• Главная
  • Расписание богослужений
  • Информация для паломника
  • Контакты и реквизиты
  • Поминовения
  • Таинство Крещения
26 июня 2019 года

Мы на все должны смотреть с добрыми помыслами...

История, рассказанная преподобным Паисием Святогорцем в книге "Отцы-святогорцы и святогорские истории" об афонском подвижнике схимонахе Петре, почившем 12/25 июня, в день памяти преподобного Петра Афонского.


Отец Петр родился на острове Лимнос в 1891 году. Родом он был из бедной, но благочестивой семьи. Он почти не умел писать, однако благодаря строгим и ревностным подвигам стяжал Божественное просвещение. Еще в годы юности Георгий — так его звали в миру — жил по–монашески, а великую схиму принял после того, как ему исполнилось тридцать лет. Постриг его в монашество один благочестивый старец из келлии преподобного Нила. В монашестве он получил имя преподобного Петра Афонского.

Отец Петр был от природы простым и имел глубокую веру, что видно уже по первым годам его подвижнической жизни.

Однажды он сам мне рассказывал, что едва он успел принять постриг, как старец его тяжело заболел. Конечно, он очень огорчился, потому что чувствовал себя еще грудным младенцем, который мог потерять свою мать. Но он не растерялся, пошел в храм и со всей своей детской простотой обратился к преподобному Нилу:"Преподобный Нил, знай, если ты сейчас же не исцелишь моего старца, я не буду зажигать твою лампадку".

И, о чудо! Старцу сразу же полегчало, он поднялся и пошел в церковь поблагодарить святого. Здесь он самолично и зажег все лампадки. После этого он прожил еще долгое время, оказывая отцу Петру духовную помощь.

Позже, оставшись один, отец Петр вначале немного помаялся. Попав под влияние некоторых монахов, которые имели безрассудную ревность, он принял участие в сбрасывании знамен в Великой Лавре в знак протеста против тогдашнего греческого короля Георгия II, о котором говорили, что он якобы был масоном. Отец Петр был осужден властями за клевету, и на три года его отправили в ссылку на остров Спиналонга ухаживать за прокаженными. Он раскаялся в своих действиях, о чем сам мне говорил:

— Я поступал как мирянин, отец Паисий, а не как монах. Ссылка сильно мне повредила, так как там я не имел возможности исполнять свои монашеские обязанности.

По пути из ссылки он ехал вместе с одним монахом, который мне потом рассказывал, как отец Петр, находясь в миру, проповедовал покаяние. Он говорил: "Всем нам нужно покаяться, потому что Бог нас накажет и попустит безбожным коммунистам перерезать всех нас".

Бог открыл ему то великое зло, которое ожидало нас по нашим грехам, — гражданскую войну (в период 1944–1948 гг. в Греции шла гражданская война, во время которой повстанцы–коммунисты пытались захватить власть; эта война принесла много страданий как греческому народу, так и Церкви — перев.).

Вернувшись из ссылки на Святую Гору, он не остался у преподобного Нила, так как не находил там покоя из‑за множества посетителей, а перебрался в Катунаки и поселился в одной каливе на краю малого скита святой Анны. Его хибарка была совершенно не видна с дороги, и калитки перед ней не было. Вместо калитки была деревянная жердь, которую все принимали за часть ограды. Жившие вокруг монахи относились к отцу Петру с большим благоговением, потому что он являл собой одно благоговение. Все звали его Петрушей — за его детскую простоту, а также за невысокий рост и худобу. Когда он, разговаривая, склонял свое маленькое светлое лицо, то на самом деле казался ребенком.

Он оставался ребенком по характеру до шестидесяти семи лет, когда и упокоился.

Каждые шесть месяцев он покидал "свои дорогие Катунаки" и отправлялся в различные монастыри Святой Горы, чтобы продать свое рукоделие и купить сухарей на следующие полгода. Вы можете догадаться, была ли его котомка большой и сколько сухарей, которые были обычно его единственной пищей, съедал он за шесть месяцев.

Каждые шесть месяцев он заходил и в монастырь, в котором жил я, чтобы повидаться со мной. В последний его приход меня, к сожалению, на месте не оказалось. Он остался ждать меня за оградой монастыря, так как стеснялся войти внутрь. Когда я пришел после обеда, он ждал уже четыре часа. Увидев меня, он бросился ко мне, как маленький ребенок, несмотря на то, что был вдвое старше.

Мы пошли ко мне в келлию. Я хотел поухаживать за ним, чтобы он отдохнул, однако старец очень тактично, чтобы не обидеть меня, уклонился от этого. Он попросил только горячей воды, бросил в нее два стебелька лекарственной травы, которая была у него с собой, и выпил. На мои уговоры что‑нибудь съесть он ответил: "Отец Паисий, прости меня. Я хочу приготовиться к причастию на праздник преподобного Петра Афонского двенадцатого июня. Я пришел, чтобы в последний раз увидеться с тобой и попросить у тебя прощения, потому что скоро умру. Поэтому я не могу взять тебя к себе послушником. Прости меня, я скоро умру".

Мне все это показалось странным. Ни с того ни с сего, будучи в полном здравии, он заявляет, что собирается умирать! Однако после нашей беседы, которая длилась два с половиной часа, а также наставлений, которые он мне преподал, я поверил, что это действительно так.

Он наставлял меня стоя, и я попросил его присесть. Однако он отказался и сказал:"Не подобает слово Божие говорить сидя", хотя после девятичасового пути с поклажей был очень уставшим.

На этот раз он нес свое рукоделие, чтобы приобрести за него все необходимое для погребения. Он хотел в последний раз побывать на Божественной литургии в келлии преподобного Нила, где принял монашеский постриг, и увидеться со своими немногочисленными друзьями, рассеянными по Святой Горе, и попросить у них прощения. Поскольку это было его последнее посещение, он беседовал со мной больше обычного, возможно, чтобы доставить мне больше радости и чтобы хоть как‑то смягчить мою скорбь из‑за утраты, которая меня ожидала. Перед тем, как он преподал мне свои наставления, я говорил с ним о трудностях, с которыми мне приходилось сталкиваться на своем послушании. Почти весь день я проводил с мирскими и, сам того не желая, постоянно выслушивал грязные мирские истории. Отец Петр ответил мне: "Отец Паисий, мы должны на все смотреть с добрыми помыслами".

Старец стяжал совершенную чистоту и все видел чистым, так как в нем уже не было греха, но обитал Христос.

Затем я спросил его об одном происшедшем со мной случае — было ли это от Бога или от лукавого, хотевшего ввести меня в прелесть. Он мне ответил, что это было от Бога, а затем добавил следующее: "Отец Паисий, я постоянно переживаю подобные божественные состояния. Когда Божественная благодать посещает меня, мое сердце согревается сладостной любовью Божией, и некий дивный свет освещает меня изнутри и снаружи, так что даже келлия у меня наполняется светом. Тогда я снимаю скуфью, смиренно склоняю голову и говорю Христу:"Ударь меня в самое сердце жезлом Своего милосердия". От благодарности мои глаза источают слезы умиления, и я славословлю Бога. Я ощущаю, как мое лицо начинает светиться. В такие часы, отец Паисий, для меня замирает все вокруг, потому что я чувствую рядом Христа и больше уже ничего иного не могу у Него просить. Тогда останавливается молитва и руки уже не могут перебирать четки".

Чтобы я не понял его слова превратно и не оставил четки, не достигнув еще такого небесного состояния, он рассказал мне один случай: "Четки, отец Паисий, мы не должны выпускать из своих рук никогда, потому что это оружие монаха, которое имеет огромную силу. Однажды в Карее я перекрестил четками одного бесноватого, и он тут же исцелился".

Об этом случае я слышал и от отца Евмения, который был тогда там и видел все своими глазами. Отец Петр сидел в Карее возле разложенных для продажи четок и лекарственных трав. В это время он заметил человека, мучимого нечистым духом, которому окружающие ничем не могли помочь. Видя это, отец Петр встал, собрал свое рукоделие, бесшумно приблизился к бесноватому, перекрестил его четками и быстро, чтобы его не заметили, ушел. Почти все присутствовавшие увидели лишь то, как бесноватый внезапно исцелился, и прославили Бога за то, что и в наше время еще существуют святые! Однако маленького отца Петра почти никто, за исключением двух–трех человек, не заметил.

Старца мало кто знал, потому что он почти ни с кем не общался, стараясь оставаться в неизвестности. Однако все слышали о Петруше. Если кто‑то из знакомых встречал его и спрашивал о чем‑либо, он в ответ приводил очень точные примеры, как будто взятые из "Отечника" (примеры были разные, но смысл их был один и тот же). Человеку, не имевшему святоотеческой глубины, можно было легко соблазниться тем, что он говорил.

Например, он говорил:"Молитва смиренного переубеждает Бога", имея в виду, что молитва смиренного преклоняет Бога на милость. Также о посте он говорил:"Если вода перестанет попадать в лужу, она высохнет, и все лягушки в ней передохнут". То есть когда иссыхает чрево, умирают страсти. Как я сказал, у него был свой "Отечник".

Помимо прочих добродетелей, он отличался большой рассудительностью. Когда некоторые церковные вопросы, связанные главным образом с переходом на новый стиль, особенно обострились, он отошел от фанатично настроенных зилотов и с тех пор начал заходить в монастыри (зилоты — группа радикально настроенных монахов, живущих главным образом на Афоне в районе Карули, которые не признают никакой церковной власти и пребывают фактически вне общения с Церковью — перев.). Когда он приходил ко мне, то слушал службу в притворе. Как‑то я спросил его: "Почему ты не заходишь в храм?" Он мне ответил: "Чтобы никого не смутить. Если в притворе меня увидят зилоты, то скажут: "Отец Петр кого‑то ожидает", — и не смутятся. А если увидят отцы обители, то тоже не смутятся, потому что заметят, что со мной моя котомка".

Он стал выше человеческих немощей: фанатизма и тому подобного, потому что имел просвещение от Бога. Он был зилотом в хорошем смысле этого слова (cлово "зилот" буквально означает "ревнитель" — перев.). Причащался он обычно раз в неделю, если не выпадало никакого праздника на будний день. Также он ходил на литургии, совершавшиеся в соседних каливах. Здесь он принимал только антидор, чтобы после этого пойти еще на одну литургию, где он уже пил святую воду — в случае, если не причащался, хотя пребывал в таком духовном состоянии, что мог бы причащаться и чаще.

Как я уже говорил, он постоянно постился, вкушая пищу только после вечерни. В Великий пост он ничего не вкушал по три дня подряд и только по субботам и воскресеньям ел дважды в день с растительным маслом. Службы он заменял молитвой по четкам, которая у него занимала по семь часов в день. И это помимо его личного правила, которое состояло из семисот земных поклонов и тридцати трех сотниц с поясными поклонами. Из всего этого треть он делал за самого себя, а другие две трети — половину за живых и половину за усопших. Если он узнавал, что у кого‑нибудь были какие‑либо трудности, то совершал за него отдельную молитву с поклонами. Также часы, вечерню и повечерие он совершал по четкам. Другими словами, молитва была его рукоделием.

Пребывая в таком святом состоянии, отец Петр имел столько смирения, что считал себя величайшим грешником, обуреваемым множеством страстей. Когда священник читал Евангелие, он снимал свою скуфейку, подходил к Святым вратам и приклонял голову под Евангелие, чтобы, как сам он говорил, из него вышли все злые духи.

Считая себя ничтожеством, он не брал себе послушников. Однажды после моих настойчивых просьб он согласился взять меня своим послушником, однако тогда мне не дали благословения в монастыре, в котором я жил. Когда отец Петр пришел ко мне в последний раз и сказал, что готовится к отходу в мир иной, а также попросил у меня прощения, что не может взять меня послушником, так как скоро умрет, я уразумел волю Божию, которая скрывалась за отказом монастыря: Господь хотел забрать отца Петра к Себе. Кажется, я был недостоин жить вместе со святым. Из‑за моей греховности для меня достаточно было уже того, что Бог удостоил меня познакомиться с ним и получить от него великую духовную пользу. Если бы Господь сподобил меня хотя бы издали видеть его и в будущей жизни, — это было бы великой милостью.

Незабываемыми для меня останутся его последние наставления, которые он дал мне во время нашего прощания. Здесь можно явственно видеть величие Божие во святых Его, как и в маленьком преподобном Петре, которого его друзья не целовали мертвого, но который сам пришел к ним, чтобы они дали ему живому"последнее целование".

После этого он зашел в Карею, взял все необходимое для своего погребения и направился в келлию преподобного Нила. На следующий день, 12 июня, в свои именины (память преподобного Петра Афонского) он причастился. Сюда также пришли отцы из округи (отшельники). Когда закончилась Божественная литургия, отец Петр вышел из церкви, приготовил для отцов воду и лукум, потом сел рядом и сомкнул глаза, предав свою освященную душу Христу. Отцы подумали, что он заснул, и ждали, пока он откроет глаза, чтобы пожелать ему многолетия. Толкнув его в бок, они поняли, что он отошел на Небо, и пожелали ему Царствия Небесного.

Он упокоился 12 июня, в день памяти преподобного Петра Афонского, в 1958 году. Да будут с нами его святые молитвы. Аминь.



≈ преподобный Паисий Святогорец

afonit.info