8 декабря исполняется 40 дней со дня кончины митрополита Черногорско-Приморского Сербской Православной Церкви Амфилохия (Радовича), выдающегося богослова и проповедника, бесстрашного защитника Святой Церкви Христовой перед сильными века сего.

О принятии монашества

– Владыко, а как родители, как мама встретила Ваше решение принять монашество?

– Ну, как мама? Знаю только одну, может быть, двух матерей, обе гречанки, которые с радостью благословили своих сыновей уйти на Святую Гору. У нас не знаю ни одной, и моя мать не исключение.

Однажды, когда я уже закончил семинарию и поступил в университет, мы сидели с ней где-то на Мораче, и она меня спросила: «Детка, что думаешь делать, когда закончишь учебу?» – «Ну, – говорю (я тогда еще только размышлял, еще не принял решение о монашестве, но сказал так, как бы в шутку), – пойду в монахи». – «Не пойдешь, не дай Бог в монахи!»

А я ответил: «Вот у тебя еще две дочери, шестеро сыновей, все они тебе народят внуков и правнуков, а этого отпусти идти своей дорогой». – «Ох, Господи, матери радость от каждого и утешение».

И все-таки она приняла мое решение, не переубеждала....

О внешнем и внутреннем

Человек и мир, в котором он живет, характеризуют постоянное беспокойство и изменчивость. Поэтому человек жаждет и ищет покоя. Как мы знаем, море бывает спокойным в своих глубинах, а не на поверхности, подобно этому по опыту святых подвижников внутренний мир человека и всего творения следует искать в глубинах человека и творения и «по ту сторону» этих глубин. Исихиа и есть именно такой поиск внутреннего покоя, который «превосходит всякий ум». Это не просто спокойствие, обретение спокойного места жизни, но бытийное собирание человеческого существа и жития в свой центр («сердце»); и через это собирание в Боге и Богом, как единственным источником истинного покоя. Лучший перевод слова «исихиа» сделал о. Иустин Попович — «молитвенное безмолвие». Потому что такого собирания можно достичь только верой, покаянием, постом и молитвой. Оно предполагает огромное духовное напряжение и борьбу со страстями, в которых находится первоисточник человеческой рассеяности и разбитости. Когда пророк Моисей молчал, говорит св. Григорий Палама, объясняя этот покой, раздался глас Божий: Моисей, что ты вопиешь ко Мне? (Исх. 14, 15). Такое безмолвие слышнее слов, тишина, которая перерастает в глубинный вопль существа. Кто стяжал такое молитвенное безмолвие, говорит св. Иоанн Лествичник, тот познал глубину тайны.

О покаянии

Покаяние, как глубокая перемена ума, равнозначно вере в Господа Иисуса Христа и без нее немыслимо. Вера предполагает сознание собственного несовершенства и немощи; она указывает выход из самости и замыкания на себе и вводит в вечные просторы святого союза с Богом, с ближними, со всем творением Божиим. Сознание собственного несовершенства невозможно без покаяния, оно открывает человеку возможность познать самого себя, обрести сердце сокрушенно и смиренно, которое Бог не уничижит. Как не может быть веры без покаяния, так и покаяние невозможно без веры, вместе они рождают истинно здравомыслящего человека, освященного и просвещенного вечным Божественным светом.

Какая же сила заключена в покаянии, которое мы черпаем в Новом Завете и духовном опыте Церкви, что делает его таким всесильным, и чем путь покаяния отличается от других путей спасения, которые предлагались и предлагаются человеку? Покаяние — это печаль, но печаль ради Бога и оно приносит то, что ветхозаветный пророк называет радость спасения. Человек живет в заколдованном круге «неисцелимой печали». Истина о печали и страдания, действительно, одна из главных «благородных истин», как ее называет Будда, для каждого человеческого существа осознающего смертность и временность. «Рождение — страдание, болезнь — страдание, смерть — страдание, всякое не удовлетворенное желание — страдание». Не слышим ли мы подобное в стоне Иова: Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода. Как античная греческая философия и религия были наполнены «неисцелимой печалью», так и здесь речь идет о неизбывных во все времена печали и страхе, которые — и здесь права современная психология — заключены в самом сердце человеческого исторического бытия. Покаяние, как печаль ради Бога, и есть лекарство от этой убивающей душу «неисцелимой печали». В то время как мирская печаль несет смерть, покаянная печаль ради Бога приносит спасение, это печаль не о каком-то далеком и недоступном Боге, но о Боге, Который приблизился как Царство Небесное, как «мир и радость в Духе Святом», потому она справедливо названа «дочерью надежды» и «очищением совести». Она воскрешает не только человеческий ум, но всего человека: печаль становится радостью, страдание и смерть, самые, казалось бы, бессмысленные реальности человеческой жизни, обретают глубокий смысл и, осмысленные, преображаются в источник нового рождения и вечной жизни. Покаяние приближает к Богу, а Бог исполняет душу радостью, покоем и светом... 

Об исихии – «молитвенном безмолвии»

Конечно, мы нуждаемся во внешнем благолепии церковной жизни. Но чтобы это было подлинное благолепие, оно должно исходить из внутреннего благолепия. Надо в первую очередь обновлять душу, иначе служба станет лишь ритуалом, красивым для глаз, вызывающим приятные ощущения, но не трогающим человеческую душу, не обновляющим ее.

Нынешняя цивилизация уделяет много внимания внешнему, а дело внутреннего, нравственного возрождения оказывается в забытьи, люди чувствуют духовную пустоту внутри. У христианина и Церкви всегда есть опасность остановиться на внешнем, забыть, что одно внешнее не может принести подлинных плодов... Необходимо в первую очередь возрождать душу, иначе богослужение станет для нас просто красивым ритуалом, вызывающим приятные эмоции, но не тронет по-настоящему, не возродит.

О творчестве

Бог – Творец, и мы – сотрудники Божии. Но если через свое творчество мы будем пытаться стать соперниками Бога-Творца, то это уже будет сатанинское творчество. Есть дело и творчество Божие, а есть дело и творчество демоническое. И тут нужно иметь твердое представление о том, что в творчестве золото, серебро, а что – солома, дерево, потому что все пройдет через огонь, как говорит апостол Павел, и останется одно золото. Сама наша жизнь является творчеством, а не только то, что мы пишем или рисуем, и рождение ребенка – это творчество.

Все наше творчество, согласное воле Божией, является продолжением творчества божественного. Соработники ли мы Божии или, прости Господи, соработники демонические? Федор Михайлович Достоевский сказал хорошие слова: «Красота спасет мир». Но режиссер Андрей Тарковский сказал глубже: «Стыд спасет человечество». Есть бесстыдная красота, самая демоническая, но есть красота, которая несет в себе целомудрие, как говорил святой Исаак Сирин, «дух целомудрия, смиренномудрия и любви». На такой красоте и должно утверждаться творчество.

Почему православная иконопись оказывает такое сильное воздействие на людей во всем мире? Я вижу, что и на Западе католиков привлекает византийская икона. А потому, что иконопись сохранила такое целомудрие, в котором присутствует и божественное, и человеческое. Когда эти два начала соединены в равновесии, то божественная красота проявляется через красоту нашего творчества, сохраняя внутреннее целомудрие. Именно на творчество богочеловеческое, целомудренное призывает нас Господь.

– Но все же природа любого человека испорчена грехом, поэтому даже в самое боговдохновенное произведение проникают страсти. Вслушаемся в самую прекрасную музыку Бетховена, Моцарта, Шопена… 

– Поэтому мы и поем в церкви другую музыку. Поэтому мы и приветствуем в храмах живопись преподобного Андрея Рублева. Мы ощущаем, что когда примешивается страсть человеческая, в этом нет служения Богу. Священное Писание говорит: «Не нам, не нам, Господи, но Тебе создаем хвалу». Если наше творчество по сути своей литургическое, если оно служит не человеческим страстям и гордыне, а служит Богу, то это как приносимая Господу просфора – «сами себе и живот наш Христу Богу предадим». Вот дух подлинного творчества.

Разные высказывания

...Истинно духовные люди меньше всего говорят о духовности. Люди, у которых есть жажда духовности, – и это положительная сторона, – они о ней говорят, пишут, то есть, можно сказать, как бы восполняют недостаток духовности в себе разговорами о духовности.

...Вера развивается через смирение, через дух покаяния, через сознание своего недостоинства – что бы мы ни сделали, надо смиряться. Самое опасное для христианина — самонадеянность. А в нас часто бывает очень силен этот дух фарисейства, а духа смирения нет.

...И самое главное – вера в милость Божью. «Милость Твоя поженет мя во вся дни живота моего», — Господи, как это глубоко! Это самое важное.

stepenna.blogspot.com