Каждое мгновение к Богу обращаются мил­лионы людей на земле. И нет прошения, которое было бы не услышано, по­скольку Бог - Всеведущий, Всезнающий. Ему ведомы наши желания и наши ис­тинные нужды. И вместе с тем Ему известно наше внутреннее состояние - степень нашего духовного здравия или, лучше ска­зать, глубина и особенно­сти нашего духовного не­здоровья.

Как часто бывает, что губы на молит­ве шепчут одно, а сердце влечется к другому. Мы просим Бога и Его свя­тых угодников о спасении, об избавлении от грехов и страстей, а сердце волну­ется от беспокойства - как бы не пропустить очеред­ную серию любимого сери­ала или что-нибудь в этом роде.

И Бог-сердцеведец, к ко­торому мы обращаемся со словами молитвы о насущ­нейшем для нас, о самом важном - видит, что то, о чем мы просим, не очень-то нам и нужно, или вовсе не нужно, и потому не наделя­ет нас благодатью Святого Духа. Ведь Он знает, что мы будем стараться использо­вать Ее для удовлетворения наших собственных стра­стей, поскольку благодать де повышает градус хоро­шего настроения.

Мы можем возразить, что вовсе так не думаем, но раз­ве, порой, не вожделеваем этого в сокровенной глу­бине своего сердца? Ведь с хорошим настроением можно и художественный фильм с особым удоволь­ствием посмотреть, и по телефону поболтать с воо­душевлением, и со смаком отведать лакомого блюда, да мало ли что еще сделать привычно-утешительного, душевно-чувственного?

Конечно, стремление к стяжанию благо­дати Духа Святого не исключает возможности пользования вышеуказан­ными, и многими други­ми житейскими благами, умеренно и уместно, без пристрастия и с благодар­ностью Богу, но беда в том и заключается, что мы не­редко ищем благодати Бо­жией главным образом для житейского комфорта, что­бы к привычным земным благам приложилось бы еще и особое воодушевле­ние, ниспосланное Свыше, чтобы вкушаемые нами житейские блага пережи­вались бы еще более ощу­тительно, может быть и с пристрастием.

При таком внутреннем расположении мы не ищем в своих молитвах сердеч­ного общения с Богом, как с живой Личностью, как с Благороднейшим, Достой­нейшим собеседником, как с бесконечно любящими нас отцом или матерью.

Общение с Ним, которое бывает столь красноречи­вым и разнообразным на словах, на деле может ока­зываться формальным молитвословием, а по сути, сердечным скучанием на молитве и томлением о жи­тейских временных благах.

Иногда же это не скучание и томле­ние, а дерзкое докучание Богу из глубины сердца о земном и только земном.

Бывает, например, мы радуемся в храме за бого­служением не тому, что стоим на службе Божией, а тому, что через пятнад­цать минут она закончится и можно будет, вернувшись домой, разогреть макаро­ны с котлетой и хорошо подкрепиться.

«Господи, спаси меня от грехов и страстей, но только не сейчас, а ближе к пенсии, а сейчас помоги мне удовлетворить моим обычным человеческим пожеланиям», - говорит наше сердце. А если мы уже достигли пенсионно­го возраста? «Все-равно, Господи, - шепчет сердце, - дай пожить, как я при­выкло, чтобы испытывать привычные утешения и на­слаждения, а спаси, избавь от пристрастий когда-ни­будь потом, в неопределен­ном будущем».

Результатом такого нашего глубинного внутреннего устрое­ния бывает то, что на мо­литве мы произносим в общем-то правильные сло­ва - о насущном и главном, но они не западают в наше сердце, не вызывают в нем сочувствия, духовных пере­живаний.

Следствием же бывает то, что наше преуспеяние в духовной жизни соверша­ется очень медленно, или вовсе не совершается. Ча­сто мы топчемся на месте, отступаем назад, а наши просьбы о стяжании благо­дати (с тайной надеждой приспособить ее к удовлет­ворению повседневных по­требностей), остаются без ответа. И хочется сказать - слава Богу, что остаются без ответа.

Вспоминается сказка А. С. Пушкина «О рыбаке и рыбке». В ней под обра­зом старухи можно увидеть нашу духовно больную душу. А золотая рыбка - это и есть благодать Свято­го Духа. Очевидно, что если мы будем злоупотреблять отзывчивостью золотой рыбки, то есть Духа Божия, стараясь приспособить Его для удовлетворения наших земных, порой болезнен­но-эгоистических нужд, то неизбежно останемся у разбитого корыта.

И здесь уместно за­дать вопрос - а что может способство­вать нам в молитвенной жизни, чтобы наша мо­литва стала правдивой: ис­кренней и внимательной, чтобы произносимые нами слова о духовных благах вызывали сочувствие в сердце, привлекали бы к нам Исцелителя и Утеши­теля - Духа Святого?

Именно Он, Дух Святой, в действиях Которого об­наруживается попечение всей Пресвятой Троицы о человеке, видя благое произволение человека, его стремление «не идти на совет нечестивых, и на пути грешных не стоять, и на седалище губителей не сидеть» (см.: Пс. 1,1), т. е. стремление хранить душу от вражеских прилогов, Своими целительными прикосновениями очищает от грехов, освобождает от рабства страстям, и вместе с тем доставляет ощущение Своего Божественного при­сутствия, Своей близости, утешает, умиротворяет.

Со стороны же человека забота о хранении себя в чистоте по душе и телу вы­ражается в так называемом покаянном делании: в мо­литве против собственных грехов и страстей, в борьбе с грехами и страстями, по­скольку именно они, эти нераскаянные грехи и стра­сти, препятствуют благо­дати Духа Святого войти в душу, просветить, обожить ее, доставить ей счастье, а лучше сказать, блаженство.

Какими словами мы можем возгревать в себе дух покаяния, то есть покаянное распо­ложение по уму и сердцу, и тем самым способствовать оживлению своей души, освобождению ее от «окамененного нечувствия»?

Например, такими: «Я ду­ховно болен. У меня много грехов и страстей, которые не пускают в мою душу благодать Божию, лишают меня блаженства, полноты жизни в Боге и с Богом. Я сам себе помочь не могу. Не могу от них избавиться сам. Но Ты, Господи, мой Врач и Спаситель, Ты мне помоги, не так как я хочу, как желает мой ветхий че­ловек, но как Тебе угодно». И здесь было бы уместным начать называть свои гре­хи, страсти по именам, как мы это делаем на исповеди, с чувством нерасположе­ния, неприязни к ним.

~ иеромонах Мелхиседак (Скрипкин)