Доклад епископа Петергофского Силуана, ректора Санкт-Петербургской духовной академии на круглом столе «Богослужение и молитва как средоточие жизни монашеского братства» (Воскресенский Новодевичий женский монастырь Санкт-Петербурга, 24–25 июля 2019 года)

---

Установление такого распорядка дня, когда равномерно чередуется труд и молитва, – является основополагающим условием для нормальной монастырской жизни. Уже в одном из древнейших уставов общежитийного монашеского жития «Уставе преподобного Пахомия Великого», а точнее – в «Уставе Тавеннисиотского общежития» в интерпретации святителя Феофана Затворника, мы видим, что жизнь монашествующих регламентировалась и упорядочивалась богослужениями суточного круга, в той стадии, в которой они сформировались в середине IV века.

Так Ангел, явившийся преподобному Пахомию, «заповедал днем совершать 12 молитв, и столько же вечером и ночью, да 3 молитвы в 9-м часу. Это молитвословия, на которые собирались все вместе в церковь. Дневное было совершаемо в полдень; вечернее – пред заходом солнца; ночное – в полночь; девятичасовное – в 9-м часу, по нашему в 3 пополудни» [1]. Богослужебная традиция тавеннисиотов в вопросе времени совершения опиралась на практику тогдашних общественных богослужений в приходских храмах Верхнего Египта: вечерние монашеские службы приравнивались к совершению 9-го часа, вечерни и панихиды ночные – к совершению утрени, дневные – к часам 3-му и 6-му, а также Литургии [2].

Помимо так называемых «собраний», то есть общей молитвы, уже в киновиях преподобного Пахомия возникает и обязательное келейное правило: в каждом из домов монастыря в час рассвета совершалось особое молитвословие, а вечером читались шесть молитв. Есть мнение, что добавление этих келейных молитв уже связано с преемниками преподобного Пахомия – преподобным Орсисием и Феодором Освященным [3].

О важности участия в богослужениях суточного круга, говорит тот факт, что опоздание в церковь по уставу преподобного Пахомия считалось нарушением законов иноческого жития и опаздывавший подвергался епитимии. Также стоит обратить внимание на 142 пункт устава, где говорится: «будет ли брат плыть по реке в лодке, или будет в дороге и в поле, или на каком-либо ином послушании вне обители, часов псалмопения и молитвы не должен пропускать» [4].

Обязательное регулирование монастырской жизни суточным богослужением видим мы в последующих общежитийных уставах, в том числе и в Типиконе преподобного Саввы Освященного. Так, Кирилл Скифопольский, жизнеописатель преподобного, повествует о строгости правила участия монашествующих в богослужениях суточного круга: в то время как святой император Юстиниан обсуждал со своим квестором ходатайство преподобного Саввы, сам старец «отойдя недалеко тайно читал Давидовы псалмы и совершал службу 3-го часа», а на упрек своего диакона в невнимании к царю ответил: «Они, сын мой, делают свое дело, а мы должны делать свое» [5].

На Западе здравое соотношение молитвы и труда монашествующих регламентировал Устав преподобного Венедикта Нурсийского, подробно рассматривающий вопросы совершения богослужений в зимнее и летнее время, ночные богослужения и бдения в память святых, чин псалмопения. На вопрос «Сколько каждый день совершать богослужений?» в Уставе преподобного Венедикта есть следующий ответ: «Пророк говорит: «Семикратно в день прославляю Тебя» (Пс. 118:164). Это священное седмиричное число мы исполним, совершая утреню, первый, третий, шестой и девятый часы, вечерню и повечерие» [6].

Постепенное формирование чинопоследований богослужений суточного круга находило все более яркое и подробное отображение в монастырских уставах. Жизнь монастыря определялась обязательным участием его насельников или насельниц во всех богослужениях суточного круга. Так в Уставе преподобного Феодора Студита мы видим интересный момент: теперь послушание монахов определяет их обязательное участие или неучастие в богослужениях суточного круга: «Надлежит знать, что после того, как мы совершим стихословие псалтири, на третьей Славе кафизмы канонарх трижды ударяет (в било), чтобы собрались те, кои еще изучают псалтирь, для совместнаго с нами пения канона, ибо они выходят (из церкви) до шестопсалмия и до того времени занимаются изучением (псалтири); потом трижды ударяет и на Хвалитех, когда должно читаться оглашение великаго отца и учителя Феодора» [7].

Интересны уставы монастырей Святой Афонской Горы, в которых нашли отображение элементы савваитского и студийского уставов в соединении с особыми местными элементами, воспринятыми от святых ктиторов афонских монастырей или появившимися в силу местных условий жизни. Более подробно можно ознакомиться с ним по изданию «Святогорский устав Церковного последования» [8]. В Уставе Великой Лавры, в главе о монахах мы читаем, что «они должны в обязательном порядке посещать установленные службы, бдения и церковные таинства во всяком благочестии и страхе Божием, кроме тех случаев, когда если у них есть уважительные причины» [9].

В русских монашеских общежитийных уставах довольно часто вопрос обязательного участия монашествующих в богослужениях суточного круга отсутствует. Объяснение этого видится в следующем – неопустительное посещение иночествующими богослужений является само собой разумеющимся для насельника монастыря. В Уставе преодобного Корнилия Комельского (XV век) читаем: «Наипаче потщимся, братия, исполнить весь чин церковной молитвы, как нам повелевают Божественные Писания» [10]. Нет конкретизации богослужебных последований – «божественного пения» кроме как завершения дневного богослужения Литургией: «По совершении Божественной литургии братия, выходя из церкви, идут в трапезу» [11]. Подобное видим и в «Духовной грамоте» преподобного Иосифа Волоцкого: «Еже поспевати к началу пения всякого, а со своего места на иное не преходите, а из церкви или из трапезы с пения не ходите прежде отпуста без благословения, кроме великия нужда; не беседовати, ниже смеятися на пении, а после пения в церкви и в трапезе не оставатися, а крылошаном имети брежение о церковном пении и о прочитании и о псалмех» [12].

В XIX веке мы видим уже иную картину в жизни русских обителей, когда посещение всех богослужений суточного круга становится не обязательным для труждающейся братии. Особенно это характерно для северных монастырей. Так в «Соловецком патерике» указывается, что «Утреннее богослужение обыкновенно начинается в три часа, а в праздники в два и в час пополуночи… Труждающиеся братия, большею частию, остаются для слушания полунощницы в храме Преподобных; но настоятель и все священнослужители, кроме больничных, обязываются находиться при всех службах в соборе. От утреннего богослужения не освобождается никто; поэтому будильник в начале полунощницы, помолившись пред местными иконами и приняв благословение настоятеля, оглядывает сперва клиросы и потом обходит всю церковь для поверки, все ли находятся у службы… По пропетии тропаря на “Бог Господь”, заведующий пекарскою и кухонною службами, сделав, по обычаю, поклонение пред местными иконами, принимает у настоятеля благословение на приготовление пищи и потом, с огнем от лампады у храмового образа, отходит на кухню для возжения очагов, на которых изготовляется пища. С началом чтения кафизм, иноки, послушники и богомольцы также уходят из церкви для занятий в урочных послушаниях, в которых и проводят целый день; остаются в храме для продолжения молитвы только священно-церковно-служители, старейшие иноки и больничные. Впрочем, старшим из монашествующих позволяется бывать у ранней литургии, если не делается чрез то опущений на послушаниях. После утрени, последовательно одна за другою, совершаются от трех до пяти ранних литургий... Поздняя литургия бывает в девять часов и на ней присутствуют настоятель и все священнослужители без изъятия… В четыре часа пополудни совершается одна за другою две ранние вечерни; благовест к поздней вечерни бывает в шесть, а зимою в пять часов, по окончании занятий на всех послушаниях, и потому в вечернем богослужении принимают участие все трудившиеся днем иноки и богомольцы» [13].

Святитель Игнатий (Брянчанинов) в «Аскетических опытах» пишет следующее: «Церковных молитвословий считается семь, но они совокупляются в три отдела: 1) Вечерня; 2) Повечерие; 3) Полунощница; 4) Утреня с первым часом; 5) третий час; 6) шестый час и 7) девятый час. Вечерня, с которой начинается служба каждых суток, отправляется вместе с повечерием и девятым часом, девятый час читается перед вечерней. Утреня отправляется с первым часом и полунощницей; полунощница читается перед утреней, первый час после утрени. Третий и шестый час читаются вместе с изобразительными, которые читаются после часов. Когда утреня соединяется с вечерней или великим повечерием, тогда молитвословие называется всенощным бдением. Оно отправляется перед великими праздниками, в честь праздников. Действие всенощного бдения на подвижника заключается в том, что проведший в молитве значительную часть ночи с должным благоговением и вниманием ощущает на следующий день особенную легкость, свежесть, чистоту ума, способность к богомыслию. Посему-то сказал святой Исаак Сирин: “Сладость, даруемая подвижникам в течение дня, источается из света нощных молитв (ночного делания) на ум чистый”. Божественная Литургия не причисляется к семи молитвословиям, она вне числа их, как особенное, священнейшее молитвословие, которым обставлено бескровное Божественное жертвоприношение. <…> Великая милость Божия к человеку – учреждение общественных молитвословий в святых Божиих храмах. Эти молитвословия установлены Апостолами, их святыми учениками и святыми Отцами первых веков христианства по откровению Свыше. <…> Блажен инок, всегда живущий близ храма Божия! Он живет близ неба, близ рая, близ спасения. Не отвергнем спасения, которое милосердием Божиим преподано нам, так сказать, в руки. Особливо новоначальный инок должен неупустительно посещать церковь. В лета старости и изнеможения, когда и годы и болезненность заключат инока почти неисходно в келье, он будет питаться тем духовным припасом, который собрал во время юности и крепости своей, приметаясь в дому Божием» [14].

Так, мы видим, что в древности для монашествующих посещение всех богослужений суточного круга было строго обязательным. Это и дисциплинировало монашеское братство, позволяя избегать праздности, и укрепляло братство великим общим делом – участием в богослужении. В настоящее время видится важным помнить опыт схиигумена Иоанна (Алексеева), столкнувшегося с редким посещением монахами богослужений суточного круга во вверенном ему Трифоно-Печенгском монастыре и с кротостью, неспешно изменявшего к лучшему сложившуюся ситуацию. Старец о распорядке дня своей обители писал следующее: «Работа начинается с 6 утра, обед в 10 часов, чаепитие в 2 часа, после чая работают до 5 часов. До нас работали до 6 вечера, я часик убавил и попросил братию, чтобы ходили в церковь к вечерне… С окончанием летних трудов, теперь прошу вас (братия), ходите в церковь почаще; очень редко ходите, точно миряне: ходите только по воскресным дням, надобно ходить и на буднях» [15]. Гармоничное распределение времени между послушанием и молитвой за богослужениями суточного круга, сопровождаемое неукоснительным примером начальствующих, всегда будет способствовать нормализации монашеской жизни, уберегая ее от опасных крайностей.

---

[1] Феофан Затворник, свт. «Древние иноческие уставы». 1. Устав преподобного Пахомия Великого. https://azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/drevnie-inocheskie-ustavy/1

[2] См. Скабалланович А.Д. Толковый Типикон.

[3] Алымов В.А. Лекции по исторической Литургике. https://azbyka.ru/otechnik/Pravoslavnoe_Bogosluzhenie/lektsii-po-istoricheskoj-liturgike/

[4] Феофан Затворник, свт. «Древние иноческие уставы». 2. Устав Тавеннисиотского общежития. https://azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/drevnie-inocheskie-ustavy/2

[5] Алымов В.А. Лекции по исторической Литургике.

[6] Феофан Затворник, свт. «Древние иноческие уставы». 5. Устав преподобного Венедикта. https://azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/drevnie-inocheskie-ustavy/5

[7] Феодор Студит, прп. Устав с Богом внутреннего устройства Студийского монастыря. О правильности в исполнении служб, 36. https://azbyka.ru/otechnik/Feodor_Studit/ustav-s-bogom-vnutrennego-ustrojstva-studijskogo-monastyrja...

[8] См. Святогорский Устав церковного последования. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра. Русский на Афоне Свято-Пантелеимонов монастырь, 2002.

[9] https://www.greek.ru/blog/Greek_style_life/ustav-velikoy-afonskoy-lavry.php

[10] Иоанн (Крестьянкин), арх. Настольная книга для монашествующих и мирян. Ч. 3. Вып. № 1. Устав преподобного Корнилия Комельского. https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Krestjankin/nastolnaja-kniga-dlja-monashestvujushhikh-i-mirjan/3_2

[11] Там же.

[12] http://www.monasterium.by/ustavy_i_dokumenty/ustavy/ustav-prepodobnogo-iosifa-volotskogo/

[13] См. Соловецкий патерик. https://predanie.ru/book/85392-soloveckiy-paterik/

[14] Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетические опыты. Т. 2. Гл. 13. Слово о церковной молитве. https://azbyka.ru/otechnik/Ignatij_Brjanchaninov/tom2-asketicheskie-opyty/13#note119

[15] Преподобный старец Иоанн Валаамский (Алексеев), схиигумен. Письма валаамского старца. Ч. 1. Жизнеописание старца. https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Valaamskij/pisma_valaamskogo_starca/1

Доклад епископа Тихвинского и Лодейнопольского Мстислава на круглом столе «Богослужение и молитва как средоточие жизни монашеского братства» (Воскресенский Новодевичий женский монастырь Санкт-Петербурга, 24–25 июля 2019 года)

---

Дорогие Владыки, всечестные отцы, матушки игумении, братия и сестры во Христе!

В моем докладе представлен опыт организации монастырского распорядка дня на примере ряда обителей Тихвинской епархии. При организации монастырского распорядка дня за основу мы берем Евангелие и святоотеческий опыт, Устав Русской Православной Церкви, Положение о монастырях и монашествующих, а также особенности монашеского уклада жизни в данном монастыре.

Монастырские правила, которые регламентируют жизнь наших обителей и их насельников, имеют смысл только в том случае, если мы руководствуемся ими исключительно для спасения души. Главным в них является не сама «буква закона», а то, к чему эти правила приводят братию или сестер: в идеале – к любви и духовному преуспеянию, очищению души от грехов и пороков, исполнению заповедей Божиих. Ни в коем случае они не должны быть направлены на подавление и уничижение личности монашествующего, но на укрепление его волеизъявления к подвижническому житию, братству и молитве. Организация монастырского распорядка дня должна быть составлена с учетом того, что в монастыре подвизаются иноки разных возрастных категорий, физического здоровья и предшествующего опыта жизни.

Основное служение монашества миру – это молитва: «Благодаря монахам на земле не прекращается молитва; и в этом – польза всего мира», как сказал преподобный Силуан Афонский. Основой монастырской жизни неизменно является аскеза, в первую очередь, молитвенное и покаянное делание. Этому должны быть подчинены все обязанности и послушания, которые возлагаются на насельников и насельниц монастырей как в самих обителях, так и за их пределами. Все остальные виды внешней деятельности – миссионерская, социальная, духовно-просветительская и иные – осуществляются обителями и монашествующими, не противореча молитвенному деланию. Об этом говорит нам великий святой XIX столетия, искусный в монашеском житии подвижник и святитель Русской Православной Церкви Игнатий (Брянчанинов). Братия должна неопустительно участвовать в общих богослужениях и исполнять келейное правило. Келейное правило определяется сообразно с духовным устроением инока, его физическими силами и исполняемыми послушаниями. Время для келейного правила должно быть четко прописано в распорядке дня обители и ее уставе.

Отдельно стоит коснуться темы послушания в монастыре. В нашем понимании это не просто работа, но духовное делание, от которого зависит внутреннее преуспеяние монашествующего. «Кто прилежен в телесных работах, тот таков же и в душевных», – пишет преподобный Феодор Студит. Игумену необходимо тщательно заботиться о рассудительном распределении послушаний, а также о гармоничном сочетании телесных трудов с молитвенными упражнениями братии, особенно придавая значение внутреннему молитвенному деланию каждого брата, усердию и постоянству в молитве. Игумен должен как можно лучше знать свою братию, например, из индивидуальных с ними бесед, ибо, по слову преподобного Феодора Студита, он «кормилец, который ходит своих детей, наставник, который любит и заповедует и приказывает».

Разумное отношение к монастырским трудам как к смиренной и бескорыстной жертве во славу Божию, осмысленному и свободному участию в нуждах обители, содействует духовному преуспеянию монашествующих. Труды братии совершаются без спешки и излишней нагрузки. По совести проходимое послушание приготовляет человека к усердной молитве. «Кто делит свое время между рукоделием и молитвою, тот тело укрощает трудом… а душу, которая, трудясь вместе с телом, вожделевает наконец отдохновения, располагает чрез то к молитве», – напутствует преподобный Нил Синайский. И совместная церковная молитва, и общие труды братии должны быть гармоничными, уравновешенными таким образом, чтобы оставались силы для внимательной келейной молитвы.

Однако молитва монашествующих не должна ограничиваться лишь временем богослужения и келейным правилом. Весьма назидательной в этом отношении является практика Ватопедской обители на Афоне, где во время общих послушаний братия творит вслух по очереди Иисусову молитву. По моему благословению несколько лет назад благочинный Тихвинского Богородичного Успенского монастыря иеромонах Ианнуарий пробыл Великий пост в Ватопедской обители, знакомясь с тамошней практикой монашеской жизни, распорядком дня и уставом. У братии, занятой такой устной молитвой, нет времени на празднословие и леность. Подобная практика применима и в наших монастырях, но только под руководством опытного духовника.

Польза духовному устроению монашествующих происходит от общих трудов, в которых, по возможности, участвует все братство. Общие труды укрепляют в братии дух взаимной любви, мир, единодушие и единомыслие, открывают правильное монашеское расположение и понимание того, что всё, делаемое ради Бога, велико в духовной жизни.

Священный сан не освобождает насельников от необходимости труда. Игумен подает в этом пример всей братии.

Все послушания исполняются не ради собственной выгоды, но исключительно ради общей пользы, чтобы братство могло обеспечивать себя и имело необходимые средства для развития. При этом следует помнить, что в монастыре необходимо заниматься лишь такими ремеслами, которые не являются искусительными и соблазнительными. Пример: в Свирском монастыре это огород, резьба по дереву, столярные и плотницкие работы. Пришедшие в монастырь взыскуют не справедливости и равенства, которые вообще невозможны в земной жизни, а спасения души.

При определении молитвенного правила новоначальным надо учитывать, что человек, у которого еще не сформировалось правильное внутреннее устроение, изнуренный постоянными физическими перегрузками и недосыпанием, становится раздражительным, безразличным к нуждам ближних, теряет качество молитвы.
При болезни или усталости брата правило уменьшается, ограничиваясь минимумом. Тогда человек на следующий день может с новыми силами исполнять то, что ему поручается, и уже то же самое молитвенное правило исполнять в полном объеме.

У братии должно быть минимизировано свободное время, потому что не каждый инок может употребить его с духовной пользой.

У многих монастырей Русской Церкви имеются подворья. Подворье – первая ступень для желающих отказаться от суеты мира и посвятить свою жизнь Богу. Это место прохождения необходимого искуса, где человек в качестве трудника сначала испытывает себя и свои силы в труде, послушании настоятелю и братии, в соблюдении монастырского устава. В моем понимании, любое подворье должно быть по внутреннему и внешнему своему устроению настоящим монастырем. Наше же призвание заключается в том, чтобы привести человека к Богу, познакомить его с уникальным для современного мира монашеским духом, укладом, особым опытом молитвы, уставом и традициями. К этому мы всеми силами и стремимся. Слава Господу, к нам приходят именно те люди, которые осознанно выбирают для себя трудный, но приносящий множество добрых плодов монашеский путь.

И пусть всем нам в этом помогут святые угодники, много сделавшие для развития монашеской жизни на северо-западе России: благоверный великий князь Александр Невский, преподобный Александр Свирский, всея России чудотворец, преподобные Антоний Дымский, Мартирий Зеленецкий, Арсений Коневский, Серафим Вырицкий и их ученики.

---

---

 

Доклад митрополита Архангельского и Холмогорского Даниила на круглом столе «Богослужение и молитва как средоточие жизни монашеского братства» (Воскресенский Новодевичий женский монастырь Санкт-Петербурга, 24–25 июля 2019 года)

---

Предложенный вашему вниманию доклад является частью сегодняшнего обсуждения, касающегося значения богослужения в развитии и благоустройстве жизни монашеских общин.

Говоря о приготовлении клирика к участию в богослужении, а это центральное место в жизни священника и священномонашествующего, мы сталкиваемся с двумя группами проблем. Первая – это проблема рутинизирования богослужения, то есть слишком привычное, автоматическое, слишком будничное отправление богослужений. Вторая – разного рода внутренние неустройства, которые препятствуют человеку, находящемуся в обители, отнестись к совершению службы как к центральному делу своей жизни.

По первому вопросу можно сказать следующее. Почему миряне приходят на богослужения в монастыри, почему приезжают в монастыри паломники? Потому что считается, что именно в монастырях богослужение совершаются наиболее четко, суточный, недельный и годичный круг отправляются наиболее чинно и проникновенно, – то есть мы смотрим на монастыри как на пример, эталон. С одной стороны, это так, а с другой – далеко не так. Недостаточно просто служить утро – вечер, недостаточно быть хорошим и знающим уставщиком – нужно каким-то образом чувствовать ритм богослужения, привлекаться сердцем к его лучшим образцам. Поэтому было бы хорошо, если бы братия монастырей, проходящих становление, посещала другие обители и имела бы возможность участвовать в образцовых богослужениях, видела, как совершаются бдения, как происходит одухотворение богослужения христианским духом, – потому что это самое главное. Ведь можно прекрасно и чинно служить и при этом быть жестокими и раздражительными людьми, не любящими службу и лишь рутинно ее соблюдающими. Этот момент узнавания для себя лучших практик очень важен: важно посмотреть, где существует традиция, как она восстановлена, как бережно к ней относятся.

Для того чтобы служба была четкой, ее нужно сделать внутренне согретой. Например, до революции существовала практика, когда в больших монастырях или в каких-то, определенных священной властью местах проходили общие говения. Такие собрания специальным образом организовывались, потому что это давало братии возможность почувствовать себя братией. Не только братией одной обители, но, что очень важно, еще и братией во Христе – всех друг другу. Люди несли свои мысли и боли в такой «общий котел», и духовный совет принимал это к рассуждению, это было темой общей дискуссии и общей молитвы. На общее говение, общее богослужение приглашался опытный духовник. Таким образом, в том числе, происходило одушевление богослужения в конкретных обителях.

Нам в таких вопросах есть над чем работать. Благодаря усилиям, которые прилагает Синодальный отдел по монастырям и монашеству, ситуация замкнутости монастырей, когда каждый предоставлен сам себе, начинает постепенно меняться. Но по-прежнему, не имея подобного живого общения, в монастырях практически не знают того, что происходит в других епархиях, подавно не знают, что происходит в поместных церквях и что вообще творится в мире. Здесь очень важно, чтобы руководители монастырей, епархиальные архиереи время от времени приглашали известных проповедников, людей со значительным духовным опытом – встречаться с братией, возгревать тепло и желание участия в службе.

Скажу также о том, что касается разных неустойств на местах. Например: когда в обители организована богослужебная чреда, никто не спрашивает, кого с кем определять служить в эту чреду. Но ведь совершение богослужения сродни полету в космос и здесь очень важна психологическая совместимость людей. Важно, чтобы это тоже учитывалось, и не было бы проблем, которые могли бы заставить служащих друг другу сказать: «Нет между нами Христа и не будет». Значит, нужно просто учитывать эти христианские «гигиенические» моменты, чтобы братия приходили сослужить в состоянии, когда между ними нет брани, они внутренне друг с другом примирены, и не просто сейчас пойдут от служб, а погрузятся в евхаристическое благодарственное состояние.

Есть и такой момент, к которому в большинстве обителей относятся с пренебрежением. Скажем, всерьез спрашивая собрата, как он готовился к службе, имеют в виду: «Ты всё правило прочел, и как там у тебя с постом?» Но это внешняя сторона. Человек не может всерьез участвовать в богослужении, если у него до позднего вечера послушания, потом он, возможно, должен выполнить еще какие-либо поручения, встречая гостей, и так далее. Игумену нужно постараться, чтобы клирики, священномонашествующие должным образом были ограждены за день-другой до совершения Литургии от чрезмерно тяжелых послушаний; чтобы для человека, которому предстоит нести ту или иную чреду, все выстраивалось таким образом, что наивысшим послушанием для него становилась Литургия. В эти дни он должен иметь возможность побыть наедине с собой, как-то подготовиться, физически не быть изнеможенным. Понятно, что мы говорим сейчас об идеале, но это то, к чему нужно стремиться. Если иеромонах с утра до ночи разрывается между послушаниями, то от него вряд ли приходится ожидать богослужебной сосредоточенности.

И конечно, участие в богослужении только отупляет, когда ты совершенно не пытаешься изучить, чем же ты занимаешься, не пытаешься связать совершение службы с богословием, не погружаешься в мысли святых отцов и духовный смысл происходящего. В таком случае никакого реального приготовления к богослужению не будет, будет внимание к частным аспектам. Любой скажет: «Да я приготовился – я совершил, я не ел, я поисповедовался…» И вот здесь встает вопрос о значении грамотно поставленной исповеди. Не секрет, что люди в священном сане, священномонашествующие порой годами не исповедуются, и так приходят к совершению Литургии. Атака дьявола на этих людей сильна особенным образом, и у них оказывается много такого «слежавшегося» греха, который они стесняются доверить собратьям. Формирование обстановки доверия друг к другу, возможности пойти исповедаться, не боясь, что потом тайна исповеди будет разглашена, – это важнейшее условие не только внутренней готовности к участию в богослужебной жизни обители, но и просто ведéния христианской общинной жизни.

И последнее что хотелось бы сказать. Важно, чтобы неслужащая братия старалась, при возможности, часто причащаться за Литургиями ежедневного круга. Святитель Иоанн Златоуст по этому поводу пишет: «Многие причащаются этой Жертвы однажды во весь год, другие – дважды, а иные несколько раз. Слова наши относятся ко всем, не только к присутствующим здесь, но и находящимся в пустыне – потому что они причащаются однажды в год, а иногда и через два года. Что же? Кого нам одобрить? Тех ли, которые причащаются однажды, или тех, которые часто, или тех, которые редко? Ни тех, ни других, ни третьих, но причащающихся с чистою совестию, с чистым сердцем, с безукоризненною жизнью. Такие пусть всегда приступают, а не такие ни однажды. Говорю это не с тем, чтобы запретить вам приступать однажды в год, но более желая, чтобы вы непрестанно приступали к Святым Тайнам» [1]

______________________________________________________________________________
[1] Иоанн Златоуст, свт. Полное собрание трудов. Т. 12. Кн. I. М., 2004. С. 153–154.

Доклад игумена Петра (Мажетова), настоятеля Свято-Косьминской пустыни Серовской епархии на круглом столе «Богослужение и молитва как средоточие жизни монашеского братства» (Воскресенский Новодевичий женский монастырь Санкт-Петербурга, 24–25 июля 2019 года)

---

Для начала я хотел бы предложить ответить на вопрос: чем отличается драматургия от литургии. Проще – чем отличается театр, театральная постановка от Литургии, Божественной Евхаристии. Представим себе – человек покупает билет, вероятно, заплатив значительную сумму, приходит в театр. Он надеется, что сейчас перед ним предстанет серьезная драма, актеры будут не просто играть, а жить в своей роли, проживать на сцене некую проблему. Он же станет созерцать сценическое действие, которое совершают актеры. В театральном зале одни – зрители, другие – действующие лица.

Можно сказать, что на Литургии происходит нечто подобное. Благочестивый мирянин приходит в церковь, покупает свечу, заказывает требы. Предположим, что в храме совершается праздничное богослужение, и он предвкушает, что сейчас увидит яркие облачения, услышит прекрасные песнопения, будет наблюдать за неким разворачивающимся сюжетом, который стараются до него донести певчие, чтецы, священник – в молитве, в возгласах раскрывающий смысл происходящего, диакон, от всей души произносящий ектеньи... Но на самом деле здесь возникает совсем иное. На самом деле, когда христианин приходит в храм, – всё уже сделал Христос. Он искупил нас Своей Кровью, жертвуя Собою, взошел на Голгофу, разорвал узы греха, воскрес и наше естество поднял на небеса.

Можно сказать, что в храме как раз Он является зрителем, а мы, люди, входящие в храм, – действующими лицами. На нас Господь от алтаря взирает и смотрит, как мы проявим свою молитву, свое усердие. Вот в этом отчасти приоткрывается смысл богослужения, смысл Литургии и отличие ее от театральной постановки.

Второй вопрос: чем отличается православное богослужение от богослужения, допустим, протестантов самых «классических» деноминаций. Протестанты приходят в свои молитвенные дома вспоминать о Боге, о Христе. Они читают Евангелие, благочестиво рассуждают о христианских истинах, евангельской нравственности – они вспоминаютХриста.

Православная же Литургия – это явление Самого Христа, в этом ее принципиальное отличие. Мы, приходя на богослужение, не просто вспоминаем о Боге, – мы входим в общение с Ним, соприкасаемся, погружаемся в Божественный мир.

Ну, и наконец, третье: отличие монашеской Литургии от Литургии на мирском приходе. Конечно, по большому счету, нет никакого различия. Но мы здесь говорим о молитве, о молитвенном раскрытии Литургии.

Мне вспоминается высказывание одного афонского старца: монах в келье приносит себя в жертву Христу, а когда приходит в храм, то там Христос приносит Себя в жертву монаху. Происходит некое взаимное проникновение. Сначала монах понуждает себя открыться Христу, отдается Ему в молитве, а когда приходит на Литургию, то сердцем постигает жертву Христа, посвященную ему самому. Вот это взаимное проникновение, такая духовная инверсия – явление очень важное для нас, монашествующих.

Почему именно монахи становятся молитвенниками? Почему часто к монаху Господь ближе, лучше его слышит? (Хотя, конечно, и люди, живущие в миру, могут погружаться в молитву и испытывать близость к Богу.) Напомню, как Серафим Саровский отзывался о монахах – он их называл сиротами. И действительно, монах – это сирота. Единственный, Кто для него является и отцом, и матерью… – это Христос. И вот на Литургии монашествующий действительно имеет такую блаженную участь – почувствовать прикосновение Христа. Но для этого как раз нужно вспомнить главное монашеское правило: келейно монах приносит себя в жертву для того, чтобы почувствовать, как в жертву ему приносит Себя Христос.

Здесь я хотел бы обратить внимание на пять аспектов, касающихся монашеской жертвы, жертвоприношения. И на тот интересный факт, что они созвучны Заповедям Блаженства.

Вспомним апостола Петра в пору, когда он был еще только учеником Христовым. Он воскликнул ничтоже сумняся при своих собратьях: все отрекутся, я один не отрекусь! Причем не постеснялся это сказать в присутствии всех. Но прошло буквально несколько часов, и он испугался вопросов служанки.

Вспомним, в какой момент Петр отрекся от Христа: когда Христа допрашивали, били по лицу, издевались, – Петр, как написано в Евангелии, сидел и грелся у костра, общаясь с людьми. Он как бы погрузился в некую душевную расслабленность, в то время когда Христос восходил на Голгофу. Это противоречие, противоположность чувств сделали свое дело – не позволили ему пойти за Христом. Петр не смог принести себя в жертву, он в этот момент был в другом настроении, в душевной расслабленности. Вот здесь как раз стоит обратить внимание на пять аспектов понятия жертвоприношения.

Первое: монах прежде всего должен иметь право на то, чтобы принести себя в жертву – как бы право войти в храм такого священноделания. Блаженны нищие духом, яко тех есть Царство Небесное… блаженны плачущие, блаженны кроткие... По сути дела, монах в течение дня своим монастырским служением, своим смирением, послушанием, отсечением воли – уготавливает себя на право келейно начать приносить себя в жертву Христу. Первые три заповеди раскрывают начало восхождения к этому деланию.

Второе: мало иметь право на такое делание, надо еще, как бы это парадоксально ни звучало, – возжелать этого. Блаженны алчущие и жаждущие правды. Что значит желать? С одной стороны, невозможно приходить ко Христу будучи «сытым» сердцем, так что сердце ничего не хочет.

С другой стороны, редко можно увидеть человека, который «голоден» сердцем, – он всегда чем-то успокоен, чем-то пресыщен – жизненным, бытовым, может быть, душевным. Очень важно действительно иметь сердце голодным. Не позволять себе на что-то так сильно «западать», чтобы когда ты придешь в келью, твое сердце было пресыщено неким жизненным, земным счастьем. Т

ы можешь быть пресыщен общением с братьями, или испытывать чувство радости от успешного выполнения послушания, – всё это естественно и невинно, но в то же время это мешает быть именно алчущим – голодным сердцем. В это время для монаха очень важно не отдаваться полностью монастырским радостям, скажем так. Нужно себя удерживать и, образно говоря, не допивать стакан до конца. Монашеская жизнь в этом отношении не должна быть пресыщена радостью в течение дня, монах должен хотя бы немного оставлять на келейное алкание.

Третий пункт исходит из второго – желание порождает способность. Когда человек пресыщен монастырскими послушаниями – в самом хорошем смысле слова, пресыщен радостями монастырской жизни, то он вдруг неожиданно ощущает, что ему трудно молиться: он устал, ноги болят и т.п. Почему? Потому что он не испытывает жажды и, соответственно, пропадают силы, чтобы напрягаться в поклонах, во внимательной молитве. Конечно, здесь очень важно сохранять, более или менее, физическую способность к монашескому молитвенному правилу. Когда человек очень много посвящает себя работе, безудержно отдается послушанию, то на молитву ему не хватает не только душевных сил, но и физических. Здесь мы вернемся к понятию алчущие и жаждущие правды: нужно быть способным алкать, жаждать Божественной правды, именно Самого Христа в молитве.

Четвертый пункт – это понимание молитвы, понимание, как в молитве принести себя в жертву. Тут, наверное, не стоит много говорить; по святым отцам, самое главное в молитве – это внимание, способность молиться без помыслов, без мечтаний, без фантазий. Очень важно понуждать себя молиться без помыслов. Как говорит об этом Иоанн Лествичник, – заключать ум в слова молитвы. Здесь раскрывается еще одна Заповедь Блаженства – блаженны чистые сердцем, – когда мы понуждаемся к чистоте сердца. Сердце ничем не переполнено, никакими желаниями, оно чисто, как белый лист.

И наконец, пятый момент жертвоприношения себя Богу – это решимость. Где-то в глубине моей души, в глубине моего «я» Бог разговаривает со мною и задает мне вопрос такой же, какой задавал апостолам: Чашу, которую Я пью, будешь пить? Крещением, каким Я крещаюсь, будешь креститься? (ср. Мк. 10:38)

Каждому из нас, монашествующих, в свое время Господь задал вопрос, и мы откликнулись: будем креститься, имамы пить Чашу. В глубине души, непостижимо для ума, а только лишь чувством сердца Господь, беседуя с нами, зовет нас за Собою. Эта решимость неизбежно возводит нас на вершину Заповедей Блаженства, и человек начинает для себя приоткрывать, кто такие блаженны миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся, – именно постигающие мир вокруг себя, внутри себя.

Далее, естественно, что когда человек начинает погружаться в молитву, испытывать чувство близости с Богом, он приобретает внутреннюю решимость быть изгнанным правды ради, испытать поношения от ближнего. Именно этот момент позволяет должным образом раскрыть для себя Таинство Евхаристии.

Простой пример: человек встречает тебя и говорит с большим чувством: «Здравствуй, друг!» А ты ему: «Здрасьте…» – неадекватно легко. Он тебе от всей души сказал «Здравствуй!», а ты ему просто «здрасьте». Вот так же можно сказать, что Литургия – это жертвенная любовь Христа, которая направлена к человеку, а человек к этому не готов. Он не готов так же ответить с любовью: Здравствуй, Господи! У него слишком холодное сердце, слишком рассеянный ум; можно сказать – он переполнен душевными радостями, он не может ответить с адекватным напряжением души: «Господи, я Тебя люблю!», так же, как Господь признается в любви человеку.

В завершение хочу обратить внимание еще на один момент и предложить такой образ. Одно время мне приходилось общаться с воспитанниками интерната, и я видел, как они обращаются к старшим. Они в каждом старшем видят отца, мать – хотят увидеть своего родителя. А настоящий родитель приходит раз в месяц, в лучшем случае, раз в неделю… Так вот люди в большинстве своем относятся ко Христу, как родители к своему ребенку, оставленному в интернате: раз в месяц приходят в храм, и то с какими-то просьбами, в то время как Бог действительно жаждет видеть их каждый день, каждый час…

Я раскрываю, можно сказать, общее отношение мира сего к богослужению. Мы, монашествующие, в этом отношении должны жить по-другому. У нас не должно быть формата «интернатских» отношений со Христом. Мы в этом отношении друг другу – ближние, домашние, ближайшие родственники. Каждый день, может быть, дерзну сказать, – каждый час мы имеем близость с Богом, у нас нет понятия «приду через неделю», мы в этом смысле должны быть как любящая мать и любящее ее дитя – постоянно вместе.

И последний штрих: у нас в монастыре в прошлом году произошел такой случай: в конце августа зацвел куст сирени. Оказалось, что весной были заморозки, и некоторые кусты сирени подмерзли. К августу они как бы «отошли» и зацвели. И этот момент меня как игумена почему-то успокоил: если создать в монастыре должное устроение, должные отношения друг с другом, то любой куст, под названием человеческая душа, любой твой брат – зацветет, пусть, может быть, не сразу, не все вместе, но каждый зацветет в свое время. Этому и должна способствовать вот эта связь: монастырская жизнь – келейное правило – и Божественная литургия.

---

---

 

Вступительное слово митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Варсонофия перед началом работы круглого стола «Богослужение и молитва как средоточие жизни монашеского братства» (Воскресенский Новодевичий женский монастырь Санкт-Петербурга, 24–25 июля 2019 года)

---

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, дорогие отцы наместники, матушки игумении, братья и сестры – участники круглого стола!

Сердечно приветствую вас в северной столице на заседании круглого стола, посвященного значению богослужения и молитвы в монашеской жизни.

Свое выступление мне хотелось бы начать словами святителя Иннокентия, митрополита Московского, который очень точно пишет о молитве: «Молитва есть дыхание духовного человека. Как дыханием телесный человек привлекает окружающий воздух и вдыхает из него жизненность и силу – так молитвою душа отверзает себя везде присутствующему Духу Божию и приемлет от Него жизнь духовную».

Весь жизненный уклад православного христианина, церковные правила и каноны, участие в богослужениях и Таинствах нацелены на то, чтобы направлять человека на путь спасения, помогать преодолевать склонность ко греху. Благодаря этому человек приближается к Богу, а также получает то, к чему стремится – преображение своей души. Безусловно, что это все относится и к тем, кто, оставляя суету этого мира, встает на не менее сложный путь – путь монаха.

Одним из главных деланий монашествующих является молитва. Она по существу становится духовным оружием, без которого невозможно преодолеть в себе все стремления ко греху. Поэтому справедливо можно сказать, что монашествующий – это человек молитвенного делания, так как вся его жизнь, любое его дело – молитва, ежеминутное приношение Христу. В связи с этим в различных монашеских уставах происходит разграничение имеющихся молитвословий как для храма – общие, так и для кельи – индивидуальные.

Справедливо отметить то, что как церковная, так и келейная молитва, а также возлагаемые на каждого насельника монашеской обители послушания должны быть распределены таким образом, чтобы на всё хватало и сил и времени.

Проведение совместных богослужений занимает особое место в жизни монашеской общины. Еще издревле, на заре монашеской традиции апостольские слова …непрестанно молитесь (1 Фес. 5:17) понимались буквально. Весь распорядок жизни древних монахов был полностью подчинен постоянному предстоянию Богу.

Рассматривая различные типы монашеской жизни (отшельнический, скитский или общежительный), мы увидим, что любой из них всегда был сопряжен с монастырским храмом. В основу всех литургических текстов, всего богослужебного круга легла Псалтырь. Ее чтение, на протяжении всего хода истории и развития монашеского делания, становилось обязанностью номер один.

Без сомнения, центром богослужебной жизни иноческой общины является Божественная литургия. Каждый монашествующий, пребывая постоянно в молитвенном подвиге, должен как можно чаще приступать к Святым Тайнам Христовым, соединяясь со Христом.

Для монаха, который отрекается от своей прежней жизни, обитель становится местом, где он открывает для себя Создателя. Прежде всего, он погружается в аскезу, помогающую монаху в борьбе с духами злобы поднебесными (см. Еф. 6:12). Неотъемлемой частью монашеского делания является келейная молитва. Молитва – уединенная беседа инока с Богом. Без нее невозможно представить в целом монашеское служение в современном мире. Как и тысячи лет назад, так и сейчас обители остаются местом непрестанного Божия присутствия, и это место невозможно представить без молитвы. Именно она является предпосылкой духовного роста монаха. Келья монаха, бесспорно, – его личное пространство, однако оно всецело принадлежит общежитию. Чем бы ни был занят монах в келье: отдых, молитва, чтение духовной литературы, размышление о своей жизни, он имеет тесную связь с остальной жизнью обители. Поэтому исполнение молитвенного правила, возложенного духовником монашеской братии, является литургическим продолжением всего того, что монах видел в храме. Здесь всего лишь есть некоторое отличие от устава: во-первых, личное правило должно выбираться по силам, а во-вторых – правило должно быть усилено при духовном возрастании инока. С другой стороны, духовная жизнь монаха не сводится лишь к одному правилу, читаемому в келье. Это всего лишь минимум, который становится необходимым. Следует подчеркнуть проблему постоянства исполнения данного молитвенного правила.

Как справедливо отмечает в своем известном труде «Приношение современному монашеству» святитель Игнатий Брянчанинов, келейное правило должно состоять не только из поклонов, определенного числа молитв и псалмов, но и также «из упражнения молитвою Иисусовою». На протяжении всего исторического пути монашество сделало эту молитву центром духовного делания. Как тогда, так и сегодня инок не должен пренебрегать этой молитвой, но прибегать к ней как к средству очищения своего сердца. Иисусова молитва предполагает внутреннее сосредоточение и искреннее покаяние у совершающего её. Краткость молитвы удобна для постоянного произнесения, что удерживает ум от рассеянности, а плоть – от воздействия страстей. Являясь неотъемлемой частью келейного правила, Иисусова молитва должна быть совершаема во всякое время и на всяком месте.

В наш век, когда приходится отвечать на вызовы современности, у братии монашеских общин возникает дилемма – исполнять с радением возложенное послушание или, отринув всё, углубиться в молитвенное делание. Совершенно очевидно, что сочетание послушания с внутренним молитвенным деланием помогают созиданию монаха, способствуют его внутреннему преображению и достижению искомой цели – соединению с Богом.

На этом хотел бы закончить свое слово и пожелать участникам круглого стола помощи Божией и успехов в работе.

---

---

"Монастырский вестник"