Доклад архиепископа Пятигорского и Черкесского Феофилакта на конференции «Преемство монашеской традиции в современных монастырях» (Свято-Троицкая Сергиева лавра. 23–24 сентября 2017 года).
Ваши Высокопреосвященства, Преосвященства, дорогие Владыки, дорогие отцы игумены и матушки игумении, дорогие братья и сестры!
Я приехал с Северного Кавказа, поэтому хотел бы поприветствовать всех вас самым лучшим приветствием, которое только может быть: «Христос посреди нас!»
Михаил Владимирович уже рассказывал о монашеской афонской традиции, ее влиянии и распространении на территории современной России. Я хотел бы отчасти продолжить этот рассказ, потому что лучше всего предмет обсуждения рассматривать на конкретном примере. Охватить все события, происходившие в Русской Православной Церкви, очень кратко практически невозможно, поэтому я счел целесообразным рассказать немного об обителях Северного Кавказа в период гонений и о том, что сегодня они нам оставили как опыт.
На Северный Кавказ монахи пришли со Святой Горы Афон. И Зеленчукская Александро-Невская Афонская пустынь, и Успенский Бештаугорский Второафонский монастырь нашей Пятигорской епархии были основаны святогорцами. По благословению настоятеля Иоанно-Богословской келии монастыря Хиландар иеросхимонаха Герасима (Попова) иеромонах Иоанн (Мирошников) 27 июля 1903 года прибыл в Россию для создания подворья на Кавказе. 2 мая 1904 года на месте, указанном святым праведным Иоанном Кронштадтским, уже совершили закладку монастырского храма.
Накануне революции Бештаугорский монастырь процветал. Ежегодно из Пятигорска во Второафонскую обитель совершались два крестных хода: на престольный праздник Успения и в день памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Бештаугорский Успенский монастырь стал просветительским центром Кавказских Минеральных Вод. В обители работала собственная типография. В начале 1917 года здесь проживало пятьдесят насельников. Духовный авторитет братии был очень высок. И это несмотря на то, что территория, на которой он располагался, соседствовала с традициями не только далекими, а иногда и противоположно настроенными по отношению к Православию.
После революции большинство приходов Кавказских Минеральных Вод захватили обновленцы. На монастырь начались нападения безбожников и разбойников. Братия стояла твердо, охраняя святыню от поругания. Двое монахов приняли мученическую кончину, отгоняя бандитов от храма. В годы богоборчества именно Второафонская обитель стала оплотом Православия на Кавказских Минеральных Водах.
В годы гонений архимандрит Иоанн (Мирошников), иеросхимонах Стефан (Игнатенко) и другие насельники обители под омофором архипастырей-исповедников остаются проповедниками, духовниками, обличителями раскола. Становятся устроителями тайных скитов.
«Открывая тайные скиты, мы, с одной стороны, укрепляли веру, с другой – воспитывали кадры для борьбы с безбожием. На основании Священного Писания я считаю, что всё, что является безбожием, – то от сатаны. Поэтому соввласть и все ее мероприятия и различные общественные организации – дело рук сатаны. Своих убеждений я никогда не скрывал», – скажет отец Иоанн (Мирошников) на допросе в ОГПУ.
Часть насельников обители ушла в Абхазию. Тайный православный скит находился в густых рощах хребта Псху близ Цебельды. В скиту поддерживался монастырский распорядок и богослужебный строй. Духовником братии стал отец Пимен (Гавриленко) (в будущем – схиархимандрит Пимен, духовник и старец Псково-Печерского монастыря). Лишь 29 апреля 1930 года отряд НКВД добрался до скита.
Устав и традиция в скиту стали любящими отцом и матерью, воспитывающими свое чадо для единственной цели – открыть, воссоздать и прославить в нем образ Божий. И в современности нам нужно верить им, уставу и традиции, как дети верят любящим родителям, и следовать за ними. Спасение и Царство Небесное остаются нашими единственными целями. Как тогда, так и теперь.
Основывать скиты удавалось, пользуясь доброжелательным отношением народов Кавказа. Открытое исповедание веры, верность святому Православию, сохранение литургической жизни, скромность повседневного быта вызывали неизменное уважение у местных жителей. А еще и просто сострадание. Никогда они не проходили мимо без приветствия и доброго слова.
Говоря об аскетическом подвиге, вспомню последнего довоенного Пятигорского архиерея епископа Мефодия (Абрамкина). Его панагия из фольги до сих пор хранится в казачьем храме Горячеводска. Епископ Мефодий жил очень скромно, собственноручно готовил и стирал. Ему приходилось часто менять жилье, так как в то время никто не отваживался надолго оставлять в квартирантах служителей Церкви.
Воинствующие комсомольцы не давали епископу ездить в трамвае, насильно вытаскивали его из вагона и публично оскорбляли. Поэтому владыка Мефодий в сопровождении иподиаконов почти каждый день ходил в станицу Горячеводскую, где совершал богослужения. Путь неблизкий – около трех километров в одну сторону, особенно для пожилого человека.
Несмотря на тяжесть внешних обстоятельств, отцы эпохи гонений сохраняли подлинно монашеский дух, который роднит их с подвижниками древности и современными монахами. Когда мы с братией уже возрожденного Бештаугорского монастыря отправились в паломничество на Святую Гору Афон, то осознавали, что ехали на родину нашей обители. Там стало понятно, откуда происходят лучшие черты подвига отцов, о которых я начал вам рассказывать.
Продолжая бывать с братией Бештаугорской обители в монастырях Святой Горы, всякий раз убеждаюсь, что современных подвижников и основателей нашей обители отличают только годы жизни. Смысл и цель их жизни остаются неизменными. Это Христос и Царствие Божие.
Всё в жизни подлинных монахов по-прежнему «из Него, Им и к Нему» (Рим.11, 36). И это также притягивает к ним наши сердца, как притягивало многочисленных верующих к подвижникам начала прошлого века.
Эта же проповедь веры звучала из уст архипастырей нашего региона, обличавших обновленческий раскол.
Епископ Никифор (Ефимов), управлявший Пятигорской епархией с февраля по декабрь 1930 года, говорил двум тысячам паломникам, съехавшимся на престольные торжества в Бештаугорский монастырь: «Лукавое тяжелое время я понимаю как время, в которое можно легко потерять веру, в которое открытое верование сопряжено с насмешками и глумлением со стороны неверующих». Текст его проповеди стал частью уголовного дела.26 августа 1937 года Тройкой НКВД Карельской АССР архиепископ Никифор приговорен к высшей мере наказания – расстрелу.
14 февраля 1939 года расстрелян архиепископ Мефодий (Абрамкин), о котором я уже упоминал. Он также открыто и ярко обличал обновленческий раскол. Эти архипастыри приняли мученическую кончину за чистоту своей веры. Как мы видим, архипастыри и отцы эпохи гонений, как и наши современники, не чужды окружающих событий. Они размышляют о том, что происходит. Активно участвуют в социальной жизни, а самое главное – они проповедуют. Например, в 1929–1931 годах архимандрит Иоанн (Мирошников) входил в Епархиальный совет при владыке Никифоре (Ефимове), был духовником архиепископа Павла (Вильковского), принимал активное участие в жизни православной общины региона Кавказских Минеральных Вод. Но священномонахи смотрят на всё окружающее через призму вечности. Оставаясь на земле, прикасаются к небу. Во всем видят духовные причины и последствия.
Вот о чем отцы обители пишут своим духовным чадам.
В 1932 году отец Иоанн (Мирошников) писал из ссылки своей духовной дочери монахине Анастасии: «Говорит Господь: "В мире скорбны будете! Мир во зле лежит! И будете ненавидимы имени Моего ради. В терпении вашем стяжите души ваши". Помни, что мы терпим ради Господа нашего Иисуса Христа, Его Пречистой Матери!»
Иеросхимонах Стефан (Игнатенко) также пишет духовным чадам: «Да поможет вам Господь подвизаться в молитве и преуспевать в ней, а также в терпении скорбей, болезней, преуспеть в смирении и кротости… Все испытания, постигающие нас болезни и скорби – не без причины. Но если потерпите всё безропотно, то Господь не оставит вас без наград. Если не здесь, на земле, то всячески на небе. Смиримся под крепкой рукой Божией, и совершенно предадим себя в волю Божию, и найдем успокоение душевное».
Даже в эпоху испытаний они говорят о едином на потребу. И зовут спасаться не от внешнего врага, а от внутреннего, способного погубить душу. Они проповедуют Христа своей жизнью во всякое время. Подвиг отцов эпохи гонений вдохновляет всех нас. Прежде всего своей подлинностью, необычайной искренностью и живостью. С одной стороны, они подвизались совсем недавно. И подвергались, может быть, тем же соблазнам безбожного окружения. С другой стороны, их закалили гонения, которым они противостояли своим единством во Христе Иисусе. Вся их жизнь – стремление ко Христу и желание привести с собой к Нему всех, кого возможно. И в этом мы с вами можем и должны быть едины.
Когда за Божественной литургией вместе со своей братией я поминаю своих предшественников, то всякий раз обращаю к себе самому вопросы: какой я сам молитвенник? Какой из меня проповедник? Что я делаю, чтобы не оказаться негодным для Царствия Небесного и, «взявшись за орало, не обратиться вспять»?
Заставляя себя отвечать на такие вопросы, мы приближаемся к еще одной черте подлинного монашеского подвига эпохи гонений – духовной трезвости. Стоит начать что-либо делать одному, тогда этому делу найдутся продолжатели. Любому делу. Они, наши духовные предки, положили начало спасения не только себе, но и всем нам. Благодарю за внимание!
Монастырский вестник
