Монашество и мир
Доклад митрополита Тамасосского и Оринийского Исаии на международной конференции «Монашество и современный мир» (Большая Соборная палата подворья святого Прокопия ставропигиального мужского монастыря Киккской иконы Божией Матери. Никосия, республика Кипр, 28–29 ноября 2019 года)
Институт монашества восходит к самым истокам древней Церкви. Апостол Павел, отвечая на вопрос коринфян о девстве, посоветовал, в том числе, что хорошо человеку оставаться так (1 Кор. 7:25–26), имея в виду, что и мужчинам и женщинам лучше не вступать в брак, храня свою девственность.
Во всяком случае, и сам апостол Павел, и другие апостолы, и, конечно, апостол Иоанн Богослов хранили безбрачие, за что последнего и называли «девственником». Также к миссионерской деятельности первой Церкви привлекаются и такие девы, как Хлоя (1 Кор. 1:11), Фива (Рим. 16:1) и другие (1 Кор. 9:5).
О сонме девственников в Церкви пишет и священномученик Игнатий Богоносец в своем послании к Поликарпу: «Если кто может оставаться в чистоте, чтя плоть Господню, то пусть пребывает в целомудрии» [1]. Сам святой Игнатий, будучи апостольским отцом, то есть учеником и преемником апостолов, служил епископом Антиохийским, оставаясь безбрачным. Как известно, он принял мученическую смерть в римском Колизее, будучи отданным на растерзание диким зверям.
Подобной стезей мученичества следовал и священномученик Поликарп, епископ Смирнский, который, посвятив себя Богу, заявил римским властям: «Восемьдесят шесть лет я служил Христу, и Он меня не обидел. Как же теперь я могу отступиться от своего Благодетеля?» [2]. Показательны также выдержки из книги откровения начала II века под названием «Пастырь Гермы», где говорится о сонме девственников и превозносится их роль в Церкви [3].
В течение двух первых веков христианства и вплоть до середины IV века не может идти речь о монашестве, существующем в виде организованной системы. В житии преподобного Антония Великого указывается, что он решил посвятить себя Богу, услышав Божий призыв: если хочешь быть совершенным (Мф. 19:21). Так что он «препоручил свою сестру известным и верным девственницам» [4], а сам «вверил себя целиком ревнителям (спудеям)» [5]. Это свидетельство об Антонии Великом указывает нам на два заслуживающих внимания факта:
Во-первых, что Антоний, промыслительно заботясь о своей сестре, которая должна была быть младше него и не замужем, поручил ее попечению Обители Дев; Во-вторых, он сам «вверил себя спудеям».
Из других исторических источников мы узнаём, что «спудеи» представляли собой одно из христианских братств в миру. В нем разделялись посвятившие себя Богу лица женского и мужского пола, поставившие перед собой цель совместного служения духовному, миссионерскому и благотворительному делу Церкви. И в этом братстве Антоний пребывал с 270 по 285 год, вплоть до своего удаления в пустыню, внося свой вклад в виде денежных взносов и физического труда. Братство «спудеев», в виде самоуправляемых общин, действовало и в других Поместных Церквях, в частности на Кипре, по свидетельству святителя Епифания Кипрского[6].
Наряду с этим в Александрии и на территории других Церквей существовало братство «филопонов» (греч. Φιλόπονοι – любители труда, трудолюбцы), ведших подобную деятельность. Как сообщается, святые Андроник и Афанасия после рождения двух своих детей, Иоанна и Марии, вместе дали обет целомудрия и посвятили себя братству филопонов, в коем и пребывали 12 лет на тот момент, когда их дети умерли от болезни в возрасте 14 и 12 лет [7].
Оба этих братства, как cпудеев, так и филопонов, оказывали помощь святителю Иоанну Милостивому как в его благотворительных, так и в просветительских трудах, направленных, прежде всего, на возвращение христиан из ереси монофизитства в лоно Церкви [8].
Помимо вышеуказанных братств были и другие, такие как «Служение» («Диакония»), «Богородичное братство» («Αγίας Θεοτόκου»), «Заступничество» («Πρεσβειών»), «Всенощное братство» («Παννυχίδων») и другие, помогавшие святителю Иоанну Златоусту и другим святым отцам в их трудах по утверждению Церкви [9].
Разумеется, впоследствии, с наступлением времен гонений, члены этих братств стали оставлять мир, как, в том числе, преподобный Антоний Великий, о чем уже говорилось, а также преподобный Павел Препростый и другие, избравшие отшельническую и подвижническую жизнь. А произошло это именно потому, что еще не сложился институт общежительного монашества, который в целом обретет свою монастырскую форму при преподобном Пахомии Великом [10].
Святитель Василий Великий стал первым, кто предпринял попытку – увенчавшуюся успехом, в том числе, благодаря его авторитету – канонического и институционального обоснования и функционального обустройства общежительного монашества. Его произведения – «Правила пространные» и «Правила краткие» явились плодом его внутреннего делания и подвижничества, которому он предавался вместе со святителем Григорием Богословом на реке Ирис в своем понтийском имении. Выведенные им принципы ложатся в основу уставных положений, по которым по сей день и обустраивается монашеское жительство.
Святитель Василий Великий, приняв епископское служение, ощутил всю скудость жизни того времени: среди 200 000 жителей Кесарии многие жили в нищете, на грани голодной смерти.
Святитель не мог оставаться равнодушным при виде такого испытания, посланного народу Божию. Поэтому он задумал и осуществил единственный в своем роде масштабный проект, как сказали бы в наше время, создав многопрофильный и многоуровневый благотворительный и образовательный центр, получивший название «Василиада», где бездомные и голодные находили пристанище, чужестранцы – приют, немощные – уход и медицинскую помощь, прокаженные – заботу. Там находили помощь все, оказавшиеся в трудных обстоятельствах, независимо от своего происхождения и верований.
«Василиада» включала в себя приюты для бедных и сирот, странноприимный дом и лепрозорий. Она была прибежищем для всех нуждающихся, пребывавших, как сказал об этом в одной своей гомилий сам святитель, «во гладе и скудости» [11]. При этом надо иметь в виду, что епископское служение Василия Великого продолжалась всего восемь лет, а его земной путь составил только 48 лет и был длительное время отягощен двумя хроническими недугами – почек и печени.
И именно в этом заключено и открывается нам величие его богомудрого ума и его исполненного любовью сердца. Именно к этому своему богоугодному делу – помимо христианских братств девственников в миру – Василий Великий призывает и приучает своих монахов, несмотря на всю строгость своих монашеских правил.
Насколько божественно толкует это святитель Григорий Богослов в своей эпитафии Василию Великому: «…чтобы и любомудрие не было необщительным, и деятельность не была нелюбомудренной; но как море и суша делятся между собой своими дарами, так и они бы совокупно действовали к единой славе Божией» [12]. Здесь имеется в виду, что Василий Великий приучал монахов к благотворительному труду, чтобы они приобретали опыт любви к ближнему, но при этом стремился и к тому, чтобы обратившиеся к монахам за помощью проникались духом монашеской жизни. И это обоюдное общение монахов и мира, которое выстраивал Василий Великий, образно передано в виде природы, где земля вторгается в море, а море находит на сушу, вызывая гармоничное и функциональное взаимодействие двух величин, совокупно действующих к единой славе Божией.
Именно в этот боговдохновенный план встраиваются и взаимодействуют в нем две величины – монашество и мир, которые функционируют в теле Церкви, обоюдно влияя друг на друга. Таким образом, Василий Великий не только заложил основы монашеской жизни, но и предопределил социальное взаимодействие монашества и мира, что стало выражением действенной любви Божией к человеку. Производит впечатление то обстоятельство, что Василий Великий, хоть и советует монахам «полное отложение» от мира и призывает их следовать жительству «мира иного», тем не менее, внушает им, что они должны относиться к своим единомышленникам в вере как к близким к себе людям и «воспринимать, как своих мать и братьев, внимающих слову Божиему и выказывать милость даже к тем, кто не близок к Богу» [13].
Однако мы имеем свидетельство еще более раннее, предшествующее временам Василия Великого, которое сохранил для нас святитель Афанасий Великий в Житии преподобного Антония Великого.
Вот что он пишет о великом наставнике Пустыни: «Посем постигло Церковь бывшее в то время Максимианово гонение. И когда святые мученики ведены были в Александрию, последовал за ними и Антоний, оставив свой монастырь и говоря: “Пойдем и мы, чтобы или подвизаться, если будем призваны, или видеть подвизающихся”. Было у него желание приять мученичество, но, не хотя предать сам себя (поскольку Церковь запрещала самовольное исповедничество или, как его называли, произвольное мученичество), прислуживал он исповедникам в рудокопнях и в темницах» [14].
В другом месте говорится: «По просьбе епископов и всей братии сошел с горы и, прибыв в Александрию, стал учить народ, что Сын Божий не тварь. Весь народ радовался, слыша, что такой муж анафематствует христоборную ересь (арианскую). Все жители города сходились видеть Антония. Даже язычники и так называемые их жрецы приходили в храм Господень, говоря: “Желаем видеть человека Божия”. Ибо так называли его все. И здесь Господь через него (через Антония) освободил многих от бесов и исцелил повредившихся в уме. Многие даже из язычников желали хотя бы прикоснуться к старцу, уверенные, что получат от сего пользу. В эти немногие дни столько людей обратилось в христианство, сколько в иные времена обращалось в продолжение года» [15].
Такие характерные моменты можно проследить как в жизни, так и в учении великих деятелей Церкви и монашества, остающихся твердыми устоями и «светилами неблуждающими мысленной тверди» [16] – церковного делания и жизни. За это они и названы малой закваской, которая поднимает все тесто (1 Кор. 5:6) – то есть клир и народ Божий, и не только.
Воистину монашество зиждется до сих пор на этих двух столпах – на любомудрии по Бозе, то есть монашестве, и на пользе народа Божиего. Здесь не стоит говорить о том, что существуют отшельники, живущие вдалеке от всех именно вследствие избранного ими монашеского и подвижнического образа жизни, и никогда не покидающие место своего покаяния, потому что они многому и многим приносили и приносят пользу. Каким образом? Безусловно, посредством своих непрестанных слезных молитв.
Вот как говорил об этом современный нам преподобный старец Паисий из своей убогой кельи с часовней в Панагуде на Святой Горе: «Прошу вас не беспокоить меня. Я вам больше помогу, когда буду говорить с Богом о вас и молиться, чем когда будут говорить с вами о Боге» [17]. И преподобный действительно говорил правду о своей жизни, поскольку весь вечер он делил на промежутки, поминая имена тех или иных людей.
Здесь уместно обратиться к диалогу Авраама с одним из Трех Ангелов, которых он встретил у дубравы Мамре в окрестностях Хеврона. Ангел, к которому Авраам обращается «Господь», возвещает, что два других Ангела отправились в Содом, чтобы побудить его племянника Лота покинуть этот город, потому что в силу греха вопль к Богу был велик и на следующий день Содом должен был погибнуть в огне. Тогда Патриарх возразил: «А если найдутся пятьдесят праведников, неужели ты погубишь все место и не пощадишь его ради них?» Далее Господь отвечает на череду вопросов Авраама, говоря, что не только ради пятидесяти, но и если даже десять праведников найдутся, не погублю и ради десяти (см. Быт. 18:16–32). Это говорит о том, что благочестивое обращение даже одного святого оказывает спасительное действие на всех людей и на весь мир. О том же говорит нам и приведенный выше отрывок из Паисия Святогорца.
Число насельников Студийского монастыря в Константинополе превышало тысячу. Но и они, как и многие другие их соработники по монашескому подвигу, не только сыграли определяющую роль в деле укрощения смерча иконоборства, причем многие из них отдали за это свои жизни, пройдя через страшные мучения [18]. Поэтому-то святитель Тарасий, патриарх Константинопольский, председательствовавший на Седьмом Вселенском Соборе, постоянно обращался к представителям монашества по всем актуальным общим и частным вопросам, связанным с иконами. Показательно, что на его вопрос о том, как должен Собор отнестись к ниспровергавшим иконы епископам, его участники ответили, как закреплено в Первом правиле Собора: «Как принимали Святые и Вселенские Соборы возвращавшихся из ереси, так и мы принимаем». И весь Собор ответствовал: «Так угодно нам всем» [19]. Надо иметь в виду, что тогда и монахи могли присутствовать на Соборах и участвовать в их работе.
Опуская – из-за ограничения во времени – вклад монашества в утверждение веры, служения, нравственности, благотворительности, науки и искусства, составляющий неоценимое наследие Церкви, мы подходим к современной эпохе, чтобы продемонстрировать, что такая величина, как монашество продолжает играть важную роль в жизни Церкви, оставаясь ее лёгкими и авангардом.
Образ жизни монахов в монастырских общинах различных Поместных Церквей вливает в члены Церкви – и не только – неподвластную времени живую богоданную традицию, которая быв сначала проповедана Господом, в нас утвердилась слышавшими от Него (см. Евр. 2:3). И эта традиция сохранилась, укрепилась и распространилась прежде всего благодаря монашеству.
В жизни членов древней Церкви все было общее (Деян. 4:3), что находит отражение и в принципах устроения общежительного монашества. Что же касается заповеданного непрестанно молитесь (1 Фес. 5:17), это относится к монахам прежде всего. Ведь кто мог бы усомниться в том, что слово Христово: Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф. 5:16) обращено именно к монахам, чья жизнь подтверждает это как горизонтальным измерением их быта, так и вертикалью их отношения к Богу и к миру?
За все время своего существования институт монашества не знает себе равных в порождении святых. Святцы нашей Церкви постоянно пополняются новыми угодниками из монахов, жизнь которых служит образцом для подражания, а их мощи благоухают и творят чудеса.
Видное место занимают в жизни Церкви и в иерархии духовенства и иеромонахи. Богословские разыскания находят в лице многих монахов достойных приверженцев. Равным образом преуспели они и в миссионерских трудах в самые разные периоды распространения христианства по миру во всей его широте и протяженности.
В завершение этого краткого выступления, посвященного отношениям монахов и мира, представляется нелишним разместить богомудрое слово преподобного Иоанна Лествичника, возвещающего и утверждающего истину следующим образом: «Свет монахам ангелы. А свет людям единственно монашеское жительство» [20].
[1] ΙΓΝΑΤΙΟΥ, Προς Πολύκαρπον, 5, 2 ΒΕΠ, τόμ. 2, σ. 283. ΤΟΥ ΙΔΙΟΥ, Προς Σμυρναίους, 13, 1, ΒΕΠ, τόμ. 2, σ. 282.
[2] ΠΟΛΥΚΑΡΠΟΥ ΜΑΡΤΥΡΙΟΝ, ΒΕΠ, τόμ. 3, σ. 23.
[3] ΠΟΙΜΗΝ ΕΡΜΑ, Παραβολή 3, ΒΕΠ, τόμ. 3, σ. 87 κ.ε.
[4] Μ. ΑΘΑΝΑΣΙΟΥ, Βίος και πολιτεία του Οσίου Πατρός ημών Αντωνίου, 3, PG 26, 844Α.
[5] Μ. ΑΘΑΝΑΣΙΟΥ, ό.π.
[6] ΕΠΙΦΑΝΙΟΥ, Πανάριον, Αληθής λόγος περί πίστεως, 3, 23, PG 42, 828 CD.
[7] H.J. MAGOULAS, “The lives of the Saints…”, BZ 57 (1964), σ. 133 κ.ε. Δ. ΤΣΑΜΗ, Μητερικόν, 1, σσ. 38-51.
[8] Πρβλ. ΛΕΟΝΤΙΟΥ ΝΕΑΠΟΛΕΩΣ, Ο άγιος Ιωάννης ο Ελεήμων, ο πολιούχος της Μητροπόλεως Λεμεσού, έκδ. Ιεράς Μητροπόλεως Λεμεσού, Λεμεσός 2018, σ. 168.
[9] ΚΥΡΙΛΛΟΥ ΣΚΥΘΟΠΟΛΙΤΟΥ, Περί του βίου του εν αγίοις Θεοδοσίου, έκδ. Shwarch, σ. 236. ΙΩ. ΜΟΣΧΟΥ, Λειμών 61, PG 87, 2913 BC. Μ. ΓΕΔΕΩΝ, Βυζαντινόν Εορτολόγιον, Κωνσταντινούπολις 1897, σ. 233. ΣΩΚΡΑΤΟΥΣ, Εκκλησιαστική Ιστορία, 6, 8, PG 67, 688C-689C.
[10] ΒΑΣ. ΣΤΕΦΑΝΙΔΗ, Εκκλησιαστική Ιστορία, Αθήναι 19592, σ. 155 κ.ε.
[11] ΜΕΓΑΛΟΥ ΒΑΣΙΛΕΙΟΥ, Ομιλία 8, Εν λιμώ και αυχμώ, PG 31, 204 κ.ε.
[12] ΓΡΗΓΟΡΙΟΥ ΘΕΟΛΟΓΟΥ, Επιτάφιος εις τον Μέγαν Βασίλειον, Ομιλία 43, 62, PG 36, 577B.
[13] ΜΕΓΑΛΟΥ ΒΑΣΙΛΕΙΟΥ, Όροι κατ’ επιτομήν, κατ’ ερώτησιν και απόκρισιν, 190, PG 31, 1209Β.
[14] ΜΕΓΑΛΟΥ ΑΘΑΝΑΣΙΟΥ, Βίος και Πολιτεία του οσίου πατρός ημών Αντωνίου, 16, PG 26, 909BC.
[15] ΜΕΓΑΛΟΥ ΑΘΑΝΑΣΙΟΥ, ό.π., 69–70, PG 26, 941Α–944A.
[16] ΔΟΞΑΣΤΙΚΟΝ, Εορτής Αγίων Πατέρων.
[17] ΠΑΪΣΙΟΥ ΑΓΙΟΡΕΙΤΟΥ, Με πόνο και αγάπη για τον σύγχρονο άνθρωπο, Λόγος Α΄, έκδ. Ιερόν Ησυχαστήριον «Ευαγγελιστής Ιωάννης ο Θεολόγος», Θεσσαλονίκη 1998, σ. 123.
[18] THEOPHANIS, Chronographia, σσ. 437–438.
[19] MANSI, 12, 1015.
[20] ΙΩΑΝΝΟΥ ΣΙΝΑΪΤΟΥ, Λόγος 26, Περί διακρίσεως λογισμών και παθών και αρετών, PG 88, 1020D