В 1903 году состоялось прославление преподобного Серафима Саровского, через 70 лет после его кончины. 19 июля/1 августа (н.ст.), в день рождения святого, с великим торжеством были открыты его святые мощи. Долгожданное событие сопровождалось многими чудесными исцелениями больных. Почитаемый очень широко еще при жизни, преподобный Серафим становится одним из самых любимых святых православного русского народа.

Прекрасно звездное небо, устремляющее мысль нашу к Творцу Вселенной; радостно и светло лазурное небо днем, но краше их обоих духовное Небо, где вместо звезд сияют души праведников, когда-то, подобно нам, живших на земле и великими трудами достигших святости, и изначала пребывающие там Ангелы. Об одном из таких земных Ангелов, сделавшемся и небесным человеком, поведаю я вам сейчас, по возможности в кратких словах.

Преподобный Серафим родился в нашем древнем городе Курске от благочестивых родителей — купцов Мошниных, которые занимались подрядами на постройку каменных зданий, особенно церквей. Там до сих пор сохранилась каменная церковь в честь преподобного Сергия Радонежского и Казанской иконы Божией Матери, которую начинал строить отец преподобного Серафима, а заканчивала после смерти отца его мать, умная и энергичная. Теперь там есть и придел в честь преподобного Серафима. С колокольни этой церкви, когда она была еще не достроена, упал в семилетнем возрасте мальчик Прохор — так звали в миру преподобного. Он поднялся туда вместе с матерью, которая пришла посмотреть на работу строителей, и, так как там не было еще перил, упал с большой высоты на землю. Рыдая, сбежала вниз его мать, упрекая себя за невнимательность к мальчику. Она ожидала увидеть лишь обезображенное окровавленное тельце ребенка. Какова же была ее радость, когда она увидела его совершенно невредимым, стоящим на ножках. Он говорил, что как бы крылья выросли у него в момент падения, так что он плавно спустился на землю без малейшего ушиба. И сама мать, и все видевшие это чудо прославили Бога, так явно избавившего мальчика от неминуемой смерти.

В десятилетнем возрасте вновь проявилось милосердие Божие и Царицы Небесной над ним. В летнее время он тяжело заболел. Врачи не могли определить болезнь, лекарства ему не помогали. Однажды утром, когда особенно было ему плохо, сказал он матери: «Мама, сегодня будет у нас Царица Небесная!» Загоревала мать: «Верно, придет Она и унесет с Собою его душеньку!»

В недалеком расстоянии от Курска находилась в обители чтимая чудотворная икона Божией Матери «Курская-Коренная», так как найдена она была при корнях одного дерева. Ее часто приносили в город для посещения больных. Как раз в этот день проносили ее по соседней с домом Мошниных улице, и сильный дождь с грозой заставил крестный ход искать убежища. Так вошли все с иконой во двор Мошниных. Конечно, их с радостью пригласили в дом, и больной Прохор сказал матери: «Вот видишь, мама, и пришла к нам Царица Небесная!» Попросили отслужить у постельки мальчика водосвятный молебен, и к вечеру он совершенно поправился.

Обучался грамоте Прохор у дьячка, как было тогда в обычае. Читал Псалтирь и Часослов, затем жития святых. Мальчик он был смышленый, учение давалось ему легко, и читать он очень любил. Но приходилось ему много времени проводить и в лавке, помогая старшему брату продавать пеньковые веревки, колесную мазь и другие неинтересные для него предметы. Он старался делать все это добросовестно, но мысли и интересы его были далеко…

В возрасте 19 лет он твердо заявил матери, что хочет уйти в монастырь. Она сказала ему: «Ты знаешь, что ни я, ни кто-либо из родных не можем дать тебе в этом деле полезный совет. Сходи в Киев, и кто-нибудь из старцев укажет тебе твой путь жизни».

Он так и сделал: взял на дорогу несколько пар самодельных лаптей и котомочку с продовольствием и отправился пешком в Киево-Печерскую лавру. Поклонившись мощам, почивающим в пещерах, и попросив благословения у этих Божиих угодников на подражание подвигам их монашеского жития, он посетил старца Досифея и получил от него указание идти в Саровскую обитель.

Вернувшись в Курск, Прохор взял Библию, нательный крест, которым благословила его мать, смену одежды и, простившись с родными и друзьями детства, направился опять пешком в пределы Тамбовской уже губернии, где находилась среди дремучих лесов древняя обитель Саровская. Он подходил к вратам ее как раз в тот момент, когда монастырский колокол ударил ко всенощной в канун праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы.

Прохор вошел туда цветущим юношей и прожил там всю жизнь, скончавшись в возрасте почти 80 лет. Послушания у него были трудные: он пилил и рубил лес, заготовляя дрова для обители, столярничал, работал на пекарне. Затем дали ему более почетное дело — печь просфоры. Так проработал он простым послушником несколько лет. Будучи грамотным, нес он и клиросное послушание. Самый вид этого румяного, всегда приветливого и радостного послушника вливал бодрость в старцев-монахов, когда они изнемогали от усталости во время длинной монастырской всенощной. Взглянет Прохор на них приветливо, улыбнется — и кажется им, что окрепли у них отекшие, одеревеневшие ноги, и слабые старческие голоса с прежней силой могут славить Бога.

Полюбилась Прохору обитель, и не хотел бы он выходить за пределы ее. Но пришлось ему, как и многим другим послушникам, расстаться с ней ненадолго, чтобы идти со сбором средств. Его направили в родной Курск, где он повидался с матерью в последний раз в жизни. Брат помог ему в порученном деле.

Вскоре после возвращения в монастырь совет старцев решил, что созрел Прохор уже для монашеской жизни. Когда человека постригают в монахи, то он как бы рождается вновь: и имя ему дается новое, и сам постригаемый не только не выбирает его, но и не знает наперед. И решили старцы дать Прохору совершенно новое, ангельское имя — Серафим, что в переводе с еврейского значит «пламенный». Эти высшие чины Ангелов отличаются особенно пламенной любовью к Богу, а в Прохоре как раз и можно было видеть такую любовь. Теперь же мы часто даем имя Серафим нашим мальчикам в честь уже преподобного Серафима.

Вскоре после пострижения рукоположили Серафима во иеродиакона. Прекрасно служение диаконское, когда и причащаться можно часто, и принимать участие в богослужении, и в то же время иметь мало ответственности за других.

Сказать вам по секрету, от собственного сердца, я много плакал в тот день, когда предстояло мне расстаться с диаконским орарем, чтобы воспринять высшее служение иерея. Сегодня утром мы как раз рукополагали во диакона уже немолодого и не стремившегося к этому званию дьячка, но по настоятельной просьбе священника того прихода мы это совершили. Однако я боялся бы пожелать не только ему, но и другим знакомым диаконам удостоиться того видения, которого сподобился преподобный Серафим в сане иеродиакона: слишком уж это страшно.

В Великий Четверток во время Литургии, когда диакон, стоя лицом к народу, произносит: «И во веки веков», преподобный Серафим как бы окаменел, не в силах произнести ни слова. Лицо его, устремленное вверх, то бледнело, то краснело, и он не мог сдвинуться с места. Два других диакона взяли его тогда под руки и ввели в алтарь, где он и достоял молча всю Литургию. Причастившись Святых Тайн, он обрел дар речи, но никому тогда не поведал о видении, которое его так поразило. Лишь в конце своей жизни он рассказал его своему духовнику: «Я видел, что свод храма и само небо как бы разверзлись в ту минуту и по воздуху шел Господь Иисус Христос, благословляя направо и налево молившийся народ. Проходя мимо меня, убогого Серафима, и меня благословил. А кругом Него летало множество Ангелов». И добавил Серафим, в своей простоте употребляя образное сравнение: «Они вились, как пчелки, около Господа. Он направился к Своей иконе в Царских вратах и вошел в нее, как в дверь».

Неоднократно являлась преподобному Серафиму и Матерь Божия со святыми апостолами Петром и Иоанном. Так было, когда он тяжело заболел и не было уже надежды на его выздоровление. Пресвятая Дева прикоснулась к больному месту и сказала:

«Любимиче Мой, ты будешь здоров!» И потом, обратясь к сопровождавшим Ее апостолам, добавила, указывая на Серафима:

«Этот — из рода Нашего!» После этого явления он совершенно выздоровел.

Был Серафим рукоположен и в иеромонаха и мог сам уже совершать Литургию. Обычно надевал он при этом белую епитрахиль и белые поручи с синими крестиками — вот как у меня сегодня.

Жизнь в многолюдной обители и посещения многочисленных богомольцев, искавших у него совета и наставления, стали, однако, тяготить старца Серафима, больше всего любившего уединение. Он попросил разрешения у настоятеля удалиться в дальнюю пустыньку, как называл он избушку, срубленную в глухом лесу в нескольких верстах от Саровской обители одним из прежних подвижников. Ему разрешили и даже дали особую грамоту на право проживания в этой избушке.

Там развел преподобный небольшой огородик, изредка приходил в монастырь причащаться Святых Тайн и уносил в пустыньку небольшой запас хлеба и соли. И вел он там один блаженнейшую жизнь. Живописная местность дала ему повод назвать все пригорки и ручейки библейскими именами: была у него и гора Елеонская, с которой вознесся Господь, и гора Сион, на которой стоял храм Иерусалимский, и река Иордан, и поток Кедронский, и гора Голгофа, и гора Фавор, на которой было Преображение Господне. Обладая прекрасной памятью, он на каждом из этих мест мог совершать службу и петь стихиры, к данному событию относящиеся. Библия его всегда была с ним. А в промежутке между такой молитвой заготовлял он себе дрова на зиму или ухаживал за огородиком.

Лесные звери не боялись его и не обижали. Сохранился записанный рассказ одной монахини, соседней с Саровской обителью женской обители Дивеевской (в устройстве которой преподобный Серафим принимал деятельное участие). Она пришла к преподобному с другими сестрами, и сидели они летом вблизи его избушки на бревнышках, а сам отец Серафим сидел на пёнышке, и вели они спасительную беседу. Внутрь своей избушки преподобный не любил никого впускать, а женщин никогда не впускал. Вдруг раздался в лесу треск сучьев и на полянку, где они сидели, вывалился огромный косматый медведь. Сестры испугались, закричали, стали прятаться друг за друга. Преподобный улыбнулся и, обращаясь к медведю так, как будто он мог понимать человеческую речь, сказал: «Что ж это ты, косматый, так напугал моих сирот? (дивеевских монахинь он называл своими сиротами). Ты бы лучше пошел да принес нам чего-нибудь повкуснее, а то угостить мне их нечем». Тот благосклонно заворчал, как будто соглашаясь, и исчез в лесу.

Незаметно прошло в беседе время, и монахини уже позабыли о медведе, как вдруг снова раздался в лесу треск и тот же медведь появился, неся осторожно в зубах кусок сотового меда, и положил его перед преподобным. Ведь слово «медведь» показывает, что это такой зверь, который ведает, где находится мед, и на этот раз мишка оправдал свое наименование. Он получил в награду краюшку хлеба с солью — вы ведь сами знаете, что все животные — и дикие, и домашние — любят соль.

Так жил преподобный в своем лесном уединении, как в раю. Ведь до грехопадения человека животные не нападали на него и, были в мире между собою, питаясь растительной пищей, так что лань безбоязненно паслась рядом со львом и ягненок лежал рядом с волком.

Враг рода человеческого — диавол не мог стерпеть такой святой жизни и подучил злых людей, даже и не разбойников, а просто опустившихся мужичков, напасть на преподобного Серафима. Когда он однажды рубил дрова себе на зиму, вдруг вышли из лесу три человека, которые стали угрожать ему и требовать денег. «Говори, старик, где у тебя спрятаны деньги? К тебе народ ходит, приносит тебе подаяние!» Напрасно убеждал он их, что у него ничего нет, — они напали на него и стали избивать.

Преподобный был еще не стар и имел большую физическую силу. Если бы он захотел, то с топором в руках легко одолел бы троих, вооруженных только палками. Но он прежде всего отбросил топор в сторону, чтобы не было искушения обороняться. Его же топором стали злодеи бить его по спине и по голове, бросили на землю, топтали ногами и прошибли голову. После того бросились в избушку искать денег, но, не найдя там ничего, кроме Библии и иконы Божией Матери «Умиление», которую особенно любил преподобный Серафим и перед которой скончался, исчезли со страшными ругательствами, оставив истекавшего кровью старца едва живым на траве. Так пролежал он довольно долгое время. Наконец ползком, оставляя за собой кровавый след, добрался до ворот монастыря и пролежал около них всю ночь, не имея сил подняться и постучать. Только утром привратник нашел его в таком тяжелом состоянии и созвал монахов, которые и перенесли его в монастырскую больницу. Долго лежал в ней преподобный и хотя и поправился, но на всю жизнь остался согбенным, так как злодеи переломили ему спинной хребет.

После этого случая ему уже не разрешали жить в дальней пустыньке, и он или жил в монастыре, или уходил недалеко от него в ближнюю пустыньку. Не может укрыться город, стоящий наверху горы. Такой великий молитвенник, каким был преподобный Серафим, не мог избежать известности, и к нему стали приходить за советом и молитвенной помощью и ближние и дальние. Никто не уходил «тощ» от него — всех умел он и утешить, и успокоить, и подать каждому добрый совет.

Иной раз обращались к нему и за разрешением житейских вопросов. Так, однажды пришла к нему птичница, у которой была очень строгая госпожа, и поведала свое горе: не жили у нее индюшата, гибли, а барыня не только бранила ее за это, но по субботам велела наказывать ее на конюшне розгами… «Чем мне их кормить, индюшат-то, чтобы не дохли? Посоветуй, батюшка!» И отец Серафим дал ей ответ, как кормить индюшат. Через недели две приходит та же птичница радостная, веселая поблагодарить батюшку Серафима, что научил ее; индюшата больше не дохнут, и барыня довольна, и сама птичница. «У каждого свои индюшата», — с доброй улыбкой говорил преподобный Серафим тем друзьям своим, которые, щадя его силы, убеждали допускать к себе поменьше народа.

Монастырское начальство тоже было недовольно скоплением народа около кельи старца, и тогда он прекратил прием и принял на себя подвиг молчальничества: заперся у себя в келье и всю неделю не выходил из нее, приходя лишь в субботу вечером и воскресенье утром в храм для причащения Святых Тайн. Если ему нужно было что-либо, то он лишь знаками показывал: клал на полочку перед небольшим оконцем в двери (бывшие в заключении хорошо знают такой «волчок» или «глазок») или корочку хлеба, или щепотку соли, или капустный листок, и все понимали, что этот продукт у него иссяк, и приносили и ставили на ту же полочку пополнение. Через несколько лет такого затворничества явилась преподобному Божия Матерь и повелела выйти из затвора и снова открыть двери своей кельи для народа.

В одном из соседних монастырей не было игумена, и оттуда обратились в Саров, прося направить им батюшку Серафима. Он отклонил это предложение, считая это искушением. Но затем стал немного сожалеть об этом. Желая же себя наказать за такие, как он считал, помыслы гордости, он наложил на себя с разрешения духовника очень тяжелый подвиг столпничества. Он выбрал в лесу большой плоский камень, повесил недалеко от него на сосенке свою любимую икону Божией Матери и, стоя на коленях на камне с воздетыми руками, молился целыми часами, так что в общей сложности простоял он на этом камне 1000 дней и 1000 ночей. В зимнее время принес он камень поменьше в сени своей кельи и молился на нем.

С годами силы медленно оставляли блаженного старца, но он до конца не ослаблял своих подвигов. Говаривал он, что кончина его откроется пожаром, а много лет спустя будет в Сарове «среди лета Пасха» с трезвоном всех колоколов. Так и произошло в действительности. Наступило 1 января 1833 года. Преподобный был в храме, причастился Святых Тайн, побеседовал с братией, а затем заперся в своей келье. Вечером соседи слышали, как пел он пасхальный канон около дубового гроба-колоды, им собственноручно изготовленного, в который он и ложился иногда, представляя себе, как будет спать сном смертным.

Утром монах, «будильник Павел», обходивший кельи с возгласом: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» — и ожидавший ответного возгласа «Аминь», долго стучал в дверь преподобного Серафима, не получая ответа. Его стало это беспокоить, тем более что около двери пахло дымом. Он созвал соседей и без особого труда они, просунув нож, приподняли крючок и вошли в сенцы, откуда повалил густой дым. Оказалось, что одна из зажженных свечек упала на штуку холста, принесенную кем-то из богомольцев, и холст стал тлеть, распространяя удушливый запах. Вошли в саму келью и увидели преподобного, стоящего на коленях со сложенными на груди руками перед своей любимой иконой Божией Матери. Лицо его было бледно, но спокойно, так что в первую минуту подумали, что он заснул на молитве от усталости. Стали звать его, трясти за плечо — и тогда только убедились, что душа его отлетела ко Господу. Его похоронили в дубовом гробу при огромном стечении народа.

Он часто говаривал при жизни своим духовным чадам: «Радость моя! Если будет у тебя какое-либо горе, а может быть, изредка и радость, приходи ко мне на могилку и расскажи мне все, как живому, а я, если получу благодать от Бога, помолюсь о тебе!» Так и стали поступать люди и вскоре заметили, что после молитвы на могилке преподобного Серафима болезни исцеляются и горести растворяются. Стали вести запись этих чудес, и через 70 лет, но уже летом, 19 июля 1903 года, было в Сарове великое торжество открытия мощей преподобного Серафима. Съехалось около 200 тысяч человек, и среди них члены царской фамилии. Звонили все колокола, и была «среди лета Пасха», по предсказанию преподобного.

При этом совершилось много чудес. Один диакон охрип в самый день торжества и был в большом огорчении. Саровские старцы посоветовали ему искупаться в ледяном источнике преподобного Серафима, после чего голос к нему вернулся и он смог служить. Исцелялись слепые и хромые, и все прославляли Бога и Его угодника Серафима. Его святыми молитвами да сохранит нас всех Господь на будущее время в мире и единодушии. Аминь.

~ архимандрит Исаакий (Виноградов)

19/1 августа 1957 года

azbyka.ru