6/19 апреля празднуется память преставления священноисповедника схиархимандрита Севастиана Карагандинского.

Святые новомученики и исповедники Оптиной пустыни явились достойными продолжателями молитвенных подвигов своих святых предшественников — преподобных Оптинских старцев.

Мученичество и исповедничество — особый благодатный дар, и не все могут его вместить, не все могут его понести. Для этого требуется высокий подвиг христианского самоотречения и апостольского мужества духа.

И если мученичество древних христиан было, в большинстве случаев, на глазах у людей, что составляло некую отраду и утешение для страдальцев, то новомученикам не давали умереть мучениками за правду в глазах людей. Их предварительно оклеветывали, позорили, как возмутителей общественного порядка, как врагов закона и общества.

И эта клевета человеческая для невинного человека подчас была мучительнее самих физических страданий во время гонений и заключения. Об этом говорил еще св. Иоанн Златоуст  «Ни что так не терзает душу и сердце, как насмешка и злословие».

«Блажен творящий волю Божию, а не свою собственную, плотоугодную. Я предаюсь от всей души и от всего сердца  в волю Твою, Господи. Делай со мной то, что тебе угодно. Творящий волю свою имеет рабский страх, привязанность к земным благам. Не стяжавший страха Божия воли Божией творить не может.» старец Севастиан Карагандинский

Преподобноисповедник  Севастиан ( в миру Степан Васильевич Фомин ) родился 28 ноября 1884 года в бедной крестьянской семье, в селе Космодемьяновское Орловской губернии. Отец Василий, мать Матрена Фомины имели трех сыновей. Старшего звали Илларион, среднего - Роман. Стефан был младшим из братьев.

В 1888 году родители возили сыновей в Оптину пустынь на благословение к старцу Амвросию. На следующий год родители умерли. Старший брат Илларион женился, и младшие братья остались в его семье.

Через три года Роман упросил брата отпустить его в монастырь, и так исполнилось благословение преподобного Амвросия. Роман поступил послушником в Иоанно-Предтеченский скит Оптиной пустыни и вскоре был пострижен в монашество с именем Рафаил. Степан очень скучал по брату и просил и его отпустить в монастырь, но до совершеннолетия ему пришлось жить  в семье брата. В 1905 году исполнилось его совершеннолетие и он уехал к брату Рафаилу в Оптину пустынь.

3 января 1909 года молодого послушника Иоанно-Предтеченского скита Стефана определили келейником к старцу Иосифу.

Старец Иосиф – ближайший ученик великого старца Амвросия. Поистине «чадо любимое», ближайшее к старцу Амвросию по духу, силе послушания, преданности и любви, «чадо», которое он «отродил и воспитал духовно» в стенах смиренной убогой «хибарки».

Старец Иосиф был уже на закате своих лет, тяжело болел. Но, ослабевая телесно, он был по-прежнему бодр и ясен духом. Тихо угасал этот светильник монашества. Эту самую высокую из наук – монашескую – он прошел здесь, в тесной келье, пропитанной поучениями великих старцев Льва и Макария и сделавшейся для отца Иосифа училищем благочестия. Со временем и сам он стал наставником монахов.

9 мая 1911 года душа старца Иосифа отошла ко Господу.

Велика была скорбь Стефана при кончине старца Иосифа, в котором он обрел великого духовного наставника.

«Жили мы (я и еще один келейник) со старцем как с родным отцом, – впоследствии вспоминал старец Севастиан. – Вместе с ним молились, вместе кушали, вместе читали, слушали его наставления».

Но Господь не оставил Стефана безутешным. В келью старца Иосифа перешел старец Нектарий, духовный сын старцев Анатолия (Зерцалова) и Амвросия. Стефан остался при нем келейником и перешел под его старческое руководство.

Отец Нектарий жил замкнуто, говорил притчами, загадками, с оттенком юродства. По глубокому своему смирению он старцем себя не считал и часто повторял: «Я в новоначалии, я учусь, я утратил всякий смысл. Как я могу быть наследником прежних старцев? У них благодать была целыми караваями, а у меня ломтик». Также говорил посетителям: «Вы об этом спросите моего келейника Стефана, он лучше меня посоветует, он прозорлив».

В 1912 году Стефан был пострижен в рясофор. Пострижение в мантию с именем Севастиан – в честь мученика Севастиана Медиоланского – Стефан принял в трагическом 1917-м, когда рухнуло многовековое великое государство Российское.

В ожидании неизбежно грядущих изменений тихо и незаметно продолжали жить в обители иноки Оптинские. До них уже доходили известия о закрытии церквей и монастырей и конфискации их имущества. 23 января 1918 года декретом СНК Оптина пустынь была закрыта. Однако еще несколько лет монастырь продолжал существовать под видом сельскохозяйственной артели. Оставшиеся здесь в большинстве своем пожилого возраста иноки жили, каждый день и каждый час ожидая изгнания, ареста, тюрьмы, смерти… Но твердо решили не уходить из монастыря.

Старец Нектарий оставался жить со своими келейниками в старческой хибарке и, изнемогая под бременем скорбей, продолжал принимать народ. В марте 1923 года он был арестован и выслан за пределы губернии.

Во время ареста, когда власть требовала, чтобы старец Нектарий отказался от приема посетителей, ему явились в видении все Оптинские старцы и сказали: «Если ты хочешь быть с нами, не отказывайся от духовных чад твоих». И он не отказался.

Первое время старец жил в 45-ти верстах от Козельска в селе Плохино. Затем перебрался в село Холмищи Брянской губернии. А отец Севастиан вместе с Оптинской братией жил в Козельске и часто навещал старца в его изгнании. За два месяца до окончательного закрытия монастыря в конце пятой недели Великого поста, в 1923 году, инок Севастиан принял рукоположение в иеродиакона. В 1927 году был рукоположен в иеромонаха.

29 апреля 1928 года старец Нектарий скончался. Неутешно плакал отец Севастиан на похоронах и потом на могиле старца.

Выполняя благословение старца – после его смерти уезжать служить на приход, отец Севастиан уехал сначала в Козельск, потом в Калугу. Наконец в 1928 году он получает назначение на приход в город Козлов (ныне Мичуринск) в Ильинскую церковь, где настоятелем был протоиерей Владимир Нечаев, отец будущего митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима. Здесь отец Севастиан прослужил пять лет, вел неутомимую борьбу с обновленцами. Когда был арестован протоиерей Владимир Нечаев, отец Севастиан взял на себя попечение о его семье.

25 февраля 1933 года отца Севастиана арестовали и отправили в Тамбовское ОГПУ для прохождения следствия.

На допросах следователем выявлялись его контакты с едиными по духу людьми, а также отношение его к советской власти. На это батюшка дал прямой ответ:

«На все мероприятия советской власти я смотрю как на гнев Божий, и эта власть есть наказание для людей. Такие взгляды я высказывал среди своих приближенных, а также и среди остальных граждан, с которыми приходилось говорить на эту тему. При этом говорил, что нужно молиться, молиться Богу, а также жить в любви, тогда только мы от этого избавимся. Я мало был доволен соввластью за закрытие церквей, монастырей, так как этим уничтожается православная вера».

О. Севастиан был осужден на десять лет в Карагандинские лагеря, в Казахстан. В лагере о. Севастиана били и истязали, требуя отречения от Бога. Но на это он сказал: «Никогда» — и его отправили в барак  к уголовникам. Но победили вера и любовь, которые были в сердце у батюшки. Он привел к вере в Бога весь барак. Всех, кто был там, привел он к настоящей вере.

О своем пребывании в лагере отец Севастиан позже рассказывал своим духовным детям: «Когда меня принуждали отречься от православной веры, то поставили в одной рясе на всю ночь на мороз и стражу приставили. Стража менялась через два часа, а я бессменно стоял на одном месте. Но Матерь Божия опустила надо мной такой “шалашик”, так что мне в нем было тепло».

По слабости здоровья батюшку поставили работать хлеборезом, затем сторожем складов в зоне лагеря. В ночные дежурства батюшка никогда не позволял себе спать, он нес молитвенный труд. И начальство, приходя с проверкой, всегда заставало его бодрствующим.

Вслед за о. Севастианом в Казахстан поехали преданные ему монахини. Они устроились на работу в ближайшем селе и опекали батюшку все десять лет его заключения. Потом скопили денег и купили домик в Михайловке, - пригороде Караганды. В конце 1943 года о. Севастиан был освобожден из лагеря и поселился в этом доме. Старец решил остаться в Караганде, не возвращаться в Россию.

«Да зачем же, батюшка, – сначала возражали сестры, – не в Казахстане же нам век вековать! Вот кончится война, и поедем с вами на родину».

«Нет, сестры, – сказал батюшка, – здесь будем жить. Здесь вся жизнь другая, и люди другие. Люди здесь душевные, сознательные, хлебнувшие горя. Так что, дорогие мои, будем жить здесь. Мы здесь больше пользы принесем, здесь наша вторая родина…»

Когда о. Севастиан обосновался в Михайловке, к нему стали съезжаться со всей страны монашествующие и ищущие духовного руководства миряне. В этот период гонений на церковь обрели реальность слова свт. Игнатия Брянчанинова: «Ищите всюду духа, а не буквы. Ныне напрасно стали бы вы искать обителей. Их нет…Но вы всегда найдете монахов и в монастырях, и в общежитиях, и в пустынях, и, наконец, в светских домах».

Всех о. Севастиан принимал с любовью и помогал устроиться с жильем. Приехала монахиня-старица Агния, прекрасная художница, иконописец. Она была духовной дочерью оптинского старца Варсонофия, каждый год ездила к нему в скит и поэтому хорошо знала о. Севастиана. Она говорила, что о. Севастиан в молодости был очень красивым, с каким-то особенно светлым лицом. Был приветливым, ласковым с посетителями и старался для всех все сделать. Старец Варсонофий называл его благодатным, а старец Иосиф очень любил его и говорил о нем: «Он нежной души».

Город Караганда рос, создавались новые поселки, а церковь была одна  на дальней окраине города, и приходилось батюшке у себя в келье, в доме, где он жил с четырьмя монахинями, ежедневно совершать литургию и вечернее богослужение.

Вскоре жители Михайловки стали приглашать его на требы. И хотя разрешения на это не было, батюшка безотказно ходил по домам. Усиленно хлопотали жители Михайловки об открытии церкви, даже посылали представителей в Москву.

Наконец разрешили открыть молитвенный дом, но литургию батюшка мог служить только тайно ночью на квартирах верующих.

По великим праздникам всенощное бдение служили с часа ночи, а после короткого перерыва совершалась Божественная литургия. Окна плотно завешивали одеялами, а внутри дома было светло и многолюдно. Службу заканчивали до рассвета, и по одному, по два люди расходились по домам.

В 1955 году было получено разрешение на открытие в Михайловке церкви -  храм был освящен в честь Рождества Пресвятой Богородицы.

Священников батюшка подбирал себе сам. Сначала приглядывается к кому-нибудь из прихожан, а потом подзовет к себе и говорит: «А вам надо быть священником». 

О. Севастиана отличали безупречная верность церковным установлениям и высокая требовательность ко всем и прежде всего к самому себе. Не снисходительной была его любовь, дар большой рассудительности был у него. И всегда во всем умеренность. А главное, всегда была в нем полная вверенность Промыслу Божию.

«Золотая середина должна быть во всем и умеренность. А в отношении к Богу и своему спасению постоянство нужно, а не спешка, не чрезмерность», — говорил он.

Постоянной заботой батюшки было устроение в людских душах глубокого мира через отсечение своей воли. Жизнь среди мира свою и своей паствы он старался приблизить к жизни монастырской. Очень огорчался, если кто не слушался и не выполнял его совета: это было всегда во вред и часто к несчастью человека.

Огорчался он до скорби. Отчитает, отвернется и не благословит. Если же увидит слезы или же что человек раскаялся и в конце концов послушался его совета, очень обрадуется, пожалеет его и через некоторое время сам чем-нибудь порадует.

Преподобный высоко чтил святого апостола Иоанна Богослова, память которого совершал особенно торжественно, благоговейно, требовал этого и от своей паствы. Часто он говорил: «Ведь у вас в семьях нет мира и любви между вами. А кто вам поможет, как не он, святой апостол любви?». Много труда положил он на воспитание паствы. Говорили, что добрая половина Михайловки — негласный монастырь в миру.

Все духовные дети о. Севастиана не ступали и шагу без его благословения. Часто он плакал, когда исповедовал. Иногда сердился, но редко, всегда как бы желая заставить послушаться. Любил он иногда и пошутить, обладал тонким юмором, легким, доброжелательным. Обладал  даром прозорливости  и от многих бед спасал своих духовных чад. Служил он ежедневно  утром и вечером, беседовал подолгу с людьми, особенно с приезжими. Сам вникал во все детали церковной жизни.

Особенно любил он, по унаследованному монастырскому обычаю, заупокойные службы и ежедневно сам  усердно служил панихиды, совершая отпевания до конца жизни. Когда у него стало мало сил, в  храме ему отделили  маленькую комнату, где он мог отдыхать во время службы, когда его беспокоили боли или была сильная слабость.

Отец Севастиан был настоятелем храма одиннадцать лет  с 1955 по 1966 г., до дня своей смерти. Чувствуя близкую кончину, частенько напоминал, чтобы на священнические и руководящие должности ставили  хотя и слабых и немощных, но своих. Тогда все будет без изменений, как при нем.

С января 1966 г. здоровье его сильно ухудшилось, обострились хронические заболевания, но в  Великий пост о. Севастиан сам старался служить все службы. С шестой седмицы силы стали покидать его. В Великую субботу после окончания литургии он надел мантию, клобук и вышел попрощаться к народу с просьбой жить мирно, с готовностью на всякое доброе дело.

16 апреля 1966 года батюшка принял постриг в схиму от своего духовного чада – владыки Питирима (Нечаева), прибывшего к нему для совершения пострига.

«Выглядел он плохо, – вспоминал владыка, – был очень слаб. Таким я, наверное, ни в какой болезни его не видел. Он просил меня постричь его в схиму. Сразу же начались приготовления, откладывать было нельзя. Слава Богу, все удалось успешно: несмотря на изнеможение и слабость, отец Севастиан был в полной памяти, и нам удалось совершить его пострижение.

Я был около него буквально до последних часов его жизни. Той же ночью, после пострижения в схиму, ему стало очень плохо, он исповедовался, причастился. Жаловался, что испытывает томление духа и тела. 19 апреля его не стало…».

Владыке, приезжавшему часто в Караганду (иногда, как он сам говорил, только за одним словом батюшки: да или нет), доводилось ночевать в келье старца. Просыпаясь ночью, он видел, что, несмотря на то, что вроде бы батюшка спит, четки в его руках непрестанно движутся.

«Когда отца арестовали, отец Севастиан взял на себя заботу о нашей семье, – вспоминал владыка. – О нас, младших, потому что старшие были уже в Москве. Спустя некоторое время после того, как мы уехали, арестовали и его, и потом мы с ним встретились только в 1955 году, когда кончился срок его заключения и ссылки, а я уже стал церковным работником и имел даже некоторое имя. Хлопотали о том, чтобы открыть церковь в Караганде, и я принимал в этом участие. Когда церковь открыли, я к нему поехал по благословению патриарха и с тех пор поддерживал с ним отношения до самой его смерти.

При всех своих необычайно высоких духовных дарованиях старец Севастиан был очень болезненным. Болезнь его началась с нервного потрясения. В начале ХХ века он был первым и любимым учеником старца Иосифа Оптинского. Когда старец Иосиф умер, его это так потрясло, что у него сделался парез пищевода. Всю жизнь он мог есть только жидкую супообразную пищу: протертую картошку, запивая ее квасом, протертое яблоко – очень немного, жидкое, полусырое яйцо.

Иногда спазм схватывал его пищевод, он закашливался и есть уже не мог, оставался голодным. Можно себе представить, как тяжело ему приходилось в лагере, когда кормили селедкой и не давали воды.

Старец Севастиан был сдержанным, мало говорил, но в нем было удивительное сочетание физической слабости и духовной – даже не скажу, силы, но приветливости, в которой растворялась любая человеческая боль, любая тревога. Когда смятенный, возмущенный чем-то человек ехал к нему, думая выплеснуть всю свою ярость, все раздражение, он успокаивался уже по дороге и, встретившись со старцем, уже спокойно, объективно излагал ему свой вопрос, а тот спокойно его выслушивал, иногда же, предупреждая волну раздражения, сразу давал ему короткий ответ».

Схиархимандрит Севастиан умер на Радоницу, 19 апреля 1966 года. 

На третий день батюшку хоронили на Михайловском кладбище. На катафалке гроб везли только небольшой отрезок пути до шоссе. Все движение на нем было остановлено. Народ шел сплошной стеной. Гроб несли до кладбища на вытянутых вверх руках. Он плыл над огромной толпой народа и был отовсюду виден. «Христос воскресе!» – пела вся многотысячная толпа.

Могила для батюшки была вырыта на краю кладбища, а за ней простиралась необъятная казахстанская степь. Гроб поставили у могилы, Владыка отслужил панихиду. Батюшка желал быть погребенным в камилавке. Владыка снял с головы его митру, надел камилавку. Гроб опустили в могилу, насыпали могильный холм, поставили крест.

22 октября 1997 года были обретены святые мощи старца Севастиана и перенесены в новый храм Рождества Пресвятой Богородицы в Караганде.

Преподобноисповедник Севастиан Карагандинский причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.

Наставления преподобного Севастиана

«Проси у Бога чистоты сердца и прощения грехов, сокрушаясь в покаянии о содеянном и считая себя хуже всех. И придет Сам Господь к тебе, и ты ощутишь такую радость в сердце, о которой не знает мир».

«Только в Церкви человек обновляется душой и получает облегчение в своих скорбях и болезнях».

«Господи, улови наше сердце и очисти! Господь снизойдет в сердца наши, когда мы откроем Ему туда вход смирением, терпением, чистотою, целомудрием, кротостью, добрыми делами, любовью к ближним, а наипаче к Богу послушанием, молитвою, воздержанием душевных и телесных чувств, помыслов. Заграждаем невоздержанием, нечистотою чувств, помыслов, нетерпением скорбей и болезней, ропотом, неблагодарностью, воздаянием зла за зло».

«Зло находи в себе, а не в других людях или вещах, с которыми ты не сумел правильно обращаться. Так и ребенок обращается с огнем или мечом: себя же жжет, себя же режет».

«До самой смерти бойтесь падений и не надейтесь на свои силы, а только на помощь Божию, призывая Его в молитве со смирением».

«Тогда может быть покой, когда пропоют: “Со святыми упокой…” А до этого не ищи покоя до самой смерти. Человек рождается не для покоя, а для того, чтобы потрудиться, потерпеть ради будущей жизни (покоя)».

«Господь не попускает страданий сверх наших сил, потому надо всё терпеть, а вот гордость страшнее всего. Она – бесовское свойство».

«Запущенная, загноенная рана, скрываемая как от телесного, так и духовного врача, трудно поддается уврачеванию и исцелению. В самом начале искушения, когда я мог бы помочь, вы скрываете и ничего не говорите мне. А когда залезаете по уши в беду, тогда плачете и просите: “Батюшка, спаси!” А как я могу спасти, когда поздно уже!»

«Время дано Господом для правильного употребления его во спасение души и приобретения будущей жизни. Время должно распределять так, как хороший хозяин распределяет каждую монету – какая для чего. Каждая имеет у него свое назначение. Так и время будем распределять полезно, а не для пустых забав и увеселений, разговоров, пиров, гулянок».

«Нужно придерживаться золотой середины, края же гибельны. Золотая середина во всем земном, а наипаче небесном, духовном. Кто быстро вперед забегает, того надо остановить. А кто по нерадению или немощи слишком отстает и не заботится о душевном спасении, тому помочь воспрянуть ото сна, идти наравне со средними, вперед не забегать и сзади не отставать».

«Болеть нам необходимо, иначе не спасемся. Болезни – гостинцы с Неба».

«Я тоже вижу за людьми недостатки, но молчу, не обличаю. Лучше молча за людей молиться, чтобы сами свои недостатки осознали, а не обличать, как говорится, с плеча, от чего иные могут духом упасть и в отчаяние прийти».

Предсмертные слова преподобного Севастиана:

«Прошу вас всех об одном: живите в мире. Мир и любовь – это самое главное. Если будете иметь это между собою, то всегда будете иметь в душе радость. Мы сейчас ожидаем наступления праздника Пасхи – спасения души для вечной радости. А как можно достичь ее? Только миром, любовью, искренней сердечной молитвой. Ничем не спасешься, что снаружи тебя, а только тем, чего достигнешь внутри души своей и в сердце, – мирную тишину и любовь. Чтобы взгляд ваш никогда ни на кого не был косым. Прямо смотрите, с готовностью на всякий добрый ответ, на добрый поступок. Последней просьбой своей прошу вас об этом. И еще прошу – простите меня».

brooklyn-church.org, pravoslavie.ru