≈ Достиг вершины тот, кто знает, чему следует радоваться. Сенека (4 г. до Р.Х. – 65 г. от Р.Х.)

≈ К признакам целомудрия принадлежит и некоторая веселость. Шутит и седина; но ее шутки – степенные шутки. Она ко Христу примешивает детскую невинность. И, смеясь с какою-то важностью, услаждает тем сердце. Свт. Григорий Богослов (ок. 325–389)

≈ Всякая радость мира – печаль. Нет здесь радости, что не растворяется печалью, нет утехи, что не сопрягается со скорбью, нет веселья, за которым не следует сетование, нет смеха, после которого не грядет плач с воздыханием. Ни о чем ином, только о Господе радуйся, ибо всякая радость, которая не о Господе, – это ложь.... Свт. Димитрий Ростовский (1651–1709)

≈ Веселье – это манера поведения, тогда как радость – это привычка ума. Веселье краткосрочно, радость же постоянна и неизменна. Джозеф Аддисон (1672–1719)

≈ Великая радость, как и великое горе, безмолвна. Генри Филдинг (1707–1754)

≈ Веселье то лишь непорочно, раскаянья за коим нет. Гавриил Державин (1743–1815)

≈ Чем серьезнее лицо, тем прекраснее улыбка. Франсуа Рене де Шатобриан (1768–1848)

≈ Детский возраст самый невинный и самый смешливый. Значит, смех не всегда предполагает злость. Бойтесь не столько там, где над вами смеются, сколько там, где о вас, по-видимому, плачут. Самый злой человек в минуты смеха бывает добрее и не так опасен. Свт. Иннокентий Херсонский (Борисов) (1800–1857)

≈ Мы в радости Христовой, и если бы только мы понимали, что можем радоваться даже среди скорби житейской!.. С нами Бог в самой жгучей, в самой трагической нашей скорби, так же как Он с нами как Даятель радости, во всякой радости — и большой, и как будто маленькой: для Бога мелкого ничего нет, потому что любовь не различает между тем, что крупно и мелко. Разве мать, разве отец не ликуют всем сердцем о том, что их дитя радуется какому-то подарку: кукле, зверю, игрушке? Да, потому что в этой радости вся душа изливается, и этот подарок – не предмет, этот подарок – воплощение родительской любви; вся любовь родительская дается в этом скромном образе. Так же и Господь принимает нашу радость, какова бы она ни была: тихая или пламенная; так же Он воспринимает наши скорби: как бы они ни были перед вечностью незначительны, во времени они могут разрывать наше сердце до боли. Митрополит Антоний Сурожский (Блум) (1914–2003)

≈ По-моему, все простит Бог, кроме «безрадостности», которая состоит в забвении того, что Бог сотворил мир и спас его... Радость эта – не одна из «составных частей» христианства, это его «тональность», пронизывающая собой все. Там, где нет радости, христианство, как и религия, становится «страхом» и потому – мучением. Но ведь даже о падшести мира мы знаем только из знания его сотворенности и его «спасенности» Христом. И плач о падшести не убивает радости, вымогающей в «мире сем» – всегда, все время – «светлую печаль». «Мир сей» – веселится, но он как раз безрадостен, ибо радость (в отличие от того, что американцы называют fun) может быть только от Бога, только – свыше. Но потому и христианство вошло в мир как радость. Прот. Александр Шмеман (1921–1983)

источник: Журнал "Восток свыше"