Матушка, известно, что Вы долгое время подвизались в Пюхтицком Свято-Успенском ставропигиальном женском монастыре в Эстонии, но когда начал разваливаться Советский Союз, когда начало рушиться наше государство, то вернулись в Россию. Здесь стали насельницей возрождающегося Свято-Успенского монастыря в городе Александрове. Наверное, первое впечатление от увиденного в селе Махра на месте древнего мужского монастыря было гнетущим?

Скажу, о чем я подумала, увидев руины монастыря, основанного в XIV веке преподобным Стефаном Махрищским по благословению святителя Алексия, митрополита Московского. За минувшие века монастырь переживал периоды расцвета и упадка. Всякое было. Однако в годы советской власти он оказался настолько разрушенным, так был осквернен людьми без Бога в душе, что в голове пронеслось: потребуются многие десятилетия и неимоверные усилия, чтобы вернуть его к жизни. И еще одна сочувственная мысль вспыхнула: «Несчастный тот настоятель, которого пришлют возрождать обитель. Практически с нуля!» Мы, то есть несколько сестер из Александрова, приехали в Махру с владыкой Евлогием. Посмотрели, погоревали и уехали. Владыка – во Владимир, сестры – в Александров. А через несколько дней меня вдруг назначают сюда старшей монахиней! Все столетия вплоть до революции монастырь являлся мужским, теперь из-за малочисленности братии в возрождающихся православных обителях было решено возобновить его как женский скит. И вот я с двумя сестрами в конце октября прибыла в эту разруху. На территории находился единственный жилой корпус (бывшие архимандритские покои), в котором базировался пионерский лагерь Северного пароходства. Детей из Мурманска привозили лишь на лето. Поскольку их осенью не было, директор лагеря разрешил нам там поселиться. Мы заверили его, что мешать никому не будем. Директор растрогался и подарил владыке Евлогию старую монастырскую икону преподобного Стефана Махрищского, попавшую к нему каким-то образом. В этот момент преподобный как бы вернулся в обитель.

Что сестрам-первопроходцам оказалось под силу? С чего начали?

Перво-наперво стали восстанавливать корпус с трапезной внизу, кельями наверху и отдельным помещением – жильем для священника. И крохотный Петропавловский храм, сначала превращенный в спортивный зал, затем со временем оказавшийся без окон и дверей, без отопления. Два месяца мы ходили молиться в городской храм в Карабаново. Шли шесть километров пешком, в резиновых сапогах, в телогрейках, стараясь не обращать внимание на осенне-зимнее ненастье. Эти два месяца ушли у нас на восстановление храма, в котором пришлось тогда жить. 30 декабря храм освятили, и как начались в нем службы в предпоследний день 1993 года, так богослужения и совершаются в монастыре каждый день. Никогда они больше не прерывались… Сама я очень люблю клиросное послушание, люблю хор, но нередко с грустью думала, что в этой Владимирской глуши уж точно сестринского хора не будет. Видимо, думала я, придется смиряться и петь с бабушками без всяких красивых песнопений, совсем просто. И тут случилось чудо: прошло всего несколько месяцев и Великим постом, особо запомнившимся пургой и метелями, сюда друг за другом прибыли в качестве послушниц пять выпускниц музыкального училища из Вологды. Четверо из них сразу стали петь на клиросе. Духовные чада одного батюшки они приехали к нам по его благословению. Хор сложился сразу. Мы жили службами. Восстанавливать что-либо не могли, поскольку нам ничего не принадлежало – ни монастырская территория, ни здания на ней. И так прошло два года. Сестры обязательно бывали на полунощнице, утрене, Литургии, вечерне и повечерии. Три канона, трехсотница, Евангелие, Апостол, вечерние молитвы – все прочитывалось в храме, и тоже никто никогда не уклонялся. Такая сосредоточенность на службах, возможность усиленно молиться стали, можно сказать, той закваской или основой, которая держала монастырь, когда началось его восстановление с бурным строительством. Строительство нас не раздавило, поскольку мы сохранили внутренний стержень, заложенный в течение первых двух лет.

А как началось бурное строительство?

Этот этап и последующие годы связаны с именем замечательного человека – Эрика (в крещении Эраста) Николаевича Поздышева, возглавлявшего в то время концерн «Росэнергоатом». Вышли мы на него, находясь в напряженном поиске угля. Дело обстояло следующим образом: через два года нашего пребывания на монастырской территории истопники отправились праздновать Новый год, бросив огромную угольную котельную, как говорится, на произвол судьбы. Пришлось сестрам заступить «на вахту», и с тех пор она стала для нас постоянной, круглосуточной. Какое-то время с углем помогал район, затем не смог. В стране были тяжкие времена, кругом разруха страшная, а мы в зиму оказались без угля. Стали искать благотворителей в Москве. Куда только и к кому только не обращались – увы, безрезультатно. В конце концов дозвонились до президента концерна «Роэсэнергоатом» и услышали от него: «Что, шуб вам не хватает? Замерзаете?» – «Нет, не шуб, а угля!» – закричали мы в трубку. И тут же спросили: «Можно, кто-то из сестер к Вам приедет и покажет фотографии, как на сегодняшний день выглядит монастырь?» Он согласился. А вскоре последовал ответный визит. Эрик Николаевич приехал к нам как раз на праздник святой великомученицы Екатерины. Со своим заместителем и еще с одним сотрудником концерна. Они все посмотрели, обо всем расспросили, посовещались. «Будем восстанавливать» – услышали мы их решение. Позже наш благотворитель рассказывал, как он пришел к вере. Будучи атомщиком, он, много поездив по заграницам, задавался вопросом: почему там люди просто живут, а в России выживают? В какой-то момент осенило: причина скорее всего в том, что в других странах не разрушали свои святыни. Мы же кощунственно их разрушили. Осквернили, взорвали, где-то разобрали по кирпичику. И единственный путь возрождения нормальной жизни в России – это восстановление ее святынь. Поэтому ехал он к нам осознанно.

Люди, привыкшие иметь дело с атомными станциями (а Эрик Николаевич, замечу, после страшной катастрофы на Чернобыльской АЭС был назначен ее директором, строил «саркофаг» или объект «Укрытие» над 4-м блоком) взялись за монастырь очень серьезно. Работы шли в стремительном темпе. Восстанавливались жилые корпуса, монастырская трапезная, появилась новая котельная (теперь уже на солярке), были переложены инженерные коммуникации по всей территории. Первое время кормить десятки людей приходилось в крохотной трапезной. Было около70 рабочих, плюс студенты духовной семинарии, которые летом вели раскопки на месте взорванного в 1942 году храма преподобного Стефана Махрищского. И владыка Евлогий часто приезжал, и благотворители из «Росэнергоатома». Крупных специалистов в своей области, настоящих подвижников – археолога Леонида Андреевича Беляева, архитектора-реставратора Сергея Васильевича Демидова – словом, всех, кто у нас появлялся, тоже там принимали. Когда нам говорят: «Вы восстановили монастырь», отвечаем: «Мы только кормили людей». Кормили изо дня в день, с семи утра до одиннадцати вечера… Службы и готовка еды – вот что прежде всего вспоминается из тех лет. Но, конечно, самым памятным явилось возвращение к жизни главной святыни монастыря – Стефановского храма – и его освящение Святейшим Патриархом Алексием II. Это было 25 ноября 1997 года. Вообще то событие казалось совершенно невероятным: в монастырь в глухом селе, где подвизается 30 сестер, приехал Предстоятель Русской Православной Церкви! Потом Патриарх Алексий посетил нашу обитель летом 2005 года, а Патриарх Кирилл за время своего предстоятельства побывал здесь уже шесть раз. 

Матушка Елисавета, если говорить о детском приюте: начало 2000-х в России было не из легких, но обездоленные дети обрели в обители свой дом и прекрасные возможности развиваться в духовном и творческом плане. Это ведь потребовало не только мобилизации сестринских сил, но и немалых денежных средств?

За строительством комфортного уютного дома для девочек из неблагополучных семей и девочек-сирот стоит еще один замечательный человек, которого Господь к нам направил, тоже из Москвы, но пусть об этом поведает монахиня Анна, казначея обители.

Мать Анна, расскажите, пожалуйста.

Во всем, что у нас происходит, чувствуется чудесная и скорая помощь преподобного Стефана Махрищского. Второго благотворителя – частного предпринимателя, Виталия Ивановича Даниленко – вымолили дети. Сама идея организовать при монастыре детский приют исходила от Эрика Николаевича Поздышева. В общем стали строить дом для детей, которые к нам «прибились» и жили на первых порах кто в библиотеке (где поставили двухъярусные кровати), кто в келье у старшей сестры. Девать их в наших условиях было совершенно некуда, а они, бездомные, так намыкались за свою еще недолгую жизнь и так мечтали о своем доме! В какой-то момент у Эрика Николаевича не хватило средств, стройка должна была встать. Я сказала: «Дети, молитесь! У меня только долги. Вымолите помощь, будет у вас дом. Не вымолите – не будет». Они молились. Сотни писем мы тогда разослали c просьбой помочь, откликнулись единицы. Прислали какие-то небольшие суммы. И вдруг звонок из Москвы. Звонивший сообщил, что хочет помочь детскому приюту. В итоге он нам профинансировал весь остаток за строительство дома, благодаря чему дом был закончен в течение нескольких месяцев. Когда девочки туда вселились, радости было! А Виталий Иванович, человек глубокой веры, продолжает помогать монастырю, как бы приняв эстафету от Эрика Николаевича, которому пошел 82-й год. Главным детищем Даниленко стал храм Живоначальной Троицы, знакомый нам только по старой фотографии. В богоборческие годы были разрушены четверик, алтарь, пол-колокольни. На месте алтаря стоял жилой дом. Мы браться за него боялись. Он был за оградой обители, к монастырю не относился, частью монастырского ансамбля не являлся, и все же при взгляде на него душа отзывалась болью. Но как поднять эту махину? Представляете: 53 метра длина, высота будущего купола 23 метра, да один только алтарь 8 на 11 метров? Появились люди, москвичи, которые сказали, что хотят восстановить храм. Колокольню они возвели, на храм средств не хватило. Строительство началось и остановилось. На это было смотреть еще больнее, чем когда он стоял разрушенный.

И тогда Виталий Иванович взялся за дело?

Виталий Иванович, пожалуй, года два отказывался, говоря, что он будет устанавливать коммуникации, очистные сооружения, помогать со строительством котельной – иными словами, решать хозяйственные вопросы. А купола золотить, говорил он, мол, другие люди найдутся. Когда нам стало совершенно невыносимо видеть остановленную стройку, сестры пошли среди строительных лесов, бетономешалок, мешков с цементов – поставили аналой, положили на него икону преподобного Сергия Радонежского, в честь которого храм был прежде освящен, и стали читать акафист Преподобному. Ходили туда каждое воскресенье в течение месяца. Просто читали акафист! После того, как они, наверное, раза четыре прочитали акафист, Виталий Иванович вдруг неожиданно согласился восстанавливать порушенную святыню. И за три года она была полностью восстановлена, восстала из небытия. Здесь, мы верим, помощь пришла от преподобного Сергия, побывавшего в нашей обители в гостях у преподобного Стефана, с которым его связывала духовная дружба.

Удивительное чувство испытываешь в этом благолепном, дивно расписанном храме. Понятно, что место намоленное, но храм возведен в наши дни, а ощущения «новодела» нет. Кажется, все в нем дышит древностью.

С росписями тоже было интересно. Восстановив храм, наш благотворитель сказал, что ему нравятся белые стены – расписывать их не будем. А среди сестер есть иконописцы, которые обратились к матушке Елисавете с просьбой: несмотря на то, что они никогда стены не расписывали, уж больно хочется попробовать. «Пробовать» решили в небольшом придельчике преподобного Сергия. Наш монастырь около 20 лет связан с прекрасной и удивительной семьей, глава которой Александр Александрович Лавданский – один из ведущих отечественных иконописцев – руководит иконописной мастерской «Киноварь» и все пятеро его детей работают в сфере церковного искусства. Мы попросили его проверить наш проект. Он посмотрел и сказал, что мыслим неправильно: надо на видном месте – да-да, во всю стену! – писать Матерь Божию. Добавил, что поможет, поддержит сестер. Те сделали эскиз, перенесли все по квадратику на стену. Александр Александрович заверил, что у них хорошо получается. Потом, когда своих сил не хватило – объем-то огромный! – разработал проект росписей и сам возглавил работы.

Мать Анна, не могу не спросить и о подсобном хозяйстве. Сестры начинали с маленького участочка, где сажали картошку – их спасительницу в трудные годы. Сегодня у монастыря такое подсобное хозяйство, что каждый его объект – коровник, курятник, молочный заводик – поражает воображение. Это нужно иметь талант руководителя-хозяйственника, чтобы выйти на столь высокий уровень?

Нужно иметь натуру, как у нашей матушки-настоятельницы. Человек неравнодушный, необычайно творческий она открыта всему новому. В монастыре жизнь выстроена так, что сестрам разрешается многому учиться. Например, регенты хора прошли обучение в Регентской школе при МДА и других регентских курсах, певчие совершенствуют свое мастерство с профессиональным педагогом-вокалистом, сестры-иконописцы прошли стажировку в иконописной школе при МДА. А сестру, которая коров видела лишь по телевизору, отправили на послушание в коровник. Матушка ей сказала, что она может вызывать, откуда посчитает нужным, опытных зоотехников. Хороших специалистов, легких на подъем, нашли в Питере, пригласили. Кроме того, сама эта сестра ездила на Российскую агропромышленную выставку «Золотая осень» на ВДНХ. По истечении четырех лет она настолько освоила премудрость выращивания и разведения коров, ухода за ними, что ее стали приглашать для консультаций в другие монастыри.

Беседа с игуменией Елисаветой и монахиней Анной состоялась в непростой для обители день. После Божественной литургии в Стефановском храме началось отпевание схимонахини Венедикты (Свеженцовой). Позже, на поминальной трапезе, матушка Елисавета скажет, что это был чистый человек с детской душой. Безропотная она была, скажет матушка, отметив, что мать Рахиль (такое имя монахиня носила до принятия великой схимы) всегда находилась в мирном расположении духа, и это, вероятно, было результатом серьезной внутренней работы. Другие вспоминали о непосредственности монахини Рахили, которая все время что-то напевала. У нее душа пела, говорили сестры. Многие видели, как мать Рахиль с радостной улыбкой кормила уточек или кошек, работала на скотном дворе, в огороде или просто шла по монастырской аллее и пела! Особенно любила – «Царице моя Преблагая…» На следующий день после того, как ее, измученную тяжелой болезнью, привезли из больницы в родную обитель, клирик монастыря игумен Порфирий (Клименко), разделяющий с сестрами их тяготы и радости практически четверть века, постриг монахиню в великую схиму с именем Венедикты. Ее духовным отцом был приснопоминаемый наместник Оптиной Пустыни архимандрит Венедикт (Пеньков). Татьяне (мирское имя) хотелось всю жизнь быть при батюшке, трудиться во славу Божию, однако тот сказал, что ей полезно уйти в женский монастырь, принять монашество. За послушание она выполнила наказ духовника. Схимонахиня Венедикта ушла в мир иной через два с небольшим часа после принятия великой схимы – в возрасте 59 лет. Не дожила до своего юбилея. Но, по словам матушки Елисаветы, чувствовалось, что она уже была готова для Царства Небесного. Став первой великосхимницей Стефано-Махрищского монастыря, преобразованного в конце XX века в женский, схимонахиня Венедикта вписала в его современную летопись пронзительно-светлую страницу.

источник: "Монастырский вестник"