Обстановка жизни, воспитание, образование и веяние времени коренным образом обусловливают и формируют мировоззрение всякого мыслящего человека. Сказанное справедливо и в отношении условий понимания религиозных воззрений преподобного Григория Синаита. 

Источники, откуда можно почерпать биографические данные о личности преподобного Григория довольно скудны. Они не сообщают даже точных дат его рождения и смерти и приводят мало оригинальных черт его жизненастроения. Однако тот ограниченный материал, какой сохранился для характеристики преподобного, имеет неоспоримую научную ценность.

На русском языке существуют точные переводы с греческого языка двух редакций Жития Григория Синаита. Первый русский перевод Жития помещен в «Афонском патерике», изданном в 1897 году Русским Пантелеймоновым монастырем на Афоне. Греческий текст этой житийной редакции, опубликован Никодимом Агиоритом в его книге.

Вторая редакция составлена святым Константинопольским патриархом Каллистом между 1350 и 1354 годами. Каллист описал жизнь Григория Синаита отчасти по собственным воспоминаниям о нем, отчасти на основании собранных им рассказов от лиц, непосредственно знавших преподобного. Русский перевод Жития преподобного Григория, составленного святым Каллистом, принадлежит трудам исследователя византийского монашества И. И. Соколова и сделан с греческого списка XVI века. Этот список опубликовал в своем издании профессор И. В. Помяловский.

Рассматриваемая нами житийная редакция святого Каллиста родиной преподобного Григория указывает село Кукулы, раскинувшееся близ малоазийского города Клазомен. Под Кукулами, быть может, разумеется нынешнее село Вурла, находящееся к юго-западу от местечка Калисман. Год рождения преподобного определенно не известен. Если его кончина последовала в 1346 году, а в молодости своей он был пленен османскими турками, напавшими на Византию в 1290 году, то годом рождения его можно приблизительно считать 1268-й или 1269-й.

Родители Григория Синаита были типичные богатые и благочестивые византийцы.

Кроме Григория они имели еще несколько сыновей и своим детям дали солидное по тому времени образование, которое носило тогда преимущественно религиозный характер. Этим отчасти объясняется великолепное знание Григорием Синаитом Священного Писания и святоотеческих творений, что ярко отобразили его письменные труды.

Других исторических подробностей о детстве преподобного Григория не сохранилось. Древнее жизнеописание его вслед за тем переходит к описанию его юношеской жизни, именно с момента пленения жителей Кукулы османскими турками.

По житийному сказанию, около 1290 года, в правление Византией Андроника II Палеолога, Григорий Синаит неожиданно был пленен османскими турками.

Они напали на село Кукулы и вместе с сельчанами захватили в плен здорового двадцатилетнего Григория – будущего безмолвника. Пленники были уведены в турецкий военный лагерь, раскинувшийся во Фракисийской провинции, невдалеке от города Лаодикии. Иго плена недолго тяготило преподобного Григория. Так как турки не стесняли пленных греков в отправлении ими своих религиозных потребностей, то последние получили однажды разрешение посетить лаодикийский храм, отстоящий от турецкого стана в незначительном расстоянии. Когда пришедшая в лаодикийский храм толпа греков, не чуждая музыкальности, приняла участие в богослужебном пении, то искусным исполнением церковных песнопений умилила находившихся в церкви лаодикийцев. Можно предполагать, что в числе опытных певцов был и преподобный Григорий со своими родными братьями. Растроганные пением греков-пленников лаодикийцы собрали нужное количество золота и после переговоров с влиятельными турками купили им свободу.

Освободившись от турецкой неволи, Григорий Синаит удалился на остров Кипр для безраздельного посвящения себя суровому подвижничеству. Кристальная чистота души его, гармонировавшая с наружной красотой, скоро привлекла к нему сердечную любовь и благоговейное почитание жителей Кипра, почувствовавших в преподобном личность духовно незаурядную.

Вслед за поселением преподобного на территории Кипра простодушные кипряне скоро почувствовали, как ради него над островом распростерлась особая любвеобильная попечительность Божественного промысла.

Преподобный Григорий Синаит

По воле Божией святой Григорий встретился на Кипре с одним пустынножителем и принял от него облечение в рясофор. Отшельник этот изложил преподобному и первые основополагающие правила деятельной иноческой жизни. Но Григорий не удовлетворился жизнью на Кипре. Он жаждал более суровых подвигов. И через некоторое время удалился на Синайскую гору. Здесь, в монастыре, воздвигнутом на покатой отлогости горы византийским императором Юстинианом в 527 году, он был пострижен в малую схиму, или мантию, и за свои подвиги на Синае получил название Синаита.

Более трех лет преподобный исполнял в Синайском монастыре послушание повара и хлебопека. В данный период времени он неутомимо трудился и над усовершенствованием своей души, так что вся дальнейшая жизнь его, полная суровых и жестоких самоограничений, определилась, в смысле характера внешних подвигов, именно на Синае.

Синайская подготовка святого Григория к последующей созерцательной жизни состояла в строгом посте, неутомимом личном бодрствовании и молитве почти неусыпной. Его ежедневную пищу составляло весьма малое количество хлеба и воды. Постничество, всенощная молитва и псалмопение показывали в нем как бы «бесплотного ангела, носящего невещественное начало в материальном теле».

Распорядок его иноческих подвигов в течение каждого дня был таков: утром, при первом ударе в било, он всегда первый стоял пред дверями отпираемого храма и последним выходил из него по окончании утренних молитв. Самоотверженным исполнением монастырских послушаний и устава иноческого благоповедения преподобный быстро достиг всецелого отречения от личной воли. Его смирение было столь глубоко, что, по словам своего биографа, святейшего патриарха Каллиста, он на послушании был подобен священнодействующему у престола и жертвенника Божия. В промежутках между работой на кухне и в пекарне преподобный усердно читал Священное Писание, отдавался богомыслию или переписывал священные книги, как искусный в каллиграфии.

Занятие Григория Синаита перепиской сочинений душеполезных вполне понятно. Византийские монахи видели в переписке священных рукописей богоугодное занятие. Этот благородный труд даже предписывался восточными составителями уставов монастырской жизни. Благодаря до монашеской религиозной начитанности Григорий Синаит превосходил богословскими познаниями всех остальных насельников Синайской обители и красивую свою каллиграфию усердно применял к переписке книг богослужебных и отеческих.

Обычно с наступлением каждого вечера он с сокрушением духа исповедовал игумену свои греховные помыслы. Затем, приняв от него благословение, он возвращался в свою келию, запирал двери и, вероятно, после самого кратковременного отдыха вставал снова на ночную молитву.

Преподобный ночью, по рассказу его близкого ученика – инока Герасима, имел обыкновение читать каноны святым и пел псалмы. Нередко на протяжении всей ночи он преклонял колена и не оставлял молитвы, пока не прочитывал полностью всю Псалтирь. Чтение и пение псалмов наполняло его радостью и сердечным ликованием по причине благодатного озарения от Святого Духа. Иногда днем, утомленный физическими и умственными трудами, святой Григорий всходил для отдыха на самую вершину горы Синай. Здесь он совершал бесчисленные благоговейные коленопреклонения и вспоминал боговидца Моисея, некогда беседовавшего в этом незабвенном месте с Богом.

Гора Синай

Ангелоподобная жизнь преподобного вскоре возбудила в некоторых синайских монахах сильную зависть к нему. Замечая против себя вражду завистников и не желая служить камнем преткновения и смятения в Синайской обители, Григорий в последнем десятилетии XIII века удалился оттуда в сопровождении одного только любимого ученика Герасима. Герасим, уроженец острова Еврип и родственник правителя названного острова по имени Фац, ревностно подвизался с преподобным Григорием на Синае. Он сопутствовал преподобному при оставлении им Синая и посещении Иерусалима и других упоминаемых в Евангелии палестинских городов и сел.

Поклонившись Животворящему Кресту Христову и иным святыням Палестины, Григорий и Герасим отплыли на корабле в южную гавань острова Крит. Она известна под названием Хорошие Пристани и обозначена евангелистом Лукой в истории апостола Павла. В ней вследствие длительной бури преподобный Григорий на некоторое время задержался. Любя уединение, он внутри острова Крит приискал себе удобное к безмолвию место, в виде одной необитаемой пещеры, и здесь поселился с Герасимом для беспрепятственного подвижничества. Их труд и молитва соединялись со строгим воздержанием, вкушение малого куска хлеба и утоление жажды ничтожным количеством воды при усиленной физической работе довели их до такого телесного измождения, что лица их пожелтели и тела высохли. На них сбылись слова псалмопевца: «Колени мои изнемогли от поста, и тело мое лишилось тука». При всех своих подвигах преподобный Григорий не прекращал никогда возносить теплые молитвы к Богу о том, чтобы Господь показал ему, какой труд ради спасения он должен еще подъять и на что он не обратил надлежащего внимания в своей жизнедеятельности.

Не имея ближайшего руководителя к высшим ступеням подвижничества, он чувствовал глубокую нужду в научении умной молитве, безмолвию и созерцанию и жаждал в этом направлении получить бесспорные старческие наставления. Господь, слыша пламенные молитвы преподобного, в особом откровении повелел критскому исихасту Арсению, человеку великого духовного опыта, преподать Григорию Синаиту правила безмолвной жизни.

Движимый Божественным повелением, старец Арсений поспешно направился к месту жительства Григория. После взаимных приветствий, пожеланий и молитв подвижники завязали между собой беседу. Она послужила основным двигателем к дальнейшим подвигам преподобного Григория. Многоводной рекой лилась при беседе подвижников речь богодухновенного Арсения. Арсений говорил «о хранении ума», «истинном трезвении», Иисусовой молитве и об очищении сердца путем исполнения заповедей. Он нарисовал увлекательную картину аскетической жизни пустынников, подвизавшихся в богообщении до приобретения световидности ума и озарения благодатным светом – и вдруг в середине разговора неожиданно замолк. Помолчав немного, он спросил преподобного Григория: «А ты, чадо, руководимый все устрояющим Богом, какие несешь труды?» Немногими словами очертил преподобный историю своего бегства от мира и тишину сладостного уединения и кратко описал свои аскетические упражнения. Слегка улыбнулся старец при рассказе Григория и сказал ему: «Чадо! Все поведанное тобой богоносные отцы называли деланием, а не созерцанием». Пал тогда преподобный к ногам старца и, заклиная именем Божиим, молил его наставить в пути к созерцанию. Арсений исполнил эту просьбу Григория и одновременно предостерег его от сатанинских козней, направляемых против созерцателей, в том числе и от возможного нападения на него злых людей, подстрекаемых диаволом. Беседа с отшельником Арсением вызвала в святом Григории горячее желание найти единомысленных по духу лиц, возносившихся к созерцанию. Его взоры, естественно, сосредоточились на Афоне, как одном из центральных очагов современного ему иночества. Сюда он и направился.

Посетив все афонские монастыри и уединившихся в неприступных скалах Афона отшельников, преподобный испрашивал у всех молитв и благословения. Но его удивило одно обстоятельство. Ему нередко приходилось сталкиваться с лицами, отличавшимися глубоким религиозным опытом, мудростью, аскетической выдержкой, – но все они, как это ни странно, ограничивались исключительно деятельным подвижничеством, о созерцании же не имели никаких сведений. Они даже не понимали святого Григория, когда тот спрашивал их, упражняются ли они в умной молитве, трезвении и хранении ума. В ответ старцы заявляли, что им совершенно неизвестны эти упражнения.

Келья святогорца. Фото XIX в.

Лишь в ските Магула, находившемся около монастыря Святого Филофея, святой Григорий встретил трех иноков – Исаию, Корнилия и Макария, отчасти имевших понятие и о созерцании.

Скит Магула, основанный в конце IX века монахом Саввой Халдом, в настоящее время лежит в развалинах. Во время же пребывания на Афоне преподобного Григория он был один из благоустроенных скитов и славился строго аскетическим укладом своей уставной жизни. В незначительном расстоянии от скитских келий Магулы Григорий для себя и для учеников своих скоро построил келии общими усилиями. Но его келия от прочих была в некотором отдалении. В нее-то он и уединился для безмолвничества, или так называемого исихазма.

«Исихаст, – по определению епископа Порфирия, известного исследователя Афона, – есть монах, успокоившийся от сует, забот мирских и не занимающийся ничем иным, кроме духовного, в своей исихастирии». Это определение с уверенностью позволяет заключить, что при безмолвии и Григорий Синаит обратил все свое внимание на духовное делание. Под ним надлежит понимать умную молитву, трезвение и хранение ума. Навсегда удержав в памяти чудные наставления о созерцании старца Арсения, святой Григорий осуществил их в своей жизни, в результате подвига выработал собственное воззрение о пути к созерцанию. Оно выражено в ряде его творений и отчасти в записях патриарха Каллиста. По словам святого Каллиста, преподобный Григорий начал свой труд умного делания так: принудивши себя к самособранности чувств и утвердивши внимание ума на молитве, с умилением, с глубокими вздохами и слезами сокрушенного сердца повторял в уединении одну и ту же молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного».

Вскоре одно поразительное знамение показало ему, как угоден Господу такой молитвенный подвиг. По действию Святого Духа преподобный в один из дней безмолвничества почувствовал воспламенение души своей дивным Божественным огнем. Вместе с тем он внезапно увидел, как весь исихастирион его залился волнами неописуемого благодатного света. Трепеща от избытка радости, переполнившей все его существо, он проливал ручьи умиленных слез по всецелой благодатной любви к Богу. Уста его при этом шептали слова Писания: «Пленил Ты сердце мое, Боже, пленил Ты сердце... и благовоние мастей Твоих лучше всех ароматов».

Достигши высших ступеней богообщения, Григорий Синаит не мог скрыть от бдительных взоров учеников своего состояния. Невыразимое блаженство и радость невольно отражались на его лице всякий раз, как он выходил из своего безмолвия для беседы с пустынниками и совместной молитвы. Его видом и благодатными словами ученики настолько вдохновлялись к более суровым подвигам благочестия, что являлись как бы ярким созвездием вокруг солнца – аввы Григория.

Предание благоговейно сохранило для нас некоторые биографические сведения о сподвижниках великого Синаита. К их сонму прежде всего принадлежал любимый ученик Григория Герасим, удостоенный от Бога многих чудных видений. После кончины своего учителя (†1346) Герасим находился под руководством Константинопольского патриарха Исидора. Он основал в Греции монастырь и распространил среди греческого иночества исихастские идеи. Более подробных сведений о нем и его монастыре в истории Греческой Церкви нет. Не менее инока Герасима прославился духовной высотой Иосиф, непобедимый полемист против католиков, и авва Николай Афонский – обличитель императора Михаила Палеолога за его склонение к Лионской унии. С наступлением мира в Церкви при патриархе Иосифе авва Николай, уже будучи на Афоне экклесиархом Карейского монастыря, случайно встретился с Григорием Синаитом. С восторгом он слушал его медоточные речи и сделался впоследствии его ближайшим учеником.

Из исихастов, руководствовавшихся наставлениями святого Григория, надобно еще отметить Каллиста, впоследствии патриарха Константинопольского, и Марка, уроженца Клазоменской страны. Каллист вступил в число учеников святого Григория в самом начале XIV века. Во время набега на Афон турок он оставил вместе со своим учителем Святую Гору и последовал за ним в город Фессалонику, на острова Хиос и Митилену, на гору Ливан, в города Константинополь и Созополь и, наконец, в пустыню Парорийскую. Впоследствии он снова прибыл с преподобным на Афон, где поселился в Лавре Святого Афанасия.

Святой Патриарх Каллист

Во время нападения турок на Афонскую Гору Каллист бежал со святым Григорием в Адрианополь, а в 30-х годах XIV столетия окончательно эмигрировал с ним в Парорию. В свою очередь преподобный Григорий, питая к святому Каллисту отеческую любовь, поверял ему тайны своего созерцания. Он видел прозорливо неоценимую пользу общения Каллиста с вышеупомянутым смиренным Марком Клазоменским и благословил Марку и Каллисту жить в одной келии в единодушной братской любви. «Находясь вместе, – говорил им преподобный, – вы не лишитесь Царства и славы Христовой».

По иноческому обычаю Каллист и Марк, слыша это завещание своего учителя, пали ему в ноги и просили о себе его отеческих молитв. Вслед за тем они 28 лет жили неразлучно в таком духовном единении, что, казалось, в двух телах этих подвижников была одна душа. Случалось нередко даже так: звавший Каллиста слышал ответный голос Марка и спрашивавший что-либо у Марка получал ответ из уст Каллиста. Во время одной сильной болезни Марка, постигшей его уже после кончины преподобного Григория, Каллист привел его для лечения из пустыни в Лавру Святого Афанасия и здесь открыто являл крайне трогательную заботу о нем.

Кроме Каллиста и Марка у Григория Синаита были также еще ученики, о которых, за исключением их имен, не сохранилось других биографических сведений. Из числа их следует упомянуть епископа Иакова, управлявшего некоторое время Сервионской епископией, и иноков Моисея, Лонгина, Корнилия и Исаию. Сравнительно более известны из биографических свидетельств другие два сподвижника Синаита по безмолвию – это слепец Аарон и инок Климент.

Слепец Аарон, принятый преподобным под отеческое свое крыло из сострадания, как-то раз услышал от него, что лишение телесных очей не связано с потерей духовного зрения. Напротив, утверждал преподобный, бережное ношение в душе света вечного и искренняя надежда на Бога, соединенная с неусыпной молитвой, способствуют просвещению и слепца изначальным божественным светом.

На благодатную почву пали эти указания Григория Синаита. Следуя им, слепец часто и продолжительно из глубины сердца молился Богу об открытии внутреннего зрения. И Господь действительно открыл ему внутренние очи. При помощи необычайного душевного просвещения Аарон безошибочно передавал окружающим события жизни каждого ежедневно вспоминаемого святого. О приближении к своей келии незнакомых ему дотоле иноков он говорил задолго до их прихода, причем приветствовал их поименно. Подобно Аарону созерцал благодатный свет и второй названный выше инок – Климент, родом болгарин. Тот, вскоре после своего пострижения в мантию, удостоился озарения души Божественным светом и за разъяснением своего состояния пришел вместе со своим неученым старцем-руководителем к преподобному Григорию. Преподобный раскрыл Клименту путь созерцательной жизни, предваряемой подвигами терпения, смирения, надежды на одного Бога, воздержания и памяти смертной.

Под влиянием наставлений Климент со свойственным ему простосердечием столь пламенно упражнялся в безмолвничестве, что достиг высот духовного совершенства. Между прочим, он неоднократно видел, по его словам, необычайные переливы какого-то блестящего облака. Оно останавливалось над Лаврою Святого Афанасия чаще всего в момент прославления здесь Божией Матери песнею: «Честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим».

Несомненно, не без трудного аскетического самообуздания все ученики Григория Синаита созревали до созерцательной жизни. Святой Григорий намеренно подвергал их иногда всевозможным испытаниям. Например, стремление держать их в неослабном сокрушении сердца побуждало его с наружным притворным гневом часто осыпать их упреками. Он называл их то «худыми геронтами, состарившимися в порочных делах», то лентяями и беспечными о спасении. Иных учеников преподобный публично изгонял из трапезы и налагал на них строгие епитимии, но плакавших о своей чрезмерной виновности пред Богом тотчас же прощал.

Духовная мудрость и великие благодатные дарования Григория Синаита, естественно, не могли остаться известными только небольшому кругу его ближайших учеников. Скоро все афонское монашество заинтересовалось подвигами поселившегося на Святой Горе великого учителя безмолвия. Длинной лентой потянулись к пустынной келии Григория вереницы иноков, жаждавших совершенной жизни во Христе.

Речь преподобного в беседах с посетителями дышала особенной Божественной силой. По свидетельству очевидцев, она вливала в сердца слушателей невыразимую любовь к Богу и горячую ревность к подвижничеству. Днем, а иногда ночью учил Синаит свою разнородную паству, состоявшую из пустынников и киновитов разных наций. К нему стекались во множестве греки, болгары и сербы. Постепенно чрез его проповеди принципы исихии стали известны всему Афону.

Лавра Святого Афанасия Афонского. Фото XIX в.

Успешное распространение в афонских монастырях занятий умной молитвой вызывало, однако, со стороны некоторых афонских старожилов глухой протест. Эти старцы не понимали ни подвига, ни важности религиозно-просветительной работы великого проповедника созерцания. Даже сам благочестивый прот Афонской Горы, по имени Лука, встал в оппозицию к святому Григорию. Во главе со своим протатом он открыто выразил порицание Синаиту за самовольное проповедничество новых идей.

Причиной недовольства прота, конечно, было не только идейное предубеждение против преподобного, а более обида самолюбия. Синаит предлагал учение о безмолвии без официального разрешения протата. Порицая независимый образ действия святого Григория на Афоне, прот Лука формально был отчасти прав. Он действительно являлся на Святой Горе высшим носителем духовно-учительной власти, принадлежавшей здесь протам со времени императора Алексея Комнина († 1118).

Для потушения недоброжелательства к себе Луки и других афонских монахов Григорий со своим учеником Исаией явился лично в протат, находившийся тогда на северо-восточном склоне Святой Горы, и вступил в переговоры с Лукой. Тот первоначально упрекнул святого за самовольное распространение нового учения среди афонцев, но по мере беседы с ним сердце его смягчалось более и более. С благодатным внутренним подъемом Григорий Синаит обрисовал проту взаимоотношение обоих аскетических путей жизни монахов – деятельного и созерцательного. Эта беседа в конце концов привела Луку в такой духовный восторг, что, прощаясь с преподобным и умиленно смотря на него и Исаию, он многократно повторял слова: «Сегодня я беседовал с главами апостолов – Петром и Павлом». Ласковый прием, оказанный святому Григорию протом, и авторитетные высокие похвалы его учению предупредили готовый возникнуть среди афонцев раскол на основе розни двух направлений святогорского подвижничества.

После того волна искателей старческого окормления с еще большей силой хлынула к дверям келии Синаита и вынудила его даже удаляться от посетителей. Время от времени его скрывали от посторонних лиц то монастырь Симонопетра, куда вела неудобная зигзагообразная скалистая дорога, то пустынные места возле потока Ценгрес и около местечка Хрентвия, теперь неизвестные топографически, то разные келии, которые сам преподобный строил во многих афонских пустынях. Такое его странничество по уединенным местам приблизительно в 1304 или 1305 году неожиданно было прервано организованным нападением на Афон турок. Это нападение вообще нанесло чувствительный удар благополучию всего афонского монашества. Турки беспощадно разграбили обильное имущество афонцев. Многих из них пленили, в том числе преподобного Григория. Массу лишений и истязаний перенес великий созерцатель от дикой турецкой жестокости, пока получил возможность бежать с Афона вместе с учениками.

Неудержимое влечение к безмолвию одно время рисовало Григорию Синаиту перспективы мирной жизни на Священном Синае. Но эта его мечта по воле провидения Божия так и не осуществилась. В поисках удобного для безмолвия места он много путешествовал по разным местам; два месяца жил в Фессалониках, оставив здесь, за исключением двух, всех прочих спутников, переправился отсюда на остров Хиос, а после на остров Лесбос. Некоторое время он подвизался затем на горе Ливан и, наконец, проехав всю Болгарию, прибыл в Константинополь. 

Суровая зима задержала его в шумной столице Византии на шесть месяцев. Все это время преподобный Григорий прожил в северо-восточной части города. Не имея средств к жизни, он, однако, не испытывал с двумя сопровождавшими его учениками никакой нужды в питании. По устроению промысла Божия пища аккуратно доставлялась ему неизвестными людьми. Густое население Константинополя, конечно, не могло в своей среде совершено скрыть Григория Синаита от взоров благочестивой константинопольской знати. Царский брат, инок Афанасий Палеолог, сообщил о преподобном самому василевсу – Андронику Палеологу Старшему (1282−1328).

Преподобный Григорий Синаит

Тот часто приглашал к себе Синаита, много раз предлагал ему высокое церковное положение, но всегда встречал с его стороны категорический отказ. Через шесть месяцев пребывания в Константинополе святой Григорий на корабле переправился в пределы Болгарии. Влекомый внезапной морской бурей, его корабль непредусмотренно был занесен на западный берег Черного моря, в городок Созополь. Отсюда преподобный с учениками перешел в Ракию и здесь, в Парорийской пустыне, покрытой холмами и дремучим лесом, решил обосноваться для подвигов.

Наиболее дикая и непроходимая часть Парории носила название Месомилия. В ней тогда подвизался в строгом безмолвии один монах, по имени Амирали, с несколькими учениками. Григорий Синаит устроил себе и своим спутникам жилище вблизи келии старца. Амирали с глубокой завистью смотрел на новых парорийских обитателей. Он даже перенес от их построек свою келию и келии учеников на расстояние 125 шагов, или 625 футов. Ореол блестящей славы, окружавшей личность Синаита, был небезызвестен Амирали, и ему было весьма нежелательно утратить личный авторитет среди своих учеников. Сильная антипатия самолюбивого парорийского отшельника к преподобному Григорию создала сгущенную атмосферу отношений между туземными и пришлыми обитателями Месомилии и в конце концов разрешилась бурею.

Некто монах Лука, состоявший еще на Афоне учеником святого Григория, а затем избравший старцем Амирали, однажды, иронизируя над преподобным, при встрече с ним вдруг выхватил из-под одежды спрятанный там меч и бросился на своего бывшего старца, чтобы умертвить его. Даже ученики Амирали, свидетели этой сцены, возмутились безумным поступком Луки и силой обезоружили его. Преподобный же сверх ожидания ничуть не взволновался происшедшим. В доказательство своей неизменной любви к недоброжелателю он вскоре написал для его назидания свое знаменитое сочинение: «Главы о заповедях и догматах, добродетелях, безмолвии и о молитве». Этот великодушный поступок святого Григория тронул Луку. Он пришел в себя и, смягчившись, со слезами умолял преподобного простить ему свой порыв безумия. Григорий Синаит, не питавший никаких враждебных чувств против бывшего ученика, любовно успокоил его и засвидетельствовал, что питает к нему прежнее отеческое расположение.

Но немного позже после этого случая преподобный должен был выдержать целую бурю ненависти со стороны самого Амирали, продолжавшего быть мелочным честолюбцем. В одно время Амирали, исполненный зависти и злобы, явился в келию преподобного и с наглой откровенностью и с крикливыми угрозами потребовал от него удаления из Месомилии. В противном случае он обещал наслать на него одну из шаек разбойников, во множестве бродивших по Парории. После этого разговора святой Григорий немедленно удалился с учениками на соседнюю гору, называемую Обледенелой. Но его поступок не укротил сатанинской вражды Амирали, который все же подкупил разбойников и подговорил напасть на ненавистных пришельцев. При набеге на Обледенелую гору разбойники связали Синаита большим платком, заковали в оковы и с угрозами требовали выдать им наличное золото и серебро. Но, видя совершенную нестяжательность и кротость преподобного, пощадили жизнь невинного страдальца и быстро удалились от его келии.

После этого Григорий Синаит оставил Парорию и через Созополь морем переправился в Константинополь со своими учениками. Здесь он временно поселился около храма Святой Софии. Суета шумной и беспокойной константинопольской жизни нарушила его неразвлекаемое безмолвие и побудила ускорить с отъездом отсюда на Афон. Предварительно преподобный послал туда двух своих учеников – друзей Каллиста и Марка – и вскоре предполагал лично отправиться вслед за ними. Так как он почему-то замедлил с приездом на Святую Гору, то Каллист, не вынеся разлуки с любимым учителем, направился из Афона в Константинополь. Между тем наступила зима. Морское сообщение с Афоном надолго прервалось, и лишь весной следующего года преподобный с учениками мог прибыть на Афонскую Гору в Лавру Святого Афанасия. Вблизи от нее в совершенном уединении он и стал продолжать свой безмолвнический подвиг. Приблизительно около 1333 года из пределов Византии отряды турок снова неожиданно перебрались на Афон в целях его опустошения. Спасаясь от турецкого зверства, Григорий Синаит по необходимости укрылся в стенах Лавры Святого Афанасия, хотя тяготился пребыванием в иноческом обществе и не переставал думать об удалении отсюда в Парорию.

Пристань Лавры Святого Афанасия. Фото XIX в.

Как человек энергичный и смелый, он воспользовался первым благоприятным случаем покинуть Афон и через Адрианополь с Каллистом прибыл на парорийскую Обледенелую гору. Это вторичное поселение относится к 30-м годам XIV столетия.

Молва о возвращении святого Григория в Парорию быстро разнеслась среди парорийских и афонских безмолвников. Они стеклись к нему и расселились вблизи его. Такое скопление учеников послужило для Синаита основанием к созданию четырех лавр. Одна из них – Великая – была устроена в Парорийской пустыне, остальные три – в пещерах Месомилии и местечке Пезувия. Братство названных лавр составилось преимущественно из греков, сербов и болгар и проводило суровую аскетическую жизнь. К сожалению, парорийские разбойники не переставали нарушать мирный характер жизни боголюбивых исихастов. Они постоянно тревожили их своими грабительскими нападениями. Чтобы хоть несколько обезопасить иноков от разбойнических шаек, Григорий Синаит, слыша о редкостной доброте и благочестии болгарского царя Иоанна-Александра, просил у него защиты. В ответ на просьбу Григория Иоанн-Александр приказал для охраны монастыря, где жил преподобный, построить пирг, или башню, придавший обители вид крепости и известный под именем пирга Синаита. Разбойникам было официально объявлено, что в случае продолжения грабительств они будут караться неумолимо.

Внушительный указ возымел благотворное действие. Иные из них отказались от постыдного занятия, а другие даже вступили в число учеников святого Григория. Внешне обезопасив парорийские лавры, Иоанн-Александр по-царски обеспечил монастыри Синаита и в материальном отношении. Он пожертвовал им громадный денежный капитал, большие земельные владения, богатое рыбное озеро, значительные стада крупного и мелкого домашнего скота и, сверх того, на свои средства соорудил в Великой парорийской Лавре храм. Григорий, видя полное упорядочение жизни основанных им обителей, горячо благодарил Бога. Теперь устранились препятствия к тихой созерцательной жизни. Равно и совершенные из его учеников могли спокойно и безраздельно отдаться подвигу безмолвия.

С того времени преподобный сам часто удалялся из Лавры в один исихастирион, построенный невдалеке, и здесь упражнялся в созерцании. Безмерно одаренный благодатными дарами, он удостоился перед смертью извещения свыше о времени своего перехода в загробный мир.

Однажды, взяв с собою одного из учеников, вероятно, Каллиста, он уединился с ним в вышеупомянутый исихастирион и весь отдался там умной молитве и созерцательному размышлению об исходе души из тела. По житийному сказанию патриарха Каллиста, бесы, предугадывая скорое наступление смертного часа преподобного и с ненавистью представляя его будущую славу, подобно громадному облаку, в несметном количестве окружили его, молящегося. В образе диких зверей они устремлялись на него, скрежетали зубами и издавали вопли бессильной злобы. Но отвлечь ум преподобного от молитвы и богомыслия оказалось для них невозможным.

Григорий Синаит, с воздетыми к небу руками и крепкой верой в Бога, неослабно молился во время трехдневной мужественной борьбы своей с бесами. За эти дни он ничего не вкушал, ни на минуту не садился для отдыха, только изредка кидал на ученика скорбный взгляд и громко восклицал к нему: «Брат!.. Брат!.. Мужайся, крепко держись молитвы и пения... Множество лукавых духов окружило нас!»

По истечении трех суток сила благодати осенила святого Григория, внесла в его душу невыразимую радость, и мгновенно исчезла темная сила из взоров победоносного ратоборца. Тогда возблагодарил Бога преподобный и тихо возвестил об этом Каллисту, который заметил при этом следы душевного восторга и нежный румянец на лице своего учителя. «Смотри, сын мой, – сказал ему святой Григорий, – как Божественная сила мгновенно разогнала коварных духов и избавила нас от искушений. Но я желаю, чтобы ты также знал, что я скоро уйду из настоящего мира ко Господу. Он призывает меня в горний Иерусалим, как я узнал об этом из видения». Опечалился и горько заплакал ученик при вести о близящейся разлуке со своим горячо любимым богоносным старцем.

Преподобный Григорий Синаит

Мирную кончину Григория Синаита, последовавшую вскоре после упомянутого предсказания, большинство ученых относит приблизительно к 1346 году. 

Вглядываясь в жизненный подвиг Григория Синаита, нельзя не обратить внимания на то, что большая часть его монашеской жизни протекала в странствованиях. Отчасти турки, разбойники и всякие препятствия к безмолвной жизни побуждали его передвигаться с одного места жительства на другое. Но святой патриарх Каллист, биограф Синаита, указывает и на другую причину странствований преподобного: на его «стремление всех привлекать к высоте созерцания с помощью деятельной добродетели и умной молитвы».

Святой Григорий, по мысли Каллиста, и на Афоне, и в Парории, и во всех местах, где бы ни обосновывался, устраивал чрез свою проповедь и личный пример как бы «духовную мастерскую», «воссозидавшую души иноков... к лучшему». Его властное, проникнутое благодатной силой слово нередко преображало «одичавших разбойников в смиренных пастырей» и покоряло его любви даже злостных врагов. Следовательно, в лице преподобного Григория пред нами во всем ореоле встает великий миссионер, в самом возвышенном смысле этого слова, неутомимо распространяющий свои убеждения письменными творениями и еще более устной проповедью. Ему по праву принадлежит честь называться возродителем на Востоке подвижничества созерцательного типа. У наблюдателя духовной мощи этого великого «странника-миссионера» невольно возникает желание сопоставить его с преподобным Арсением Великим, который в общем строе жизни руководился одинаковым с Синаитом принципом: «Бегай, молчи, безмолвствуй».

azbyka.ru