14 ноября 1359 Григорий Палама, который освящал в течение двенадцати с половиной лет архиепископскую кафедру Фессалоник, мудро и самоотверженно наставляя верующих города, замолчал навсегда. Его святые мощи молчаливо свидетельствуют о жизни святителя, являясь бесценным наследием Церкви Фессалоник. Но и слово святого Григория, хранимое в его многочисленных сочинениях, часто говорит о внутренней тишине и молчании, в которых он столько потрудился, проводя жизнь монаха-отшельника, исихаста.

Молчание и слово в нашей повседневной жизни являются состояниями противоположными. Слово нарушает безмолвие, а молчание прерывает слово. Григорий Палама был исихастом по своему внутреннему устроению,  он был человеком молчания. Святитель избегал слов, как в прочем и того, чтобы писать. Он сам отмечает, что многие великие отцы пустыни, хотя и могли бы написать важные и полезные вещи, однако сего не делали, чтобы не прерывать своего безмолвия и общения с Богом. Он осуждал себя за обычай писать, несмотря на то, что его сочинения  были необходимы Церкви в то время, когда существовала реальная угроза искажения православного учения.

Слово святого Григория Паламы, устное и письменное, особенно действенно в сочетании с его безмолвием, которое вовсе не являлось выражением отстранения или безразличия. Напротив, безмолвие исихаста – это плод интенсивной духовной брани в стремлении к общению с Богом Словом.

Святитель Игнатий Богоносец пишет: «Я пребывал в молчании и не говорил».

В нашей повседневной жизни слова обычно связывают с существованием, а молчание - с отсутствием человека, небытием. Но насколько часто человеческое слово оказывается пустым, тщетным и по существу ничего в себе не несущим. В молчании же мы можем стать ближе к самим себе и окружающим нас людям.

Слова, которые адресует отец своему ребенку, имеют свою непреходящую ценность настолько, насколько живет отец своим дитя и насколько ребенок к ним прислушивается. Но молчаливое присутствие отца в сердце ребенка, как явление любви, бывает более убедительным и более существенным, нежели слова, которые ребенок слышит из его уст. И это потому, что любовь переносит человека на некий иной уровень, который находится за пределами смерти. «Мы видим – говорит апостол и евангелист Иоанн, то есть мы знаем, что «мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; но не любящий брата пребывает в смерти». (1Ин. 3, 14)

Любовь дает человеку опыт сохранения жизни за пределами индивидуализма. Любовь дает человеку чувство вечной жизни, жизни в Боге. И это естественно, потому что Бог есть любовь.

Однако истинная любовь не выражается словами. И ее суть не ограничивается словесными формами. Истинная любовь преимущественно выражается молчанием. Молчание может быть очень интенсивным воззванием, 

криком души. Это мы, прежде всего, видим в исихазме. Молчание исихазма является воззванием любви.

Живя в мире и поддерживая наш крайней формы эгоизм, мы тем самым обыкновенно делаемся бессильными для того, чтобы воплотить в своей жизни истинную любовь. Истинная любовь приходит от молчания и смирения. Биограф и ученик святителя Григория Паламы, святой Филофей Коккин, Патриарх Константинопольский, описывая жизнь своего наставника в безмолвных местах Святой Горы, замечает следующее: "Его смирение было крайней меры, и по отношению к Богу и по отношению к ближнему, как говорит божественный апостол, от сердца исходила нелицемерная любовь, основа и суть, начало, и середина, и совершенство добродетелей".

И в самом деле, только при крайней степени смирения может быть нелицемерная и «из сердца исходящая любовь» к Богу и людям. Эта та любовь, которая столь редкой становится в нашей современной жизни, но которую возделывал исихаст свт. Григорий Палама в пустынях Святой Горы подвигом и молитвой. Ту же любовь позднее он принес в митрополию г. Фессалоники и она соделала его опорой и учителем нашей Церкви. Любовь, которая возделывается и взращивается в молчании. Любовь, которая основана на смирении и самоотречении. Любовь, которую он показал, когда по необходимости ему пришлось вести напряженную борьбу на общественном поприще.

Много раз мы слышали, как даже благочестивые христиане говорят: «Что это делают в своих пустынях эти монахи? Какой смысл имеет их жизнь в удалении от мира? Каков их вклад в общественную жизнь? В чем их добродетель, когда они думают только о спасении своих душ?»

Эти вопросы вполне естественны, когда человек относится к людям только как к средству для достижения неких целей. Но когда личность рассматривается как самоценность, тогда акценты расставляются иначе. Так общество встречается с исихастом-отшельником, образ которого нашел свое воплощение в святителе Григорие Паламе.

Удаление пустынника от мирской жизни не является абсолютным. В тишине пустыни монах сохраняет для себя большую степень свободы от многочисленных и разнообразных социальных обязательств. Но психологически, мысленно он может стать гораздо ближе к людям и развивать подлинную и искреннюю любовь к ним. С уходом в пустыню и лишением общения с миром настоящий монах укрепляет и увеличивает свою общественную значимость. Он может в любой момент дать свидетельство истинной любви к человечеству. Это доказывает нам история Церкви. Это явил в своей жизни святой Григорий Палама, пустынник и иерарх, исихаст и проповедник благодати.

Смысл слова святого Григория Паламы находится в природе его молчания. Святитель Григорий познал, что, сколько бы он не говорил, он не обретал в словах того, к чему стремился больше всего. Теперь, когда он замолчал навсегда, он нашел то, что искал – истинную жизнь. Святитель пребывает и существует в Господе. Жизнь святых это Христос. И наша собственная жизнь это Христос. Вот почему мы называем себя христианами. Христианство, а точнее Православие было и является нашей подлинной идентичностью. С Православием отождествляется наша история и наше существование.

Когда святой Григорий Палама пришел в Фессалоники и нашел там жителей, разделенных из-за движения зилотов, он призвал их в своем первом слове к миру и единению, сказав: «Братья, мы являемся не просто людьми, но членами тела Христова. У нас общая вера, у нас общая надежда, общий наш Отец Христос, общая наша матерь – Церковь». И как сообщает биограф святителя святой Филофей, «его оскорбителей и воющих, и прежних мятежников он соделал этой прямой речью друзьями».

Таким образом, вера в Христа, вера в Православную Церковь вновь объединила жителей Фессалоник. Эта вера была обликом греческой нации. В этой вере было утверждено наше единство. С этой верой наш народ претерпевал многовековое рабство и вновь обрел свою свободу. Но сейчас, свободные от иностранных господ, мы рискуем потерять нашу идентичность из-за современной идеологии и пристрастия к иностранному. За образец берется так называемое «развитое общество», в основе устройства которого– лучше или хуже организованная иерархическая бюрократия, без чувств и любви, без цели и смысла.

Тем самым открывается путь, который ведет к созданию одномерного человека и одномерного общества. Но тогда человек перестает быть человеком. И общество перестает быть человеческим обществом.

Если мы не хотим потерять нашу идентичность, свой облик и превратить его в свидетельство о смерти, мы должны позаботиться о сохранении единства с нашими корнями. Тогда слава Божия в нашей стране еще будет в действии. Само бессилие, которое мы проявляем в том, чтобы приноравливаться и отождествлять себя с некой бездушной бюрократией, бессилие, которое проявляется во всех формах нашей общественной жизни, подтверждает эту истину.

Поэтому мы должны иначе искать наш облик, нашу идентичность. Наше будущее зависит от того, насколько мы храним слово наших святых и чтим молчание их святых мощей.

профессор Георгий Мантзаридис

apologet.spb.ru