Практические аспекты хранения монашеских обетов в современных условиях

Я очень рад находиться здесь с вами, будучи приглашенным живой Русской Церковью, по прошествии ста лет после возрождения Московского Патриаршества и менее тридцати лет – окончания жестокого советского гонения и возрождения монашества на мученической и святой Русской земле. Источником этой моей радости и причиной чести, оказанной мне приглашением, является Его Высокопреосвященство архиепископ Сергиево-Посадский Феогност, которому лично выражаю свою искреннюю благодарность.

Монастырские уставы и правила

Отцом отшельничества считается Антоний Великий (251–356 гг.  по Р. Х.), в то время как родоначальником общежительной жизни –  преподобный Пахомий (292–348 гг.). Эти два образа монашества впервые появились в Египте, распространившись впоследствии в Палестину, Сирию, Малую Азию, а позже и в пределы Константинополя. С конца VIII века имеются первые упоминания об  отшельниках в Греции, по большей части на Святой Горе Афон и в Метеорах, параллельно появляются первые городские обители в Константинополе.

Из всего этого динамического стремления к божественному родился – в его различных формах и проявлениях – образ жизни, всецело посвященной Богу, определились каноны и путеводители монашеской жизни и просияли великие святые, многие из которых запечатлели свой опыт и свой образ мышления в выдающихся сочинениях.

Так развилась целая традиция и письменность, в которых кристаллизируется мудрость святых отцов и подвижников. Такие монашеские центры как Лавра святого Саввы в Палестине или Синайская обитель, или Афон и Метеоры на Элладской земле, формируют собой очаги монашеского образа мысли и идеала, где взращивается молитва и мистическая жизнь, выражается богословие, развиваются творчество, гимнография и другие церковные искусства и, наконец, формируются уставы, каноны, правила жизни и т. д.

В IV веке появляются «Правила, пространно изложенные» и «Правила, кратко изложенные» святого Василия Великого, за ними последовал Устав святого Венедикта (540 г.). Каноны Пято-Шестого Вселенского (Трулльского) Собора (Каноны 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49) были написаны в VII веке (691–692 гг.); устав монашеской жизни Константинопольской обители излагается святым Феодором Студитом в начале IX века.

В этот период в свет вышли такие творения, как «Лавсаик, или Повествование о жизни святых и блаженных отцев» Палладия,  епископа Еленопольского (около 420 г.), «Лимонарь» Иоанна Мосха (около 620 г.), труды святого Ефрема Сирина, «Лествица» преподобного Иоанна, игумена Синайского, «Слова подвижнические» преподобного Исаака Сирина, «Книга вопросов и ответов» преподобного Варсонофия Великого и другие.

Всё это: каноны, сочинения, синаксарии, тропари и последования – образы, запечатлевшие очертания монашеского идеала так, как его переживала тогда Церковь, и так, как он позже во втором тысячелетии был передан и славянским народам, где большие монашеские центры, такие как Печеры в Киеве, Валаамская обитель, Оптина пустынь и др., обители сегодняшней Румынии, Сербии и всех Балкан превратились в духовные мастерские святости, места божественной благодати и благословения.

Основные монашеские обеты

Последование монашеского пострига содержит обеты [1], своего рода обязательства перед Богом новопостриженного; это последование продолжается облачением и заканчивается благодарением и славословием Господу, зачастую с совершением Божественной литургии. Те же обеты, даже если они и не даются в форме диалога, как в последовании Великой Ангельской схимы, дает перед Богом молчаливо каждый постригаемый инок, изменяя имя и облачаясь в монашеские одежды. Сии обеты он призывается исполнять, потому что они имеют силу присяги и клятвы для всех монахов.

Первый обет, исполнить который призывается будущий монах, касается отречения от мира, то есть отрицания всех мирских привязанностей и наслаждений. Жизнь отречения наша Церковь называет «всесовершенным житием». Она же есть не что иное как «креста и смерти обещание». Значение этой заповеди столь велико, что в «Лествице» преподобного Иоанна и «Словах подвижнических» аввы Исаака она ставится первым условием равноангельского жития.

Как говорится в соответствующей молитве, отречение значит:  забыть своих родителей, своих братьев, родственников, друзей, мечту о супружестве, заботу о личном имуществе, перспективу приобретения профессии и прибыльной работы; забыть об  удобствах и удовольствиях, о любой тщетной славе и наслаждениях и даже о самой жизни. И не только это, – отречение означает подготовку к духовной борьбе, чистоте души, добровольному уничижению и нищете и святому плачу.

Отречение означает борьбу за отчуждение всякого безразличия, прекословия, гордыни, рвения и ревности, зависти, ярости, хулы и роптания, тайноядения, дерзновения, злоречия и всякого рода окаянных вещей. И вместо этого – приобретение братолюбия, безмолвия, снисходительности и благочестия, исследование слова Божия, чистоту помыслов, подвиг, воздержание.

Всё это есть содержание первого монашеского обета перед Богом.

Существует и второй. Это обещание пребывания в монастыре и в постничестве до самого конца. Связь с духовным отцом, старцем, игуменом и всей братией должна стать нерушимой. Не существует малейшей возможности разрыва данной связи. Спасение монаха с этого момента проходит исключительно через братию, перед которой были даны обеты. Как Церковь в акривии благословляет брак и не признает какой-либо причины, могущей его расторгнуть, так еще в большей мере это имеет силу в монашестве. Разница заключается в том, что в браке может быть применена икономия по жестокосердию (Мф. 19:8). человеческому; но монашеский путь – это путь совершенства, и потому это путь акривии, а не икономии.

Третий обет – это послушание вплоть даже до смерти, и прозрачное изложение помыслов и «исповедание сердечных таин» духовному отцу. Что снова подразумевает «множайшии подвизи и брань» против дьявола. Данное послушание – тяжелый крест, но это безопасный путь освящения и спасения.

Стоит подчеркнуть, что в отречении мерою является заповедь Господня, во втором обете в течение жизни вплоть до ее окончания – решительность, а в послушании – смерть: предпочтительней умереть,  нежели нарушить обет послушания настоятелю [2].

Как четвертый обет следует принимать терпение в скорбях. Говорит Господь: терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21:19) и претерпевший же до конца спасется (Мф. 24:13). Оба этих изречения Господа были сказаны в моменты, когда описывались гонения на верующих и последняя мира сего. Монах обязуется следовать по пути крайнего послушания, быть алчущим, жаждущим, нищим, поносимым, поругаемым, порекаемым, гонимым, опечаленным, направляющим свой взор к награде на небесах (см. Мф. 5:12).

Последний обет – это обещание девства, целомудрия и благоговения, то есть страха Божия. Девство, чистота всей жизни души, ума и тела, является еще одним нерушимым условием борьбы монаха. Это обещание, с которого монах начинает свое продвижение,  и без которого упраздняется его призыв. К этому всему он обещает «исповедывати о уповании силы Божия, и в сих обетованиих претерпети даже до кончины живота своего, благодатию Христовою… Тому ангельски служити, и Тому всецело работати, горняя мудрствовати и горних искати». Вся жизнь монаха есть служение Богу и постоянное перед Ним предстояние.

Монашество и сегодняшняя действительность

Вторая часть названия данного доклада касается того, как современные условия могут повлиять на соблюдение монашеских обетов. Но, с вашего позволения, я изменю немного тему. Потому как проблема находится не в условиях современной жизни, но в современном способе мышления и в восприятии нашей эпохи, в том,  как современный человек может сохранить эти священные обеты.

Существовали периоды расцвета монашества, когда были прославлены великие подвижники и святые; и также периоды упадка,  в течение которых святость была труднодостижимой и более редкой. Таким периодом, похоже, является и наша эпоха. Молодые люди не вдохновляются верой и достижениями святости, рационализм ограничил надежду на чудо, технологическое всесилие не оставляет много места для Бога, обострения психических недугов основательно обессилили человека, перемена социальных устоев и узаконивание противоприродного образа жизни создают людей уступчивых, эмоционально чувствительных, уставших, без видения и духовных целей, без силы и энтузиазма.

Легкое общение облегчает рассеивание множества идеологий, теорий и взглядов, которые увеличивают смятение и, к сожалению,  создают людей либо без идентичности, легко идущих на компромисс,  либо склонных к фанатизму. Такие понятия как дух, душа, нравственность, вера, имевшие определенное значение на протяжении веков, ныне приобрели совсем иное содержание, отрешенное от таинства Бога и Его благодати.

Также чрезмерное акцентирование личных прав отрешает от прав (уставов) Божиих, как те выражаются в 118 псалме. Материализм, необузданное потребительство и эвдемонизм [3]  одурманивают тех, кто ими наслаждается; те же, кому это недоступно, озлобляются. И у всех вводится в обман их воля, что во многом затрудняет распознавание Божественной воли и ее принятия. Легкость доступа к религиозным знаниям посредством множества книг, интернета, конференций и речей, не сопровождаемая постоянным покаянием, смиренным подвигом и мистической молитвой, – как правило, усиливает самоуверенность, склонность к отчуждению, настрой на самоутверждение, эгоизм.

Все это создает трудности для ученичества, послушания, терпения. Эпоха не производит мудрых, героев и святых. Производит умных и ученых,  которые не имеют мудрости; сильных, не являющихся героями, и способных, не знающих святости. Горизонт присутствия Бога размывается. Церковная жизнь обмирщвляется, святость превращается в нравственное достижение и не считается плодом и даром Божественной благодати, совершенство становится  неправдоподобным. Во всей этой атмосфере монашество изменяется, да и монахи по-другому его воспринимают. Так становится реальным риск приступить к монашескому подвигу несозревшим и испугаться его трудностей впоследствии. Изначальный энтузиазм может сменить духовная усталость, и она превратит жизнь из пути освящения в жизнь с мирской экстравертностью, с множественной занятостью, общественной деятельностью и т. д. Жизнь без мудрости, героизма и святости не имеет связи с монашеством.

Условия монашеского соответствия сегодня

Дабы были соблюдены обеты, необходимы некоторые конструктивные основы в организации монашеской жизни и функционировании обителей и, конечно же, некоторые внутренние добродетели в жизни монахов.

Таким образом, необходимость устава – вдохновленного и продуманного, адаптированного под данную братию, устава, который будет соблюдаем без малейшего отступления, – является первым условием. Как пишет старец Эмилиан Симонопетритский, «где нет устава, воплощающего дух Евангелия, там нет единства мысли и духа, так что братия обречена на сокрушение. Самолет,  горящий в небе, не получает столь сокрушительного ущерба, сколько братия без единства мысли» [4].

Второе условие – это наличие мудрого старца, имеющего здравые отношения с монахами или монахинями, который вдохновляет, учит, укрепляет, умудряет, заботится, указывает на знамения Бога в душе каждого монаха даже в обыденности. Старец должен быть не только настоятелем и управителем братии, и не должен только увещать и прощать, но в первую очередь – быть отцом, читающим души, и богословом, ведающим Божие веление, Его знамения и истину. Отсутствие старца обессиливает изначальное призвание.

Но и сегодняшний монах, дабы соответствовать своим монашеским обетам, преодолевая современные вызовы, дабы не устать духовно и не сломаться, должен хранить в себе определенный образ мышления.

Первой его особенностью является сильная и непреклонная вера. Не только вера в виде соответствующего принятия догматической истины нашей Церкви, но, главное, вера как полное доверие Божественной воле и любви Бога и как неотступное желание общения с Ним.

В самом начале, с первого же момента поселения монаха в монастыре, ему нужно, как то утверждает святой Макарий в своем правиле, смотреть на монастырь как на Рай. И быть твердо уверенным в том, что его духовные братья – сродники ему в вечности [5]. И ввиду того, что Рай – это переживание трех первых плодов Духа Святого, т. е. любви, тайной радости и внутреннего мира (см. Гал. 5:22), потеря такого Рая ведет к дезориентации монаха и к его несчастью.  

Непрерывность борьбы монаха являет собой третье условие соответствия обетам, данным Господу. Уже в своем первом правиле Антоний Великий подчеркивает: «Прежде всего, молитву непрестанную изливай и всегда благодарение воссылай Богу за всё,  что ни бывает с тобой» [6]. И позже: «День и ночь боли о грехах своих»[7]. Такие основополагающие понятия, как «непрестанность», «день и ночь», «постоянство», – в борьбе монаха определяют последовательность в его призвании и пути.

Но и абсолютный дух, столь явно просматриваемый в «Лествице» святого Иоанна Синайского, есть основное условие осуществления монашеского призвания. Это ясно из определения, которое дает преподобный монаху: «Монах есть тот, кто, будучи облечен в вещественное и бренное тело, подражает жизни и состоянию бесплотных. Монах есть тот, кто держится одних только Божиих словес и заповедей во всяком времени и месте, и деле. Монах есть всегдашнее понуждение естества и неослабное хранение чувств. Монах есть тот, у кого тело очищенное, чистые уста и ум просвещенный. Монах есть тот, кто, скорбя и болезнуя душею, всегда памятует и размышляет о смерти, и во сне и во бдении» [8].

Монах в самом начале своего пути должен полюбить борьбу более чем победу [9]; смирение и послушание более чем подвиг; молчание более чем свидетельствование и слово [10]; послушание более  нежели собственное мнение; Божественную волю более своей, и свой собственный крест более нежели облегчение.

А когда умножился грех, стала преизобиловать благодать (Рим. 5:20). Наша эпоха, без сомнения, это эпоха преумножившегося греха. Но хотя это особо печально и пессимистично, в то же время данный факт в высшей мере обнадеживает. Наша эпоха имеет преизобилующую благодать, это эпоха, в которой монашество может получить расцвет и принести исключительные плоды святости.

Смирение есть единственный путь к благодати, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (Иак. 4:6), а вера является единственным хранителем призвания. Кто верует в Меня, у того… из чрева потекут реки воды живой (Ин. 7:38), и дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит (Ин. 14:12). Сии реки жизни и бόльшие дела есть не что иное в жизни монаха, как  энергия его призвания и его равноангельская жизнь. 

Данное семя нашего призвания мы и должны и можем достойно использовать, ибо Тот, Кто в нас, больше того, кто в мире (1 Ин. 4:4)

------------------------------------------.

[1] Вопрос I: Отрицаеши ли ся мира и сущих в мире по заповеди Господней?

Вопрос II: Пребудеши ли в монастыре сем и в постничестве, даже до последнего твоего издыхания?

Вопрос III: Сохраниши ли даже до смерти послушание к настоятелю, и ко всей во Христе братии?

Вопрос IV: Претерпиши ли всякою тесноту и скорбь иноческого жития, Царствия ради Небеснаго?

Вопрос V: Сохраниши ли ся в девстве, и целомудрии и благоговении?

[2] Некогда монахи отшельники посетили старца Памво, и каждый из них поведал добродетель собрата. Первый был великим постником, второй чрезмерно нестяжателен, третий стяжал в большой мере любовь (благотворительность). Четвертый пребыл двадцать два года в послушании. Тогда старец сказал: «Глаголю вам, добродетель сего более остальных, каждый из вас свою добродетель приобрел по собственному желанию, сей же, собственного желания отрешившись, иных желание исполняет. Сии мужи есть исповедники, если до конца сохранятся» (см. «Отечник»).

[3] Эвдемонизм (от греч. eudaimonia – счастье) – философско-этическая традиция и жизненная установка, согласно которым единственным или высшим (более предпочтительным, чем все остальные) человеческим благом является счастье. – Примеч. ред.

[4] Эмилиан (Вафидис). Трезвенная жизнь и аскетические правила. Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария.

 [5] См. Правила святого Макария.

[6] Правила Антония Великого.

[7] Правила Антония Великого.

[8] Иоанн Синайский, прп. Лествица. Слово первое «Об отречении от жития мирского».

[9] См. Никодим Святогорец, прп. Невидимая брань.

[10] См. Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические.