1/14 сентября совершается память преподобного Германа Зосимовского - строителя Свято-Смоленской Зосимовой пустыни, при котором не только был создан архитектурный ансамбль обители, собралось около 100 человек братии, но был насажден дух старчества, который принес пустыни в начале XX в. славу "Северной Оптиной".

Имеются свидетельства о том, что прп. Герман посещал Махрищский монастырь, совершал здесь богослужения, а в 1909 году был даже переведен в Махру настоятелем, правда совсем ненадолго (на два месяца). В настоящее время в приделе во имя прмчц. вел. кн. Елизаветы Стефановского храма Махрищской обители находится икона прп.Германа с частицей святых мощей. Известно, что великая княгиня Елизавета была преданной духовной дочерью преподобного и часто посещала Зосимову пустынь.

ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО ГЕРМАНА

Преподобный схиигумен Герман, в миру Гавриил Гомзин, родился в 1844 году, 20 марта, в Звенигороде.С первых дней жизни Гавриила, а по-домашнему Ганю, окружала атмосфера патриархальной русской семьи, проникнутая духом благочестия, доброделания, ежедневного труда и праздничного отдохновения. Родители Гани — Симеон Матвеевич и Марфа Федотовна — любили храм Божий, были людьми простыми и сердечными, старались в обыденных житейских делах следовать заповедям Божиим, творить милостыню и помогать ближним. Отец владел ремеслом стекольщика. С тяжелым ящиком на плече обходил он городские улочки, выполнял заказы горожан и часто возвращался домой с пустой сумой и без денег. С тех, кто не мог заплатить, Симеон денег не требовал, хотя семья у стекольщика была большая: жена, три дочери да пятеро сыновей, с ними жила и бабушка. Всех он должен был содержать. И все как-то устраивалось с Божией помощью. Заботы о хлебе насущном Симеон Гомзин оставлял, когда, преступив порог храма Божия, вставал на клирос и приятным басом воспевал Господу песнь хвалы и благодарения. Он вообще любил петь: пел дома, пел, возвращаясь с работы.

Ребятишки, получившие по отцу «уличную» фамилию Басовы, играя на улице, тотчас убегали в дом, едва заслышат знакомый голос. А дома прятались кто куда: отец уличных игр не любил, считал их занятием пустым и неполезным, а шалунов наказывал за ослушание. Кормильца встречала у порога бабушка-заступница и просила прощения у него и за себя, и за всех детей.
Четырех лет от роду Ганя лишился матери. Марфа Федотовна скончалась при родах дочери Анастасии в возрасте тридцати семи лет. Гавриила взяла на воспитание тетка, Матрена Матвеевна Бабкина, — родная сестра отца. Живя у тетки, которая была его крестной матерью, Ганя ходил в школу. Особенно нравились мальчику уроки Закона Божия, да и другими предметами он занимался охотно и учиться любил. После окончания начальной школы хотел поступать в уездное училище. Для этого нужны были деньги: пять рублей на покупку новых учебников. Отец денег не дал, решил, что это слишком большая сумма, а тетка сказала: «Много людей без этого живут. Поучился, и довольно».

Впоследствии отец Герман будет вспоминать с сожалением о том, что так рано оставил учебу. Но пока беспечная юность взяла свое, и мальчик даже обрадовался, что не нужно больше ходить на уроки. Когда ему исполнилось девять лет, отец ушел в Гефсиманский скит Троице-Сергиевой Лавры, а Гавриил стал прислуживать в кабачке, который содержал один из его братьев. Это продолжалось почти два года. Постоянные драки, сквернословие, пьяные песни – вся атмосфера питейного заведения не могла, конечно, оказывать благотворного влияния на юную душу. В Саввином монастыре, напротив которого стоял дом тетки, пятьдесят лет жил иеромонах Даниил, родной дядя Гани. Он все звал племянника к себе в монастырь, но тот стремился к отцу, ушедшему в Гефсиманский скит и просил дядю и схимника Иоанна, будущего строителя Зосимовой пустыни в 1890 – 1897 годах: «Научите меня монашеству». «Да какое наше монашество? А как постригли меня, да на другой же день дали палку в руки и собирать послали на обители – вот какое нынче монашество», — отвечал схимник.
Как только явилась возможность, Гавриила забрал к себе в Москву брат Алексей.
«Ух, уж ты избаловался в кабачке», — сказал Алексей при первой встрече с братишкой и как следует «оттаскал его». А затем стал прилагать все усилия, чтобы вывести Гавриила в люди, дать ему какое-нибудь ремесло. Сам Алексей немного рисовал и приохотил к этому делу брата, преподав ему первые уроки, затем отдал его в обучение к живописцу, Василию Яковлеву, который жил в Звонарском переулке у Николы в Звонарях, там мальчик прожил четыре года. Потом — еще четыре года — у другого мастера, пока не постиг живописное дело в достаточной степени, чтобы работать самостоятельно.

Древняя столица России с ее святынями, многочисленными монастырями и храмами произвела большое впечатление на благочестивого отрока. В праздничные и воскресные дни посещал он кремлевские соборы и иноческие обители, особенно любил молиться в храмах Чудова, Сретенского, Богоявленского и Новодевичьего монастырей, с величайшим благоговением вступал он под своды кремлевского Успенского собора. Именно этот, московский, период в душе будущего подвижника заложил основы духовной жизни, появился навык молитвенного делания, зародилось и окрепло желание оставить мир и посвятить себя служению Богу. Впоследствии старец о. Герман с чувством глубокой благодарности вспоминал священника церкви при Набилковской богадельне о. Иоанна — своего первого духовника, которому однажды на исповеди сказал о желании принять монашество. Набилковская богадельня — целый комплекс благотворительных учреждений — находилась в районе Мещанских улиц, и Гавриил, живший неподалеку, часто молился в богаделенной церкви. И батюшка, и прихожане хорошо знали мальчика, приходившего в храм в испачканном красками халатике и с жаром молившегося в продолжение всего богослужения. Священник привечал юного богомольца, давал ему книги духовного содержания, исповедовал и наставлял.

Среди духовных писателей юный Гавриил особенно выделял святителей Тихона Задонского и Димитрия Ростовского. С их трудами он познакомился в отрочестве и до конца дней глубоко чтил этих светильников Православия.

В двенадцать лет Гавриил Гомзин окончательно решил, что будет монахом, но желанию этому суждено было осуществиться нескоро…

В сентябре 1859 года, когда Гавриилу было пятнадцать лет, отец опасно заболел и был привезен из Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры в Москву для лечения. Вечером в воскресенье 19 сентября у постели умирающего в Мариинской больнице Симеона Матвеевича собрались сыновья: Алексей, Василий и младший, Гавриил. Отец уже был так слаб, что не мог поднять руки, чтобы благословить детей. Гавриил, возложив себе на голову отцовскую десницу, мысленно произнес: «Батюшка, благословите меня вместо себя в монастырь пойти».
Сказать об этом вслух он боялся. Рядом были старшие братья, приложившие немало усилий, чтобы устроить младшенького в жизни, помочь ему заработать свой кусок хлеба и теплый угол. Тем более что сыновья бывшего звенигородского мещанина изрядно преуспели в житейских делах: владели трактирами и питейными заведениями в Москве и Петербурге. Им хотелось, чтобы и брат их жил зажиточно и благополучно, приумножая капиталы и расширяя дело.
Со времени кончины отца прошло два года. Гавриил перебрался по настоянию одного из братьев в Санкт-Петербург. Родные убеждали его оставить малодоходное занятие живописью и предлагали участие в торговых предприятиях. Братья выкупили Гавриила из рекрутов, заплатив пятьдесят рублей, сумму по тем временам значительную. Это еще больше усилило моральную зависимость Гавриила от них. Помнил юноша и наставления опытных духовников, не советовавших поступать в монастырь до достижения 25-летнего возраста. Но столица с ее соблазнами, образ жизни, который вели родственники, шумные компании, поездки в театр и, наконец, намерение братьев поскорее женить Гавриила — все это укрепило юношу в решимости открыть свое давнее желание. Он рассказал брату о «родительском благословении», на что тот ответил:

— Если отец благословил, значит, на то Божья воля.

Вскоре Гавриил посетил Гефсиманский скит с твердым намерением остаться там навсегда.

В Гефсимании он бывал и раньше, еще семнадцатилетним. Юноша приехал в скит и просил разрешения поселиться там, но благословения не получил. И вот теперь он, по его собственным словам, «не шел, а на крыльях летел туда» и «отшлепал ноги», добираясь от Москвы до Сергиева Посада пешком. Скитоначальника на месте не оказалось. Видя в этом особое указание Промысла Божия, Гавриил решил, что ему отпущено время для осуществления давнишней заветной мечты: сходить на поклонение святым угодникам в Киев. По железной дороге он добрался до Тулы, потом вместе с обозом до Ельца, где остановился в Троицком монастыре, братия которого помогла добраться до Задонска. Удалось Гавриилу побывать и в Воронеже у мощей святителя Митрофана. Но до Киева он так и не добрался. Пришло время возвращаться в Москву.
На прощание молодой живописец выполнил заказ брата Алексея: написал для церкви святого мученика Трифона иконы святителя Алексия, митрополита Московского, и святой мученицы Параскевы (имена этих святых носили брат и его жена). Завершив работу над образами, ставшую для него своеобразным экзаменом на владение мастерством, Гавриил решительно заявил родственникам, что уходит в скит.
— Гаврила Семеныч, зачем вам это? Можно ведь спасаться и здесь, — говорили ему близкие.
— Спасайтесь, если можете, а я не могу, — смиренно отвечал будущий старец.
20 февраля 1868 года, на второй неделе Великого поста, Гавриил Гомзин поступил в Гефсиманский скит, начало которому было положено в 1844 году благословением святителя Филарета, митрополита Московского (†1867), и трудами его духовника архимандрита Антония (Медведева, †1877), наместника Лавры. Этот «молодой» монастырь, на внутреннее и внешнее устроение которого столь много трудов положил угодник Божий святитель Филарет, прославился ко времени поступления в него Гавриила Гомзина сонмом иноков-подвижников, освятивших своими подвигами эту дивную по красоте местность в окрестностях Троице-Сергиевой Лавры.
Благословением Царицы Небесной, данным новоустроенной обители, явилась знаменитая впоследствии Черниговская икона Божией Матери, находившаяся в пещерном храме Гефсиманского скита и прославившаяся многими чудотворениями. Первое чудо от иконы — исцеление расслабленной крестьянки Фёклы Адриановой — совершилось уже после поступления Гавриила Гомзина в обитель.
Ко времени начала подвижничества о. Гавриила (пострижен в рясофор 25 июня 1870 года) в скиту пребывали два старца: иеромонах Тихон (†1873) и иеросхимонах Александр (†1878). Так было угодно Господу, чтобы новоначальный инок последовательно проходил науку монашеского жития сначала у одного, потом у другого.
Отец Тихон — ученик оптинского иеросхимонаха Феодота (†1875), некоторое время подвизавшегося в скиту Параклита близ Лавры, отличался простотой, глубочайшим смирением, удивительным умением говорить с каждым, кто обращался к нему. Любовь и сострадание старца к людям были так велики, что он нередко плакал, принимая исповедь, и ласковым задушевным словом утешал кающихся грешников. Именно к нему, начальнику и братскому духовнику скитских пещер, и поступил в послушание Гавриил.
Дело было так: один иеродиакон из братии отвел Гавриила к отцу Тихону, говоря, что отец Александр очень строг, а этот батюшка — простой и добрый. И с этого времени отец Гавриил стал ходить к отцу Тихону открывать свои помыслы, просить советов и наставлений. Впоследствии схиигумен Герман так вспоминал о своем первом старце:
«Простой он был такой и такой любвеобильный. Бывало, придешь к нему, а стулья у него все завалены одежей, и он говорит:
— Ну, парташенька, скидывай на пол одежонку, садись. Давай чай пить.
И тут за чаем ему все говоришь и расскажешь про себя, что на душе, да и то, что против него думаешь и что против него говорят; а он отвечает, бывало:
— А ты ко мне не как к старцу, а как к брату ходи; а брат от брата утверждается, яко град тверд».
Почти четыре года пробыл отец Гавриил в послушании у отца Тихона, пока не призвал его другой гефсиманский подвижник -иеросхимонах Александр. Этот дивный старец, проведший сорок лет жизни в иночестве и из них десять лет в затворе, был в учениках у знаменитого оптинского старца отца Леонида (в схиме Льва, Наголкина, (†1841) вместе с преподобным Амвросием Оптинским (†1891), который впоследствии присылал своих духовных чад на исповедь к отцу Александру. С двенадцатилетнего возраста будущий подвижник приобрел навык Иисусовой молитвы. В Гефсиманию он поступил в 1851 году по благословению святителя Филарета Московского, а в 1871 году в первый день августа месяца он по благословению архимандрита Антония (Медведева), наместника Троице-Сергиевой Лавры, — ушел в затвор. С этого-то памятного дня и стал келейничать у отца Александра будущий схиигумен Герман.
Перед тем как удалиться в затвор, отец Александр попросил как-то отца Гавриила прибраться у себя в келии, затем стал все чаще приглашать его к себе за каким-нибудь делом и, наконец, переговорив предварительно с настоятелем, сказал отцу Тихону:

— Я у тебя ученика хочу отнять.
— Ну что же? Бери, пожалуйста, пусть он тебе послужит, — благодушно ответил старец.

«Так меня из полы в полу передали», — вспоминал об этом случае отец Герман, всегда с любовью чтивший память обоих старцев, а особенно отца Александра, от которого он, по его собственным словам, получил великую душевную пользу.
«Великий это был старец, — говорил он впоследствии своим ученикам, — молитвенник, делатель молитвы Иисусовой. Зайдешь к нему, бывало, благословение взять ко всенощной идти, а он сидит и весь погружен в молитву. Вернувшись от всенощной, зайдешь к нему опять, он сидит на том же месте, и весь ушел в молитву.
— Ты разве в церковь не ходил? — спрашивает меня.
Он и не замечал, сколько прошло времени, а прошло четыре часа»…
Вспоминая свои первые шаги на поприще иночества, схиигумен Герман говорил, что в скиту у него было «два столпа»: старец и игумен. Старец учил уничижать и укорять себя постоянно, в монастыре учили знать лишь церковь, келью, трапезу и старца. Кроме послушания, у отца Александра Гавриил ежедневно по два часа нес в храме чреду по чтению Псалтири и писал иконы. Поступая в обитель, он скрыл, что владеет ремеслом живописца, полагая, что по делам своим достоин лишь послушания на кухне. Но кто-то из его прежних знакомых открыл «тайну» монастырскому начальству, и Гавриилу определено было проходить послушание иконописное. Первая икона, написанная им в скиту, — Черниговский образ Божией Матери, помещенный на монастырскую колокольню. Его кисти принадлежали также изображение Скорбящей Божией Матери в притворе Черниговского храма над пещерами, портреты старца отца Александра и скитоначальника архимандрита Антония. Им были отреставрированы почти все иконы пещерного храма, образа и настенные росписи Иверской часовни. Всех икон у отца Германа было двадцать четыре. Среди них образы Нерукотворного Спаса, Успения Богородицы, Тихвинской Божией Матери…
С иконописным послушанием связан один замечательный эпизод из жизни отца Германа. Приехав на богомолье в Киев, подвижник побывал в часовне, принадлежавшей одному женскому монастырю. В часовне он увидел Черниговскую икону Божией Матери и… узнал свою работу. Подойдя поближе, он разглядел и подпись: «Писал рясофорный монах Гавриил. Гефсиманский скит. 1874 год». Икону явно окружали особым почетом. К образу Владычицы были привешены отлитые из золота и серебра изображения рук, ног, голов — свидетельства чудесных исцелений. Отец Герман спросил у монахини о причинах такого благоговейного отношения к иконе и услышал в ответ:
— Потому что она чудотворная.
29 ноября 1877 года Гавриила Гомзина постригли в мантию и нарекли Германом. Монашеское имя он получил в честь святителя Германа, архиепископа Казанского. Восприемником был его старец отец Александр.
После кончины любимого старца отец Герман в продолжение девяти лет искал себе духовного руководства. Он вступил в переписку с валаамскими старцами и святителем Феофаном Затворником (†1894). По свидетельству самого отца Германа, святой епископ «добре устроил» его. Впоследствии переписка двух подвижников была издана в виде брошюры под названием «Ответы епископа Феофана, Затворника Вышенской пустыни, на вопросы инока о молитве». На суд святителя отдал отец Герман и свои записки о почившем старце отце Александре. Сначала он отправил воспоминания преподобному Амвросию Оптинскому и затем, получив его одобрение, — святителю Феофану, который, исправив кое-что, в письме к отцу Герману посоветовал издать записи, прибавив, что «держать их под спудом было бы не совсем безгрешно». Ученые иеромонахи из духовных детей отца Германа еще раз просмотрели и отредактировали рукопись, которую затем и издали.
5 июля 1880 года, в день памяти преподобного Сергия Радонежского, митрополит Московский и Коломенский Макарий (Булгаков, †1882) рукоположил в Троицком соборе Троице-Сергиевой Лавры инока Германа во иеродиаконы. В 1885 году, 17 августа, в день скитского праздника «Вознесения Божией Матери» иеродиакон Герман был рукоположен во иеромонахи. Чин иерейской хиротонии над ним совершил митрополит Иоанникий (Руднев, 1826-1900).
Вскоре после этого многие из скитской братии, а также некоторые иноки Лавры и студенты Московской Духовной Академии стали обращаться к отцу Герману за духовными наставлениями.
Это смущало подвижника, и он обратился за разрешением недоумения к Вышенскому Затворнику. Святитель Феофан благословил иеромонаху Герману принимать приходящих и даже дал ему заповедь: никому не отказывать и всех принимать с любовью. Через некоторое время (13 марта 1892 года) отец Герман был утвержден в должность братского духовника Гефсиманского скита, а в 1893 году он был назначен также духовником больницы и богаделенного скита.
В этот период жизни отец Герман был уже известен многим иерархам Церкви, инокам, взыскующим подлинной духовной жизни; его имя было окружено глубочайшим уважением в Московской Духовной Академии. К числу духовных чад старца относились ректор академии архимандрит Антоний (Храповицкий, †1936), впоследствии митрополит; архимандрит Чудова монастыря Арсений (Жадановский, †1937), впоследствии архиепископ Серпуховский; игумения Иоанна — настоятельница Аносина Борисоглебского монастыря, этой, как ее называли, «женской Оптиной пустыни», и многие, многие другие выдающиеся личности. А с 1897 года в жизни подвижника начался новый этап, связанный с настоятельством в Зосимовой пустыни…Удалившись из Гефсиманского скита с несколькими учениками, отец Герман, напутствуемый молитвами и благословениями своего сподвижника отца Варнавы Гефсиманского (†1906), известного на всю Россию старца, принялся за устроение Зосимовой пустыни, устроение внешнее и внутреннее.
«Встретили меня с иконою; и я привез с собой икону, какую игуменья из женской Зосимовой пустыни прислала мне в благословение, чтобы внеси с собою в обитель. Урядник встретил нас. А в пустыни рыбы нет: щи горькие из сырой капусты. Пошли, чайку попили, потом ввели меня в церковь, многолетие мне сказали… Потом ввели меня в наместнические покои, в келью отца Павла; ввел меня сам наместник: кушетка стоит, а в ней нет ни гвоздочка; а в шкафу ризница, и ничего в ней нет… На другой день сразу же ввел я уставную службу. А потом мы начали с отцом Иоанном разбирать бумаги…»
Все в обители требовало его непрестанных забот; всюду должен был поспевать он. И на стройке, и в трапезной, и в храме за богослужением, и на монастырских послушаниях — всюду надо было вводить благочиние и порядок, истинный строй жизни, проникнутый молитвой и покаянием, строй, при котором не мешкают и не поспешают, но все совершают во благовремении. «И вот здесь я весь в дела ушел, о молитве не радел; из Марии в Марфу превратился».
Митрополит Серафим (Чичагов), (в то время отец Серафим) писал в своем очерке о Зосимовой времен настоятельства отца Германа:
«Около отца Германа собрались монашествующие, как простосердечные дети около любимого отца. Не скроются эти подвижники и боголюбивые труженики от взора народа, ищущего правды духовной, их скоро найдут скорбящие, недужные, страждущие, и просветится обитель блаженного схимонаха Зосимы! Тогда мир устремится искать себе отрады, облегчения, утешения в эту самую пустынь, которую злоба мира хотела уничтожить до основания.
Не увидит здесь мир ли довольства, ни покоя, а будет свидетелем бедности, недостатков, трудов и древнего монастырского порядка, длинных служб по церковному уставу. Стройное, старинное пение, так называемое столповое, произведет совершенно иное впечатление, чем обычное светское пение в городах. Увидит мир, как совершается ежедневно к вечеру монашеское правило по Саровскому уставу со многочисленными поклонами, с умною молитвою, со слезными прошениями и воздыханиями за благотворителей, попечителей, жертвователей обители, а также и за обидящих, осуждающих по неведению. Братия живет по примеру святых отцов под руководством своих старцев, открывая им ежедневно свои помышления. Живущие здесь монахи — истинные труженики: летом работают на огородах, косят сено, чистят лес. Это занятие для свободного времени, для отдыха. Не прекращается работа в мастерских, келиях…».

В период настоятельства отца Германа 24 октября 1898 года в Зосимову пустынь поступил бывший священник Большого Успенского собора Московского Кремля отец Феодор Соловьев, а 30 ноября того же года он принял постриг от руки отца Германа и был наречен Алексием в честь святителя Алексия, митрополита Московского. Так начал свой путь в иночестве знаменитый старец Алексий Зосимовский (†1928) — ученик и сотаинник схиигумена Германа, великий молитвенник и знаток человеческой души.

Официальный титул, который носил настоятель Смоленской пустыни – Строитель, распространенный в те годы таким же саном, например, обладал Зосимовский иеромонах Корнилий, после назначения настоятелем Махрищского монастыря.
И игумен Герман был им во истину. При нем Зосимова обитель обрела свой величественный вид: три храма, братские корпуса, часовни, склады и хозяйственные постройки – были обнесены высокой кирпичной стеной, над которой парила высокая, трехъярусная колокольня с установленными в 1912 году курантами.

Но главным строительством преподобного Германа было то незримое возрождение школы Зосимовского старчества, которая привлекала в пустынь тысячи паломников со всей России. Северной Оптиной нарекли ее православные.

В основу своей деятельности положил отец Герман такое правило: внешнее созидание монастыря направить так, чтобы оно способствовало внутреннему устроению братии. Исходя из этого, он покупает вокруг участки земли, дабы предупредить появление вблизи обители дач и поселков, с той же целью не проводит шоссе к станции, отводит вдаль проезжую дорогу, спасая иноков от шума и столкновения с мирскими людьми; делает в разных местах загородки, ворота, преграждая, с одной стороны, выход братии из обители, а с другой, вход в нее посторонним лицам; устраивает корпуса со множеством помещений, давая возможность каждому брату жить в отдельной келлии и удобно подвизаться. Вводит физическую работу для всех насельников, не исключая и старших, не ради прибытка и корысти, а для того, чтобы облегчить борьбу с плотью; ибо он хорошо знал, что труд, соединенный с молитвой, угашает пламень страстей. Обеспечивает братию пищей, одеждой, топливом и всем необходимым, дабы материальные лишения не повергали их в скорби и не нарушали бы духовного равновесия. Благоукрашает храмы, равно как и всю обитель, и тем воз¬вышает дух ее насельников, укрепляет любовь, привязанность их к своему монастырю.

Употреблял отец Герман и чисто духовные средства к тому же воспитанию иноков. Так, прежде всего потребовал он неопустительного посещения церковных служб и особенно полунощницы и утрени. О последней старец обыкновенно говорил словами святых отцов: «Утреня есть жертва наша Богу, тогда как Божественная литургия— жертва Господа за нас». Ввел авва и строго уставное богослужение с умилительным пустынным напевом, организованным одним из учеников его, иеромонахом Нафанаилом. Зосимовский «Блажен муж», «Хвалите имя Господне», ектений и др. глубоко ложатся на сердце и никогда не забываются потом.

Установил далее дисциплину и порядок везде и во всем: в церкви, на клиросе, в трапезе, на послушаниях и в домашнем быту; искоренил такие пороки, как своеволие, пристрастие к вину, к табаку и шатанию по миру, а, главное, насадил духовное окормление братии. Сам - ученик славного отец Александра - отец Герман видел в старчестве великую силу для нравственного созидания инока.
Отец игумен вырастил целую плеяду иеромонахов, получивших широкую известность у богомольцев и вступивших, впоследствии, на путь гонений и страданий. Со всех сторон потянулись сюда мирские люди, ища молитвы, совета и утешения.

В эти годы в монастыре получали духовное окормление святая мученица Великая Княгиня Елисавета Феодоровна (†1918) и сестры Марфо-Мариинской обители, члены Императорского Дома, высшие сановники государства, иерархи Церкви. В Зосимову стекались сотни и тысячи богомольцев со всей необъятной России. Пустынь стала одним из духовных центров русского Православия того времени. Офицеры и чиновники, священники и монахи, крестьяне и ремесленники, промышленники и торговцы все они, мужчины и женщины, старики и молодежь, молодые супруги и юные девы, обновлялись духом, принимая наставления старцев Зосимовой пустыни, уносили с собой в мир ее особенный свет — отблеск Света Невечернего

Но на пути своего служения отец Герман, как и подобает для истинного подвижника, будь он монах или мирянин, встречал далеко не одни только утешения. Бывали и скорби. По временам — тяжкие. Бывали и искушения. Один из учеников, иеромонах Иона, пришедший вместе с отцом Германом из Гефсиманского скита в Зосимову, восстал на своего авву и немало навредил ему. В обители подняли ропот среди братии, и дело закончилось переводом игумена Германа в Махрищский монастырь Владимирской епархии.. В этот же монастырь от подобного ропота братии удалился некогда и преподобный Сергий Радонежский.

В «ссылку» отец Герман прибыл 14 сентября, когда Святая Церковь вспоминает изгнание святого Иоанна Златоуста из Константинополя. Его краткое пребывание в Махре ознаменовалось двумя пожарами в обители. А уже 4 ноября отец Герман получил повеление вернуться обратно. Через десять дней он был в Зосимовой. За старца хлопотала великая княгиня Елисавета Феодоровна и усердно молилась за него, вычитывая еженощно акафист Божией Матери «Всех скорбящих Радости»…
Вечером 28 июля 1916 года в своей келье игумен Герман принял пострижение в великую схиму от руки епископа Арсения (Жадановского). С этого момента помыслы старца всецело направлялись на достойное приготовление к блаженной вечности.

Епископ Арсений (Жадановский), духовный сын преподобного Германа, вспоминал: "За несколько лет до смерти, чувствуя слабость здоровья, он принял от моей грешной руки пострижение в тайную схиму. Искал отец Герман ее еще будучи в Гефсиманском скиту, о чем писал Преосвященному Феофану Затворнику, но последний отклонил тогда желание старца, заметив: „Будет время, когда схима сама к Вам придет“. Так и случилось. Слепота, глухота и дряхлость организма заставили батюшку в конце жизни почти все время пребывать в келье в безмолвии, что собственно и требуется от схимника. Считая себя недостойным этого монашеского чина, он, однако, решился принять его по следующим мотивам. „Схима, – говорил он, – облегчит и покроет от содеянных в монашестве грехов и даст случай подтвердить пред лицом Божиим иноческие обеты, которые так часто я нарушал, а вместе низведет на меня, немощного, благодатную помощь к их выполнению“.

Между тем жизнь подвижника заметно приближалась к концу: он стал дряхлеть и болеть. Чувствуя все увеличивающееся телесное недомогание, за несколько лет старец начал особенно готовиться к исходу. Прежде всего, надо отметить плач его о грехах и сокрушение о том, что ничего он полезного не сделал ни для себя, ни для других.

У старца было желание очиститься от всех грехов, содеянных им в жизни. Каждый раз на исповеди он говорил что-либо новое, бывшее с ним давно-давно: „А вот я и еще вспомнил такой-то грех...“ Очевидно, старец старался во всем покаяться, боялся умереть с неочищенной совестью. То же обстоятельство заставляло его искать частого причащения и соборования, от которых он наглядно для всех получал освежение, подкрепление и духовное утешение».

Вечером 17 января 1923 года схиигумен Герман окончил свой земной путь и преставился ко Господу, сопровождаемый молитвами и скорбными слезами братии, а также всех, кто почитал его при жизни. Последними словами батюшки были:
— Нам нужно всем готовиться в небесные обители!
Первую панихиду над усопшим совершил старец Алексей, он же прочел канон на исход души. Три дня тело покойного пробыло в келье, где почти непрерывно над ним совершались панихиды. Когда выносили тело старца, отец Алексий, оставив свое уединение, вышел дать последнее целование умершему наставнику.
По окончании отпевания гроб обнесли внутри собора и при пении опустили в могилу, приготовленную у правой стены Зосимовского придела.
Старец предсказывал, что, пока он жив, обитель его не закроют, и действительно, Зосимова пустынь была окончательно закрыта вскоре после погребения отца Германа.

 Прославление преподобного схиигумена Германа Зосимовского, Владимирского чудотворца, совершилось в 2000 году, мощи его находятся в Смоленском соборе Зосимовой пустыни.

ИЗ ДУХОВНЫХ ПОУЧЕНИЙ ПРЕПОДОБНОГО ГЕРМАНА

Смиренномудрие – великая это вещь и глубина бесконечная. Святые Отцы сравнивают и говорят, что вот как жемчуг драгоценный из глубины моря достают, так и из глубины смиренномудрия драгоценнейшие жемчужины духовные достаются.

***

Вникайте в каждое слово молитвы умом; если ум отбежит, опять его возвращайте, принуждайте его тут быть, а сами языком слова молитвы повторяйте. Так будет хорошо! А сердце пока оставьте и не думайте о нем, довольно Вам такой молитвы. Главное, чтобы чувство самоукорения неотступно было бы, чувство своей греховности и безответности – перед Богом. Разве это трудно? Говорите: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную» – и чувствуйте, что говорите. Вы говорите: «Страшно». Но разве сладчайшее имя Господа может быть страшно? Оно благодатно, но надо произносить Его с благоговением. Епископ Феофан говорит: «Надо стоять перед Богом, как солдат на смотру». А укорять себя надо не только в делах плохих. Дел-то греховных у Вас, может быть, и немного, а за мысли греховные тоже будем отвечать.