4 сентября Церковь празднует память священномученика Горазда (Павлика), епископа Богемского и Мораво-Силезского, обновителя Православия в чешских землях в XX веке.
Святитель Горазд мученически погиб от рук фашистов в 1942 году.
27 мая 1942 года на окраине Праги было совершено покушение на Рейнхарда Гейдриха.
Гейдрих, блондин с вытянутым лицом и пухлыми губами, шеф полиции Германии и рейхспротектор Богемии и Моравии, возвращался с музыкального фестиваля. Мимо его «Мерседеса» мелькали домики предместья; в коротко стриженой голове рейхспротектора звучали обрывки концерта.
Незадолго до этого на место прибыли два молодых человека на велосипедах.
На повороте дорога шла в горку, и «Мерседес» слегка замедлил ход. Один из двух велосипедистов выскочил на дорогу и попытался открыть огонь по машине. Но оружие заклинило. Тогда второй бросил в нее гранату.
Раздался взрыв. Гейдрих остался жив, но был ранен. Через несколько дней скончался в больнице. В протекторате Богемии и Моравии было объявлено военное положение.
Для покушения, как было установлено, из Великобритании была десантирована целая группа борцов чехословацкого Сопротивления.
Начались карательные операции. По подозрению в укрывательстве одного из десантников была сожжена деревня Лидице. Мужчины старше шестнадцати расстреляны, женщины отправлены в концлагерь Равенсбрюк. Подозрение в итоге не подтвердилось.
Следствие шло полным ходом, истошно стучали «ундервуды», трещали телефонные звонки; окна во дворце Печека, где располагалось гестапо, не гасли даже глубокой ночью.
Епископу было шестьдесят два года. Еще не глубокая старость, но здоровье отказывало все чаще. Особенно с момента оккупации Чехословакии весной 1939 года. Все рушилось на глазах. Все, на что он положил свою жизнь. У него стали трястись руки.
А ведь был он от природы крепким – крестьянская кость. Родительский дом в Грубе-Врбке, у подножья Белых Карпат; труд с раннего детства, как заведено в сельских семьях. Его назвали Матеем, в честь апостола и евангелиста; имя у чехов частое.
Монастырь во имя священномученика Горазда
в деревне Грубе-Врбке, где он родился
|
Семья была католической, и какое-то время он шел по этой, католической стезе. Довольно долгое время. Католическая школа-интернат в Кромержиже. Богословский факультет в Ольмюце – как на немецкий манер назывался тогда Оломоуц.
Но уже студентом Матей начал присматриваться к православию. Заинтересовался житиями святых Кирилла и Мефодия, изучил церковнославянский. В 1900-м побывал в Киеве, чтобы лучше познакомиться с православным богослужением. Но пока это был только умозрительный, мозговой интерес.
5 июля 1902 года, двадцати трех лет, он был рукоположен во иерея. Служил в нескольких приходах, редактировал в Кромержиже католический еженедельник. В 1906-м был назначен «духовным администратором» в больницу для душевнобольных. С началом Великой войны (как тогда называли Первую мировую) в больнице был устроен военный госпиталь, на отца Матея легло духовное окормление и утешение раненых.
Та война… Та война многое изменила в нем. Вся Чехия, вся Европа, весь мир менялся. В 1918 году чешский и словацкий народы получили независимость.
А отец Павлик вдруг стал стремительно слепнуть. Точно апостол Павел, ослепленный невыносимо ярким светом по дороге в Дамаск. Когда после долгого лечения он частично восстановит зрение, мир он будет видеть уже по-другому.
Он присоединяется к группе католических священников, выступивших вначале с программой церковных реформ, а затем, когда она была отклонена Римом, – с идеей создания Чехословацкой церкви. Уже не католической, а православной.
3 сентября 1920 года они подадут в Сербскую церковь просьбу о включении ее в семью православных церквей.
Поначалу его знания о православии были не слишком глубоки. Но он стремительно и твердо расширял их. И делился с другими. И убеждал других. С июля 1921 года он станет издавать газету «За правду».
Новой чехословацкой церкви требовалось возглавление, выбор большинства пал на него. Поначалу он отказывался принять епископский сан, считая себя недостойным.
«Я не более чем миссионер, – напишет он позже, – который готовит путь и не желает ничего, кроме как передать Чешскую Православную епархию тому, кто придет, как можно более полной в клире, пастве и во всем остальном…».
Священномученик Горазд (Павлик)
|
Расследование убийства Гейдриха шло на всех парах. Но большинство тех, кто был связан с его подготовкой, еще были на свободе. Требовался Иуда. Как всегда, когда нужно было донести, разумеется, небескорыстно.
И Иуда вскоре нашелся. Даже двое. Их звали… впрочем, не важно, какие имена Иуда носил в тот год и в том месте. Какой у этих двух был цвет глаз. Стрижка, привязанности, привычки. Оба они были из числа парашютистов. Оба были смертельно напуганы. Но главная причина, как всегда, – вознаграждение.
«Я думаю, вы и сами сделали бы то же за миллион марок», скажет один из них на суде после войны.
Епископ чувствовал себя все хуже. После известия о покушении на Гейдриха бессонница не оставляла его. Каждый день шли известия о новых арестах. Еще ему нужно было ехать в Берлин, на торжества по поводу открытия нового митрополичьего округа. В этот Средне-Европейский митрополичий округ должна была войти и Чешская епархия. Ехать не хотелось.
…А как все прекрасно начиналось двадцать один год назад! Он, еще просто Матей Павлик, отправлялся тогда по вызову сербского Патриарха в Белград. 21 сентября 1921 года в монастыре Крушедол, основанном святым епископом Максимом и его матерью святой Ангелиной, он принял монашеский постриг. Ему было дано новое имя – Горазд, в честь святителя Горазда, архиепископа моравского и ученика Кирилла и Мефодия.
В воскресенье 25 сентября, около восьми часов утра, в кафедральный собор святого Михаила в Белграде вошла делегация Чешской церкви с большой белой хоругвью, в центре ее была красная чаша. Кроме чехов и моравов, Горазда сопровождали представители православных общин Подкарпатья и две женщины в моравских национальных костюмах.
Собор был переполнен; пришли не только жившие в Белграде чехи и словаки, но огромное количество сербов. Почти все сербское духовенство, светские власти, простые белградцы. Когда патриарх вывел к народу только что рукоположенного архиерея, весь собор огласился овациями. «До сегодняшнего дня ни одного сербского епископа так не приветствовали», – писали в югославских газетах.
После оккупации и раздела Югославии в апреле 1941 года сношения Чешской епархии с Белградским патриархатом прервались. Пришлось писать берлинскому архиепископу, прося принять православных чехов «под свое архипастырское попечение, заботу и защиту»… Так что нужно было епископу ехать в Берлин.
Священномученик Горазд (Павлик)
|
Что-то сгущалось в воздухе, епископ чувствовал; совсем близко, рядом со стенами его православной Церкви. Над которой вновь, как во времена его святого покровителя, архиепископа Горазда, нависла опасность уничтожения.
История иногда ходит кругами, двоясь в именах и судьбах. Святитель Горазд, ученик святых Кирилла и Мефодия, был родом из этих же земель. Участвовал в переводе Писания и богослужения на церковнославянский. Незадолго до своей кончины святой Мефодий объявил его своим преемником, архиепископом Великой Моравии.
Но послужить в Моравии святителю Горазду не пришлось. Против него ополчилась немецкая миссия во главе с епископом Вихингом, яростным противником богослужения на славянском…
Это был спор не только о языке богослужения. Хотя до окончательного раскола между Западной и Восточной церквями оставалось еще два века, догматические расхождения уже назрели. Прежде всего, вопрос об исхождении Святого Духа. Вихинг, как и все западные епископы, утверждал Его исхождение не только от Отца, что признавалось и Восточной церковью, но и от Сына, что было поздней добавкой (пресловутое Filioque)… Горазд, принадлежавший к Восточной церкви, с этим согласиться не мог.
Заручившись поддержкой Рима и местной власти, Вихинг изгнал Горазда и других приверженцев Кирилла и Мефодия из Моравии. Большая часть из них найдет убежище в Болгарии и Сербии. Но в чешских и моравских землях богослужение на славянском прекращается; православие, едва забрезжив, гаснет…
Что ж, и ему, епископу Горазду, или, как его иногда называли, Горазду Второму, тоже пришлось немало вынести от католического клира. Не могли ему прежние братья простить перехода в православие и ревностного и успешного миссионерства.
От этих новых «вихингов» неожиданно защитил его оломоуцкий католический архиепископ Антонин Кирилл Стоян. «Оставьте Павлика в покое, вы недостойны даже развязать ремень обуви его». Мудрый был владыка, так же по-своему болевший за духовное возрождение чехов и моравов.
И все же не католики более всего досаждали Горазду в те первые годы его епископства. Тяжелее всего было с недавними единомышленниками. Для многих из них православие, как оказалось, было только средством, инструментом в борьбе за «национальное» христианство. В конце августа 1922 года они опубликовали так называемый «Чехословацкий катехизис» и добились его принятия в качестве официального вероучительного документа.
В нем утверждалось, что Святой Дух – это всего лишь «Божие воодушевление в человеке». А Иисус Христос именовался просто «самым великим пророком» в ряду с другими «славными пророками человечества» (Моисей, Сократ, Зороастр, Будда…) и с «чехословацкими национальными пророками».
Епископ резко выступил против. Это, писал он, попытка рассмотреть христианство без всякого «внимания к Благодати Божией». Без Благодати христианство остается только этикой. Но «может ли только этика нас насытить, освятить и спасти?».
Священномученик Горазд (Павлик)
|
Епископ был патриотом. Но любовь к родине у него была следствием любви к Богу, а не наоборот.
«Если мы любим свою Церковь, – говорил он, – мы не можем не любить свою родину. … Любя родину, служат ей; становясь на ее справедливую защиту, мы тем выполняем одно из своих земных назначений, иначе мы останемся в рабстве у иноплеменников, которые уничтожат и нас, и православие на нашей родине…»
Нет, «иноплеменники» не собирались сразу уничтожать чехов и моравов. Пока эти народы были нужны вермахту как рабочая сила. Гейдрих, став рейхспротектором, даже частично поднял им зарплату. «Необходимо добавить чешским рабочим жратвы, ведь они должны выполнять свою работу…». Среди рабочих стали распространяться билеты на футбол, в театр, кино. Для более высоколобых – что-нибудь потоньше. Например, музыкальный фестиваль.
Но все это – пока идет война и нужно, чтобы эти чехи «выполняли свою работу». А потом… Какие-то шаги для этого «потом» Гейдрих уже сделал. Написал записку о необходимости изучить расовый состав в протекторате. Распорядился устроить в чешских школах расовую проверку. Нужно выявить ту часть населения, в которой есть немецкая кровь. Остальных стерилизовать. Или переселить куда-нибудь на восток, к другим остаткам славян.
Осуществить эти планы Гейдриху помешала граната, брошенная 27 мая 1942 года в его «Мерседес». Когда он возвращался после фестиваля и в его узком удлиненном черепе витали обрывки классических мелодий.
После покушения над Богемией и Моравией зазвучала другая музыка. Более четырнадцати тысяч человек было арестовано, около семисот расстреляно. Все истошнее стучали «ундервуды» во дворце Печека, все чаще вызывали на допросы, все громче раздавались хрипы и стоны... Наконец было установлено, где скрывалась основная часть заговорщиков.
Собор святых Кирилла и Мефодия в Праге стал кафедральным собором Чешской православной церкви не сразу. Еще в начале 1920-х о том, что она будет иметь хоть какое-то помещение в Праге, можно было лишь мечтать.
«Президент-освободитель», демократичнейший Томаш Гарриг Масарик не любил православия. Он вообще не любил религию, полагая, что ей не место в современном государстве. Но с католичеством приходилось мириться, это была религия большинства, а большинство президент уважал. Но – православие… В нем он видел причину «отсталости» России, любой отсталости. «Жизнь есть эволюция, – писал Масарик, – а не привязанность к догме, незыблемости и сохранению православия византийского средневековья».
Сходных взглядов придерживались и социалисты, составлявшие большинство в чехословацком правительстве. В одном месте епископу так и ответили: «Скорее у мусульман будет мечеть в Праге, чем у православных чехов – храм».
Служить приходилось в школьных классах. «Обычно такой класс, – вспоминал один из очевидцев, – оставался неубранным после недели занятий, и нашим сестрам приходилось сначала наводить в нем порядок. В классе оставляли только один большой стол и один поменьше, на них стелили скатерти, украшали цветами, на большом столе (престоле) ставили икону. В данном случае это была прекрасно написанная икона Пресвятой Богородицы, по образцу Васнецовской, позже в новой церкви ее поместили в иконостас. Священник сам приносил облачения, антиминс и богослужебную утварь. Другие христиане и нехристиане смеялись над нами. Требовалось большое самоотречение, нужно было выстоять, не унывать».
Кафедральный собор во имя свв. Кирилла и Мефодия в Праге
|
В 1930-м в стране насчитывалось уже более 145 тысяч православных. И власти пошли на уступки. В 1933 году Чешской православной церкви было передано здание бывшей церкви Карло Борромео. Два года в нем шел ремонт; в 1935-м оно было освящено во имя святых Кирилла и Мефодия.
Этот барочный храм изначально, как и все пражские храмы, был католическим; в 1780-е годы, в ходе секулярных реформ Иосифа Второго, был закрыт и полтора столетия использовался как казарма, военный склад, как подсобное помещение близлежащего университета...
И еще одна деталь. Почти под каждым крупным барочным храмом при его постройке устраивались подземелья. В них хоронили, в них во время войн можно было долго укрываться. Были такие подземелья и под бывшим костелом Карло Борромео, а ныне церковью Кирилла и Мефодия. Там с 30-го мая и скрывались участники покушения на Гейдриха.
Знал ли об этом епископ? Некоторые позже утверждали, что это убежище заговорщикам он сам и предоставил. И что он был связан с Сопротивлением, даже был активным его участником.
Это было не так. Нет, он болезненно переживал немецкую оккупацию. После Мюнхенского сговора, когда бывшие союзники Чехословакии «уступили» ее Гитлеру, епископ написал возмущенное послание к главам православных церквей. «Надо было воевать!» – так встречал он своих духовных чад, возвращавшихся из капитулировавшей армии. И сам в своих проповедях осуждал идею расового превосходства одной нации над другими. Говорить такое в Третьем Рейхе было рискованно.
Министр народного просвещения Моравец, курировавший религиозные вопросы, вызвал епископа и потребовал заявления о поддержке правительства протектората. Епископ ответил словами апостола Павла: мы будем повиноваться любому правительству, если оно является законным. Моравец сердито заметил, что это двусмысленный ответ. Другого ответа епископ ему так и не дал... Это тоже был риск. Но участником Сопротивления он не был.
Предоставили укрытие участникам заговора священники церкви. Настоятель протоиерей Вячеслав Чикл, иерей Владимир Петршек и староста прихода Ян Зоневенд. Носили им пищу, медикаменты, газеты. 11 июня священники наконец решились рассказать об этом епископу.
Неизвестно, какой была его первая реакция. Возможно, он провел ладонью по похолодевшему лбу. Поправил очки с толстыми линзами. Несколько секунд молчал. Возможно.
Известно одно: он благословил, чтобы его церковь продолжала помогать заговорщикам.
– Однако, – владыка внимательно посмотрел на Зоневенда, – при первой же возможности их нужно перевезти в другое место. Мы не можем ставить под удар наших прихожан.
Староста почтительно кивнул.
Владыка отбыл в Берлин.
Музей памяти в крипте собора свв. Кирилла и Мефодия,
современное фото, источник
|
После Праги Берлин поражал холодом. Прага даже под оккупацией ухитрялась оставаться домашней и уютной. Один из немецких путешественников, посетивших Прагу в 1942-м, вспоминал, что это было «путешествием в спокойствие».
Да, все так же неторопливо текла Влтава, ездили трамваи, кое-где слышалась музыка. Но спокойствие было внешним. Как писала русская поэтесса, которую епископ Горазд вряд ли мог знать:
В хрустальное подземие
Уйдя – готовь удар:
Богемия!
Богемия!
Богемия!
Наздар!
(Марина Цветаева "Стихи к Чехии" )
Но то, что в «подземии», и совсем не хрустальном, скрываются участники Сопротивления, епископ помнил каждую секунду.
И все же Прага по сравнению с Берлином, куда епископ прибыл 12 июня, казалась островком старой, мирной Европы. В Берлине война чувствовалась во всем – в воздухе, в лицах людей на улице. Нет, сама война была еще где-то далеко, пока что войска вермахта штурмуют Севастополь и готовят новое наступление на Кавказ и Волгу. Но серая тень войны лежала на всем; даже солнце в этом городе горело как-то по-другому.
Берлин, который вскоре будет превращен в руины, стремительно расширялся. Его планировалось полностью застроить гигантскими сооружениями, смесью древнеримского и «тевтонского» стилей, которую так любил фюрер. Но епископа в тот последний приезд в Берлин архитектура занимала менее всего.
Все мысли были о Праге, о соборе святых Кирилла и Мефодия и его подземельях. О Чехии, которой грозит медленное уничтожение. Об английских союзниках, сдавших страну Гитлеру, а теперь пытающихся как-то помочь, но… Все эти заговоры и убийства вряд ли принесут чехам освобождение. Ни чехам, ни сербам (из Хорватии доходили страшные новости).
Оставалась надежда на Россию. В открытом письме в «Вестник Чешской Православной Епархии», сразу после начала оккупации, епископ ссылался на пример русских.
«…Русские около двухсот лет были под татарским игом, но не только сохранили свою народность и свою территорию, ведь русские занимали половину Европы, но и распространили свои поселения за Урал через всю Сибирь до Тихого океана. Православие было их движущей силой».
Сейчас Русская церковь переживает трудные времена. Но не стоит отчаиваться. «В тело России… заложена закваска такой веры, которая благодаря глубине и открытой прямоте русского характера может дать чудесные цветы новой духовной жизни».
Музей памяти в крипте собора свв. Кирилла и Мефодия,
современное фото, источник
|
Ранним утром 18 июня к церкви Кирилла и Мефодия выехала погребальная повозка. Это было частью плана по спасению заговорщиков. Их должны были под видом трупов перевезти на кладбище. Но когда повозка подъехала к собору, он был уже окружен. Семьсот солдат начали штурм подземелий.
Перестрелка продолжалась несколько часов. Прорваться в подземелья не удавалось. Штурмовавшие пустили слезоточивый газ, потом залили их водой... Заговорщики оборонялись. Когда стало ясно, что им не спастись, те, кто еще оставались в живых, застрелились.
Епископ узнал об этом в тот же день, во время богослужения в берлинском соборе.
Русский эмигрант Никиташин вспоминал: «Во время малого входа к епископу Горазду на кафедру подходит кто-то в штатском и передает записку. Епископ Горазд зашатался, страшно побледнел, спустился с кафедры и ушел в алтарь. … прошел в алтарь. Епископ Горазд лежит на чем-то, как бы на кушетке… Разоблачился, но не ушел из алтаря».
На следующий день, 19 июня, епископ написал три письма. Писал трудно, усилилась тряска в руках. Одно письмо было премьер-министру Крейчиму, другое – министру образования Моравцу, третье – в управление рейхспротектора. Он писал, что он, и только он, епископ Горазд, несет ответственность за укрывательство заговорщиков и за то, что произошло после. Он надеялся, что взяв всю вину на себя, он спасет Церковь. 25 июня в 5 часов утра он был арестован.
3 июля 1942 года на Вацлавской площади, где когда-то чехи праздновали создание Чехословакии, была устроена колоссальная манифестация.
– Когда мы шли вместе с рейхом, мы были сильным и славным народом! – разносилось над площадью.
– Когда мы восставали против рейха, чешская земля приходила в упадок и опустошалась в войнах! Да здравствуют великолепные немецкие вооруженные силы! Да здравствует чешская будущность!
– Да здравствует Адольф Гитлер! – вскидывала руки в нацистском приветствии толпа.
– Слава рейху!
На манифестантов печально глядел святой князь Вячеслав (Вацлав), креститель Чехии, чья конная статуя украшала площадь. На постаменте были выбиты слова старинной молитвы: «Святый Вячеславе, воеводо земли Чешской, княже наш, не дай погибнуть ни нам, ни детям нашим»...
Тюремщики с епископом не церемонились.
Как вспоминал один из очевидцев: «Владыку всегда брали на допрос около десяти часов вечера и возвращали совершенно измученным только около пяти утра. Он был так слаб, что не мог даже есть тюремную еду, которую раздавали очень торопливо… Владыка, ослабевший и подслеповатый, трясущимися руками тянулся к ней, но ее часто забирали прежде, чем он успевал ее взять».
Священномученик Горазд после двухмесячного заключения,
тюремное фото
|
Но лучше всего пражскую тюрьму Панкрац в 1942-м описал другой известный ее заключенный, Юлиус Фучик. И темные коридоры, и купание, «когда в бане мылись ходячие скелеты», и поездки в гестапо на допросы.
«Поездка из Панкраца во дворец Печека и обратно становится крестным путем... Эсэсовская охрана “мстит за Гейдриха”. Не успевает машина проехать и километр, как у доброго десятка заключенных лица разбиты в кровь рукоятками револьверов.
Остальным заключенным со мной ехать выгодно, моя длинная борода отвлекает внимание эсэсовцев, и они всячески изощряются, потешаясь над ней. Держаться за мою бороду, как за ремень в подпрыгивающем автобусе, – одно из самых любимых развлечений».
Так же эсэсовцы рвали бороду епископа Горазда.
3 сентября 1942 года в Праге прошел процесс над представителями Чешской православной церкви.
На следующий день, в 14:35, епископ Горазд, протоиерей Вячеслав Чикл и староста Ян Зоневенд были расстреляны на полигоне в Кобылисах. Тела их были сожжены.
Иерей Владимир Петршек был расстрелян на день позже; еще позднее, 24 октября, – девять других членов пражской православной общины.
Деятельность церкви была запрещена, оставшихся православных священников вывезли в Германию на принудительные работы.
ОСТАНОВИТЕСЬ НА МГНОВЕНИЕ
НАША КРОВЬ ВОШЛА В ЭТУ ЗЕМЛЮ
НО МЫ ПОДНИМЕМСЯ СНОВА
Эта надпись высечена на мемориале на месте бывшего расстрельного полигона в Кобылисах.
В мае 1945 года Чешская православная церковь была восстановлена. 28 октября 1947 года на стене собора святых Кирилла и Мефодия была установлена мемориальная доска, с портретами десантников, погибших в соборе, и епископа Горазда. 28 сентября 1995 года в подвалах собора открыт Национальный мемориал.
Священномученик Горазд (Павлик), епископ Богемский и Мораво-Силезский
|
Чтобы вырос обычный цветок, землю нужно полить водой. Чтобы вырос цветок Церкви, землю нужно полить кровью.
Он, Горазд Второй, полил своей кровью эту землю. И цветок медленно поднялся и зацвел.
диакон Евгений Абдуллаев
pravoslavie.uz
