20 августа/2 сентября совершается память священномученика Гермогена, епископа Тобольского и Сибирского, утопленного богоборцами в реке Туре в 1918 г.
"Исполненный глубокой, пламенной веры — он являлся не кабинетным администратором, не далеким от жизни ученым, а живым практическим делателем, чутко и горячо отзывающимся на духовные нужды своей паствы…»
Священномученик Гермоген, епископ Тобольский (в миру Георгий Ефремович Долганев), родился 25 апреля 1858 года в семье священника Херсонской епархии.
Первоначальное — низшее и среднее — образование Георгий получил в духовных учебных заведениях родной епархии. Затем, выдержав экзамены на аттестат зрелости при классической гимназии города Ананьева Херсонской губернии, поступил на юридический факультет Новороссийского университета. Окончил его в 1886 году, прослушав дополнительно курс на математическом факультете и на историко-филологическом.
Глубоко религиозный с детских лет, Георгий рано почувствовал влечение к подвижнической жизни, но решительный шаг ему помог сделать архиепископ Херсонский Никанор (Бровкович). Оставив светские науки, Георгий Ефремович поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию. В 1890 году он был пострижен ректором академии епископом Антонием (Вадковским) в монашество с наречением имени Гермоген. Посвященный в сан иеродиакона, а затем, 15 марта 1892 года, в сан иеромонаха, отец Гермоген много потрудился как проповедник, принимая активное участие в кружке студентов-проповедников.
В 1893 году иеромонах Гермоген окончил академию и был назначен инспектором, а затем, в 1898 году, — ректором Тифлисской Духовной семинарии с возведением в сан архимандрита. Тогда же он был назначен членом Грузино-Имеретинской Синодальной конторы и председателем училищного епархиального совета. Кроме того, он был редактором «Духовного вестника Грузинского экзархата» и исполнял многие другие возлагавшиеся на него епархиальным начальством поручения.
14 января 1901 года в санкт-петербургском Казанском соборе состоялась хиротония архимандрита Гермогена во епископа Вольского, викария Саратовской епархии.
21 марта 1903 года преосвященный Гермоген был назначен епископом Саратовским и Царицынским. Став правящим архиереем, он сразу заявил свою программу: «Трудиться, трудиться и трудиться на благо паствы, в союзе мира и любви, в послушании власти, при полном единении сил и единодушном стремлении соработников принести пользу тем, для кого назначаются работы». Владыка своим собственным примером, а также частыми беседами с епархиальным духовенством и особыми циркулярами призывал духовенство к истовому, неспешному и строго уставному совершению церковного богослужения, зная, что оно само по себе есть та благодатная сила, которая удерживает народ в ограде Церкви и привлекает отпадших и неверующих.
Службы преосвященного Гермогена, строго уставные и всегда сопровождавшиеся поучениями, производили огромное впечатление. Кроме воскресных и праздничных дней, владыка служил вечером по средам и пятницам. Литургия начиналась с половины восьмого утра и заканчивалась иной раз около двух часов пополудни. В особо исключительных и важных случаях общественной и государственной жизни России владыка устраивал в городе Саратове, а также в уездных городах и многонаселенных поселках епархии ночные службы — с крестными ходами по городу и селениям, общим пением всех молящихся и поучениями проповедников. Для соблюдения порядка в крестных ходах им было учреждено при кафедральном соборе общество хоругвеносцев.
Ввиду усиления в Саратовской епархии борьбы с Православной Церковью старообрядцев, сектантов и новых язычников владыка особое внимание уделял миссионерской деятельности.
За десять лет служения преосвященного Гермогена на Саратовской кафедре было построено свыше пятидесяти храмов. При построенном в Саратове храме преподобного Серафима Саровского благодаря попечению владыки был открыт детский приют, в котором воспитывалось пятьдесят мальчиков-сирот.
Преосвященным Гермогеном были основаны несколько мужских и женских монастырей. Особое внимание владыка уделял церковно-приходским школам — источникам религиозно-нравственного просвещения. За время служения владыки значительно увеличилось число таких школ в епархии.
Священномученик Гермоген (Долганев)
|
Часто объезжая приходы епархии, святитель служил с таким благоговением и молитвенным настроем, что крестьяне одного из сел говорили своему священнику: «Деды и прадеды не видали такого. Нам не забыть этого светлого торжества, но из рода в род, от отцов к детям, от детей ко внукам перейдут наши рассказы о приезде владыки Гермогена к нам в село».
Во время службы в кафедральном соборе многие плакали от умиления и духовной радости — так благоговейно и трепетно молился владыка в алтаре перед престолом Божиим.
Протоиерей Сергий Четвериков вспоминал о служении преосвященного Гермогена в Саратове: «С первых же дней моего пребывания в Саратове я узнал владыку Гермогена как народного молитвенника и народного наставника. Потом я еще узнал его как щедрого благотворителя… Что меня еще особенно поражало и привлекало в преосвященном — это его совершенно юношеская отзывчивость на всякое доброе начинание и полное пренебрежение к своему собственному удобству и покою… Он себе не принадлежал. В любое время дня к нему являлись гимназисты, гимназистки, и он выходил к ним и беседовал… Он мог поехать… в гости к какому-нибудь благочестивому мещанину… Когда я, будучи еще едва знаком с ним, заболел, он приехал и ко мне навестить меня, хотя я жил где-то совсем на задворках… Исполненный глубокой, пламенной веры — он является не кабинетным администратором, не далеким от жизни ученым, а живым практическим делателем, чутко и горячо отзывающимся на духовные нужды своей паствы…»
Во время революционных беспорядков 1905 года владыка делал все возможное, чтобы отрезвить мятущийся духом народ. Несмотря на нездоровье, он почти каждый день совершал богослужения и произносил вдохновенные проповеди. В них он упрашивал и умолял воздействовать на подстрекателей мерами увещевания, а если они не принесут пользы, отойти от возмутителей общественного спокойствия, моля Бога о вразумлении врагов Церкви и отечества, мер же насилия ни в коем случае не употреблять.
Епископ говорил: «Крепко держись, православная паства, веры Христовой, как якоря спасения, и Он введет тебя в новое твое отечество… не забывай матери своей — Церкви Православной. Она не научит вас худому, она сбережет вас от волков, которые в овечьей шкуре появляются между вами… Они обещают многое, но на деле ничего не дают — кроме смуты и нарушения государственного строя. Всегда помните, что молитва и труд — вот истинная надежда истинных сынов Святой Церкви и родной земли Русской. Помните всегда и то, что не радости и удовольствия ведут к блаженной жизни, а скорби; не широкими вратами нам достигать небесного царства, а узкой тропкой, при благодушном несении каждым своего креста».
Во время революционных беспорядков епископ Гермоген предложил рабочим собираться для решения вопросов религиозной и общественной жизни. Эти собрания происходили при его участии: на одном из них было решено выстроить новый храм, который принадлежал бы рабочим.
В январе 1905 года, когда после петербургских событий волнения и забастовки прошли и в Саратове, епископ выступил с разъяснениями происшедшего. Многие рабочие насильственно были оторваны забастовщиками от работы и понесли лишения; владыка предложил прийти им на помощь — благословил провести сбор денег, в котором сам принял участие.
6 февраля 1905 года святитель отслужил панихиду по убиенному великому князю Сергею Александровичу, сказав, что в кровавой смерти его повинны не только террористы, но и русское общество, многие члены которого мало веруют, не исполняют и даже отвергают уставы и устои государственные.
Священномученик Гермоген (Долганев)
|
Во всех городских храмах во время революционных беспорядков по благословению владыки совершались ежедневные вечерние богослужения, говорились проповеди, разъяснявшие существо событий, и раздавались книги, так что народ довольно скоро разобрался в происходящем, и волнения прекратились.
С большой любовью и уважением относился к епископу Гермогену святой праведный Иоанн Кронштадтский, который говорил, что за судьбу православия он спокоен и может умереть, зная, что епископы Гермоген и Серафим (Чичагов) продолжат его дело, будут бороться за православие. Отец Иоанн, предрекая мученическую кончину святителя, писал ему в 1906 году: «Вы в подвиге. Господь отверзает небо, как архидиакону Стефану, и благословляет Вас».
Отец священномученика, священник Ефрем Долганёв, приняв иноческий постриг с именем Иннокентий, отдался монашеским подвигам вблизи от сына-святителя — в саратовском Спасо-Преображенском мужском монастыре, где и преставился в 1906 году в сане архимандрита.
Истинный пастырь, епископ Гермоген, подобно святителям Василию Великому и Иоанну Златоусту, не мог не защищать православие от проповедей безбожия и разврата, которые стали громко раздаваться с театральных подмостков.
В 1907 году саратовское духовенство выразило протест против зрелищ, имеющих безнравственный характер. Преосвященный Гермоген поддержал духовенство и на постановлении съезда написал: «Вполне согласен со взглядом духовенства на характерное течение (противонравственное и противорелигиозное) нынешнего времени; выражаю полную готовность ходатайствовать перед высшею духовною и светскою властьми о пресечении… зла».
После отшествия ко Господу в конце 1908 года святого праведного Иоанна Кронштадтского Преосвященный Гермоген организовал в своем кафедральном городе Царицыне братство памяти святого Иоанна.
17 января 1912 года епископ Гермоген был уволен от управления епархией и направлен в Жировицкий монастырь. Обстоятельством для этого явились конфликт с обер-прокурором Святейшего Синода В. К. Саблером и обличение Григория Распутина. Епископ Гермоген поначалу принял Распутина за глубоко верующего человека из народа, ревнителя истинного благочестия, но затем увидел, что безбожная среда столичного города оказывает большее влияние на него, чем стремление к благочестию, тем более что Распутин был человеком умным и одаренным и быстро понял, что видимость благочестия может принести немалые материальные выгоды.
Подъезжая к Жировицам, владыка еще издали услышал колокольный звон. Настоятель и братия вышли встречать святителя. Монастырский двор был заполнен народом, и, обращаясь ко всем, владыка сказал: «Я не считаю себя сосланным, но человеком, желающим всецело отдаться служению Господу Богу».
Поселившись в двух небольших комнатах на втором этаже каменного корпуса, он вел привычный для себя образ жизни подвижника: ложился поздно, но вставал неизменно в семь часов и часто служил. На его службы в монастырь приходило много народа из сел и из города Слонима.
Несколько лет спустя, находясь в Тобольске под стражей, государь просил настоятеля кафедрального собора Владимира Хлынова передать епископу Гермогену земной поклон и просьбу простить его, государя, за отстранение от кафедры. В ответ владыка передал ему земной поклон и в свою очередь просил прощения.
Скорбно было святителю, когда он прибыл в Жировицы, но скорбь эта была не за себя и не за свою участь, а за будущее Православной Церкви, России и царской семьи. Бывало, закрыв лицо руками, он долго и безутешно плакал и тогда говорил: «Идет, идет девятый вал. сокрушит, сметет всю гниль, всю ветошь. Совершится страшное, леденящее кровь: погубят царя, погубят царя, непременно погубят».
В августе 1915 года епископ Гермоген был переведен в Николо-Угрешский монастырь Московской епархии.
После февральской революции 1917 года святитель был назначен на Тобольскую кафедру. Временное правительство, так же как и прежнее, было недовольно мужественным епископом, и 7 сентября 1917 года министр исповеданий просил Святейший Синод не допускать епископа в Тобольск, дав ему какое-нибудь поручение, которое бы задержало его в Петрограде или в Москве. Но преосвященный Гермоген все же прибыл в Тобольск. «Я искренне, от глубины души благодарю всемилостивого Господа за пребывание и устроение меня именно в Тобольске, — писал он позднее Патриарху Тихону. — Это поистине город-скит, окутанный тишиной и спокойствием, по крайней мере в настоящее время».
Здесь, в Тобольске, чистотой истинной веры засиял светильник Христов зримо для всех. Непоколебимо отстаивая истину во времена правления православного монарха, он с тем большей ревностью противостал лжи и насилию государственного безбожия. Свою тобольскую паству он призывал «сохранять верность вере отцов, не преклонять колена перед идолами революции и их современными жрецами, требующими от православных русских людей выветривания, искажения русской народной души космополитизмом, интернационализмом, коммунизмом, открытым безбожием и скотским, гнусным развратом».
Особой заботой владыки были вернувшиеся с фронта солдаты. Развращаемые большевистской пропагандой, они были, по существу, брошены обществом, а власть имущие смотрели на них как на бессловесное стадо, которое нужно толкать на грабежи и разбой, чтобы кровавыми преступлениями крепче связать их с собой.
В конце февраля 1918 года в архиерейских покоях состоялось заседание Иоанно-Дмитриевского братства под председательством епископа Гермогена. На собрании владыка произнес горячую речь, в которой нарисовал психологию солдата и воина, отметив, что солдат-страдалец ждет от общества помощи, а не осуждения, и призвал всех помочь солдатам-фронтовикам. Решено было для этой цели организовать особый отдел при братстве.
Забота епископа о фронтовиках привела большевиков в бешенство: они старались солдат озлобить, а тут им оказывали помощь, звали к миру.
Обращаясь к вернувшимся с фронта солдатам, святитель писал: "Современные правители требуют от вас поклоняться бездушному идолу, презирать родину и не иметь ее вовсе никогда, презирать и всячески глумиться над православно-христианской верой и Церковью, ненавидеть, преследовать и безнаказанно издеваться над православными священниками и архиереями, ничего не делать такого, что могло бы содействовать общему благу, общему миру как всего населения, так и отдельных слоев его, стараться всегда немедленно и с великой яростью нападать и разрушать всякое благое дело, направленное к удовлетворению вопиющих нужд населения или отдельных слоев его, стараться как можно более всесторонне осуществлять принцип: «чем хуже, тем лучше»".
В январе 1918 года, когда был принят декрет об отделении Церкви от государства, святитель обратился к тобольской пастве: «Братья христиане! Поднимите ваш голос в защиту церковной апостольской веры, церковных святынь, церковного достояния. Оберегайте святыню вашей души, свободу вашей совести. Никакая власть не может требовать от вас того, что противно вашей вере, вашей религиозной совести!»
Были отпечатаны листки со статьей относительно декрета, где его принятие охарактеризовано как начало лютого гонения на Церковь. Владыка благословил раздать их по храмам, и они скоро разошлись среди населения города. На следующий день ему передали, что большевики находятся в неописуемой ярости по поводу распространения листков. 11 апреля в местной газете они опубликовали против епископа угрожающую статью. Близкие сообщили владыке, что против него что-то замышляется. Святитель был настроен, по обыкновению, радостно и не обращал внимания на злобу большевиков.
Большевики тем временем усиленно готовились к аресту епископа: реквизировали у населения три десятка лошадей и приготовили повозки, чтобы после ареста сразу же увезти владыку из города.
В четверг 12 апреля, открывая заседание совета Иоанно-Дмитриевского братства, епископ сказал, что, по имеющимся в его распоряжении сведениям, в одну из ближайших ночей он будет арестован и увезен из Тобольска.
Слова его произвели большое впечатление на присутствовавших; стали говорить, что эти слухи не соответствуют действительности, что в городе не найдется руки, которая поднялась бы на архипастыря. Однако точность сведений была доказана, и присутствовавшими овладела тревога; некоторые члены совета начали настаивать, чтобы владыка переехал в Знаменский монастырь, расположенный рядом с Тобольском, где жил викарный епископ Иринарх (Синеоков-Андреевский) с братией.
В два часа ночи епископ приехал в Знаменский монастырь, чтобы обсудить с владыкой Иринархом создавшееся положение. Разговаривали до утра. Владыка Иринарх советовал отдаться под защиту паствы, объявив ей о готовящемся насилии. Но средство было ненадежным. Большевики обязательно заявят, что никаких замыслов ареста архиерея не существует, и само объявление назовут агитацией против власти. Около шести утра владыка выехал из монастыря в город.
Это было время, когда Патриарх Тихон благословил провести крестные ходы по всей стране. «Вот и нам, — сказал епископ Гермоген, — Бог укажет день совершить по нашему городу крестный ход, и мы под сенью святых хоругвей, со святым крестом, святыми иконами пойдем прославлять Бога в песнях духовных, открыто перед лицом врагов веры и святой Церкви исповедовать верность вере отцов и Матери-Церкви».
Крестный ход был назначен на Вербное воскресенье, 15 апреля 1918 года. Вечером 13 апреля во время богослужения в своем домовом храме святитель сказал, что ежеминутно ожидает насилия над собой и, может быть, расправа состоится сегодня ночью. Друзья епископа, ссылаясь на примеры церковной истории, когда пастырям Церкви приходилось укрываться от гонителей, просили владыку хотя бы на несколько часов, пока не выяснятся обстоятельства, воспользоваться их кровом. Он согласился, решив уклониться от ареста ночью: пусть арестовывают днем, при народе.
В ту же ночь, около одиннадцати часов, в архиерейские покои явился отряд большевиков.
— Где ваш архиерей? Где Гермоген? — спрашивали они встречных.
Все отвечали незнанием. Был произведен обыск в обоих домовых храмах. Латыши-лютеране разгуливали по алтарю в шапках, дотрагивались до жертвенника и святого престола, смеялись над православными святынями. Предположив, не скрывается ли владыка под престолом, они со смехом толкнули его и высоко подняли. Около четырех утра обыск в архиерейских покоях закончился, и ямщик, который по распоряжению властей еще с вечера подал лошадей к архиерейскому дому, чтобы увезти владыку, был отпущен.
Той же ночью был произведен обыск в Знаменском монастыре, главным образом в покоях епископа Иринарха, и в Михайловском скиту, расположенном в восьми верстах от города.
На другой день, в субботу 14 апреля, три члена местного исполкома — Хохряков, Писаревский и Дуцман — явились в архиерейский дом, где шло заседание епархиального совета и обсуждались события прошедшей ночи.
Они пожелали поговорить наедине с епископом Иринархом, тот согласился, но с условием, что результаты переговоров будут тотчас же сообщены членам епархиального совета. Большевистские представители выразили неудовольствие, что епископ Гермоген скрывается, и стали уверять, что ему никакая опасность не угрожает, что обыск производился исключительно с целью изъятия документов.
Владыка Иринарх спросил, насколько справедливы слухи о предстоящем аресте епископа Гермогена и увозе его в Екатеринбург.
Председатель исполкома Хохряков ответил, что слухи эти вздорные, что никакой арест епископу Гермогену не грозит, он им нужен только для допроса, который ввиду наступающего праздника, Вербного воскресенья, будет отложен до понедельника, но желательно, чтобы в эти дни он молчал по поводу обыска и сопровождавших его обстоятельств.
Успенский кафедральный собор г.Тобольска, 2023 г.
|
Преосвященный Гермоген прибыл в собор к началу всенощного бдения. Во время богослужения в алтарь вошел член епархиального совета Гаврилов и предупредил владыку о требовании властей.
Владыка ответил:
— Я считаю себя нравственно не вправе не говорить с церковного амвона о тех кощунствах, которые были допущены при обыске в храмах, а в свою неприкосновенность я совершенно не верю. Пусть меня завтра убьют, но я, как епископ, как страж святыни церковной, не могу и не должен молчать.
По окончании всенощного бдения владыка, окруженный толпой народа, вышел из собора и направился в свои покои. Ввиду праздника и большого числа людей власти побоялись его здесь арестовать: около двух часов ночи ему принесли повестку, где он вызывался на допрос в понедельник. Тем хотели епископа успокоить, чтобы он после воскресной службы не скрылся.
Последующие события приводим по воспоминаниям одного из очевидцев последних дней пребывания владыки Гермогена на свободе — Н. А. Сулимы-Грудзинского.
— Я от них пощады не жду, — сказал святитель, — они убьют меня, мало того, они будут мучить меня. Я готов, готов хоть сейчас. Я не за себя боюсь, не о себе скорблю — скорблю о городе, боюсь за жителей: что они сделают с ними?
И он осенил себя широким крестным знамением, подошел к окнам покоев и архиерейским благословением с благоговением начал благословлять все стороны города и жителей его — и верующих, и гонителей, и своих будущих убийц. Кончив благословлять, он обернулся, на глазах его, кротких и любвеобильных, блестели слезы.
В самое Вербное воскресенье владыка, приобщив святыми Тайнами священнослужителей и помолившись, медленно сел в архиерейское кресло. Выражение лица его было спокойным, точно он наконец получил ответ на сильно интересовавший его вопрос. Подозвав Сулиму-Грудзинского к себе и благословив его, епископ спросил:
— Слышали — устраиваю крестный ход? Что вы на это скажете?
— Владыка, погубите себя, — ответил тот, смутясь.
Ответ не удовлетворил епископа, он порывисто поднялся, трижды поклонился святому престолу и затем, осеняя себя крестным знамением, торжественно, величественно и вдохновенно произнес:
— Да воскреснет Бог и расточатся враги Его!
В крестном ходе после окончания праздничного богослужения по распоряжению святителя участвовало все городское духовенство. Перед началом крестного хода он произнес в соборе проповедь, призывая в ней всех православных русских людей вознести всенародное моление Господу Богу о спасении погибающей родины. Крестный ход привлек множество верующих, создалась торжественная молитвенная обстановка. Церковная процессия из собора направилась в подгорную часть Тобольска. Дойдя до Михаило-Архангельской церкви, владыка отслужил молебен и отдал распоряжение возвращаться обратно, но его просили идти далее, по центральным улицам города, мимо всех приходских храмов. На обратном пути ряды молящихся постепенно стали редеть, и на гору поднялось значительно меньше народа. На всем пути их сопровождали пешие и конные отряды красногвардейцев в полном вооружении.
Крестный ход окончился в половине пятого вечера. Архипастырь сильно устал и медленно шел в окружении богомольцев, направляясь к своим покоям. Перед входом в дом к нему подошел солдат. Он был безоружен и настойчиво просил владыку принять его. Епископ долго отказывался, ссылаясь на усталость. Тот не отставал, и владыка наконец спросил:
— Вы, вероятно, хотите меня арестовать?
— Не беспокойтесь, мы вас не станем арестовывать, — льстиво проговорил солдат. — Вы видите, у меня даже оружия нет. Дело в том, что часть солдат за вас, а большинство против. Мы хотим защитить вас от насилия.
Священномученик Гермоген (Долганев)
|
Говоривший в это время сделал знак, и из-за поленницы появилось множество солдат, которые начали прикладами разгонять богомольцев. Народ бросился к архиерейским покоям, но солдаты загородили дорогу, лишь человек тридцать успели пройти в дом. Собравшиеся у подъезда почувствовали недоброе. Послышались восклицания:
— Что вы хотите сделать с нашим епископом? Мы не дадим его!
Некоторые запели: «Да воскреснет Бог…»
На колокольне рядом с архиерейским домом ударили в набат. Большевики открыли по колокольне стрельбу и согнали звонарей. Одна монахиня побежала на соборную колокольню, но солдаты настигли ее и прикладами сбросили со ступенек. Соборную площадь оцепили латышские стрелки и стали очищать ее от народа. В воздухе по адресу епископа понеслась площадная брань. Владыка оказался в окружении солдат; дойдя до приемной комнаты, он спросил их, что им нужно. Один из них вышел вперед и зачитал приказ о домашнем аресте епископа.
— Но в чем же я виноват? — спросил святитель. — В политику я не вмешиваюсь и не вмешивался. Я говорил и старому правительству, чтобы оно не делало насилия над Церковью, и за это был заточен на пять лет в монастырь. Об этом прошу и теперь.
— Что вы слушаете его! — выкрикнул кто-то из большевиков. — Берите его сейчас, да и только.
Среди верующих послышались протесты, и солдаты стали успокаивать толпу, уверяя, что епископ будет цел и невредим и по-прежнему будет молиться со своей паствой. Вслед за этим большевики приказали всех выгнать вон. Когда святитель остался один, обращение с ним сделалось грубым и вызывающим. Чувствуя себя больным и утомленным, он хотел принять лекарство. Стоявший рядом солдат навел на него револьвер и сказал, что во время ареста лечиться нельзя. Затем епископу было приказано немедленно собираться.
Владыка переоделся, исповедался у служащего при архиерейском доме иеромонаха Германа и вышел на крыльцо, где его уже ждали лошади. Под конвоем он был доставлен в штаб красной гвардии.
Эконом, войдя после отъезда архиерея в дом, увидел двух незнакомых людей, один из которых прятал под полу шинели футляр с панагией епископа. Отец эконом пытался задержать вора, но солдаты пригрозили ему расстрелом, если он будет возмущаться сам и возмущать народ «ложными слухами».
Весть об аресте епископа быстро облетела город, и власти поспешили принять меры на случай проявления народного негодования; было прервано сообщение между нагорной и подгорной частями Тобольска, по улицам ходили патрули и разгоняли собиравшихся группами горожан.
Епископ Иринарх по окончании вечернего богослужения в Знаменском монастыре тотчас же поехал в исполком, чтобы навести справки о случившемся и, если возможно, облегчить участь арестованного владыки. Председатель трибунала Дегтярев вызвал в качестве сведущего лица некоего Крекова.
— На каком основании подвергнут аресту христианский епископ, да еще после обещания не беспокоить его допросами в течение двух дней? — спросил владыка Иринарх.
— Епископ за всенощной 14 апреля произнес вызывающую агитационную проповедь.
— По имеющимся у меня сведениям, проповедь не заключала в себе чего-либо криминального и отличалась умеренностью тона, — возразил владыка.
— Большую роль в деле ареста сыграл крестный ход, — сказал Креков.
— По моему разумению, крестный ход являлся лучшим средством успокоения народных масс: когда верующие увидели, что епископ Гермоген цел и невредим, что он свободно шествует в процессии по улицам города — значит, и все толки о грозящей епископу опасности, готовящемся над ним насилии лишены оснований. Чьим распоряжением епископ лишен свободы?
Знаменский монастырь г. Тобольска, 2014 г.
|
Присутствующие не дали ответа, и владыка потребовал вызвать по телефону председателя совета депутатов Хохрякова. Он спросил его:
— Чьим распоряжением епископ Гермоген подвергся заключению?
— Распоряжение было, а от кого — это все равно, — ответил Хохряков.
— Для меня это очень важно, так как о случившемся я должен немедленно донести Святейшему Патриарху, а между тем даже для вас небезразлично, чтобы сообщаемые мной сведения соответствовали действительности.
— Ну, хотя бы я распорядился, мне предоставлено это право, — раздраженно ответил Хохряков.
— Прошу мне разрешить свидание с заключенным епископом.
— В течение двух-трех суток к епископу никого не допустят. А когда будет можно, я извещу вас по телефону.
На следующий день после ареста епископа Гермогена Тобольский исполком известил жителей города и окрестностей, что его арест произведен по причинам политическим и имеет целью охранение общественной тишины и порядка, и близкие к епископу люди могут не беспокоиться, так как отношение к нему предупредительное.
Созданная по благословению Патриарха Тихона комиссия по расследованию насилия, учиненного над епископом Гермогеном, попросила тобольский исполком предоставить ей документальный материал, на котором строятся обвинения владыки.
Новый председатель исполкома Дислер ответил, что епископ Гермоген арестован по распоряжению Центрального Исполнительного Комитета как черносотенец и погромщик, но у них нет никаких документальных данных, изобличающих его преступную деятельность.
После ареста епископа большевики в час ночи тайно вывезли его из Тобольска и повезли по испорченной весенней распутицей дороге в сторону Екатеринбурга. «Кто бы ни пошел вам навстречу, стреляйте!» — такой приказ отдан был конвоирам. Ямщики доехали до Иртыша. Весенняя потайка была настолько сильна, что переправляться через реку на лошадях было немыслимо.
Епископ вышел из экипажа и пошел пешком по тающему льду через реку в сопровождении конвойных, которые всю дорогу насмехались над ним.
В Екатеринбург владыка прибыл 18 апреля и был помещен в тюрьму вблизи Сенной площади, рядом с Симеоновской церковью. Дверь камеры выходила в особый коридор, перпендикулярный главному и отделенный от него глухой дверью с запором. Надзор администрации был очень строгим, камера постоянно находилась на замке, пронести можно было только обед, который доставлялся из местного женского монастыря, воду для чая и одну-две книги религиозно-нравственного содержания, но на это требовалось каждый раз разрешение комиссара.
Во время одной из первых прогулок владыки комиссар Оплетин приказал оставить всех заключенных в камерах, а на прогулку выпустить только епископа и женщину. А затем вместе со стражей комиссар потешался над епископом и его невольной спутницей, говоря разные гнусности специально для заключенных, смотревших из всех камер двухэтажного тюремного здания. После этого владыка от прогулок отказался.
В тюрьме святитель или читал, или писал, но больше молился и пел церковные песнопения. Читал он по преимуществу Новый Завет в переводе Константина Победоносцева и жития святых. Милостью Божией ему удалось через старика сторожа Семена Баржова установить переписку со священником Симеоновской церкви Николаем Богородицким, а через него — с епископом Екатеринбургским Григорием (Яцковским) и с прибывшей от епархиального съезда делегацией — протоиереем Ефремом Долганевым, братом епископа Гермогена, священником Михаилом Макаровым и присяжным поверенным Константином Александровичем Минятовым.
Священномученик Гермоген (Долганев)
|
Вот случайные, но весьма характерные строки из писем епископа, свидетельствующие о его неизменном молитвенном настроении:
«Я почти каждый день бываю на литургии в храме угодника Божия Симеона, Верхотурского чудотворца. Каким образом? Во время звона мысленно у жертвенника поминаю всех присно и ныне поминаемых, живущих и почивших. После звона «во вся» произношу: «Благословенно Царство» — и затем всю литургию до отпуста; и замечательно, что «достойно и праведно» мне весьма часто удавалось петь или произносить, когда звонят «к достойно».
Владыка, несмотря на трудные тюремные условия и преклонный возраст, был бодр духом и благодушно переносил испытания. Он был всем доволен и сердечно благодарил близких за те хлопоты, которые доставляли его узы. Сохранилось его послание «благоговейно любимой и незабвенной пастве» со словами утешения.
В тюрьме владыка написал Патриарху Тихону письмо с изложением всех событий и смиренно просил оставить его на Тобольской кафедре, а пребывание в тюрьме и всякое другое насильственное задержание вне епархии считать за продолжение служения.
Прибывшая от епархиального съезда делегация начала хлопоты по освобождению епископа на поруки. Совет депутатов назвал сумму залога в сто тысяч рублей. Узнав об этом, владыка написал: «Дорогие о Господе, о. Николай, о. Ефрем, о. Михаил и Константин Александрович! Милость Божия будет со всеми вами. Узнал, что мое освобождение возможно под условием залога, вернее, выкупа (так как «отданные раз деньги уже не выдаются обратно», как говорят повсюду) в сто тысяч рублей!!!
Для меня это, конечно, несметное количество денег; сто рублей я бы еще дал из своего старого небольшого жалованья, даже, пожалуй, до трехсот рублей (это последняя грань). Если же паства будет выкупать меня, то какой же я «отец», который будет вводить детей в такие громадные расходы вместо того, чтобы для них приобретать или им дать. Это что-то несовместимое с пастырством. Наконец, я ведь вовсе не преступник, тем более уж не политический преступник… Затем, можно ли поручиться, что они, взявши сто тысяч, вновь не арестуют меня через сутки всего…
Если я «преступник» для них со стороны церковной среды, то перестанут ли они считать меня таковым, сами переступая все правила и законы церковные, вторгаясь в Церковь и вынуждая меня выступать в защиту Церкви?»
Областной совнарком, поторговавшись, уменьшил сумму выкупа до десяти тысяч рублей. Деньги при помощи местного духовенства были получены от коммерсанта Д. И. Полирушева и переданы властям. Хохряков дал расписку в получении денег, но вместо того, чтобы отпустить епископа, власти арестовали членов делегации: протоиерея Ефрема Долганова, священника Михаила Макарова и Константина Минятова, когда те пришли хлопотать, и мученическая кончина их предварила кончину святителя.
От владыки Гермогена старались скрыть арест депутации, но он скоро догадался об истинном положении дел. «Дорогой о. Николай, — писал он. — Я сильно стал беспокоиться за моих гостей и ходатаев, что уже много дней от них нет никакой весточки. Боюсь прямо, как бы их не арестовали из-за меня, непотребного…
Новомученики, пострадавшие по делу
сщмч. Гермогена Тобольского
|
Большой и настоятельной заботой для святителя было приобщение святых Тайн. Мысль о такой возможности подал о. Николай Богородицкий. Владыка в записке от 27 мая ответил: «(Получил) Вашу радостнейшую, истинно пасхальную весть о возможности ходатайствовать для меня или 1) выхода в храм (что несравненно лучше при всех обстоятельствах) для причащения святейших Христовых Тайн, или 2) прибыть Вам ко мне со святейшими Тайнами…»
Разрешение на причащение в камере последовало накануне Троицы. В день Святого Духа по окончании литургии о. Николай взял святые Дары и с тремя певчими отправился в тюрьму. Владыка Гермоген давно ожидал их. Когда началась исповедь, то трое певчих, запертые в маленьком коридоре, слышали плач и воздыхания святителя.
После причащения служили молебен, на котором разрешено было присутствовать и другим узникам. Епископ служил с большим молитвенным подъемом. Особенно трогателен был момент, когда по окончании молебна он преподавал каждому благословение и прощался. Он говорил присутствовавшим: «Это разве тюрьма? Вот где апостол был заключен, то тюрьма. А это — благодарение Господу, училище благочестия!» Все плакали. Растроганный владыка, детски радуясь, благодарил певчих за труды и, несмотря на усиленные отказы, заставил бывшего в числе прочих регента взять несколько рублей «для раздачи певчим».
На следующий день, ближе к вечеру, епископ Гермоген был увезен из тюрьмы. С ним вместе увезли несколько человек, в том числе священника села Каменского Екатеринбургской епархии Петра Карелина, бывшего жандармского унтер-офицера Николая Князева, гимназиста Мстислава Голубева, бывшего полицмейстера Екатеринбурга Генриха Рушинского и офицера Ершова. На вокзале родственники навсегда простились с арестованными, только епископа Гермогена никто не провожал. Но это нисколько не опечалило его, он понимал, что вскоре ему предстоит мученическая кончина, и, готовясь к ней, был духовно тверд и совершенно спокоен.
Ночью 13 июня поезд прибыл в Тюмень, и узники были доставлены на пароход «Ермак». Вечером следующего дня пароход остановился у села Покровского, и здесь всех, исключая епископа и священника, перевели на пароход «Ока», а затем высадили на берег и расстреляли.
Готовясь к столкновению с войсками Сибирского правительства, большевики возводили на пароходе «Ермак» укрепления и заставили трудиться над ними епископа и священника. Владыка был одет в рясу серого цвета, чесучовый кафтан, подпоясан широким кожаным поясом, на голове — бархатная скуфейка. Он был физически изнурен, но бодрость духа не покидала его. Таская землю, распиливая доски и прибивая их гвоздями, владыка все время пел пасхальные песнопения.
15 июня в десять часов вечера епископа и священника перевели на пароход «Ока». Подходя к трапу, святитель тихо сказал лоцману парохода «Ермак»:
— Передайте, раб крещеный, всему великому миру, чтобы обо мне помолились Богу.
На пароходе арестованных посадили в грязный и темный трюм; пароход пошел вниз по реке, по направлению к Тобольску. Около полуночи большевики вывели священника Петра Карелина на палубу, привязали к нему два тяжелых гранитных камня и сбросили в воду. В половине первого ночи епископа Гермогена вывели из трюма на палубу. До последней минуты он творил молитву. Когда палачи перевязывали веревкой камень, он кротко благословил их. Связав владыку и прикрепив к нему на короткой веревке камень, убийцы столкнули его в воду. Всплеск воды от падения тела заглушил дикий хохот озверевших людей.
Вид г. Тобольска, 2023 г.
|
Чудо и особое промышление Господне сопровождали священномученика и после кончины. Честные останки его были вынесены вместе с камнем на берег реки и 3 июля обнаружены крестьянами села Усольского. На следующий день они были захоронены крестьянином Алексеем Егоровичем Маряновым на месте обретения; заступом перерубив веревку, Алексей Егорович положил в могилу и камень. Здесь тело епископа оставалось до 21 июля, когда был произведен осмотр его судебными властями Сибирского правительства, чьи войска освободили в это время Тобольск от большевиков, а затем перевезено в село Покровское и помещено во временной могиле на Покровском кладбище. 23 июля тело снова было осмотрено, и члены комиссии пришли к непоколебимому убеждению, что перед ними действительно лежат честные останки священномученика Гермогена Тобольского. По окончании осмотра останки с крестным ходом были перенесены в церковную ограду и положены во временную могилу.
27 июля тело епископа было вынуто из земли и перенесено в Покровский храм, где священнослужители облачили его в архиерейские одежды; затем оно было перенесено с крестным ходом при громадном стечении молящихся на пароход «Алтай».
Подойдя к месту, где были обретены честные останки святителя, пароход пристал к берегу; отслужили панихиду и на месте первой могилы священномученика поставили большой деревянный крест с надписью: «Здесь 3 июля 1918 года обретены честные останки мученика — епископа Гермогена, убиенного 16 июня 1918 года за Веру, Церковь и Родину».
Вечером следующего дня пароход подошел к Тобольску. На пристани гроб с телом святителя был встречен крестным ходом всех городских церквей и многотысячными толпами народа.
В последний раз обошел священномученик со своей паствой с крестным ходом стогны кафедрального града, и наконец гроб с его телом поместили в Софийский Успенский собор. Здесь он простоял пять суток, не издавая запаха тления. Перед погребением паства долго прощалась со своим архипастырем, с величайшим благоговением лобзая руки мученика, не перестававшего и по преставлении благословлять ее на подвиг дерзновенного стояния за церковные святыни православной апостольской веры.
2 августа после божественной литургии епископ Иринарх в сослужении сонма духовенства, в присутствии военных и гражданских представителей Сибирского правительства и множества молящихся совершил чин погребения.
Честные останки священномученика Гермогена Тобольского были погребены в склепе, устроенном в Иоанно-Златоустовском приделе Софийско-Успенского собора на месте первой могилы святого Иоанна, митрополита Тобольского.
1 ноября 1981 года священномученик Гермоген был прославлен в лике святых Русской Православной Церковью Заграницей.
Со временем Господь судил свершиться его прославлению и в России: 23 июня 1998 года священномученик Гермоген был прославлен в лике местночтимых святых Тобольской епархии, а 20 августа 2000 года Деянием Юбилейного Освященного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви его имя было внесено в Собор новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. Тем же Деянием к общецерковному почитанию в Соборе новомучеников и исповедников Российских были канонизированы потрадавшие вместе со св. Гермогеном священномученики Ефрем, Михаил и Петр и мученик Константин.
Летом 2005 года при ремонте Софийского собора Тобольска был обнаружен склеп, в котором покоились земные останки новомученика, а 2-3 сентября 2005 года в Тобольске состоялись торжества по случаю обретения мощей святого священномученика Гермогена, епископа Тобольского и всея Сибири.
Тропарь святому священномученику Гермогену, глас 7:
Во святителех дивен показался еси, / ревностию по Бозе окрыляем, священномучениче Гермогене. / И пастве Сибирстей путевождь во страданиях являяся, / с Державствующим узы и заключения разделяя / и страдальчески путь скончавши, / на небесех мзду трудов твоих восприял еси, / молися за народ наш ко Господу.
Кондак святому священномученику Гермогену, глас 4:
Подвиг святительский добре свершившаго / и течение мученическое мужественно скончавшаго / прославляем тя, священномучениче Гермогене, / яко предстателя пред Господем / за страну Российскую.
eparhia-saratov.ru
