Доклад игумении Алексии (Петровой), настоятельницы Серпуховского Введенского Владычнего женского монастыря (Московская епархия) на международной научно-практической конференции «Преемство монашеской традиции в современных монастырях. Миссия монастырей в современном мире: цели, задачи, принципы построения коммуникации» (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 24–25 сентября 2019 года)

---

С момента возникновения монашества его целью было «наиболее полное единение с Господом путем оставления всего для исполнения заповедей о всецелой любви к Богу и ближнему» [1].

В «Положении о монастырях и монашествующих» сказано: «Монашество – это особый образ христианского жительства, заключающийся во всецелом посвящении себя на служение Богу. По слову святых отцов, “монах есть тот, кто на единого взирает Бога, Бога единого желает, Богу единому прилежит, Богу единому угодить старается” (преподобный Феодор Студит). Монах (греч. μοναχός – один, уединенный) – тот, кто избирает жизнь уединенную, отрекается от всех мирских отношений, пребывая в непрестанном внутреннем общении с Богом. Вместе с тем посредством молитвы монах хранит единство со всеми во Христе. “Монах тот, кто, от всех отделясь, со всеми состоит в единении” (преподобный Нил Синайский)» [2].

«Как правило, монашество ассоциируется именно с удалением от мира. Желание соединиться со Христом побуждает монахов полностью отречься от мира, не из презрения к нему, но ради удаления от соблазнов, греховных страстей и ради того, чтобы “устранить от себя все препятствия к любви Божией” (Иоанн Касиан Римлянин)» [3].

Древние подвижники веры покидали мир не из страха не спастись, а из-за непривлекательности мира. Они шли в пустыни не как в темную и сырую могилу, а как в цветущую и радостную страну духа. Диадох Фотикийский (V век) так сформулировал общее правило для ухода из мира: «Мы добровольно отказываемся от сладостей этой жизни только тогда, когда вкусим сладости Божией в целостном ощущении полноты» [4].

Имея единую цель, монашество может иметь разные формы, влияющие на организацию монашеской жизни.

К IV веку сложились основные виды монашеской жизни – общежитие, скитское жительство и отшельничество.

«Общежитие (киновия), основателем которого был преподобный Пахомий Великий, традиционно является наиболее распространенной формой монашеского жительства… Основателем скитского жития является преподобный Макарий Великий. На Руси ярким примером организации подобного скитского жития был скит преподобного Нила Сорского... Отшельничество есть монашеский подвиг, предполагающий сугубое уединение ради упражнения в молитве и богомыслии. Основателями этого образа жизни являются преподобные Павел Фивейский и Антоний Великий. Истоком русского пустынножительства стала отшельническая жизнь преподобного Антония Печерского» [5].

Совершенно очевидно, что монахи из монастырей, относящихся к разным видам, обязаны одинаково выполнять монашеские обеты, но будут иметь разную степень общения с миром. Разный взгляд на хозяйственную деятельность монастырей и вытекающую отсюда разную степень общения с миром мы встречаем в истории русского монашества на примере монастыря преподобного Иосифа Волоцкого и скита преподобного Нила Сорского.

Было бы странно задавать вопрос: кто лучше выполнял монашеские обеты – преподобный Иосиф или преподобный Нил? Утопической выглядит идея ограничить хозяйственную деятельность, чтобы оградить себя от контактов с миром. Даже древние подвижники первых веков монашества были вынуждены ходить в города, чтобы продавать сплетенные ими корзины или циновки. Святых, которые почти не видели за время своего подвига людей, единицы. Монахи хоть и приняли на себя ангельский образ, но по плоти остались людьми, требующими пищи. А в нашем суровом климате еще и тепла.

В наше время многие обители еще продолжают процесс восстановления монастырских архитектурных ансамблей. Те обители, что уже восстановлены, в большинстве реализуют социальные проекты.

Перед современным поколением монашества стоит трудная задача: восстановить и стены, и дух обителей, вести и хозяйственную деятельность, и в полной мере жить духовной жизнью. Ярким примером того, что это возможно совместить, является святой преподобный Силуан Афонский, который был экономом огромного монастыря, имел в подчинении двести работников, но при этом имел непрестанную молитву.

«Уходя из мира, монах при этом удивительным образом становится апостолом для мира. Старец Эмилиан (архимандрит Эмилиан (Вафидис). – иг. А.) говорил, что у монаха должно быть апостольское сознание, то есть понимание того, что он посланник Божий, орудие Божией воли…: “Мы, монахи, чужды этому миру. Когда все наши действия подчинены воле Божией, тогда в нас начинает действовать Бог и все наши дела обретают божественную глубину, высоту, жизненную силу и свободу” – вся наша жизнь тогда являет Бога [6].

Несмотря на уход из мира большинству монахов приходится сталкиваться с миром, мирскими людьми, мирской информацией и т. п. Даже если монах не покидает обитель, мир сам приходит к нему в виде трудников, сотрудников, потока паломников, через экран монитора. Осознанное выполнение монашеских обетов является тем иммунитетом от пристрастия к мирскому, который способен защитить монаха.

Первым обетом при монашеском постриге является обет девства. Призывая Своих учеников к совершенству, отречению от всевозможных благ мира, Господь Иисус Христос указал, главным образом, на путь девства: …суть скопцы, иже исказиша сами себе Царствия ради небеснаго: могий вместити да вместит (Мф. 19:10–12).

Святитель Иоанн Златоуст пишет: «Чистота целомудрия, укрепив праотцев наших, сделала их непоколебимыми столпами вселенной, с одной стороны, возносящими молитвы на небо, с другой – на земле врачующими души людей. Блаженный Моисей, укрепив себя целомудрием, сделался столпом спасения для евреев в Египте и первенцев египетских погубил, а светоносных сынов еврейских сделал блаженными. ...Иисус Навин, имея целомудрие своим неразлучным спутником, повелевал и небесным светилам: он ведь остановил течение солнца, удержал луну на месте и растянул длину дня» [7].

Целомудрие состоит не в том только, чтобы воздерживаться от блуда и от плотских удовольствий, но чтобы свободным быть и от прочих страстей, учит преподобный Ефрем Сирин [8].

Хранение девства – подвиг, требующий со стороны монаха особого внимания. Именно при выполнении этого обета больше всего проистекает искушений от общения с миром. Девство, целомудрие – это хранение не только чистоты тела, но и целостности ума, что и следует из слова цело-мудрие. Сложнее всего сохранить именно целостность ума, имея перед глазами бесконечный калейдоскоп информации и визуальных впечатлений. Кто пробовал внимательно молиться, знает, как всплывают перед глазами картины виденного и 5, и 10, и даже 20 лет назад. Если 20-30 лет назад главным врагом обета целомудрия казался противоположный пол, то теперь этот враг у большинства лежит в кармане. «… Общение с миром возможно и в мыслях, и в сердце, и по телефону, и через переписку – однако все это чуждо истинному монаху», – говорил архимандрит Эмилиан (Вафидис) [9].

Поэтому очень важно оградить новоначальных от лишней мирской информации, чтобы их ум начал очищаться. Это и отсутствие мобильного телефона, и нежелательность работы за компьютером, в иконной лавке и вообще в тесном общении с мирянами. Маленькому монастырю сложнее выполнить это пожелание из-за нехватки насельников. Но, с другой стороны, как правило, в маленьком монастыре меньше поток посетителей-мирян.

«Конечно, добродетель гостеприимства всегда была присуща православному монашеству. Во все времена монахи с радостью и готовностью принимали в своих монастырях мирян, исполняя, таким образом, заповедь о любви к ближнему. При этом, однако, они старались не изменять основным принципам монашества, не забывать, что они отреклись от мира. Обычно посетителей принимали в особо отведенном для этого месте, разрешая им посещать монастырские богослужения, а в некоторых случаях и трапезу. Монастыри могли помогать нищим паломникам, подавая им милостыню. Кроме того, само пребывание в обители и беседы с назначенными для этого братьями приносили посетителям духовную пользу» [10].

В женских монастырях желательно для общения с паломниками и рабочими ставить немолодых сестер, утвердившихся в монашеской жизни, чтобы случайно брошенная кем-то фраза не стала причиной духовного падения.

То же касается и работы с интернетом – желательно ставить на это послушание утвердившихся в монашеском пути. Чтобы на экране монитора не было непристойной рекламы и ничего подобного, у нас в монастыре на компьютерах установлен программный комплекс для блокировки всплывающих окон и нежелательных сайтов. Но и без рекламы во всемирной паутине хватает соблазнов.

Хорошо иметь в монастыре подобие архондарика для общения насельников с родными, для приема прочих гостей и посетителей. Кому-то это покажется формальностью, но это очень важная деталь для сохранения монашеского духа в обители.

Второй монашеский обет – послушание, отречение от своей воли, которое основывается на призыве Спасителя: Тогда Иисус рече учеником своим: аще кто хощет по мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по мне грядет (Мф. 16:24).

«Важная добродетель – нестяжательность, важнее ее – целомудрие, а еще важнее этих обеих – послушание. Ибо первая властвует над вещами, второе над плотью, а третье над духом», – читаем мы у епископа Петра (Екатериновского) [11].

Монашеское произвольное послушание состоит в совершенной и свободной покорности настоятелям и старцам духовным во всем, с полною доверенностью к ним. «Монах, во всех делах своих в келлии и в рассуждении всякой капли воды, которую хочет пить, – говорит св. Антоний, – должен руководствоваться советами старших» [12].

О важности и пользе послушания святые отцы писали много прекрасного. «Святой Григорий Великий говорит, что одна добродетель послушания насаждает в душе прочие добродетели и насажденные охраняет. Поэтому оно справедливо предпочитается жертвам (см. 1 Цар. 15:22), потому что в жертвах закалается чужая плоть, а посредством послушания – собственная воля» [13].

Как же выполнить этот обет, если монах за послушание находится в миру, вдалеке от своего духовного наставника?

Здесь уместно вспомнить цель обета послушания. «К чему ведет монашеское послушание? Оно споспешествует к достижению высшего нравственного совершенства; облегчает разумение воли Божией, сообразно с нею инок должен поступать во всякое время и на всяком месте; предваряет ошибки, по коим бы он мог избрать для себя что-либо вредное; словом, освобождает его от опасностей собственного произвола и вручает управлению Божию» [14].

Именно в наше время у монахов есть возможность не быть самочинным в миру. Именно в этом может помочь и послужить на благо враг-телефон. У нас в обители сестры не имеют мобильных телефонов, они есть только у нескольких старших по должности, а вот выезжающим в мир (на закупки, на выставки, в больницы) выдаются телефоны, чтобы сестры могли оперативно решить возникающие вопросы, недоумения и смущения.

Когда игумен поручает монаху послушание в миру, он должен тщательно выбирать способных не соблазниться картинами мира. Потому что если человек не имеет монашеского стержня, не имеет доверия к духовному руководителю, никакой телефон не поможет. Важно воспитывать в братстве, сестричестве постоянное предстояние перед Господом, тогда и находясь в миру, монах будет как в монастыре. Важно регулярно напоминать на занятиях о цели монашеской жизни, возгревать ревность о спасении.

В качестве примера сохранения духа отречения от мира в миру приведу фрагмент доклада епископа Борисовского и Марьиногорского Вениамина на одной из монашеских конференций. «Это случай из жизни одного пустынника, жившего в 50–70-х годах ХХ столетия на Кавказе. Однажды, по необходимости направляясь в город за продуктами, он вынужден был остановить попутную грузовую машину и попросить его подвезти. Водитель откликнулся на просьбу, а вскоре еще раз остановился, чтобы взять другого попутчика, женщину. Так и ехали они втроем: водитель с женщиной оживленно беседовали и переглядывались, а монах тихо сидел между ними, погрузившись в молитву и совершенно не реагируя на соседей. Прошло время, машина остановилась, и только тогда монах стал слышать и видеть, что происходит вокруг; услышал и прозвучавший несколько раз вопрос, обращенный к нему: «Вы выходите?»

Далеко не каждому из монахов, а точнее совсем немногим доступна такая сосредоточенная молитва с полным отрешением от внешнего мира» [15].

Третий монашеский обет – нестяжание.

«Основанием для обета нищеты и нестяжательности служит пример Господа Иисуса Христа: …глагола ему Иисус: лиси язвины имут, и птицы небесныя гнезда: Сын же Человеческий не имать где главы подклонити(Мф. 8:20), и совет Его, предложенный спрашивавшему, чтó сверх соблюдения заповедей Божиих нужно делать для высшего совершенства, как удобнее достигнуть жизни вечной? … Рече ему Иисус: аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищым: и имети имаши сокровище на небеси: и гряди вслед мене (Мф. 19:21). Такой совет дан потому, что богатство представляет большое препятствие к достижению Царства Небесного» [16]. Нестяжание – противовес страсти сребролюбия, стоящей, по святым отцам, на первом месте из душевных страстей. Вся святоотеческая традиция подчеркивает безусловный характер этого обета.

В наше время соблазн сребролюбия приходит, в основном, через мирян. Это могут быть и сердобольные бабушки-прихожанки, которые захотят подкормить худенькую послушницу – «разве грех дать пирожок или 20 рублей на пирожок?» Это могут быть и родные, которые стараются, чтобы их дочь или сын жили в монастыре «хорошо»: у любимого чада и подрясник должен быть лучше всех, и курточка должна быть новая, да и деньги на карманные расходы должны быть. Частично решить проблему таких «благодеяний» можно, если монастырь будет полностью обеспечивать потребности насельников и у них не будет необходимости обращаться к родным и прихожанам за помощью. Почему я сказала «частично»? Потому что этот совет поможет только сознательному монаху, желающему непогрешительно соблюдать обет нестяжания.

Еще одной проблемой является получение наследства или наличие квартиры у одиноких насельников. Монахи, имеющие родных, могут им поручить занятие наследством или пустующей квартирой. А вот одинокому монаху придется решать эти проблемы в одиночку. Хорошо, если квартира находится в том же городе , что и монастырь, или хотя бы поблизости. У нас в обители практикуется сдача таких квартир монастырским работникам или прихожанам. Мне кажется, что ситуация с наследством требует урегулирования.

Завершить доклад хочется словами архимандрита Эмилиана (Вафидиса): «Лучшее приношение монахов людям – это отречение от мира, выражающееся в молчаливой молитве и сердечном устремлении к Богу» [17].

_______________________________________________________________________________

[1] Положение о монастырях о монашествующих. 2.1.
[2] Там же.
[3] Там же. 2.2.
[4] См. https://azbyka.ru/monashestvo
[5] Положение о монастырях о монашествующих. 4.1.1; 4.1.2; 4.1.3.
[6] Православное монашество и вызовы современного мира. Доклад архимандрита Елисея, игумена монастыря Симонопетра (Святая Гора Афон) на Собрании игуменов и игумений Екатеринбургской митрополии в рамках регионального этапа XXV Рождественских образовательных чтений (Екатеринбург, 16 декабря 2016 года) [Эл. ресурс]. URL: https://monasterium.ru/publikatsii/doklady-2/xxv-rozhdestvenskie-obrazovatelnye-chteniya-regionalnyy... (дата обращения: 24.09.2019).
[7] Иоанн Златоуст, свт. О тех, которые во время поста соблюдают воздержание, и об образе жизни различных пророков. Цит. по: Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, в русском переводе. Издание СП-б. духовной академии, 1906. Т. 12. Кн. 2. С. 894–897.
[8] Симфония по творениям преподобного Ефрема Сирина. [Эл. ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Efrem_Sirin/simfonija-po-tvorenijam-prepodobnogo-efrema-sirina/315 (дата обращения: 24.09.2019).
[9] Цит. по: Православное монашество и вызовы современного мира. Доклад архимандрита Елисея…
[10] Православное монашество и вызовы современного мира…
[11] Петр (Екатериновский), еп. Указание пути к спасению. Опыт аскетики. Раздел 4. Гл. 4. [Эл. ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Petr_Ekaterinovskij/ukazanie-puti-k-spaseniyu-opyt-asketiki/6 (дата обращения: 24.09.2019).
[12] Амфилохий (Сергиевский-Казанцев), архим. О трех обетах монашества, гл. 3. [Эл. ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Amfilohij_Sergievskij-Kazancev/o-treh-obetah-monashestva/3 (дата обращения: 24.09.2019).
[13] Петр (Екатериновский), еп. Указ. соч.
[14] Амфилохий (Сергиевский-Казанцев), архим. Указ соч.
[15] Доклад епископа Борисовского и Марьиногорского Вениамина на круглом столе «Особенности устроения монашеской жизни в городских монастырях» (Санкт-Петербург, 8–9 августа 2017 г.) [Эл. ресурс]. URL: https://borisoveparhia.by/sluzhenie-episkopa-borisovskogo-i-marinogorskogo/doklad-episkopa-borisovsk... (дата обращения: 24.09.2019).
[16] Епископ Петр (Екатериновский). Указ. соч.
[17] Цит. по: Православное монашество и вызовы современного мира Доклад архимандрита Елисея…

Доклад игумении Евдокии (Левшук), настоятельницы Полоцкого Спасо-Евфросиниевского ставропигиального женского монастыря (Белорусский экзархат) на международной научно-практической конференции «Преемство монашеской традиции в современных монастырях. Миссия монастырей в современном мире: цели, задачи, принципы построения коммуникации» (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 24–25 сентября 2019 года)

---

"Каждый должен вести борьбу с помыслами,
чтобы в его сердце воссиял Христос."
Преподобный авва Исаия.

Уважаемое высокое собрание, Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, всечестные отцы и матери, братья и сестры, благословите!

Благодарю за оказанную мне честь сказать несколько слов на тему, которая является очень важной в деле спасения человека. Прежде чем говорить о борьбе с помыслами, необходимо остановиться на значении самого слова «помысел».

Толковые словари говорят нам, что помысел – это «мысль, намерение, замысел». Приходя из мира в монастыри и сталкиваясь с помыслами, многие зачастую считают их обычным проявлением своего собственного мышления и не понимают, зачем нужно охранять от них свою душу. Однако это «обычное проявление своего собственного мышления» таит в себе чрезмерную опасность, о чем предостерегают святые отцы, придавая борьбе с помыслами первостепенное значение в духовной жизни.

Так, авва Исаия наставляет, что помысел – это всегда нечто чужеродное, что это следствие страсти, греха, действия сатаны, прародительского падения, живущего в нас греха, который делает нас слабыми и неспособными жить Богом всецело, делает нашу волю немощной, а сердце – бессильным любить Господа, делает нас больными. Как у больного отнимаются ноги, и он не может стоять прямо, так же действует в нас и болезнь греха.

«Что значит помысел? Если погрузить губку в море, она напитывается водой, так и мой ум напитан помыслами, потому что я погружен в бездну лукавого. Для ума человека чистого помысел – это нечто неестественное, но вместо того, чтобы признать свое реальное состояние, я обманываю себя мыслью, что помыслы есть у всех», – вразумляет нас старец Эмилиан (Вафидис) в «Толковании на подвижнические слова аввы Исаии».

«Как глаз не переносит ничего постороннего, так и наш ум не может вмещать ничего постороннего». Если в человеке живут помыслы, значит, его ум ограблен, он не просто осажден, но побежден, и человек становится подобен захваченной, разграбленной и затопленной стране. Принимая помысел и затем следуя ему, человек подпадает под влияние неуправляемого потока суетных мыслей: Господь весть помышления человеческая, яко суть суетна (Пс. 93:11).

Важнейшие вопросы, касающиеся помыслов, глубоко и всесторонне осветили Оптинские и Глинские старцы.

Так, преподобный Варсонофий пишет: «Охранять свою душу от помыслов – это трудное дело… Нередко говорят: зачем охранять душу от помыслов? Ну, пришла мысль и ушла, чего же бороться с нею? Очень они ошибаются. Мысль не просто приходит и уходит. Иная мысль может погубить душу человека, иной помысел заставляет человека вовсе повернуть на жизненном пути и пойти совсем в другом направлении, чем он раньше шел».

Действительно так и есть. Чтобы воплотить в жизнь план грехопадения, диавол не предложил первым людям явно нарушить заповедь Божию. Под предлогом заботы о мнимом благополучии людей, он внушил им помысел, что после вкушения запретного плода они будут как боги, знающие добро и зло (Быт. 3:5). И человек, вместо того чтобы приблизиться к Богу, отпал от Него и потерял то благолепие, которым Господь наделил его.

После грехопадения первых людей падшие духи получили доступ к уму человека, влагая в него различные помыслы.

Помыслы делают духовную жизнь человека бесплодной. И начало борьбы с грехом – это прежде всего борьба с помыслами, которая, по учению Оптинских и Глинских старцев, должна быть очень искусной. Христианин обязан приложить массу усилий и терпения, следуя наставлению преподобного Пимена Великого: «Если кто, набрав змей или скорпионов, вложит их в сосуд и залепит, то они скоро умрут, так и злые помышления, посеянные демонами, уничтожаются терпением».

---

Какие помыслы часто возникают и особенно опасны для монаха?

Преподобный Ефрем Сирин выделяет восемь порочных помыслов, от которых происходят и все другие. Это помыслы чревоугодия, блуда, сребролюбия, печали, гнева, уныния, тщеславия и гордости.

Но самые опасные помыслы для монаха те, которые кажутся правильными, а на самом деле говорят ложь и могут разрушить всю духовную жизнь. Они суть волки в овечьей шкуре. Преподобный Амвросий Оптинский предостерегает: «Вперед будь осторожна и осмотрительна при внушениях благовидных помыслов от врагов душевных. Как бы благовидны помыслы эти ни были, но ежели они приносят смущение и отчаяние, то это волки в овчих кожах».

По учению святых отцов, помыслы бывают от Бога, от себя и от бесов. Для того чтобы различать, откуда приходят помыслы, требуется великая мудрость. Потому необходимо духовное руководство: Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе (Втор. 32:7). Ибо есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец их путь к смерти (Притч. 16:25).

Святитель Григорий Палама наставляет, что через помыслы ведется мысленная война в нас самих, поэтому следует без всякого стеснения открывать свои помыслы духовному руководителю, благодаря чему они будут отвергнуты в самом начале их зарождения.

Старец Эмилиан убеждает нас: «… помысел – это торпеда в душе, подрывающая все основы. Если ты не исповедуешь один помысел, то он всё в тебе перевернет. Порой оставишь помысел без исповеди на один день, и он всего тебя приведет в сотрясение. Что тогда говорить о неделе, месяце, годе! Открывай помысел немедленно, всякий помысел, потому что он чужд тебе, это нечто такое, что не угодно Богу и не подобает тебе».

Преподобный Амвросий Оптинский писал: «Ты выражаешь свое удивление, какая великая сила сокрыта в исповедании борющих помыслов. Не удивляйся этому. И самое монашество есть тайна, а откровение помыслов духовным отцам… составляет существенную часть Таинства Покаяния. Откровение святыми отцами положено, чтобы легче спастись. Ибо путь спасения вообще труден, но кто спасается с откровением и вопрошением старших, тот много облегчает себе этот трудный путь».

Многие считают, что в наше время нет таких опытных и богодухновенных старцев и стариц, как раньше. Здесь необходимо вспомнить слова аввы Дорофея: «Если кто хочет истинно, всем сердцем исполнить волю Божию, то Бог никогда его не оставит, но всячески наставит по воле Своей. Поистине, если кто направит сердце свое по воле Божией, то Бог просветит и малое дитя сказать ему волю Свою». Идущим на откровение надо молиться, чтобы через духовных руководителей Бог открыл Свою святую волю.

Наш духовный отец, глинский старец схиархимандрит Иоанн (Маслов), наставлял: «Все помыслы, какими бы они ни казались добрыми и безгрешными, следует отсекать в начале их появления, иначе они будут опустошать нашу душу подобно жгущему ветру. И если мы не навыкнем их удалять, то они настолько расплодятся, что сделают нашу душу неспособной не только к молитве Иисусовой, но и ко всякому доброму делу».

По учению отца Иоанна, помыслы имеют свойство опустошать душу и приносить ей большой вред. И здесь необходима борьба, после которой наступает постоянное благодатное пребывание души в Боге. Духовные чада отца Иоанна отчетливо помнят, как он, поднося палец по очереди к глазам, уху и устам, весомо, проникновенно говорил: «Глаза, уши, язык». Давая такое наставление, батюшка как бы передавал человеку состояние внутренней собранности, контроля над собой.

---

Превосходным оружием против помыслов служит Иисусова молитва. Преподобный Исаак Сирин в своих «Подвижнических наставлениях» советует не прекословить помыслам, а молитвой прерывать беседу с ними, даже если это благие по внешнему виду помышления. А преподобный Никон учит: «Нам не надо никогда останавливаться на помыслах. Пусть идут мимо, если они пришли к нам, отражайте их Иисусовой молитвой. Пусть не находят они в сердцах ваших сочувствия себе. Старайтесь очищать свои сердца, для этого-то и необходима... кроме молитвы Иисусовой, памяти Божией, тщательная и откровенная исповедь».

Египетские монахи говорят, что каждый раз, когда монах побеждает помысел, он получает венец победы. В нашей обители есть яркое подтверждение этой мысли – одна из фресок Спасского храма. Преподобная Евфросиния смогла на многие века в росписях храма запечатлеть утонченный и глубочайший потенциал ее книжности. Спасо-Преображенский храм с открытыми на сегодняшний день росписями XII века для многих стал духовным Сионом, где явился внутренний мир святой подвижницы.

На восточном своде южного нефа размещены две композиции, посвященные рассказу о преподобном Силуане и его ученике. Они иллюстрируют монашескую добродетель послушания и победу над помыслами. На первой композиции, расположенной на южном склоне, изображен сидящий старец, рядом с которым стоит юный монах. Сопроводительная надпись, которую удалось расшифровать полностью, говорит о том, что старец Силуан спит, а ученик простоял всю ночь за послушание. Напротив вновь изображен старец Силуан: он стоит перед престолом, за которым изображен ангел. Верхняя часть композиции утрачена и сопроводительная надпись сохранилась лишь частично, но в ее начале четко читается имя Силуан. Вероятно, здесь же в зоне утраты были изображены парящие в небе венцы. Повествование (об этих двух композициях) находится в «Древнем патерике».

В Фиваиде некий старец безмолвствовал в пещере. У него был ученик-подвижник. Старец имел обычай по вечерам поучать ученика и делать ему душеполезные наставления, после чего отпускал ученика спать. Случилось, что посетили их некоторые благочестивые миряне и, получив от старца утешение, ушли. Вечером старец опять по обычаю занялся поучением и наставлением брата. Во время беседы напал на него сон, а брат стоял, ожидая, чтобы старец проснулся и сотворил по обычаю молитву над ним. Старец не просыпался. Ученик, сидя долго, был побеждаем помышлениями потихоньку уйти и лечь спать, но он понудил себя, противостал помышлению и остался. После этого сон начал склонять его, но он не ушел. До семи раз повторялось с ним такое колебание, но он с твердостью воспротивился ему. По прошествии уже полуночи проснулся старец и, увидев ученика сидящим близ себя, сказал: «Отчего ты до сих пор не ушел?» Ученик ответил: «Оттого отец, что ты не отпустил меня». Старец спросил: «Почему ты не разбудил меня?» – «Я не осмелился беспокоить тебя». Они встали и начали отправлять утреню; по окончании утрени старец отпустил ученика. Оставшись один, старец пришел в исступление. И вот некто показывает ему место прославленное, в нем трон и над троном семь венцов. Старец спросил: «Кому все это принадлежит?» И услышал ответ: «Ученику твоему даровал Бог и место это, и трон за его жительство; а семь венцов он заслужил в эту ночь». Услышав это, старец удивился, позвал ученика и спросил его: «Скажи мне, что сделал ты этой ночью?» Он отвечал: «Прости меня, отец! Я ничего не сделал». Старец, думая, что он не говорит по смирению, сказал: «Поверь, я не успокоюсь, если не скажешь мне, что сделал или что помышлял ты ночью». Брат, не зная за собой никакого дела, не находил, что сказать, и потому отвечал старцу: «Прости меня, отец! Я ничего не сделал, разве только то, что до семи раз был склоняем помышлениями уйти и лечь спать, но не пошел, потому что не был отпущен тобой по обычаю». Старец, услышав это, тотчас понял, что ученик столько раз был увенчан Богом, сколько раз противостал помышлениям.

Увековечив на стенах Спасского храма нашей обители этот монашеский подвиг, преподобная Евфросиния научает и нас неустанно подвизаться, так как за победу и над малыми помышлениями Бог венчает нас. Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11: 12). Святитель Тихон Задонский учит: «Венец без победы, победа без подвига, подвиг без брани, брань без врагов не бывает».

Яркий подвижник и борец за православную веру преподобный Анастасий Синаит в своих аскетических творениях пишет, что душа обладает невообразимой и неописуемой красотой, вследствие чего вожделеют и питают страсть к ней враждебные духи, ибо из всех умных сущностей она одна носит самый прекраснейший образ. И особенная враждебность бесов проявляется к тем душам, которые, подвизаясь на пути спасения, стараются сохранить образ Божий незапятнанным.

В монастырь человек приходит движимый сильнейшим желанием познать, возлюбить и увидеть Бога. А для этого надо достигнуть чистоты ума. Будем хранить свое сердце от помыслов и усердно блюсти главу змия (Быт. 3:4−5). Тогда, по словам старца Иоанна (Маслова), «в душе будет теплота, сокровища и благодать».

---

---

 

Выступление игумена Петра (Мажетова), настоятеля мужского монастыря Свято-Косьминская пустынь Серовской епархии, на международной научно-практической конференции «Преемство монашеской традиции в современных монастырях. Миссия монастырей в современном мире: цели, задачи, принципы построения коммуникации» (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 24–25 сентября 2019 года).

---

Святые Скитские отцы произнесли пророчество о последнем роде. Они предложили вопрос: «Что сделали мы?» Один из них великий по жительству авва Исхирион сказал на это: «Мы соблюдали заповеди Божии». Отцы спросили: «Что сделают те, которые непосредственно последуют за нами?» Он отвечал: «Они будут иметь делание в половину против нашего». Отцы опять спросили: «А те, которые будут после них?» – «Эти, – отвечал авва, – отнюдь не будут иметь монашеского делания; но их постигнут напасти, и они, подвергшись напастям и искушениям, окажутся больше нас и больше отцов наших».

Алфавитный патерик

Монашество последних времен – какое оно?

В Отечнике содержится рассказ о видении аввы Исхириона. Ему представилось, что три монаха стоят на берегу моря и слышат глас с другого берега: «Возьмите крылья огненные и приходите ко мне». Двое из монахов с легкостью взяли крылья и полетели, а оставшийся на берегу возопил и стал плакать. Даны были крылья и ему, но не огненные, а плотяные – слабые и бессильные. С трудом и большой скорбью, погружаясь в воду и выбираясь из нее, монах перебрался на противоположный берег. «Так и нашему поколению, если и даются крылья, то слабые и немощные», – заключает свой рассказ авва Исхирион.

Мне не хочется толковать это повествование в пессимистическом смысле: дескать, современному монашеству огненные крылья не даны. Думается, монах и ныне может стяжать огненные крылья, но может остаться и с плотяными. Все будет зависеть от того, какое мировосприятие он положит в основу своей духовной жизни.

Мы все привыкли воспринимать себя людьми немощными, недостойными, грешными. Но мне кажется, когда человек в наше время называет себя грешным, это так же порочно, как называть себя святым. Потому что, когда человек называет себя святым, он считает, что уже не должен подвизаться, а когда человек называет себя грешником, он так же освобождает себя от внутренних понуждений: он грешный, он монах последних времен, у него плотяные крылья, ему мало дано, значит, с него много не спросится – такая на самом деле очень провокационная установка.

Трезвомыслие как монашеский образ мышления

Каким же может быть мышление монаха, как он может воспринимать действительность? Обращусь к одному образу из иконографии ангелов. Часто они изображаются на иконах с неким светоносным шаром в руках – зерцалом, на котором изображена хризма – монограмма имени Иисуса Христа. Зерцало знаменует собой созерцание Божественного света, Божественной силы. Это, можно сказать, образ той божественной власти, которая дана ангелу. Если мы обратим взор на себя, то мы, имеющие равноангельный монашеский чин, тоже должны иметь созерцание, познание Бога внутри своего сердца. Кто как может, по силам, как поется в тропаре Преображения «якоже можаху», но у каждого из нас есть призвание держать в объятиях своей души эту сферу – созерцание Бога. Если монах всеми силами души стремится к этому, то можно сказать, что он стремится и к тому, чтобы его крылья стали огненными. Такой монах мыслит по-настоящему трезво, по-монашески.

Образ противоположного мышления, плотского, мирского – это омела, растение, которое паразитирует на деревьях, питается их соками. На дереве появляется нечто вроде новогодних шаров на елке, и в результате оно гибнет. Омела олицетворяет собой мирское мышление, которое создает в человеке многочисленные миры и мирки, высасывающие соки из его сердца. То есть человек живет множественными интересами, у него очень много потребностей, забот, попечений, и все эти потребности питаются его душой, его духовной силой, постепенно иссушая древо его жизни. Древо – евангельский образ. Помните, горчичное зерно вырастает в древо, на котором привитают птицы небесные (Мф. 13:31–32; Мк. 4:30–32; Лк. 13:18–19) – добродетели, как толкуют святые отцы. А когда появляются омелы, птицам гнездиться негде. Мало того, омела – ядовитое растение, липкое… Это сильный образ. Вместо того чтобы иметь внутри себя светящуюся сферу, ты весь распространяешься своими жизненными силами в эти многочисленные омелы, которые иссушают тебя. Причем эти паразитирующие мирки могут в тебе даже молиться. Например, в тебе молится водитель («Господи, дай мне доехать, чтобы все хорошо было»), или поэт («Господи, дай мне написать хорошие стихи»), или даже духовный отец… Когда возникает «омелизм»? Когда человек живет, делает что-то, несет какое-то служение ради себя, а не ради Бога. Тогда его крылья обессиливают и становятся плотяными.

Трезвомыслие – такой образ мышления, когда человек видит в своем сердце Христа

Мне хочется привести еще один образ внутреннего мира монаха. Им может послужить такой астрономический феномен, как синдром Кесслера, известного американского ученого-астронома. Синдром Кесслера заключается в том, что, когда человек осваивает ближний космос, он может засорить околоземное пространство настолько плотным слоем космического мусора, что навсегда лишит себя возможности выйти в дальний космос. Так и монах, осваивая компьютерные технологии, те или иные науки, занимаясь тем или иным служением, открывает для себя множество интересов, которые заполняют его сердце и не позволяют уже молитвенно видеть в глубине сердца Самого Христа. И это очень большая ошибка в духовной жизни. Помочь понять это могут слова святителя Игнатия (Брянчанинова). От имени Христа святитель Игнатий приводит такие слова: «В темнице – в сердце вашем – Я был, и вы не посетили Меня». Что может быть страшнее этого – иметь Христа внутри себя и не распознать Его? Научиться видеть Христа в сердце, отрекаться от мирских интересов ради Него – это первый и основной признак монашеского трезвомыслия.

Трезвомыслие не просто молитва, не просто келейное правило, исполнение послушания – это, прежде всего, соблюдение своего сердца «сиротой». Преподобный Серафим Саровский, когда с любовью отзывался о своих Дивеевских сестрах, говорил: «Это сиротки». Монашеское сердце должно быть осиротевшим. Оно ничем не может усладиться, кроме как Христом. Да, оно вынуждено заниматься множеством разных вещей, но к ним не прилепляется. А вот когда человек в монашеском чине находит свою реализацию в разных вещах, интересах, идеях, тогда он и создает этот духовный мусор, который, действительно, может окончательно лишить его возможности проникнуть внутрь себя.

Как стать трезвомыслящим монахом?

Можно задаться вопросом: как воспламенить свои крылья? Как стать трезвомыслящим монахом? Чтобы это понять, давайте рассмотрим три степени жизни души. Первая степень – это твоя боль, вторая – боль ближних, третья – боль Христа. Когда ты чувствуешь боль, ты живой. Когда ты чувствуешь боль ближнего, значит, ты жив душой. Когда ты чувствуешь боль Христа, чувствуешь, как Господь за тебя пострадал, – в тебе оживает духовный человек.

Из этих наших рассуждений вытекает и следующий вопрос: в чем отличие монаха и мирянина? Мирянин любит мир и служит Богу. Монах любит Бога и служит миру. Монах не может не испытывать боли ради Христа, ведь что любишь, ради того бывает и боль. Мирянин любит мир и испытывает боль ради мира – это скорби по плоти. Монах любит Бога, следовательно, и терпит ради Бога вольные и невольные скорби по духу, а скорбям по плоти он непричастен.

Поэтому, когда монах прибегает к облегченной молитве, без усердия, без внутренней брани, без внимания, она не вызывает у него ни душевной, ни телесной боли. Такое состояние можно назвать синдромом «православие лайт» – облегченное православие. В этом случае в монахе просыпается потребность болеть ради мира, у него возникает мирское восприятие духовных истин, духовности, что приводит к нерадению и увлечению внешним.

Как употребить во благо дар рассудительности и способность болеть душой?

Чтобы такого не происходило, нужно знать, как пользоваться даром рассудительности и способностью болеть душой. В человека вложено Творцом всё прекрасное. Всё, что проявляется в человеке, призвано уподобить его Богу. Соответственно, если человек не испытывает, например, спасительного страха перед Богом, он обязательно начнет бояться темных углов, мрачных событий, будущего, злых людей (часто этим объясняется потребность смотреть фильмы ужасов).

То же происходит и с даром рассудительности. Эта способность дана человеку, чтобы определять правильный путь спасения. Если человек пренебрегает собственным спасением, способность рассуждения может у него выродиться, стать подобной страсти сребролюбия. Как скупец или скряга мыслит только о наживе и все силы своей души употребляет на то, чтобы стяжать больше денег, так и монах, забывший о цели своей жизни, будет думать только о том, как бы удобнее, комфортнее устроиться в монастыре – например, избежать послушания, которое не очень хочется выполнять. Или поменьше понуждать себя в молитве, искать поводов сократить правило.

И в таких случаях зачастую душа монаха начинает черстветь, перестает чувствовать спасительную боль. Не испытывая в молитве духовной брани, боли ради Христа и ради духовного преуспеяния, человек неизбежно найдет мирские поводы и цели, ради которых будет скорбеть. Отсюда неумение и боязнь скорбей ради Христа у современного человека – это и есть проявление плотяности тех духовных крыльев, которые должны быть огненными.

То есть я хотел бы обратить внимание на то, что душа по своей сути максималистка. Она не может удовлетвориться полутонами. Ей нужно напряжение. И монашествующий должен иметь в духовной жизни то делание, которое приносит ему некую блаженную скорбь, блаженную боль ради Христа, – например, коленопреклонения или понуждение себя к очень внимательной молитве. Григорий Синаит рассуждает, что, когда человек занимается внимательной молитвой, он садится на низенький стулец и томит себя тем, что он согбен, спина его изнывает, но это изнывание блаженно, потому что оно посвящено молитве, посвящено Христу.

Человек создан по образу Божию, соответственно, по образу Любящего, он хочет найти то, чему может посвятить себя в любви, то, ради чего хотел бы поскорбеть в любви. Монашествующий обязательно должен в своей жизни иметь делание, которым болеет ради Христа. Потому что Христос болеет ради него. Вот это взаимное проникновение друг в друга через боль, желание все свои духовные внутренние переживания посвящать Богу как собеседнику, который постоянно идет рядом с тобой, – это есть исихазм, это есть трезвомыслие, то духовное делание, которого ждет от нас Христос: поиск возможности создать такой образ жизни, который поможет тебе, действительно, болеть ради Христа.

Преуспеяние монаха в трезвомыслии зависит от того, ради чего он живет – ради Бога или ради мира

Мне хочется привести один пример из жизни: у нас в монастыре есть такой термин – «Серафимова дилемма». Был у нас один брат по имени Серафим. У него отнялась вся нижняя половина тела. И врач ему сказал, что произойдет одно из двух: либо победит нижняя часть и постепенно это омертвение будет подниматься всё выше, либо, если он будет делать специальную гимнастику, победит верхняя часть тела и его организм полностью восстановится; либо живое победит в теле, либо мертвое начнет побеждать.

Вот от этого и зависит, будут ли у человека огненные крылья, – от того, какая половина победит. Что перевесит в жизни монаха: мир видимый или мир духовный? Ради чего он будет болеть: ради этого временного мира или ради молитвы, добродетели, веры в Бога?

Виды подвига современного монаха

Как же прийти к тому, чтобы чувствовать боль ради Христа? Какими могут быть виды этой боли в современном монашестве? Например, святитель Игнатий советует делать в течение дня 20–30 земных поклонов – что это, как не утеснение себя? Можно еще назвать память о смерти и своих грехах, искреннее самоукорение, внимательную молитву, болезненное смирение перед ближним ради Христа, терпение – с благодарственной молитвой – болезней и немощей, с ними связанных, самоотверженное отсечение своей воли ради духовного преуспеяния.

Может быть, все эти перечисленные делания выглядят простыми, но на самом деле всё это помогает монаху обрести огненные крылья, делает его по-настоящему духовным человеком. И тогда в монастыре он не просто влачит вялое, полубессмысленное существование, как бы влечется на плотяных крыльях к концу своей жизни, а огненными крылами взмывает ввысь и бесстрашно преодолевает море этой жизни.

---

---

 

Доклад архиепископа Пятигорского и Черкесского Феофилакта на международной научно-практической конференции «Преемство монашеской традиции в современных монастырях. Миссия монастырей в современном мире: цели, задачи, принципы построения коммуникации» (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 24–25 сентября 2019 года)

---

Монастырь – место, куда уединяются от мира не из презрения к людям и не из страха перед житейскими проблемами, но только и исключительно от желания всю свою жизнь посвятить общению с Богом. Мир – творение Божие и потому заслуживает от того, кто любит Бога, милосердия и любви.

Недаром греческое слово «космос», обозначающее наш видимый мир, происходит от глагола «космео» – украшать. А потому и само это слово может быть переведено как «украшение». Великий Художник сотворил наш мир таким, что Псалмопевец восклицает: Всё соделал Ты премудро (Пс. 103:24)

Святитель Тихон Задонский напоминает нам: «Мир сотворен ради человека, но все вещи в мире – это следы Божии, они свидетельствуют о Боге; они, как ручьи, ведут человека к Жизни, Источнику Жизни, и показывают Его, и учат из Него черпать и освежать свои души; кто бы захотел пить из ручьев, видя самый Источник Жизни? Хороши создания, и очень хороши, но несравненно лучше Создатель, Который их сотворил хорошими» [1].

Достижение горнего мира невозможно без стояния в мире дольнем. Отношение к миру и к мирскому в монастырях проистекает как из естественной потребности: ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь (Еф. 5:29), так и из потребности, выходящей за пределы естества – любви к творению Божиему. Любовь к творению наряду со славословием и молитвой – доступное человеку средство выражения деятельной любви к Богу.

Отношение к миру остается для современного монаха очень значимым индикатором, говоря современным языком, состояния его собственной души. Если инок воспринимает мир как некую абстракцию, полную ненависти и искушений, а не как собрание людей, нуждающихся в милосердии и сострадании, хотя бы по причине частых искушений лукавого, то такому монаху стоит задуматься о том, умеет ли он вообще любить. Не думаю, что в этом собрании нужно вновь напоминать кем считал «боголюбцев», ненавидящих ближних, святой апостол Иоанн Богослов (см. 1 Ин. 4:20).

Даже преподобная Мария Египетская, бежавшая от соблазнов мира, сострадает ему, вопрошая старца Зосиму: «Скажи мне, как живет ныне христианский народ? Как цари? Как пасется Церковь?» [2] В ответ на что старец просит подвижницу молиться за весь мир. И преподобная совершает такую молитву. Перечитывая известное всем нам Житие, я вновь отметил для себя, как пустынница искренне переживает свою сопричастность миру, который не принес ей ничего, кроме соблазна.

Вспомнились слова святого апостола Павла, которые многое поясняют нам в отношении христианина к миру и греху в нем: Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены (1 Кор. 12:26). Монах как предельно последовательный образ христианина подвизается в любви и сострадании к миру, который, по большей части, во зле лежит (1 Ин. 5:19).

Причину такого сострадания ярко иллюстрируют слова святителя Игнатия (Брянчанинова), епископа Кавказского: «Увидя недостаток ближнего, умилосердись над ближним твоим: это уд твой! Немощь, которую ты видишь сегодня на нем, завтра может сделаться твоею немощью» [3].

Мир часто ненавидел и гнал святых. Но никогда святые не отвечали миру взаимностью в этом. Историк Елена Романенко приводит очень характерный пример из Жития святого, которого чаще других упрекают в излишней любви к миру – преподобного Иосифа Волоцкого:

«Житницы Волоколамского монастыря находились у водяных ворот. Однажды преподобный Иосиф застал там человека, крадущего жито. Вор, увидев игумена, хотел бежать. Но святой Иосиф помахал ему рукой, чтобы он не убегал, и спросил: «В чем ты нуждаешься? Скажи мне, и я дам тебе». Единственное, о чем просил игумен, чтобы вор не рассказывал никому об оказанной ему милостыне. Но человек тот не вытерпел и через много лет рассказал о встрече около житницы, почему этот рассказ и попал на страницы Жития» [4].

Этот пример помощи миру, а точнее, конкретному человеку в его нужде можно назвать хрестоматийным. Житие и сейчас напоминает нам о том, что целью любой деятельности монастыря всегда было есть и будет спасение насельниками собственных душ. Труд не ради труда и выгоды мирской, а ради выгоды духовной. Приобретение при общении с миром терпения, благодарности и других добродетелей. Мир, в свою очередь, от монастыря ищет сострадания, как в семье, – милосердия, деятельного участия в судьбах страдающего человека.

Таким образом, основной принцип отношений мира и монастыря – принцип терпеливой и благодарной Богу любви к творению Божию. При сохранении всецелого устремления монаха к Богу, при памяти о том, что, по слову Григория Богослова: «Боголюбивой душе свойственно подчинять Божеству всё человеческое» [5].

Взаимодействие монастыря с миром можно сравнить с общением братьев и сестер в семье перед лицом родителей. Каждый из детей отличается характером и именем, но общей их точкой соприкосновения в семье является любовь к Отцу и жизнь по Его правилам. Именно об этом напоминает миру монастырь.

При этом покорность Отцу исходит не из свода правил, а только из сердца, наполненного любовью к Богу. Правила обители созданы, прежде всего, для монахов. С себя каждый из нас должен и спрашивать в первую очередь их исполнения. В себе монах ищет исполнения правды Божией, себя понуждает слышать голос собственной совести. И только потом что-то может сказать мирянину, потому что Заповеди Божии даны как правила жизни каждому из нас.

Однако и это слово не будет услышано, если прозвучит с позиции поучающего, в лучшем случае, богословски образованного, разума, – но только тогда, когда к разуму присоединится голос любящего и сострадающего сердца христианина.

Опыт жизни и настоятельства в обители убедил меня в том, что самым востребованным служением монастыря миру сейчас стало умение терпеливого диалога о самом главном. Монастырь оценивают в миру не по финансовым и строительным успехам, а по терпеливой любви насельников к каждому человеку. Это и есть наш главный успех в современном мире.

Внешний путь взаимного общения монастыря и мира пролегает сквозь музейную, издательскую деятельность, строительство или работу мастерских. Через всё то, что практически востребовано.

Реальное доброе дело, которое мирянин делает рядом с насельником обители, становится лучшей проповедью Христа и жизни по Его заповедям. Глубоко убедился в этом из ежегодного молодежного форума «Зеленый Афон», который почти два десятилетия проходит на территории Второафонского Бештаугорского мужского монастыря.

Молодые православные христиане слушают тех и доверяют тем, кто трудится и молится рядом с ними, кто сам умеет слышать, а значит и сострадать.

Завершая свое краткое слово, вновь вспомню святителя Игнатия: «Преуспеяние в любви к Богу – бесконечно, потому что любовь есть бесконечный Бог» [6], – писал он. Значит и наше совершенствование в любви к ближнему также можно совершенствовать до пределов Вечности, предстоящей каждому из нас. И на этом пределе дать отчет о принципах и путях своего взаимодействия с миром. Ведь абстрактный «мир» есть не что иное, как обобщение множества судеб людей, к молитве за которых, как к подвигу, призвал нас Господь.

_______________________________________________________________________________

[1] Симфония по творениям святителя Тихона Задонского. Приложение к магистерской диссертации: «Святитель Тихон Задонский и его учение о спасении» доцента архимандрита Иоанна Маслова. Загорск, 1981, Т. 1–5. С. 1054. Электронный ресурс. Режим доступа: https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Maslov/simfonija-po-tvorenijam-svjatitelja-tihona-zadonskogo/145
[2] Святитель Софроний Иерусалимский. Житие преподобной Марии Египетской. Электронный ресурс. Режим доступа: https://azbyka.ru/otechnik/Sofronij_Ierusalimskij/zhitie-prepodobnoj-materi-nashej-marii-egipetskoj/
[3] Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Т. I. Аскетические опыты. 3-е изд. СПб., 1905. С. 412. Электронный ресурс. Режим доступа: http://xn--80abexxbbim5e6d.xn--p1ai/sobranie/tom1_asketicheskie_opyty.shtml
[4] Житие преподобного Иосифа Волоцкого // Великие Минеи Четьи. Сентябрь. Дни 1–13. СПб., 1868. Стб. 470// Цит. по: Романенко Е.В. Повседневная жизнь русского средневекового монастыря – М.: Молодая гвардия, 2002. С. 22. Электронный ресурс. Режим доступа: https://studfiles.net/preview/5798211/page:22/
[5] Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова, архиепископа Константинопольского. М., 1844. Ч. II. С. 109. Электронный ресурс. Режим доступа: https://azbyka.ru/otechnik/books/original/23359/%D0%A2%D0%B2%D0%BE%D1%80%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F%20-...
[6] Сочинения епископа Игнатия (Брянчанинова). Указ. соч. С.128.

---

---

monasterium.ru

Доклад иеромонаха Исидора (Ягодича), проректора Призренской духовной семинарии (Сербская Православная Церковь), на международной научно-практической конференции «Преемство монашеской традиции в современных монастырях. Миссия монастырей в современном мире: цели, задачи, принципы построения коммуникации» (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 24–25 сентября 2019 года)

---

О православном монашестве много написано и уже много было сказано здесь сегодня. Мне, как одному из меньших среди вас, тому, кто еще не начал закладывать основы подвига, неуместно говорить о глубине монашеской жизни и подвижничестве. Здесь я хотел бы представить вашей любви несколько скромных размышлений о самом монашестве и нынешний опыт монашеской жизни в Сербской Православной Церкви, особенно в Косово и Метохии, откуда я прибыл.

В день Святой Пятидесятницы Церкви дан Дух Святой, Который является Духом собрания. Многие дары Святого Духа, упомянутые святым апостолом Павлом, служат для строения Церкви как Тела Христова и нет другой цели их существования. Нет даров Святого Духа, которые не служат строению Церкви. Одним из таких даров Святого Духа является дар монашества. Хотя формально оно не относится к числу священных Таинств, монашество, как и всё в Церкви, передается таинственно и никак иначе, потому что в Церкви и «Господи, помилуй» – это таинство. Как этот дар Духа служит строительству Церкви Божией сегодня и противоречит ли монашеству заповедь любить друг друга?

О монашестве можно говорить как о явлении внутри Церкви, основанном на исторической почве, потому что так много написано о монашеской жизни и правилах, что нам кажется, будто монашество вытекает из определенных исторических событий и реалий состояния мира и человека после греха [1] Этим можно оправдать тот факт, что монахи уходят из мира и ищут способ превзойти законы природы.

Однако, хотя все вышесказанное является правдой, монашество как Таинство Церкви вытекает не из исторических обстоятельств, а из ожидания грядущего Царства, и монах является человеком новой твари во Христе (ср. 2 Кор. 5:17). Тогда обитель представляет собой место, где присутствие Царства уже осуществляется, как учит нас святой Василий Великий.

Вдохновленные радостью и ожиданием будущего Царства, монахи живут как те, кто не женятся и не выходят замуж, но живут как ангелы на небесах (ср. Мк. 12:25). Испытав это Царство, они оставляют всё ради него и живут, ожидая, когда грядущее Царство Небесное проявится как конечная реальность существования. Монах – благовестник и самый ярый проповедник этого Царства.

Монашеское свидетельство

Есть один важный момент монашеской жизни – это свидетельство миру Христа. Слово «свидетельство» является одним из часто употребляемых выражений, используемых в библейской книге Откровения (см. Откр. 1:2; 2:13). Здесь оно используется в первоначальном смысле и в некоторых местах оно относится к Самому Христу, а в некоторых к Его свидетелям.

Само слово свидетельство (martyria) означает человека, который, свидетельствуя, становится мучеником за Христа. Богатый опыт Церкви основан именно на свидетельстве святых мучеников о том, что Сын Божий стал одним из нас и дал нам опыт вечной жизни – на свидетельстве о том, что Христос – Спаситель.

Сегодняшний мир нуждается в истинном и неповторимом свидетельстве о том, что Сын Божий стал одним из нас, и что в Себе обнял и объединил небо и землю в вечных объятиях. Христос сделал нас сыновьями Бога, он сделал нас наследниками Царства Божьего. Эту истину должен свидетельствовать каждый христианин, особенно монах, как тот, кто видит смысл своей жизни в ангельском провозглашении Царства Небесного.

Сегодня монаху более чем необходимо быть пророком Царства Небесного, и чтобы этот дар Духа служил для созидания Церкви Божией. Он уже в этой жизни свидетельствует жизнь, которая выше смерти [2].

Неудивительно, почему значение монашеского пострига сравнивают с Таинством Крещения, поскольку оба говорят о смерти старого человека и рождении нового во Христе. Оба Таинства Церкви свидетельствуют о раздаянии благодатного дара Святого Духа. Монашеский благодатный дар – это провозглашение Царства, жизнь на земле с перспективой увидеть открытое небо (см. Деян. 7: 56).

О таком благодатном даре в Церкви нельзя молчать, его необходимо свидетельствовать, и это основание того, почему монах в первую очередь является Христовым верным свидетелем (см. Откр. 2:13). Его усилия состоят в том, чтобы всё вошло в спасительное единство с Богочеловеком, и поэтому монахи молятся за весь мир, любят весь мир и не хотят, чтобы что-либо в мире погибло. Монашество – это образец соборной духовности, забота о всем творении Божьем, и по этой причине монашество – похвала Церкви.

Монашеское свидетельство Богочеловека Христа в Косово и Метохии

Я представлю монашеское свидетельство Богочеловека Христа через опыт монашества, которое сегодня живет и трудится в епархии Рашко-Призренской в Косово и Метохии. Эта епархия охватывает очень древние христианские пространства, и, к сожалению, в настоящее время она находится в очень нелегком положении, поскольку ей угрожают албанцы-мусульмане.

Сегодня в этом районе действуют 20 монастырей и живет около 120 монахов и монахинь. Это может быть не так много, но если учитывать внешние условия жизни, проблему угрозы и количество монахов в других епархиях нашей Поместной Церкви, становится ясно, что это очень значительное количество людей.

Обстоятельства, в которых Церковь Божия живет в Косово и Метохии сегодня, не являются особой новостью, учитывая историю этих земель. Тем не менее, вышеупомянутые обстоятельства не являются ни приятными, ни положительными для возможности увеличения монашества в монастырях.

Большинство монахов живут в условиях, в которых не имеют возможности свободно передвигаться, и под этим я имею в виду как свободное выполнение своей монашеской работы внутри монастыря, так и административные дела в городах.

Когда человек свободно решает жить как затворник, для этого нужна Божия благодать и свободная воля монаха. Ситуация совершенно иная, когда ваши возможности ограничены не свободной волей, а навязанными внешними условиями. Дополнительный груз ложится на монахов как физически, так и психологически.

Те, кто создают такие условия и оказывают неагрессивное давление на монашество, считают, что с ухудшением условий для жизни монахи покинут свои монастыри. Есть немало случаев давления, но не прямо и агрессивно, а косвенно.

Примером таких приемов является невыдача монахам документов, удостоверяющих личность, – с целью депортации из-за неадекватных документов, если представится такая возможность. Монастырь, к братству которого я принадлежу, не имеет собственной монастырской церкви, и это является результатом более ранних исторических обстоятельств.

Но власти не позволяют восстановить здесь маленький храм, и они думают, что монахи покинут монастырь из-за этого. Есть и другие примеры, которые мы можем перечислять в течение долгого времени, но здесь не место для этого. Вопрос в том, почему монахи остаются в этих местах и в своих монастырях? Разве не лучше, чтобы монах находился в более тихих местах, где он не будет подвергаться внешнему давлению?

Человеку, который не знает Христа, непонятно, почему монахи так настойчивы и своевольно желают такой жизни. Совершенно непонятно, почему в городе Джаковица, где когда-то были десятки тысяч православных, сегодня живут и держатся только старушки-монахини в монастыре Успения Пресвятой Богородицы.

Эти старушки с трудом заботятся о себе, но ни под какими условиями они не хотят покинуть это святое место. У них нет никакого интереса, если понимать под этим то, что сегодня движет миром, основаным на экономике. То, что делают монахини, – это свидетельство о Богочеловеке Христе на всю оставшуюся жизнь, даже ценой потерять ее. Услажденные любовью Христа, они не могут покинуть место, где они встретились с Богом, они не могут не свидетельствовать о том, что Сын Божий стал одним из нас. Кроме того, они одновременно свидетельствуют о том, что Христос умер на Кресте и что они сами, следуя за Христом, готовы умереть за Него.

Благодаря им и их свидетельству Христа в этом месте идут богослужения и свидетельствуется Его имя. По логике этого мира, они совершенно «сумасшедшие» (юродивые) Христа ради, и их свидетельство о Христе является своего рода мученичеством (martyria).

Монастырь Высокие Дечаны, построенный в XIV веке, поддерживает монашескую традицию сербских монастырей. В прошлом жить в этом монастыре тоже было нелегко из-за турецкого ига. Сегодня монахи живут в среде, которая очень агрессивна и негативна по отношению к монастырскому братству.

В 1999 году монастырь был вынужден открыть свои ворота и принять изгнанников из разных окрестных мест. Монашеское братство не могло оставаться в пределах своей монашеской жизни, но должно было расширять границы своего сердца и открыть врата обители, чтобы в ней могли жить целые семьи. Это в некоторой степени нарушает монашеский порядок, который мы знаем из монашеской литературы, и это союз внешнего мира с внутренней жизнью монастыря. Тем не менее, я не думаю, что кто-то сомневается, нужно ли было это сделать. Монастырское братство не может быть закрыто в своем духовном мире, и не замечать условий, в которых живет Церковь Божия, именно потому, что монашество является одной из ее составных частей.

Беженцы сегодня не живут в монастыре, но монахи не перестают заботиться о большом количестве семей, оставшихся жить на территории Косово и Метохии. Они собирают средства и помогают, выращивают овощи, которыми делятся с людьми, нуждающимся в помощи. Более того, они помогают не только православным сербам, но и мусульманам.

Вот почему сегодня существуют люди – правда, их не очень много – которые тайно стали христианами из-за такого свидетельства. Много иностранных солдат, которые до сих пор охраняют Дечанский монастырь, стали православными христианами, и у нас есть пример человека, который благодаря непоколебимому свидетельству о Христе стал православным, а затем принял монашеский постриг в этом монастыре. Сегодня он свидетельствует своим соотечественникам, что Бог наш жив, а спасение в Церкви.

Все это говорит нам о том, что заповедь Христа о любви к ближнему не прекращается и не противоречит монашеской жизни, и это подтверждает нам двухтысячелетний опыт Церкви. Достаточно вспомнить только один пример из жизни преподобной Марии Египетской, которая спрашивает преподобного старца Зосиму, как живет Церковь Божия в миру.

В дополнение к этим примерам я должен сказать, что в недавнем конфликте в Косово и Метохии (в 1999 году) пострадали многие православные люди, и все они одновременно являются свидетелями Христа. Кроме того, были убиты два монаха, которые стали нашими новыми мучениками, иеромонах Стефан из монастыря Будисавцы возле Клины и монах Харитон из монастыря Святых Архангелов возле Призрена.

Возможно, многие из вас уже что-то знают о них, но есть детали, о которых вы точно не знаете. Сегодня в монастыре Будисавцы живут три монахини, которых защищает местная косовская полиция. Эти смиренные и скромные монахини, благодаря Богу и свидетельству о Христе, смогли завоевать любовь полицейских, которые их охраняют. Сегодня полиция помогает им в выполнении многих повседневных дел, выходящих за рамки их обязанностей. Очень трогательно видеть, что полицейский из народа, который убил священнослужителя этой обители, сегодня пытается помочь старым монахиням в их делах. Это подтверждает нам, что монашество, когда оно действительно основано на опыте Царства Божьего и предзнаменовании вечной жизни, не может укрыться под спудом, потому что Христос и Его верные свидетели не могут быть скрыты. Таких и подобных примеров много, и мы не ставим перед собой цель представить их здесь подробно.

Заключение

Монашеские общины или монастыри как носители христианской жизни всегда были в Церкви силой, которая ориентирована на служение и созидание других служений в Церкви. Следовательно, какой бы замкнутой и самодостаточной ни выглядела монастырская обитель, она никогда не представляла в Церкви отдельного и независимого организма по отношению к Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви.

Подвижническая или монашеская жизнь устремлена к Царству Небесному, и поэтому она кажется отречением от мира; однако, на самом деле, это борьба за обеспечение вечной жизни человеку и миру. Монах всегда распят, но его распятие находится между уже дарованным Царством [3] в этой жизни и Царством Небесным, которое еще предстоит осуществить. Для монахов «ни Первое пришествие не прошло, ни Второе пришествие неизвестно» [4]. Монашество – это ободрение для всего мира и постоянный передатчик оптимизма, пропитанный свидетельством Распятого и Воскресшего Христа.

_______________________________________________________________________________

[1] См. больше: Мидич Игнатие, еп. Об источнике и сущности православного монашества. Int. res. https://otacmilic.com/episkop-ignatije-midic-o-izvoru-i-sustini-pravosaavnog-monastva/;
[2]Гондикакис Василий, архим. Монашеская жизнь как истинный брак. Видослов, № 44, 2008 г. Int. res. http://arhiva.eparhija-zahumskohercegovacka.com/files/u6/Monaski_zivot_kao_istinski_brak.pdf;
[3] Молитва анафоры на Литургии свт. Иоанна Златоуста;
[4] Гондикакис Василий, архим. Монашеская жизнь как истинный брак. Указ. соч.

---

---

monasterium.ru

Выступление игумении Викторины (Перминовой), настоятельницы Богородице-Рождественского ставропигиального женского монастыря Москвы в ходе дискуссии круглого стола «На границе двух миров: практические аспекты принятия в монастырь и духовное окормление молодых послушников» на международной научно-практической конференции «Преемство монашеской традиции в современных монастырях. Миссия монастырей в современном мире: цели, задачи, принципы построения коммуникации» (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 24–25 сентября 2019 года)

---

Благословите, Ваши Высокопреосвященства, Преосвященства, досточтимые отцы наместники и матушки игумении!

Конечно, жизненные обстоятельства бывают разными, но я убеждена в том, что настоятелю и настоятельнице не следует звать в монастырь тех, кто сам не изъявляет к тому твердого желания. Если человек желает чем-то послужить монастырю без радикальных перемен в своей жизни, без обязательств, как трудник, такой вариант всегда возможен. Но говорить о поступлении в монастырь можно лишь при выраженном намерении самого человека. Необходимо внимательно присматриваться и к тем, кто действительно желает поступить в монастырь, понять, чем вызвано их намерение.

Настоятели должны, на основании своих наблюдений и опыта, предупредить каждого конкретного человека о том, с какими трудностями столкнется именно он. В этом проявится наша любовь к ближним и доверие Всеблагому Промыслителю, пекущемуся и о человеческой душе, и об обители.

В древних патериках и жизнеописаниях современных подвижников мы найдем немало примеров, когда игумены предупреждали о трудностях монашеской жизни, а при необходимости испытывали и твердость намерения поступающих.

Так, игумен Вифинской обители «Неусыпающих» преподобный Маркелл в V веке предупреждал пришедшего к нему преподобного Иоанна Кущника: «Сын мой! Не под силу будет тебе нести иноческие подвиги и соблюдать строгие посты, так как ты еще очень молод. Кроме того, у нас есть обычай – не тотчас же постригать каждого ищущего иноческого звания, но лишь по долгом испытании искренности его намерений и усердия в подвигах благочестия. Поэтому, если хочешь проходить иноческое служение совместно с нами, то должен сначала пожить у нас так, без иноческого пострига, присмотреться к нашей жизни и испытать себя, под силу ли будут тебе такие труды».

И когда впоследствии Иоанн признался игумену в своих помыслах о родителях и о доме, он сказал ему: «Не говорил ли я тебе и раньше, сын мой, что тяжелы иноческие подвиги, что иноки много несут с собой и трудов, и вражеских нападений, и невыразимых искушений» [1]. Так духовный руководитель, предупредивший послушника, всегда сможет задать ему вопрос и предложить подумать, на что он согласился и о чем они договаривались в самом начале пути. Игумену можно даже было бы составить небольшое пособие, написанное понятным для новоначальных языком.

И такие примеры мы можем прочесть в ряде житий святых.

Древние и современные духоносные старцы предупреждали о трудностях монашеской жизни не только словами, но и действиями. Так преподобный Иоанн Колов не посадил с братией за трапезу преподобного Арсения Великого, но бросил ему на пол сухарь. Преподобный Сергий Радонежский отослал пришедшего к нему преподобного Никона в Высоцкий Серпуховской монастырь, испытывая его послушание и подражая преподобному Евфимию, который послал юного Савву Освященного к преподобному Феоктисту, как говорит об этом древнее Житие [2].

Из примеров, близких к современности, вспоминается, как испытывал приходящих в монастырь один из румынских старцев, игумен Иоанникий (Морой; 1859–1944). Старец Иоанникий сначала подвизался на Афоне, затем в Нямецком монастыре. Когда он стал игуменом в монастыре Рождества Пресвятой Богородицы, то перед принятием в обитель новоначального испытывал его, причем, не повторял искусов, а действовал так, как вразумлял его Бог.

Например, когда пришел к нему юный отец Клеопа (Илие; 1912–1998), будущий старец, то отец Иоанникий повелел эконому, чтобы тот дал пришедшему послушание стучать по бревну. Юноша послушался. Все вокруг были заняты своим делом, никто не обращал на него внимания и не приглашал на трапезу. Только вечером эконом взял его за руку и привел в гостиницу для краткого отдыха, а ночью разбудил на правило. Так продолжалось два дня, а потом игумен побеседовал с пришедшим, попросил рассказать о себе всё, принял у него полную исповедь, дал наставления и взял документы, необходимые для поступления в обитель [3].

Конечно, мы не имеем достаточно опыта, чтобы так испытывать человека, и не во всех случаях это нужно, но наблюдать, помогать и предупреждать может каждый из нас. Благодарю за внимание.

_______________________________________________________________________________

[1] Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Январь. День пятнадцатый. – М.: Синодальная Типография, 1904. С. 496, 498.
[2] Великие Минеи Четии, собранные Всероссийским Митрополитом Макарием. Ноябрь, день 17. Тетрадь I. Изд. Императорской Археографической комиссии. – М., 1910.
[3] Антоний (Плэмэдялэ), митр. Традиции и свобода в румынской духовности. – Сибиу, 1983. С. 36–39.

---

---

monasterium.ru

Доклад игумении Сергии (Щербаковой), настоятельницы Казанской Свято-Амвросиевской ставропигиальной женской пустыни в Шамордино, на международной научно-практической конференции «Преемство монашеской традиции в современных монастырях. Миссия монастырей в современном мире: цели, задачи, принципы построения коммуникации» (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 24–25 сентября 2019 года).

---

Тема данного сообщения достаточно сложна для краткого выступления, поскольку предполагает изложение всей обширной, почти двухсотлетней, оптинской духовной традиции в самом ценном и оригинальном ее аспекте. Хорошо известен интерес, который тема борьбы с помыслами неизменно вызывает на подобных встречах. Участники наших собраний всегда особенно внимательны, когда об этом заходит речь, поскольку здесь видится наиболее уязвимый участок нашего духовного фронта: именно на нем мы имеем самые большие потери. Это неудивительно. «На земле у бесов осталась единственная лазейка к человеку – его ум» [1], – говорит современный духовный автор. Что необходимо для победы над врагом?

Есть теория, хорошо всем известная, и есть практика, которая немногим под силу. И мы, немощные современные монахи, с благоговейным изумлением смотрим на духовных гигантов, наших предшественников, которые, по апостольскому слову, чуть более столетия назад верою побеждали царства, творили правду, получали обетования, заграждали уста львов, угашали силу огня, избегали острия меча, укреплялись от немощи, были крепки на войне, прогоняли полки чужих (Евр. 11:33, 34), вполне осуществили свое призвание и еще помогли спасению многих и многих.

Было ли им легко? Что мы знаем о них?

Святой апостол Павел говорит в послании к Филиппийцам: Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе… (Фил. 2:5), и все мы хорошо понимаем, что именно он имеет в виду. Речь идет о внутреннем уподоблении христианина Господу Иисусу Христу, усвоении им той святости мыслей и чувств, какие Спаситель наш имел в дни Своего земного странствования.

Святоотеческая церковная традиция являет нам путь этого уподобления – незримый, но вполне реальный связующий мост между Господом, как главным нашим примером и образцом на земле, и бессмертной душой человека, жизненным центром которой таинственно, но ощутимо является сердце. Очищение его составляет главную задачу каждого христианина. Но если мирской человек нередко в силу тягот, проблем и суетности своей жизни не может уделить этому духовному деланию достаточно сил и внимания, и для него может найтись оправдание и снисхождение, то для монашествующих пренебрежение этой важной задачей и связанной с ней борьбой вменяется в бесплодие.

Господь не спрашивает с монаха ничего, кроме чистого, смиренного, любящего сердца.

В максимально возможном достижении этой чистоты состоит уподобление Христу, а вместе с ним и условие подлинного молитвенного богообщения, поскольку главное монашеское призвание – молитва за мир. Чтобы быть услышанной Богом, эта молитва должна исходить только от праведного, сокрушенного и смиренного сердца.

Как кратко, но глубоко определяет святитель Игнатий (Брянчанинов): «Спасение наше заключается в расторжении общения с сатаной и в восстановлении общения с Богом» [2]. Общение с сатаной – это принятие посылаемых им греховных помыслов, которые человек, к сожалению, считает за свои собственные и, следуя им на деле, неуклонно идет к греху и погибели. В шуме и суете легко заглушается тихий зов Божий, обращенный к человеческой душе. И чем более древним, более населенным и многообразным становился человеческий мир, тем более скрытой от людей оказывалась эта простая истина.

Мы знаем, что и в нашей отечественной истории был период почти столетнего забвения ее в среде иночествующих. Утрата традиции легко происходит в одном поколении, а восстанавливается через долгий и трудный подвиг уже нескольких. Величайшая заслуга преподобных Оптинских старцев состоит именно в том, что их жизненным подвигом в православном русском обществе осуществилось возрождение утраченной связи.

---

Сначала мы попробуем рассмотреть наиболее частые разновидности бесовских помыслов, досаждающих монаху во все времена, как в древности, так и теперь, поскольку враг неоригинален в своих методах борьбы. Все это при чтении писем преподобных Оптинских отцов вполне узнаваемо и понятно.

Чаще всего это внушаемая врагом высокая оценка иноком собственного внутреннего состояния: самодовольство, самовосхваление, тщеславие. С подобным разрушительным помыслом старцы боролись особенно настойчиво и последовательно. Преподобный Иларион говорит, что тщеславные помыслы необходимо объяснять тому, на кого они находят, т. е. раскрывать их бесовскую природу [3].

Так, в частности, делает преподобный Анатолий (Зерцалов), многолетний духовник шамординских сестер, отвечая на письмо одной из них: «Ты испугалась помысла, который тебе шепнул, что ты будешь святая: что ж тут страшного, а даже очень хорошо. И мы тогда стали бы чествовать тебя. Но только знай, что настоящие святые, совершившие все добродетели, считали себя в глубине сердца худшими всех, хуже всех тварей, хуже бесов. А мы с тобой не начинали еще добрых дел. А пугаться нечего. Это диавольское дело – хульный помысл. Ты не принимай только его, то есть не медли в нем и не увлекайся им, а смущаться тут нечем…» [4]

Другим довольно частым мысленным искушением монашествующих является рассматривание и оценивание конкретной внешней ситуации, чаще всего негативной, поскольку враг добивается именно того, чтобы все труды монаха обесценивались ропотом и унынием. И старцы терпеливо разъясняли своим чадам, что суть не в конкретной ситуации, которую мы чаще всего не имеем возможности выправить по своему желанию, а именно в отношении к ней, которое как раз находится в нашей собственной власти.

Преподобный Амвросий пишет одной из духовных дочерей: «Советую тебе в настоящее время читать письма святого Златоуста к диаконисе Олимпиаде со вниманием и перечитывать: в них ты увидишь, как полезно терпеть болезни и всякие скорби с благодарением и покорностью воле Божией, хотя дело это и очень небезтрудное. Но что делать? Надобно же направляться к душеполезному исходу из затруднительного положения, а не просто действовать, как представляются нам вещи. Кроме нездоровья телесного, надобно поискать еще и причин душевных к уяснению печального и мрачного расположения духа…» [5]

Поскольку в жизни монаха нередки всевозможные внешние перемещения и перемены в послушании, враг так же часто и успешно пользуется этим, чтобы разрушить его душевный мир, ввести в негодование и ропот. Преподобный Нектарий говорит на это будущему митрополиту Вениамину (Федченкову), предвидя его нелегкий путь и крест: «Примите совет на всю вашу жизнь: если начальники или старшие вам предложат что-нибудь, то как бы трудно ни было или как высоко не казалось, не отказывайтесь, Бог за послушание поможет…» [6]

Третья разновидность мысленной брани монаха – искаженный врагом взгляд на окружающих людей и их отношение к нему (отсюда – осуждение, раздражение и обида). Преподобный старец Лев – великий основатель и насадитель оптинского старчества – так отвечает на утверждение своего ученика Павла Тамбовцева, что тот не находит в братии любви к себе: «Не может быть, чтобы у них не было любви, – так должно думать и по справедливости заключать. Если же ты не видишь в них любви, то это потому, что ты сам в себе любви не имеешь. Покажи прежде сам истинные черты любви, и тогда увидишь, что любовь у них обитает и к тебе хранится обильно. Притом мы имеем заповедь Божию любить чистосердечно ближних, а искать от них любви – о том нигде не сказано» [7].

Наконец, – насилие над чувствами, которое совершает враг через греховные желания, особенно в молодых послушниках и монахах обоего пола. Пишет преподобный Макарий: «Если же ты повинишься (последуешь – иг. С.) помыслам, влекущим тебя в мир и приносящим удовольствие от плотских наслаждений, то что безумнее этого? Будь уверена, что ни на малое время не получишь утешения, а томление и мучение совести всегдашнее обрящешь; когда же будешь противиться, то помощию Божию и убежит от тебя враг…» [8]

Мудрость и терпение, которые имели Оптинские старцы, оказывая помощь своим духовным детям, проявлялись не только в простом и ясном объяснении характера мысленной брани, тонкости и лукавства вражьей работы, но и в предлагаемых ими путях преодоления этих козней, посрамления врага, духовного возрастания в невидимой брани.

Первое и главное, что предлагают здесь преподобные отцы, это немедленное приведение сердца в состояние сокрушения и смирения, какие бы помыслы ни приходили извне. Преподобный Амвросий говорит: «Бог посещает Своею милостию только смиренных» [9], а мы знаем, что победа в мысленной брани невозможна без Божьей помощи и милости. Смиренное состояние души немедленно отгоняет врага, поскольку ничто другое не бывает ему так невыносимо, как эта противоположная гордости добродетель.

---

Далее, в зависимости от ситуации и качества борющих помыслов, последовательно предлагаются три пути.

Первый. Осознание чужеродности исходящего из сердца греховного помысла и немедленное молитвенное его отвержение – это идеальное решение и самый достойный ответ на все вражьи внушения. Мы все это знаем, но очень мало тех, кому дано быстро и самостоятельно осуществлять подобное. Это или особый Божий дар, или плод многолетнего навыка, а опыт показывает, что подобный навык наиболее успешно приобретается через практику подробного откровения наставнику всех находящих помыслов и состояний и подкрепления на дальнейшую борьбу его молитвой и наставлением. Это второй и наиболее безопасный путь, предлагаемый Оптинскими отцами своим ученикам.

«Ты выражаешь свое удивление, какая великая сила сокрыта в исповедании борющих помыслов, – пишет преподобный Амвросий, – не удивляйся этому. И самое монашество есть тайна, а откровение помыслов духовным отцам, как монашествующих, так и других лиц, составляет существенную часть Таинства покаяния» [10].

Страх и ложный стыд, внушаемый врагом, особенно ненавидящим такое делание, как откровение, преподобный Анатолий (Зерцалов) объясняет так: «Все являемое, по слову Божию, свет есть (Еф. 5:13). И что диавол, как осиновый лист на ветру, трепещет, когда кто спешит открыть греховные помыслы. Пишешь: “сию мысль я долго в себе скрывала, и ничто так трудно не было говорить, как это”. Да в том-то и искусство и коварство диавольское, что он страшит тем, что нам полезно. Исповедайтеся Господеви, яко благ: яко в век милость Его (Пс. 135:1). А враг этим старается внушить ложный страх, ложный стыд: только скажи, ну и пропала. Ан вот не пропала, я более полюбил тебя за откровенность» [11].

Однако следует помнить, что все это реально является сокровенным монашеским деланием. Божие благословение принимать откровение помыслов дается далеко не каждому, и старцы рассматривали каждый отдельный случай с большим вниманием, осторожностью и рассуждением.

Тот же преподобный Анатолий предупреждает: «На откровение ходить к матушке Игуменье – дело доброе, помоги тебе Господи! Только ты должна знать, что бесы очень не любят таковых» [12]. Тот, кто принимает помыслы, так же не избавлен от вражьей мести, не говоря уже о том, что это и по человеческим меркам бывает тяжело.

Преподобный Иларион говорит об этом вполне определенно: «Отчего, когда сестры открываются, делается тебе ужасно тяжело и грустно? Оттого, что с тобою, как с купелью бывает, которая, счищая грехи, и сама сквернится; надо просить Бога, чтобы он тебе помог» [13]. Необходим собственный опыт откровения и послушания, высокий молитвенный дух, а главное – благословение на подобный нелегкий подвиг. Никак не допустимо самочиние в этом деле, даже если оно и диктуется по видимости любовью и желанием помочь новоначальному.

Со стороны младших и подчиненных, прибегающих к деланию откровения, требуются максимальная искренность, доверие и послушание. В этом таинстве человек постепенно возрастает в меру возраста духовного. Он учится не доверять себе, но, напротив, самому искать обличения и наставления, поскольку реально и ощутимо познает содействие Божие и любовь Христову, изливающуюся в сердце смиренного и послушного ученика.

«Ты думаешь, – пишет преподобный старец Макарий, – довольствоваться только откровением. Этого одного мало. Если открыть свои раны, надобно и лекарство на них: укоризну, досаду, поношение, насмеяние и прочие неприятности для самолюбия и гордости, врачевства которых ты и не будешь иметь, а будешь обольщать себя, что живешь с откровением…» [14]

Так же важны свободное произволение и искреннее желание ученика и послушника, наравне с нелицемерной детской любовью, которой, по-хорошему, не может не быть.

Интересен в этой связи разговор преподобного Льва с послушником Алексеем Бочковым, впоследствии игуменом Череменецкого монастыря Антонием, приводимый в записках последнего. Ученик с юношеской горячностью спрашивает старца: «Отчего я вас иногда так люблю, как вот теперь (при этом у меня были слезы на глазах и голос дрожал), а иногда на вас досадую за множество к вам приходящих и стужающих вам?»

Старец отвечает ему на это с удивительной простотой и духовным благородством: «Поймешь ли ты меня? Оттого, что ты еще не монах, а мимоходящий, еще не оторвался от мира. Ты на лету хочешь схватить мои слова, мимоходом спастись, наскоро научиться. Потому у тебя и восторги, целование батюшкиного плеча или руки. А я при отце Феодоре был к нему без фанатизма, мысленно же готов был кланяться ему в ноги с сыновним почтением. Посмотри на игуменью Анатолию и мать Аркадию. Они не завидуют приходящим ко мне, готовы уступить всякому свое время и место, а между тем любят меня более твоего, потому что слова мои исполняют делом. Когда-то Господь и тебя совсем освободит от мира? Может, и ты возлюбишь ближнего своего, яко сам себя» [15].

Другой, на наш взгляд, интересный пример того, какой тонкой и сокровенной бывает духовная связь ученика со старцем в состоянии, когда один открывает все свои помыслы, а другой принимает его откровение. У преподобного Амвросия была духовная дочь из калужских дворян, которая впоследствии поступила в число шамординских сестер. Искушение, случившееся с ней, произошло, когда она еще вела жизнь мирскую, но уже пребывала в полном послушании и откровении старцу. Приняв однажды по вражескому наваждению какой-то постыдный помысел, мгновенно отравивший ее душу, она не нашла в себе решимости открыть его преподобному. Этим она еще более усилила его разрушительное действие, поскольку сама не могла отогнать ни помысла, ни упреков совести за свою скрытность. Враг торжествовал. «Мучилась, – пишет она, – а обратиться к Старцу не хотела. Между тем время моего отъезда наставало. Два раза Батюшка на общем благословении, взглянув на меня, тихо мне говорил: “Дурак! Скажи, что там у тебя?” Но мне точно кто зашил рот. Я мучилась и молчала» [16].

Она решила уехать домой и оттуда все написать батюшке, но, исполнив это свое намерение, не получила никакого облегчения. Вновь оказавшись в Оптиной Пустыни через две недели, она несколько раз на общем благословении просила старца о разговоре наедине, но получила отказ. «Я решилась спросить Батюшку при всех о своем письме, получил ли и прочел ли он его. Батюшка мне ответил: “Нет, не читал”. Но Старец так мне это сказал, что я опять попросилась, ради Господа, взять меня одну хоть на минутку. Батюшка глубоко взглянул на меня и сначала как бы поколебался, но потом, махнув рукой, сказал: “Нет, не возьму”. Я должна была ехать домой, не занявшись с Батюшкой. Большего для меня наказания не могло быть. В первый раз по приезде моем Старец не взял меня одну» [17]. Через неделю она вновь приехала, и только тогда, и то не сразу, искушение это, благодаря откровенному разговору со старцем, его милостивому отношению и прощению, разрешилось благополучно.

Поучительным в этой истории является то, что преподобный не удовлетворился письменным исповеданием своей духовной дочери, хотя оно было вполне искренним и покаянным. Это особенно примечательно в той связи, что и сам батюшка Амвросий, и другие Оптинские старцы вполне допускали откровение помыслов в письмах к ним, если у духовных чад (главным образом монашествующих) не было возможности увидеться лично для облегчения своих духовных нужд. Но у этой женщины в тот момент такая возможность была, и она ею не воспользовалась по слабости, малодушию и неопытности, за что и последовало вразумление от духовного отца.

Оптинские старцы имели ум Христов и Христову любовь к своим пасомым, но эта любовь не означала исключительно ласку, милость и утешение. Они хотели видеть своих чад победителями в духовной брани, не жалеющими себя, потому и не потворствовали сделкам с совестью и сосложениям с бесовскими помыслами, помня горький пример Иуды, чья скрытность в момент испытания, была едва ли не более гибельной, чем объявшая его жажда наживы.

Был, наконец, и третий этап борьбы с помыслами, пройденный самими старцами и предлагаемый ими ученикам: путь непрестанной Иисусовой молитвы, обучению которой неотрывно сопутствовала практика откровения помыслов и дел. Чем более человек навыкал в этом делании, тем меньшая необходимость была в ежедневном откровении, поскольку под руководством старца он сам набирал силу для борьбы с помыслами, используя уже все богатство святоотеческих писаний и духовных советов ранних преподобных отцов и накапливая собственный бесценный опыт. Ум послушника очищался и креп, но связь со старцем не прерывалась, откровение, пусть и нечастое, все равно было в действии, и теперь послушник, сам уже почти готовый старец, открывал своему отцу те мелкие и редкие вылазки врага, которые приходили все реже, но, однако, все же приходили. И как бы ни были велики успехи, только за старшим, пока он был жив, оставалось право рассуждать относительно находящих на ученика помыслов.

Этот последний этап борьбы мы подробно рассматривать не будем, поскольку это тема отдельного доклада. А свое выступление хотелось бы завершить словами преподобного Варсонофия Оптинского, обращенными к его любимому ученику – Николаю Беляеву, будущему преподобномученику Никону: «Враг ненавидит, когда один относится к другому с искренними чувствами и любовью о Христе. Он всегда старается посеять вражду и разъединение, как ненавистник добра. Вот и я говорю вам, что враг не оставит этих наших отношений, искренних и прямых, как отца к сыну. Ведь он нередко разъединял святых. Но я говорю, если между нами будет сохраняться откровенность, простота и искренность, то ничего не сможет он сделать, ибо нашей друг ко другу откровенностью будет разрушаться всякая его злоба» [18].

Пусть пример этой любви и верности оптинских отцов, их стойкости и самоотвержения в духовной брани будет благословенным и полезным для нас. Их святыми молитвами да сотворит Господь и наше спасение и духовное возрастание.

_______________________________________________________________________________

[1] Вячеслав Тулупов, прот. Как бороться с греховными помыслами. – М.: Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви, 2016. C. 40.
[2] Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетические опыты. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 1996. Т. 2. C. 328.
[3] Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. – М.: Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 2009, Т. 2. C. 78.
[4] Житие и поучения иеросхимонаха Анатолия (Зерцалова). – М.: Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1994. С. 170.
[5] Собрание писем Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. – Сергиев Посад, 1908. Репр. изд. Ч. 2. C. 113–114.
[6] Житие иеросхимонаха Нектария. – М.: Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1996. C. 30.
[7] Преподобный Лев. Серия «Жития Оптинских старцев». – Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 2006. C. 181–182.
[8] Собрание писем блаженной памяти Оптинского старца иеросхимонаха Макария. – М.: Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1862. Т. 6. C. 136.
[9] Собрание писем Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. Сергиев Посад, 1908, Репр. изд. Ч. 1. С. 98.
[10] Там же. Ч. 3. С. 104.
[11] Житие и поучения иеросхимонаха Анатолия (Зерцалова). С. 170. C. 242–243.
[12] Там же. С. 85.
[13] Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. Т.1. С. 48.
[14] Собрание писем блаженной памяти Оптинского старца иеросхимонаха Макария. Т. 1. С. 437.
[15] Преподобный Лев. Серия «Жития Оптинских старцев». C. 208–209.
[16] Агапит (Беловидов), архим. Житие преподобного Амвросия, Старца Оптинского, Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 2001. C. 349.
[17] Там же. С. 351.
[18] Душеполезные поучения преподобных Оптинских старцев. Т. 2. C. 139.

На земле нет родства у монахов, которые возревновали о небесном жительстве
Юстиниан

---

Ваши Высокопреосвященства, Ваши Преосвященства, досточтимые отцы игумены, матушки игумении, дорогие братия и сестры!

Тема моего доклада – «Святоотеческое учение об отречении от мира. Исторический аспект». Его эпиграфом я взял слова из Новеллы святого императора Юстиниана [1]. Именно эта мысль византийского императора, на мой взгляд, лучше других, без каких-либо оговорок и домыслов, характеризует цель всех тех, кто, подобно египетскому юноше Антонию (будущему святому Антонию Великому), услышав слова Христа в Евангелии: «Оставь все и следуй за Мною» (ср. Мф. 19:21), умилились сердцем и выбрали из всех сокровищ мира одну, самую драгоценную жемчужину – Небо как главный смысл своих земных тягот, трудов и подвигов. Несомненно, каждый христианин призван войти в Царствие Небесное, но монашествующие, исходя из добровольно приносимых обетов, прежде всего, должны строить свою, пока еще земную жизнь по тем неотмирным небесным законам, которые написаны слезами и пóтом устроителями монашеского жительства, начиная от пустынного отшельника до насельника благоустроенного общежития. Только благодаря знанию этих небесных законов и их беспрекословному следованию, содействием и благодатью Божией, монах, по слову преподобного Симеона Нового Богослова, может еще, пребывая в теле, стать светом, неизреченно сияющим [2].

Церковные историки, исследующие монашество, правильно говорят, что монашество – это многогранный институт как с точки зрения своего внутреннего устройства, так и с внешней точки зрения, если рассматривать его историю в контексте истории Церкви. Сегодня об истории и богословии монашества написано немало трудов, причем представителями не только восточного византийского христианства, но и западной традиции. Вывод из содержания их ученых монографий и трудов, как правило, один: несмотря на то, что суть и смысл монашеской жизни были определены уже с начала новозаветной эпохи (отдельные анахореты и даже небольшие общины существовали во ΙΙ–ΙII веках и в Египте, и на Синае; к числу «монахов до монашества» относят, например, святого Павла Фивейского), все же о монашестве как об институте можно говорить только с IV века – того века, когда вокруг монастырей стали строиться стены, а монахи стали носить специальное монашеское одеяние и, что самое главное, произносить монашеский обет или обеты. В это время у многих членов Церкви возникло ощущение, что Церковь, перейдя на другую, уже не преследуемую государством и языческим народом историческую стадию своего бытия, все лучше устраивается в обществе, врастает в землю, если можно так сказать. И, как следствие этого, утрачивается ощущение той рождающейся в Таинстве Святого Крещения свободы во Христе, о которой так много говорил Спаситель Своим ученикам.

Появляется желание подкрепить свою причастность к крещальным обетам, которые сводились, главным образом, к обязательству иметь пред Богом добрую совесть, что означало умереть для мира греха и даже перестать быть просто «лучшей частью» мира вообще, исповедуя, что «наше гражданство уже теперь на небесах» (ср. Флп. 3:20). Находятся христиане, которые практически отождествили «мир сей» и мир Божий, и потому уходили в пустыню, место «пустое» не только от культуры, но и от людей, став, таким образом, одними из первых «монахов» (от греч. «monos» – один). Вскоре пустыня наполнилась ищущими такой же уединенной жизни, в результате чего стал меняться и сам христианский мир, разделившись уже не только на клир и «мир», но также на «монахов» и «мирян».

Идеал странничества (в сирийской традиции монаха-отшельника часто называли «странником») и всецелого отречения от мира был осуществлен на практике в раннем пустынножительном монашестве. Подвижники прошлого удалялись в пустыни для того, чтобы избежать «борьбы», возникающей по причине близости мира и мирских забот, уходили в пустыню, где нет житейских занятий, служащих причиной страстей. По опыту преподобного Исаака Сирина, все добродетели, вместе взятые, которых монах может достичь в общежитии, несравнимы с тем, что он может приобрести благодаря полному и всецелому удалению от общения с людьми. «Отшельники, – пишет святой, – запирали двери не для того, чтобы упражняться в добродетели, но чтобы стать мертвыми даже для самой добродетели [3]. По его словам, «человек должен быть чужд всем своим знакомым, своей семье, своим родственникам, уйти в чужую страну и избрать для себя спокойное место, которое спокойно от всякой суеты» [4].

По учению преподобного Исаака Сирина, отказ от всего материального, отречение от мира ради одинокой жизни в Боге являются необходимым условием для того, чтобы вступить на путь к Богу. Слово «мир» в этом контексте им понимается как собирательный термин, обозначающий все страсти вместе взятые. Выйти из мира и умереть для мира – означает избавиться от страстей и «мудрований плоти», то есть от всего телесного и материального, что препятствует духовной жизни. Любовь к миру несовместима с любовью к Богу – чтобы приобрести вторую, надо отрешиться от первой: «Душа, которая любит Бога, в Боге – и в Нем одном – находит себе упокоение. Отрешись прежде от всякого внешнего союза, и тогда сможешь быть сердцем в союзе с Богом, потому что единству с Богом предшествует отрешение от материального» [5].

«Монах, – увещевал преподобный Ефрем Сирин, – ты отрекся от мира, отпущен на свободу, освободил тебя Христос, после этого не люби рабства суетного мира, чтобы не было последнее хуже первого (Мф. 12:45)» [6]. По мысли святых отцов, сердечные очи тех, кто предпочел удалиться от мира и того, что в мире, умный свет просветляет Божественной благодатью, очищающей их богозрительными осияниями. Они становятся богами по положению, наслаждаясь и радуясь сверхъестественным благам, проистекающим от вышнего и единого естеством Бога. Отрешившись от временных и ограничивающих привязанностей, ум становится действительно свободным от всяческих помышлений вследствие простоты и не сложного состояния [7]. Таким образом, отречение означает не пустоту жительства, а, напротив, его полноту: вместо отвергнутого мира монах должен наполнить себя Божественной мудростью. Тогда, удостоившись милости Божией и дарований Святого Духа, он смотрит на мир как на темницу, в которой он заключен, и избегает общения с ним, как смерти. Такая душа не может полюбить мир, если бы и захотела полюбить. Она помнит то состояние, в котором бедствовала до того, как стала покоиться в Боге; она помнит, что сделал с нею мир, и то запустение, в которое привел он ее [8].

«Мы для того и вступаем в монастырь, – пишет святитель Игнатий (Брянчанинов), – чтобы открыть в себе глубоко живущие страсти и отношение нашего естества к духам злобы, которым оно поработилось произвольно. Для того мы разрываем связи с миром, оставляем общество людей, родственников, имущество, чтобы увидеть наши внутренние узы и расторгнуть их десницею Господа» [9]. Удаление от людей, необходимое для монаха, включает в себя расторжение всех родственных и дружеских связей. Надо сказать, что отречение от родственников – одна из традиционных тем монашеской литературы, в которой описывается множество случаев, когда уже поступившие в монастырь отказывались от всяких родственных свиданий.

Во второй половине IV века, когда наряду с отшельничеством начинает оформляться уже общинный образ монашеского жительства, святитель Василий Великий, познакомившись с образом жизни в этих монастырях, создал обитель и у себя в Каппадокии. Он же составил и первый монастырский устав, в котором впервые говорится о монашеском обете-исповедании как о каноническом акте, фиксирующем полную готовность кандидата в монашество отречься от мира и – по образцу новокрещенного – заново родиться в монашеской общине. Неслучайно, что в дальнейшем, следуя этой мысли, многие святые отцы называли монашество не иначе как вторым Крещением. Так, преподобный Иосиф Волоцкий прямо говорит: «…яко и по Крещении имамы согрешати и святое Крещение оскверняти; сего ради повеле святым Апостолом и преподобным и богоносным отцем нашим второе Крещение предати, еже есть святый ангельский образ, им же вся грехи очистятся» [10].

В опыте древнего иночества отречение, вбиравшее в себя весь смысл монашеского жития, указывало на произнесении обетов и получение отрекшимся от мира нового имени. Житие преподобного Даниила Столпника сообщает: «Тот и его спутники, руководствуясь священным правилом отречения, принимают монашескую схиму из рук святого, и Эдран боголюбиво начинает именоваться Титом» [11]. (Кстати, в Древней Руси была традиция, в силу которой при пострижении давали имя, начинающееся на ту же букву, что и мирское имя. Так, святитель Иона Новгородский – в миру Иоанн; митрополит Московский Макарий – в миру Михаил; святитель Герман Казанский – в миру Григорий; преподобный Никандр Псковский – в миру Никон и т. д.).

По святоотеческому учению, отречению от мира и поступлению в монастырь не могут помешать никакие былые грехи, изглаживающиеся безграничной силой покаяния. «Понеже убо монашеское житие изображает нам жизнь покаяния, то искренно прилепляющегося к оному одобряем, и никакой прежний образ жизни не воспрепятствует ему исполнити свое намерение», – гласит 43 правило VI Вселенского Собора. Также, чем ранее происходит отречение, тем больше времени остается для утверждения в добре: «Намеревающагося начать подвиги по Богу, скоро знаменать знамением благодати, яко некоею печатью, сим самым споспешествуя ему не коснеть долго, не колебаться, более же поощряя его к избранию добра и ко утверждению в оном», – так заканчивается 40 правило VI Вселенского Собора, назначающее предельно ранний срок для сознательного принятия монашеских обетов – 10 лет.

Согласно всем существовавшим древним иноческим Правилам, принятие однажды из рук Игумена священных монашеских одежд имеет необратимый характер. Самовольное сложение с себя иноческих обетов и возвращение в мирской чин не допускается никоим образом. 7-е правило Халкидонского Собора строго указывает: «Вчиненным единожды в клир и монахам определили мы не вступать ни в воинскую службу, ни в мирский чин: иначе дерзнувших на сие и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавать анафеме». А 41 правило VI Вселенского Собора предписывает также всех, кто дерзает без причин оставлять обители, возвращать и умерщвлять их плоть постами и прочими суровостями. Кроме этого, монахам, наряду со священнослужителями, не допускается мирское времяпрепровождение и наслаждение мирскими удовольствиями (24 правило VI Вселенского (Трулльского) Собора).

Несмотря на такую каноническую строгость к монашествующим, истории Церкви известны случаи временного оставления монашества, необходимые для блага Церкви. Вспомним историю, когда равноапостольный царь Борис, Креститель земли Болгарской в 889 году посадил на престол своего старшего сына Владимира, а сам снял царскую мантию, чтобы облечься в монашескую рясу. Но последний, подобно Юлиану Отступнику, начал насильно возвращать своих подданных к языческой вере. Рушилось всё, что сделал его отец для страны. Поэтому «возгорелась у святого крестителя ревность святого пророка Илии о Боге и Божием деле, он совлек с себя монашескую рясу, вновь облачился в царские одежды и привязал на пояс, как прежде, меч [12]. Наведя христианский порядок в стране, отец-царь вернулся к своим монашеским подвигам. Таким образом, его оставление монашеских риз, необходимое для спасения Православия, носило временный характер.

История знает и другие примеры, когда отречение от мира и принятие обетов не только носило добровольный характер, но было и вынужденной мерой, причем часто благодаря этому человек мог сохранить себе жизнь. Древнерусский государь, подвергнув опале провинившихся бояр, мог заменить им смертную казнь на пострижение в монашество, и это было проявлением милости к ним с его стороны. Так, во время династического кризиса Московский князь Иоанн III в 1499 году князя Ивана Юрьевича «пожаловал от казни, отпустил его в черньци к Троици, а сына его князя Василия Ивановича Кривого отпустил в монастырь в Кириллов на Белоозеро» [13].

Таким же образом поступил император Петр I по отношению к своей единокровной сестре Софье Алексеевне и первой супруге Евдокии Лопухиной. Он препроводил их в московский Новодевичий монастырь, в котором они, по его настоянию, приняли монашество.

В части святоотеческого учения об отречении мира немаловажным будет отметить восточную традицию понимания отречения монаха от мира, когда последний, добровольно облекшись в великую схиму, не мог дальше продолжать свое высокое церковное служение. 2-м правилом Великого Софийского Собора епископ, принявший великую схиму, должен отречься от епископства. Хотя данное правило и не вошло в канонический кодекс Православной Церкви, многие святители Русской Церкви, например, Иоанн, епископ Ростовский, Митрофан (в схиме Макарий), епископ Воронежский, следуя этому древнему правилу, венцом своей жизни полагали сподобиться схимнического подвига.

Каноническая строгость по отношению к желающим отречься от мира ставит в таком случае необходимость разрешения актуального вопроса: совместимо ли подлинное монашество с разными видами, например, миссионерской, благотворительной или просветительской деятельности в Церкви? Думаю, что это вопрос не только сегодняшнего дня, его начали, наверное, разрешать с того момента, когда количественный рост монашествующих в IV веке уже не смогла сдержать пустыня, и их поток пришел в город. В городских монастырях телесное познание пустыни сменяется на уединенность монашеской кельи, ставшей для инока подобной печи Вавилонской, в которой три отрока обрели хлад духовный [14]. В своей «Исповеди» блаженный Августин ссылается на «отца монахов» святого Антония, который заставляет его поразмыслить и тот восклицает: «Что с нами происходит? Неучи собираются и отнимают у нас Царствие Небесное, в то время как мы валяемся во плоти и крови с нашей бессердечной наукой» [15].

В городских монастырях отречение от земных благ не означало ухода из мира, так как к монастырям приписывались школы и социальные учреждения, работа в которых свидетельствовала об общественной пользе монашествующих. В короткие сроки активная деятельность монастырей набрала такие огромные обороты, что обители стали центрами духовного притяжения, куда стекались тысячи и тысячи паломников. Конечно же, ни о какой уединенной тишине, а тем более о безмолвии, речи уже здесь не было. Надо было искать формы монашеского жительства, которые бы, с одной стороны, не нарушали данного когда-то обета отречения от мира, а с другой стороны, через служение человеку, стяжать любовь к Богу и ближнему. В новеллах императора Юстиниана предписано: «Подобает монахам делать двойное дело: или заниматься Божественными Писаниями, или подобающим монахам деланием… Ибо мысль, в пустоте пребывающая, не сможет породить ничего хорошего» [16].

Поэтому-то уже в IV веке мы можем встретить разные монастырские уставы, которые порой резко отличались друг от друга и противопоставлялись друг другу, разделяя при этом монашество на созерцательное и деятельное. И если на православном Востоке эти два опыта ведения монашеского жительства уживались довольно спокойно, то Русская Церковь знает совсем другую историю. На этот поднятый жизнью вопрос она отвечала и действиями соборно административными, и творчеством богословской мысли. Спор «стяжателей» и «нестяжателей», как магнит, притягивал мыслящих людей. И публицисты, и историки, верующие и неверующие как бы чувствуют, что это – узловое событие, хорошенько разглядев которое можно будет подобрать ключ ко всей русской историософии. В этом эпизоде столкнулись земное и небесное, личное и социальное, государственное и церковное. А результаты борьбы надолго, может быть, навсегда, определили духовную траекторию России. «Противоположность идей и духовных направлений Нила Сорского и Иосифа Волоцкого привели в брожение всё русское духовное общество начала 16-го столетия» [17] – так пишет известный русский философ Георгий Федотов, много занимавшийся историей русской духовности. И хочу сказать, что это брожение до сих пор не прекратилось, просто временами оно то приостанавливается, то становится более активным.

Эхо этого «спора» звучало даже в советское время, только в немного другом контексте, когда каждая из политических систем – капиталистическая или социалистическая, желали подкрепить свой режим христианской идеологией. Мне на память приходят выступления участников региональной сессии Христианской Мирной Конференции в Голландии в 1966 году на тему: «Мир и свобода», среди которых было немало православных богословов. Тогда слышались слова обвинения в адрес тех «фальсификаторов христианства», кто «начал склонять мысли христиан к полному отчуждению от мира… Под длительным воздействием такой псевдохристианской проповеди воспитывались и вырастали целые поколения узких фанатиков с изуродованным представлением о христианстве, людей, лишенных истинной свободы во Христе» [18]. Приверженцы этой идеологии противопоставляли тому, что называли «псевдохристианством», борьбу за социальную справедливость, за улучшение условий жизни, считая последнее подлинным смыслом и содержанием христианства.

Некоторые доклады создавали такое впечатление, что апостольское и святоотеческое учение по вопросу полного отречения от мира и цели монашеского делания должно быть радикально пересмотрено. А евангельские слова Христа Спасителя: Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего, и [не] следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее (Мф. 10:34–39) и если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником (Лк.14:26) – как-то по-другому должны быть истолкованы.

Но ведь в эпоху раннего христианства Церковь уже знала тех, кто верою побеждали царства… скитались в ми́лотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли (Евр. 11:33–38). Всецело преданные Евангелию, охваченные небесной любовью к Божественному Жениху, лучшие христиане всегда стремились к полному отречению от мира. Когда Церковь и мир вполне противостояли друг другу, когда верующие во Иисуса Назорея жили среди постоянных гонений и скорбей, когда мученичество за веру было нормой христианской жизни, тогда полным отречением от мира являлось само пребывание в общине. Но когда в последующую эпоху церковной истории в результате обращения мира под покров Церкви, между христианской общиной и мирским обществом стерлась видимая грань и над Церковью нависла опасность обмирщения, тогда евангельское требование полного отречения от мира побудило лучших сынов Церкви к созданию монашества. На протяжении долгих веков трудного церковно-исторического делания, направленного на постепенную христианизацию мира, православное монашество, помышляя о горнем, удерживало христианство от чрезмерного увлечения строительством земного града. Раннехристианская община, мужественно свидетельствовавшая свою верность Спасителю перед лицом гонителей, и средневековый монастырь, отгородившийся от мира каменной стеной, осуществляли одно и то же духовное стремление – уйти от мира сего и быть со Христом. И если полное отречение от мира в эпоху раннего христианства украсило Церковь сонмом святых мучеников и исповедников, то полное отречение от мира, осуществляемое в монашеском аскетизме, явило Церкви светлый лик преподобных мужей и жен.

Что касается мнения о том, что стремление к полному отречению от мира ради Христа есть проявление духовного эгоизма и равнодушия к людям, то весь более чем двухтысячелетний опыт Вселенской Церкви неоспоримо свидетельствует, что только через исполнение той заповеди, которую Сам Господь назвал первой и наибольшей (см. Мф. 22:35–38), только через всецелую любовь к Богу может человек обрести силу той христоподражательной любви к людям, которая является нормой христианского отношения и к своим ближним, и ко всему человеческому роду. Так, раннехристианские мученики и мученицы, которые, невзирая на увещевания своих родных и близких по плоти, мужественно исповедовали перед лицом гонителей свою преданность Христу, получали – воистину чудесный – дар искренней и действенной молитвы за своих гонителей и благодатную способность силой своего свидетельства обращать язычников к истинной вере и любви. Подобное можно сказать и о монашестве. Только обретя духовную точку опоры за пределами мира сего и укоренившись во Христе, может человек в полной мере христиански воздействовать на мир. Поэтому-то монастыри, отгородившись стенами от внешнего мира и будучи прежде всего очагами непрестанного молитвенного горения к Богу, вместе с тем становились и центрами благодатного воздействия вовне. Видимым образом это воздействие проявлялось и в старческом руководстве, и в миссионерстве, и в большой культурной работе, и даже в образцовом ведении хозяйства, и в благотворительности.

Таким образом, как Священное Писание, так и Священное Предание (а в это понятие входят не только писания святых отцов, но и практика Церкви) непреложно свидетельствуют о том, что христианизация нашего мира с его страстями и похотями возможна лишь через духовный подвиг и отделение от мира, а не через соединение и слияние с ним, ибо Царство Христа не от мира сего (Ин. 18:36).

_______________________________________________________________________________

[1] Юстиниан, император. Новелла 123.
[2] Симеон Новый Богослов, прп. Слова. 2-е изд. Вып. 2. – М., 1892. C. 224.
[3] Исаак Сирин, прп. Главы о знании. II, 41.
[4] Исаак Сирин, прп. Главы о знании. I, 85.
[5] Цит. по: Иларион (Алфеев), митр. Духовный мир преподобного Исаака Сирина. Ч. II [Эл. ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Isaak_Sirin/duhovnyj-mir-prepodobnogo-isaaka-sirina/3 (дата обращения: 24.09.2019).
[6] Ефрем Сирин, прп. Творения. 3-е изд. Ч. I. М., 1881. С. 560
[7] См. Симеон Афонский, монах. Исихазм для современников. Святая Гора Афон, 2014. С. 47.
[8] См. Отечник, избранные изречения святых иноков и повести из жизни их, собранные епископом Игнатием (Брянчаниновым). С-Пб., 1903. С. 231.
[9] Игнатий (Брянчанинов), еп. Сочинения. Т. 5. Приношение современному монашеству. 3-е изд. С-Пб., 1905. С. 282.
[10] Послания Иосифа Волоцкого / Подг. текста А.А. Зимина и Я.С. Лурье. М.; Л., 1959. С. 152.
[11] Третье житие св. Даниила Столпника 38:8–11. Цит. по: Дионисий (Шлёнов), иг. Три монашеских обета: каноническое и богословское содержание. Доклад на конференции «Монастыри и монашество: традиции и современность» (Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 23 сентября 2013 года) [Эл. ресурс]. URL: https://azbyka.ru/tri-monasheskih-obeta-kanonicheskoe-i-bogoslovskoe-soderzhanie#_ftn14 (дата обращения: 24.09.2019).
[12] Патерик земли Болгарской. Т. 2: Февраль–Август. М., 2008. С. 134.
[13] Полное собрание русских летописей. Т. 12. СПб., 1901. С. 249.
[14] См. Отечник, избранные изречения святых иноков и повести из жизни их, собранные епископом Игнатием (Брянчаниновым). С-Пб., 1903. С. 388.
[15] Августин, блж. Исповедь. Кн. VIII. 19.
[16] Юстиниан, император. Новелла 675:1–6.
[17] Федотов Г.П. Трагедия древнерусской святости // Федотов Г.П. О святости, интеллигенции и большевизме. Избранные статьи. – СПб.: Изд. Санкт-Петербургского ун-та, 1994. С. 46.
[18] Журнал Московской Патриархии. 1966, № 5. C. 42–43.

Выступление игумена Исаакия (Иванова), настоятеля Иоанно-Богословского мужского монастыря Рязанской епархии на международной научно-практической конференции «Преемство монашеской традиции в современных монастырях. Миссия монастырей в современном мире: цели, задачи, принципы построения коммуникации» (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 24–25 сентября 2019 года)

---

Человек ­– единственное существо, назначением которого является постоянное богообщение. А молитва является совершенным способом богообщения. При этом у святых отцов мы находим различные формулировки и виды молитвы. И много есть образов молитвы – словесная, умная, умно-сердечная, сердечная, самодвижная, созерцательная и другие. Преподобный Иоанн Лествичник, например, говорит: «Молитва, по качеству своему, есть пребывание и соединение человека с Богом; по действию же, она есть утверждение мира, примирение с Богом, матерь и вместе дщерь слез, умилостивление о грехах, мост для перехождения искушений, стена, защищающая от скорбей, сокрушение браней, дело Ангелов, пища всех бесплотных, будущее веселие, бесконечное делание, источник добродетелей, виновница дарований, невидимое преуспеяние, пища души, просвещение ума, секира отчаянию, указание надежды, уничтожение печали, богатство монахов, сокровище безмолвников, укрощение гнева, зеркало духовного возрастания, познание преуспеяния, обнаружение душевного устроения, предвозвестница будущего воздаяния, знамение славы. Молитва истинно молящемуся есть суд, судилище и престол Судии прежде Страшного Суда» [1].

Невозможно исчислить и описать все блага духовные, которые может дать человеку Бог по усердной молитве. Говоря кратко: молитва – есть ума и сердца к Богу возношение со вниманием, благоговением и покаянием. Говорить о молитве можно очень пространно, но мы скажем лишь несколько слов об этом источнике бесчисленных благ.

Для того чтобы избежать уныния и скуки, возникающих при монотонности молитвы, египетские отцы чередовали молитву с рукоделием. Поэтому и у братьев возникает потребность в исполнении других послушаний, помимо храмовых. Важно, чтобы их не было много, чтобы они не развлекали ум, но нечастой сменой деятельности братия предохранялись от уныния. «Тело надобно порабощать и утомлять долгим трудом, – говорит преподобный Антоний Великий и добавляет: – Сидя в келлии, налегай на труды рукоделия; но при этом имени Господа не отпускай от себя, но непрестанно вращай Его в уме твоем, поучайся Ему в сердце твоем и хвали Его языком твоим…» [2]. Труд смиряет тело и душу, привлекает страх Божий.

Нужно чередовать, например, клиросное пение с рукоделием. Для внутренней молитвы разным людям содействуют разные послушания. Поэтому, если брат получает бóльшую духовную пользу на каком-то послушании, следует это учитывать. Но бывает, что брат, имеющий способности к разным послушаниям, проявляет свою волю и из тщеславия, например, мягко уклоняется под различными благовидными предлогами от назначенного ему послушания и прилежит к тем, которые ему нравятся больше. Внешне все хорошо, но совесть неспокойна, в молитве преграда. Молитва же на послушании назначенном, когда брат воспринимает его как волю Божию, дается легче. Такая монастырская практика, когда со временем для каждого монастырского насельника выбирается определенный круг послушаний, более способствующий его духовному развитию и углублению молитвы, вполне согласна со святоотеческим наследием.

Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит: «Слезный дар – это осенение благодати Божией – наиболее посещает подвижников во время внимательной молитвы, будучи обычным плодом ее; иным приходит он во время чтения; другим во время какого-либо труда. Так преподобному Кириллу Белоезерскому приходили слезы во время занятия в монастырской кухне. Смотря на вещественный огнь, он воспоминал неугасимый огнь вечной муки и проливал слезы. Кирилл, полагая, что в безмолвии умиление его усилится и слезы умножатся, желал уединиться в келье. По смотрению Божию обстоятельства доставили ему желаемое, и что ж? с устранением причины, возбуждавшей умиление и слезы, оскудели слезы, и Кирилл просил настоятеля возвратить его к огню монастырской кухни. Святые отцы повелевают пребывать в том делании, в котором приходят слезы: потому что слезы – плод, а цель монашеской жизни – достижение плода тем средством, которым благоугодно Богу доставить плод. Преподобный Феодор Енатский сказывал, что “он знал инока, безмолвствовавшего в келье и имевшего рукоделием плетение веревок. Когда этот инок сидел и плел веревку, занимаясь умною молитвою, то приходили ему слезы. Тогда он вставал для молитвословия; но при этом слезы прекращались. Брат садился и принимался за веревку, сосредоточивая в себе мысли, и слезы опять приходили. Равным образом, когда он сидел и читал, приходили слезы. Он вставал на молитву, и слезы немедленно прекращались. Только что он снова принимался за книгу, – слезы возвращались”».

Также знаю одного иеромонаха, которого позвали вечером после службы соборовать и причащать умирающего. Он сильно устал и рассуждал сам в себе: «Если сейчас буду служить кое-как, лишь бы совершить положенные требы, то к усталости прибавятся укоры совести и невозможность в состоянии небрежения о молитве помочь ближнему». Поэтому он решил попробовать помолиться внимательно и сосредоточенно, укоряя себя за то, что недостаточно времени уделяет молитве, а здесь Сам Промысл Божий предоставляет ему удобный случай принести пользу и своей душе и ближнему, – можно сказать, заставляет молиться. Он, таким образом, изменил свое отношение к требоисполнению: отнесся к нему не как к обычному малозначительному делу – что зачастую происходит даже и по отношению к уставному храмовому богослужению при частом служении, – а как к еще одной данной Богом возможности помолиться и принести пользу своей душе. Так, в данном случае «духовная корысть» отодвинула леность и усталость и возбудила ревность. Необходимо, как говорил преподобный Паисий Святогорец, «включать добрый помысел».

Здесь следует затронуть также проблему «привыкания» к совершению богослужений, к святости храма и его алтаря. Со временем понимание и ощущение особого присутствия Божия в храме и благоговение к святыне может теряться, если христианин не будет употреблять постоянных усилий для их поддержания. Выражается это обычно в нежелании молиться, зевании, рассеянности, увлечении в посторонние мысли, разговорах и пустословии во время богослужения, лености к совершению молитвенного правила. Необходимо при этом ходить пред лицом Божиим, иметь память смертную, помнить о суде Божием и муке вечной, вспоминать ту ревность к молитве и вообще к подвигу, какая была вначале, вспоминать особые случаи помощи Божией и заступления в своей жизни.

Некоторые говорят, что не молятся, потому что не имеют необходимых условий для молитвы. Так, например, один послушник нашей обители сетовал, что смущается келейно делать поклоны, живя в многоместной келье. С течением времени, когда его переселили в одноместную келью, делать поклоны и келейно молиться мешала уже леность. В других же случаях, послушники, которые еще не переселены в одноместные кельи, желая некоторое время молиться уединенно, испрашивали на это благословение и получали такую возможность по согласованию с духовником. Некоторые насельники имеют возможность, и стараются ее использовать, – молиться непосредственно на месте несения послушания, во время перерывов. Например, в библиотеке, в свечной мастерской. Кто-то ищет возможность, чтобы помолиться, а кто-то ищет причину и самооправдание своему нерадению. «Будем всегда молиться Богу. Будь ты на торговой площади, можешь обратиться в себя и петь Богу, не будучи никем слышим…», – говорит Златоуст [4].

Среди тех, кто подвизается в монастыре уже не один год, кто уже прошел сквозь период «призывающей благодати», встречается ослабление в ревности к молитве келейной и церковной, к послушанию и чтению Священного Писания и святых отцов, постепенно возрастающее самомнение и неизменно возрастающие при отсутствии борьбы печаль и уныние. Случается это оттого, что с самого начала не вооружился будущий монах твердым намерением с решимостью и самоотвержением неослабно бороться со всеми страстями и в глубине смирения сокрывать от других, а в первую очередь от себя самого, начатки добродетелей.

С прискорбием можно привести некоторые факты из монастырской жизни, которые красноречиво свидетельствуют о неправильной молитве и уповании на телесные труды.

Один трудник, возраста немного старше среднего, был неразговорчив, исповедовался и причащался редко, не раскрывал свои внутренние трудности, но исправно около двух лет нес послушание по уборке территории, перевозу строительной тележкой всего необходимого. Попытки духовника обители войти внутрь его духовного мира не увенчивались успехом. В конечном счете он, как разжатая пружина, громко объявил: «Я свое спасение уже заработал...» и покинул монастырь.

Второй похожий случай произошел с другим пришедшим в нашу обитель трудником лет пятидесяти. Он имел уже за плечами груз вредных привычек, но проникнулся образом монастырской жизни. Придя в монастырь, бросил курить, перестал ругаться матом, стал молиться, захотел стать монахом. Через некоторое время испросил благословение у благочинного в перерыве между послушаниями читать Псалтирь в одном из малых храмов монастыря. Выслушивая советы монастырских иеромонахов, принимал и исполнял только то, что ему нравилось, хвалился своими достижениями в борьбе с вредными привычками. На замечания и увещевания обижался, более доверяя своему мнению. При этом его мнение о себе возрастало. Стал все большее время проводить в чтении Псалтири в храме – вслух, на виду у других, в ущерб послушанию, посильному труду, при этом выказывая внешнее благочестие и привлекая внимание к его «молитвенным подвигам». Уставом обители предусмотрено время и для молитвы, и для телесных трудов, чтения и отдыха. Поэтому труднику уже со стороны настоятеля было сказано, чтобы он не выходил за рамки общего распорядка, более заботился о внутренней молитве и приобретении смирения; он был ограничен во внешней молитве. Некоторое время он сдерживал свою ревность молиться напоказ, но попался на крючок проснувшейся страсти к алкоголю и вынужден был уехать.

Оба печальных случая объединяет то, что молитва этих людей не была соединена с вниманием, благоговением пред Богом и покаянием, как рекомендует святитель Игнатий (Брянчанинов). Также недостаток смирения не позволял им принимать наставления священномонахов, а имже несть управления, падают, якоже листвие; спасение же есть во мнозе совете (Притч. 11:14), как учит премудрый Соломон, потому что все мы имеем нужду в наставляющих нас по Богу, особенно же в начале духовного пути.

Опыт святых отцов и опыт современных обителей показывают, что добрые плоды молитвы и смирения приносятся только насельниками, имеющими внимание к словам молитвы, дух покаяния, благоговения, внимающими наставлениям более опытных отцов.

_______________________________________________________________________________

[1] Иоанн Лествичник, прп. Лествица. Слово 28:1. Цит. по: Преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе. С алфавитным указателем. – Сергиев Посад. Типография Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1908. С. 232–233.
[2] Добротолюбие в русском переводе, дополненное. Том первый. Издание третье. – М., 1895. С. 97.
[3] Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетические опыты. Т. I. О слезах. Цит. по: Полное собрание творений святителя Игнатия Брянчанинова. Т. 1. – М.: Паломник, 2001. С. 186.
[4] Симфония по творениям святителя Иоанна Златоуста. – М.: Дар, 2006. С. 264.

Доклад епископа Воскресенского Дионисия, наместника Новоспасского ставропигиального мужского монастыря г. Москвы на международной научно-практической конференции «Преемство монашеской традиции в современных монастырях. Миссия монастырей в современном мире: цели, задачи, принципы построения коммуникации» (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 24–25 сентября 2019 года)

---

Ваше Преосвященство, дорогие отцы игумены, матушки игумении, дорогие братья и сестры!

Позволю себе высказать несколько соображений и в конце поделиться неким печальным опытом из своей собственной жизни для того, чтобы попробовать раскрыть тему, которая была передо мной поставлена: «Цели и задачи монастырей в условиях современности». С одной стороны, эта тема может показаться, как сейчас любят говорить, актуальной: человек со стороны подумает, что в пределах этой темы можно сказать что-то новое. На самом деле, поскольку для монаха центром жизни является Христос, ничего нового, что бы не сказал и не сделал Христос, монах ни самому себе, ни миру не откроет.

Небольшая цитата из известнейшего наставника монашествующих, святителя, который довольно часто бывает на монашеских конференциях, митрополита Лимасольского Афанасия: «Если мы посмотрим на те условия, в которых жили монахи в древности и в которых живут сегодня, то мы, безусловно, увидим множество внешних различий. Внешнее аскетическое делание древних подвижников, конечно, сильно отличается от нашего. Но несмотря на это, искомое всегда остается одним и тем же, главная цель монашеской жизни не меняется и смысл ее пребывает неизменным. Ведь искомое для нас – это всегда Христос, цель жизни монаха – Христос, смысл монашеского жительства – Христос. Когда же монах или любой христианин посвящает себя чему-то, кроме Христа, тогда он уклоняется от своей цели и падает» [1].

Цели и задачи монастырей в современном мире. Можно сначала посмотреть, кто эти цели ставит. Начнем с самих себя. Безусловно, когда мы приходим в монастырь, мы ставим перед собой определенные цели. Еще небольшая цитата, или скорее история из тех, которые рассказывал преподобный Никон Оптинский. Однажды некий архиерей прибыл в некий монастырь, известный подвижнической и усердной жизнью насельников, и спросил игумена: «Отец игумен, у тебя хорошие монахи есть?» – «Конечно есть». – «Покажи мне их». И отец игумен говорит: «Отец такой-то – кузнец великолепный. А это отец такой-то – пекарь прекрасный! А вот этот брат у нас швейной заведует – такие рясы шьет!..» Святитель послушал-послушал и сказал: «Я думал, ты мне покажешь молитвенника, кроткого, милостивого, терпеливого… а таких, как у тебя, мастеров и в миру достаточно».

Таким образом, вы, наверное, согласитесь со мной: для нас цель нашего прихода в монастырь и цель существования монастыря – это быть одновременно и мастерской, и больницей. Мастерской святости, где наша гордость переплавляется в смирение, где из нашей лености выпекается трудолюбие, где из нашего нерадения Господь через монастырский устав и наши личные подвиги, через наставления опытных братий делает нас ревностными к любому доброму делу. И больницей, где наши сердца исцеляются от страстей. Понятно, что если ничего этого с нами в монастыре не совершается, нам нужно крепко задуматься – а правильно ли мы живем, и полезную ли для себя жизнь проводим в монастырских стенах.

Какие цели ставит перед нами православный народ, во множестве наполняющий православные наши обители? Ведь даже самые отдаленные монастыри не скажут, что паломников у них совсем не бывает, – добираются, в такие дебри добираются люди… А чего они ищут? Вот сейчас по благословению Святейшего Патриарха я назначен наместником Новоспасского монастыря – древнейшей обители Москвы, великолепно восстановленной моими предшественниками, наполненной святынями, с замечательной архитектурой XVII–XVIII столетия. Понятно, что народ во множестве идет в Новоспасскую обитель, но основная просьба, с которой к нам обращаются, несомненно, всем вам известна и выражается только в одном слове: помолитесь! Помолитесь за нас – и об этой нужде, и о другой, о людях, которые страдают…

И вот, честно признаюсь, я как правило оказываюсь готовым показать все святыни, очень подробно и даже интересно рассказать про историю монастыря, чаем напоить, обедом накормить… Но вот эта просьба «помолитесь!» – отзывается в моем сердце болью, потому что я понимаю, что в полной мере этого желания людей, которые к нам обращаются, я исполнить не могу. И обычно я делаю следующее: беру записку, отдаю на братский сорокоуст и призываю братию, особенно в каких-то очень сложных случаях, положить по одному поклону о нужде этого человека. И тогда чувствуешь некое облегчение на сердце, потому что вместе молиться за других легче, чем в одиночку.

Цели перед монастырями ставит и светское общество. Какие только цели перед нами светское общество не ставит… Недавно мне пришлось читать одну жалобу, направленную на имя самого Святейшего Патриарха. Одного мирянина не пустили на монастырскую колокольню, чтобы он оттуда обозрел окрестности и сделал прекрасные фотографии. Да, в том числе и такие запросы общество нам предъявляет. Стоит ли от них отмахиваться? Я очень часто для самого себя и для других вспоминаю опыт отца архимандрита Авеля (Македонова), возродителя Иоанно-Богословской обители, в которой я сам принял постриг. Отец Авель объяснял, каким образом нам вести себя со внешними, с теми кто все-таки в монастырь пришел, но требует от тебя явно не молитвы, а порой совершенно невозможного. Он говорил: «Примите их с любовью, насколько это возможно; и полезно им и вам. Но обязательно с великой любовью и вниманием, даже если они пришли в монастырь посмотреть на вас, как на зверей в зоопарке. И вот тогда вы исполните свои обязанности». Много раз я видел, как это приносило свои плоды. Откликнешься на такую вот просьбу, пойдешь на эту колокольню (при этом откроешь ее сам, не беспокоя братию), – человек посмотрит, пофотографирует, и у него в сердце доброе расположение останется… Хотя здесь, конечно, нужно внимательно смотреть, какие просьбы удовлетворять, а какие нет.

Вот такие цели у современных монахов и у современных монастырей, и такими они будут, скорее всего, до конца времен.

Средства достижения этих целей. Еще одна цитата или, вернее, один рассказ, на этот раз уже из опыта приснопамятного старца, архимандрита Иоанна (Крестьянкина): наша жизнь, говорил батюшка отец Иоанн в одном из своих поучений монашествующим, должна быть похожа на торт «Наполеон»: тесто – крем, тесто – крем, а сверху пудра. Если наш торт будет состоять из одного только теста, – то будет невкусно, если он будет состоять только из одного крема, – будет слишком приторно. А если тесто будет слоями перемежаться с кремом, то такой пирог удовлетворит и вкус, и чувства. Тесто – это наши труды и попечения. Если вся наша жизнь будет состоять только из них, то такая жизнь будет скудной и несладкой. Если у нас будет одна молитва с утра до ночи, то есть один крем, – то это тоже будет неправильно, да и опасно для здоровья. Всё должно быть гармонично и размеренно. Наши труды, переплетаясь с молитвами, и будут тем сладким пирогом и для Христа, и для нас. А что же такое пудра? Пудра – это смирение, потому что труды и молитвы без смирения невозможны. Как говорили Оптинские старцы: есть смирение – всё есть, нет смирения – ничего нет.

Понятно, что равномерно сочетать в своей жизни молитвенные труды и труды телесные, физические – это забота непростая, требующая большого рассуждения и сил. А для отцов игуменов и матушек игумений это особая задача – ведь тут нужно самому всё сочетать равномерно, да еще и других учить, и обеспечивать в монастыре такой порядок, чтобы излишек трудов не делал жизнь совсем несладкой, и чтобы братья и сестры все-таки трудились одновременно с молитвой. Понятно, что исполнить это, исходя только из своих сил и разумения, – невозможно. Нужна помощь Божия. А что призывает помощь Божию в нашу жизнь? – вот это главное наше занятие: молитва, воззвание к Богу. Это и есть средство достижения нашей главной цели.

Конечно, на молитвенном пути много всяких трудностей. Враг рода человеческого очень хорошо знает, что молитва для нас – это и источник вдохновения и сил, и нить Ариадны в темном лабиринте житейского духа, это и подкрепление, и исцеление. Он очень хорошо знает великую пользу молитвы и поэтому прикладывает все усилия, чтобы заставить нас от молитвы оторваться. Например, у вас есть множество послушаний, и вам постоянно нужно выбирать, что сделать сейчас: вот это, или это, или все-таки исполнить келейное правило, или пойти на братский молебен, или вечером на правило в церкви. Нужно очень внимательно смотреть за собой – так святые отцы говорят. И если внимательно за собой смотреть, если попробовать просто пронаблюдать, как реализуется опыт замены молитвы трудами, – то становится ясно, что такой личный выбор всегда приносит плоды худые. Ты вечером не пошел на правило, чтобы успеть сделать то и это, а в результате не сделал ничего и поздно лег спать – унылый, пустой, а утром голову ломит и встать еле-еле можешь. Поэтому, когда приходит мысль: служба началась, но вот еще немножко задержусь – это завершить, то закрыть… – нужно понимать, что в большей части случаев это искушение.

С другой стороны, бывают ситуации, когда послушаний действительно очень много, и приходится и части правила опускать, и на богослужениях в какой-то момент не присутствовать. Здесь нам дает совет святитель Феофан Затворник: «Когда, – говорит он, – вам неудобно, или времени нет упражняться в молитве, то всевозможно храните в себе при всяком вашем занятии молитвенный дух, то есть имейте в памяти Бога и всячески напрягайтесь умными очами зреть Его пред собою со страхом и любовью, и, чувствуя Его пред собою сущим, с благоговейною покорностью во всех своих делах предавайте себя Его ‹воле›… Вот в чем состоит сокращенно дух молитвенный!.. Всячески нужно стоять против духа произвольности… Сей дух нашептывает: это мне не под силу, на это у меня времени недостает… или обязанности послушания препятствуют, и многое подобное. Кто слушает его, тот никогда не навыкнет молитве» [2].

Стоит ли говорить о том, что молитва – это напряжение всех сил? Наверное, стоит, потому что, увы, достаточно часто встречаешься со случаями, когда люди думают, что напряжение в молитве, принуждение себя к молитве свидетельствует о недостаточности своей собственной молитвы, о неправильности. На самом деле это, конечно, не так. Как раз трудности в молитве совершенно естественны для монаха, так же, как для моряка естественно встречаться с бурями, опасностями, разными чрезвычайными ситуациями на корабле. Преподобный Макарий Оптинский говорит по этому поводу: «Когда… вы не можете так, как должно, молиться… то неужели надобно совсем молитву оставить? Напротив, надо себя нудить к молитве, хотя бы и противилось тому сердце…» Помните: молитва это дар, – говорит старец, «а не собственность, и надо сей дар заслуживать не одной молитвой, но и прочими благими делами – смиренномудрием, простотой, терпением, простодушием…» [3]

Если с молитвой всё в порядке, то в какой-то момент – хотя трудности никуда не деваются, а иной раз и накапливаются – всё становится преодолимым. Преподобный Иустин Сербский говорит: «Сердце может стать для человека как великим даром, так и великим мучением. Нечистое сердце – это неимоверное мучение, целый ад, тамо гади, ихже несть числа (Пс. 103:25), по слову преподобного Серафима Саровского. А чистое сердце – это великий дар, невыразимая радость, неизреченное блаженство, целый рай. Если кто-то спросит, что такое рай в нашем земном мире, то безошибочный ответ будет один: рай – это чистое сердце. Если очистит человек свое сердце, вот и рай на земле, вот блаженство, о котором не ведают другие земные существа».

И в заключение поделюсь своим отрицательным опытом, которого сподобился совсем недавно. Благословением Святейшего Патриарха я был возвращен в монашескую жизнь, поскольку являюсь наместником Новоспасской обители. Поначалу ходил с братией на братские молебны, на вечерние правила, даже старался подать в этом пример. Потом пришли новые послушания, которые стали занимать время допоздна. И я начал выкраивать время на отдых за счет утренних, вечерних богослужений. А в результате, перестав приникать к этому источнику единой, братской церковной молитвы, я потерял молитву келейную. И до тех, пока я не понял, что со мной происходит и не вернулся на братские молебны, моя жизнь была очень трудной. Сейчас она тоже не слишком легкая, но благодаря очень простому деланию: ходить на братский молебен и вечером на правило – стала гораздо радостнее. Вот этой радости в изобилии всем вам от всей души желаю. Спаси, Господи!

_______________________________________________________________________________

[1] Афанасий, митрополит Лимасольский. Основные этапы духовного пути монаха. Главные трудности и препятствия. Роль игумена как духовного руководителя. Доклад на Международной конференции «Монашество России и Кипра: духовно-культурные связи» (Республика Кипр, г. Никосия. 1–2 ноября 2018 года). [Эл. ресурс]. URL: https://monasterium.ru/doklady/monashestvo-rossii-i-kipra/osnovnye-etapy-dukhovnogo-puti-monakha-gla... (дата обращения: 23.09.2019).
[2] См. Феофан (Говоров) еп. Собрание писем. Вып. 5. Письмо 937. О молитве устной, умной и сердечной. – М.: Типо-Литогр. И. Ефимова, 1899 (репр. переизд.: М.: Правило веры, 2000).
[3] Душеспасительные поучения преподобных Оптинских старцев: В 2-х т. – М.: Введенская Оптина пустынь, 2003. Т. 1. С. 421.