К началу ХХ века оптинские старцы постепенно переходят в мир иной, и полюс российского старчества перемещается из Калужских земель на Владимирскую землю. Вскоре Зосимову пустынь под Александровом станут называть «северной Оптиной». Там под духовным водительством прп. Германа начинает свое становление Зосимовская школа старчества.
В 1897 году иеромонах Гефсиманского скита Герман по благословению наместника Троице-Сергиевой Лавы архимандрита Павла пришел на берег реки Молохчи с тринадцатью послушниками. На следующий год к ним примкнул протопресвитер Успенского собора Кремля, главного собора Империи – отец Феодор Соловьев, ставший одним из самых почитаемых старцев ХХ века – Алексием Зосимовским. Именно ему было доверено право тянуть жребий при выборах Патриарха 21 ноября (4 декабря) 1917 года.
Это и был цвет Зосимовского старчества, притянувшего к себе среди десятков тысяч паломников будущих преподобномучеников, митрополитов, епископов, царственных особ. «Со всех сторон потянулись сюда мирские люди, ища молитвы, покаяния, совета и утешения. В эти годы в монастыре получали духовное окормление… члены Императорского Дома, высшие сановники государства, иерархи Церкви. В Зосимову стекались сотни и тысячи богомольцев со всей необъятной России. Пустынь стала одним из духовных центров русского Православия того времени. Офицеры и чиновники, священники и монахи, крестьяне и ремесленники, промышленники и торговцы все они, мужчины и женщины, старики и молодежь, молодые супруги и юные девы, обновлялись духом, принимая наставления старцев Зосимовой пустыни, уносили с собой в мир ее особенный свет – отблеск Света Невечернего».
У зосимовских исповедников побывал весь цвет российского Православия. Святитель Тихон и меценат Третьяков, Павел Флоренский и Сергей Булгаков, отец Алексий Мечев и Иван Шмелев… Эти и другие имена тесно связаны с историей пустыни. Особый вклад в становлении пустыни внесла святая преподобномученица Великая Княгиня Елисавета Феодоровна – духовная дочь преподобных Германа и Алексия и Серафим Чичагов. Заботами основательницы Марфо-Мариинской обители был возведен северный корпус монастыря, в котором поселились два выдающихся подвижника. 
Большевики разогнали Зосимову пустынь в день Вознесения, который пришелся в 1923 году на 6 мая по старому стилю. Братия рассеялась. В ближайшие годы большинству из них суждено было ступить на тернистый путь мученичества и исповедничества.
Братия монастыря, рассеянная вокруг Москвы, разнесла семена зосимовского старчества по душам страждущих под большевицкими гонениями православных. Среди трех десятков монахов, чьи биографии известны после момента закрытия пустыни, нет ни одного не подвергшегося репрессиям. Помимо преподобных Германа и Алексия, чьи мощи сейчас покоятся в одной раке монастыря, были прославлены: преподобный Игнатий, преподобный Макарий (Моржов), игумен Владимир, иеромонах Герасим – новомученики российские. К ним не могут не примкнуть в скором времени имена благочинного обители иеромонаха Мелхиседека (Лихачева), расстреляного и погребенного на Ваганьковском кладбище и иеросхимонаха Иннокентия (Орешкина).
Благочинный Зосимовой пустыни, иеромонах Мелхиседек, в миру Дмитрий Алексеевич Лихачев, родился в 1867 году в крестьянской семье деревни Стоянец, Корчевского уезда, Тверской губернии. Кроме него у родителей было еще два сына: Петр и Семен (впоследствии староста сельского храма – расстрелян как «враг народа» в 1937 г.)
Из следственного дела известно, что он окончил сельскую школу. По всей вероятности, как и среди большинства крестьян Росси, семья его была истинно православной. Только этим можно объяснить его ранее, в двадцать три года, поступление в знаменитый Гефсиманский скит при Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.
5 октября 1892 года Дмитрий становится указным послушником Гефсиманского скита. Во время скитского послушания он сближается с будущим игуменом Зосимовой пустыни отцом Германом и другими насельниками «Северной Оптиной», в том числе с Иваном Орешкиным, ставшим в последствии иеромонахом Иннокентием – келейником преподобного Германа; с преемником преподобного Алексия, казначеем пустыни, схиигуменом Митрофаном. В 1897 году тридцатилетний послушник в числе других преданных учеников уходит со своим духовником в Смоленскую Зосимову пустынь.
В марте1898 года послушника Дмитрия постригают в мантию с именем Мелхиседек, а 14 июня рукополагают в иеродиакона. 21 октября 1901 года иеродиакона Мелхиседека рукополагают в иеромонаха. В 1907 году, 30 июня, его назначают благочинным пустыни. В 1909 году, когда по рапорту казначея пустыни иеромонаха Ионы прошло разбирательство финансовых дел монастыря, происходит недолговременный исход аввы Германа с учениками (в том числе и отца Мелхиседека) в Махрищский монастырь, а затем их возвращение в Зосимову пустынь.
Со временем, наряду с иеромонахами Досифеем, Дионисием и другими, ему предстояло разделить труд старчества, основная ноша которого лежала на игумене Германе и старце Алексие. Испытывая глубокою и преданную любовь к своему авве, отец Мелхиседек вел дневник, в котором карандашом и чернилами, оставляя правую сторону пустой для последующих заметок, описывал жизнь Зосимовского игумена. Эти записи впоследствии он передал митрополиту Вениамину (Федченкову), использовавшему их для составления жития преподобного Германа.
И чем преданней оказывался ученик, тем взыскательнее относился авва к нему, как бы во исполнение слов Библии: «Ибо кого любит Господь, того наказывает» (Притч. 3, 12). Особенно много укоров от батюшки терпел тот же отец Мелхиседек даже при посторонних людях, но стоило только скрыться ему с глаз, как старец начинал его расхваливать:
– Вот у меня отец Мелхиседек молодец! Куда не пошли, всюду идет, а как любит истовое богослужение, настоящий старовер. Кажется, он сродни им.
И ученик отвечал авве еще большей искренней преданностью. Это ярко проявилось в последние дни преподобного Германа. Физическая слабость старца развилась до последней степени. Он стал настолько легким, что отец Мелхиседек носил его на руках в храм.
Отец Мелхиседек был в числе священников, соборовавших игумена Германа. Прошли сутки, как причастился отец Герман, и отцу Мелхиседеку не давали покоя незадолго перед тем сказанные аввой слова:
– Мелхиседек, смотри не упусти меня.
– Как, в чем, батюшка? – спрашивал преданный ученик
– Причасти меня перед исходом,– просил старец.
Сознавая близость кончины наставника, Мелхиседек мысленно усердно просил Господа и св. великомученицу Варвару помочь ему исполнить предсмертную просьбу. Однако больной казался настолько слабым, что братия не советовали отцу Мелхиседеку приобщать его, но верный келейник после некоторых колебаний все-таки решился оказать послушание батюшке, предварительно дав ему выпить немного святой воды, которую больной свободно проглотил. Это ободрило отца Мелхиседека, он поспешно принес Святые Дары и, раздробив как можно мельче частицу, приобщил умирающего. Батюшка принял ее, запил святой водой и видимо стал приближаться к переходу в вечность.
Отец Мелхиседек со слезами в голосе чуть слышно повторял:
– Господи, прими батюшку…
После разгона обители, предсказанного преподобным Германом, отец Мелхиседек вместе келейником старца, иеромонахом Иннокентием (Орешкиным) отправился в село Олисово недалеко от Клина. Поселились зосимовские старцы у бывшей монахини московского Алексеевского монастыря Елизаветы Ефимовны Барановой, вернувшейся домой в 1920 году по той же причине – монастырь был упразднен. У Елизаветы монахи стерегли пасеку в двадцать ульев и сад, помогали по хозяйству.
Отцу Мелхиседеку шел пятьдесят седьмой год, отцу Иннокентию исполнилось пятьдесят три. Старцы знаменитой пустыни стали центром местной православной общины. Несмотря на строгую проверку, при выселении в 1923 году из монастыря, братиям удалось спасти частицы мощей преподобного Нила, святителя Димитрия Ростовского, священномученников Питирима и Нектария, некоторые книги.
Под их духовное окормление собрались проживавшие в Олисове, Тимошине и Клине бывшие монахини, приходили и не испугавшиеся преследований миряне. Тайком, часто по чужим документам, наезжали духовные чада из Москвы и ближнего Подмосковья. Многие православные люди из поселка Сходня тайком приезжали к старцам. Не случайно впоследствии старец Иннокентий жил на Сходне до самой своей кончины в 1949 году.
Правда, собираться приходилось скрытно, небольшими группами по праздникам под видом чаепитий – собрания верующих были строго запрещены. «Читали жития святых или монашеское наставление… были случаи, когда мы пели стихи…»,– показывала на следствии шестидесятилетняя монахиня Иннокентия (Мария Петровна Николаева), преданная старцам, получившая впоследствии десять лет концлагеря. Мать Иннокентия жила в восьми километрах от старцев, в Клину, вместе с бывшими насельницами своего монастыря. Они зарабатывали себе на жизнь шитьем одеял.
Отец Мелхиседек иногда выезжал в Загорск к старцу Алексию. Там, исповедуясь и получая наставления своего духовника, он встречался с келейником отца Алексия монахом Макарием (Моржовым) и другими зосимовцами. В последний раз зосимовский изгнанник побывал у старца за два-три месяца до его кончины.
Бывал иеромонах Мелхиседек и в Москве, посещая на Покровке своего врача (по всей вероятности духовного сына) Георгия Федоровича Вагнера (жил на улице Маросейка, д. 15.), обеспечивавшего монахов бесплатным лекарством из аптеки, находившейся в том же доме, где он проживал. Иногда отец Мелхиседек служил в Высоко-Петровском монастыре, куда перебрались к владыке Варфоломею (Ремову) многие зосимовцы. «На проскомидии действительно поминал за упокой благочестивых царей и цариц… С своей стороны считаю, что поминать царей мы обязаны, так как при них лучше жилось, был порядок, православную Церковь не терзали и духовенство не сажали… С какими я священниками служил, сейчас не помню….» – эти искренние слова, обращенные к своим палачам бесстрашно высказывал отец Мелхиседек.
Они почти слово в слово повторяют показания его собрата, иеромонаха Макария (Моржова), арестованного в Загорске одновременно с ним по тому же делу…Иеромонах Иннокентий на момент ареста братий оказался в Москве у доктора и скрылся. 4 марта 1931 года старца Дионисия арестовали по делу ИПЦ – групповое дело «Дело Инюшина И. И. и др. Москва. 1931 г.» Затем постепенно взяли и всех членов общинки. 27 марта на Клинском вокзале схватили тридцатидевятилетнюю монахиню Салову Екатерину Михайловну, которая везла из Твери от владыки Фаддея (Успенского) письма в Москву. Отважная монашка изорвала и успела проглотить некоторые листки. «Я, Салова, адреса знакомых своих называть отказываюсь… Я их не выдам»,– бросила в лицо следователям ГПУ удивительная по стойкости раба Христова.
Кроме упомянутых монахинь среди преданных чад зосимовских подвижников были и пострадавшие впоследствии монахини Алексеевского монастыря: Анна Райдакова, Александра Страхова, Татьяна Гусева, мать и дочь Панфиловы, Рубова, Филина… Стараясь уберечь своих духовных отцов – Мелхиседека и Иннокентия – от беспредела ГПУ, они свидетельствовали, что собрания их носили чисто религиозный, монашеский уклад. Приходивших к ним мирян не назвал никто. А про себя говорили, что встречались со старцами, чтобы «усмирять свою скорбь» (м. Иннокентия).
– Смиряйтесь и укоряйте себя,– увещевали Мелхиседек и Иннокентий.
Отец Мелхиседек показывал на следствии, что «антисоветской агитацией не занимался, общался с монашками местными и московскими, что те к нему приезжали как к человеку, могущему утешить скорбь. Среди крестьян никакой агитации не вел. Ко мне ходят как духовному отцу только монашки, крестьяне не ходят…».
Несмотря на единодушность показаний всех подследственных, в вину отцу Мелхиседеку и его духовным чадам было вменено создание «нелегальной контрреволюционной церковно-монархической организации “Истинных Христиан ” с филиалами в Клину, Сходне и Загорске общим числом участников свыше шестидесяти человек.
По Загорскому «филиалу» среди прочих были арестованы Иван Николаевич Инюшин («руководитель») и келейник почившего старца Алексиея иеромонах Макарий (Моржов). Оба расстреляны.
По Клинскому: отец Мелхиседек, священник Чепурко, монахиня Иннокентия и другие сестры общинки.
По Сходненскому: Маслов, Суворова, Петушков Денис Осипович, Марков Игнатий Артемьевич, Шестерин Дмитрий Сергеевич – все расстреляны.
Среди получивших высшую меру значатся и иеромонах Нафанаил (Николай Алексеевич Алексеев) и диакон Николай Степанович Аристов, Петр Лаврович Юдин.
В числе осужденных по этому делу было еще трое Зосимовских насельников: преподобный игумен Владимир (Терентьев), иеродиакон Евфросин (Данилов), иеродиакон Иоанникий (Каштанов). Из последнего протокола допроса отца Мелхиседека следует, что ему приписывалось «признание»: «вся наша группа, состоящая из монахов и монашек была по отношению к Соввласти настроена недоброжелательно, а дальше больше враждебно… Состоя членом контрреволюционной организации ”Истинных христиан ” создал филиал этой организации… которым и руководил до ареста: проводил нелегальные собрания…, на которых читал контрреволюционные листовки собственного сочинения и намечал формы и методы антисоветской деятельности… Добавляю, по предъявленному ранее обвинению, где я виновным себя не признал, решение свое изменяю и виновным в предъявленном мне обвинении… себя признаю».
Подпись иеромонаха Мелхиседека под этим следовательским вымыслом отсутствует!
Вероятно, истязали, били, играли в «доброго» и «злого» следователя. А кто был «добрым», кто «злым» из мучителей: Логунов? Широков? Саморядов? Комиссаров? «Опер» Толстой?
Священное Писание сохранило нам имена Иуды, Каиафы, Анны, Иродов. Знайте же и имена тех, кто убивал праведников XX века. Вымышленное обвинение иеромонах Мелхиседек не подписал. И только на следующем листе, через большой пропуск в конце страницы, стоит его подпись под словами:
«Признаю себя виновным в том, что я на проскомидии поминал царей благочистивых»*.
* В протоколе одного из допросов рукой следователя Толстого записано: «Я поминал за службами русских царей и цариц и считаю себя обязанным их поминать, так как при царях жилось лучше, был порядок, православную церковь не терзали, и духовенство не арестовывали» (обв. ЛИХАЧЕВ следственное дело, том II, стр. 464).
из книги Александра Трофимова "Сходня Православная"
источник: сайт писателя Александра Трофимова
