Ваше Святейшество, Святейший Патриарх Русской Православной Церкви, Ваши Высокопреосвященства, Ваши Преосвященства, возлюбленные отцы настоятели, настоятельницы, представители всего монашества Русской Церкви. Позвольте поблагодарить всех вас за оказанную мне высокую честь присутствовать на этом собрании.

Во-первых, разрешите передать вам любовь и почтение от лица древней Кипрской Православной Церкви, а также от монашествующих, которые подвизаются в ее монастырях. Тема моего сегодняшнего выступления – общежитие как совершенная форма монашеской жизни. С вашего позволения, я поделюсь в большей степени практическими вещами, поскольку имею некоторый опыт – вначале как простой монах, а затем и как настоятель монастыря.

Общежитие для монастыря не что иное, как духовная врачебница. Как Церковь излечивает болящего и падшего человека, так же и общежительный монастырь принимает в свои объятия человека недугующего и падшего для того, чтобы преподать ему православные врачебные средства. Пример для общежития, в первую очередь, – это Сама Пресвятая Троица, ибо человек создан по образу и подобию Пресвятой Троицы. Поэтому он находит самого себя, только когда имеет братское общение в любви с себе подобными.

Святое Евангелие говорит нам о Боге, что Бог есть любовь (1 Ин. 4:16). В Евангелии не сказано: у Бога есть любовь, но – Бог есть любовь – читаем мы у святого Иоанна Богослова. Человек создан по образу и по подобию Божиему, и поэтому он по благодати Божией тоже есть любовь. Он находит свое бытие, свое богоподобие в том, что имеет любовь. И лечебница общежительного монастыря, как я уже говорил, принимает болящего человека и предлагает ему многообразные лекарственные средства святых отцов. Таким образом, постепенно, шаг за шагом, в нем восстанавливается образ Божий, который был дан ему от рождения.

Как Вы верно заметили, Ваше Святейшество, в Вашем слове, – в земной жизни Господа нашего Иисуса Христа Его служение было подобно служению в общежительном монастыре. Потому что Господь был центром жизни для Его учеников, был Тем, Кто подавал им Свое учение, Свою молитву, научал их Своим примером, но не забывал и об их ежедневных нуждах, – даже отправлял их ненадолго отдохнуть, чтобы они набрались сил.

Господь принял страдания за весь мир, был распят и воскрес. И когда апостолами, просвещенными Духом Святым, была основана наша Святая Церковь, она родилась как бы в некоем общежитии, в общении. Мы же помним, что говорит Писание: первые христиане имели всё общее. И апостолы сами, как некие отцы, подавали исцеление христианам и передавали им опыт своего общения с Богом, насыщая, таким образом, сердца верных.

Задача общежития заключается не в соблюдении неких внешних формальных правил. Так же как цель нашей Церкви – это обожение человека, такова и цель общежития. Любой вид монашеского делания не может быть осуществлен вне Церкви. Не может произвести плод Христов древо, которое не укоренено в Церкви. Монашество значимо и существует постольку, поскольку оно есть Церковь.   Иначе это была бы некая школа аскетических физических упражнений, по примеру различных восточных учений типа йоги, а не жизнь во Христе.

Основные добродетели монашества, как мы знаем, это нестяжание, послушание и смирение. Но это всё приобретает истинное значение, только если делается ради Христа, и без Христа ничего не значит. Поэтому не будем забывать, что наши обеты – не цель, а средства, которые ведут нас ко Христу. И итогом должна стать свобода во Христе и обожение человека.

Святые отцы предусмотрели всё необходимое для проведения идеальной жизни в общежитии. Преподобный Симеон Новый Богослов в своих писаниях говорит, что иные ублажают общежитие, иные же предпочитают скитский образ монашеского жития, некоторым нравится полное уединение; от себя же святой говорит, что блажен в Боге любой из этих образов жизни. Но все святые отцы − в первую очередь, конечно, преподобный Иоанн Лествичник − предупреждали о большой опасности при прохождении монашеского подвига. В четвертом Слове Лествицы, в Слове о послушании, преподобный Иоанн говорит, что есть великое искушение в жизни монаха, и это искушение именуется идиоритмией – особножительством, жительством по своему устроению.

В общежительном монастыре в лице отца настоятеля, игумена, мы видим Самого Христа. И это освящено благословением епископа местной Церкви. Послушание настоятелю − это таинство Церкви, которое совершается не ради его, игумена, личных заслуг или какой-то личной святости. Но оно происходит потому, что в лице настоятеля мы видим Самого Христа, и – через настоятеля – Христу оказываем послушание. И преподобный Иоанн Лествичник говорит следующее, советуя монахам: «Даже если видим тот, кто сегодня тебя испытует, не зри на него, но зри Невидимого, Который уже испытал того [то есть отца-настоятеля], кто зримо испытует тебя».

Поскольку таинство смирения и послушания бывает во Христе, для него не нужны какие-то особые условия. И поэтому в нашем монашеском постриге мы даем обет быть послушливыми, хранить послушание даже до смерти. Также и девство не означает просто уклонение от каких-либо плотских грехов. Это есть не что иное, как сочетавание с Самим Христом, вечное единение с Ним в любви. Также и нестяжание не ставит своей задачей просто не иметь никакой личной собственности, но, напротив, − приобрести Того, Кто имеет всё, то есть приобрести Христа.

Послушание не имеет цели сделать нас рабами. Его цель – даровать нам Христа, Который нас освободил. И поэтому я очень рад был тому, что Святейший Патриарх сказал об отпусках у монахов. Имея в виду, конечно, что у монаха даже не должно возникнуть внутренней потребности в каком-либо отпуске.

В Отечнике говорится об одном великом старце, который ежедневно употреблял совсем немного хлеба, и при этом всегда только стоя. Когда же он состарился, у него уже не хватало сил нагнуться, чтобы взять эти немногие крошки со стола, они падали из его рук. Ученики сказали ему: «Старче, ты уже в преклонных годах, можешь теперь сесть и сидя принимать свою пищу». И он им ответил: «Даже если меня сожгут, и от меня останется один пепел, и пепел мой рассеют по четырем сторонам света, я все равно не успокоюсь, думая, что именно ради меня Сын Человеческий вочеловечился».

Для монаха только Христос должен быть единственной радостью, единственным отдохновением, единственным упокоением. Монаху не нужен отпуск. Потому что он –наполнен. Ему не нужно отдохновение так, как это необходимо мирским людям, поскольку отдохновение ему подает Сам Христос. У него нет необходимости выходить из монастыря в мир, потому что он уже вошел в общение с всесильным и всеблагим Господом.

Настоятель монастыря – отец для всей братии, живущей в обители. Взирая на него, мы должны видеть Бога, – как если бы обращались к Нему и общались с Ним Самим. В нашей греческой традиции, и на Святой Горе Афон, невозможно, чтобы игумен, настоятель, не был сам и духовником для общежительного братства, для насельников монастыря. И невозможно, чтобы он не был во всем личным примером для братии. В лице настоятеля монастырь соединяется с Церковью. И для монахов как чад Церкви, несущих послушание в Церкви, – всё, что они делают, должно быть так, как если они живут для Христа, ради Христа.

Позвольте мне на этом завершить выступление, поскольку мне особенно нечего добавить к замечательным словам Святейшего Патриарха, кроме того, чтобы еще раз выразить свою огромную радость: всё, что сейчас сказал Святейший Патриарх, является очень важным и актуальным для истинного прохождения монашеского пути. Мы также особенно рады, что святейшая Русская Церковь с огромным тщанием и большой любовью относится к своим избранным чадам – к монахам и монахиням.

Прошу не забывать нас в своих молитвах.

Перевод с греческого: Максим Клименко, Алексей Григорьев

Источник: Синодальный отдел по монастырям и монашеству

Доклад Архимандрита Елисея, настоятеля монастыря Симонопетра (Святая Гора Афон) на Собрании игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 8−9 октября 2014 года).

Мы хотели бы выразить свою радость оттого, что собрались здесь как единый монашеский организм, и к тому же в Лавре преподобного Сергия, которого мы возлюбили от юности нашей. Мы также хотели бы поблагодарить организаторов настоящей встречи за это делающее нам честь приглашение и за их труды.

Заявленная тема очень важна для жизни общежительного монастыря. С самого начала я хотел бы уточнить, что намереваюсь опираться на дух и молитвенный опыт старца Эмилиана1 и монахов нашей обители в большей степени, чем на собственный убогий и недостаточный опыт. Сама по себе полнота Церкви уже есть общежитие. Для монахов, отрекшихся от всяких мирских уз и своей прежней жизни, монастырь становится местом, где они открыли для себя Бога; их жизнь переходит в иную реальность, а именно в реальность Царствия и последних дней, где все будет исполнено славы Божией. Их жизнь, избавленная от каких бы то ни было компромиссов с миром, есть непрестанное предстояние перед Престолом Божиим, подобно ангелам. Показательное евангельское изречение, что некоторые из стоящих здесь... не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем (Мф. 16:28), обращено к монахам. Каждый монах внял направленному лично к нему призыву Христа. Либо в результате принудительных действий, либо по жизненным обстоятельствам, либо в процессе последовательного христианского воспитания, но, так или иначе, взгляд Христов останавливался на нем и призывал его к тому, чтобы оставить всё и следовать за Ним. Но совершенное следование за Христом происходит у монахов посредством молитвы, в чем они подражают апостолам. Таким образом, мы постараемся объяснить, как вписана частная молитва в жизнь общежительного монастыря, раскрыв несколько аспектов и того, и другого.

Непрестанное служение Богу

Как ученики последовали за Христом на гору Фавор, так и монах вступает в обитель, и там ему − главным образом, конечно, благодаря служению Богу − открывается свет Господень. Этот свет подобен свету, которым просияло лицо Господа. То же происходит и в других проявлениях общежительной жизни: в трудах, в отношениях между братиями, на трапезе, при приеме гостей, при уходе за немощными и престарелыми, на общих братских беседах и т. д., то есть все это в монастыре уподобляется ризам Господа, ставшим белыми от отразившегося в них Божественного света. В монастыре всё богоносно, всё есть непрестанное служение. Служение Богу находится в центре жизни, службы регламентируют каждый момент, а любая деятельность начинается и завершается в храме, с молитвой и песнопением. Первоначальное призвание от Господа подобно искре, вспыхнувшей в сердце, чтобы дать толчок, избавляющий от прельщений мира сего. Эта искра в высшей степени облегчает испытание и научение суровости подвижнической жизни, но есть опасность, что она угаснет, если не подпитывать ее, так что монах призван воспринять тайну откровения Божия, которая явно и таинственно выражается в церковном богослужении.

Это восприятие происходит двумя способами: посредством подвижнической брани и келейной молитвы. Аскеза имеет целью помочь монаху очиститься от страстей, начало которых – себялюбие, и соделывает его сосудом, приемлющим Божественные энергии; молитва же представляет собой связующее звено, соединяющее монаха с Богом, − посредством молитвы он говорит с Господом и слышит Его ответ.

Молитва как существенная составляющая жизни монаха

Поскольку монастырь есть место непрестанного присутствия Божия, невозможно, чтобы молитва не была центром жизни монаха. «Монашеское жительство немыслимо без молитвы – а поскольку служение совершается непрестанно, – без непрестанной молитвы», − говорил нам старец Эмилиан и добавлял: «Когда монах молится, он становится человеком, показывающим, в первую очередь, что он проживает в Боге. Он живет постольку, поскольку пребывает в молитве... Молитва служит ему предпосылкой его духовного роста»2. Главное, что оправдывает его присутствие в монастыре, это взыскание непрестанного общения с Богом посредством молитвы. Видов молитвы много, но лишь келейная молитва действительно преображает наше существование.

Общежительное и безмолвническое монашество

Некоторые утверждают, что келейная или умная молитва в ходу только у священнобезмолвников и что общежительные монахи заняты лишь богослужением, и этого должно быть им достаточно. Однако не существует двух разных видов монашества. Конечно, есть некоторое различие, но оно обусловлено, главным образом, условиями проживания и организацией времени, свободного от общей молитвы и послушаний.

Цель обеих форм монашеской жизни была и есть одна: стяжание близости с Богом и личный опыт обожения во Христе. История монашества, всегда подразумевавшая два этих параллельных и взаимодополняющих вида, демонстрирует тенденцию к их взаимному сближению. Как мы видим, со времен преподобного Паисия (Величковского) и до наших дней делается попытка внедрить исихастское духовное учение в монастырское общежитие. В этом одна из характерных особенностей нынешнего возрождения и расцвета святогорского монашества. Сегодня молодежь, приходящая на Святую Гору (подозреваю, что то же происходит и в русских монастырях), по большей части стремится жить по нормам общежития, имея при этом возможность жить и индивидуальной духовной жизнью.

Давайте посмотрим, как осуществляется келейная безмолвная молитва в условиях общежительного монастыря.

Келья монаха: Вавилонская печь

Когда вечером, после повечерия, монах возвращается в свою келью, он не отделяется от общего тела братства. Келья представляет собой его личное пространство, но при этом она неотъемлемо принадлежит общежитию. Все, что в ней находится, – мебель, иконы, книги, облачение и т. д. – расположено там по благословению. Что бы ни стал делать монах в келье – отдыхать, молиться, размышлять о своей жизни, готовиться к исповеди и Причастию, – все это имеет органическую связь с остальной жизнью монастыря. Конечно, монах отдыхает в келье, но при этом келья не место для отдыха. В действительности она представляет собой арену подвижнической брани и место встречи с Богом. Некоторые древние монашеские тексты сравнивают келью с Вавилонской печью, где монах, подобно трем отрокам, испытуется, очищается и готовится к встрече с Богом. Келья является для монаха заповедным местом, куда не должно проникать ничего из мира, чтобы дать ему бороться с Богом для получения благословения от Него (см. Быт. 32:24−30), и тогда его можно будет называть, как и Иакова, видевшим Бога.

Келейное правило, или «частная литургия»

В келье монах исполняет свое правило, состоящее из определенного старцем числа земных поклонов, молитв по четкам, чтения священных книг и каких-либо других молитв. Существует – и должно существовать – большое разнообразие по части содержания, способа исполнения, времени и длительности келейного правила, в силу того, что люди различны между собой и имеют различную степень телесной выносливости, темперамент и характер. Все это должен принимать во внимание духовник при назначении молитвенного правила для своего послушника. Некоторым образом, келейное правило для личной жизни монаха имеет то же значение, что и богослужебный устав для храма, лишь с той разницей, что правило, во-первых, должно быть монаху по силам, а во-вторых, усложняться по мере его духовного возрастания. Одно дело − правило для новоначального, другое − для монаха, несущего какое-либо тяжелое послушание, иное правило − для немощного, иное −для пожилого. На встрече со старцем монах, разумеется, исповедует ему все свои прегрешения, открывает помыслы, испрашивает совета, но главный разговор будет касаться правила: как идет молитва? есть ли проблемы со сном? устает ли он от поклонов? следует ли заниматься больше? какие подвижнические сочинения следует читать, чтобы сильнее разжигалось сердце и т. д. Регулярный пересмотр келейного правила является существенным показателем духовного возрастания каждого сознательного монаха.

Духовная жизнь как таковая не должна сводиться к келейному правилу. Оно представляет собой просто тот необходимый минимум, который обязан ежедневно и в определенное время исполнять монах, чтобы «памятовать, что он отлучен от Бога и лишается Его Благодати», как нас учил старец Эмилиан. Вопрос постоянства правила имеет существенное значение, что неизменно подчеркивается духовными отцами. Нельзя исполнять правило только тогда, когда у тебя есть на это настрой, а если уж ты пропустил его, об этом следует сообщить своему старцу и исповеднику как об отступлении от своего монашеского долга. Поэтому правило должно быть рассчитано так, чтобы его можно было исполнять ежедневно, с вниманием, смирением и полным осознанием того факта, что не ты предлагаешь Богу нечто, но − предстаешь перед Ним, испрашивая Его милости. Таким образом, правило не вырождается в простую привычку и не становится формальной обязанностью, исполняемой монахом «лишь бы отделаться», и в мыслях о другом. Поскольку именно во время исполнения келейного правила монах прилагает все усилия к борению за встречу с Богом, мы в нашей обители предпочитаем называть его «бдение» или «келейная литургия», не только потому, что оно совершается преимущественно ночью, но главным образом потому, что оно представляет собой ожидание и чаяние Бога, устремленное вверх напряжение всех сил монаха. Минимум, определяемый ему старцем по снисхождению, может стать тем запалом, который разожжет в нем горение божественного рачения, и тогда правило растянется во времени и возрастет в силе, заполняя всю ночь. В братии старца Иосифа Исихаста правило длилось шесть часов и состояло исключительно из умной молитвы, а во многих святогорских общежитиях монаху предоставляется возможность каждую ночь посвящать по крайней мере четыре часа молитве, помимо суточного круга богослужений. «Келейная литургия» представляет собой пространство тáинственного опыта, вход в «облако», покрывшее трех апостолов после явления Света, бездну боговедения, − поэтому и совершается ночью.

Ночь – это время божественных откровений, великих богоявлений в Священном Писании, это час, когда Бог склоняется над людьми. Поэтому-то и пророки, и наш Господь Иисус Христос молились по ночам (см. Мф. 26:36, Лк. 21:37). В эти часы человек, избавившись от рассеяния ума, может воздвигнуть брань против помыслов, вознестись к Богу, говорить с Ним, познать Его, чтобы Он стал из неведомого и абстрактного Бога его собственным Богом. Без ночного молитвенного делания Дух Святой не будет действовать в нас и говорить с нами − как учил старец Эмилиан, помещавший эту часть делания монаха в самый центр его жизни3.

Стало быть, келейное правило настолько важно, что совершение его в церкви непосредственно перед утренним богослужением обесценивает его. Конечно, такой перенос дает гарантию, что монахи исполнят правило, но при этом теряется его личностный характер. В келье монах может растворить свое сердце, преклонять колени, молить, плакать, менять позу для борьбы со сном, а в храме эти возможности становятся недоступны, и правило приобретает литургический и объективный характер, занимая место службы. При этом содержит все те же элементы, но приобретает богослужебную форму.

Предпосылки ночной молитвы

Как богослужение имеет свой устав, так и «литургия в келье» имеет определенные предпосылки, в отсутствие которых ее цель не может быть достигнута. Когда монах входит в свою келью, или, скорее, после того как он, отдохнув несколько часов, проснется посреди ночи, чтобы исполнить свое молитвенное правило, он не должен привносить в келью ничего из мира. Он должен быть свободен от житейских попечений и занятий, связанных с его послушанием, не иметь ни к чему пристрастий и любопытства. Он должен также находиться в состоянии внутреннего мира и единения со всеми своими братиями, не испытывать ни к кому обиды или зависти, ни даже угрызений совести за возможные прегрешения. Этот мир воцаряется в совести прежде всего в результате чистой исповеди и откровения помыслов, а также после краткого исследования самого себя, что может предшествовать исполнению молитвенного правила. Примерно так же наставлял старец Эмилиан: «Надо опустошить себя, постоянно ожидая пришествия Святого Духа. Мы должны пребывать в горнем, чтобы на всякое время Его принять. В посте, в тяготах, в болях, с жаждой уничижения, в отрешении и молчании, дабы сподобиться вместить Святого Духа... Дух обычно сходит в желудки пустые и в очи бдящие»4.

Только с непопечением ни о чем можно стяжать сокрушение сердца, благочестие, смиренное осознание того, что ты исполнен беззакония и тьмы, и сделать всё, чтобы «растрогать Бога» и привлечь Дух, дабы он осенил тебя.

Трезвение и Иисусова молитва

Помимо того, что монах будет исполнять в этот час, следуя данным ему старцем наставлениям, главной его задачей будет опустошение ума от всего, будь оно хорошее или плохое, «чтобы мы взращивали нашу вместимость трезвением, бдением, безмолвием и выкапыванием колодца радости, мира и небесной жизни, которая называется Молитва Иисуса»5. «Вместимость зависит не только от нашего настроя и от того, насколько мы любим Бога, но и нашего труда, усилий и от проливаемого нами пота, а чем больше возрастает наша вместимость, тем больше дает нам Бог»6.

Это опустошение в святоотеческой духовной терминологии именуется «трезвение». Оно состоит во внимании, в бдении, в наблюдении за помыслами, приходящими на ум и стремящимися войти в сердце, чтобы овладеть крепостью души. Трезвение – главное делание монаха, поскольку к нему, по большей части, не относится борьба с телесными искушениями. Это «искусство искусств и наука наук», которую трудно постичь тому, кто еще живет в смятении развлечений ума и мирских пристрастий. Поэтому мы не можем говорить о трезвении и о внутреннем борении, когда нет соответствующего «безмолвия». В ночной тиши монах может следить за своей мыслью и отражать различные помыслы, чтобы предаться только одному призыванию Имени Христова. Трезвение и односложная молитва суть неотъемлемые спутники тáинственной жизни, так что в одном невозможно подвизаться без другого, по причине подвижности ума, который всегда нуждается в каком-либо занятии. По этой причине для отражения нападок различных помыслов, я даю своему уму одно-единственное занятие – призывание Имени Христа в качестве необоримого оружия и средства освящения7. Стало быть, Иисусова молитва, умная молитва, этот царский путь − и есть главное оружие монаха в этой брани, и содержит она в себе сгусток всего опыта, накопленного Церковью. Нет нужды останавливаться здесь подробнее на искусстве Иисусовой молитвы, тщательно описанном в текстах трезвенных отцов и доходчиво объясненном великими русскими богоносными отцами XIX века. Иисусова молитва – самая эффективная форма молитвы, но не единственная, так что было бы неразумно принудительно навязывать ее всем монахам. Некоторым односложная Иисусова молитва может приесться, и стать препятствием для свободного общения с вожделенным Господом, причем не по причине подпадания страстям или незрелости, но просто в силу темперамента и душевного состояния.

Согласно верному ученику преподобного Паисия (Величковского) преподобному Георгию Черникскому, навязывание единого правила Иисусовой молитвы послужило одной из причин скорого распада большого братства Нямецкой обители после кончины преподобного Паисия8. Соответственно, можно рекомендовать односложную Иисусову молитву для ночного правила, но лучше не навязывать ее, так как для братии должно существовать и некоторое разнообразие.

Не стоит забывать также о том, что великие отцы пустынники и великие богословы тáинственной жизни не прибегали к Иисусовой молитве, а, скорее, читали псалмы и Священное Писание.

В углублении своего опыта и в духовном руководстве очень помогает то, о чем говорит авва Кассиан Римлянин в своих беседах из пустыни о различных типах молитвы (моление, молитвословия, прошение и благодарение), о благочинии во время различных молитвословий, о том, кому подходит тот или иной вид молитвы, равно как и о значении молитвы, совершаемой в тиши кельи.

Главное, за чем должен следить бодрствующий монах, вне зависимости от того, занимает ли он свой ум односложной Иисусовой молитвой или другими ее видами, − это чувство предстояния перед Христом, о котором говорится в псалме): предзрех Господа предо мною(Пс. 15:8). Здесь нужно провести разделение между непрестанной молитвой или молитвословием, с одной стороны, и, с другой, − непрестанным памятованием о Боге, что и есть взыскуемый результат. Это непрестанное памятование о Боге достигается не только молитвой, но и всем трезвенным деланием и жизнью в общежитии. Особый акцент следует делать на всемерном «хранении ума», но сами слова, повторяемые непрестанно, очень полезны и воспаряют ум. Молебный вопль древних отцов, например, Боже, в помощь мою вонми, Господи помози ми потщися (Пс. 69:2) был избран не случайно, равно как и более позднее «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя», потому что они выражают все переживания, которые может вместить в себя человеческая природа. Эти слова могут произноситься при любых обстоятельствах, подходя для отражения всякого искушения и для удовлетворения всякой нужды. Их нужно использовать и в трудностях, и во благовремении, чтобы соблюсти неизреченное и предохранить себя от гордыни. Эти слова становятся предвкушением спасения, дыханием Божества, твоим постоянным сладчайшим спутником.

Мы не должны иметь попечение о том, чтобы молитва возымела «результат», или чтобы Господь дал нам дарование как некое воздаяние. Такой настрой изобличает эгоистичную и тщеславную душу. Единственно, что мне необходимо, − это предстоять перед Богом и набраться терпения. Я осознал, что я ничто, ни к чему не гожусь и ни на что не способен, «зде предстою» и говорю: «Боже мой, аще хощеши, возьми мя, аще хощеши, подаждь мне лета жития, я же умираю пред Тобою». «Предстояние» в храме становится откровением Божием, как явно, так и тáинственно. Во время внутренней «келейной литургии» сам монах предстоит невидимому Богу и жаждет увидеть Его воочию.

Было бы прелестью полагать, что своей многолетней каждодневной бранью, молитвенным правилом и молитвами, мы приобретем право узреть Бога таким, каким Его видели многие святые, увидеть Его в свете преображения Его лица. Нет. Наша «задача» − предстоять перед Богом так, чтобы Он нас увидел, уподобиться Ему, насколько это возможно, в стяжании евангельских добродетелей.

Ожидание Святого Духа и составляет цель молитвенного правила и нашего ночного бдения. Критерием успеха служат не столько дарования и благодатные дары, которые мы приобретаем молитвой, но труд и самопожертвование.

Так, по приобретении нами навыка крайней предосторожности, которую мы можем выработать с годами, подвизаясь в трезвении, наша молитва перестает быть молением и прошением, хотя бы и дал нам Бог нечто, но становится простым вслушиванием в шаги приближающегося Бога и колыханий Духа. Естественно, наши книги полны опытом переживания молитвы святыми. Нет недостатка в подобном опыте и среди современных монахов и монахинь. У меня скопилось много их писем, в которых они самолично свидетельствуют о своей собственной жизни в Боге.

Проблемы в молитве

Предстояние в келье бывает затруднено, когда, несмотря на упорные усилия, монах испытывает проблемы, связанные со сном, с телесной или душевной болью, с усталостью, с тоской, с опустошением сердца, с мраком, неверием, смятением помыслов, с унынием, с вражеским нападением и, возможно, даже с затруднением произносить вслух слова Иисусовой молитвы. Тогда темнота в келье становится мрачной, а эти часы − тягостными. В таких случаях старец Эмилиан неоднократно нам говорил: «Монах испытывает наибольшие проблемы в молитве... Но не стоит забывать, что это неслучайно... Это подтверждает, что молитва начинает становиться нашим настоящим переживанием... нашим настоящим занятием. Дай Бог, чтобы вы получали от молитвы истинное наслаждение. Это очень и очень полезно. Но знайте, что в начале (чтобы не сказать долгие годы, и иной раз и навсегда) гораздо полезнее иметь проблемы, и препятствия, и трудности, чем наслаждение. Потому что, когда мы сталкиваемся с препятствиями, подвергается настоящему испытанию наша воля, наша свобода и наша любовь к Богу: имею ли я в глубине своей души любовь; есть ли внутри меня божественная любовь; обращена ли моя воля ко Господу?»9

Так эти трудности могут претвориться в настоящее бескровное мученичество (μαρτύριο) для монаха, который не оставляет свой цели и продолжает в течение многих лет еженощно подвизаться, возможно, ничего не чувствуя и опираясь только на свою веру и на свидетельства (μαρτυρία) святых.

Когда монах достаточно укоренен в церковном предании, его не сотрясают трудности, с которыми он сталкивается во время молитвы, и он скорее черпает радость от своего смиренного борения. Когда же в конце ночи звучит колокол в церковь, он выходит из кельи, чтобы встретить братий как подвизавшийся в добром подвиге и гордый даже своими поражениями.

Возвращение в храм и приношение братству

В час, когда братия снова собираются на молитву, каждый приносит свою ночную брань как некое приношение, которое будет предложено вместе с дарами Божественной Евхаристии на жертвенник. Там, где всё общее, общее и борение, общие и радости и общие дары. Каждый божественный таинственный опыт не принадлежит какому-то одному монаху, но предлагается всему Братству и становится движущей силой преуспеяния и принятия Духа Святаго всеми членами Тела Христова.

Церковное богослужение обогащается ночным опытом братий, которые в общежитии, таким образом, имеют возможность немного приобщиться к опыту подлинных исихастов. В то время как днем в круговороте послушаний испытывается подлинность ночного духовного опыта, поскольку он дает монаху силу претерпеть, Бога ради, трудности, с которыми он может столкнуться днем, выполняя свое послушание.

Вышеизложенные рассуждения показывают нам, что келейная ночная молитва является неотъемлемой и органичной частью жизни общежительного монастыря. В ней осваивается опыт таинства спасения, и радость, которую получает от нее монах, является подтверждением подлинности его обетов перед Богом − ибо Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17:21) − и предвкушением жизни будущего века.

Перевод с греческого: Максим Клименко, Алексей Гришин.

---

1. Архимандрит Эмилиан (Вафидис) – игумен обители Симонопетра с 1973 по 2000 год, один из самых почитаемых старцев Святой Горы Афон. Ныне пребывает на покое в монастыре Ормилия (Халкидики).

2. Ἀρχιμ. Αἰμιλιανός. Σύναξις στήν Σιμωνόπετρα. 1978.

3. Ἀρχιμ. Αἰμιλιανός. Σχέσις Γέροντος καί ὐποτακτικοῦ στόν τόμο Νηπτική ζωή καί ἀσκητικοί κανόνες, ἐκδ. Ἴνδικτος, Ἀθήνα, 2011, σ. 451.

4.Там же. С. 437.

5. Ἀρχιμ. Αἰμιλιανός. Λόγος περί νήψεως, ἐκδ. Ἴνδικτος, Ἀθήνα, 2007, σ. 407.

6. Там же.

7. «Ἀπαιτεῖ ἡμᾶς πάντως ὁ νοῦς, ὅταν αὐτοῦ πάσας τάς διεξόδους τῇ μνήμῃ ἀποφράξωμεν τοῦ Θεοῦ, ἔργον ὀφεῖλον αὐτοῦ πληροφορεῖν τήν ἐντρέχειαν. Δεῖ οὖν αὐτῷ διδόναι τό Κύριε Ἰησοῦ μόνον εἰς ὁλόκληρον πραγματείαν τοῦ σκοποῦ» (Диадох Фотикийский. Сто гностических глав о духовном совершенствовании . 59, SC 5bis, 119).  

8. Νεός Συναξαριστής, 3ῃ Δεκεμβρίου, τ. 4, ἐκδ. Ἴνδικτος, Ἀθήνα, 2005, σ. 39 (Новый Синаксарь, 3 декабря. Т. 2. С. 445). 

9. Ἀρχιμ. Αἰμιλιανός. Σύναξις στὴν Σιμωνόπετρα, 29.11.1978. 

Источник: Синодальный отдел по монастырям и монашеству

Когда мы говорим о значении личности игумена в жизни монастыря, будет ошибкой на первый план ставить его интеллектуальные, физические или другие подобные качества, которые обычно являются главными в миру при приеме на руководящую должность. Монастырь, в отличие от мирской организации, есть Церковь Христова, где помимо решения строительных, административных, житейских проблем, которые ложатся на плечи игумена, существуют более важные цели, связанные с духовной жизнью насельников монастыря. Духовная жизнь лежит за пределами интеллектуальных знаний или административных и управленческих навыков. Поэтому, если мы говорим о личности игумена как об основании духовного расцвета монастыря, то мы отличаем общераспространенное в миру понятие личности как индивида с набором различных качеств, пусть даже и очень хороших и нужных, от личности, которая свою уникальность и идентичность раскрывает в Личности Христа и в единении с Ним. Только при последнем условии личность игумена будет основанием духовного расцвета монастыря.

Ярким подтверждением этого может служить житие преподобного Сергия Радонежского, в котором можно найти множество примеров того, как люди, приходившие к нему, вдохновлялись его примером и вставали на иноческий путь, основанием для своего решения полагая ревностную любовь Преподобного к Богу. Они видели в нем подвижника, стремящегося ко Христу, его личность не отождествлялась у них с материальным благополучием монастыря. Этого благополучия не было еще в годы игуменства Преподобного, они и не искали его, их влекла возможность познания и единения с Богом. То, что они видели в преподобном Сергии, они ревностно желали воплотить в себе, они вверяли ему свои души как наставнику и опытному руководителю на пути к Богу, ища исполнения на себе апостольского слова: чему вы научились, что приняли и слышали и видели во мне, то исполняйте, − и Бог мира будет с вами (Фил. 4:9). «Отче, – говорили братия преподобному Сергию, – ...желаем, чтобы ты был нашим наставником и руководителем, мы хотим приходить к тебе с покаянием и, открывая пред тобой все наши помышления, всякий день получать от тебя разрешение наших грехов. Совершай у нас святую Литургию, дабы мы из честных рук твоих приобщались Божественных Тайн».

В подобном духовном союзе с апостольских времен сохраняется живое предание в Церкви, таким же образом продолжается и монашеское делание, переданное от древних отцов и дошедшее до наших дней. Сын мой! отдай сердце твое мне (Прит. 23:26), – говорится в Притчах Соломона. Это сердце забирает игумен из рук тех, кто вверяет ему себя, и затем эти сердца он передает из своих рук Богу. Но прежде чем передавать сердца других Христу, сам игумен должен отдать Ему свое, – перестать быть индивидуумом, замкнутым в своих собственных интересах, а выступить вовне за пределы своей «самости». Побороть свой эгоизм, чтобы освободить в себе место для Христа, для действия в себе Его воли, Его любви, с тем, чтобы затем жизнь Христа естественным образом, через подражание Сына своему Отцу, апостолов – Христу, вошла в души тех, кого Христос привел к нему. Ибо, хотя у вас тысячи наставников во Христе, – пишет апостол Павел, – но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе благовествованием (1Кор.4:15–16).

Благовествование, о котором говорит апостол Павел, не подразумевает под собой лишь учительство словом, оно раскрывается и как пример, образец жизни во Христе. Где, как не в монастыре, в хранительнице апостольского предания, раскрывается полнота жизни человека во Христе, – где игумен является отцом,уподобляясь в этом апостолам, которые наглядным примером своей жизни во Христе рождали подобных себе христолюбцев.

Удивительным образом перекликается описание подвижнической жизни преподобного Сергия с братией в стенах монастыря, его подвигов и заботы о спасении вверенных ему Богом душ – с апостольским благовествованием святого Павла и его попечениями о Церквах, описанными в Деяниях апостолов. Они оба действовали в одном Духе Христовом, в той же силе, несмотря на то, что более тринадцати веков разделяли их жизни на историческом отрезке. Представленные здесь слова апостола Павла можно без всяких сомнений отнести и к жизни преподобного и богоносного отца нашего Сергия, настолько они созвучны тому, как жил и работал Господу и ближним своим игумен Радонежский.

Вот что апостол Павел в Деяниях говорит о себе: вы знаете, как я с первого дня... все время был с вами, работая Господу со всяким смиренномудрием и многими слезами, среди искушений... я не пропустил ничего полезного, о чем вам не проповедовал бы и чему не учил бы вас... Но я ни на что не взираю и не дорожу своею жизнью, только бы с радостью совершить поприще мое и служение, которое я принял от Господа Иисуса ... Посему бодрствуйте, памятуя, что я... день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас… Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал: сами знаете, что нуждам моим и [нуждам] бывших при мне послужили руки мои сии. Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он Сам сказал: «блаженнее давать, нежели принимать». Сказав это, он преклонил колени свои и со всеми ими помолился (Деян. 20:18–36).

Памятуя слова апостола Павла: Посему умоляю вас: подражайте мне, как я Христу(1Кор.4:16), преподобный Сергий продолжал жить апостольским благовествованием. Своим примером жизни во Христе открывал людям живущего в нем Спасителя, Его любовь, смирение, неся людям радость Христова Воскресения. Именно в этом аспекте монашество является продолжением апостольства, в котором монахами, подобно апостолам, осуществляется полное отдание себя – своей жизни, своей воли – Христу. В этом полном отдании и усвоении себя Христу, в котором происходит обо́жение человеческой природы, монах достигает высшей христианской цели и самой сути всей духовной жизни. Он, подобно апостолу Павлу, говорит о себе: …уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2:20).

Из Жития преподобного Сергия Радонежского можно увидеть доказательство благодатной связи, соединяющей апостольскую и монашескую жизнь в главной их цели, в усвоении человеком жизни Христовой через подражание жизни Христу с апостолами. «Вскоре, –говорится в Житии, – под руководством Преподобного собралось двенадцать человек, и долго не менялось сие число: если кого-либо из братьев постигала кончина, то на его место приходил другой, так что многие усматривали в сем числе совпадение: число учеников Господа нашего Иисуса Христа; иные же сравнивали его с числом двенадцати колен Израилевых. Пришедшие построили 12 келий. Сергий вместе с братией обнес келии деревянным тыном. Так возник монастырь, существующий по благодати Божией до ныне».

Кроме создания благоприятных внешних условий в жизнедеятельности монастыря, там должна протекать и мистическая жизнь ее насельников со Христом, где личность игумена является христоцентричной, объединяющей вокруг себя братию, в подражание Христу и окружавшим Его апостолам.

Ведь подражание, о котором говорит апостол Павел, есть кратчайший путь к изменению, преображению человека, в нем присутствует свободное произволение человека, его открытое сердце, его доверие тому, с кого он берет пример. Все внутреннее в человеке готово к тому, чтобы изменить себя, расстаться со своим «я», своей самостью, отдав себя в послушание тому, кого он возлюбил, сделав примером для подражания.

Поэтому, возвращаясь к нашим временам и с благоговением взирая на образ преподобного Сергия, тем из нас, кому Церковь доверила возглавлять монашеские обители, следует в первую очередь обратить внимание на себя, свою жизнь, поверяя ее высоким примером Игумена земли Русской. Какой будет наша монашеская жизнь, такой она будет и у наших братьев и сестер; наши недостатки, наши грехи и немощи неизбежно отразятся на духовном здоровье обители. Личность игумена является определяющей для состояния монастыря, и осознание этого должно подвигать игумена к личному духовному подвигу, к наиболее полному исполнению заповедей Христовых.

Источник: Синодальный отдел по монастырям и монашеству

Высокопреосвященнейшие и Преосвященнейшие владыки, досточтимые отцы и матери, благословите!

Свой доклад хотелось бы начать со слов великого наставника монашествующих преподобного аввы Дорофея: «Если ты настоятель братии, пекись о них с сокрушенным сердцем и снисходительным милосердием, наставляя и обучая их добродетелям делом и словом, а более делом, потому что примеры действительнее слов. Если можешь, будь им примером и в телесных трудах; если же ты немощен, то в добром устроении душевном и в исчисленных Апостолом плодах Духа: в любви, радости, мире, долготерпении, благости, милосердии, вере, кротости и воздержании от всех страстей...»1.

Всеми вышеупомянутыми добродетелями обладала основательница нашей обители преподобная Евфросиния, игумения Полоцкая, которую по праву считают основоположницей русского женского монашества. Преподобная Евфросиния посвятила свою жизнь Господу в юном двенадцатилетнем возрасте, а впоследствии, став игуменией, была молитвенницей, утешительницей и просветительницей Полоцкой земли. Из ее поучений вверенным ей во Христе сестрам сохранились лишь немногие, но достойные внимания для освещения заданной нами темы. Так, преподобная Евфросиния говорила сестрам: «Вот собрала я вас, как кокош птенцов под крылья свои, как овец в стадо свое, дабы паслись вы в заповедях Божиих. Да и я с веселием в сердце буду наставлять вас, видя плоды трудов ваших»2. На всякий день, согласно древнему Житию, учила преподобная сестер своих: «...старых учила терпению и воздержанию, юных – душевной чистоте и бесстрастию телесному, говению усердному, поступи кроткой, гласу смиренному, слову благочинному, ядению и питию безмолвному; учила она при старейшей молчать, мудрейших слушать, к старшим покорение иметь, к равным и меньшим – любовь нелицемерную, еще учила мало говорить, а больше разуметь»3.

На предыдущих конференциях, посвященных монастырям и монашеству, прозвучало уже немало докладов, где настоятелями и настоятельницами русских и греческих монастырей говорилось о том, какими качествами, в соответствии со святоотеческой традицией, необходимо обладать игумену или игумении монастыря. Поэтому в настоящем докладе, который посвящен личности игумении как духовной матери, нам хотелось бы коснуться отношений игумении и современных молодых людей, приходящих сегодня в монастырь с желанием посвятить свою жизнь Господу. Эта тема представляется актуальной и важной.

Тема принятия в монастырь современных молодых людей очень сложная, многогранная и интересная, но ее мы обойдем, так как эта тема обширна и заслуживает отдельного серьезного исследования. Здесь вкратце скажем лишь то, что вопрос о принятии в монастырь нового человека следует решать очень осторожно, внимательно и неспешно. Каждый человек живет согласно своим принципам и соображениям, живет содержанием своей души и своего ума. Человека формирует многое, но среда, в которой он живет и которой дышит, стоит в этом списке на первом месте. Некоторые из молодых людей приходят к Богу драматически. Важно помнить, что даже те, кто в течение испытательного срока проявили себя как искренне стремящиеся к Богу и любящие монашескую жизнь души, безусловно, приносят с собой в монастырь дух мира, особенности своей «эпохи», и нужен немалый труд игумении, много молитв к Богу, чтобы их устроение и миропонимание стало подлинно христианским и монашеским.

Какими качествами должна обладать игумения, чтобы стать духовной матерью для современных молодых девушек? Как разговаривать с современной молодежью, которая хотела бы посвятить свою жизнь Богу в монашеском звании, чтобы для них это было понятно и доступно? Как сделать так, чтобы они всей душой устремились ко Христу? Как сделать из них людей молитвы и духовного труда? Святые отцы пишут о том, что вступать в монашество лучше в молодом возрасте, полагая, что стремление юной души к иноческому житию является признаком особенной духовной одаренности. Молодежь – это духовный потенциал Церкви. Со временем им мы должны будем передать управление нашими монастырями, забота о Церкви ляжет на их плечи. Молодежь – это будущее нашего общества, в том числе церковного. Мы должны способствовать тому, чтобы раскрылись их духовные таланты, которые преобразят их «внутреннего человека» и послужат на благо наших монастырей. Как нам открыть для них красоту и истину Православия? Как нам услышать, чем они живут и дышат? Как понять всю сложность их внутреннего мира и направить их идти верной стезей? Это те вопросы, которые мы часто задаем себе. Полагаем, что нам всем, игуменам и игумениям, желательно чаще об этом думать. И в зависимости от того, насколько правильными будут наши ответы, наши монастыри будут пополняться молодыми и духовно одаренными людьми.

Как известно, каждое поколение людей, живя в конкретной исторической и культурной обстановке, сталкивается с определенными вызовами времени, и для того чтобы лучше их понять, нужно попытаться посмотреть на этот мир их глазами и прочувствовать его их сердцем. Разумеется, Священное Писание и богодухновенные творения святых отцов имеют универсальный характер – они были, есть и будут актуальны во все времена, для всех стран и народов. Но для того, чтобы это понимание прививалось с большей пользой, необходим труд людей, которых Церковь поставила на это служение, служение словом. Правильное слово, сказанное вовремя, может изменить всю жизнь человека.

Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал, что «...монашество – барометр, который, стоя в уединенной комнате, со всех сторон замкнутой, с точностию показывает состояние погоды на улице»4, желая показать тем самым, что между качеством монастырской жизни и духом мира существует прямая связь. Но, наверное, в эпоху интернета и такого ускоренного технического прогресса мир каждый день меняется так стремительно, что к нему и привыкнуть не успеваешь, а тем более его понять, а с ним меняются и люди, в нем живущие. Те взгляды и убеждения, которые были свойственны человеку, скажем, 20–30 лет назад, сегодня изменились в корне. В сегодняшнем мире как никогда актуален материализм и наслаждение временными благами, что удаляет человека от Бога. Всё ведь дозволено, у современного человека нет понятия греха. Всё кружится вокруг искусственно созданных потребностей человека. Мы живем в очень сложный период истории человечества. Как сказал митрополит Лимассольский Афанасий: «Современный мир можно уподобить кораблю без управления, попавшему в шторм, когда никто из команды не знает, где они находятся, и куда волны несут корабль»5. «Если где и остались исконные истины о человеке, о мире, вообще о бытии как таковом, так это в Церкви»6. Вот из такого мира к нам сегодня приходят души, желающие всю свою жизнь посвятить Богу.

Владыка Афанасий Лимассольский, который тратит много сил на духовные занятия с молодежью и имеет в таких вопросах большой опыт, как-то сказал: «Когда занимаешься с молодыми людьми, которые бросили всё в жизни и их абсолютно ничего не волнует, даже собственная жизнь (такой человек не боится смерти, поскольку его жизнь хуже смерти), – то думаешь: что же мне сказать этому человеку? Что ему обещать? Как его растрогать? Ведь его абсолютно ничего не интересует. Он как больной анорексией: хоть самую хорошую еду ему принеси, он смотрит на нее с отвращением. Он не хочет видеть ее перед собой, ты заставляешь его есть, а он не хочет. Действительно, это нечто страшное. <...> Однако из своего малого опыта я увидел следующее: что действительно может воскресить даже мертвого человека – это любовь»7.

Любовь

«О, несравнимая сила любви! О, неизмеримая сила любви! Ничего нет ценнее любви – ни на небе, ни на земле»8, – восклицал святитель Иоанн Златоуст.

«Дух смущенного или унывающего человека надобно стараться ободрить словами любви»9, – учил преподобный Серафим Саровский. Наше слово, обращенное сегодня к людям молодым возрастом, но часто зрелым негативным жизненным опытом, должно быть согрето любовью, искренним желанием услышать, понять и помочь, готовностью плакать с плачущей душой и радоваться с радующейся. Думается, что сегодня далеко не всегда применимы в отношении молодых людей строгость и жесткие епитимии. К таким мерам должно подходить очень осторожно и рассудительно. Нужно иметь гибкость и индивидуальный подход. Современные молодые люди имеют на всё свое мнение и суждение, они неплохо разбираются во многих областях знаний, и для того чтобы они духовно раскрылись и всецело посвятили себя Христу, нужно проявлять к ним много понимания и участия. Важно им как-то донести, что христианство – это вечная радость. Важно увлечь их красотой христианской и монашеской жизни. То, что по-настоящему захватило и полюбилось, может много дать душе.

Только внутренняя удовлетворенность, которая рождается в душе монаха от правильно организованной духовной жизни, может сделать его счастливым. Мы должны сделать все, чтобы приходящие к нам сестры ощущали, что они нужны и важны для Бога, для Церкви, для монастыря, чтобы они чувствовали нашу любовь. Мы должны подарить им это ощущение, дать авансом в надежде на то, что они потрудятся на поприще монашеской жизни и принесут добрый плод, каждый по своим силам. Молодость – это период, когда человек способен впитывать и учиться, активно возрастать духовно, молодость отзывчива для восприятия. Важно не критиковать, а вдохновлять, учить своим примером, заинтересовывать, давать ответы на животрепещущие вопросы, инициировать доверительные отношения. Слово должно быть выношенным, сильным и разумным. Особенно важно то, как мы помогаем сестрам переживать трудности, выдерживать страдания, которые в великом множестве посылаются монахам на их пути для их же совершенствования.

Личный пример игумении

В житии преподобного Сергия Радонежского сказано о том, что «не многими словами учил он братию, но более всего были для братии назидательны его смирение и молчание с кротостью духа»10.

Ежедневный опыт показывает, что личный пример игумении играет очень важную роль в процессе правильного усвоения новоначальными основ монашеской жизни. Усердием и постоянством должна отличаться сокровенная молитвенная жизнь игумении. Как учит преподобный Иоанн Лествичник, «истинный пастырь есть тот, кто может погибших словесных овец взыскать и исправить своим незлобием, тщанием и молитвою»11. «Предстоятель должен молиться... о том, чтобы ко всем иметь сострадание и расположение соразмерно их достоинству»12. «Не ленись, – говорит преподобный, – просить и молить Бога за самых ленивейших; не о том, чтобы они были помилованы, ибо это без их содействия невозможно, но чтобы Господь воздвиг их к усердию»13. Игумении своим примером следует прививать сестрам любовь к молитве и богомыслию, чтобы и они, молясь и за себя, и друг за друга, невидимыми духовными нитями соделывали ту связь, которая объединяет всех нас в сестричество, духовную семью.

Своим добрым примером мы можем помочь новоначальным по-другому посмотреть на жизнь, по-христиански, по-монашески поддержать их духовные силы. Налагаемые аскетические ограничения должны быть постепенными и разумными. Духовный авторитет игумении имеет большую духовно-воспитательную силу, слова не должны расходиться с делом. Старцы говорят: «Чтобы отношения послушника со старцем были истинными, необходим совместный подвиг. Мы не можем подвизаться каждый отдельно. Братство – это семья. Братство монахов означает, что они живут сообща и движутся одним духом. Как не может жена иметь одну жизнь, муж другую, а дети третью, потому что в таком случае семья "разделилась в себе" и окрадена лукавым, как говорит Священное Писание, так и монашеское братство»14.

Очень важно, чтобы вокруг игумении была атмосфера спокойствия. Мир и тишина – это то, чем должны дышать отношения игумении с сестрами. Для того чтобы можно было открыть душу, не должно быть страха, человек должен чувствовать, что он может быть самим собой. Этот дух тишины нужно противопоставить мятущемуся духу современного мира, из которого приходят молодые люди, зараженные этим мятущимся духом. Своим присутствием мы не должны сеять страх, но только спокойствие. Игумении не следует отягощать сестер своими тревогами, с которыми она постоянно сталкивается в связи с ее служением и многими попечениями.

В нашей обители был подобный опыт в лице недавно почившей схиигумении Евфросинии (Максимчук) (1911–2004). Всю свою жизнь с одиннадцатилетнего возраста матушка Евфросиния воспитывалась на примере духоносных старцев и игумений. Она впитала все лучшее от их духовного опыта и сама стала продолжательницей старческой традиции. Из 79 лет монастырской жизни 28 лет она служила в сане игумении. Матушка часто в беседах с сестрами говорила: «Сейчас такое время, что строгости не воспринимают. Всех надо уговаривать с лаской, любовью. Сейчас можно только с любовью. Обличать прямо никого нельзя». «К каждому человеку нужен свой подход. Надо знать и чувствовать – как и с кем обращаться. Это как посуда разная: бывает фарфоровая, тонкая – с ней надо осторожно, только тряпочкой можно протереть, а бывает более простая, грубая – глиняная, или даже металлическая, − так ее и пошуровать можно, и потереть как следует. Вот так и с людьми...»15.

Служение словом

Старец Эмилиан (Вафидис) говорил: «Самым действенным и самым существенным средством, которым образовывает своего послушника старец, чтобы сообразовать его жизнь со своей, есть слово. Словом он его рождает, обновляет, спасает, словом вдыхает в него Духа Святого и передает ему Христа. Это единственное, что дано ему Богом. Старец может иметь массу дарований: дар пророчества, чудотворения, любви, различения духов, управления... Но при отсутствии слова всё это не имеет силы и даже может принести вред, в то время как слово, которым старец рождает чадо, делает эти дарования полезными. Слово есть передача божественного слова старцем посредством объяснения, замечания, совета, обличения, шутки и любого другого способа выражения»16. Проповедь игумении должна быть живым и действенным словом, приносящим плод в душах слушающих. Важно найти практические ответы на возникающие вопросы, сообразуясь с теми или иными актуальными проблемами монашеской общины. Предметом проповедей и наставлений хорошо иметь те христианские добродетели, которые тесно связаны с иноческими обетами: о воздержании телесном и духовном, о смирении, нестяжательности, самоотвержении, о любви к Богу и ближним, о милосердии, о молитве церковной и келейной. Святитель Иоанн Златоуст считал, что слово назидания только тогда принесет свои плоды, если жизнь того, кто говорит это слово, не расходится с его учением. Он писал: «Когда и жизнь учителя светла, и слово соответствует ей... то бывает великая и несказанная польза»17.

Безусловно, есть и много другого в монастырской жизни, что духовно воспитывает новоначальных послушниц, помогает им правильно понять монашескую жизнь, стать одной семьей с сестрами монастыря и созидать свое спасение, но любовь, личный пример игумении, ее молитва за сестер, живое и действенное слово, – это то, что имеет первостепенную важность, помогает раскрыть истину и красоту христианства и является основополагающим принципом в деле духовного воспитания не только новоначальных послушниц, но и вообще всех сестер. Самое дорогое и ценное – это душа. Все остальное имеет второстепенное значение. Будем же внимательными делателями на ниве Христовой. А попечение о вверенных нам Церковью душах будем совершать ответственно, со страхом Божиим и любовью.

---

Преподобного отца нашего аввы Дорофея душеполезные поучения и послания с присовокуплением вопросов его и ответов на оные Варсонофия Великого и Иоанна Пророка. М., 1999. С. 195.
Житие преподобной матери нашей Евфросинии, игумении и княжны Полоцкой. Полоцк, 2012. С. 16–17.
Там же. С. 18–19.
Игнатий (Брянчанинов), свт. Письма. Т. VII. С. 366.
Афанасий Лимассольский, митр. Духовное противостояние кризису // Сайт ПРАВОСЛАВИЕ.RU [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/jurnal/71685.htm. Дата доступа: 12. 09. 2014.
Павел Великанов, прот. Испытание затишьем // Сайт ЭКСПЕРТ.RU [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://expert.ru/expert/2013/46/ispyitanie-zatishem. Дата доступа: 12. 09. 2014.
Афанасий Лимассольский, митр. Без вечности человек пропадает в повседневности. Беседа в неделю о Страшном Суде//Сайт ПРАВОСЛАВИЕ.RU [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/put/68618.htm. Дата доступа: 12. 09. 2014.
Полное собрание творений Св. Иоанна Златоуста в двенадцати томах. М., 2004. (Репринт. воспр. изд. 1905 г.). Т. 11, кн. 2. С. 984.
Житие и подвиги преподобного Серафима Саровского: сборник / сост. Л. А. Чуткова. М., 2014. С. 224.
История православного монашества в Северо-Восточной России со времен преп. Сергия Радонежского ∕ сост. диакон Матфей Кудрявцев. М., 1999. С. 37.
Лествица, возводящая на небо, преподобного Иоанна Лествичника, игумена монахов Синайской горы. М., 2007. С. 472.
Там же. С. 476.
Там же. С. 491.
Αιμιλιανός Σιμονοπετρήτης, αρχιμ. Νηπτική ζωή και ασκητικοί κανόνες. Αθήναι, 2011. Σ. 442.
Воспоминания о схиигумении Евфросинии (Максимчук). Архив Полоцкого Спасо-Евфросиниевского монастыря.
Αιμιλιανός Σιμονοπετρήτης, αρχιμ. Νηπτική ζωή και ασκητικοί κανόνες. Αθήναι, 2011. Σ. 439.
Полное собрание творений Св. Иоанна Златоуста в двенадцати томах. М., 2004. (Репринт. воспр. изд. 1905 г.). Т. 11, кн. 2. С. 863.

Источник: Синодальный отдел по монастырям и монашеству

Тема моего доклада – «Послушание как главная добродетель в монашеской жизни».

В одной книге есть такие вдохновенные слова. Что такое монастырь? Монастырь – это самое святое место, выше Синая и Фавора. Как пишет святитель Василий Великий, ни в чём «земном нет подобия ему. Остаётся одно подобие – горнее»1. Чем же монастырь превосходит мир? Тем, что в нём люди живут, подобно ангелам, в целомудрии, в славословии Бога, единодушии и любви. И, конечно, высочайшее достоинство монашеской жизни, непостижимое для мира, – это послушание. Как Моисей перед купиной на Синае снял свою обувь, так и монахи, образно говоря, снимают старую обувь, то есть отлагают свою ветхую волю, чтобы обуться в обувь воли Господней и пойти вслед за Господом2. Послушание помогает им освободиться от всех внутренних уз: страстей, немощей, эгоизма, мирского мудрования – и в духовной свободе устремиться к заповедям Божиим, к Царству Небесному. Послушание таинственно подаёт монахам Духа Святаго и зачинает в них благодатную жизнь. Наконец, через послушание они уподобляются Самому Христу. И недаром каждый человек, вступающий в монашескую жизнь, называется послушником и запечатлевает своё самоотречение обетом во время пострига.

Но что есть истинное послушание? Какой смысл вкладывают в это слово святые отцы? Очевидно, что послушание не сводится к дисциплине. У него другие цели и характер. В то время как дисциплина только обеспечивает порядок в обществе, послушание вводит человека в живые отношения со Христом. Дисциплина – это лишь внешнее подчинение одного человека другому ради каких-то земных целей. А послушание есть свободное искание воли Божией, возводящее человека в подвиг отречения от своего «я» и являющееся главной причиной преображения его души и святости.

И от того, что насаждается в монастыре: послушание или простое внешнее подчинение – зависит очень многое. Будет ли братство жить и развиваться, преуспевать в молитве и всех добродетелях? Будет ли в нём единство? Всего этого невозможно достичь с помощью дисциплины. По словам старца Софрония (Сахарова), если в монастыре появляется дух дисциплины – это «верный признак снижения монашества»3. К монашеству неприложимы законы, которыми управляется жизнь в миру. Монастырь – не просто учреждение, и игумен – не управленец, занимающийся административным регулированием. Он несёт служение по примирению человека с Богом, его отношения с монахами имеют священный характер. И послушание в монастыре – это не инструмент управления, а таинство, в котором совершается возрождение человека Духом Святым. И если игумен любит свой монастырь и хочет обеспечить его будущее, то первое, что он призван сделать, это насадить в нём послушание.

Каковы же признаки послушания, отличающие его от дисциплины? Полный и подробный ответ на этот вопрос можно найти в книге «Поучение о послушании» преподобного Зосимы (Верховского), русского подвижника 19 века. Он очень точно передаёт исконное предание об этой добродетели, отвечая на все вопросы, которые могут возникнуть у послушников и духовных наставников.

Во-первых, преподобный Зосима говорит, что послушание основывается на доверии, и, принимая братьев в обитель, игумен должен смотреть, готовы ли они полностью довериться ему. В противном случае отец и братья будут претерпевать друг от друга одни беды, скорби и смущения, и смогут ли они достичь своего спасения – Бог весть4. Если у монаха нет доверия, то все усилия игумена привести его к Богу могут оказаться тщетными, потому что для такого брата, по словам старца Зосимы, «всё заповедуемое отцом будет тягостно и неприятно»5. Например, игумен, видя, что брату неполезно его послушание, переведёт его на другое. Монах внешне подчинится, но в душе затаит обиду. И это станет препятствием на его духовном пути. Он не сможет ни ревностно исполнять новое послушание, ни в чём другом искренне слушаться отца, потеряет молитву, будет завидовать братьям, которых будто бы игумен любит больше. И всю свою монашескую жизнь он будет считать неудачей. Если монах не любит игумена, не доверяет ему, то для него всё обращается в трудности и заканчивается плачевно. В то время как для инока, любящего своего духовного отца, горы превращаются в песчинки! И чем больше доверяет брат игумену, тем легче делается для него путь монашеской жизни, тем быстрее он преуспевает в молитве и всех добродетелях.

Конечно, для того, чтобы братия полностью доверяли игумену, важно, чтобы игумен самой своей жизнью вызывал у них любовь и доверие. В одном монашеском уставе V века есть даже особый пункт об этом: «Игумен должен стараться быть любимым больше, чем внушать страх»6. Интересный комментарий к этим словам даёт архимандрит Эмилиан, проигумен монастыря Симонопетра: «Монахи не должны прилагать усилия, чтобы полюбить игумена, понять его, довериться ему... Если старец не притягивает, не вдохновляет сам по себе, то что могут сделать послушники? Положение в этом случае очень непростое. Конечно, они в любом случае будут любить своего игумена, потому что это их обязанность ради имени Божия. Но чтобы полюбить нелюбимого, они испытают тяжелейшую борьбу, а жизнь в монастыре станет кошмаром, томлением. ... И поэтому игумен должен вдохновлять на любовь к себе. Тогда жизнь в монастыре будет соплетена с радостью Христовой»7.

Для того чтобы быть любимым братией, игумену не обязательно иметь великие дарования. Как пишет старец Эмилиан, «игумена любят не за его дарования, не за его святость или мудрость, а за то, что он отец, игумен, за то, что в монастыре он представляет собой образ Бога»8. Таинство послушания отличается от дисциплины именно тем, что братья повинуются игумену как дети отцу, то есть с полным доверием и нежной любовью, а не так, как бывает в светском учреждении, где старший приказывает, а младшие подчиняются нехотя или отстаивая свои права.

Игумен поистине является отцом братства, когда его управление неотделимо от духовной жизни, когда он чутко ощущает духовное состояние иноков и к каждому стремится найти свой подход. В одной книге приводится такой пример. Представьте себе двух монахов. Первый, если игумен даст ему оплеуху, обрадуется: вот как сильно любит его игумен! А второй очень раним из-за того, что родители плохо с ним обращались; и он смущается от малейшего замечания. И игумен призван верно оценивать силы каждого брата и учитывать их характер, воспитание, немощи. Как говорит один старец, игумен – не властитель и не дорожный каток. Он не подавляет послушника, а вдохновляет его к добровольному, свободному послушанию. Игумен выстраивает отношения так, чтобы монах всегда пребывал в напряжённом духовном подвиге, каждый день упражняясь в отсечении своей воли, и в то же время не впадал в отчаяние, если не может по немощи исполнить повелений отца. Особенно важна осторожность в вопросах здоровья. Несогласие в этом – одна из частых причин, из-за чего человек теряет доверие к духовному отцу и даже уходит из монастыря. Игумен должен тонко ощущать грань, когда проявить настойчивость, а когда лучше снизойти.

Нередко перед ним встают очень сложные духовные задачи. Как, например, пробудить дух подвижничества в братстве? Как такого брата, который постоянно думает о себе и стремится к комфорту, научить самопожертвованию? Как вдохновить к евангельской жизни того, кто просит для себя особую одежду или пищу? Или как научить того, кто требует особенного внимания к себе, искать не любви человеческой, а любви Христовой? Если презирать немощи людей, то этим им не поможешь. Игумен призван сопереживать их страданиям. Он первый должен понять их, чтобы они потом поняли его. И главное, что нужно игумену в таких случаях, это долготерпение. Теоретически все монахи призваны к терпению, но на деле именно игумену приходится быть самым терпеливым человеком в братстве. Ведь если монахи обязаны любить и приносить себя в жертву, то тем более обязан любить и приносить себя в жертву игумен. И если он таков, то он вносит в жизнь монастыря мир и надёжность, и братья доверяют ему и слушаются от всего сердца.

При этом важно, чтобы и сами монахи понуждали себя к доверию игумену. Один оптинский старец говорил: «Как человек относится к старцу, так точно относится и старец к нему»9. Если инок имеет открытость и доверие, то и сердце духовного отца открывается ему навстречу. И даже если игумен подвержен страстям и немощам, ради своего послушника он будет преображаться. Чувствуя свою ответственность, он будет молиться за своё духовное чадо, стремиться ему помочь и сам будет возрастать в любви и духовном делании.

Но что делать, если какого-либо монаха всё же смущают помыслы недоверия к игумену? Важно понимать, что смирение и оставление своей воли – дело нелёгкое. Послушание – высочайший подвиг для человека с падшей природой. И потому неизбежно иногда и смущение, и нежелание повиноваться, и недоверие – даже у людей, по характеру мягких и кротких. И игумен должен ободрять монахов, советуя не бояться этих помыслов, а презирать их. В житии преподобного Зосимы рассказывается такой случай. Дьявол стал посевать в сердце одной из его послушниц отвращение к старцу. Стыдясь открыть ему это, она всё более приходила в уныние. Наконец, она созналась ему: «Отче, я тебя не люблю, даже не могу равнодушно видеть тебя или слышать голос твой! Всегда чувствую в себе досаду и думаю: зачем этот мужик живёт с нами?» Старец увещал её с любовью, что это не её помыслы, а вражии. Она умиротворялась, но скоро искушение снова восставало. Так продолжалось более года: сестра плакала и говорила старцу, что ненавидит его, а он отвечал: «Терпи, терпи. Венец мученический будет тебе, если только не послушаешь врага. На самом деле ты меня любишь. Иначе не плакала бы и не говорила бы о своих чувствах откровенно, а судила бы обо мне с сёстрами, искала бы других наставников и клеветала бы им на меня. А ты меня поистине любишь. На мне пусть взыщет Господь этот грех твой». И милосердый Бог избавил сестру от искушения и даровал ей такую преданность и веру к старцу, что она и в предсмертной его болезни служила ему10.

В этом рассказе хочется отметить один важный момент. Что помогло сестре кроме терпения и любви старца? То, что она была с ним откровенна.

И это второе условие истинного послушания – откровенность перед духовным наставником. В отличие от дисциплины, послушание всегда совершается в диалоге с личностью. И старец Зосима советует брату, вступающему в обитель, рассказать игумену всю свою жизнь, «все свои добрые и злые дела, от юности совершённые»11. Игумен же должен помочь брату раскрыться, чтобы он увидел все свои внутренние трудности, понял, отчего они происходят и, главное, как их можно преодолеть. Ведь если брат не расскажет всего и останется наедине со своими проблемами, смущениями и помыслами, то потом от внутреннего неустройства он станет искать какие-то ложные, неправильные выходы. Например, будет заполнять время праздными разговорами. Или начнёт искать утешения в пище. Или увлечётся внешней деятельностью, предаваясь суете и рассеянности. Или наоборот, впадёт в апатию и болезненность. Всего этого можно избежать, если послушник откровенен с духовным отцом.

По словам старца Зосимы, если нет откровенности, то нельзя даже сказать, что брат живёт в послушании. «Такой брат живёт сам по себе, а не под руководством отца»12. Например, монах умалчивает о каком-либо своём смущении или греховных помыслах. И игумен ничем не может ему помочь, даже если догадывается о его проблемах. Ведь суть состоит в том, в каких отношениях брат с игуменом. Его скрытность или откровенность показывают: есть ли у него доверие к отцу, готов ли он исполнить всё, что скажет ему отец. И если такого настроя у послушника нет, а игумен обнажит его помыслы, то брат неизбежно смутится и воспротивится. Нужно, чтобы он сам, добровольно открыл свой помысел или грех. Одно то, что он откроется, – уже будет для него победой над своим «я».

Вообще, желание быть откровенным обнаруживает правильное духовное устроение послушника, саму его способность к монашеской жизни. И старец Зосима советует игумену «благосклонностью своей подавать братьям дерзновение, чтобы они были свободными в откровении всех своих чувств и помышлений»13. Такое общение с игуменом является для послушников источником вдохновения, так что они выходят от него с бодрым духом, готовые продолжать свой подвиг ради Царства Небесного.

Ещё одно свойство послушания, отличающее его от простого внешнего подчинения, состоит в том, что послушание совершается осознанно, с верой, ради Бога. Как пишет старец Зосима, никогда монах не должен повиноваться «просто, без всякой мысли», то есть бесцельно и равнодушно, уподобляясь «животному тихому, смирному и не имеющему разума»14.

В жизнеописании старца Ефрема Катунакского рассказывается, как один новоначальный монах пожаловался ему:

– Меня одолевают мрачные помыслы, и я не знаю, как с ними бороться.

Старец Ефрем сразу понял причину:

– Ты слушаешься своего старца? – спросил он.

– Да, отче. Что мне скажет старец, то я и делаю, – ответил монах.

– Да ты слушаешься, как животное! Настоящее послушание состоит в том, чтобы делать, что тебе говорят, от любви и ревности по Богу15.

Итак, поскольку брат слушался без живой веры, не от любви к Богу, а лишь по привычке, то не получал духовного плода. Послушание приносит плод тогда, когда монах творит его с горячей ревностью, с верою и пониманием, что он слушается ради Христа. И игумен вдохновляет братий к такому послушанию, когда он ко всем вопросам подходит духовно. Например, монах часто опаздывает на послушание. Игумен может сказать ему: «Чадо, твоё послушание – это твой дар Богу. Постарайся не опаздывать ни на минуту. Из этого будет видно, что ты живёшь в подвиге, а не расслабленно». И тогда монах без всякого принуждения и наказания сам решится делать то, что подобает. Тогда как обычная власть вынуждает, духовная власть ставит монаха перед Богом. И в этом смысле можно сказать, что в монастыре вовсе не должно быть обычной дисциплины, не одухотворённой стремлением к Богу. Например, монаху велят принести ведро картошки на кухню, и уже это малое дело он призван исполнить, как порученное ему Богом, как приносящее благодать и освящение. Так самый простой труд в монастыре и любые монастырские правила приобретают священный и богоносный характер.

Для послушания как таинства характерно еще одно свойство, нераздельно связанное с верой в его благодатную силу. Послушание совершается с внутренней свободой и бодрым, радостным духом. Ведь если человек слушается ради любви ко Христу, если верит, что через отсечение своей воли соединяется с Богом, то он просто не может исполнять послушание вяло и равнодушно, словно из-под палки.

Часто послушники, в особенности новоначальные, делают такую ошибку. Стараясь исполнить в точности, что им сказали, они не обращают внимания, с каким чувством они это исполняют. Но, как утверждает преподобный Зосима, далеко не безразлично, с каким настроем слушается монах. От этого зависит, примет ли Господь его послушание, принесёт ли оно добрый плод16. И в этом главная тайна послушания.

Приведём такой пример. Благочинный, по поручению игумена, попросил братий подмести монастырский двор. Все монахи как будто делают одно и то же, все оказывают послушание; но у каждого свой настрой, свои помыслы. Один, подметая, негодует, что его отвлекли от основной работы, и вслух высказывает возмущение. Другой понуждает себя работать молча, но он нахмурен и внутренне огорчён. У третьего похожее настроение, но он сознаёт, что это состояние души – неправильное, греховное. И он внутренне укоряет себя, горячо молится и старается работать с ревностью. Наконец, четвертый монах трудится с искренней радостью. Он внутренне свободен и в любой миг готов пойти туда, куда благословит ему игумен. Для него всякое дело в монастыре, как пишут святые отцы, велико и достойно небес; на любом месте он ревностно служит Богу и братиям.

Преподобный Зосима, рассматривая в своей книге разные степени послушания, пишет, что инок, который слушается лишь наружно, в душе сохраняя недовольство, Богу не угоден. Только то послушание бывает по Богу, которое совершается охотно, или, по крайней мере, с понуждением себя к искреннему повиновению17.

Внутреннее, сердечное послушание – это основа монашеской жизни, одно из обязательных условий духовного преуспеяния. Ещё в древности преподобный Исихий Иерусалимский писал: «Подобает нам, пребывающим в общежитии, добровольно и с бодрым сердцем всю свою волю отсекать перед настоятелем»18. Отсечь свою волю – не так просто. Вот монах оказал внешнее повиновение. Но радуется ли при этом его сердце? Не высказывает ли оно несогласие? Или, может, оно отзывается на чужую волю вяло, со скорбью, едва-едва подвигаясь к повиновению? «Не таким должно быть наше сердце! – как бы говорит преподобный Исихий. – Не вялым и расслабленным, но бодрым, живым!». Монах не должен быть подобен умирающему, он должен быть воином, героем, в том числе и в послушании.

Ведь когда святые отцы учат отсечению своей воли, это не значит, что человек должен стать безвольным. Под отсечением своей воли имеется в виду отвержение воли греховной. Но воля, влекущая человека к Богу, должна быть очень сильной. Владыка Афанасий Лимасольский в одной своей беседе говорил: «Например, когда мы рассуждаем о бесстрастии, мы не имеем виду, что человек должен стать бесчувственным. Бесстрастный не значит бесчувственный. Бесстрастный — это тот, кто любит очень сильно, кто хочет только одного в этой жизни — воли Божией. Но он именно хочет воли Божией.

Я помню, когда я решил уйти в монастырь, мама говорила мне: "Разве Церковь учит такому упрямству"? Да! Когда речь идёт об исполнении воли Божией – конечно! Человек должен с большой силой противостоять греху. Живоносный евангельский дух не является духом апатии. Мы не мёртвые существа, не растения, но мы люди, личности, наделённые силой, которая призывает нас следовать воле Божией»19.

И когда человек имеет такое стремление к Богу, то он не нуждается в том, чтобы ему приказывали. Он сам горит духом, сам ищет послушания и всем сердцем внимает духовному отцу и всем братиям, каждый миг следя за тем, чтобы исполнить не свою волю.

Однако возникает вопрос: что делать монаху, если он всё же чувствует внутреннее сопротивление, нежелание в чём-то послушаться? На этот вопрос отвечает преподобный Исихий. Он пишет, что в деле послушания необходимо иметь особое, очень тонкое искусство, которое состоит в том, чтобы человек «не смущался желчью»20. Желчь – это горечь, это смущение, когда надо исполнить что-то, чего совсем не хочется. И чаще всего именно эти смущающие помыслы, а не какие-то внешние обстоятельства, делают жизнь монаха бесплодной. Не зная того, как «слушаться с искусством», человек может провести долгие годы в монастыре, но при этом пребывать в страстях, чувствовать разочарование, пустоту. Такой человек приходит на послушание и тут же вступает в конфликт с ближними. Он хочет молиться, но не имеет никакого сочувствия к словам молитвы, потому что его ум постоянно пребывает в беспокойстве, обуревается самыми разными помыслами. И очень часто суть всех этих духовных проблем коренится в том, что человек просто не решился предать себя в послушание, он держится за свою волю, свои желания, свой эгоизм. Собственная воля разделяет человека и с Богом, и с духовным отцом, и с братьями. Такой человек лишается главного достоинства монаха – сердечного послушания, и можно сказать, ниспадает с высоты монашеского чина.

И преподобный Исихий, открывая тайну настоящего послушания, призывает монаха «не смущаться желчью», то есть немедленно изгонять из сердца горечь, которая может возникать, когда нужно преодолеть свою волю. И старец Зосима пишет, что чувствуя скорбь от повеления человек ни в коем случае не должен оставлять в себе это чувство21. Он призван не опускать руки, не сдаваться, а понуждать себя исполнять повеление решительно, с молитвой, всеми силами стараясь преодолеть огорчение. Такое послушание можно приравнять к мученичеству, и оно всегда увенчивается успехом. Только тот остаётся без плода, кто оставляет борьбу, кто впадает в бездействие, отчаивается и говорит: «Ничего не могу поделать». Тот же, кто трудится, кто борется, кто стойко в сердце своём с молитвой противостоит своим желаниям, никогда не терпит неудачу. К нему обязательно приходит благодать Божия. И он чувствует, что больше не огорчается, что его сердце наполняется радостью и любовью к послушанию. И с каждым подобным случаем монах всё больше и больше освобождается от своей воли; ему всё легче и легче слушаться. Потому что послушание – это дело практики, и через постоянное упражнение в нём монах может достичь совершенного единения своей воли с волей Божией.

И такой монах – это самый счастливый человек. Как птица наслаждается свободным полётом в поднебесье, так и ревностный послушник наслаждается послушанием, возносящим его на небо. И дело духовного отца – всегда очень внимательно следить, как повинуется монах. Если у брата возникает смущение, с которым он не в силах справиться, то нужно помочь ему преодолеть его. Потому что если это огорчение будет накапливаться, то приведёт к унынию, которое в конце концов истощит духовные силы монаха, так что он даже не сможет продолжать монашескую жизнь. Хотя послушание – подвиг, но это подвиг, который должен наполнять жизнь монаха радостью. Преподобный Силуан Афонский однажды спросил монаха, которого всегда видел с радостным лицом: «Чему ты радуешься?» Монах ответил: «Все братья меня любят». «А за что же они тебя любят?» – вновь спросил старец Силуан. «Я всех слушаюсь», – ответил монах. Именно искреннее, сердечное послушание приносило ему глубокий внутренний мир. Как писал старец Силуан, «он обрёл покой через послушание, которое творил ради Бога»22.

Еще мне хотелось бы очень кратко сказать об одном свойстве послушания. Истинное послушание всегда соединено с молитвой. Можно сказать вся таинственная, духовная жизнь монаха, соединяющая его со Христом, состоит в двух деланиях – послушании игумену и молитве. И как учил преподобный Зосима, одно делание немыслимо без другого. Кто выходит из повиновения духовному отцу, тот не может чисто молиться23. Так и тот, кто ослабляет трезвение ума и оставляет молитву, не может сохранить истинное, сердечное послушание24. При этом и сам игумен всё совершает и говорит, исходя из молитвенного опыта, молитвенного настроя. И обучая иноков двум деланиям – отсечению своей воли ради Христа и непрестанной молитве, – он помогает им достичь главной цели – того, чтобы вся их жизнь стала предстоянием пред Богом.

И в заключение доклада мне хочется вспомнить краткое поучение, сказанное одним афонским игуменом своим чадам: «Вы знаете, для чего нас собрал здесь Господь? Для того, чтобы мы стали святыми. Тогда скажите: если мы достигнем чего угодно, но только не этого, то каков, по-вашему, результат? Монастырь наш будет одним из юридических лиц, а вовсе не священной обителью, местом воспитания душ и лоном Святой Троицы»25. И только тогда, когда в духовное основание монастыря положено таинство послушания, такой монастырь поистине становится источником жизни для всех, кто с ним соприкасается. Потому что святость является в нём нормой жизни и в нём уже нет того, от чего страдают люди во всём мире: искания первенства, зависти, разделения. В таком монастыре не видно мрачных лиц, но всюду царит радость, там истинно пребывает и действует Бог. И именно такой монастырь способен рождать миру новых святых.

---

1. Василий Великий, свт. Подвижнические уставы. Гл. 18 // Василий Великий, свт. Творения: в 2 т. М.: Сибирская благозвонница, 2009. Т. 2. С. 354.

2. Перевод по: Αἰμιλιανὸς Σιμωνοπετρίτης, ἀρχιμ. Λόγοι ἑορτίοι μυσταγωγικοί. Ἀθῆναι: Ἴνδικτος, 2014. Σ. 30.
3. Софроний (Сахаров), иеромон. Об основах православного подвижничества // Софроний (Сахаров), иеромон. Прп. Силуан Афонский: Житие, учение и писания. Минск: Лучи Софии, 2005. С. 497.
4. См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 487.
5. Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 488.
6. Перевод по: Αἰμιλιανὸς Σιμωνοπετρίτης, ἀρχιμ. Νηπτικὴ ζωὴ καὶ ἀσκητικοὶ κανόνες. Ἑρμηνεία στοὺς ὁσίους πατέρες Ἀντώνιο, Αὐγουστῖνο καὶ Μακάριο. Ἀθῆναι: Ἴνδικτος, 2011. Σ. 347.
7. Перевод по: Αἰμιλιανὸς Σιμωνοπετρίτης, ἀρχιμ. Νηπτικὴ ζωὴ καὶ ἀσκητικοὶ κανόνες. Ἑρμηνεία στοὺς ὁσίους πατέρες Ἀντώνιο, Αὐγουστῖνο καὶ Μακάριο. Ἀθῆναι: Ἴνδικτος, 2011. Σ. 348–349.
8. Перевод по: Αἰμιλιανὸς Σιμωνοπετρίτης, ἀρχιμ. Νηπτικὴ ζωὴ καὶ ἀσκητικοὶ κανόνες. Ἑρμηνεία στοὺς ὁσίους πατέρες Ἀντώνιο, Αὐγουστῖνο καὶ Μακάριο. Ἀθῆναι: Ἴνδικτος, 2011. Σ. 347.
9. Житие Оптинского старца Нектария. Издательство Свято-Введенской Оптиной пустыни, 1996. С. 16.
10. См.: Старец Зосима Верховский: Житие и подвиги. Изречения и извлечения из его сочинений: в 2 ч. Репр. воспр. изд. 1889 г. М.: Паломник, 1994. Ч. 2. С. 14–15.
11. Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 487.
12. Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 488.
13. См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 525.
14. Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 513.
15. См.: Иосиф Ватопедский, мон. Блаженный послушник. Жизнеописание старца Ефрема Катунакского. М.: издательство Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 2004. С. 161.
16. См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 513.
17. См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 513.
18. См.: Исихия пресвитера к Феодулу слово душеполезное и спасительное, о трезвении и добродетели, оглавительное. [Гл.] 31 // Добротолюбие, или Словеса и главизны священнаго трезвения: в 2 т. М.: Сретенский монастырь, 2001. Т. 1. С. 262.
19. Перевод по данным электронного ресурса: http: // www.omilies.net/2/2105_1 H ARETH THS YPAKOHS.mp3.
20. См.: Исихия пресвитера к Феодулу слово душеполезное и спасительное, о трезвении и добродетели, оглавительное. [Гл.] 31 // Добротолюбие, или словеса и главизны священнаго трезвения: в 2 т. М.: Сретенский монастырь, 2001. Т. 1. С. 263.
21. См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 513.
22. Софроний (Сахаров), схиарх. Старец Силуан Афонский. М.: подворье Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря, 1996. С. 405.
23. См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 606.
24. См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 591.
25. Емилиан (Вафидис), архим. Слова и наставления. Печать истинная. Жизнь в духе. М.: Издательство храма святой мученицы Татианы, 2006. С. 161

Источник: Синодальный отдел по монастырям и монашеству

Ваше Святейшество! Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, всечестные отцы, досточтимые матушки, дорогие братья и сестры!

«Богослужение есть цвет церковной жизни и вместе с тем корень и семя ее» [1].

Предание Православной Церкви определяет монашество как ангельский чин, что предполагает максимально возможное уподобление жизни инока жительству ангельскому, которое в свою очередь заключает в себе два основных свойства: непрестанное славословие Творца и исполнение воли Божией. Из этого следует, что богослужение и послушание – есть главные цели монашеского подвига [2].

Подчеркивая исключительное значение молитвы в монастырской жизни, прп. Нил Синаит называет монаха «жертвенником Господа, на котором и с которого возносятся Всевышнему Богу чистые молитвы» [3]. Именно в богослужении, а не в каком-либо другом деле, раскрывается монашеское служение миру, который только и «стоит молитвою» [4].

С самых первых времен существования христианского монашества молитва и богослужение становятся тем стержнем или основанием, относительно которого строятся остальные области жизни иноков. Из Жития прп. Феодора Освященного (IV в.) мы знаем, что в верхней Фиваиде, где монастыри отличались высоко духовной и строгой жизнью, иноки в течение дня находились в особом уединении, а к вечеру собирались вместе, «совершали молитвы и вели взаимную беседу о душеспасительных предметах» [5].

Устав прп. Пахомия Великого, переданный ему Ангелом, регламентировал совершение днем, вечером и ночью двенадцати молитвословий, на которые братия «собирались все вместе в Церковь»[6]. Получалось, что весь день у Тавеннисиотов происходило чередование труда и общей молитвы, подчас становившейся у египетских иноков непрестанным деланием [7].

Читая Житие прп. Саввы Освященного, нельзя не заметить, с каким вниманием относился Преподобный к вопросам совершения уставных служб, что свидетельствует о том, что он придавал важное значение общей молитве в обители [8].

Московский митрополит Трифон (Туркестанов) часто говорил, и эти слова увековечены на его надгробном памятнике: «Дети, дети, любите храм Божий. Храм Божий – это Небо на земле».

Монастырский храм – это сердце обители, это «источник жизни и бессмертия», по слову преподобного Амвросия Оптинского [9].

Монастырское богослужение соединяет монахов с живым Богом, с Вечностью и друг с другом, когда «единым сердцем и едиными усты» воспевается и прославляется «Божественное Триединство» [10].

Как солнце на небосклоне сияет и греет, и дает жизнь существующему, так и монастырское богослужение просвещает, согревает, оживляет, одухотворяет жизнь монахов.

Однажды в стенах этой прославленной Академии митрополит Минский и Слуцкий Филарет (Вахромеев) воскликнул: «Вы в Лавре преподобного Сергия! Дышите воздухом вечности!» Как кислород очищает легкие и несет жизнь каждому органу, каждой клетке, так и дивные, боголепные службы очищают, оживотворяют жизнь каждого брата, каждого монаха как члена Тела Христова.

Ибо в храме – Духом Святым – вещают древние премудрые пророки и ветхозаветные праведники, проповедуют апостолы, поучают святые отцы, толкуют Слово Божие богомудрые святители, назидают духоносные игумены и иереи Божии.

Святой праведный Иоанн Кронштадский восклицал: «Богослужение есть райское жительство, пребывание с Богом и святыми, чистое, любовное, ничем не развлекаемое с ними собеседование, посильное благодарение и славословие бренными устами Господа и предначатие вечного славословия с ангелами, прославление св. угодников Божиих, училище благочестия всякой добродетели, приятие высшей благодати в молитве и в таинствах, и соединение с Богом и обожение» [11].

Когда у отца Иоанна спросили, откуда у него такая вера, он ответил: «От частого служения Литургии и вседневного чтения Миней, богослужебных книг, служб нашим святым и праздникам» [12].

Жизнь тела – душа. Жизнь же души, дыхание души – молитва. Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф.18:20). Так и братия монастыря являют дивное единство во Христе, особенно тогда, когда «всякое отложив попечение» служат Богу Единому! Тогда исполняется на них слово Писания: Брат от брата помогаем, яко град тверд (Притч.18:19).

Божественный Иоанн Златоуст учит: «Молиться, говорят, мы можем дома. Сам себя обманываешь ты, человек! Дома, конечно, можно. Но нельзя так молиться, как в храме, где такое множество сердец возносится к Богу, сливаясь в единодушный вопль. Не так скоро ты будешь услышан, молясь Владыке сам по себе, как молясь с твоими братьями, ибо здесь, в храме, есть нечто большее, чем в твоей келье: согласие, единодушие, союз любви, наконец, здесь молитвы священников. Для того священники и предстоят, чтобы молитвы народа, будучи слабы, соединившись с их сильнейшими молитвами, вместе с ними дошли до неба. Апостол Петр освободился из темницы, благодаря общей о нем молитве... Если же церковная молитва была полезна для апостола Петра и такого столпа веры избавила из темницы, то почему, скажи мне, ты презираешь ее силу и какое имеешь оправдание в этом? Послушай же Самого Бога, Который говорит, что Его умилостивляет множество людей, с усердием молящихся Ему. Он говорит пророку Ионе: "Я ли не пощажу Ниневии, города великого, в котором живёт больше 120 тысяч человек?" Не просто упомянул Он о множестве людей, но для того, чтобы ты знал, что совместная молитва имеет великую силу»[13].

Преподобный Макарий Оптинский говорит: «О церковной же молитве знайте, что она выше домашней вашей молитвы, ибо оная возносится от целого собора людей, в числе коих, может, много есть чистейших молитв, от смиренных сердец к Богу приносимых, кои Он приемлет, яко кадило благовонное, с коими и ваши, хотя немощные и ничтожные, приемлются» [14]. Что подтверждает и святой Иоанн Кронштадский: «Струи благодати обильно истекают в храме и напояют души верных. Воинствовать вместе лучше, сильнее, искуснее против невидимых врагов и против грехов, снедающих и губящих нас, нежели бороться одному» [15].

О важности совместного моления монашествующей братии повествует нам Афонский Патерик: «Однажды в праздник Антония Великого ученики святителя Григория Паламы все вместе совершали бдение божественному Антонию, а святитель Григорий между тем оставался в своем затворе. Вдруг является ему Антоний Великий и говорит: «Хорошо совершенное безмолвие, но и общение с братством иногда необходимо, особенно в дни общественных молитв и псалмопений. Поэтому и тебе должно теперь быть с братьями на бдении». Убежденный таким видением божественный Григорий явился тогда же к братьям, которые приняли его с радостью, и всенощное бдение протекло для них с особенным торжеством» [16].

Богослужение в храме и келейная молитва – это два крыла, позволяющие подниматься горе. Как-то у оптинского иеромонаха Василия (Рослякова), убитого в монастыре на Пасху 18 апреля 1993 года, спросили во время экскурсии неверующие люди: «А зачем вам, монахам, столько больших храмов? Молились бы в кельях одни, каждый сам по себе». Он ответил: «Молиться одному – это плыть в лодке, грести самому, а молиться всем братством в храме – это плыть на лайнере по бушующему морю!»

Чтобы ум монаха был всегда устремлен к Небу, древними богомудрыми отцами составлен дивный круг годового богослужения, особо полного в монастырях. Кто-то из отцов сказал, что богослужебный круг – это золотое кольцо, которым мы, монахи, обручаемся с вечностью. Многочасовыми службами, как мельничными жерновами, перемалываются дурные, греховные мысли и навыки монахов. Так святой Исаак Сирин учил: «Праздный ум – седалище для диавола. Если ты не покоришь свой ум Богу, ты обязательно покоришь ум супротивнику, то есть диаволу» [17]. Можно сказать и по-другому: «Когда Бог на первом месте, то тогда все остальное на своем месте».

Сораспятие себя Христу на службах делает душу монаха чистой и радостной, приучает монаха к жертвенному служению братии. Каждый брат начинает яснее понимать слова: Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить... (Мк.10:45).

Старец Макарий объясняет: «На литургии Христос распинается, зато на утрени мы Христу, жертвуя своим сном, покоем. Жертва – сеяние, а радость – плод» [18].
О наших длинных службах митрополит Питирим (Нечаев) сказал: «После первого часа службы начинают болеть ноги, после второго отваливается спина, после третьего – вырастают крылья!» Претерпевый же до конца,.. спасен будет (Мф.10:22).

Отец Иоанн Кронштадский, почти каждый день совершавший Литургию, часть своих дивных переживаний запечатлел в своем дневнике «Моя жизнь во Христе»: «О высота, о величие, о лепота и сладость Божественной литургии! О богатство духа и блаженство наше! Во время Литургии небо и земля сочетаваются: Бог – с человеками; небесные Ангелы с человеками земными; все лики святых праотцев, патриархов, мучеников, преподобных, и всех святых! О какой светлый, святейший, любвеобильный, небесный, прекрасный, блаженный союз» [19].

Совершая полный суточный круг, монах поддерживает искорку огня в своем сердце, которая разгорается во время келейного правила и ночной молитвы. Святой Иоанн Златоуст восклицает: «Войди только в преддверие храма, и как бы некое духовное веяние обымет твою душу. Это безмолвие приводит в трепет и учит любомудрствовать, отложить житейское попечение, восторгает мысль, возносит тебя от земли на небо. Если же столько пользы от пребывания здесь и не во время богослужения, то тем больше пользы во время самого богослужения, когда повсюду взывают пророки, благовествуют апостолы, посреди стоит Сам Христос, Отец Небесный приемлет совершаемое, Дух Святой сообщает радость Свою, – с какою для себя пользою отходят из храма присутствовавшие и какую утрату терпят отсутствовавшие на богослужении?» [20] А один из наших богословов сказал: «Все наше многообразное литургическое предание становится как бы "Евангелием от Церкви", объясняя, а нередко и дополняя Священное Писание и святоотеческое учение» [21].

Отцы распределили богослужение так, что оно благодатно наполняет весь день и ночь монашествующего. Старец Порфирий восклицает: «Во время всенощного бдения отверзаются небеса, и мы говорим с Богом... мой ум отверзался и я жил молитвой до самого утра» [22].

В чине богослужения имеется полунощница, которую полагается справлять в полночь. Прп. Исаак Сирин пишет: «Не думай, человек, чтобы во всем иноческом делании было какое-либо занятие важнее ночного бдения» [23].

Ревностные монахи стараются не пропускать монастырские службы, помня слова преподобного Исаака Сирина: «Начало помрачения ума (когда признак его начинает открываться в душе) прежде всего усматривается в лености к Божией службе и к молитве»[24].

Оптинские старцы поистине явили нам пример ревностной любви к храму. Сохранились воспоминания о том, как совершали богослужение сами старцы.

Так старец Лев – голодный, уставший, но шел на всенощную; старец Антоний около тридцати лет страдал болезнью ног, так что посмотреть на них без содрогания нельзя было, но на службы ходил; сам старец Амвросий любил богослужение и церковное пение. По своей болезни он не мог ходить в храм, поэтому выслушивал службы у себя в келии. Для этого к нему приходил священник и собирались певчие [25].

Преподобный иеросхимонах Анатолий младший (Потапов) любил повторять, что для монаха есть только два выхода из келии – в храм да в могилу.

Старец Макарий не уходил из храма, пока были силы оставаться на службе.

В нынешние времена говорят иногда, что в монастыре много дел, некогда ходить на службу. Но афонский старец Силуан учил: «Любить Бога никакие дела не мешают».

У святителя Феофана Затворника есть слова о том, что «надо любить Бога, хотя бы так, как юноша любит девушку! Он работает – и думает о ней, с кем-то разговаривает – и думает о ней, делает домашние дела – все равно думает о ней. Так и душа монаха должна всегда помышлять о Боге!» [26]

Очень много сейчас в монастыре у начальствующих забот, попечений, суеты! Надо заботиться о братстве, восстанавливать, реставрировать, строить заново, содержать, одевать, кормить, принимать, и на все это искать средства. Это горькие реалии наших русских монастырей, порушенных безбожной рукой. Многие настоятели и настоятельницы – как на Кресте. Иногда, говорят они, и в храм нет сил идти, нет даже возможности.

Но из глубины веков до нас доносится очень трезвый, практический совет преподобного Феодосия Печерского. Он сказал игумену одного монастыря, который сетовал, что нет денег: «Вы, монахи, честно и добросовестно исполняйте свой монашеский долг, не пропускайте богослужения, тогда миряне будут вам за ограду деньги мешками кидать!»

Закончить свой доклад хотелось бы такими словами: «Блажен инок, всегда живущий близ храма Божия! Он живет близ неба, близ рая, близ спасения. Не отвергнем спасения, которое милосердием Божиим преподано нам, так сказать, в руки. Особливо новоначальный инок должен неопустительно посещать церковь. В лета старости и изнеможения, когда и годы, и болезненность заключат инока почти неисходно в келлии, он будет питаться тем духовным припасом, который собрал во время юности и крепости своей, приметаясь в дому Божием. Духовным припасом называю умственную и сердечную молитву. Милосердый Господь да сподобит нас воспользоваться как должно нашим монашеством и прежде отшествия из земной жизни переселиться умом и сердцем на небо. Туда может вознести нас молитва, когда осенит ее Божественная благодать, и молитва в человеке соделается уже не молитвою человека, но молитвою Святого Духа, ходатайствующего о человеке воздыхании неизглаголанными (Рим. 8:27)» [27].

---

1. Павел Флоренский, свящ. Столп и утверждение истины. – М.: Правда, 1990.

2. См.: Варфоломей, архим. Богослужение и послушание как основание монастырской жизни/Доклад на XXII Международных Рождественских образовательных чтениях, направление «Монашеская традиция: от древности до наших дней» (Сретенский ставропигиальный мужской монастырь. 28–29 января 2014 года). – Электронная версия: http://www.agionoros.ru/docs/1045.html, дата доступа: 30.09.2014.

3. Нил Синайский, прп. Послание 32. К пресвитеру Андрею. PG 79, 388A.

4. Софроний (Сахаров), архим. Старец Силуан Афонский. Ч. 2, гл. XIV.

5. Житие прп. Феодора Освященного // Древние иноческие уставы пр. Пахомия Великого, св. Василия Великого [архиепископа], пр. Иоанна Кассиана [иеромонаха] и пр.Венедикта [игумена] / Феофан Затворник (Говоров Г. В.), епископ. – Афон. Русский Пантелеимонов монастырь, 1892. С. 65.

6. Там же. С. 112. (Устав Тавеннисиотского общежития, 89).

7. Там же. С. 543. (Устав прп. Иоанна Кассиана. Кн. III, гл. 2).

8. См.: Житие преподобного отца нашего Саввы Освященного// Палестинский патерик. Вып. 1. – СПб.: ИППО, 1895.

9. Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. Т. I. – Введенская Оптина пустынь, 2011.

10. Вениамин (Милов), еп. Божественная любовь по учению Библии и Православной Церкви. – Саратовская митрополия, 2011 год.

11. Иоанн Кронштадский, св. прав. Моя жизнь во Христе. Ч. III. Мысли о богослужении Православной Церкви. – М.: Русский Хронограф, 2004. С. 297.

12. Киприан, иеромонах. Курс лекций по литургическому богословию. Глава «Крины молитвенные».

13. Иоанн Златоуст, свт. О молитве. Полное собрание творений в 12 тт. Т.12, кн. 2. С. 484.

14. Оптинский цветник. Изречения преподобных старцев Оптинских. – М.: СТПГУ, 2007. С. 59.

15. Иоанн Кронштадский, св. прав. Моя жизнь во Христе. Ч. III. Мысли о богослужении Православной Церкви. С. 285.

16. Афонский патерик, или Жизнеописание святых, на Святой Афонской Горе просиявших. Ч. 1. – М.: Типо-Литография И. Ефимова, 1889.

17. Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. Слово 2-е.

18. Душеполезные поучения преподобных оптинских старцев. Т. I. – Введенская Оптина пустынь, 2011.

19. Иоанн Кронштадский, св. прав. Моя жизнь во Христе. Ч. III. Мысли о богослужении Православной Церкви. С. 204.

20. Иоанн Златоуст, свт. Беседы о перемене имен. Беседа 4-я. Электронная версия: http://azbyka.ru/otechnik/?Ioann_Zlatoust/besedy_peremen_imya=4, дата доступа: 30.09.2014.

21. Иларион (Алфеев), еп. Православное богослужение как школа богословия и богомыслия/доклад в Киевской духовной академии 20.09.2002. – Электронная версия: http://azbyka.ru/tserkov/bogosluzheniya/alfeev_pravoslavnoe_bogosluzhenie-all.shtml#2, дата доступа: 30.09.2014.

22. Старец Порфирий Кавсокаливит . Цветослов советов. – Святая Гора Афон, 2008. С. 321.

23. Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. Слово 70-е.

24. Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. Слово 2-е.

25. Агапит (Беловидов), схиарх. Жизнеописание Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. Ч. 1. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1992. С. 86,122.

26. Душеполезные поучения святителя Феофана Затворника. – М.: Подворье Введенской Оптиной пустыни, 2013.

27. Игнатий (Брянчанинов), свт. Слово о церковной молитве/Аскетические опыты, т. 2. Собр. соч. в 2-х тт. Т. 2. – Николо-Погост: Родное пепелище, 2005. С. 806.

Источник: Синодальный отдел по монастырям и монашеству

Благословите, Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, Ваши Высокопреподобия, досточтимые отцы и братия, сказать несколько слов.

Сейчас мы здесь много говорим о самом главном и важном для нас, монашествующих, – о молитве. Молитве, которая наполняет наши сердца и души, молитве, которая выражается в богослужении.

В «Проекте Положении о монастырях и монашествующих» сказано: «Богослужение есть средоточие монашеской жизни. Оно питает душу, взращивает дух, дает силы для глубокого внутреннего делания и наполняет смыслом все повседневные монастырские занятия. Поэтому посещение монастырских богослужений является обязательным для всех насельников. Уклоняющиеся от участия в богослужениях окрадывают сами себя, отвергая важное средство монашеского преуспеяния». Мы об этом знаем, и что же? Есть усердные, есть примерные, есть и немощные. Значит, приносим покаяние и надеемся на исправление. Мы знаем, что Господь принимает сердце сокрушенное и смиренное.

Не только Древние Патерики, но и наши современники, предупреждают, что может произойти, когда человек встает на молитву или приступает к Божественной литургии, не подготовившись должным образом, не примирившись с окружающими.

Так, старец Паисий Святогорец рассказывает, что у одного Афонского старца были два ученика. Один из них был пресвитер, а другой диакон. Послушники эти не имели любви между собой, не имели согласия. Священник очень завидовал диакону, поскольку тот был и умнее, и способнее его во всем. Надо сказать, что и сам диакон содействовал этой зависти своим эгоизмом.

Как-то раз они пошли совершать Литургию в одну из церковок. Здесь их нелюбовь и немирие проявились тем, что внешне священник приготовился к служению Божественной литургии – прочитал все что положено; однако, к несчастью, он не сделал самого главного – не подготовился к Литургии внутренне. То есть ему надо было смиренно поисповедоваться, чтобы изгнать из своего сердца зависть и ревность. Но он не сделал этого. Иеромонах вошел в алтарь, где приносится Страшная Жертва, и как только он начал Проскомидию, внезапно раздался страшный гром, и он увидел, как Святой Дискос поднялся с Жертвенника и исчез. Следствием этого было то, что они не смогли служить Литургию. Старец Паисий полагал, что если бы Благий Бог не помешал им таким образом и священник, находясь в неподобающем духовном состоянии, приступил бы к служению Божественной литургии, то с ним бы случилась страшная беда. Необходимы и любовь к Богу, и любовь к ближнему. Не любя ближнего, мы не сможем иметь благодати Духа Святого.

Храмовое богослужение, в котором мы каждый день участвуем, является для нас, с одной стороны, делом привычным, с другой – событием очень важным и требующим постоянного осмысления и глубокого восприятия. Обращая взор в далекое прошлое, мы видим, что Храм богоизбранного народа был делом не человеческого измышления, но Божественного откровения – Господь показал устроение ветхозаветной скинии Моисею во всех деталях, и заповедовал сотворить в точности по образу, показанному на Синайской горе. Описание скинии занимает в Ветхом Завете несколько глав (Исх. 28–31).

Обращая же взор в то будущее, которого ожидаем и которого надеемся приобщиться, из Апокалипсиса видим, что в Небесном Иерусалиме, как ни странно, храма не будет – «ибо Господь Бог Вседержитель – храм его, и Агнец» (Отрк. 21, 22), но богослужение будет непрерывным и повсеместным. Всё Откровение Иоанна Богослова наполнено литургическими образами, там мы встречаем и славословие людей и Ангелов, и поклонение Престолу Божию величественных старцев, и благоуханный дым, который есть молитвы святых (См.: Откр. 5, 8).

Мы уже находимся не под Законом и не обязаны приносить многочисленные жертвы овнов и тельцов, но еще и не вернулись в свое истинное Небесное Отечество. Наше время – это время Нового Завета, и как «род избранный, царственное священство» (1 Пет. 2, 9), мы должны приносить поклонение Богу «в Духе и истине» (Ин. 4, 24).

Всюду, где есть верные, совершается поклонение Богу и Агнцу, приносится бескровная жертва. Это поклонение мы приносим в первую очередь искренней сердечной молитвой, но наиболее ярко это поклонение выражается в совместной молитве и в совместном совершении Таинства Евхаристии. Ибо «где двое или трое (а не только один молящийся) собраны во имя Мое, – говорит Господь, – там Я посреди них» (Мф. 18, 20). Можно также говорить и о том, что совместное богослужение – это исполнение сразу обеих главнейших заповедей: «возлюби Бога» и «возлюби ближнего». Ведь даже малая нелюбовь и небольшое огорчение, нанесенное брату, не допускают нас приступить к Богу. Так и литургические молитвы свидетельствуют о том, что все стоящие в храме, возлюбив друг друга, единомыслием, «едиными усты и единым сердцем» славят Нераздельную Троицу и причащаются единого Тела. «Итак если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-либо против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой (Мф. 5, 23–24).

Святой праведный Иоанн (Кронштадтский) говорил: «В нас нет истинной жизни без источника жизни – Иисуса Христа. Литургия есть сокровищница, источник истинной жизни, потому что в ней Сам Господь. Владыка жизни преподает Себя Самого в пищу и питие верующим в Него и в избытке дает жизнь причастникам Своим... Наша Божественная литургия, и в особенности Евхаристия, есть величайшее и постоянное откровение нам любви Божией».

Святая Евхаристия является опорным стержнем, основой жизни Православной Церкви, ее фундаментом, без которого невозможно само существование Церкви. Святой Дионисий Ареопагит называл ее «Таинством Таинств».

Преподобный Иоанн Дамаскин в своем «Точном изложении Православной веры» говорит: Таинство Евхаристии «еще называется... общением и воистину есть (общение) потому, что через него мы входим в общение со Христом и делаемся причастниками Его плоти и Божества; (с другой стороны) через него мы входим в общение и объединяемся друг с другом. Ибо все мы, так как от единого хлеба причащаемся, делаемся единым телом Христовым, единою кровью и членами друг друга, получая наименование сотелесников Христа» (Еф. 3, 6). Впрочем, вышесказанное имеет равное отношение как к мирянам, так и к монахам.

Современный церковный Устав предписывает ежедневное совершение Божественной литургии, за исключением будних дней Великого поста, однако на практике на небольших приходах Литургия совершается только по воскресным и праздничным дням, а также в дни памяти особо почитаемых святых. Лишь в крупных городских приходах и монастырях Литургия служится ежедневно.

Именно в монастыре православное богослужение проходит в полном чине, порядке, и торжестве, согласно церковному Уставу. В истовом исполнение богослужения сосредоточена вся жизнь монастыря.

В чем же особенность литургической жизни монастырей? Для монахов, в отличие от мирских людей, главное и единственное дело – это именно молитва. Все остальные занятия – это лишь поделье и рукоделье. Как говорил святитель Игнатий Брянчанинов: «Существенное делание монаха – молитва, как то делание, которое соединяет человека с Богом. Все прочие делания служат или приготовительными, или способствующими средствами для молитвы, или же даются тем, которые, по нравственной немощи или по недостатку умственных способностей, не могут заниматься всецело молитвой».

Совместное богослужение нас соединяет, объединяет духовно. Мы знаем примеры, когда вся братия ночью совершает богослужение – и это объединяет. Известны случаи, когда сестры одного из монастырей совершают богослужение отдельно от мирян, не опуская богослужения уставного для прихожан, – и это тоже дает свой духовный плод.

Не раз задают вопрос: как часто следует приступать ко Святой Чаше? Об этом много говорилось, и будет еще говориться. Прежде всего здесь необходимо покаянное настроение, желание соединиться со Христом, а вопрос о частоте Причастия решает в монастыре духовный отец или духовная мать игуменья. Иногда сестры сетуют: «Матушка не допустила меня к Причастию», хотя игуменьи говорят: «Мы не имеем права не допускать, мы можем только советовать». Но, тем не менее, думаю, что это тоже важно. Это решение не должно быть наказанием – такой сестре стоит подумать о том, почему ее не допустили к Чаше.

Как мы знаем, для нас, монахов, в отличие от мирских людей, самое главное – молитва. Но порой мы себя оправдываем, и об этом тоже много говорилось, что не всегда можем быть на молитве, потому что у нас много трудов. Не всегда и не вся братия может присутствовать на богослужении – в каких-то случаях требуется отлучка по делам монастыря. Но и тогда эти братия не исключаются из общей молитвы – на службе мы регулярно слышим прошения о «благословною виною отшедших». Со своей же стороны выходящие братия тоже не должны оставлять молитвы: по афонской практике, монах должен прочитывать по четкам пропущенные службы, а преподобный Феодор Студит увещает братию во время полевых работ собираться вместе в урочное время и читать третий, шестой, девятый часы. Однако молитве монаха ничего не должно препятствовать. У нас есть помощники, есть люди, которые трудятся в монастырях.

Как говорил святитель Игнатий: священное делание для монаха есть молитва, а все прочие делания служат или приготовительными или способствующими средствами для молитвы. И это действительно так. В обители, в храме все должно быть подчинено главной цели – нашему приближению к Богу и спасению.

Мы говорим о том, как это должно быть, а как это происходит в наше время в городе не всегда соответствует должному. Преподобный Амвросий Оптинский, утешая многих из нас, говорил, что «жить можно и в миру, но только не на юру, а жить тихо». Вот мы и пытаемся жить тихо. Не всегда это, правда, получается. И здесь я думаю, что главное – это покаяние.

Монашество есть мироотреченное жительство, и братство в обители живет не по мирским законам, а по духовным. Святитель Игнатий Брянчанинов в «Слове о церковной молитве» писал: «Блажен инок, всегда живущий близ храма Божия! Он живет близ Неба, близ рая, близ спасения». Преподобный Силуан Афонский говорил, что «монах – молитвенник за весь мир...»

Однако история знает немало примеров, когда окружение какого-то монастыря становилось неудобным для совершения дела спасения, когда мир слишком сильно вторгался во внутреннюю жизнь обители – и братство оставляло это место и переселялось в другое, более уединенное. Что же в первую очередь смущало монахов в этих вторжениях мира? То, что мир привносил свою иерархию ценностей, где все поставлено с ног на голову, где все внимание отдано мелочам и пустякам, а главное предано забвению. А монашеские уставы, наоборот, старались выстроить всю жизнь братства так, чтобы в центре жизни как всей обители, так и каждого насельника был Бог и радость служения Ему. Для этого очень часто даже архитектурно храм Божий находился в центре обители. Как тут не вспомнить авву Дорофея, который рисовал своим ученикам круг и говорил, что приближаясь к Богу, как приближаясь к центру круга, мы становимся намного ближе и роднее друг другу. Поэтому все в храме и в обители в целом должно быть подчинено главной цели – нашему приближению к Богу и спасению.

Приближаться к Богу всегда непросто. Ведь мы не можем оставлять у порога храма всю свою греховность, все наши страсти, помыслы и немощи! Если бы это было так, мы выходили бы из храма наполненными благодатью и с лицом сияющим, как у пророка Моисея. Многое зависит от нашей решимости, во многом помощь дают нам уставы, преданные нам Святыми отцами.

По уставу преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, даже не всякий брат мог войти вместе со всеми в церковь, но за определенные прегрешения он должен был стоять вне врат храма. Даже такое наказание (не знаю, применяется ли оно где-то в нынешних монастырях) учило монаха любви к молитве – не имея возможности присоединить свой голос к хору молящихся, он просил всех входящих помолиться о нем.

В самом же храме все также должно быть «благообразно и по чину», с любовью к Богу и ближнему. Монастырское богослужение обрело свою стройность благодаря возвышенному литургическому богословию отцов Церкви. Глубокое содержание псалмов, гимнов и писаний питает души подвижников, и преподобный Феодор Студит вдохновляет своих монахов правильно усваивать эту пищу, для чего побуждает вникать в тексты, заучивать наизусть песнопения, размышлять самому и обсуждать с более опытными братьями их содержание. Богослужение вводит нас в общение с сонмом святых.

Любовь к Богу и ближнему проявляется и в поведении на богослужении. Истинная любовь к Богу попаляет всякую леность и нерадение, поэтому определенные епитимии накладывались на заснувших во время службы. Один из Святых отцов называет весьма неразумными тех, кто переминается с ноги на ногу – стоять пред Богом надо с не меньшим вниманием и трепетом, чем перед царем земным. К ближнему же любовь на службе выражается в том, что «никто да не смеет шепты творити», отвлекая брата, и даже при духовных переживаниях в храме нельзя терять самообладания. В «Достопамятных сказаниях о подвижничестве святых и блаженных отцов» говорится, что как-то авва Иоанн Колов, вздохнув на службе, тут же стал просить прощения у стоявшего рядом брата: «Прости, меня, авва, я не выучил еще и начальных правил».

Богослужение вводит нас в общение с сонмом святых. Важно сохранять дух совместной молитвы. Уставы свято охраняют совместность молитвы. В сей святой обители, где мы ныне собрались, при богоносном авве Сергии все иноки, которые могли петь, участвовали в богослужении – пели на клиросе, а для совместного пения, конечно же, необходимы взаимная любовь и послушание регенту. Тем нерадивым инокам, которые прегрешают против общей молитвы, опаздывая или уходя раньше с богослужения, Уставы предписывают серьезные наказания.

Будем обращаться к Богу прежде всего на Литургиях, тогда, когда одни служат, другие молятся. Будем обращаться к Богу и в своих келейных молитвах, когда мы возносим Богу свои молитвы, исполняя монашеское правило. Мы понимаем, что за исполнение правила, мы еще не будем помилованы, но за сокрушение, которым наполним свое сердце, – Бог даст нам благодать и силу.
Простите за скудное слово.

Источник: Синодальный отдел по монастырям и монашеству