Архимандрит Илия (Раго). Обмирщение как враг монашества

Ваши Высокопреосвященства, Ваши Преосвященства, всечестные отцы, досточтимые матушки, дорогие братья и сестры во Христе!

Меня попросили показать, что путь обмирщения – враг монашества. Попытаюсь вам объяснить, в чем состоит пагубность этого пути. Но прежде следует определить, что является основной целью монашества, этого церковного органа, который одновременно находится и в Церкви, и вне ее. Если только он не является маргинальным и если он не паразитирует на теле Церкви, значит, напротив, он находится в самом ее центре, потому что, как это ни парадоксально, монашество живет вдали от нее.

Призвание монашества

Радостное событие, которое мы празднуем уже 17 столетий, – мир, дарованный христианам после масштабных гонений, устроенных римскими императорами, предшественниками святого Константина Великого. Это событие свидетельствует о своего рода перевороте, произошедшем внутри Церкви.

До этого множество женщин и мужчин, со времен апостолов жаждавшие  встречи с Господом, находили предел своих ожиданий в мученичестве. Жестокая смерть, пытки, ссылка – были для них путем, которым они могли полностью принести себя – свою душу и тело – в жертву Богу; с уверенностью, величественно войти в Царство, обетованное Христом. Именно поэтому они были названы «мучениками», что значит «свидетели»: они свидетельствовали о своей сопричастности загробной жизни, они возвещали Царство Небесное, к которому горячо стремились, являя уже на земле то, что будет даровано в будущем Царстве, основанном воскресшим Христом.

Отличительная особенность христианства – не просто поклонение божеству, ни тем более обрядовость, но прежде всего возвещение иного образа жизни, отличного от предлагаемого миром, и опыта этой другой Жизни, которой мы насладимся в полноте только после нашего воскресения, но которая, однако, вкушается уже на этой земле. Роль христиан, находящихся в этом мире, показать, что их настоящая жизнь не временная, но вечная, что определяет их образ жизни на земле и поведение в обществе.

Но с водворением мира в правление Константина, когда  христианство стало государственной религией, в Церкви появилось стремление обосноваться, устроиться на этой земле и даже влиять на управление миром, объединившись с властью, а значит, иногда и компрометировать себя, находясь в союзе ней. Члены Церкви больше не находили возможности принести в жертву Богу всю свою жизнь через мученичество. С другой стороны, многие из них чувствовали необходимость сохранить идеал эсхатологического свидетельства, приверженность Царству Небесному, присутствующему уже здесь, хотя и грядущему. Они не могли просто слиться с духом мира, с его образом жизни.

Вот почему Дух Святой вызвал внутри Церкви движение, которое сподвигло многих мужчин и женщин удалиться от мира, бежать от легкости этой жизни, чтобы укрыться в пустынях, пещерах или горах.

Эти самые отшельники, объединившиеся в организованные общины, и составляли первое монашество; затем появились монастыри, но все с тем же идеалом – абсолютное отсечение мира.

Святой Константин в процессе перерождения языческой империи в христианскую цивилизацию сам способствовал установлению и устроению монашества. Его личный опыт, его долгая ночная молитва, дар слез, который он получил вместе с покаянием, покровительство монашеским общинам, а также закладка оснований многих монастырей – все это имело свое значение. Постепенно Церковь признала монашеское движение. Оно стало ее сердцевиной, хоть и оспариваемой, но действительной.

Итак, монашество стало кузницей, где постоянно, явственным образом выковываются новые создания, которые взамен смертной жизни получают в наследство жизнь вечную. Они чувствуют действие этой жизни и отражают его на Церковь и на весь мир. Таким образом монахи удаляются из мирской жизни не из-за человеконенавистничества или по презрению к ней, но из-за  осознания пустоты земных вещей, которые не могут нести в себе идеала – вечности, предназначенной человеку.

В человеческой любви есть нечто абсолютное – уникальность, неповторимость. Люди, осознающие бессмысленность временной жизни, приводящей многих к разочарованиям, чувствуют потребность искать смысл в «чем-то другом». Это «другое» они находят в Боге. В Боге и в Его Царстве, в другом образе жизни. Таким образом они полностью отдаются Богу и принимают новый вид мученичества – бескровное мученичество – абсолютное принесение себя в жертву Богу и своим братьям. Эта жертва свидетельствует уже о глубоком соединении с Телом Христовым, о даре, который они получают без утраты жизни, посвящаемой Богу.

Понемногу они начинают замечать, что их настоящее «я» уже не в них самих, но в личности Христа, в соединении со всеми его членами – людьми. Кто хочет идти за Мною, …возми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16:24). И, участвуя таким образом в жизни Христа Богочеловека, они постигают наперед радость преображения своего бытия, что является началом обожествления во Христе.

Монах бежит от мира не по эгоизму. Но всеми силами отказываясь от него, он постигает сущность мироздания, а именно, духовное начало – через отречение от земных благ. Таким образом, это белое (бескровное) добровольное мученичество  заключается не только в отречении от внешнего мира, но также от своего внутреннего мира: в добровольном отказе от своей собственной воли, своего личного суждения и даже своей личной мысли (что однако не имеет ничего общего с отказом от своей личности).

Слово «мученик» несет в себе два значения, которые в точности отвечают призванию монашества.

Мученичество – это свидетельство. И действительно, монашество свидетельствует, что преображение, которое Церковь предлагает миру, реально и достижимо. Оно «выработано» и осуществлено внутри Церкви, а именно в монашестве. И Церковь открывает этот монашеский опыт миру. Монашество – доказательство, лаборатория и витрина Евангельской правды, которая преображает «ветхого человека» в «нового».

Мученичество означает также всецелый дар своей жизни Богу, жертву, приносимую вместе со Христом, который также добровольно принес Себя в жертву на Кресте. Ведь призвание монаха – послушание и отказ от собственной воли каждое мгновение своей жизни, борьба насмерть против собственного «эго» – вот настоящая мучительная, но в то же время радостная жертва, делающая из него мученика, который умирает для мира, чтобы преодолеть природу падшаго человечества. Поэтому монашескую жизнь также называют «житием ангелов». Не потому, что все монахи становятся ангелами, но потому, что условия жизни, которые они принимают на себя, уподобляют их жизни ангелов в Царстве Небесном.

Следовательно, по своему назначению монашество не должно принимать участие в созидании или поддержании равновесия в мире,  стремиться повлиять на ход истории своей страны и участвовать в устроении и развитии Церкви. Такая отчужденность позволяет ему исполнить Великий Переход, Пасху, Новую Жизнь Царства, которую Иисус возвестил Нафанаилу[1]. Монашество является для мира и для Церкви постоянным и неизменным пророческим напоминанием, что этот мир временный, что наша настоящая родина на небе. У монашества эсхатологическое призвание и в этом смысле оно беспокоит мир и Церковь, когда она становится «мирской». Вот почему мир не понимает монашества, часто его отвергает, осуждает и даже борется с ним. И даже внутри самой Церкви часто можно встретить мнение, что монахи бесполезны, что это паразиты, которых надо бы «использовать», сделать их «продуктивными и полезными для общества».

Что такое обмирщение?

В противоположность высокому эсхатологическому призванию монашества, в Церкви присутствует также движение обмирщения, когда она перестает искать Царство Небесное и начинает заботиться о своем устроении в царстве земном, как если бы оно было окончательным. Патриарх Румынский Даниил сказал как-то в одном из своих докладов: «Обмирщение – феномен наиболее враждебный по отношению к Церкви; у него нет лица, он проявляется как радиация, без цвета, вкуса или запаха, но с последствиями для духовной жизни. Семена обмирщения находятся в непослушании человека Богу и в его забвении Бога. Так, Адам, наш праотец, – первый человек, который начал обмирщаться, поскольку он пережил момент, когда Бог якобы отсутствовал, как если бы Он не существовал. Многократно мы повторяем грехопадение Адама, когда забываем Бога и живем в сотворенном Им мире так, как если бы Он не существовал. Обмирщение всегда носит в себе семя раздора…»

Это опасное движение называют обмирщением, потому что оно выражается в погружении в дух времени.

Адам

Этот соблазн почти такой же древний, как и само человечество, и стоит у истоков падения Евы и Адама. Поддавшись наущению искусителя стать самому Богом, человек не отвергал открыто Бога, но намеревался довести до совершенства созданное Богом творение. Вместо того чтобы питаться божественной жизнью и быть обожествленным благодатью Божией, наши первородители хотели осуществить это самостоятельно посредством творений, данных им в распоряжение. Предпочтя творение благодати Божией, они ему всецело подчинились и оставили по факту божественную жизнь. Они сообразовались с веком сим.

Ветхий Завет

Надо отметить, что, несомненно, мы могли бы  толковать таким образом все великие падения и бунты израильского народа в Ветхом Завете, от недовольства евреев в пустыне, до богоубийства Иисуса, включая прелюбодяние Давида и идолопоклонство Соломона!

Третье искушение Христа

Однако не будем падать духом. Сам Иисус был также искушаем и добровольно противостоял испытанию, чтобы Собой и в Себе воссоздать обратное направление – предпочесть Бога миру. Когда искуситель притязал отдать в Его распоряжение «все царства мира и славу их», чтобы Он исполнил свое мессианство, но мессианство человеческое, – Иисус ему противопоставляет: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф. 4:8–11).

Таким образом, сатана пытается умалить миссию Христа по спасению мира до простой земной миссии, политического царства, а значит, нового подчинения миру и его духу. Монашество участвует в этом противостоянии Христа искушению мировым господством. Когда монах дает монашеские обеты, он принимает на себя обязательство жить отныне так, как в Царстве Небесном, а значит, выступить против логики падшего мира, жить не по его началам, но, напротив, по началам мира, восстановленного Богом таким, каким мы его увидим в конце времен.

Намерение Христа

Ни для служения Иисуса, воплотившегося Слова, ни для его Тела – Церкви, серцевиной которой являтся монашество, божественным намерением не является улучшение условий жизни людей. (Это является только следствием любви, которую мы должны иметь к нашим братьям, однако это не яляется главным намерением!) Напротив, замысел Божий, исполненный Иисусом и продолжаемый Церковью, – созидать, поощрять и развивать условия, которые бы объединяли людей с Богом и, как следствие, людей между собой.

Какими средствами?

Средства, данные Богом людям, которые усваивает исключительно монашество, – средства богочеловеческие, а не только человеческие. Царский путь монашества – подражание Иисусу, как тому учит святой апостол Павел в послании Филипийцам: Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп. 2:5–8). Нигде мы не видим, чтобы Христос прибегнул к человеческим средствам господства или власти, чтобы убедить, соблазнить или принудить. Ничего, кроме быв послушлив, то есть – отказаться от своей собственной воли, своего «тщеславия», чтобы возложить заботу на Бога действовать, как Он считает нужным. Роль монахов – воздеть руки к небу, вознести свою веру и свою молитву с доверием к Богу, чтобы Он  помиловал мир и людей.

Такая вера является общением с Богом. Вкупе с любовью к ближнему, она соединяет нас с нашими братьями и вводит в общение с ними. Таким образом, такая вера разделяет монаха между миром и Отцом. Он соединен одновременно с одним и с другим, и в этом его священное служение, это его самое важное делание, потому что именно так он выполнит заповедь Господа: Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф. 28:19)…

Итак, каким образом проявляет себя смертоносное обмирщение в монашестве?

Христос есть Дверь, Путь, Истина, Жизнь. Именно Он дает возможность и осуществляет соединение людей с Богом. Церковь, и в ее лоне монашество, усыновляет людей Богу; попытка Церкви усыновить людей миру была бы страшным извращением.

По всему вышесказанному мы понимаем, что монашество есть опыт вне времени, опыт вечной жизни, предоставленный нам сейчас. Таким образом все, что противится эсхатологическому опыту монашества, является отрицанием своего собственного назначения. Все, что привязывает монахов к культуре, истории, науке, к какому-либо текущему событию, все это по определению обмищение: противоестественное погружение в жизнь века сего, в жизнь мира, забвение и уход из Царства Небесного, от личного присутствия Божия.

Вне всяких сомнений, в этом смысле обмирщение делает монаха падшим ангелом. Обмирщение – предательство монашеского призвания и страшный соблазн для мира. Вторжение мирской жизни в монашескую – смертельная опасность, такая же смертельная, как уныние, которое постоянно подстерегает монахов.

Примеры обмирщения

Для иллюстрации я вам дам сейчас несколько примеров обмирщения современного монашества, свидетелями которого мы являемся в Западной Европе. Каждый раз, когда мир вторгается в жизнь монастырей, последние обмирщаются, и всё заканчивается их закрытием. Это может происходить по-разному.

А. Во-первых, индивидуально.

Как только монах сослагается мирским помыслам или пленяется заботами об этой жизни, он обмирщается.

Чтение романов, просмотр фильмов, что делает доступным использование интернета, злоупотребление мобильными телефонами – все это вторжение в сердца монахов духа мира сего. Если монах сразу не отсекает эти соблазны, то он встает на скользкий путь, ведущий к неприятию монашеской жизни, и, как следствие, к ее забвению, полагая, что спасение в миру легче, полезнее и естественнее. Мы должны быть предельно бдительными с использованием этих опасных средств.

Если монахи стремятся жить в излишнем комфорте и «не отставать от жизни», если они не гнушаются средствами и предметами, значительно превосходящих их реальные потребности, – они обмирщаются. Казалось бы, как же это соблазнительно обзавестись более удобными средствами передвижения, просторными и прекрасно мебелированными аппартаментами! Однажды покойный патриарх Сербский Павел приехал на заседание Собора Сербской Церкви. Проходя стоянку Собора, он решил обойти ее, чтобы посмотреть находящиеся на ней шикарные автомобили. Когда кто-то удивился его реакции, он просто ответил: «Я приехал на собор епископов…»

В. Обмирщение может также исказить и общинную монашескую жизнь посредством участия в делах мира или Церкви.

Необходимость добывать средства к существованию монастырей может также послужить соблазном к обмирщению. Примерами являются всевозможные внешние мероприятия, требующие представителей от монастырей в мирских или церковных учреждениях.

Еще одно служение – миссионерское, принимаемое добровольно или возлагаемое по послушанию на монахов, – тоже является источником обмирщения. Безусловно, жизнь апостольская свята, но для монаха она – измена его призванию, и он может ее принять только в случае, если миссионерство ему дано в качестве послушания. Это касается в равной степени всех послушаний в миру, ради которых некоторые монахи должны приносить себя в жертву, но которые, увы, противны монашескому духу.

Мы никогда не перестанем говорить об опасности одеваться в гражданскую одежду, когда приходится выходить в мир. Во времена антиклирикальных революций враги Церкви знали, что при запрете монахам появляться в общественных местах в духовной одежде  вместе с этой одеждой снималось и их священное значение – мир больше не видел явного знака присутствия монаха. Более того, из-за этого даже сами монахи подвергаются опасности потерять смысл своего призвания – закрытости от мира. Одна французская поговорка говорит: «Одежда не делает монаха». Конечно, но она, будучи видимым знаком его посвящения, «отделяет» монаха, что является основополагающим в монашеском призвании. Монах «отделен» Богом – он отрезан от мира, чтобы принадлежать только Богу, своему единственному Господину.

В других случаях проникновение духа мира сего в монастыри происходит извне, и монашество снова становится его жертвой.

Например, в какой из обителей нет людей с нарушенной или травмированной психикой, с деликатным или сложным характером? Мы утверждаем, что монашеское призвание состоит в примирении людей с Богом. Связь с Богом достигается путем долгого обучения покаянию и смирению, в то время как применение современных техник психоанализа будет являться одной из форм обмирщения, капитуляцией перед человеческими средствами в исцелении личностных повреждений. Эти методы, от которых, конечно, нельзя полностью отказаться, но к которым следует прибегать только в исключительных случаях и с рассуждением, направлены на то, чтобы примирить человека с самим собой (что порождает уход в себя и излечение психики без освобождения от страстей, лежащих в основе страданий).

Это также вторжение высших инстанций в жизнь монастыря. Церковь – мать, которая поглощает своих собственных детей; вмешательство в жизнь монастыря церковных и государственных властей создает атмосферу, которая отвлекает монахов от их призвания. Встречи, услуги, приемы –  необходимые – душат, однако, исихастский дух монастырей и оставляют их погибать в духе мира. Монастыри не могут существовать без помощи щедрых благотворителей, но в то же время это является угрозой:  угождение жертвователям и их нуждам, жизнь сообразно ритму жизни благотворителей, которые, сами того не сознавая, изменяют дух монастырей и толкают их насельников к падению с неба на землю.

Конечно, не получится полностью избежать этих опасностей, но надо оставаться бдительным.

Средство борьбы с обмирщением

Надо оставаться бдительным!

И в наших обителях, где снова обретается утраченная монашеская традиция, прерванная историческими обстоятельствами, или же эта традиция воссоздается по книгам, может случиться так, что мы ослабнем под влиянием обмирщения. Вернуться будет трудно, но возможно, и лучшее оружие – молитва и смирение. Когда святой Антоний Великий увидел мир, окруженный сетями сатаны, голос ему сказал: «мир спасет смирение». Но следует добавить – и это уже будет моим заключением – что проблема опасности обмирщения в монашестве обусловлена также обмирщением всей Церкви. Наши Церкви ищут свое место в этом мире, они жаждут признания или власти (и это естественно, это по-человечески, но – слишком по-человечески!!!) – и, таким образом, забывая свое эсхатологическое призвание, они препятствуют действию Святого Духа в мире, направленному  на созидание «новой земли» и «нового неба». Чтобы объяснить то, что мы делаем, я приведу один единственный пример. Когда мы служим Божественную литургию, мы молимся о более легкой жизни, вместо того, чтобы «всякое ныне житейское отложить попечение», как мы поем в Херувимской песни, и вознестись верой и умом в Царство, где ангелы и святые, с которыми мы вместе находимся, воспевают славу Божию.

Монашество в Церкви является духоносным органом, который напоминает ей о ее призвании и удерживает ее от обмирщения, чтобы посредством жертвы монахов и монахинь, соединенной с жертвой Христовой, привить Церкви Царство Небесное.

Именно от успеха этой миссии зависит ответ на вопрос Спасителя: Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк. 18:8). Это и есть главная цель! Но в этой ожесточенной борьбе трезвость, рассуждение и силы ниспосылаются только Господом. Церковь и монашество всегда получают это в молитве. Ведь Бог знает, что нужно для спасения.

Ему подобает слава и поклонение во веки веков.

---

[1] См. Ин. 1:45–51.

Источник: Синодальный отдел по монастырям и монашеству