Перед многими верующими людьми в возрасте 20–30 лет возникает вопрос: идти в монахи или вступить в брак? Где спасительнее? Многие святые отцы, чьи жития мы читаем, чьи труды помогают нам идти по духовному пути, были монахами. Но, с другой стороны, брак – это Божие установление. Как же поступить будет правильнее? На эту тему рассуждает епископ Переславский и Угличский Феоктист (Игумнов). 

Начну с того, что за самого человека никто ответить на этот вопрос не может. Брак или монашество, монашество или брак, сначала брак, потом монашество, или как-то еще. 

Если мы сознательные христиане, то мы хотим одного – исполнения воли Божией. А ее можно исполнять в любом статусе. Для этого нет необходимости ждать, когда ты станешь женатым человеком. Нужно исполнять волю Божию ежесекундно, потому что не знаешь, что будет дальше. Если я этого не исполняю, тогда значения не имеет абсолютно никакого выбор - брак или монашество. Бог так или иначе меня к чему-то приведет: к монашеству, к браку или через брак к монашеству, такое тоже случается. 

Помните житие преподобного Макария Великого. Он был уверен, что, живя в пустыне, он достиг определенной духовной высоты. Оказалось, что духовно он не достиг и уровня домохозяек. А пустыня, по сравнению с домом и ведением хозяйства, – это просто детский сад рядом с университетом. Пустыня не спасает, постриг не спасает. Прекрасное имя Макарий автоматически не делает человека высоким и спасенным. 

Если есть любимый человек, то идея про монашество не возникает, и странно, если она возникнет. Если такого человека нет, время идет, и ты чувствуешь себя неуютно оттого, что не пребываешь ни в одном из двух благословляемых Церковью состояний, тогда стоит подумать, нужно ли попробовать себя в монашестве. Я имею в виду: пойти побыть в монастыре в качестве послушника. Тогда станет многое понятно. Потому что в монашестве, как и в браке, необходимо некоторое время для испытания. 

Я последнее время упорно сталкиваюсь с тем, что люди приходят и говорят, что хотят жениться. Я прошу их подождать года три. Они возмущаются и говорят, что встречаются три недели и не могут ждать так долго. Я объясняю им, что для того, чтобы вступать в брак, нужно сначала стать друзьями. Для этого необходимо съесть вместе тот самый пуд соли, лучше узнать человека, и тогда будет всё хорошо. То же самое можно говорить о монашестве. Но это не какое-то абстрактное послушничество. Это пребывание в конкретной монашеской общине с конкретными людьми. Нужно понять, насколько тебе комфортно с ними, насколько ты готов с ними находиться на этом месте, с этим богослужебным уставом до конца жизни. Если готов и понимаешь, что ощущаешь себя как в семье, то тогда, конечно, вступай, живи, и Бог сподобит, может быть, когда-то монашеского пострига. Мне думается, что так это работает. Бывают ситуации, когда человек живет в монастыре и через какое-то время понимает, что это не его путь, и уходит.

Епископ Феоктист (Игумнов)

Как и в общении с людьми. Девушка прекрасная, даже православная, креститься умеет, причащается, правильные слова знает, юбка нужной длины. И ты думаешь: какая удачная партия, сейчас мы поженимся и будем воспитывать православных деток. Но ты начинаешь с ней общаться и понимаешь, что не твое. Для этого нужно время, чтобы понять. Так и с монашеством. 

Апостол Павел говорил, что семейная жизнь подразумевает семейные хлопоты. Люди часто смотрят на монахов как на людей не от мира сего, в странных костюмах. Кажется, что ходят они со службы в келью и обратно. Прямо ангелоподобное житие. Но когда человек там оказывается, выясняется, что за всем этим внешним такие бурлят переживания и страсти. Людей так раздирает на клочки, что и не снилось. Многие люди, приходя туда и погружаясь в это, узнавая монастырскую жизнь, делают вывод, что такого кипения страстей не встречали и в самых неприятных местах мирской жизни. 

Так и на семейную жизнь смотришь со стороны, там все такие красивые, счастливые, симпатичные детки. Но когда ты узнаешь, как эта семья живет, то выясняется, что там очень много сложностей. Я даже не говорю о внутренних проблемах, что люди между собой что-то делят. Имеются в виду сложности технического характера. Что дома постоянно бардак, постоянный недосып, фоновый шум, необходимость решать кучу проблем, постоянное беспокойство и так далее. 

У меня относительно недавно, пять лет назад, появился родной племянник, мы долго его ждали. Когда мне сестра сообщила об этом, я радовался минуты две, а потом пошли мысли, а вдруг с ним что-нибудь случится? И с той поры меня эта мысль не оставляет. Я постоянно переживаю. И это племянник, а как люди переживают о собственных детях? Как мать переживает о собственном ребенке еще с момента его появления во чреве? И не важно, сколько потом ему будет лет – это переживание на всю жизнь. Каково жить под гнетом этих переживаний? Хотя со стороны всё кажется здорово. И я не знаю, чьи внутренние тяготы и искушения выше: монахов или семейных людей. Даже само по себе посещение храма, предположим, когда дети еще маленькие, сходить причаститься с ними, – это целая спецоперация. 

Возьмем ситуацию мегаполиса, где мы находимся. Я служил и работал в Издательском совете и постоянно думал, что работаю с 9:30 до 18:30. Путь на работу занимает чуть больше часа общественным транспортом. Я ухожу рано, работаю, а когда прихожу, то ничего уже не хочу делать. Я еще при этом настоятель храма. Вечером вторника и утром среды я служу, и в пятницу я тоже еду служить в храм до воскресенья. У меня нет ни одного выходного дня. Есть только вторая половина воскресенья, когда я могу быть дома вне этого всего. Так вот, я думал, что я монах и в общем-то всем обеспечен. А как вот миряне? Мы говорим в храмах, чтобы люди ходили на всенощную, не пропускали выходные дни, праздники. А каково это? Я без семьи в этом графике – в хороших условиях, в отдельном кабинете с кондиционером – и то изнемогал. А люди работают, бывает, так, что и не присядут за день. Стоматологи, например, или хирурги, которые проводят на ногах столько времени. Много людей, у всех тяготы, это значительно сложнее, чем быть заместителем председателя Издательского совета. И вот эти люди находят в себе силы прийти в храм, а у них же еще семьи вдобавок. Это значит, что нужно заранее проснуться, всех разбудить, накормить, отвезти в школу, а потом на работу отправиться. А еще есть супруг или супруга, с которым нужно общаться. И эти люди преодолевают себя и изыскивают возможность молиться, ходить в храмы. И когда их батюшки спрашивают, почему они не пришли, то они начинают еще извиняться. Такого смирения нигде не найдешь, правда. 

Я на исповеди слышу от людей: «Господи, прости, я позавчера не прочитал вечернюю молитву». В такие моменты я думаю: «А когда я сам их последний раз читал?» Или говорят, что обычно читают две кафизмы, а сейчас только одну. И я иной раз не знаю, о чем вообще речь. Я сильно утрирую, но факт в том, что эти люди значительно более устремлены. Они отдают больше времени Богу, чем я. Хотя у меня вроде как для этого есть все возможности. И я скажу, что это не потому, что я плохой. А просто само по себе монашествовать не означает, что ты будешь больше молиться, крепче поститься. Постриг не сделает из тебя духовного «супермена». Как раз наоборот. Постриг приведет тебя к глубокому отвращению от всего религиозного, которое будет необходимо постоянно преодолевать усилием воли. Как в семейной жизни ты должен преодолевать, так и здесь будешь преодолевать. В семейной жизни оно понятное, видное. Вот ребенок, нужно принять весь комплекс мер, чтобы он затих. А у монахов внутренние исчадия. Мы слышим, что враги человека – домашние его. И часто это толкуется: я воцерковился, начал молиться, а мои близкие на меня ополчились и стали моими врагами. Нет, конечно. Врагами человека никогда не могут быть другие люди. Как сказал апостол Павел: наша брань не против плоти и крови, а против духов злобы поднебесной. Так и здесь. Многие древние толкователи говорят, что слова Христа о том, что враги человека – домашние его, это как раз внутренние помыслы, внутренние страсти, которые не дают сосредоточиться на молитве и вообще на чем-либо. Это они нас понуждают делать то, чего мы вовсе не хотим и от чего в итоге страдаем. Монаху в первую очередь приходится бороться с ними. Эта борьба сложнее, чем «борьба» с собственными детьми или с мужем.

Нужно говорить не о том, кому сложнее в бытовом смысле, а о том, кто на чем сосредоточен, кто какими инструментами пользуется. Кто-то себя преодолевает посредством служения своей семье, подчиняясь своей семье, а кто-то – посредством служения братии и подчиняясь игумену. Но и там и там придется служить и подчиняться. И там и там будет сложно. Мы, как ветхие люди, склонны искать удовольствий, исполнения своей воли. Но ни монашество, ни брак не подразумевают жизни ради собственного удовольствия. И это нужно очень четко понимать. Вступая в брак, приходя в монастырь, ты выходишь на определенного рода духовный подвиг. В монашестве есть один плюс по сравнению с браком и один существенный минус. Они таким образом друг друга уравновешивают. В монашестве есть ты и есть Бог. В этой связке напортачить может только один. И когда ты совершаешь ошибку, у тебя всегда есть возможность покаяться, и Бог всегда нас принимает. В браке есть ты, жена или муж и Бог. То есть людей в два раза больше, и они оба ошибаются. Ты можешь быть близок к идеалу, а вторая половина не очень близка к нему, или наоборот. Но страдать вы будете оба. Если ты в браке наошибался, то тут Бога одного недостаточно, тебе нужно разбираться еще с мужем или женой. Зачастую это бывает сложнее, чем с Богом. При этом монашество может закончиться только с твоей смертью. А в браке, даже самом несчастном, есть всегда надежда на избавление. Потому что из брака перейти в статус монаха можно. А вот наоборот церковного пути не существует. И монах не может быть бывшим. Он может не жить, как монах, но мы говорим о том, что это уже неотъемлемая печать на человеке.

Нельзя сидеть и кидать монетку, накидывать плюсы или минусы монашества или семейного образа жизни. Это вопрос исключительно призвания, которое Бог так или иначе человеку показывает и подсказывает. Не всегда и даже часто призвание – это вовсе не то, о чем ты мечтаешь. Это не та идеальная картинка, которую ты нарисовал. Призвание – это часто некоторое преодоление. Но Бог тебе показывает и подсказывает, что это твой путь. И дальше уже задача понять и принять это, тогда всё будет хорошо. Мы сейчас сидим и говорим об этом в категории выбора. Но в конечном итоге мы правильно пришли к мысли, что если все одинаковые, то какая разница? Разницы, действительно, никакой. Наше дело исполнять волю Божию. Он призвал к монашеству – идем и там ее стараемся выполнить. Призвал к семейной жизни – идем и стараемся выполнить. Потому что и там, и там будет тяжелое искушение.

Монашествующий будет заглядываться на семейных, мечтая о семейном очаге, тепле и уюте вместо своей кельи, холостяцкой, суровой, и странных мужиков вокруг. Мирской будет утомлен всем, чем может, и может мечтать съездить на Афон в монастырь и изменить свою жизнь. Так будет происходить в любом случае. Но если ты не призван к монашеству – сбежишь. Не призван к семейной жизни – тоже сбежишь. Если ты пришел получать удовольствие – тоже сбежишь. Как понять, есть призвание или нет? Нужно молиться в первую очередь. Если есть девушка, которая симпатична и которая интересна, то вопрос про монашество можно пока отложить. Если такой девушки нет, то можно попробовать пожить как послушник в монастыре и понять, что это такое изнутри. Но при этом нужно быть аккуратнее с людьми. Сегодня с одной девушкой, завтра с другой, послезавтра с третьей, а какая мне больше понравится, я потом решу – вот так не надо с людьми. И на всем протяжении этого процесса необходимо молиться о том, чтобы Бог открыл и показал. Он может всё, и для него нет никаких ограничений. Важна нелицемерная, сердечная молитва в своей запертой келье. 

К так называемому монашеству в миру у меня отношение сугубо отрицательное. Меня периодически как архиерея просят постричь и приписать родственников к монастырю. Но так это не работает. Монашество неразрывно связано с монастырем. Есть те обеты, которые дает человек. Недавно я совершал схимнический постриг. Спрашиваю: «Пребудешь ли в этом монастыре до последнего твоего издыхания?» Отвечает, что да, и едет домой. «Прибудешь ли в общем житии, и тесноте, и нестяжании на общую потребу?» Отвечает, что да, и тут же едет получать свою пенсию. «Пребудешь ли в послушании у настоятеля и братии?» Тоже соглашается и живет без всякой братии, а на послушании всех строит, скорее всего. Поэтому из монашества остается в лучшем случае пост и молитва. Остальное абсолютно не монашеское, и я поэтому в такие вещи не верю. Тут надо задать людям вопрос: «Зачем вам это?» Я постоянно задаю этот вопрос, когда ко мне приходят люди с просьбой постричь их в монахи. Жду, когда дают правильный ответ, но обычно не дают. 

Как Церковь относится к женившимся монахам, ушедшим из монастыря? Нет, мы не считаем их пропавшими, какими-то прокаженными. Как на войне люди относятся к павшим товарищам? Со скорбью. Сегодня он, а завтра я, может быть. Мы понимаем, что мы все на духовной войне. Что кого-то подстрелили, ранили, и он не справился. Это боль для нас. Но монашество чем прекрасно, в отличие от священства? Оно неизгладимо, и человек всегда может вернуться. Могло так случиться, что он вступил в брак, у него дети. Но когда дети вырастут, он сможет вернуться.

Любовь к Богу подразумевает исповедание. Нельзя любить Бога, сидя на диване, попивая пиво и никак не проявляя эту любовь. Только тогда можно говорить о любви, когда она как-то проявляется. Нельзя говорить, что я люблю маму с папой, а при этом звонить им раз в десять лет и не видеть еще дольше. Если я люблю, то я стремлюсь к этому человеку. И к Богу я стремлюсь. В 33-й главе книги Исход история про то, как Моисей буквально требует от Бога, чтобы Он шел с ними через пустыню и чтобы Он ему Себя Самого показал. И Бог говорит, что лицом к лицу Его нельзя видеть, потому что умрешь. Удивительно, но может показаться, что Моисей напрасно так требует. Сколько уже было богоявлений, столько раз Он общался с Моисеем, уже сотворены чудеса, и народ весь объединился, и море расступилось, и много чего, а он все требует, пытается тянуть Бога за бороду. Но дело в том, что это не дерзость. Если мы посмотрим на жизнь Моисея, то поймем, что это проявление любви, которая не может остановиться. Она постоянно хочет что-то, пытается проникнуть в предмет любви, постоянно быть рядом, узнавать всё больше, захватывая все клетки организма. Иногда так жены делают, и многие мужчины не выдерживают. Но в отношении с Богом это рабочая схема.

Епископ Переславский и Угличский Феоктист (Игумнов)

monastery.ru