Монастыри и их пополнение

Доклад игумена Серафима (Котенева), благочинного Юрьев-Польского монастырского округа, настоятеля Свято-Успенского Космина-Яхромского монастыря на монашеской секции IV Епархиальных Рождественских чтений в Александровской епархии Владимирской митрополии (Свято-Успенский женский монастырь г. Александрова, 26 октября 2018 года)


"Никто не может прийти ко Мне,
если не привлечет его Отец"
Ин. 6:44

Естественная забота каждого монастыря – его пополнение. Проблема эта понятна: в монастырях «ни женятся, ни замуж не выходят» в силу обета целомудрия. Следовательно, в число насельников приходят люди извне, из мира. И это совместное действие Промысла Божия, устрояющего обстоятельства жизни, воздействующего на душу человека, и – свободной воли человека.

Поскольку в тематике докладов, предложенных к рассмотрению Синодальным отделом по монастырям и монашеству в рамках работы регионального этапа XXVII Международных Рождественских образовательных чтений в этом году, основной акцент сделан на состоянии новоначального, уже поступившего в обитель, мне бы хотелось взять темой доклада рассмотрение пограничного состояния, то есть причин и обстоятельств самого перехода из мира в монастырь. Они, эти обстоятельства, играют подчас решающую роль в духовном становлении новоначального.

Примеры для подтверждения основных положений взяты из житийных повествований о подвижниках благочестия XIX–XX веков. Они типовые для мужских и женских обителей, присущи любой эпохе и хорошо отражают основные закономерности процесса. Фактор влияния внешней среды – это отдельный вопрос, однако в рамках доклада он также по возможности рассматривается.


Причины ухода в монастырь

Рассмотрим сначала ряд причин, приводящих в своем сочетании или по отдельности к коренной перемене образа жизни – уходу в монастырь.

Семейное воспитание и религиозные впечатления детства и юности

В педагогике и психологии признается бесспорным влияние семейного воспитания на формирование личности – ее потенциальных возможностей, устремлений, мировоззрения. Поэтому исследование внешних стимулов к монастырской жизни необходимо начать с рассмотрения детства будущих монахов, а именно – исключительного влияния на ребенка благочестия религиозных семей.

Рассматривая религиозное семейное воспитание будущих иноков из различных сословий дореволюционной России, мы видим, что сословный, то есть имущественный и социальный факторы при этом особого значения не имели.

Так, из рода курских купцов Антимоновых вышли оптинский архимандрит Исаакий и его старший брат, наместник Киево-Печерской лавры, архимандрит Мелетий. Большую роль в их воспитании сыграл дед, Василий Васильевич Антимонов. «Отличаясь ревностью к посещению храма Божия и проводя вообще христианскую жизнь, он требовал исполнения религиозных обязанностей и от всей своей многочисленной семьи, главным распорядителем которой оставался до самой кончины» [1]. В крестьянской семье Судьбицких (Череповецкий уезд Новгородской губернии) трое из четверых детей стали монахами: иеросхимонах Иоанн, схиигумен Нил и иеродиакон Макарий.

Более значимы были роль и влияние родителей, особенно матери, в нравственном становлении детей. Пример материнской жизни во многом определял будущее решение детей уйти в монастырь. Так, у преосвященного Филарета (Гумилевского) «мать его, Настасья Васильевна, была образцом древнерусской благочестивой женщины. Убравшись с хозяйством, в праздничные дни она непременно шла в церковь, “чтобы совестливее было за стол сесть, дара Божия, хлеба-соли вкусить”. Она принимала странников, оделяла нищих» [2].

Большое значение имело и наличие в роду священства или монашествующих, а также внесемейное влияние на детей благочестивой среды: паломничества, встречи, отношения с лицами высокой духовной настроенности – иноками, странниками, юродивыми. Родители схиигумена Саввы (Остапенко; † 1980), посещая монастыри, часто брали сына с собой. Мальчик «по возвращении домой, делясь впечатлениями… говорил родным: “Вырасту, буду монахом”» [3].

Вышеприведенные примеры можно обобщить афонским присловьем, отражающим опыт многих поколений монашествующих: «Нельзя бросить всё на свете, если не увидишь на лице хотя бы одного человека сияние вечной жизни».

Применительно к современности влияние семьи как причина ухода из мира приобретает некоторые специфические черты. Детство многих нынешних насельников монастырей пришлось на советский период, и воздействие эпохи господствующего атеизма, как правило, коснулось их родителей. Само собой разумеется, что о получении религиозного воспитания в семье (за крайне редким исключением) не могло быть и речи. И здесь следует подчеркнуть особую роль представителей старшего поколения, поколения бабушек. В основном, именно они выступали инициаторами крещения и начального воцерковления детей. В жизнеописании оптинского инока Трофима (Татарникова), убиенного на Пасху 1993 года, читаем, что у него была глубоко верующая бабушка Мария[4]. Так же и пример выживших в гонениях исповедников православной веры во многом влиял на формирование в молодом поколении представлений о монашестве как идеальном пути спасения.

Следующим фактором, определявшим выбор иноческой стези и равным образом воздействовавшим на людей разных складов характера, было чтение. Схиигумен Антоний (Путилов; † 1865) в отрочестве получал книги, присылаемые его старшими братьями, ушедшими в Саровскую пустынь, и, характеризуя впечатление от одной из них, писал родственникам в монастырь: «У меня от этой книги одно на уме: пачпорт да Саровская пустынь, т.е. получить пачпорт, да ехать в Саровскую пустынь»[5].

В современных условиях значение фактора религиозного чтения значительно выросло, и его влияние просматривается у абсолютного большинства монашествующих. Речь идет о поколении насельников монастырей, уже не испытывавших недостатка в духовной литературе. Люди же, выросшие в условиях антирелигиозных репрессий советского времени, знакомились со словом Божиим с большими трудностями, подчас в чрезвычайных условиях. Так, архимандрит Кирилл (Павлов) вспоминает: «После освобождения Сталинграда нашу часть оставили нести караульную службу в городе. Здесь не было ни одного целого дома… Однажды среди развалин… я поднял из мусора книгу. Это было Евангелие. Я нашел для себя такое сокровище, такое утешение…» [6].


Кризисные ситуации и уход в монастырь по обету

При знакомстве с материалами, повествующими о судьбах монашествующих, обращает на себя внимание то обстоятельство, что со многими из них происходили различные события, ставившие человека на грань жизни и смерти, что не могло не влиять на решение самого насущного для православного христианина вопроса – об образе спасения души – и во многом определяло последующий уход в монастырь.

Глинский подвижник схимонах Пантелеимон (Криущенко; † 1895 г.) ребенком упал в реку и был спасен находившимися поблизости рабочими. В другой раз овин, в котором он спал вместе с братом, ночью загорелся. Когда Максим (мирское имя схимонаха Пантелеимона) вытащил из огня брата, крыша овина обрушилась. «Вспоминая прошлое, старец говаривал: “Меня всюду Господь хранил: в воде не утонул и в огне не сгорел”» [7].

С кризисными ситуациями тесно связана и тема обетов: когда дается обещание Господу при избавлении от угрожающих обстоятельств послужить Ему тем или иным образом, в том числе и избранием монашества. Наиболее типичные обстоятельства принесения обетов – болезни, уголовное преследование и тюремное заключение, участие в войнах и боевых действиях.

Преподобный Амвросий Оптинский вспоминал: «В монастырь я не думал никогда идти. Но вот раз я сделался сильно болен. Надежды на выздоровление было очень мало. Почти все отчаялись в моем выздоровлении, мало на него надеялся и сам я. Послали за духовником. Он долго не ехал. Я сказал: прощай, Божий свет! И тут же дал обещание Господу, что если Он меня воздвигнет здравым от одра болезни, то я непременно пойду в монастырь» [8].

Иногда обет принятия иночества давался не за свое исцеление, а за выздоровление другого человека.


Видения как мотив ухода от мира

Необходимо сказать, что в православной аскетике подробно разработана тема видений как одного из способов откровения – открытия Божией воли человеку. Святоотеческое наследие, признавая важность в деле спасения получаемых в подобных состояниях сведений, призывает, прежде всего, к очень осторожному, трезвому и взвешенному к ним отношению, дабы спасающемуся не уклониться с истинного пути, не впасть в прелесть.

Житийная литература описывает различные виды видений, как сонных, так и наяву, определивших, по мнению ушедших в монастырь, их иноческий выбор. Как вспоминал саровский пустынножитель схимонах Марко († 1817), однажды в отрочестве, поздним вечером, в состоянии между бодрствованием и дремотой ему было духовное видение Страшного Суда Божия. Ощущение оказалось столь сильным, что юноша целые сутки «оставался без слов, как бы в оцепенении. С тех пор единственным его желанием и целию всей его жизни было избегнуть лютой участи грешников, им виденной… Он решился посвятить жизнь свою на служение Богу в чине иноческом» [9].

К подобной категории биографических данных, связанных с измененными состояниями сознания, относятся и свидетельства людей, перенесших клиническую смерть. Об этом много написано. Из литературы явствует, что абсолютное большинство лиц, оказавшихся на грани смерти, уверовало в существование Бога, но случаев принятия впоследствии монашества известно немного.


Физические недостатки и душевные травмы как основание для избрания иноческого пути

Материалы источников свидетельствуют, что иногда именно полученное в результате несчастного случая увечье, или же врожденный физический недостаток служили основной причиной выбора иночества. Схимонах Валаамского монастыря Агапий (Молодешин; † 1905) вспоминал: «Я в монастырь ушел двадцати двух годов не по духовной ревности ко спасению, но по причине убожества (болезни глаз) и с братом разнонравия. Если бы этого не было, мне никогда и мысль не приходила идти в монастырь»[10].

Помимо физических недугов и увечий решению уйти в монастырь способствовали и душевные, психические травмы. Из них наиболее распространенная, судя по имеющимся данным, – утрата смысла дальнейшей жизни в результате трудных личных обстоятельств, в частности, неразделенной любви. Эти причины прихода к монашеству (последствия физических и душевных травм) могли реализоваться лишь при наличии благоприятного условия для такого выбора – духовного потенциала будущего монаха. Подобным образом и решение, принятое на фоне временного уныния и даже отчаяния, оставалось твердым лишь тогда, когда опиралось на уже имеющийся уровень религиозности либо на возникшее горячее стремление к духовному совершенству.

Воспитание детей в стенах обители как источник пополнения состава монастырей

Наиболее полно эта традиция до революции была представлена в северных монастырях, таких, как Соловки и Валаам, но бытовала она и в других регионах страны. Суть института трудничества заключалась в том, что родители по собственной воле на определенный срок отправляли своего ребенка для «безвозмездных трудов» в святую обитель. Так, в Соловецком монастыре в начале ХХ века количество трудников равнялось 500-700 человек, возраст трудников составлял 12-17 лет, наиболее принятый срок пребывания – год, с весны до весны. Заняты трудники были во всех отраслях сложного монастырского хозяйства, обучались навыкам ремесел, в монастырском училище для них преподавались чтение, письмо, арифметика, Закон Божий. Многие после годичного срока выражали желание остаться в монастыре, но одного желания было недостаточно, существовала продуманная система отбора, наблюдение за воспитанниками осуществляли монастырские старцы. Если было получено их одобрение, то, испросив родительского благословения на дальнейшее пребывание в монастыре, мальчик переводился в разряд послушников. В настоящее время традиции церковной педагогики возрождаются, в разных регионах страны при монастырях открываются учебные заведения, в частности, школы-интернаты для детей, оставшихся без родительской опеки.

Выводами первого раздела доклада можно лишний раз подтвердить богословскую трактовку указанной темы, выраженную словами аввы Пафнутия: «Первое призвание – непосредственно от Бога; второе – через людей; и, наконец, третье – по нужде. Для первого характерно некое вдохновение, которое исполняет сердце человека даже во сне, неудержимо влеча его к любви Божией, к заповедям Христа. Второе – через людей, когда кто воспламеняется желанием божественным посредством слова человеческого или влиянием святых людей. Третье – по нужде, в силу постигающих нас бедствий, опасностей для жизни, потери близких, родных, что толкает человека обратиться к Богу» [11].

Уход в монастырь, как правило – максимальное выражение религиозности. Причины, приводящие к монашеству, в исторической реальности проявляются в совокупности, комплексно. То или иное сочетание указанных основных мотивационных факторов можно проследить в каждой иноческой биографии, а в некоторых жизнеописаниях они присутствуют полностью. Решение, стимулируемое событием, даже если сам факт носит внешне сугубо мирской, светский характер, основывается на религиозном сознании верующего.


Обстоятельства ухода в монастырь

Выделим из всего многообразия личностных особенностей ухода наиболее значимые обстоятельства, порядок и последовательность которых составляют определенные этапы на пути к монастырю.

Старческое благословение

Отношение к благословению старцев как к непременному религиозно-нравственному условию ухода в монастырь – устойчивая традиция в монашеской среде. Духовная литература и личный опыт открывают нам различные формы старческого благословения, отличающиеся как по категориям подвижников благочестия (насельники монастырей, белое духовенство, миряне), к духовному опыту которых прибегали верующие, так и по способам обращения – очная и заочная формы, письменное обращение, использование фотографий. В разных формах давался и ответ: обстоятельная беседа, лаконичный ответ или иносказательный. Символический ответ мог быть выражен и в действии или во вручении предметов. Содержание ответа носило не только положительный или отрицательный характер. Нередко оговаривались более или менее отдаленные сроки поступления в монастырь, указывалась определенная обитель. Примеры этого мы видим в жизни едва ли не каждого подвижника благочестия.

Дара прозорливости, способности предсказать наиболее соответствующий личностным особенностям человека путь спасения, достигали и православные подвижницы. И, конечно, верующие обращались и к ним за ответом о наличии Божией воли на принятие монашества. В известном примере из Жития преподобного Серафима Саровского под именем затворника Досифея скрывалась старица Досифея, вошедшая в историю русского женского монашества как образец исключительно редкого подвига.

В качестве более традиционного обращения к духовной опытности инокинь приведем историю указания монашеского пути братьям Тимофею и Ионе Путиловым – впоследствии игуменам Оптиной и Саровской пустыней – старицей Московского Иоанновского девичьего монастыря монахиней Досифеей († 1853) [12].

Ныне прославленный иеросхимонах о. Иосиф (Литовкин; † 1911) в скит Оптиной пустыни поступил по совету своей сестры, монахини Леониды, насельницы Борисовской пустыни [13]. Один из последних оптинских старцев, иеромонах Даниил (Фомин; † 1953), решая свою судьбу, «…посетил схимонахиню Марфу в Алексеевском монастыре, и на заданный ей вопрос о монашестве она благословила его идти в монахи» [14].

Традиция обращения к старцам за благословением на уход в монастырь сохраняется и в наши дни.


Отношение родителей и юридические условия ухода в монастырь

Представление о необходимости получения родительского благословения на уход в монастырь было органическим элементом национального сознания и признавалось государственными властями. Можно рассмотреть три варианта развития событий в этом отношении, каждый из которых влек за собою определенное сочетание юридических и морально-религиозных последствий:

1. Родители охотно благословляют намерение сына послужить Богу в монашеском чине. Нередко и сами способствуют (религиозным воспитанием) подобному выбору своих детей. Примером классического образца получения родительского благословения является житие преподобного Серафима Саровского. Вследствие ранней смерти отца Прохор Мошнин воспитывался матерью. Эпизод его прощания с родительским домом позволяет представить, как проходили проводы сыновей в благочестивых русских семьях XIX века: «Собравшись совсем, они посидели немного, по русскому обычаю, потом Прохор встал, помолился Богу, поклонился матери в ноги и спросил ее родительского благословения. Агафья дала ему приложиться к иконам Спасителя и Божией Матери, потом благословила его медным крестом. Взяв с собою этот крест, он до конца жизни носил его всегда открыто на груди своей» [15].

2. Родители дают благословение, смиряя свое нежелание и уступая неотступным просьбам будущего инока. Здесь возможно установление временны́х сроков ухода, а также выдвижение родителями иных условий и обязательств (хозяйственных, или присмотра за родителями до их преставления) перед оставлением родительской семьи. Так преподобный Лаврентий Черниговский († 1950) оставался с матерью до конца ее земной жизни [16].

3. Уход тайком, без получения родительского благословения. Препятствием к осуществлению ухода в монастырь в дореволюционный период могли стать также социальные и юридические обстоятельства. Для непривилегированных сословий они возникали, чаще всего, в связи с проблемой уплаты податей, а также приобретением и наличием необходимых документов. Для дворянства – в связи с военной службой или принадлежностью к аристократии, судьбы которой не могли кардинально меняться без согласия Императора, как это наглядно видно на примере святителя Игнатия (Брянчанинова) [17].

Юридические трудности были одной из причин развития в крестьянской среде келейничества. Этот институт отмечен исследователями в разных регионах России. Келейничество было особым, приспособленным преимущественно к сельским условиям, родом отхода от мирской жизни без монастыря и пострига, но с соблюдением безбрачия и монашеского подвижничества.

Применительно к современному периоду можно отметить, что многими реалиями текущей действительности: юридическими (сокращение количества и доступность получения необходимых документов), экономическими (материальная обеспеченность оставляемых родственников, не вызывающая опасений), нравственными (признание за молодым поколением широкой свободы самоопределения) – практически сняты все ранее существовавшие проблемы поступления в обитель.


Выбор монастыря

К выбору монастыря относились с большой тщательностью, стремясь к максимально точному определению Божией воли о себе, являемой или через людей, или в последовательности событий собственной жизни, воспринимаемой верующим человеком как промыслительное действие Господа. Наиболее просто и безошибочно вопрос решался при обращении к духовному опыту подвижников благочестия. Зачастую это происходило при получении благословения на монашество, когда одновременно указывалось и название обители. Иногда же к старцам приходили только с этим конкретным вопросом.

При исследовании источников можно также выделить значительное число сведений, свидетельствующих о выборе монастыря в ходе паломнических странствий, когда, останавливаясь на время в той или иной обители и приглядываясь к укладу общины, составу братии, наличию и уровню духовных наставников, человек определял возможность своей последующей жизни в ее стенах. Существенное значение при выборе монастыря имел и географический фактор, то есть территориальная близость обители и степень ее известности в той или иной местности. Можно говорить о наличии традиции, по которой большая часть уроженцев данной области уходила в заранее определенный монастырь, с которым сложились устойчивые связи. Помимо земляческих, оказывали влияние и родственные отношения: нередко в одном монастыре подвизались родственники различной степени близости. Более редкий способ выбора монастыря – выбор по жребию – закладывание жеребьевых записок за икону; указание пути посторонним лицом, где в качестве жребия используется вопрос, после усердной молитвы обращенный к «случайному» встречному. Также избрание монастыря мистическим способом – в результате видений (сонных и наяву), особых духовных переживаний.

В заключение хочется отметить, что у любого из монашествующих память о том, почему и как он пришел в монастырь остается самой светлой на протяжении всего монашеского пути. Эта память, овеянная живым чувством ощущения близости Божией, дает возможность ответить утвердительно на всеобщий искусительный вопрос новоначального: «Мое ли это место?» и на всем пути укрепляет сознанием, что если уж Бог так привел на это поприще и это воля Его, то и дальше не оставит.



[1] Жизнеописания отечественных подвижников благочестия XVIII и XIX веков. М., 1906–1912. – Репр. изд. – Козельск: Свято-Введенская Оптина пустынь, 1994–1999. Август. С. 413.

[2] Жизнеописания… Декабрь. Ч. 1. С. 7.

[3] Савва (Остапенко), схиигумен. Опыт построения истинного миросозерцания. М., 2002. С. 8.

[4] «Боже наш, помилуй нас!» М., 2002. С. 17.

[5] Житие преподобного схиигумена Антония. – Свято-Введенская Оптина пустынь, 1992. С. 8.

[6] Кирилл (Павлов), архимандрит. Проповеди. М., 1999. С. 119.

[7] Жизнеописания… Декабрь. Ч. I. С. 237.

[8] Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. М., 1992. С. 10.

[9] Жизнеописания… Ноябрь. С. 60.

[10] Русский Паломник. 1998. № 18. С. 128.

[11] Слова аввы Пафнутия. Цит. по: Софроний (Сахаров), архимандрит. Рождение в Царство Непоколебимое. М., 2000. С. 14.

[12] Житие прп. схиархимандрита Моисея. – Свято-Введенская Оптина пустынь, 1992. С. 17.

[13] Житие оптинского старца Иосифа. – Свято-Введенская Оптина пустынь, 1993. С. 20.

[14] Духовный собеседник. № 1 (29). 2002. С. 56.

[15] Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. СПб., 1903. Ч. I. С. 42, 43.

[16] Преподобный Лаврентий Черниговский. М., 2003. С. 47.

[17] Жизнеописание епископа Игнатия (Брянчанинова). М., 2002.