранилась фотография, но и того человека, кто предоставил ее для публикации.

Книга вместила сотни фотографий, запечатлевших канувшую Атлантиду — священники, монахини, сам старец, его духовные чада, родные, близкие ему друзья и собеседники. Какие замечательные лица, лучащиеся добротой, участием, теплом, сердечностью — Антонина Волкова, Елизавета Селиванова, Анна Полирова и многие, многие другие. Русские доблестные крестьяне…Читаешь о них и словно бы погружаешься в мир небывальщины.

Михаил Ипатович Носырев — печник, участник богословских бесед старца, автор его жизнеописания. Где это видано, чтобы печник углублялся в рассуждения на темы Священного Писания? А Павел Михайлович Лебедев, еще один сподвижник старца — деревенский писатель. Да и сам Федор Степанович Соколов — неграмотный деревенский дед, обладающий прекрасной памятью, излагающий и толкующий Евангелие, ставший для окружавших его людей — учителем, духовным отцом и печальником.

Все время возвращаешься к иллюстрациям, как к полюбившимся фотографиям в семейном альбоме. А когда еще и прочтешь про каждого из действующих лиц, — они становятся совсем родными.

Вот Михаил Ипатович Носырев — в валенках, в утепленных штанах, а ребятишки возле него босые, в летних платьицах. Видно детей сызмальства приучают к суровым условиям севера, готовят ребят терпеть невзгоды, нежиться им в жизни особо не приведется.

 
 

Антонина Александровна рассказывает о своей семье, в которой своих больше двадцати человек, а сколько еще привечали чужих — нужных в хозяйстве мастеров. Держали много скота, летом — покос, уборка урожая. И одежду, и обувь шили своими руками. Я опять про детишек в легкой одежонке среди тепло одетых взрослых (см. с. 123). Смотришь и думаешь, что Бог послал именно этим людям «исполнителя великих тайн Господа старца Федора». Мне скажут, да такие везде есть, зря что ли Русь Святая?

Но мне запали в душу свои воспоминания. Когда-то в 1980-е годы приходилось бывать в Вологде, Кириллове, Ферапонтове. Тогда с изумлением отметила про себя приветливость, отзывчивость, скромность до стеснительности этих людей, просто прохожих, когда спрашивала, как пройти, где найти. Все откликались на твою просьбу, готовы были проводить, подсказать, никто не отмахнулся. Удивительные люди, неприметная, неброская, но за душу берущая земля, на которой и береза старца Федора словно из Берендеева Царства, и просторы с открытым небом, и погосты как цветочки среди полей — «тихая моя Родина» — точнее и пронзительнее Рубцова не скажешь.

Меня еще раньше тронуло сберегаемое Покровское кладбище (см.: Воспоминания о погребенных на кладбище храма Покрова Божией Матери близ города Кириллова. — Кирилло-Белозерский монастырь, 2017 г.). Неказистые кресты, как дикие деревца, вписанные в северную природу, как и лежащие под ними богомолки, неотделимые от русских деревень, проселков, церквей, устоявших в лихолетье, старухи, вымолившие всю Россию.

 
Михаил Ипатович Носырев д. Чирково. 1959 г.
 
Храм Покрова Божией Матери близ г. Кириллова

Может показаться чрезмерным реминисценции с Рильке. Но меня поразило, что я через повествование о старце многое уяснила в откровениях этого европейского поэта. А его высказывания, в свою очередь, помогли усвоить особенности чувствований жителей российской глубинки.

Райнер Мария Рильке — это поэт-духовидец, как называли его современники, мечтал поселиться в русской деревне. Свою шестинедельную поездку в Россию (в начале ХХ в.), все, что здесь увидел и прочувствовал, назвал «крещением», это было для него духовным обретением самого себя.

Он пишет о впечатлении от России: «Впервые в жизни мной овладело невыразимое чувство, похожее "на чувство родины…"», родины как бытийства… как исконнейшей почвы, на которой Бог пародоксальным (невозможным!) образом присутствен. Это и пронзило поэта сразу. Он словно бы увидел воочию очертания внутренней отчизны, т.е мир, который он уже знал когда-то прежде в качестве благодатного для своей души. У Рильке десятки подобных признаний о чувстве «возвращения на родину». (Болдырев Н. Ф. Рильке. ЖЗЛ.М.Б 2018.С.53)

В одном из писем он говорит: «Сколько достоинства во всем русском, задумывались ли вы о том что достоинство и смирение — это почти одно и то же». Он утверждал: «Ничто из того, что идет извне, не пригодится России». В течение жизни он будет возвращаться к мысли о том, что «отсталость России», ее нежелание вписываться в парадигму «прогресса» — это великое достоинство, словно бы некая мудрая иррациональная воля повелевала народу пережить эту гонку, это ускорение обездушивания. Рильке говорил о патриархально-православной, кротко-нищей России как о потайной и самой уединенной  комнате в сердце Бога. «О русских людях можно сказать, что редкостное в них буднично, а будничное — редкостно». (См.: Болдырев Н. Ф. Рильке. ЖЗЛ.М., 2018.С.54–66).

Старец Феодор у Покровского храма, 1957 г.
 
Кирилло-Белозерский монастырь

И эта книга «Старец Федор Соколов — гражданин Святой Руси» стала иллюстрацией — подтверждением чувствований этого замечательного поэта- мыслителя, а его сентенции обосновали философски, этически, этнографически и даже богословски историю появления, бытования и оправдания старца Федора среди деревенского люда, его выживания (эпоха войн), притеснений (эпоха гонений), отлучения от Церкви, ее разорение (эпоха безбожия).

Явление старца — чудо, конечно, неслыханное. То, что о нем раньше, чем в России, стало известно за «кордоном» — чудо из чудес. Но самое потрясающее чудо — то, что его слушали и слышали. Притягательность книги в том, что здесь описано, как в условиях обыденности, среди повседневных трудов и забот, связанных с пахотой, рождением детей, портняжным ремеслом, рыбалкой совершается преображение душ человеческих.

Житийной литературой мы приучены связывать благотворное влияние на наши души с практиками аскетов, столпников, постников, молчальников, богоносцев и т. д. В старце Федоре, казалось бы, нет ничего от святых угодников, ничего сверхъестественного, ничего такого он не требует и от других. Правда, он иногда воскрешает умерших. Но то как он это делает, то, что в нем — таком простом и близком, таком привычном и будничном имеется потенция, эта энергия, оживлять мертвых, — свидетельствует о сугубой благодати, о том, чем одарен старец от Господа. Его святость растворена в повседневности, его простота — та самая, о которой прп. Амвросий Оптинский говорил: «Где просто, там ангелов со сто».

Федор Степанович учил незамысловато: «Вини во всем самого себя, так никогда не ошибешься». «Старайся жить беспорочно, особенно в своей семье, чтобы был мир» и т. д. Ни на кого не воздвизал бремена неудобоносимые. Мог просто по-стариковски вздохнуть: «Вот у нас какие недохватки: самых простых слов Спасителя не исполняем, даже не замечаем».

«Люди от его простого и задушевного слова повернули жизнь в добрую сторону» — вспоминают о старце его духовные сподвижники. Результат такого ненавязчивого, без нажима и фанатизма, учения поражает своей доходчивостью.

Старец и Антонина Волкова
 
Священники и прихожане Покровского храма

Под влиянием старца, такая же, как и многие другие, Антонина, деревенская жительница, замечает в себе не только явные упущения, как-то: отсутствие смирения, неисполнение данного слова, — но она чувствует такие тонкости, на какие обратит внимание не всякий воцерковленный, богословски образованный человек. Антонина пишет в дневнике, насколько трудно, порой невозможно достичь простоты сердца: «Я вся какая-то угловатая, неразвитая, застенчивая… То, что говорит старец, — все это так необходимо для жизни». После того, как прошли с ним заповеди Блаженства, она помечает: «Следить за движениями своего сердца, чтобы не было ни обиды, ни зависти, ни клеветы, а только — чистая любовь и доброжелание». Антонина Александровна — это, конечно, отдельная песнь!

Явление старца Федора русскому миру настолько многозначительно, многослойно, многовекторно, что вычленять, препарировать и описывать случившееся можно долго и пространно. Поделилась тем, что привлекло именно мое внимание, что именно мне показалось достойным осмысления. Но в итоге все сводится к лапидарной формуле: «Господом было явлено чудо, и этим сказано все».

Из того, что меня особо зацепило и не отпускает, — это: почему старец наказал помнить молитву свт. Амвросия Медиоланского? Федору Степановичу открылось это благодарственное обращение святителя к Богу. Русским людям из глубинки привычно и сродно вопиять к Царице Небесной, просить о помощи Николу, порока Илию, да Егория. А тут — святитель Медиоланский, епископ с его глубиной и невыразимостью восприятия полноты, всеохватности, всепроницаемости совершенной Божией Сущности. Как писал свт. Амвросий, Господу присуще «все, что можно ощутить из самого святого, самого прекрасного, самого могущественного». Подкупают этические постулаты еп. Амвросия: «Господь прощает нам грехи по благодати Своей, не за дела, а — за веру (Антонина не могла излечиться по маловерию). Нам надо хвалиться не тем, что чист от греха, а тем, что отпущены мне грехи». Вряд ли углубление в богословие на уровне рассуждения и формулы были доступны старцу. Скорее — озарение! У него было чувствование, духовное проникновение в молитву «Тебе, Бога, хвалим», в которой воспеты и сущность Творца, и святительское учение, и иные догматические тонкости. Впрочем, лучше не заморачиваться, а петь самозабвенно: «Тебе, Бога, хвалим».

Старец Федор Соколов 1880-1973

Материал в данной книге тщательно подобран, щедро представлен с указанием страниц, разделов, даны перекрестные ссылки, представлены сводные списки фотографий, литературы, биографические данные упоминаемых косвенно лиц, не упущены никакие библиографические мелочи. Детали, факты, малозаметные штрихи, цепляют друг друга, образуя крепкие узлы, как в четках, что и составляет прочную, без прорех и упущений, ткань повествования.

~ инокиня Павла (Мишина)


Книгу можно приобрести в церковной лавке Стефано-Махрищского монастыря.

Читайте также:

«Старец Федор Соколов – гражданин Святой Руси»