Доклад епископа Лидского и Сморгонского Порфирия, Председателя Синодального отдела по делам монастырей и монашеству Белорусского экзархата на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года)

Ваши Высокопреосвященства, Ваши Преосвященства, досточтимые отцы игумены, матушки игумении, братия и сестры!

Тема, которая заявлена в названии моего доклада, весьма обширна, но я постараюсь в пределах времени, определенного регламентом собрания, лаконично дать ответ на вопрос: каким образом, под каким углом история святости людей праведных пересекалась с историей Русской Православной Церкви в XX веке, с историей нашего народа.

Во все времена в лоне Церкви появляются подвижники, достигшие совершенства в Духе Святом. В священной истории Ветхого Завета на примере еврейского народа мы видим, что Господь посылал народу своих праведников и пророков особенно тогда, когда наступали тяжелые времена, чтобы люди, видя добродетельную жизнь посланников Божиих, отходили от греха и укреплялись в вере. XX век в истории нашего Отечества был отмечен жестокими гонениями на Церковь Христову, и в этом же XX веке в нашей Церкви был явлен сонм святых и подвижников благочестия – людей большого мужества и самопожертвования, которые с помощью Божией, несмотря ни на какие препятствия, шли к Свету, одерживали победу над грехом и преображали не только свою душу, но, во многом, и свое время, свою страну, стойко исповедовали свою веру, являлись носителями и выразителями церковного предания и подлинной христианской жизни.

Первосвятители и архипастыри, пресвитеры и диаконы, монашествующие и миряне – вся полнота Русской Православной Церкви представлена в лике святых и подвижников благочестия в истории нашей Церкви в XX веке. Обратимся к их жизнеописаниям.

В 1917 году поставляется Божией рукой на Патриарший престол Первосвятитель Тихон, чтобы взойти на свою Голгофу и стать святым Патриархом-мучеником. Он был первым Патриархом Русской Церкви после 217-летнего перерыва. По этому поводу сам Патриарх Тихон писал следующее: «Прав­да, пат­ри­ар­ше­ство вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся на Ру­си в гроз­ные дни, сре­ди ог­ня и ору­дий­ной смер­то­нос­ной паль­бы. Вероятно, и са­мо оно при­нуж­де­но бу­дет не раз при­бе­гать к ме­рам запрещения для вра­зум­ле­ния непо­кор­ных и для вос­ста­нов­ле­ния по­ряд­ка церков­но­го. Но как в древ­но­сти про­ро­ку Илии явил­ся Гос­подь не в бу­ре, не в тру­се, не в огне, а в про­хла­де, в ве­я­нии ти­хо­го ве­тер­ка, так и ныне на на­ши ма­ло­душ­ные уко­ры: “Гос­по­ди, сы­ны Рос­сий­ские оста­ви­ли за­вет Твой, разруши­ли Твои жерт­вен­ни­ки, стреля­ли по хра­мо­вым и кремлев­ским святыням, из­би­ва­ли свя­щен­ни­ков Твоих”, – слы­шит­ся ти­хое ве­я­ние сло­вес Тво­их: “Еще семь ты­сящ му­жей не пре­кло­ни­ли ко­ле­на пред совре­мен­ным ваа­лом и не из­ме­ни­ли Бо­гу истинному”. И Гос­подь как бы го­во­рит мне так: “Иди и разы­щи тех, ра­ди коих еще по­ка сто­ит и дер­жит­ся Рус­ская зем­ля. Но не остав­ляй и за­блуд­ших овец, об­ре­чен­ных на по­ги­бель, на за­кла­ние, овец, по­ис­ти­не жал­ких”» [1].

В январе 1918 года в московской газете «Фонарь» журналист Коровин рассказывал о том, как брал интервью у Патриарха Тихона.

– Ваше Святейшество, – спросил он, – в лекции комиссара по вероисповедательным делам Шпицберга было сказано, что после свержения царя и буржуазии предстоит последний поход – против Бога. <…>

Патриарх пожал плечами… и пророчески сказал:

– Не так легко свергнуть Царя Небесного, как царя земного [2].

Несмотря на то, что епископство в те времена, как и в древности при гонениях, сулило голгофские страдания, в Русской Православной Церкви находились очень мужественные души, которые сознательно и осмысленно на это шли.

Вскоре после прихода к власти большевиков, в январе 1918 года, был издан Декрет об отделении Церкви от государства, который, среди прочих мер, лишал Церковь прав юридического лица и предусматривал конфискацию всего церковного имущества. Финансирование из казны всех церковных учреждений, в том числе и Учебного Комитета при Священном Синоде, прекратилось. В 1918 году Учебный Комитет был закрыт, и Петр Федорович Полянский прибыл в Москву, где принял участие в деяниях Поместного Собора, состоя в его секретариате. В 1920 году Патриарх Московский и всея России Тихон предложил священномученику Петру принять постриг, священство и епископство и стать ему помощником в делах церковного управления. Предложение это было сделано в пору кровавых гонений на Церковь, когда замучены были уже многие священнослужители и более десяти архиереев. И священномученик Петр отнесся к призыву Первосвятителя как к призыву свыше, от Бога. Поведав брату и родным о предложении Святейшего Патриарха, он сказал: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то я буду предателем Церкви, но когда соглашусь, – я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор» [3]. Так, в 58-летнем возрасте он выбрал стезю, которая, по его же словам, оказавшимся пророческими, возвела его на Голгофу. «Русская церковная история, – писал он, – едва ли знает такое исключительно трудное время для управления Церковью, как время в годы настоящей революции» [4]. Его деятельность вызывала крайнее недовольство гонителей Церкви. В ГПУ был выработан план по устранению Митрополита Петра и учинению нового раскола.

25 марта 1944 года митрополит Алексий (Симанский) был вызван в Совет по делам Русской Православной Церкви для беседы по поводу деятельности архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого). Архиепископ Лука привлекал к служению по частным домам заштатное духовенство, активизировал проповедническую деятельность, что вызывало острое недовольство Совета. О своей деятельности он скажет: «При виде кощунственных карнавалов и издевательств над Господом нашим Иисусом Христом мое сердце громко кричало: “Не могу молчать!” И я чувствовал, что мой долг – защищать проповедью оскорбляемого Спасителя нашего и восхвалять Его безмерное милосердие к роду человеческому» [5].

Свое важное место в жизни нашей Церкви в XX занимало монашество. Практически все обители были закрыты, однако большинство монашествующих остались верными своим монашеским обетам. Некоторые монашествующие были причастны к судьбоносным событиям в жизни Церкви.

Преподобный Алексий Зосимовский был насельником и духовником Смоленской Зосимовой пустыни, располагавшейся недалеко от Троице-Сергиевой Лавры. Старчество стало главным делом его монашеской жизни. За советом к нему приезжали государственные деятели, епископы и архимандриты, священники и простые монахи, военные, врачи, чиновники, учителя, профессора и студенты, рабочие и крестьяне. Через подвижника и затворника старца Алексия Зосимовского, который из послушания участвовал в Поместном соборе, была открыта воля Божия русскому народу относительно кандидатуры новоизбранного патриарха. Описывается это так: «Из алтаря вышел старец о. Алексий в черной монашеской мантии, подошел к иконе Богоматери и начал молиться, кладя земные поклоны.<…> Молился старец долго. Затем встал с колен, вынул из ковчега записку и передал ее митрополиту. Тот прочел и передал протодиакону. И вот протодиакон своим знаменитым на всю Москву могучим басом медленно начал провозглашать многолетие. Напряжение в храме достигло высшей точки. “Патриарху Московскому и всея России Тихону!” – раздалось на весь храм, и хор грянул многолетие» [6].

Незадолго до революции, летом 1909 года в Сергиевой Лавре состоялся монашеский съезд, и старец Алексий был среди его участников. Его голос имел там большое значение, с его духовным опытом считались, и все с почтением прислушивались к его словам. Много внимания съезд уделил вопросам старчества. Вот что написал иеромонах Серафим (Звездинский) об этом событии: «Много утешения получил на монашеском съезде, беседуя со многими препо­добными старцами. На съезде особенно властно, горячо, убежденно говорил отец Алексий Зосимовский, большая часть постановлений была сделана прямо-таки под его непосредственным влиянием. Блаженны очи мои, видевшие сие, и уши, слышавшие мудрые, глубокие речи старцев» [7].

В июле 1930 года Рязанский отдел ОГПУ сообщил своему руководству в Москве, что в селе «Срезнево Шиловского района 11 июня по случаю престольного праздника имел место массовый наплыв богомольцев – всего около восьми тысяч человек. Такое большое скопление, как выяснено, объясняется тем, что в селе Срезнево служит в качестве священника некто Филарет. <…> Окружным отделом ОГПУ принят ряд срочных мер к парализации деятельности Филарета» [8]. Так рапортовали своему начальству сотрудники Рязанского ОГПУ об иеромонахе Филарете (Пряхине), впоследствии преподобномученике, насельнике Спасской Пронской Пустыни, который, несмотря на закрытие монастыря, хранил монастырский обычай: со списком чудотворной иконы Божией Матери «Споручницы грешных» ходил по селам. А на приходе, где он служил, был установлен день празднования этой иконы, когда туда стекалось до восьми тысяч богомольцев [9].

Священнический и диаконский чин в годы гонений на Церковь представлен замечательными священниками и диаконами, неутомимыми тружениками и исповедниками.

Великим утешением и духовной поддержкой в первой половине XX века для москвичей и не только стал протоиерей Алексий Мечёв, настоятель храма святителя Николая в Кленниках. Батюшка имел благодатный дар прозорливости, многим оказывал молитвенную помощь, предстательствуя за них перед Господом и принося избавление от трудностей и бед, за что неоднократно его вызывали на собеседование в ГПУ, запрещали принимать народ.

Когда умерла жена отца Алексия, и он пребывал в глубокой печали, его посетил отец Иоанн Кронштадтский. На вопрос отца Алексия: «Вы пришли разделить со мной мое горе?» – отец Иоанн ответил: «Не горе твое я пришел разделить, а радость: тебя посещает Господь, будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя – и тогда увидишь, что твое несчастье мало, незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет». По выражению одного из духовных чад отца Алексия, «верным и несменяемым стражем стал он у скорбного сердца человеческого» в это трудное для всех время [10].

Протодиакон Николай Тохтуев, впоследствии священномученик, на предложение сотрудничать с органами НКВД дал письменный ответ, в котором между прочим написал: «Что вы от меня требуете, то я сделать не могу. – Это мое последнее и окончательное решение. Большинство из нас идет на такое решение, чтобы спасти себя, а ближнего своего погубить, – мне же такая жизнь не нужна. Я хочу быть чистым перед Богом и людьми, ибо, когда совесть чиста, то человек бывает спокойный, а когда не чиста, то он не может нигде найти себе покоя» [11].

Многие благочестивые миряне, преодолевая страх смерти, проявили себя в те тяжелые времена как верные чада Православной Церкви, ревностно отстаивая право верующих исповедовать свою веру.

В день выборов в Верховный Совет 12 декабря 1937 года Иван Алексеевич Чернов, благочестивый мирянин, а впоследствии мученик, придя на избирательный участок, вместе с бюллетенем опустил в урну письмо на имя кандидата в депутаты от их района, в котором между прочим было написано следующее: «Мы, граждане Советской республики, считаем себя свободными гражданами по сталинской конституции. Можем свободно выявлять свои нужды от лица верующих в Бога и Святую Церковь. Посодействуйте за нас, дайте нам молиться Богу за весь мир и за Вас, чтобы нам под Вашим руководством проводить тихую жизнь и ходить в церковь молиться Богу, где мы ощущаем отраду души. <…> Вот что нам дороже всего земного богатства, всё на земле временно, а за гробом вечно» [12].

За это письмо Иван Чернов был приговорен к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, где он скончался от голода в лазарете.

История Русской Православной Церкви XX века и нашей страны очень поучительна. Сегодня собрано, обработано и систематизировано огромное количество свидетельств о том, через что прошла наша Церковь в XX веке. В каждом событии, в каждом жизнеописании того или иного новомученика или исповедника засвидетельствована определенная истина, определенный урок, имеющий большое значение для нас сегодня.

История их святости в истории нашей Церкви XX века подобна несокрушимому фундаменту, который возвел глава Церкви – Христос для того, чтобы Церковь выстояла, несмотря на огненные испытания. Благословением праведных возвышается город, а устами нечестивых разрушается, – говорится в книге Притчей (Притч. 11:11).

На протяжении всей истории человечества идет непрерывная борьба за человеческие души в разных масштабах и на разных полях боя: от личной жизни человека до таких государственных систем, при которых ведется контроль над всеми сферами жизни общества, и все, что связано с Богом и Его Святой Церковью, целенаправленно вытесняется. Эпоха мученичества, исповедания веры и верности Христу начинается тогда, когда мир сей открыто начинает воевать против Христа и Его Церкви.

Грубое давление, тюремное заключение, угрозы смерти, массовые репрессии, изощренные действия, направленные на раскол Церкви, стремление к полному ее уничтожению, периоды затишья и новые гонения… Русская Православная Церковь должна была выстоять в условиях все более ожесточающихся преследований. И она выстояла. Святые и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX века, известные нам и не известные, имена которых знает один Господь, которые противостояли безбожному засилию, каждый на своем месте, добросовестно и со страхом Божиим совершая свое служение, – явили необычайное мужество, мудрость, выносливость и стойкость в вере, тем самым засвидетельствовав непреложную евангельскую истину: Церковь Христова – не от мира сего, а Главой ее является Сам Господь, Который сказал: создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее(Мф. 16:18).

[1] Житие святителя Тихона (Белавина), Патриарха Московского и всея Руси // Монастырский хронограф [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://monasterium.by/biblioteka/pateriki/sobor-belorusskikh-svyatykh/svyatitel-tikhon-patriarkh-moskovskiy-i-vseya-rossii-1925-/ Дата доступа: 22.01.2017

[2] Интервью с Патриархом Тихоном: «Не так легко свергнуть Царя Небесного, как царя земного» // Православие и мир [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pravmir.ru/intervyu-s-patriarxom-tixonom-ne-tak-legko-svergnut-carya-nebesnogo-kak-carya-zemnogo/ Дата доступа: 22.01.2017

[3] Священномученик Петр (Полянский) // Православная энциклопедия «Азбука веры» [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://azbyka.ru/otechnik/Petr_Polyanskij/ Дата доступа: 22.01.2017

[4] Священномученик Петр, митрополит Крутицкий, местоблюститель патриаршего престола // Православие.ру [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://days.pravoslavie.ru/Life/life353.htm / Дата доступа: 22.01.2017

[5] Житие священноисповедника Луки, архиепископа Симферопольского и Крымского. Святитель-хирург // Православие и мир [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://lib.pravmir.ru/library/readbook/2291 / Дата доступа: 22.01.2017

[6] Русская Православная Церковь. XX век. М., 2015. С. 87.

[7] Иеросхимонах Алексий (Соловьев). Древо. Открытая православная энциклопедия [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://drevo-info.ru/articles/2992.html / Дата доступа: 22.01.2017

[8] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Февраль. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2005. С. 395.

[9] Там же.

[10] Святой праведный Алексий Московский // Православие.ру [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// http://www.pravoslavie.ru/54415.html / Дата доступа: 22.01.2017

[11] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Май. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2007. С. 47.

[12] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Март. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2006. С. 260.

Доклад наместника Данилова ставропигиального мужского монастыря Москвы архимандрита Алексия (Поликарпова) на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года)

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, досточтимые отцы игумены и матушки игумении, братия и сестры!

Ввиду того, что тема моего выступления: «“Светильники духа” – служение духовного наставничества монашествующих в годы гонений на Церковь в XX веке» слишком обширна, я полагаю ограничить ее рассказом о духовном наставничестве некоторых из братии Данилова монастыря в 1920–1930-е годы и в послевоенное время.

Данилов ставропигиальный мужской монастырь – старейший в Москве. За свою более чем семисотлетнюю историю он пережил годы расцвета и забвения, разрухи и возрождения. Именно Даниловой обители в годы страшных богоборческих гонений было суждено сыграть важнейшую роль в истории Русской Право­славной Церкви. В суровых условиях тех лет ее насельники сумели сохранить полнокровную монашескую жизнь. Это было, несомненно, связано с тем фактом, что 1 мая 1917 года настоятелем Данилова был назначен епископ (с 1923 года архиепископ) Волоколамский Феодор (Поздеевский). По воспоминаниям современников, это был монах строгой, по-настоящему аскетической жизни, вызывающий у хорошо знавших его людей глубокое уважение и любовь. До назначения в Данилов на протяжении восьми лет, с 1909-го по 1917 год, владыка Феодор был ректо­ром Московской духовной академии. Од­ной из главных своих задач он считал привлечение в монастырь ученых иноков и создание братства монахов-подвижников, подлинных защитников Православия, способных противостоять натиску всевоз­можных «революционных» и «реформаторских» течений в Церкви. Вслед за учителем в Данилов пришли многие его бывшие студенты, помощники и единомышлен­ники. Здесь нашли пристанище и многие архиереи, лишенные властями своих кафедр.

С самого начала своего существования новая власть в России занялась насаждением воинствующего безбожия. Уже с августа 1918 года было развернуто полномасштабное наступление на московские монастыри [1]. Когда в двадцатые годы обновленческий «епископат» с помощью властей захватил большую часть храмов, верующий народ перестал в них ходить – они пустовали [2]. В то же время храмы Данилова монастыря всегда были полны народа. Именно в эти годы монашеская жизнь в Данилове достигла необычайной духовной высоты. Обитель стала центром духовной жизни столицы, да и всей православной Руси. Верующие шли сюда помолиться на уставной монастырской службе, исповедоваться у опытных духовников, получить молитвенную поддержку, утешение и совет. Даниловская братия славилась своими духовниками, этими «светильниками духа», не давшими угаснуть пламени веры среди моря воинствующего атеизма, внедряемого безбожной властью в умы людей, особенно молодежи.

Самые известные из даниловских духовников – преподобный Георгий (Лавров); архимандрит Симеон (Холмогоров); архимандрит Поликарп (Соловьев); архимандрит Стефан (Сафонов); архимандрит Серафим (в схиме Даниил, Климков); иеромонах Павел (Троицкий). О них известно главным образом благодаря воспоминаниям их духовных чад, а также из следственных дел 1920–1930-х годов, которые в наши дни стали доступны для исследователей. С первых лет восстановления Данилова монастыря братия и сотрудники работают в архивах, стараясь по крупицам восстановить историю обители и ее насельников. Многочисленные отчеты об их исследованиях публикуются на страницах монастырского альманаха «Даниловский благовестник».

***

Одним из самых любимых даниловских батюшек тех лет был архимандрит (прославленный ныне преподобноисповедник) Георгий (Лавров), который почитался как московский старец. Постриженик Оптиной Путыни, в 1915–1918 годах он был последним перед закрытием настоятелем Мещовского Георгиевского монастыря Калужской губернии. В 1918 году он был арестован и приговорен к расстрелу, но чудесным образом спасся. Находясь в заключении в Таганской тюрьме в Москве, освоил основные медицинские навыки и помогал другим арестованным как санитар, а главное – тайно исповедовал заключенных.

В это же время в Таганской тюрьме находились многие архиереи, например, митрополит Кирилл (Смирнов), настоятель Данилова монастыря епископ Феодор (Поздеевский) и другие. Митрополит Кирилл, увидев в отце Георгии явный дар Божий к утешению страждущих, благословил его на старчество. Владыка Феодор после своего освобождения в 1922 году взял его «на поруки» в Данилов монастырь. Отец Георгий по послушанию принимал исповеди прихожан. Слух о нем быстро облетел всю Москву. В будни в маленькой церковке на первом этаже храма Святых Отцов Семи Вселенских Соборов, а в праздники – в Троицком соборе, около раки с мощами преподобного князя Даниила Московского, он принимал «скорбный московский люд, текущий рекой в заветный уголок утешения» [3].

По воспоминаниям монахини Екатерины (в миру Елены Владимировны Чичериной), отец Георгий «имел дар утешения и прозорливости. К каждому человеку у него был особый подход. Он как бы видел указываемый Богом жизненный путь человека и направлял его на этот путь. Многие, приходя к нему в беспросветной скорби, уходили облегченными. Часто можно было слышать: “От батюшки выйдешь – как на крыльях полетишь…” Помнится, в юности придешь к нему с огромным списком грехов, недоумений, вопросов. Все это смешано, неясно для самой себя. Смотришь, после первого же разрешенного греха или недоумения в списке уже почти ничего не остается, как-то сразу несколькими словами он ликвидируется, и вся эта длинная хартия становится ни к чему. И так станет легко и беззаботно, да батюшка и скажет, бывало: “У тебя, деточка, все хорошо”. И вполне и надолго успокоишься, и порхаешь себе пташечкой…» [4].

У отца Георгия окормлялись и монашествующие, и миряне – простой народ и интеллигенция. На каждой службе к нему на исповедь стояла большая очередь. Особенно много внимания он уделял молодежи. «Путь человека складывается смолоду, и потом трудно его изменить», – говорил отец Георгий. Из числа его духовных детей вышли ряд видных деятелей науки и культуры. Батюшка привлекал к себе людей своим добрым и простым отношением ко всем, душевной теплотой, умением утешать в скорбях и жизненных невзгодах. Он умел проникать в самое сердце человека и направлять его на доброе устроение всей жизни.

Агроном Игорь Константинович Фортунатов, духовный сын батюшки, позже сам прошедший за веру тюрьмы и лагеря, писал в своих воспоминаниях, что «отец Георгий учил внимательно относиться к людям и усердно исполнять свои семейные и служебные обязанности. Он требовал от духовных детей постоянства в вере и ежедневной молитвы, пусть краткой по необходимости, но внимательной и искренней, и доказательства веры добрыми делами. Всегда говорил, что нужно и можно быть подвижником в повседневной жизни. Батюшка советовал жить трудовой, размеренной, мирной и благочестивой жизнью. Не поощрял пустой болтовни о религии за увеселительным чаем и говорил, что веру нужно утверждать в себе, в семье и в окружающих постоянными добрыми делами, соединенными с молитвою» [5].

В 1928 году, еще до окончательного закрытия монастыря, архимандрит Георгий был вновь арестован. Обвинили его в том, что он якобы «играл роль “старца” в черносотенном Даниловом монастыре». Сообщалось, что «обслуживаемый им контингент состоял главным образом из интеллигентов, бывших людей, торгашей и т. д.», а также о том, что количество «духовных детей Георгия Лаврова достигало тысячи человек, причем они собирались у него большими массами, до трехсот человек и Лавров вел среди них антисоветскую пропаганду» [6].

Архимандрит Георгий был выслан в Казахстан сроком на три года. За ним последовали некоторые его духовные дети. Чтобы облегчить батюшке тяготы ссылки, его навещали московские чада, хотя путь был не близок и опасен. В тяжелых условиях отец Георгий заболел раком гортани и, возвращаясь из ссылки, скончался после Причащения, с Чашей в руках, в Нижнем Новгороде, 4 июля 1932 года.

Духовные семена, посеянные отцом Георгием в душах своих пасомых, принесли обильные плоды. И после смерти батюшки его чада держались вместе, стараясь друг друга поддерживать. Через полгода многие из них были арестованы и высланы из Москвы, но даже эти испытания не поколебали их веры, не заставили отойти от Церкви. Преподобный Георгий воспитал по-настоящему верующих православных людей, стойких воинов Христовых.

В 2000 году архимандрит Георгий был причислен Архиерейским Собором к лику святых. Святые мощи преподобноисповедника Георгия почивают в Покровском храме Данилова монастыря.

Трагична судьба еще одного Даниловского исповедника, архимандрита Симеона (Холмогорова), духовного друга и соученика владыки Феодора по Казанской духовной академии. В 1906 году отец Симеон был назначен на должность ректора Тамбовской духовной семинарии, а 7 апреля 1907 года был тяжело ранен одним из взбунтовавшихся семинаристов. Пуля попала отцу Симеону в поясной позвонок, вследствие чего нижняя часть тела осталась парализованной. Долгое время он мог только лежать. Впоследствии его поднимали, сажали в кресло и возили в церковь. Однако всякое движение было сопряжено с мучительными болями, которые не покидали его всю жизнь. Когда в 1917 году архиепископ Феодор был назначен настоятелем Данилова монастыря, отец Симеон последовал за ним.

Архимандрит Симеон пользовался всеобщей симпатией и уважением богомольцев. Трудно было определить, что являлось причиной этого, но совершенно бесспорно, что расположение к нему рождалось как-то самопроизвольно, с первого взгляда, – вспоминал прихожанин Данилова монастыря того времени Михаил Михайлович Макаров.

Сохранились воспоминания духовной дочери отца Симеона, игумении Иулиании, о том, как он принимал исповедников.

«Вся обстановка исповеди и самая исповедь у батюшки была особенная. Когда вы приходили, он надевал, лежа на своей кровати, епитрахиль и тушил электричество. Вы становились, по обычаю монастырскому, на колени у его кровати. Горела одна лампадка в киоте. Отец Симеон читал молитвы перед исповедью всегда наизусть, и начиналась исповедь с того, что он перечислял все те грехи, которыми он был грешен перед вами как духовник, и просил прощения. Потом он обычно сам начинал спрашивать, но спрашивал так, что вы, конечно, во всем были грешны. Батюшка не спрашивал никогда, как многие другие духовники и старцы: “Не оклеветали ли кого-нибудь?” А спрашивал: “Не обидели ли кого-нибудь, хотя бы выражением своего лица”. Не спрашивал: “Не лгали ли?” А ставил вопрос так: “Не прибавили ли, когда говорили, или в свою пользу, или чтобы было интереснее?” Если вы были больны, не спрашивал: “Не роптали ли на Бога?” А: “Вы были больны? А Бога благодарили?” Всё перечислить нет возможности. В конце исповеди у вас оказывалось такое множество грехов, что все ваше самомнение, какое у вас было, исчезало, и вы вдруг вспоминали еще куда больше своих грехов, чем перечислил батюшка» [7].

 

Одно из требований отца Симеона своим духовным чадам заключалось в том, чтобы никогда и ни в чем не было елейности: чтобы не было никаких разговоров о чудесах, если они случались или с ним, или с кем-либо из них, и вообще, чтобы не было никаких попыток показать свою якобы праведность [8]. Келейник отца Симеона, Михаил (Карелин), отмечал, что отец Симеон всегда был снисходителен к человеческим немощам, считая, что человек – одно, а немощи его – другое. Он мог даже в самой незначительной мелочи проявить большую любовь к человеку [9].

29 декабря 1936 года отец Симеон был арестован. В сентябре 1937 года осужден как «руководитель подпольной контрреволюционной организации церковников и монашества “Иноческое братство князя Даниила”». По материалам дела, он был расстрелян 9 сентября 1937 года во Владимирской тюрьме, но есть подозрения, что он умер в тюрьме задолго до этого.

***

Сохранились воспоминания еще об одном даниловском духовнике, преданном ученике епископа Феодора (Поздеевского) в Московской духовной академии – архимандрите Поликарпе (Соловьеве).

После того как в 1917 году владыка стал настоятелем Данилова, за ним в монастырь перешел и отец Поликарп, который некоторое время был иеродиаконом в Оптиной Пустыни. С 1920-го по 1927 год он был фактически наместником Данилова монастыря, так как владыка Феодор, начиная с 1920 года, почти постоянно находился под арестом или в ссылках и назначал наместников из числа братии.

Отец Поликарп был необыкновенно добрым человеком. Он выделялся среди братии особенной сдержанностью, скромностью, молчаливостью, сосредоточенностью. Казалось, что он постоянно молится про себя. Его духовные дарования сочетались с блестящей богословской образованностью. Братия и прихожане монастыря уважали и любили его. «Это была светлая личность, – вспоминал об отце Поликарпе архимандрит Даниил (Сарычев), почивший уже в наше время, в 2004 году, а в те годы бывший послушником и регентом в Данилове. – Кротость – необыкновенная, никогда никому вслух замечаний не делал. Заметит оплошность, подзовет человека и кротко с ним поговорит. И человек исправляется».

Каким отец Поликарп был духовником – мы узнаем из воспоминаний Михаила Ивановича Макарова: «Отец Поликарп обладал особым даром совершения исповеди. Те, кого он исповедовал, говорили, что у него необыкновенно легко исповедоваться, хотя он часто накладывал на исповедующихся епитимии. Но неоднократно приходилось слышать, что его духовные дети освобождались от закоренелых тяжких грехов и греховных привычек и, раскаявшись в них, никогда уже к ним не возвращались. Такова была благодатная сила совершения им исповеди и его молитв за духовных детей» [10].

Архимандрит Поликарп был в те годы духовником даниловской братии, сам же он был духовным чадом владыки Феодора (Поздеевского). На всех, кто был знаком с отцом Поликарпом, он производил неизгладимое впечатление. О том, какое влияние оказывал отец Поликарп как монах, как духовный руководитель на окружающих, какую светлую память оставил он о себе в душах людей, причем на долгие годы, можно судить еще по одному рассказу Михаила Макарова:

«Как-то после войны, году в 1946-м, я случайно встретился с Анатолием, бывшим монастырским звонарем-любителем. В разговоре вспомнили о Даниловом монастыре, закрытом в 1930 году. На мой вопрос, известно ли что-либо об отце Поликарпе, Анатолий отвечал:

– Мне ничего не известно. Я ведь как поступил в МГУ, так навсегда отошел от монастыря.

Потом Анатолий помолчал, раздумчиво посмотрел на меня и сказал:

– Миша, ты знаешь, я атеист. Но каждый раз, когда я вспоминаю Поликарпа, мой атеизм начинает рушиться, и я тут же стараюсь забыть Поликарпа, чтобы не стать снова верующим» [11].

Таким остался отец Поликарп в памяти знавших его людей.

Архимандрит Поликарп (Соловьев) неоднократно в 1920–1930-е годы был в заключении и ссылках. В 1937 году был вновь арестован, проходил по одному делу с владыкой Феодором и в октябре, почти в один день они были расстреляны.

***

Самым молодым духовником в Даниловом монастыре в 1920-е годы был иеромонах Серафим (Климков). Он родился в 1893 году в Галиции, принадлежавшей в то время Австрии (ныне Львовская область, Украина). Хотя в крае было сильно влияние католичества, семья Климковых исповедовала Православие. С 1915-го по 1919 год учился в Московской духовной академии, был учеником владыки Феодора, оказавшего решающее влияние на всю его жизнь. В 1921 году принимает монашество и поступает в Данилов монастырь. В обители его послушанием было принимать исповедь прихожан. В Данилов в то время ходило много народа. На исповедь выстраивались длинные очереди, и, пожалуй, одна из самых длинных – к отцу Серафиму. Батюшка был очень строгим духовником, но число окормляющихся у него с каждым днем все увеличивалось. Великим постом он мог исповедовать до трех часов ночи, часто доходил до полного изнеможения, а уходя – уносил с собой пачку тетрадей и листков, это были подробные исповеди, откровение помыслов и вопросы духовных чад. И каждому он потом письменно отвечал на все вопросы и недоумения. Отец Серафим требовал от своих пасомых полного откровения и послушания, и на себя брал ответственность за них перед Богом. Такой способ общения сохранился у отца Серафима на всю жизнь. Когда он скрывался от преследований и чада не могли приезжать к нему, он вел с ними переписку. Кто-нибудь из доверенных людей привозил ему письма, и батюшка обязательно отвечал каждому.

К отцу Серафиму ходило очень много молодежи. Бывало, что, попав к нему на исповедь случайно, как правило, становились его духовными чадами на всю жизнь. Как, например, Прасковья Емельяновна Мачкина (в схиме Даниила, †1999), даниловская прихожанка того времени, одна из немногих доживших до возобновления монастыря. Матушка рассказывала, как она стала духовной дочерью отца Серафима. Семья Мачкиных жила недалеко от Данилова, однажды юная Паня с мамой пришла на исповедь и попала именно к отцу Серафиму. Батюшка сразу велел ей неделю говеть и в следующий раз написать полную исповедь. Паня сначала решила, что всё это слишком тяжело для нее, но очень скоро стала одной из самых усердных и преданных чад. Это изменило всю ее жизнь – она стала активной прихожанкой, помогала даниловской братии в тяжкие годы гонений. В их доме под Каширой несколько месяцев жил, скрываясь от новых арестов, архиепископ Феодор, хотя это было опасно и для самой Пани.

В 1927 году архимандрит Серафим был впервые арестован и сослан на пять лет на Север, в город Обдорск (ныне Салехард). После освобождения жил под Москвой, в 1936 году поселился вместе с другими даниловцами в городе Киржач под Владимиром. В 1937 году чудом избежал ареста и расстрела вместе со всеми. Батюшка, скрываясь от «органов», нелегально жил у своих духовных детей под Москвой, переходя от одного к другому. В первые месяцы войны оказался на оккупированной территории, пешком добрался до родных мест на Львовщине и там всю войну служил в храме. В 1945 году мог уехать к родственникам за границу, но ради своих пасомых остался. Вскоре был арестован, осужден на 10 лет лагерей. После освобождения в 1956 году жил в Москве, по-прежнему окормляя многочисленных духовных чад.

Как и все даниловские насельники, отец Серафим пострадал за веру, но ни аресты и допросы, ни годы ссылок и лагерей, ни десятилетия гонений и скитаний не сломили его. Начав свой пастырский подвиг в Даниловом монастыре в 1920-е годы, он самоотверженно продолжал его на протяжении полувека. Скончался отец Серафим 14 февраля 1970 года; похоронен на Котляковском кладбище в Москве.

***

Как и все священнослужители в нашей стране, даниловская братия не избежала репрессий конца двадцатых – начала тридцатых годов и кровавого 1937 года.

После окончательного закрытия Данилова монастыря монашествующие, несмотря на все трудности, несмотря на то, что постоян­но подвергались арестам и ссылкам, и в миру старались по возмож­ности держаться вместе, жить хотя бы небольшими общинами, поддерживать общение между собой (и лично, и через переписку), чтобы была возможность совместной молитвы, помощи и поддержки друг друга, чтобы продолжал существовать Данилов монастырь, чтобы продолжалась монашеская жизнь. И конечно же, были преданные чада, даниловские прихожане, которые не оставляли своих духов­ных отцов в это трудное время. Продолжала существовать не только даниловская братия, но и даниловская община верующих.

Общение монашествующих между собой, их совместное проживание, контакты с окормляемыми создавали удобный повод для того, чтобы власти смогли сфабриковать фальшивые групповые следственные дела, по якобы «разоблачению» контрреволюционной организации «Всероссийское иноческое братство».

В 1937 году почти все насельники монастыря, около двадцати человек, проходившие по «делу о даниловском братстве» и другим делам, вместе со своим настоятелем архиепископом Феодором (Поздеевским) приняли мученическую кончину. Несколько десятков преданных даниловских прихожан также были осуждены и отправлены в лагеря и ссылки. Но даниловская духовническая традиция не была прервана, она хранилась в сердцах выживших даниловцев и, благодаря их воспоминаниям и рассказам, дошла до нашего времени.

И в заключение хотелось бы привести воспоминания монахини Анны (Тепляковой), даниловской прихожанки тех лет. Она рассказывала, что годы такие были, что люди тянулись к крепкой молитве. В Даниловом монастыре был именно монашеский дух, была сильная духовная настроенность как монастырских насельников, так и мирян. В Данилов шли молиться и молились так, что не было суеты, не было мирского духа – как будто все, кто стоял в большом соборе, были монахами. Огромное было влияние насельников на мирян, – многие, кто ходил в то время в Данилов монастырь избрали монашеский путь [12].

И этот даниловский молитвенный дух, эту верность Церкви, эту несгибаемую веру помогли пронести через годы тяжелейших богоборческих гонений даниловские духовники. Эти «светильники духа» воспитали целое поколение верующих людей, готовых на любые лишения и испытания ради веры. Именно благодаря им не прервалась и дотянулась до нас эта нить настоящей веры. И эта вера ведет все новых и новых людей в Царство Небесное. 

[1] См.: Козлов Владимир. Москва безбожная // Московский журнал. № 3. 1991. С. 68.

[2] См.: Анна (Теплякова), монахиня. Воспоминания. – М.: «Новая книга», 1998. С. 40.

[3] Цит. по: У Бога все живы. – М.: Даниловский благовестник, 1996. С. 19.

[4] Там же.

[5] Там же. С. 165.

[6] Там же. С. 45.

[7] Архимандрит Симеон. Даниловский благовестник. 1999. Выпуск № 10. С. 45.

[8] Там же.

[9] Там же. С. 50.

[10] Макаров М.И. Сокровенная память души. – М.: Данилов мужской монастырь. С. 177.

[11]  Там же. С. 182–183.

[12] См.: Монахиня Анна (Теплякова). Воспоминания. С. 40–41.

Доклад настоятельницы Борисоглебского Аносина ставропигиального женского монастыря игумении Марии (Солодовниковой) на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года)

Начиная разговор о женском монашестве, следует отметить, что данная тема исследована недостаточно и требует подробного  изучения и осмысления. Особенно это касается богоборческого периода истории России ХХ века, когда женское монашество было почти уничтожено, а действующих женских обителей на территории России к 1930-м годам практически не осталось. Поэтому так важно сейчас собрать и сохранить имеющиеся свидетельства людей, на чью долю пришлось трагическое испытание их веры и решимости следовать своим убеждениям.

Русская Церковь неоднократно принимала на себя удар от гонителей  как внешних, так и внутренних, но неизменно становилась сильнее после тяжелых испытаний. Такой светильник русского монашества, как преподобный Сергий Радонежский начал свои подвиги в тяжелейший для России период татарского ига. Как известно, он благословил князя Димитрия Донского накануне Куликовской битвы, победа в которой положила начало освобождению Руси от власти Золотой орды. В период Смутного времени подвизался преподобный Иринарх Ростовский, за благословением к которому приезжали предводители народного ополчения Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин, освободившие Москву от чужеземных захватчиков.

Но не только от внешнего врага страдала Церковь. В XVIII столетии начались реформы, сильно ослабившие ее: Петр Первый отменил патриаршество и ввел «Духовный регламент», Екатерина Вторая своим манифестом лишила монастыри владений, а больше половины из них были упразднены. Такое давление государства на Церковь привело к сращению светской и церковной властей, что самым губительным образом сказалось на Церкви, а  монашеские обители обеднели не только материально, но и в духовной жизни произошло оскудение.

Однако, несмотря на столь трагические последствия реформ, уже в XIX веке начинается расцвет монашества, появление новых подвижников и обителей высокой духовной жизни: преподобный Серафим Саровский, святитель Игнатий (Брянчанинов), святитель Феофан Затворник. Монастыри: Валаам, Саров, Дивеево, Оптина Пустынь и ее старцы. Очень много для возрождения общежительных монастырей сделал святитель Филарет Московский, при деятельном участии которого в Московской епархии появилось пять новых женских обителей и множество мужских монастырей и скитов.

В ХХ столетии Россию и русскую Церковь ждали новые испытания. Не будем подробно рассматривать причины революционных волнений в начале ХХ века, повлекшие за собой участие страны в мировой войне и, в итоге, октябрьский переворот 1917 года. Но, безусловно, все эти события стали бичом Божиим для России и Русской Церкви. Внешнее давление возвращало человека к духовным ценностям; в результате  небывалого по масштабу гонения Русская Церковь пополнилась сонмом мучеников и исповедников.

Накануне октябрьской революции в России было 1257 монастырей, к 1938 году не осталось ни одного монастыря на территории СССР [1]. Только за первые три года советской власти число жертв среди верующих превысило  10 тысяч человек [2]. Значительную часть их составляли монашествующие. Сталинский тезис об усилении классовой борьбы по мере приближения к социализму породил волну массовых репрессий. Монашествующие оказались в числе классовых врагов, многие были расстреляны или отправлены в лагеря, где несли крест страданий или погибали. Причем, если сначала арестам подвергались верующие благородного происхождения, то теперь машина террора не щадила никого. Многие прошли через тюрьмы и лагеря неоднократно.

Женское монашество, имевшее опыт высокой духовной жизни, известное широкой социальной благотворительностью,  в глазах новой власти было классовым и идеологическим врагом. Монахини понесли крест мученичества, проявив несвойственные, казалось бы, женской природе мужество и стойкость.

Остановимся подробнее на судьбе монахинь Борисоглебского Аносина монастыря, чья жизнь после революции подобна участи многих сестер других женских обителей России. Монастырь был основан в 1823 году княгиней Евдокией Николаевной Мещерской, в монашестве Евгенией, ставшей его первой настоятельницей. Уже в середине XIX века монастырь стал известен,  благодаря высокой духовной жизни своих насельниц, основу для которой заложила  основательница обители. Аносина пустынь славилась своим подвижничеством, ее часто называли «женской Оптиной пустынью»: здесь так же было развито старчество – традиция духовного окормления монашествующих, особенно новоначальных сестер.

Представляет интерес сама история появления монастыря. Как выше было отмечено, к началу XIX века монашество находилось в плачевном состоянии. Многие обители были закрыты, а те, что еще оставались, были  своекоштными, то есть у членов общины была своя собственность и личное хозяйство. После екатерининской реформы 1764 года появляются женские общины. Их появление стало уникальным явлением, поскольку первоначально они возникали помимо воли духовных и светских властей. Монастыри в результате реформы упразднялись государством, а насельницы оставлялись на произвол судьбы. Многие из них оставались жить при ставших приходскими храмах. Другие уходили и строили кельи возле храмов, продолжая жить по монастырскому уставу, исполняя обязанности просвирниц, сторожей, певчих и чтиц [3].

Аносину монастырю положила начало именно община, организованная княгиней Мещерской при построенном ею Троицком храме, которая первой получила юридический статус «женского общежития», а позже была преобразована в монастырь [4]. Правила общежития для аносинской общины были составлены митрополитом Филаретом (Дроздовым), на их основе позднее были написаны уставы еще четырех новых женских обителей.

Уставные, долгие службы начинались глубокой ночью. Келейно же сестры упражнялись в молитве Иисусовой. Общежительный устав избавлял насельниц от излишних попечений и вместе с тем приучал к смирению и нестяжательности. По кельям не позволялось иметь ничего лишнего, только самое необходимое, никто ничего не мог получить от мира.

При советской власти монастырь оставался верен духовной традиции, заложенной его основательницей. В первые послереволюционные годы настоятельство принимает игумения Алипия (Таишева), сумевшая сохранить монастырский дух и уклад на прежнем высоком уровне. О том, как жили сестры в условиях нового государственного строя, мы узнаем из воспоминаний аносинских насельниц схимонахинь Леонтии (Левицкой) и Анны (Тепляковой). Они свидетельствуют о крепости духа сестер, которые  не утратили прежний духовный настрой, когда столкнулись с новыми порядками.

Власти обложили монастырь налогом, и труды пришлось усилить: «Наша бедная обитель, имевшая всего восемь десятин земли, получила от государства сорок десятин, которые требовалось образцово обрабатывать и платить аренду. Это было тяжело, так как мы все были малосильны и, главное,  работа изматывала нас, а духовные подвиги мы продолжали нести. Матушка предлагала сестрам разойтись, но все решили ждать назначенного Богом конца» [5]. Если раньше вся жизнь монастыря была посвящена молитве, то теперь хозяйство было увеличено и введены новые работы (различные рукоделия), чтобы оплатить налоги. Строгий устав был вынужденно ослаблен: «Если в прежнее время церковная служба начиналась у нас в час ночи, то при мне ее перенесли на 4 часа утра, и только Великим постом она начиналась в три. И тем не менее она по-прежнему оставалась основой всей нашей жизни» [6].

Почему в таких тяжелых условиях монастырь не ослаб духовно, не начался ропот, недовольство непомерными нагрузками? Думается, что это заслуга мудрой настоятельницы игумении Алипии, чьей духовной наставницей была известная подвижница схиигумения Фамарь (Марджанова), недавно канонизированная Грузинской Православной Церковью. Но немаловажно, что в монастыре сохранялась преемственность духовной жизни, идущая от основательницы монастыря игумении Евгении (Мещерской). Схимонахиня Анна так отзывается о монастырских старицах: «Я вспоминаю аносинских монахинь, и каждую из них хочется назвать преподобной. Молчаливые, строгие, серьезные, спокойные, степенные и в то же время очень смиренные и кроткие, они внушали к себе такое уважение у младших сестер, что им хотелось подражать. При них боялись сказать лишнее слово. Под их руководством изо дня в день учились монашескому деланию» [7].

В советское время Аносин монастырь стал пристанищем для сестер  закрытых новой властью монастырей и гонимых епископов: здесь жили сестры Серафимо-Знаменского скита, некоторое время служил священномученик Серафим (Звездинский).

«Новый сатанинский дух времени», по выражению схимонахини Анны, в 1928 году разрушил  монашескую обитель. Монашество было идеологическим врагом советской власти, поэтому монастырь был закрыт, а игумения Алипия с некоторыми сестрами арестована (все они были благородного происхождения, а значит, классовыми врагами). Некоторые женщины из Аносина приходили прощаться с изгнанными из родной обители сестрами, а другие сразу же бросились занимать освободившиеся кельи – безбожная идеология начинала приносить свои плоды. Но даже  среди хозяев новой жизни  находились люди, глубоко почитавшие игумению Алипию. По свидетельству очевидцев ареста игумении, ее поместили в тюрьму города Воскресенска (прошлое название Истры). Там ее навестила «по-комсомольски одетая дама», которая встала на колени перед игуменией и заплакала. Как оказалось впоследствии, она была женой начальника тюрьмы.

Игумения Алипия находилась в ссылке на Севере в течение трех лет. Возвратившись, она сначала жила в Москве, а потом в Подмосковье на даче монастырских благодетелей  Лобовых. С большими предосторожностями сестры вынуждены были встречаться с матушкой, поскольку это могло обернуться новыми арестами.

Несмотря на декларируемую свободу совести и вероисповедания, в СССР религия находилась под строгим контролем государства: «Нововведением  стали обязательная регистрация религиозных объединений и их членов, а местные органы власти могли отказать в регистрации тем и другим без каких-либо объяснений» [8]. Собрания были негласно запрещены, оставалась только возможность молиться в храме и встречаться тайно. О дальнейшей судьбе игумении Алипии известно, что она незадолго до кончины приняла постриг в схиму с именем Евгении – небесной покровительницы основательницы Аносина монастыря. Похоронена была на месте сожженных немцами дач в 1942 году. После возобновления монашеской жизни в Аносином  монастыре ее останки перезахоронены возле могил игумении Евгении (Мещерской) и внучки первой настоятельницы – игумении Евгении (Озеровой). Так промыслительно Господь устроил рядом место упокоения трех подвижниц с именем Евгения.

Казначея монастыря монахиня Антония, которая так же, как и игумения Алипия, духовно окормлялась у  старцев Чудова монастыря и у епископов Арсения (Жадановского) и Серафима (Звездинского), была сослана в Казахстан. Монахиня Антония имела дворянское происхождение, в монастырь поступила вместе с родной сестрой после расстрела большевиками старшего брата –  офицера царской армии. Была арестована вместе с игуменией Алипией и отправлена в ссылку в Среднюю Азию. Туда к ней приехала ее духовная дочь аносинская сестра инокиня Павла, и с тех пор они уже не расставались.

Многие сестры ездили по благословению в ссылку к своим старцам и  старицам. Так, например, игумения Алипия передала благословение инокине Марии (Бросовой) ехать в ссылку в Среднюю Азию к старшему протоиерею Александру, служившему в Аносино. Мать Мария ухаживала за ним, похоронила и осталась там жить до самой своей кончины.

В дальнейшем монахиня Антония жила с игуменией Алипией в Подмосковье, где они тайно принимали некоторых аносинских сестер, а потом  в Москве. Она была вынуждена поступить в прислуги к бывшей артистке, совершенно неверующей и тяжело переживавшей недавнюю смерть мужа. Мать Антония не навязывала своих убеждений хозяйке, но, поучаясь самой жизнью матери Антонии, женщина духовно прозрела: многие годы ежедневно бывала на Литургии  и вела монашеский образ жизни. Вместе с сестрами, духовной наставницей которых она была, монахиня Антония находила духовное утешение у протоиерея Сергия Орлова (в монашестве Серафима) и его общины при храме Покрова Богородицы в Акулове. Тайные монашеские общины были характерны для того времени – например, при закрытом Высоко-Петровском монастыре. В советский период такие подпольные общины оставались единственной формой организованной монашеской жизни в условиях полного отсутствия монастырей. Зародившись в конце XVIII века, в советское время община, как форма монашеской жизни, получила новое развитие.

Очень многие сестры уже после закрытия монастыря, живя в миру, принимали тайный монашеский и схимнический постриг. Часто это случалось в местах ссылок. Так, аносинскую инокиню Татиану Фомину в ссылке в Средней Азии постриг в монашество с именем Магдалина владыка Серафим (Звездинский), который в 1925–1926 годах жил в Аносином монастыре. Надо отметить, что ссылали монашествующих не просто в места с тяжелыми бытовыми и природными условиями жизни, но туда, где православие распространено было меньше всего. Видимо власти считали влияние монахов на местное население, исповедующее ислам, не столь сильным.

Татиана Фомина (в монашестве  Магдалина) перед поступлением в монастырь ходила в храм святителя Николая на Маросейке к отцу Алексию Мечёву,  благословил ее на монашество известный старец Алексий Зосимовский.  После закрытия обители ее арестовали вместе с игуменией Алипией, а в течение жизни арестовывали трижды. И везде к ней тянулись люди, которых она опекала, о которых заботилась. В тюрьме мать Магдалина из своей жалкой пайки хлеба, из хлебного мякиша, обработав его, делала для заключенных нательные крестики и крохотные рельефные образки. Она была искусной рукодельницей, ткала для монахов пояса с текстами молитв. Соткала несколько поясов для Патриарха Алексия (Симанского) и, тогда епископа, Питирима (Нечаева) [9].

После ссылки она жила на родине в Ростовской области в городе Шахты, где вместе с нею жили женщины, с которыми она ездила в действующий храм.  Там познакомилась с женщиной, которая в течение трех лет входила в доверие к членам общины, а потом сдала всех. Вместе с монахиней Магдалиной было арестовано сорок человек. Сейчас трудно сказать, работала ли эта женщина с самого начала с органами или в какой-то момент решила встать на путь предательства, но случаи предательства «своими» случались. Схимонахиня Анна (Теплякова) упоминает, что в Аносиной пустыни жили три сестры в отдельном домике, которые не признали игумению Алипию и не принимали участия в жизни монастыря. Их подозревали в сотрудничестве с властями: когда в монастырь перед его закрытием стали все чаще наведываться большевики, то первым делом шли к ним, а после закрытия они еще некоторое время оставались жить в своем домике [10].

Удивительно: как одних жизнь при новой власти вела ко греху, к предательству и отступничеству от Христа, так другие приходили к истинному покаянию. Схимонахиня Леонтия (тогда инокиня Любовь (Левицкая)) вспоминает, как после тюрьмы, в ссылке она встретила монахиню из монастыря, который посещала в детстве. Эта монахиня ей рассказала, что считает свои скорби, связанные с арестом и ссылкой, благодеянием Божиим за свои прошлые грехи: «В обители, будучи воспитанницей игумении <…>, я была избалована и мало знала о духовной жизни, хотя прожила почти тридцать лет. Пользуясь любовью игумении, я многим сестрам причинила горе, многие из-за меня даже ушли из обители. Только теперь, познакомившись с истинными монахинями, познала несколько духовную жизнь. Испытание, посланное мне Господом, несу с благодарением, ибо грехи мои вопиют ко Господу…» [11]

О самой схимонахине Леонтии вспоминает Ольга Николаевна  Вышеславцева (инокиня Мария): «С самого начала меня поразила ее цельность и целеустремленность: всё для Бога, всё о Боге, всё к Богу. Она жила лишь воспоминаниями о своем пребывании в Аносинской обители. <…> около нее постепенно образовалась группа людей, стремящихся к религиозному просвещению. Матушка обучала их чтению на церковнославянском языке, разбирала вместе с ними молитвы, учила вникать в их смысл, изучала вместе с ними Священное Писание и житийную литературу» [12]. Господь судил матушке Леонтии, столь любившей монашескую жизнь, скончать свои дни в монастыре: в 1990 году она отошла ко Господу в открывшейся тогда Ново-Голутвиной женской обители.

В заключение расскажем о сестрах Аносина монастыря, сподобившихся мученической кончины. Послушницы Дария (Зайцева) и Татиана (Фомичева) после закрытия обители поселились, как и многие сестры, в ближайших деревнях, где еще оставались действующие церкви. Там они прислуживали в храме, пекли просфоры, пели  на клиросе и помогали священнику вести хозяйство.

Первоначально послушница Татиана поселилась вместе с инокиней Марией (Брянцевой) неподалеку от Кресто-Воздвиженского монастыря села Лукино, который был организован при деятельном участии игумении Евгении (Озеровой), возглавлявшей тогда Аносин монастырь. Игумения Евгения (Виноградова) – бывшая казначея обители и духовное чадо игумении Евгении (Озеровой) – стала  настоятельницей новой обители.

В корпусах закрытого монастыря разместился дом отдыха, но некоторые сестры продолжали жить рядом и работать в доме отдыха. Все они, включая послушницу Татиану и инокиню Марию, певших в церковном хоре, ходили молиться в ближайший храм в село Лемешево. В 1931 году по делу бывших монахинь было арестовано 17 человек из различных закрывшихся монастырей, всем вменялась в вину антисоветская деятельность. Татиана и Мария тоже были арестованы, отправлены в Бутырскую тюрьму. Сестры получили по 5 лет исправительно-трудовых лагерей. Освободившись в 1934 году, Татиана и Мария поселились при Троицкой церкви села Язвищи, где исполняли обязанности псаломщицы и алтарницы. 25 ноября 1937 года их арестовали вместе с настоятелем храма протоиереем Владимиром Медведюком, обвинив в организации незаконных собраний на дому у священника. То же самое обвинение, показывающее, как сильно власти боялись влияния на народ монашествующих и священников. Священник был расстрелян, а сестры получили уже по 10 лет лагерей [13].

Послушница Татиана скончалась в заключении. Вместе с отцом Владимиром Медведюком она была прославлена в сонме новомучеников Российских в 2000 году. Инокиня Мария (Брянцева) провела в тюрьмах и ссылках около двадцати  лет. Затем поселилась в городе Александрове, где была алтарницей в соборе Александровского монастыря. В монашестве ее звали Магдалина, а перед смертью она приняла схиму с именем Мстислава.

Еще одна аносинская новомученица – послушница Дария (Зайцева) после закрытия монастыря поселилась в село Холмы Истринского района, где прислуживала в Знаменской церкви. В 1938 году была арестована. Обвинение обычное – контрреволюционная агитация. Надо  отдать должное мужеству послушницы Дарии, которая на допросе признала, что не любит советскую власть из-за гонений на Церковь и готова умереть «за веру и Батюшку Царя» [14]. Приговор был смертельным: преподобномученица Дария расстреляна на Бутовском полигоне и погребена в общей могиле.

Вот так, подобно покровителям их Борисоглебской обители князьям-страстотерпцам Борису и Глебу, принявшим смерть от родного брата, –  аносинские новомученицы совершили подвиг, выбрав Христа, свою решимость верить  и жить по вере. Так соединились две эпохи: заря православия на Руси и ХХ век – совсем недавнее наше прошлое. И дело даже не в том, что времена эти чем-то схожи, просто в любое время христианин должен жить по своей христианской совести, своей жизнью исполняя евангельские заповеди Христа.

Далеко не всех ждал подвиг мученичества, но практически каждому верующему человеку в  ХХ столетии пришлось вынести подвиг исповедничества. Как было отмечено во вступлении, в разные исторические эпохи православным людям, а в особенности монашествующим, уже приходилось попадать в ситуацию гонений на их веру и образ жизни. Но в ХХ веке впервые власть открыто заявила о своей враждебности Богу. Поэтому подвиг российских новомучеников и исповедников можно считать уникальным и подобным подвигу христианских первомучеников.

Причины такого попущения Божия, когда начали рушиться сами основы жизни, уже тогда верующие увидели в том, что люди пользовались благодеяниями Божиими, но не приносили покаяния и исправления грехов. Как говорил аносинский духовник отец Досифей, по воспоминаниям священника Сергия Сидорова: русские люди «все [у Бога] только просят. Они думают, что Бог для того и есть на свете, чтобы их дела устраивать, а Богу дать что-нибудь и пожертвовать Богу свою душу, исправить ради Бога свои грехи, это не любят они. Вот и теперь, смотрите, как Господь вразумляет: сколько обителей закрыто и сколько еще закроют, придет время, и церкви будут ломать… А все же без покаяния, без исправления наших грехов не умилостивим Господа, всей святыни на Руси лишимся» [15].

Но не только гнев Божий на отступников христианства послужил причиной катастрофы Русской Церкви. Благой Промысл Божий вел к спасению сотни тысяч новомучеников, когда самые  лучшие и достойные члены Церкви принимали путь креста. Только внешние испытания могли проявить всю духовную мощь новомучеников, они стали жертвой Богу и примером будущим поколениям христиан. Путь монашествующих считается путем тайного мученичества, но для многих в ХХ веке он стал открытым путем мученичества, чтобы явить всем, в том числе и нам, их потомкам, всю полноту и суть Евангельской жизни.

[1] См.: Васильева О.Ю. Судьбы русских монастырей в ХХ веке // Монашество и монастыри в России ХI–ХХ века: исторические очерки. М., 2002. С. 332, 336.

[2] Там же. С. 333.

[3] Емченко Е.Б. Женские монастыри в России // Монашество и монастыри в России ХI–ХХ века: исторические очерки. М., 2002. С. 266.

[4] Там же. С. 267.

[5] Женская Оптина: Материалы к летописи Борисо-Глебского женского Аносина монастыря. М., 2007. С. 392.

[6] Там же. С. 499.

[7] Там же. С.513.

[8] Васильева О.Ю. Указ. cоч. С. 335.

[9] Женская Оптина: Материалы к летописи Борисо-Глебского женского Аносина монастыря. С. 467.

[10] Там же. С. 544.

[11] Там же. С. 402.

[12] Три встречи. М., 1997. С. 337.

[13] Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия: жизнеописания и материалы к ним. Кн. 5. Тверь, 2001. С. 417–426.

[14] Дамаскин (Орловский), игумен. Указ. cоч. Март. Тверь, 2006. С. 29–31.

[15] Женская Оптина: Материалы к летописи Борисо-Глебского женского Аносина монастыря. С. 566.

Доклад митрополита Нижегородского и Арзамасского Георгия на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года)

В настоящее время, когда наша Церковь духовно возрождается, соборно вырабатываются определенные правила и нормы, касающиеся устроения самых разных сторон ее бытия в современных условиях. В комиссиях Межсоборного Присутствия рассматриваются актуальные темы жизни церковной, в дискуссиях и совместном поиске оптимальных решений формулируется наиболее взвешенная позиция по целому спектру насущных вопросов. Готовятся проекты документов, большинство из которых выносится на общецерковное обсуждение с последующим принятием на Священном Синоде или Архиерейском Соборе.

Устроение монашеской жизни

Несмотря на значительные трудности, прерванность духовной традиции, соблазны мира сего, возрождается и укрепляется сегодня и монашеская жизнь. Для многих из нас совершенно ясно, что именно сейчас необходимо духовно потрудиться, чтобы монашество в нашей Церкви избежало ошибок прошлого, не уклонилось ни одесную, ни ошуюю, но сохранило верность и дух святоотеческого предания, преумножило его богатство и принесло добрые плоды совершенной богоугодной жизни. Для этого необходимы соборные усилия. Вырабатываемые в настоящее время документы определяют существенно важные принципы устройства монашеских обителей, они призваны помочь, прежде всего, вновь возрожденным монастырским общинам (а таковых сегодня большинство) войти в русло многовековой монашеской традиции Русской Православной Церкви и вселенского Православия и воспринять ее во всей полноте.

Игумен и братия

На сегодняшний день комиссией Межсоборного Присутствия по вопросам организации жизни монастырей и монашества подготовлен ряд документов, два из которых являются наиболее значимыми и обсуждаемыми. Это «Положение о монастырях и монашестве» и «Концепция разработки Уставов внутренней жизни в монастырях Русской Православной Церкви». В каждом из них, в частности, идет речь и об игумене монастыря, его духовной ответственности, власти, обязанностях, следовании уставу, а также о его назначении и вступлении в управление обителью. 

При обсуждении проектов документов, особенно первого из них, наибольшую дискуссию вызвал вопрос об избрании или назначении игумена и его духовной роли в жизни обители. При этом принимались во внимание традиции и опыт монастырей иных Поместных Православных Церквей, особенно Греции и Афона. И сегодня не утихают споры о том, кем должен быть игумен – духоносным старцем, пекущимся о своем спасении и спасении братии, или талантливым администратором, хозяйственником, строителем, имеющим при себе опытного духовника? Что имеет преимущество – его возраст, духовный опыт, долголетие пребывания в постриге, или образование, житейский опыт и административный талант? Наблюдение за ходом дискуссии показывает, как легко можно впасть в крайность и противопоставить друг другу то, что противопоставлению не подлежит. 

О духовной трезвенности

Одной из весьма важных добродетелей в духовной жизни вообще и в монашеском делании в частности является духовная трезвенность. Она позволяет подвижнику смотреть на себя и свои возможности, а также на окружающих его людей и их возможности, совершенно реалистично. Естественным для падшего, не возрожденного Духом Божиим человека является состояние противоположное, именуемое святыми отцами прелестью. Пребывание в ней в той или иной степени лишает человека способности увидеть себя и других в истинном свете и принять, когда это необходимо, единственно правильное решение. При рассмотрении вопросов, касающихся  монастырской жизни в лоне всей Поместной Церкви, духовная трезвенность совершенно необходима, а некритическое отношение к своим суждениям, пренебрежение мнениями других и поспешность с выводами крайне опасны.

О духовном возрасте современного русского монашества

Никто не станет спорить, что духовный авторитет игумена обители имеет решающее значение для духовного единства братии. Большинство знаменитых на весь мир монастырей связаны, прежде всего, с именами святых основателей, старцев, духовных наставников, устроителей монашеских общин. Там, где есть личный духовный опыт противостояния страстям и стяжания добродетелей, молитвы и умного делания, там образуется центр притяжения для людей, ищущих наставления и помощи в деле спасения. Это духовная закономерность со всей определенностью проявляется и в истории, и в современности. 

Чтобы в полноте раскрыть тему выступления, необходимо обратиться к письменному монашескому наследию, привести наиболее яркие высказывания и показать на примерах, сколь важен духовный авторитет игумена для духовного единства монашеского братства. Но стоит ли это делать, раз эта истина столь очевидна для всех и оспаривать ее никто не желает? Гораздо важнее выяснить, а какие ошибки и заблуждения подстерегают нас в практической плоскости, там, где решается вопрос, кто будет назначен игуменом в конкретный монастырь конкретной епархии?

Вот здесь эта духовная трезвенность и становится крайне востребованной, как и осторожность, рассудительность и духовный опыт. Прежде всего они необходимы епископу, а также всем, кто влияет на принятие этого решения, естественно, и самой братии обители: ее соборное мнение в первую очередь должно быть принято во внимание епископом.

Первое, что приходится признавать в таком случае, это духовная незрелость вновь возрожденного монашества, в большинстве своем не готового к великим подвигам. Это не осуждение, не намеренное умаление монашеских достоинств, но констатация факта; его невозможно не принимать во внимание при установлении требований как к игумену, так и к братии.

Духовная немощь является закономерным следствием целого ряда причин, самые главные из них – расцерковление нашего народа, из которого приходят в монастырь послушники, и трагический разрыв живой монашеской традиции. Было бы странным и неестественным, если бы в наших обителях подвизалось сегодня множество духоносных старцев.

Как невозможно ожидать увидеть огромные зрелые плоды там, где семена посажены позавчера на недостаточно удобренную почву, так невозможно ожидать и духовных плодов в рассадниках благочестия – монашеских обителях, которые два десятилетия назад или стояли в полной разрухе, или вообще не существовали. В то же время, осознавая эту реальность, нужно понимать, что если не удобрять, не ухаживать, не проявлять терпения, не прилагать труда, то может так ничего и не вырасти. То, что понятно и простительно сегодня, не будет таковым всегда. Придет время собирать плоды, и горе, если их не будет. Трезвенное видение этой немощи открывает возможности для неспешного, но правильного духовного роста и вдохновляет на усилия к достижению благой цели.

О духовном авторитете игумена

Духовный авторитет игумена в среде братии также не появляется из ничего в одночасье. Из малого он способен возрасти до великого, но для этого требуется время, а если оно еще не пришло, то терпение. Его порой многим и не хватает. Свойственное совершенным желают видеть у новоначальных, причем сегодня и сейчас. 

Духовный авторитет игумена не появляется сам собой и со временем, с сединами в бороде. Он созидается внутренними духовными усилиями и опытом терпеливого и смиренного руководства братией, за которую игумен  несет перед Богом ответственность. Причины немощей и падения насельников, их внутреннего охлаждения или возмущения,  игумену, как духовному руководителю, необходимо искать в себе. Известно, что хорошие игумены берутся из хороших послушников. Они, однажды стяжав дух истинного послушания, сохраняют его как дар Божий. Послушание Богу, Церкви, Предстоятелю, правящему архиерею для таковых игуменов становится законом духовной жизни. И Господь за послушание ради Него благословляет их труды. 

О разумном использовании чужого опыта

Отдельно нужно сказать и об опасности искусственного переноса на русскую почву правил и норм монашеской жизни современных монастырей иных Поместных Православных Церквей. Их духовный опыт, несомненно, представляет большую ценность, он должен быть изучен и оценен, но воспринят творчески и избирательно, с учетом исторических, духовных, национальных и культурных особенностей русского монашества. Эти золотые нити, привезенные издалека, нужно вплести в ткань руками русских мастеров и составить из них элементы оригинального изящного узора духовной жизни.

О книжной мудрости

Духовная трезвенность необходима и при обращении к письменному наследию святых отцов и великих подвижников древности. Их богомудрые наставления и советы, их аскетическое учение о совершенной жизни оживает и становится действенным только в реальном живом опыте духовной жизни, в русле подлинной монашеской традиции. Пока книжная мудрость усваивается, сохраняется и передается только на уровне ума, она лишь мертвая теория, но не живая практика.

Все разговоры о страстях и добродетелях, о правильном устроении монастырской жизни, роли игумена, его правах и обязанностях, которые ведутся в настоящее время, часто грешат книжностью, духовным романтизмом и оторванностью от реальности. Ни в коем случае нельзя забывать об идеале, о тех высотах, которых достигали святые подвижники прошлого и к которым призваны все вступившие на путь иноческой жизни, но трезвенность как раз и состоит в том, чтобы не возомнить, будто от одного теоретического знания монашеского аскетического наследия, через распоряжения, документы и концепции можно в кратчайший срок достичь расцвета русского монашества. Вместе с тем знакомство с живым опытом монашеской жизни, обсуждение проблем, ошибок современного монашества, соборный поиск решений представляется очень важным. Этому в настоящее время способствуют собрания игуменов, монашеские конференции и другие формы общения тех, кто имеет непосредственное отношение к устроению монастырской жизни.

Заключение

Духовный авторитет игумена обители – вопрос исключительно важный, но он не может рассматриваться и решаться отдельно от целого комплекса иных вопросов монастырской жизни, невидимыми нитями сопряженной с жизнью епархии и всей Поместной Церкви. Усилия по устроению монашеской жизни сегодня необходимо распределять последовательно – от главного к второстепенному, от общего к частному, проявляя терпение и трезвенность, но при этом помня, что истинным Устроителем монашества является Бог, и если не Он созиждет дом, всуе будет трудиться зиждущий.

Преодоление тяготения к миру и мирскому в современных обителях

Доклад наместника монастыря святых Царственных страстотерпцев в урочище Ганина яма (Екатеринбургская митрополия) на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года)

Есть в жизни современных монастырей некоторые проблемы, которые заставляют нас обратить на них особое внимание. По сравнению с 1990-ми и 2000-ми годами, когда русское монашество переживало свой удивительный расцвет, желание служить Богу на этом поприще уже не вызывает горения в стольких сердцах. Сливки со слоя, позволившего появиться новому качественному монашеству в России после отказа от атеизма, мне кажется, щедро сняты. Но если те люди жаждали служить Богу, то новому поколению, выросшему на потреблении разнообразных извращенных духовных суррогатов, трудно увидеть Христа и сознательно, до конца жизни, пойти за Ним. Поскольку представители последнего поколения вроде бы не были лишены знания о Господе, свои сведения они черпали откуда ни придется. 

Иеромонах Серафим (Роуз) говорил: «Люди духовно и нравственно истощились и истрепались. Они когда-то уже слышали о христианстве, а теперь оно им надоело, и они от него устали. Трудно вдохновиться при виде всего этого. То там, то здесь появляются немногочисленные новообращенные, которые видят в христианстве нечто свежее, которые находят в христианстве нечто несообразное обыденному о нем мнению. И все же мало, очень мало вдохновляющего в этом мире, если взглянуть на него глазами православия... Сам феномен отпадения от Истины заключается в том, что люди не могут свежо воспринять благовестие. Они уже слышали о нем, и у них есть прививка против него».

Уровень многих приходящих теперь в обители послушников, во всяком случае, за пределами крупных мегаполисов, позволяет говорить не только об охлаждении их сердец, но и о серьезных проблемах с личностным, порой интеллектуальным развитием, с физическим здоровьем. 

Эти молодые люди, попадая в обители и даже проявляя искреннее стремление познать истинную веру, к сожалению, в процессе дальнейшей монашеской жизни очень легко уязвимы. И такую незаживающую рану наносит им непрерывный контакт с миром. Они привыкли носить весь мир с собой в кармане и могут искренне полагать, что, находясь территориально в пределах монастыря и при этом активно используя средства связи, они все равно пребывают в монашеском уединении. Нашим предкам достаточно было запретить выход молодому монаху за ворота монастыря, пока он не созреет до того, чтобы это не нанесло ему вред. Сейчас иноку нет необходимости формально нарушать этот запрет. Имея в руках мобильный телефон, он оказывается в эпицентре мирской жизни, доступный любым соблазнам, даже не осознавая, что гаджет, с которым он вырос, который долгие годы подменял ему родительскую заботу, юношескую дружбу, открывает прямую дорогу злу в его сердце. Такой молодой монах считает, что игумен, лишающий его телефона и интернета, просто человек старого времени, который не понимает, как удобно решать с их помощью многие насущные вопросы. 

Святейший Патриарх Кирилл недавно сказал: «Человек приносит три обета и соблюдает их, но устраниться от мира, постоянно пользуясь мобильным телефоном, не может. Связь с интернетом такая, что никаких сил не хватает, чтобы ее пресечь. Древние отцы имели свои искушения и соблазны и преодолевали их, а у нас с вами – свои искушения. И не иметь мобильный телефон и не блуждать с его помощью по миру, это для современного человека нелегкая аскеза. Не всем так повезло с месторасположением монастыря, – продолжил с иронией Святейший, – как Костомаровской Спасской обители, которая находится в низине “палестинского пейзажа”, где, чтобы кому-то позвонить, нужно каждый раз забираться на холм».

Новые времена – новые соблазны, но сами страсти и добродетели не могут быть нами не узнаны, они хорошо описаны и древними святыми отцами, и современными нам практиками духовной жизни. Такими как, например, известный богослов, схиархмандрит Эмилиан (Вафидис).

В своей книге «Слова и наставления» старец пишет, что «самый страшный враг, порождение постпромышленной эпохи – это информационный бум, который на самом деле есть развлечение от лукавого. Человек, заваленный миллионами картинок, телевизионных передач, другой продукцией средств массовой информации, теряет покой, самообладание, способность к созерцанию, обращается к внешнему, делается чужим сам себе, одним словом, теряет рассудок».

Хотя, разумеется, дело не только в средствах связи. Перед современным монашеством также остро, как и пред нашими предшественниками, стоит вопрос: насколько мы можем позволить себе те или иные технологические новшества. Нужна ли нам снегоуборочная машина, имеют ли наши кухни, к примеру, право быть оснащенными по последнему слову техники или наш удел жить при печах и свечах? Говоря о проблемах, которые стоят за использованием технологий, казалось бы, освобождающих время монашествующих для молитвы и святоотеческого чтения, отец Эмилиан предлагает прилагать к технологиям, допустимым или недопустимым в монастыре, два критерия: умеренность и бодрствование, трезвение. Говоря об умеренности, он ссылается на преподобного Петра Дамаскина, который, в свою очередь, так определял достаточность для обители следования за новшествами: «Всё то, что превыше необходимости, есть то, что не приносит пользы для спасения души или поддержания сил тела, служит препятствием для хотящего спастись».

Вот только искать границу между необходимостью и избыточностью – задача для каждого из нас. И по тому, как мы ее определяем, Господь определяет наш собственный духовный уровень.

О бодрствовании и трезвении авва Эмилиан пишет следующее: «Учение отцов Церкви о трезвении ума вооружает человека, помогает ему предотвратить разрушительные последствия эпохи технологий. Оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь (2 Кор. 10:4), – говорит апостол Павел. Трезвение охраняет любого человека. Оно есть “постоянное приобщение благу в веке сем и в будущем” и “путь, возводящий в Царство наших душ и будущего века”.

Трезвение есть привилегия не одних подвижников, созерцателей, но и всех тех, кто имеет сознание, пользующееся миром сим, как не пользующееся (см. 1 Кор. 7:31).

В эпоху технологий человек становится потребителем и рабом изготовленной им продукции. Затем, сохраняя этот статус, он попадает в еще одно рабство – информации и образов, заполняющих его жизнь.

Давайте вооружимся умеренностью и трезвением, извлеченными из опыта монашеской жизни, из нашей православной традиции, – призывает нас авва Эмилиан. – Они для “всякого человека, грядущего в мир” упразднят рабство и сохранят его здравие и господство. Ибо он есть сын Божий».

Вместе с тем он осмысляет проблему применения в Церкви современных технологий во всей полноте и так формулирует к ней церковное отношение: «Технология развивалась – от земледелия до промышленного переворота. По Божию благословению за усердные труды человеку удалось сохранить, несмотря на грехопадение, свое господство над природой. Ибо технологии, которые явились следствием человеческого разума, удовлетворяли необходимым для выживания потребностям человека. Это отличало его от животных и иных природных элементов, и так достаточно приспособленных для выживания. Нужно сказать, что в древние времена в тексте Священного Писания не существовало различия между словами “ремесло – искусство” и “технология”, которые, как отвечающие естественным потребностям, были синонимичны слову “благо”. Ремесло предшествовало появлению механики как самой необходимой из технологий. Время шло, и повышалось мастерство. Именно оно встало на службу не нуждам человека, а производству и извлечению выгоды.

Поэтому для того, чтобы сохранить свое господство над природой в процессе развития технологий, человеку необходимо не переступить разумного логического предела. Технология не есть нечто, существующее само по себе, но замысел о приложении внутренних законов и природных элементов, земных и небесных, во благо. А “сам человек имеет (согласно Григорию Нисскому) правильное устроение, к Небесам он устремляется и на вышний мир взирает. Именно это указывает на его царское достоинство”».

Авва Эмилиан убежден, что Церковь и монашество не расположены враждебно к прогрессу и технологиям. «Напротив, – пишет он, – монахи на протяжении столетий показывали серьезные результаты научной и технической изобретательности.

На Западе в Средние века монахи восстановили культуру, разрушенную нашествиями варваров. Монастыри являлись очагами точных наук, там развивались математика, зоология, химия, медицина. Так, монахи изобрели поднятие целины в земледелии. Многие достижения монахов были положены в основу развития технологий.

Святой Афанасий Афонский установил на Святой Горе механическую тестомесилку, приводимую в движение волами, что позволило монахам не пропускать богослужений. Этот агрегат, как рассказывается в житии святого, был “прекраснейшим по искусности изобретением”. Все сферы своих занятий обогатили монахи подобными выдумками». 

Но мы понимаем, что не это было целью тогдашнего монашества, не может быть оно целью и для нас, сегодняшних.

Преподобный Паисий Святогорец однажды рассказал о своем разговоре с одним американцем. Авва спросил у пришедшего: «Чего вы достигли, будучи столь великим народом?» – «Мы, – отвечает тот, – слетали на луну». – «А она далеко?» – «Полмиллиона километров». – «И сколько же вы потратили, чтобы слетать?» – «На это утекли целые реки долларов». – «А что, до Бога не долетели? Бог далеко?», – поинтересовался отец Паисий. – «Очень далеко», – ответил американец. – «А мы до него на одном сухаре долетаем», – ответил авва.

«Знание естественного, – утверждает преподобный Паисий, – способствует стяжанию знания духовного. Однако, не выходя из естественного знания, человек не выходит из естества и не восходит на небо. То есть он не выходит из рая земного того сада, который орошали воды Евфрата и Тигра, он радуется прекрасной природе и животным, но не восходит в небесный рай, чтобы возрадоваться вместе с ангелами и святыми. Для того чтобы войти в небесный райский сад, необходимо иметь веру в Хозяина этого сада; чтобы возлюбить его, необходимо признать свою греховность, смириться; чтобы познать, беседовать с Ним в молитве и прославлять Его – и когда Он помогает нам, и когда Он испытывает нас». 

Общежительный монастырь должен, при всех трудностях обеспечения в обители столь необходимой для духовного возрастания тишины, создать условия для созидания дороги в этот сад Хозяина, а для этого нужно приобретение монахами опыта прямого общения с Господом, понимания ими, что они в каждую минуту предстоят перед Ним. «Человек становится монахом для того, чтобы войти в дом Божий и вступить в непосредственное общение с Богом, – пишет старец Эмилиан. – Быть монахом – значит быть изгнанником, пленником, отделиться от всех и, следовательно, жить один на один с Богом». 

Да, задачей игумена или духовника обители является наставление неопытного монаха. Именно они создают для него возможности для монашеского становления. Но связка учитель-ученик работает только тогда, когда не только учитель учит, но и ученик прилагает все силы для постижения преподаваемой науки. Если молодой монах не готов слышать своего отца, то до конца своих дней он останется незрелым.

Преподобный Паисий Святогорец в одной из своих бесед рассказывал: «Большинство приходит в монастыри молодыми, находит там духовных родителей и может так и остаться в детском состоянии, с детскими претензиями, тогда как, находясь в миру, они уже были бы родителями сами. Из детства они так и не выходят – не в добром смысле, а в плохом, то есть остаются инфантильными. Можно и такое увидеть: человек состарился, но если он не начал работать головой, то радуется карамельке или маечке. “А мне батюшка кофточку купил”, – хвалился один старенький афонский монах и показывал теплую фуфайку, которую дал ему его старец. Ну совсем как маленький мальчик, которому мама купила пиджачок с погончиками!

…Давайте будем младенцы на злое, но не по уму (см.: 1 Кор. 14:20). Иначе как в нашу жизнь войдет отвага? Как к нам придет мужество? – призывает отец Паисий, – Монах, для того чтобы преуспеть, должен размягчить ту жесткость, которая в нем есть, то есть ему надо сделать свое сердце чуть материнским. Монахине же, для того чтобы преуспеть, нужно стяжать себе немножко мужества».

Для того же, чтобы обрести такие качества, мы должны научаться закрываться от мира. Даже в той крупной обители, где, предположим, кипит миссионерская и благотворительная жизнь, где город поселяется прямо во дворе монастыря. Где паломников, по нужде и без нужды жаждущих общения, иногда больше, чем монахов.

Занимаясь делами благотворительности, миссионерства, окормляя многочисленные больницы, воинские части и приюты, желая принести пользу нуждающимся, мы вновь забываем об умеренности, о которой говорит нам старец Эмилиан. Да и сами люди, которые вроде бы зовут нас на разнообразные беседы, порой остаются духовно неудовлетворенными общением с нами. Позвольте, если уместно, привести такое сравнение: наши предки употребляли в пищу малое число самых простых, но естественных продуктов, а мы сегодня, пытаясь насытиться, с чувством тяжести выходим из-за столов, на которых рыба на самом деле не рыба, а овощи – не овощи. Как пищевые суррогаты не дают нам насыщения, так и наши напутствия, если они не водимы Самим Духом, не дают окормляемым ни ответов на их духовные запросы, ни побуждают их внимания к трепетному слушанию.

Преподобный Паисий Святогорец говорит: «Проповедуют многие, но немногие вызывают у людей доверие к себе, поскольку их жизнь не соответствует их словам. Но монах не произносит громких проповедей, рассчитанных на то, чтобы его услышали другие. Он молча проповедует Христа своей жизнью и помогает ближнему своей молитвой. Он опытом живет Евангелие, и Благодать Божия его выдает. Так монах проповедует Евангелие способом наиболее достоверным, а это и есть то, чего жаждет мир, особенно сегодняшний. Когда монах говорит, то он выражает не просто мысль, но опыт. Однако и мысль, высказанная монахом, тоже несет в себе свет». 

Отец Паисий поясняет нам: как же сделать себя достойным своих слов, как найти те слова, которые найдут отклик в сердцах: «Дело монаха – стать сосудом Святаго Духа. Он должен сделать свое сердце таким чутким, как листочек сусального золота. Все делание монаха есть любовь, и в путь свой он тоже выходит от любви к Богу, которая заключает в себе и любовь к ближнему. Монах размышляет о несчастье человечества, его сердце уязвляется болью, и он непрестанно сердечно молится о мире. Так монах милует мир молитвой. Есть монахи, помогающие людям больше, чем мог бы помочь им весь мир. К примеру, человек мирской помогает бедняку килограммом риса и парой апельсинов, да и те часто дает лишь для того, чтобы его увидели другие, которых он сам при этом еще и осуждает за скупость. Но монах творит молитву и ею, в молчании, шлет целые тонны помощи своим ближним». 

Если духовного делания не происходит, то наступает обмирщение, которое, если можно так выразиться, идет с двух сторон. Со стороны мира, который не удовлетворяется нашим благовестом, но все же имеет тоску по сакральным смыслам, и который начинает искать их не там или наделяет ими не то. Сегодня сакральный смысл придается порой самым неожиданным вещам: к примеру, плотским отношениям или машинам, модельным брендам. И нас уже не удивляет такой речевой штамп, как икона стиля. Искусствоведы тоже рассуждают о сакральном искусстве: художниках, режиссерах и их экспериментах. 

С другой стороны, обмирщаются и наши обители, все более вовлекаясь в жизнь мира. Пусть и с благими намерениями вести социальную, миссионерскую работу, и рискуют при этом погружении приобрести черты мира. 

Преподобный Паисий Святогорец, видевший подобные ситуации, пишет: «В монашество глубоко проник мирской дух, и зло не стоит на месте. Монахи должны проявить себя монахами, а не мирянами. Мы утратили присущую прежним поколениям простоту. Молодыми монахами движет сейчас мирская логика и мирская воспитанность: они стараются не потерять свою репутацию и часто ориентируются на законы светского общества. А еще совсем немного лет назад в монашеских общежитиях можно было увидеть состояние, описываемое в “Лавсаике”. Одни уходили в монастырь от божественной ревности, другие – от покаяния. Обстоятельства, приводившие их в обитель, были разными: один уходил в монастырь после смерти жены, другой поступал туда, покаявшись в прежней, мирской жизни. И бесноватых можно было встретить в монастырях: они приходили туда за помощью, молитвами отцов исцелялись, оставались там и принимали постриг. А если потом они совершали какое-нибудь бесчинство, то в них опять входил нечистый дух. Поэтому в общежитиях были и бесноватые. Были и прельщенные, были и Христа ради юродивые, были монахи, обладавшие даром прозорливости и дарованиями исцелений. Было великое разнообразие! А сегодня не встретишь ни прозорливца, ни чудотворца, ни бесноватых, ни юродивых ради Христа. У нас иное юродство – юродство мира сего. Во главу угла мы поставили собственную голову, и от этого повредились умом. В нас вошло много мирской логики, и эта многая логика разрушила всё. И худо то, что мы этого не понимаем.

Иноки некоторых обителей, заполонив сегодня свою жизнь множеством различных удобств, делают ее тяжкой. Слишком отвлекаются на вещи, нужды в которых нет, а то духовное, чем подобает заниматься, оставляют. Если юные, приходя в монастырь, меняют мирское неспокойствие на дух светского учреждения, то покоя они не найдут. Потом, чтобы развлечься, они захотят заниматься духовным туризмом, ездить по экскурсиям. Найдется и такой, что скажет: “А мне хочется в отпуск”, тогда как монаху подобает отлучаться из своей кельи с болью».

Так что же, ради затвора монахам отказаться от миссионерства? А может быть, вспомним преподобного Серафима, когда именно и с чем он вышел к людям? И вряд ли кто-нибудь оспорит, что отдача от миссии отца Паисия гораздо выше, чем от нашего, порой, многоделания на этом поприще. 

«Монах не намечает собственной программы действий, не составляет мирских проектов миссионерской работы, – говорит авва Паисий, – он идет вперед без всякого собственного плана, и добрый Бог включает его в Свой божественный план, а если это понадобится, то Он ведомым Ему способом может послать его и на апостольский подвиг. Бог не требует от монахов, чтобы они выходили в мир и водили людей за ручку. Он хочет, чтобы монахи опытом своей личности давали людям свет и таким образом руководствовали их к вечной жизни. То есть служение монаха не в том, чтобы помогать миру, находясь в миру. Монах уходит далеко от мира не потому, что он ненавидит мир, но потому, что он любит его. Живя вдали от мира, монах своею молитвой поможет ему в том, в чем нельзя помочь по-человечески, но одним лишь божественным вмешательством. Поэтому монах должен находиться в постоянной связи с Богом, принимать от Него сигналы и указывать людям путь к Нему».

А на вопрос, до какого предела монах должен забывать о себе, помогая людям, святой Паисий отвечал: «До того, пока он видит, что людям есть от этого польза. Но если я совершенно отдамся в руки мирян, то и сам превращусь в мирского человека. Когда монах якобы для того, чтобы помочь людям мирским, делает то, что монашеству не приличествует, то людям это не помогает. К примеру, какой-то монах может стать прекрасным таксистом. И денег-то за проезд он брать не будет, и разговоры-то духовные с пассажирами он будет вести... Но это не монашеское дело. Иногда встречаешь у монахов дух мирской, а у мирских – монашеский. А поэтому Христос скажет в жизни иной: “Ты снимай-ка схиму, а ты надевай”. Человек мирской, возжелав жизни монашеской, освящается. Но если монах возжелает мирской жизни, то он идет в вечную муку. <…> В том, что не приличествует монашеству, душа инока покоя не найдет. А с того мгновения, как его душа потеряла покой, он должен искать и найти причину этого».

Наши богословы-современники дают нам и конкретные рекомендации: как обезопасить монаха от мира.

К примеру: «Не ходи повидаться со своими родственниками, не позволяй приходить им повидаться с тобой, не стремись часто бывать у них, – обращается к монахам архимандрит Эмилиан в своей книге «Трезвенная жизнь и аскетические правила». – Правилами монастыря должны быть те самые правила, которые ввели великие отцы Церкви, и те слова, которые произнес Сам Христос. <…> Монастырь не ограничивает монахов, он оставляет их свободными, потому что принимает и немощь человеческого естества. Однако монахи должны каждый раз испытывать себя перед Богом». 

Однако, если проблема угрозы монастырям со стороны мирского информационного пространства или использования в нашем быту технологических новшеств относительно нова, то вопрос о степени вовлечения обители в хозяйственную деятельность, о степени духовной безопасности этого процесса имеет долгую историю.

Для монастыря участие в общественном воспроизводстве – явление естественное и насущно необходимое. Монашеский труд – это прежде всего лекарство от праздности и способ полезного времяпрепровождения. К тому же любая обитель должна обеспечить пропитание своим монашествующим. 

Даже 5000 суровых аскетов Нитрийской пустыни еще в начале V века занимались рукоделием и продавали свои изделия на рынке. В числе хозяйственных построек монастыря были пекарни, выпекавшие хлеб не только для его нужд, но и для отшельников, удалившихся во внутреннюю пустыню. Монастырские врачи и аптекари следили за здоровьем насельников обители. Слава нитрийских подвижников широко распространилась в империи и привлекла в пустыню огромное количество мирян-странников. Но ведь именно поэтому уже к середине того же века монахи постепенно покинули Нитрию в поисках молитвенного уединения. Так что такое близкое соседство пустыни с миром привело в данном случае к переносу монашеских келий. 

И все же есть вопросы о том, насколько должна соотноситься хозяйственная деятельность с реальными потребностями монастыря. Чтобы труд был монаху во благо, чтобы обитель кормила себя и могла все-таки кому-то помочь, но при этом не превращалась ни в сугубо экономическое образование, ни была сметена желающими получить от нее материальную выгоду, или чтобы обитель не потонула в хозяйственной разрухе. Такие вопросы вставали перед монашествующими испокон века.

Да и перипетии государственного вмешательства в жизнь русских обителей приводили то к экономическому расцвету монастырей, то к их упадку. Поэтому у русского монашества накоплен немалый опыт как выживания в нищете и подполье, так и опыт финансового благополучия. 
Вспомним один из самых ярких церковных споров на имущественную тему двух русских святых – преподобных Нила Сорского и Иосифа Волоцкого.

В начале XVI века великий князь Московский, который стремился создать постоянно действующее войско для защиты своих границ, раздал в поместья служилым людям из Москвы обширные земельные владения в Новгородской земле, ранее принадлежавшие митрополиту и богатейшим монастырям. Новгородский архиепископ Феофил, последний владыка, избранный самими новгородцами, решительно протестовал против этого, но в 1480 году он был смещен с кафедры, а все церковные и монастырские владения были тщательно описаны в 1490–1491 годах московским подьячими. В 1499–1500 годах была проведена новая конфискация церковных и монастырских земель в пользу государства. Причем пострадали и бедные монастыри.

На Церковном соборе 1503 года был поднят вопрос о том, следует ли монастырям владеть селами. Именно он и разделил приверженцев Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. Аскет Нил Сорский высказывался против монастырских владений и личной собственности монашествующих. Однако взгляды Иосифа Волоцкого нашли преимущественную поддержку. Он доказывал, что имения позволяют монастырю помогать бедным, спасают от голода. Также, «если у монастырей не будет сел, – утверждал Иосиф, – то как честному (знатному) и благородному человеку постричься в монахи; если же не будет честных старцев в монастырях, то откуда взять на митрополию, или архиепископа, или епископа и на всякие честные (почетные) власти? А не будет честных старцев и благородных, то и вере будет поколебание».

Как показал нам Господь, и тот и другой спорщик вошли в число Его угодников в чине преподобных. Поскольку ни владение имуществом, ни отсутствие такового не решают вопросов спасения.

Именно об этом предупреждает нас Священное Писание: Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкопывают и крадут (Мф. 6:19). 

Спасение монаха, как и любого другого человека, зависит не от богатства, а от пристрастия к нему. Хотя такую привязанность может испытывать нищий. И раздавший сокровища богач может поскользнуться на привязанности к тому малому, что у него осталось.
Преподобный Паисий Святогорец рассказывал: «К сожалению, торгашеский дух потихоньку проникает в монашество до самого мозга костей. Ко мне в каливу зашел как-то один монах. Я плел четки. “Ты, – сказал он мне, – такие четки на тридцать три узелка раздаешь в благословение. А я одну такую четку могу продать даже и за пятьсот драхм! И я с ними, как ты, не рассусоливаю: как только заканчиваю узелки, обрезаю края и немного схватываю их между собой, чтобы понапрасну не расходовать шерсть. И сутаж, который остается от крестов, у меня тоже в дело идет – подшиваю и его. И бусинок не использую. Прибыли у меня выходит побольше твоего!” – “Слушай, – ответил я, – да как же тебе не стыдно! Разве ты не понимаешь, что в тебя вселился торгашеский дух? Я с 1950 года монах, но такое слышу впервые!”»

Приводит он и другой случай: «Один мой знакомый посетил некую обитель, а потом рассказывал: “Да там настоящее ателье! А матушка-игумения что за диво! Торгуй она пуговицами в Монастыраки в Афинах, так вот была бы на своем месте! Уж такая у нее в этих делах хватка!” То есть монастырь – это ателье. Потом он превращается в фабрику, потом в супермаркет, а потом в ярмарку! Несчастные мирские люди хотят от нас, монахов, чего-то высшего. Но для того чтобы достичь высшего, нам должно избегать всякого человеческого утешения. <…> Монастыри имеют духовное предназначение. В них не должно быть начала мирского, но лишь духовное, чтобы они преисполняли человеческие души райскими сладостями. Ну куда нам соревноваться с мирянами в мирском! Ведь как ни возьми, у них все равно возможностей побольше нашего. Если же монашеская обитель живет духовно, то знаете, как она заставляет мир задуматься! Когда присутствует благоговение, страх Божий, когда нет ни мирской логики, ни торгашеского духа, это умиляет мирян», – говорит авва Паисий. И именно такая обустраиваемая в наших обителях жизнь и должна отвечать на все вопросы о том, какая социальная работа должна проводиться в монастырях.

Бедность, посылаемая некой обители во испытание, также может быть и добрым уроком, и камнем преткновения при ропоте, при желаниях большего. Главное в такой ситуации – не оставлять своего главного монашеского делания – молитвы и не предаваться расслабленности и лени. 

«Труд, – утверждает еще один святогорец, архимандрит Елисей, игумен монастыря Симонопетра, – занимает очень важное место в жизни монаха, но он не важнее таких монашеских принципов, как отречение от мира и безмолвие. Было бы хорошо, если и в современных монастырях труд оставался бы лишь поделием, второстепенным делом. Таково было отношение к послушаниям в православных монастырях, и старец Эмилиан желал, чтобы это соблюдали и мы. В уставе женского монастыря Ормилия он писал: “Трудиться нужно умеренно, занимаясь такими работами, которые, по возможности, не создают шума, не способствуют развлечению и не нарушают единства сестринства. При этом работать до́лжно ответственно, с усердием делая то, что в твоих силах. Необходимо соразмерять труд с физическими и душевными силами насельниц, учитывать их духовные нужды и способности”.

Сегодня, когда почти все работы механизированы, благочинные и старшие по послушаниям должны внимательно следить за тем, чтобы из-за индивидуализации труда не разбивалось единство жизни братий. Важно, чтобы во время монастырских трудов сохранялась внутренняя собранность и чувство общего предстояния пред Господом, благодаря чему монахи и на послушаниях остаются такими же беспопечительными, спокойными и радостными пред Богом, какими бывают в храме. 

Сохранение на послушаниях истинно монашеского духа зависит не только от старших братьев, но и от всех насельников. Иногда бывает, что сами братья настолько привязываются к своему послушанию, что уже не мыслят себя без этого дела. Они даже не позволяют никому постороннему вмешиваться в их работу. Истинный монах, напротив, должен исполнять послушание без пристрастия, хотя и по совести. И потому на Святой Горе есть мудрая традиция, которая, правда, не всегда соблюдается в полной мере. По этой традиции ежегодно каждого монаха, если возможно, назначают на новое послушание, для того чтобы он мог избежать пристрастия к своему делу».

И тогда, вслед за апостолом Павлом мы могли бы сказать: Великое приобретение – быть благочестивым и довольным. Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем. А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу. Ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям (1 Тим. 6:6–10).

Сегодня мы рассмотрели те риски, которые могут стать угрозой жизни для современной обители. И, надеюсь, в словах наших духовных отцов узнали применяемые в жизни наших обителей рецепты созидания многотрудного монашеского подвига.

«Все это многотрудный подвиг, – напоминает нам Святейший Патриарх, – но подвиг, доступный современному человеку. Без этого подвига монашествующий остается мирянином, одетым в монашеские одежды. С такими мирянами я, к сожалению, очень часто сталкивался. Одет по-монашески он или она, но человек совершенно не монастырский. Преодолевать это тяготение и искушение мира – это и есть сердцевина монашеского делания. Весь мир сегодня жаждет свидетельства о Боге и смотрит на монастыри с надеждой, желая увидеть в монахах подлинных подвижников, своей жизнью свидетельствующих о Христе».

Литература:

1. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Доклад на Собрании игуменов и игумений Русской Православной Церкви 22 сентября 2016 года. Электронный ресурс: http://www.patriarchia.ru/db/text/4621772.html

2. Паисий Святогорец, преподобный. Слова. Т. 1. С болью и любовью о современном человеке. Электронный ресурс: https://azbyka.ru/otechnik/Paisij_Svjatogorets/s-bolju-i-ljubovju-o-sovremennom-cheloveke-slova-tom1...

3. Паисий Святогорец, преподобный. Слова. Т. 2. Духовное пробуждение. Электронный ресурс: https://azbyka.ru/otechnik/Paisij_Svjatogorets/dukhovnoe-probuzhdenie-slova-tom2/6_2

4. Эмилиан (Вафидис), схиархим. Православная духовность и «революция технологий». Электронный ресурс: https://azbyka.ru/otechnik/Emilian_Vafidis/pravoslavnaja-duhovnost-i-revolyutsija-tehnologij/

5. Эмилиан (Вафидис), схиархим. Монашеская жизнь. Электронный ресурс: https://azbyka.ru/otechnik/Emilian_Vafidis/monasheskaja-zhizn/
6. Архимандрит Эмилиан (Вафидис). Трезвенная жизнь и аскетические правила. – М.: Паломник, 2016.

7. Серафим (Роуз), иеромонах. Человек против Бога. Путь ко спасению в современном мире. Электронный ресурс: http://profilib.com/chtenie/36493/serafim-rouz-chelovek-protiv-boga-27.php

8. Архимандрит Елисей (Святая Гора Афон). Православное монашество и вызовы современного мира. Электронный ресурс: http://monasterium.ru/publikatsii/doklady-2/25-rch-reg/pravoslavnoe-monashestvo-i-vyzovy-sovremennog...

9. Реутский А. Три ключевые проблемы монастырской жизни. Церковный вестник, 23 сентября 2016 года. Электронный ресурс: http://www.e-vestnik.ru/news/problemy_monastirskoy_gizni_9662/

Доклад архимандрита Макария (Веретенникова), насельника Свято-Троицкой Сергиевой лавры, на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года).

Богата, интересна и назидательна многовековая история Троицкой обители на горе Маковец, основанной великим подвижником, стяжавшим именование печальника земли Русской. Отец Павел Флоренский (†1937), богослов ХХ века, так характеризует обитель Сергиеву: «Дом Живоначальныя Троицы всегда сознавался и сознается сердцем России, а строитель этого Дома, преподобный Сергий Радонежский  – “особым нашего Российского царствия хранителем”» [1]. В стенах обители возросли целые поколения учеников Троицкого игумена, их можно уподобить тем птицам, которых он однажды сподобился узреть, как об этом повествуется в его житии [2]. Литургическое осмысление данного явления – это учрежденный в 1981 году по благословению Патриарха Пимена (1971 – †1990) праздник, посвященный Собору Радонежских святых [3]. 

Однако, в истории Троицкой обители случались различные бедствия. В 1408 году было нашествие на Русь золотоордынского эмира Эдигея [4]. При этом Троицкий монастырь был разорен, но явившиеся перед этим преподобному Никону святители Московские Петр и Алексий, а также и преподобный Сергий, возвестили ему о грядущем бедствии, и вся братия покинула обитель. Возвратились иноки на пепелище, но личные вещи основателя монастыря они сохранили; затем их усилиями был вновь воздвигнут Троицкий храм, и обитель возродилась [5]. В 1608–1610 годах Троицкий монастырь выдержал шестнадцатимесячную вражескую осаду, обороной Лавры мужественно руководил преподобный архимандрит Иоасаф [6]. 
В ХХ веке обитель преподобного Сергия Радонежского пережила не меньшие бедствия. В 1892 году отмечалось 500-летие со дня кончины преподобного Сергия, во время юбилейных торжеств историк В.О. Ключевский (†1911) произнес свою знаменитую речь о преподобном Сергии. В конце он говорит о нравственном и духовном потенциале, завещанном нам духоносными подвижниками. Заканчивается его речь словами: «Ворота Лавры преподобного Сергия затворятся и лампады погаснут на его гробнице только тогда, когда мы растратим этот запас без остатка, не пополняя его» [7]. Знаменитый историк не дожил до этой беды всего девять лет. 

Предреволюционные и последующие годы – это время, когда последним наместником Троице-Сергиевой Лавры был архимандрит Кронид (Любимов; 1915 – †1937; пам. 27 ноября). В сан игумена отец Кронид был возведен в 1906 году священномучеником Владимиром, митрополитом Московским и Коломенским (†1918; пам. 25 января), а в 1908 году им же – в сан архимандрита. В 1915 году он становится наместником Лавры. На его плечи легла большая ответственность за судьбу национальной святыни в преддверии трагических событий в стране. В 1917 году происходит февральская революция, затем – отречение царя Николая II от престола, а осенью – октябрьский переворот. «Видя ослабление веры в русском обществе, архимандрит Кронид призывал своих соотечественников к покаянию, предсказывая грядущие беды для нашего Отечества от ширящегося вольнодумства и неверия» [8]. 

Архимандрит Кронид был членом Помест​ного Собора Русской Православной Церкви 1917–1918 годов, который восстановил Патриаршество на Руси, избрав на Московский престол святителя Тихона (†1925; пам. 25 марта). «Разумеется, как наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, архимандрит Кронид был тесно связан с Патриархом, священноархимандритом Лавры. Однако их общение было гораздо глубже и значительнее, чем формальные отношения начальствующего и подчиненного. В скорбные дни после большевистского переворота отец Кронид во всем поддерживал Предстоятеля Церкви» [9]. 

После революции начались нападки на Лавру. «Через несколько месяцев после большевистского переворота, 23 января 1918 года в “Известиях ВЦИК” был опубликован декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, получивший название декрета “о свободе совести”. В целях упорядочения церковных дел и монастырских имуществ в некоторых губерниях была учреждена должность комиссара при монастырях. Их функции состояли в контроле за деятельностью монастырей»[10]. Следующий 1919 год в истории Церкви известен как год начала спланированной кампании по надругательству над мощами русских святых. «16 февраля 1919 года коллегия Народного комиссариата юстиции приняла первое постановление об организованном вскрытии мощей, которое предусматривало “порядок их инспекции и конфискации государственными органами”» [11]. 

«В начале 1919 года в сергиевской газете “Трудовая неделя” стали появляться статьи о Лавре, о мощах и возможности их вскрытия» [12]. В связи с этим в Трапезном храме Лавры в дни Великого поста состоялось собрание верующих, на котором архимандрит Кронид обратился ко всем с просьбой защитить “от поругания не монахов, а священное место, где отпечатались стопы нашего отца, преподобного Сергия”. После этих слов отец Кронид земно поклонился народу, который отвечал ему тем же, и все запели тропарь преподобному Сергию. Вскоре после этого в Лавре, Московской духовной академии и приходских храмах Сергиева Посада стали собирать подписи под прошением Совнаркому не вскрывать мощи преподобного Сергия. Под протестом против вскрытия святых мощей на 35 листах стояло 5000 подписей» [13]. Затем в марте 1919 года архимандрит Кронид с братией обратился к председателю Совнаркома с просьбой не допустить кощунственного вскрытия-поругания святых мощей преподобного Сергия. В данном обращении говорилось: «Насильственное прикосновение к святым мощам главным образом нанесет глубокое, никогда не могущее быть забытым оскорбление верующим» [14]. Тем не менее, 11 апреля 1919 года, в Лазареву субботу, вечером, это святотатственное действо было совершено. 


Ухудшалось положение и самой Лавры. Осенью «1918 года началась конфискация имущества, принадлежащего Троице-Сергиевой Лавре, о чем Духовный Собор 13 октября 1918 года сообщил в своем докладе Святейшему Патриарху Московскому и всея России Тихону» [15]. Осенью Наркомпрос учредил Комиссию по охране памятников старины Троице-Сергиевой Лавры. Она должна была заниматься изучением исторических и художественных ценностей Лавры и отвечать за их сохранность. 

Лавра была закрыта декретом Совнаркома от 20 апреля 1920 года. Необходимо отметить неисповедимость Божественного Промысла, так как  издание названного декрета в действительности «явилось победой, а не поражением Церкви. Монастыри были тогда обречены на закрытие, и в действительности вопрос стоял не о том, удастся ли отстоять их как действующие, а о том, будут ли они отданы на разграбление местной и центральной власти, или их удастся сохранить как выдающиеся памятники культуры до тех времен, когда милостию Божиею святыни церковные вновь наполнятся насельниками. Уже то, что вопрос о Троице-Сергиевой Лавре удалось вывести из компетенции местного исполкома и передать в другие инстанции, было делом, превосходящим силы человеческие – чудом. И то, что декрет о создании музея Троице-Сергиевой Лавры был подписан В.И. Лениным, гонителем Церкви, а Отдел по делам музеев возглавляла Н.И. Троцкая, жена другого страшного палача, лишь свидетельствует о непостижимости Промысла Божия» [16]. 

Лавра была закрыта, а братия была выселена из нее. Таким образом, для Троицкой братии закрытие Лавры, кощунственное поругание святых мощей ее основателя и изгнание братии из Лавры явилось началом крестного пути, полного страданий, который завершался Голгофой. Лавра стала недоступной для братии. Символически это можно сравнить с библейско-триодным событием – изгнанием Адама из рая. В службе Прощеного воскресенья есть такие слова: «Но о раю, к тому твоея сладости не наслаждуся» [17]. Один из выселяемых из Лавры насельников говорит об этом печальном событии в написанном по этому поводу стихотворении: 

Затихнет звон, замолкнет пенье… 

Отыдет Божья благодать… 

И будет «мерзость запустенья» 

На месте святе восседать. 

… 

Простите, жители Посада! 

Простите все, кто к нам ходил 

И кто душе своей отраду 

В молитве с нами находил! 

Да будет с вами милость Божья 

И Богоматери покров. 

Но, други, бойтесь знаться с ложью, 


Идти вослед чужих богов…» [18]. 

  
Троицкое монашеское братство продолжало свое существование еще некоторое время и после закрытия обители. «Оставленные в Лавре при охране музея 43 монаха образовали “малую Лавру”. Все это время велся журнал Духовного собора… Братия просила для Богослужений одну из церквей обители, но в этом ей было отказано. Богослужения совершались в Пятницкой церкви. Там в воскресные дни служили соборно, были и седмичные, пел хор из пятнадцати монахов. Распорядком служб, в зависимости от занятости при музее, ведал игумен Михей. По праздникам служил настоятель отец Евгений Воронцов, иногда сослужил с ним отец Павел Флоренский. К 1926 году оставленные при музее монахи были уволены, а в мае 1928 года были закрыты лаврские храмы на Подоле» [19]. Отец Евгений незадолго перед началом служб в Пятником храме был рукоположен в сан священника, он был из преподавательской корпорации. Благодаря ему, предполагалось, будет меньше привлекаться внимание властей к монашеской братии [20]. 

После закрытия Лавры ее наместник, архимандрит Кронид, был оставлен как староста ее охраны, что продолжалось до 26 января 1920 года. Затем в 1920– 1922 годах он жил в селе Братовщина у старосты тамошнего храма, в 1922– 1926 годах – в Гефсиманском скиту. В 1926–1929 годах он пребывал в скиту Параклит. Почитателем архимандрита Кронида был Святейший Патриарх Пимен (Извеков). Он начинал свой монашеский путь в лаврском скиту Духа Параклита под руководством архимандрита Кронида. 21 сентября 1927 года он был пострижен с именем Пимен. Тридцать лет спустя, 16 ноября 1957 года, в своем слове при наречении во епископа Балтского, викария Одесско-Херсонской епархии, Святейший Патриарх вспоминал: «Здесь я насыщался от сладостной трапезы бесед и наставлений, исполненных глубокой мудрости, огромного опыта и духовной настроенности, всегда любвеобильного и благостного приснопамятного наместника Лавры, архимандрита Кронида, много добрых семян посеявшего в мою душу» [21]. 

После закрытия скита Параклит в январе 1929 года архимандрит Кронид поселился рядом с Кукуевским кладбищем, с преданным ему келейником монахом Георгием (Потаповым). Это было последнее пристанище Троицкого наместника до его ареста. С 1935 года отец Кронид начал быстро слепнуть, но он по-прежнему духовно окормлял приходившую к нему троицкую братию и руководил ею практически до своего ареста, завершившегося мученической кончиной. Он хранил единство Церкви, ограждая всех от пагубных расколов. «Каждый собеседник оказывался для него в той или иной мере летописцем явлений любви Божией на земле и спасающей веры Церкви» [22]. 

«В ночь с 19 на 20 ноября 1937 года было одновременно арестовано много священнослужителей в Сергиевом Посаде, к тому времени переименованном в Загорск, и на приходах в окрестных деревнях. В большинстве это были монахи закрытой Троице-Сергиевой Лавры, очень многие из них уже побывали в ссылках и заключении» [23]. Архимандрит Кронид обвинялся в продолжавшемся исполнении обязанностей наместника, т. к. он заботился о назначении на служение вернувшейся из ссылки троицкой братии, собирал пожертвования для осужденных священнослужителей, создал «монастырь» в доме, где он жил, совершая Богослужения и монашеские постриги. 

«7 декабря 1937 года на заседании судебной “тройки” архимандрит Кронид, протоиерей Димитрий Баянов, протоиерей Виталий Лукашевич, игумен Ксенофонт (Бондаренко), игумен Никодим (Монин), игумен Гедеон (Черкалов), игумен Азария (Павлов), иеромонах Иаков (Марочкин), иеромонах Серафим (Крестьянинов), иеромонах Лаврентий (Насонов), иеромонах Гедеон (Смирнов), иерей Алексий Быстрицкий, монах Георгий (Потапов), Николай Михайлович Сычев и Анна Андреевна Самойлова (монашеское имя неизвестно) были приговорены к высшей мере наказания. Приговор был приведен в исполнение 10 декабря 1937 года, отец Кронид,  расстрелянный на полигоне НКВД в Южном Бутово, увенчал свою жизнь мученическим концом» [24]. 

Живя перед арестом практически на положении изгоя в тогдашнем обществе, архимандрит Кронид, тем не менее, верил в возрождение Православия в русском народе. В одной из своих бесед на 21 неделю по Пятидесятнице он сказал: «Русский горизонт покрыт темными облаками, но Провидение бодрствует над Россией, и верится, что из грозных туч рано или поздно проглянет наконец желанный светлый луч и согреет окаменевшие сердца наших русских братьев во Христе и семя слова Божия возрастет в сердцах русских людей тучной нивой»[25]. Этой твердой верой и убежденностью можно объяснить такое удивительное событие. Отец наместник в свое время вручил Тихону Тихоновичу Пелиху антиминс, заповедуя беречь его до нужного времени. После открытия Лавры в 1946 году будущий протоиерей Тихон Пелих принес сохраненный антиминс архимандриту Гурию (Егорову). Из надписи на раскрытом антиминсе первый наместник возрождаемой Лавры отец Гурий узнал, что этот антиминс лежал в свое время на престоле Успенского собора Троице Сергиевой Лавры. На нем и была совершена первая после открытия Лавры Божественная литургия в 1946 году, в Успенском соборе на Пасху [26]. Так проявилась духовная связь старой Лавры с возрождающейся. 

Прошли десятилетия,  и 20 августа 2000 года в храме Христа Спасителя Юбилейный Собор Русской Церкви совершил прославление множества русских святых. В докладе митрополита Крутицкого Ювеналия на Соборе говорится: «К 2000-летнему юбилею Рождества Христова Русская Православная Церковь приносит обильный плод спасительного сеяния – сонм святых мучеников и исповедников российских ХХ века» [27]. Он подчеркнул, что твердость «в исповедании своей веры даже до смерти поставила таких свидетелей истины наравне с мучениками и исповедниками первохристианской эпохи» [28]. Среди провоссиявших светильников веры имеется также и имя преподобномученика Кронида Радонежского, наместника Троице-Сергиевой Лавры [29]. В тропаре ему говорится: «Преподобному Сергию от юности последуя, отче богомудре Крониде, веру во Святую Троицу стяжал еси и даже в старости мастите до крове сохранил еси» [30]. 

Затем в 2011 году было учреждено празднование Собору новомучеников и исповедников Радонежских, причем, днем их соборной памяти был избран день кончины священномученика архимандрита Кронида [31]. Это вторая соборная память лаврских святых, которая дополняет первую, свидетельствуя об истории Сергиевой обители в ХХ веке. В отличие от Вселенской Церкви Русская Церковь не имела гонений в первые века христианства, поскольку русский народ принял Православие только в конце Х века. Однако чаша мученических страданий была испита им в ХХ веке. Притом верующих гнали не за их противоправные действия, а в рамках идейной борьбы с Церковью и классовой борьбы с духовенством и благочестивыми мирянами. Но прошли годы, и стало возможным реабилитировать новомучеников. Архимандрит Кронид был реабилитирован с мотивировкой: дело «…за недоказанностью обвинения производством прекратить» [32]. 

Новая память Радонежских новомучеников объединяет угодников Божиих, чья жизнь и подвиги проходили на земле, освященной стопами Матери Божией, явившейся со святыми апостолами преподобному Сергию; освященной стопами игумена земли Русской и поколениями русских святых. В лик новомучеников Радонежских входят духовенство, монашествующие, благочестивые миряне и академические «стратилаты». В составленной им службе Троицкий наместник назван начальником «лика новомученик» Радонежских [33]; будучи изгнанным из Лавры, он «крест игуменства не оставил» [34]. Священномученик Кронид отошел в иной мир вкупе с другими страдальцами. И в день его памяти празднуются новомученики Радонежские, которые своими страданиями «осоляли» (Мф. 5:13) землю Радонежскую в тяжелое время. Они прошли через горнило страданий, омочив Радонежскую землю своею кровью в годы гонений и испытаний. Их память является ныне тем фундаментом, на котором строится наша сегодняшняя жизнь. В службе новомученикам говорится: «Лик преподобномучеников Радонежских ублажающе, прославим Троицу Живоначальную, Еяже обитель… светло красуется, и с любовию Богу возопиим: силе Твоей слава, Человеколюбче» [35]. 

-------------------------------------- 
[1] Флоренский П., священник. Избранные труды по искусству. М., 1996. С. 221. 

[2] Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Сергия, игумена Радонежского и всея России чудотворца/Составитель иеромонах Никон (Рождественский), впоследствии архиепископ Вологодский и Тотемский. Сергиев Посад, 2005. С. 103–104. 

[3] Описание первого празднования Лаврских торжеств см.: Евлогий, архим. Собор Радонежских святых – престольный праздник Сергиевой Лавры//ЖМП. 1981. № 10. С. 17–19. Перечень имен святых, включенных в Собор Радонежских святых см.: Православный церковный календарь. 2003. С. 104–105. 

[4] Присёлков М.Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. СПб., 2002. С. 468–470. 

[5] Житие и подвизи преподобнаго отца нашего игумена Никона, ученика блаженаго Сергиа чюдотворца//Троицкий сборник. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002. Сб. 2. С. 27–28. 

[6] См.: Макарий, архим. Подвиг архимандрита Иоасафа (Из истории обороны Лавры в Смутное время). М., 2016. 

[7] Ключевский В.О. Православие в России. М., 2000. С. 321. 

[8] Кронид (Карев), иеромонах. Наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрит Кронид (Любимов). Его жизнь, духовно-нравственный облик и пастырское служение. Дипломная работа. Сергиев Посад, 2000. С. 36 (Машинопись). 

[9] Житие преподобномученика Кронида Радонежского//Троицкий сборник. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002. Сб. 2. С. 152. См. также: Лазарев А.,  протоиерей. Троице-Сергиева обитель в истории Русской Церкви и государства. М., 2015. С. 138–140. 

[10] Кронид (Карев), иеромонах. Наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрит Кронид (Любимов)... С. 39. 

[11] Кронид (Карев) иеромонах. Наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрит Кронид (Любимов)... С. 41. 

[12] Житие преподобномученика Кронида Радонежского... С. 152. 

[13] Житие преподобномученика Кронида Радонежского... С. 152; Троицкий патерик. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2015. С. 418. 

[14] Троицкий патерик. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2015. С. 419. См. также: Лазарев А., протоиерей. Троице-Сергиева обитель... С. 142. 

[15] Кронид (Карев) иеромонах... С. 40. 

[16] Андроник (Трубачев), игумен. Закрытие Троице-Сергиевой Лавры и судьба мощей преподобного Сергия в 1918–1946 гг. М., 2008. С. 98–99. 

[17] Славник на Господи воззвах//Триодион, сиесть Трипеснец. Триодь постная. М., 2012. Л. 69 об. 

[18] Евфимий, иеродиакон. Прощальный плач иноков, изгоняемых из обители//Троицкий сборник. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002. Сб. 2. С. 430–431. 

[19] Житие преподобномученика Кронида Радонежского... С. 153. 

[20] Волков С. Возле монастырских стен. Мемуары. Дневники. Письма. М., 2000. С. 194. 

[21] Наречение и хиротония архимандрита Пимена (Извекова)//ЖМП 1957. №12. С. 18; «Былое пролетает…». Патриарх Пимен и его время/Публикация, составление и исторический комментарий архимандрита Дионисия (Шишигина). М., 2010. С. 124. 

[22] Кронид (Карев), иеромонах. Наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрит Кронид (Любимов)... С. 32. 

[23] Житие преподобномученика Кронида Радонежского... С. 154; Троицкий патерик. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2015. С. 423; Лазарев А., протоиерей. Троице-Сергиева обитель... С. 149–150. 

[24] Житие преподобномученика Кронида Радонежского... С. 155; Русские святые и подвижники Православия. Историческая энциклопедия. М., 2010. С. 462; Чураков С., священник; Я.Э.З. Кронид// Православная энциклопедия. М., 2015. С. 47. 

[25] Кронид (Любимов), архимандрит, преподобномученик. Беседы, проповеди, рассказы. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2004. С. 144; Житие преподобномученика Кронида Радонежского//Троицкий сборник. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002. Сб. 2. С. 151; Кронид (Карев), иеромонах. Наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрит Кронид (Любимов)... С. 37. 

[26] Старец Тихон (Пелих). Жизнеописание. Проповеди. Дневники. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2000. С. 48. См. также: Троицкий патерик. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2015. С. 428; Цыпин В., протоиерей. История Русской Церкви. 1917–1997. М., 1997. С. 339; Кречетов Валериан, протоиерей. Протоиерей Тихон Тихонович Пелих//ЖМП. 1984. № 9. С. 33. 

[27] Юбилейный архиерейский Собор Русской Православной Церкви. Храм Христа Спасителя, 13–16 августа 2000 года. Материалы. М., 2001. С. 69. 

[28] Там же. С. 73. 

[29] Там же. С. 291; Кронид (Любимов), архимандрит, преподобномученик. Беседы, проповеди, рассказы. С. 48. О первом праздновании в Лавре новопрославленному отцу наместнику см.: Первое празднование памяти преподобномученика Кронида, архимандрита Радонежского//Троицкий сборник. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002. Сб. 2. С. 158. Имя архимандрита Кронида было внесено также в Собор Радонежских святых (пам. 6 июля) и в Собор новомучеников и исповедников Российских (пам. 25 янв.) (Минея дополнительная. М., 2005. Вып. 1. С. 124). 

[30] Минея дополнительная. М., 2015. С. 167. 

[31] «Празднование внесено в Месяцеслов по благословению Святейшего Патриарха Кирилла 2 марта 2011 года» (Православный церковный календарь. 2012. С. 94. Прим. *). 

[32] Кронид (Карев), иеромонах. Наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрит Кронид (Любимов)... С. 63. 

[33] 3-я стихира на стиховне//Минея дополнительная. М., 2015. С. 172. Служба новомученикам Радонежским была утверждена Священным Синодом 27 августа 2011 года (Там же. С. 728). 

[34] 3-й тропарь 3-й песни канона на Утрени//Минея дополнительная. М., 2015. С. 177. 

[35] 2-й тропарь 4-й песни канона на Утрени//Минея дополнительная. М., 2015. С. 179.

Доклад митрополита Горийского и Атенского Андрея на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года).

Хотел бы начать свой доклад словами блаженно почившего старца, архимандрита Иоанна Крестьянкина, с которым я имел счастье общаться: «А для России час испытания ее веры, час подвига за Христа пришел в XX веке. Ибо не без России Вселенская Церковь должна была достигнуть полноты духовного возраста и совершенства. Почти через тысячелетие после принятия христианства с небывалой силой на Русскую Православную Церковь обрушилось гонение, движимое активным богоборчеством, целью которого было стереть Церковь с лица земли и изгладить само воспоминание о Боге в сердцах россиян. И цель оправдывала средства. В относительно короткий период – за семьдесят лет – земная Русская Церковь пополнила Небесное Отечество множеством русских святых мучеников и исповедников»[1]. Этих людей, сейчас уже святых святой Церкви, знали и с ними общались наши современники и некоторые из нас. Чувства, рожденные ими в душах многих людей, еще живы, благое влияние, которое они оказывают на верующих людей любой национальности, очень велико. По моему смиренному рассуждению, к подвигам святых XX столетия на территории бывшего СССР надо еще приложить подвиг возрождения Православной Церкви, ее канонического строя, вековых устоев Церкви Христа. Этот путь Грузинская и Русская Церкви в течение двух столетий прошли вместе, вместе пережив все благое и все тяжкое. Поэтому новомученики, какой Поместной Церковью они не были бы прославлены, – это наши общие святые, наши общие покровители, наши общие отцы и матери.

Чтобы иметь правильное представление о положении монастырей и монашества в XX веке в период большевистских гонений в Грузии, надо кратко упомянуть о важных факторах, которые влияли на состояние Грузинской Православной Церкви в течение 106 лет, после упразднения автокефалии. В этом отношении судьбы Грузинской Православной Церкви и Русской Православной Церкви во многом очень схожи. Церковные реформы, начатые в 1700 году императором Петром I, после кончины патриарха Адриана [2] и упразднения патриаршего правления Русской Православной Церкви, были продолжены впоследствии и другими самодержцами в Российском государстве. Так, к 1764 году во всей Российской Империи из 954 монастырей осталось всего 161[3], и в этой неестественной для Церкви обстановке, с сожалением надо отметить, начало возникать некое отчуждение пастырей от пасомых. Постараемся понять цели реформ. Историк Николай Иванович Кедров, положительно характеризуя результаты Петровских церковных реформ, приходит к такому, на наш взгляд, малооправданному заключению: «Правда, к внешнему устройству Церкви применены были Петром во многом формы гражданского порядка, тем не менее, эти формы не нарушали самобытного начала Церкви и, в то же время, в основном, согласовались с каноническими формами церковного устройства. Если одному лицу трудно править правильно церковными делами, если это одно лицо, в силу ли традиционных убеждений или по каким-либо другим мотивам, не всегда охотно склоняется на необходимые церковные реформы, как бы так думал великий преобразователь, вводя новую форму церковного правления, то пусть его широкий круг деятельности распределяется между несколькими лицами» [4].

К сожалению, наши Церкви на себе ощутили плоды такого подхода.

Церковный народ всегда твердо верил, что Церковь мистически управляется Ее Главой – Христом, а административно – первоиерархом вместе с епископами, в соработничестве с клиром и народом Божиим.

Реформы, направленные на секуляризацию церковного строя, с 1801 года проводились и по отношению к Грузинской Православной Церкви после входа Грузинского царства в состав Российской империи, упразднения царствования Багратионов и автокефалий католикосатов в Восточной и Западной Грузии. «Грузия, как известно из истории, в лице своих последних царей и владетельных князей, присоединилась к России на основании юридически оформленного, признанного, согласно существующим ныне условиям международнаго права, трактата, заключенного еще при Екатерине II и подтвержденного последующими императорами – Павлом и Александром. В 3-м пункте даже позднейшего, исправленного, согласно указаниям русских правителей при Георгии XII, договора четко выделяется требование, чтобы “во внутреннюю жизнь царства Грузинскаго никто не вмешивался”. (См. тракт. арх. 6 просит. пункты: Карталинско-Кахетинск., Мингрельск., Гурийск. 2. Имеретинск. 2 и Абхазск. 4)» [5]. Трактат 1783 года был поддержан и грузинским духовенством, в пользу нашего общего единоверия, за что и было показательно наказано Тбилисское священство в 1795 году, при нашествии персидского шаха Ага Моххамед Хан Каджара.

В Восточной Грузии автокефалия окончательно была упразднена в 1811 году, в Западной же – в 1814-м [6]. Так же, как и в Великороссии и Малороссии, процесс реформ сопровождался насильственными действиями, с участием некоторых иерархов и священников в пользу царской власти, чьими руками добивались нужных результатов власть имущие.

Вот так описывает ситуацию в Грузии к 1907 году русский славист, академик Белорусской АН Николай Николаевич Дурново: «До 1811 года Грузинская Церковь имела 15 епархий в Карталинии, Кахетии и Сомцхетии, 7 в Имеретии, 2 в Мингрелии и 2 в Гурии. В настоящее время грузины имеют 1 епархию в Имеретии, 1 в Гypии, 1 в Абхазии и 2 викариатства в Грузии. Русский Экзарх, не знающий языка паствы, управляет с 1818 г. епархиями Карталинии, Кахетии и Сомцхетии. Монастырей с 1811 года закрыто до 15, церквей более 800. Вот плоды хозяйничанья и управления духовной бюрократии в Грузии. В это же время, в казну были взяты грузинские церковные имущества на сумму не менее 140 миллионов рублей»[7].

Цитата из прошения жителей города Сухума в Святейший Правительственный Синод: «Двадцать лет, или почти двадцать лет прошло после того, как в Сухумскую епархию было введено в известном смысле латинство, т. е. такое христианское учение, которое обязывает совершать Богослужение на непонятном для народа как бы латинском языке, а на понятном родном языке не разрешает. Говоря это, мы ошиблись, мы должны были сказать: хуже латинскаго, ибо латинское учение, обязывая совершать богослужение на непонятном языке, в то же время обязывает служителей церкви произносить проповедь на понятном и родном языке. В Сухумской епархии не только не слышно было Богослужение на родном для туземцев языке, но не слышно было проповеди от архипастырей на понятном языке уже почти 20 лет» [8]. Прошение направлено в 1906 году, в связи с переводом Сухумского епископа Кириона на Ковненскую кафедру.

Конечно, в это же время государством было сделано много хорошего и полезного. Вот что рассказывает историк Мириан Хуцишвили: «К 1901 году в Грузинском экзархате были открыты 485 приходских и 200 образовательных школ, в которых обучалось 26 тыс. 763 молодых людей». Государство восстанавливало разрушенные значимые храмы древнегрузинского зодчества и монастырские здания, большой прогресс был в сфере образования, открылись семинарии и духовные гимназии, женские училища, священство получало заработную плату и пенсии; например, в 1903–1905 годах из казны на эти нужды было выделено 124 000 рублей [9]. Среди архиереев, служивших в Грузии, которых с благодарностью вспоминал грузинский народ, были экзархи: архиепископ Моисей (Богданов-Платонов), митрополит Исидор (Никольский), архиепископ Иоанникий (Руднев), архиепископ Палладий (Раев) [10];   священномученик, епископ Сухумский Серафим Чичагов [11]. Много положительного было сделано при архиепископе Владимире Богоявленском (впоследствии митрополите Киевском, священномученике), в семинарии при архимандрите Гермогене (Долганёве), также священномученике, и др. Таково было положение в начале прошлого века в Грузии, и недовольство народа было связано с коренным изменением национальных, вековых традиционных устоев быта и строя церковной жизни грузинского народа [12]. К сожалению, назревшая революционная ситуация оказала большое влияние на религиозность населения, которая значительно ослабла, как в городе, так и в деревне[13]. Мне пришлось рассказать все вышесказанное, чтобы были правильно поняты важные события и была яснее видна общая картина того периода .

Но при всех невзгодах, Господь Бог всегда помогает всем людям, искренне желающим послужить истинному Владыке душ человеческих – Христу, по слову святого царя Давида Псалмопевца: Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню и посещати храм святый Его (Пс. 26:4). И если на территории России к 40-50 годам XIX века уже трудами таких ревнителей Церкви, как святители Филарет Московский, Филарет Киевский, Игнатий Кавказский, Феофан Затворник, старцы Паисий (Величковский), Парфений Киево-Печерский, Серафим Саровский, Иона Киевский, Моисей, Амвросий Оптинские, Иоанн Кронштадтский, а также многих других духоносных отцов, стала возрождаться монастырская жизнь в мужских и женских обителях и стал укрепляться монашеский дух в насельниках монастырей, то этот процесс возрождения в Грузии более интенсивно стал происходить с конца 50-х годов XIX века. Огромную роль в возрождении грузинских монастырей и духовности среди грузин сыграли выдающиеся архиереи –  святитель Гавриил Имеретинский (Кикодзе)[14], епископ Гурийско-Мингрельский Григорий (Дадиани), святитель Александр (Окропиридзе), схиархиепископ Антоний  (Абашидзе).

 К периоду революции в Грузии функционировало несколько крупных монастырей с хорошо сложенным уставом монашеской жизни. Я хочу выделить несколько из них, потому что при коммунистических гонениях братья и сестры этих монастырей понесли многие тяготы в деле сохранения веры и образа равноангельного жития. Это мужские Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь, Драндский Успенский монастырь, Джуматский Архангельский, Мартвильский Успенский, Менджский Архангельский, Хобский Успенский, Гелатский Рождество-Богородицкий, Джручский Георгиевский, Челишский Успенский, Бетанийский Рождество-Богородицкий, Давидо-Гареджийский, Шио-Мгвимский, Иоанно-Зедазнийский, Квабтахевский Успенский, Сафарский прп. Саввы Освященого и др.; женские – Бодбийский и Мцхетский Самтаврийский монастыри в честь святой равноапостольной Нино, Мцхетский Ольгинский, Теклатский Рождество-Богородицкий, Василиско-Златоустовский, Моквинский Успенский, Мгвимский Спасский и др. [15]. Надо отметить, что во многих монастырях по происхождению грузинские, русские, греческие монахи жили вместе. Все монастыри пережили гонения, монахи подвергались смерти и притеснениям, но Господь утверждение людей Своих, и Защититель спасений Христа Своего есть (Пс. 27:8), и Он прославил преданных Ему в тяжелую годину жестоких преследований.

В 1917 году, после февральской революции, при меньшевистском правительстве независимой Грузии, Церковь вновь подверглась национализации, были конфискованы все остававшиеся в собственности духовенства земли и запрещена церковная система образования, а после вторжения в Грузию в феврале 1921 года Красной Армии и установления большевистской власти, как и везде в Союзе Республик, Ульяновским Декретом от 20 января (2 февраля) 1918 года Церковь была отделена от государства и в ее распоряжении оставлены лишь здания для отправления богослужения, на условиях безвозмездной аренды у государства[16].  Монастыри остались без средств существования, люди боялись помогать монахам. Создавались артели из братий, но их ставили в невыносимые условия,  и многие вскоре же упразднялись. Власти отбирали хозяйственное имущество и живность, поощрялось насилие со стороны населения. Такова была ситуация повсеместно.

Последним настоятелем Ново-Афонского Симоно-Кананитского монастыря был архимандрит Иларион (Кучин). Чувствуя приближение своей кончины, прежний отец-настоятель старец архимандрит Иерон назначил преемником по управлению обителью ближайшего своего помощника – отца Илариона. Указывая на него, старец говорил братии: «Этого великого труженика оставляю своим заместителем, почитайте и уважайте его, он трудился больше меня. Я вспыльчив и иногда не могу сдержать себя: накричу на иного, укорю его, если знаю какую-либо его вину. А вот он, отец Иларион, при своем великодушии и терпении все делал спокойно и мог успокоить всякого». 11 июня 1912 года отец Иларион, согласно желанию отца Иерона, был утвержден настоятелем Ново-Афонского монастыря с возведением в сан архимандрита преосвященным Андреем, епископом Сухумским.

Современники почитали отца Илариона как опытного старца и руководителя духовного, у которого многим до́лжно учиться. Профессор А. Бронзов писал: «Отец Иерон и отец Иларион – нынешний новоафонский игумен... стоят во главе целой когорты руководителей, наставников иноков». А святитель Тихон, Патриарх Московский, в одной из своих бесед с протоиереем Георгием Голубцовым назвал новоафонского игумена отца Илариона «настоящим рабом Божиим».

Архимандрит Иларион игуменствовал в Ново-Афонской обители вплоть до закрытия ее в 1924 году. В день закрытия монастыря он служил последнее всенощное бдение и Божественную литургию, после чего его арестовали и на следующий день увезли в Сухуми. Вскоре отца Илариона отпустили.

Преставился отец Иларион 8 марта 1931 года в Сухуми, будучи в изгнании, в поселке на Маяке, в доме одной русской женщины. Похоронен он на Маякском кладбище города Сухуми [17].

В 1928 году был закрыт и Драндский Успенский монастырь. Эти два монастыря были самыми многочисленными и, к сожалению, большинство монахов были убиты и замучены в ссылках [18], некоторые ушли в горы Абхазии, некоторых приютили при храмах, или верующие люди у себя в семьях. Среди молодых насельников Драндского монастыря были будущие святые Православной Церкви: преподобный схимитрополит Серафим (Зиновий Мажуга), который в этом монастыре был рукоположен в иеромонаха [19]; преподобный  архимандрит Георгий (Карслидис), прославленный Элладской Церковью в 2008 году. Были также и другие замечательные монахи-подвижники.

Отец Георгий (Карслидис) родился в 1901 году в Цалкинском районе, в деревне Хадик. В возрасте 22-23 лет поступил в Драндский монастырь, при настоятеле архимандрите Георгии (Цулая). В 1925 году архимандритом Георгием был пострижен в монашество с именем Георгий [20]. Вскоре был рукоположен в иеродиакона, а затем в иеромонаха Цхум-Абхазским митрополитом Иоанном (Маргишвили), которого до конца жизни почитал своим старцем и наставником. (В житии преподобного митрополит Иоанн упомянут как его дядя; считаю, что это обусловлено особо близкими духовными отношениями наставника и духовного чада.) Служил в Сухуми, в Мцхете – в храме великомученика Мины. В жизни святого был такой случай: его вместе с несколькими монахами вывели на расстрел, но при расстреле пуля попала в панагию, подаренную монаху Георгию митрополитом Иоанном [21]. Так молодой иеродиакон остался жить. Он был выслан из Грузии во второй половине 30-х годов, когда Советское правительство выслало греческое население в Грецию. В местечке Сипса, близ города Драмы на севере Греции, он устроил женский Архангельский монастырь, где проводил Литургию на грузинском и греческом языках, так и не овладев хорошо греческим.

Отец Георгий во время Второй мировой войны духовно укреплял верующий народ, много помогал населению, укрывал греческих партизан. По его молитвам люди получали исцеления, Господь оберегал их от несчастий. Вот краткий пример из воспоминаний его духовного сына: «В воскресное утро, еще до рассвета, я поднялся с постели, чтобы идти на св. Литургию. От. Георгий стоял в храме, облаченный в светлое сияние, не могу описать то, что я видел, он не касался земли, стоял в воздухе. Стоял я позади подсвечников, взглянул на икону Божией Матери на иконостасе и увидел слезы на глазах Богородицы. Вновь взглянув на икону, опять увидел слезы на Ее глазах. От. Георгий служил Литургию, но он не находился на земле, излучал свет и был окутан светом, а электрического или другого света нигде не было, горели лишь свечи. Я очень растерялся и в это время вспомнил слова старца: “Когда священник служит св. Литургию, он ни на кого не должен взирать, взирать надо только лишь на свою душу и на себя. Сколько ангелов его окружают, сколько ангелов нисходят в это время. Священник никогда не служит один, всегда присутствует небесный гость. Поэтому его ум ничем земным не должен быть занят”. При встрече на улице о. Георгий всегда был в хорошем настроении и весел, но в храме был всегда серьезен и требовал тишины. Он говорил: “Предпочитаю, чтобы в храме на вас была старая и рваная одежда, нежели будете разговаривать. Не сидите во время Божественной литургии. Ваш ум не должен быть рассеян; сколько времени решили остаться в храме, всё употребите для молитвы”».

Перед кончиной преподобный попросил, чтобы ему в руку вложили Евангелие на грузинском языке, привезенное им из Грузии. Его считают своим покровителем жители города Драмы и понтийцы.

Архимандрит Рафаил (Карелин) в своей книге воспоминаний «На пути из времени в вечность» пишет: «Около святых мест душа испытывает мир и покой, но это особый покой; с таким чувством путник приходит к своему родному дому и обретает у святых мест, даже на их развалинах, то, что искал давно – мир души… Понимает душа человека, понимает как великую тайну, что единственное вечносущее – это благодать Божия, истинная реальность и смысл человеческой жизни…» Божьей милостью эту благодать, историю, традиции народа и саму Грузию, несмотря на многие страдания и жертвы, не смогли уничтожить ни нашествия иноплеменных врагов веры нашей, ни атеистическая идеология. Корень навсегда врос в душу народа и всегда давал ростки, то малые, то обильные. К 1931 году в Грузии из 1450 церквей и монастырей были закрыты более 1100, из более 4000 человек духовенства, только лишь около трехсот священников остались в клире, до сорока мужских и женских монастырей были разгромлены и закрыты, более 2000 монашествующих были репрессированы и разогнаны по горам, лесам или ютились у родственников и духовных чад, а для многих приходские церкви стали кельями и монастырями.

Следует сказать несколько слов об отношении к монашеству Предстоятелей и архиереев нашей Церкви. Все Патриархи ХХ века защищали Церковь, любили и оберегали монашество, помогали монастырям и монашествующим. Они также перенесли тяжести и невзгоды богоборческого строя. Патриархи Кирион и Леонид был притесняемы меньшевистской властью демократической Грузии, а при второй власти начались большевистские гонения; Патриарх Амвросий был приговорен к расстрелу, потом помилован, отсидел в тюрьме почти три года, был выпущен на волю по болезни [22] и вскоре скончался за Божественной литургией. Патриарх Христофор писал Председателю Народных Комиссаров Грузинской социалистической республики: «Нигде на территории Союзных республик не происходит такого притеснения веры, как в Грузии. В обществе и на улицах идет высмеивание и издевательства духовенства. Особенно стараются молодежь и люди негрузинской национальности. Можете закрыть все храмы, но вера останется в сердцах большинства». Патриарх Каллистрат провел три года в застенках, у него репрессировали дочь; Патриарх Мелхиседек боролся с группой «обновления и реформ», в его бытность митрополитом Цхум-Абхазским власти решили создать новую так называемую  «Церковь», объединив православную, католическую, протестантскую и еврейскую общины под одной крышей. Решительными действиями митрополита Мелхиседека эта блажь властей была отменена. При хрущовских гонениях он дал благословение священству носить одеяние (рясу, подрясник) повседневно.

Патриарх Ефрем провел в ссылке 8 лет. Он в 16 лет стал послушником Шио-Мгвимского монастыря. Был такой случай в 1944 году. После освобождения он в лагерной одежде, крайне обессиленный пришел в кафедральный храм в Новосибирске и попросил благословения у епископа Варфоломея. Владыка Варфоломей взяв его за руку, отказал в благословении со словами: «Я не благословляю архиереев». – «Откуда вы знаете, кто я?» – «Я вижу в вас архиерея. Куда вы едете из заключения?» – «К себе на родину, в Грузию». –  «Может быть вы не знаете меня, но слышали. Я много лет служил в Грузии. Меня звали протоиерей Сергий Городцов». – «Конечно, я вас знаю. На вас покушались террористы, и вы были тяжело ранены», – ответил епископ Ефрем. «Я до сих пор вспоминаю Грузию и люблю ее», – сказал владыка Варфоломей. Он забрал к себе епископа Ефрема и в течение нескольких недель лечил и ухаживал за ним, так как от голода у епископа Ефрема был сильно поврежден желудок и ему нельзя было есть твердую пищу. Лишь поставив владыку Ефрема на ноги, епископ Варфоломей отпустил его домой [23]. Епископа Ефрема освободили по ходатайству Патриарха Алексия I (Симанского) [24].  

При Патриархе Давиде из 15 епархий, фактически действовали 4, архиереев было лишь 7 и большинство уже почтенного возраста [25]. Лишь при Католикос-Патриархе Илие II началось реальное возрождение монастырской жизни в Грузии.

Большинство монастырей были закрыты в 1923–1930 годах. Монахам, оставшимся в живых после первой волны репрессий 1922–24 годов, в монастырях создавали невыносимые условия. Их обложили налогом за пользование помещениями, экспроприировали церковное и хозяйственное имущество, грабили, переодевшись разбойниками, члены разных атеистических союзов [26], терроризировали комсомольцы – стригли и обжигали им бороды, глумились на виду у жителей окрестных деревень и сел [27].

Каждый из духовенства и монашества, оставшись предан Богу и людям, достоин почитания и является примером для подражания. Божьей милостью, таких примеров стойкости в вере в те трудные годы было множество. Хотелось бы рассказать о каждом из них, так как считаю, что среди них нет великих и малых, ибо все они подвижники, победившие сей мир, вместе со Христом. Существуя в страшных условиях гонения и лишений, эти отцы и сестры продолжали заниматься монашеским деланием и клали живот свой за други своя, и чаще своим примером жизни, а не словом, воспитывали людей и привлекали их на путь монашества.

Отец Рафаил (Карелин) вспоминает, что в то время, когда он, будучи молодым иеромонахом, служил в Илорском храме святого великомученика Георгия в Абхазской АССР, жили там старые монахи – архимандрит Иоаким (Шенгелия), который возродил Илорский храм, монах Георгий (Булискерия) в схиме Гавриил, монах Амвросий (Гвазава).

Отец Иоаким всегда в руке держал молитвенник и при любой свободной минуте старался вычитывать его, будь он в храме, келье или во дворе. Он был духовным чадом преподобного Алексия Сенакского (Шушании). Скончался отец Иоаким при следующих обстоятельствах. Пришли в Илорский храм и попросили священника к умирающему. Второго священника не было, а отец Иоаким лежал с воспалением легких. Услышав об этом, он поднялся с постели и начал собираться к умирающему. Его просили дождаться брата сослужителя, но отец архимандрит ответил, что не смерть ждет человека, а человек смерти, и если умирающий скончается без святого Причастия, то его кровь будет на нем. Он отправился в путь, но его поджидало еще и другое препятствие: шли дожди, и от ненастья поднялась река и снесла мост. Тогда отец Иоаким вошел в ледяную воду, перешел реку вброд и таким образом добрался до умирающего человека. Поисповедовав и причастив человека на смертном одре, он вернулся в храм, положил Дароносицу на святой Престол и слег в постель. Через несколько дней архимандрит Иоаким скончался [28].

Отец Георгий (в схиме Гавриил, Булискерия) был также духовным сыном преподобного Алексия Сенакского, духоносного отца и монаха-подвижника [29]. До революции многие из монахов, братии и сестер, в Западной Грузии были духовными чадами преподобного Алексия. Он еще в молодые годы снискал авторитет среди монахов и верующих людей, по его молитвам свершалось много чудес. Андрей (имя отца Георгия в миру) спросил у преподобного Алексия, как жить и спасаться. Преподобный рассказал об Иисусовой молитве, как ее творить, и заповедал всегда стараться держать молитву в сердце, в памяти и на устах, добавив, что молитва сама будет путеводительницей. С тех пор Андрей поменял свой обычный образ жизни и вскоре, несмотря на семейную драму с матерью, пришел к преподобному в монастырь. Отец Алексий как будто уже знал обо всем и ждал Андрея. Он же посоветовал молодому Андрею удалиться в один маленький монастырь в горах, где тот и принял постриг с именем Георгий. После нескольких лет жизни в монастыре, отец Георгий, по благословению духовника, построил шалаш в горах и уединился для отшельничества. Вскоре начались революционные события, но казалось, что монах Георгий забыл о мире, а мир забыл о нем. Прошли годы. Однажды отец Георгий спустился в свой монастырь. Пред его взором предстала опустошенная Церковь и обгорелые стены келий.

Жители селения рассказали ему, что как-то ночью пришли люди арестовать монахов, те постарались укрыться в лесу, но их догнали и убили. Настоятеля зарубили топором, спаслись не то два, не то три человека. Услышав такое, отец Георгий еще более предался уединению; лишь изредка спускался он за необходимым, и то по ночам. Иногда и сельчане доставляли ему еду и некоторые вещи. После Второй мировой войны положение несколько улучшилось. Открылся храм святого великомученика Георгия, и отец Георгий стал ходить в Илорский храм. Он был уже в годах, и архимандрит Иоаким предложил ему перебраться жить к нему, что он и сделал. Но много лет проведши в уединении, отец Георгий не смог привыкнуть к многолюдству и поселился у одной вдовы, уступившей ему одну из комнат в своем доме. Он продолжал хранить свой привычный устав, знал только храм и келью, уединялся для молитвы, часами мог сидеть в полутемном углу и творить Иисусову молитву. Со всеми был приветлив, не избегал тех, кто хотел встретиться с ним, не прерывал беседы с человеком, но, кратко ответив, мог вежливо, как с родным, попрощаться с ним. Несмотря на годы, в дни Великого Поста, кроме субботы и воскресенья, он ел лишь две картофелины, обходясь даже без хлеба. «Если имеешь две одежды, отдай одну неимущему; имеешь пищу, поделись ею с голодным; а тем более – книгой, от которой зависит спасение души», – сказал старец архимандриту Рафаилу (Карелину), увидев у него два Евангелия. Сам он был крайне нестяжателен, имел лишь Евангелие, Псалтирь и молитвослов. Он часто повторял, что вся философия мира заключается в Иисусовой молитве.

Вот так описывает старца Георгия архимандрит Рафаил: «Он был очень прост и непринужден, в нем был виден умудренный годами и духовным опытом старец, который смотрит на всё земное светлым и спокойным взором, уже из другого мира. Его худые старческие пальцы казались мне нетленными мощами, они оставляли ощущение какой-то особой чистоты. Незадолго перед моим отъездом из Илори, он благословил меня частицей Мамврийского дуба, в ту минуту мне казалось, что передо мной стоит праотец Авраам, который принял у Мамврийского дуба Святую Троицу [30].

В это же время, в заброшенном Бетанийском монастыре Рождества Пресвятой Богородицы, жили два старца – иеромонахи Иоанн (Майсурадзе), святогорский монах, и Георгий (в схиме Иоанн, Мхеидзе). Братия монастыря многое претерпела, но в 1923–1924 годах ее все-таки вынудили покинуть монастырь. Последнего настоятеля архимандрита Илию, который тоже был святогорским монахом, расстреляли в 1937 году. Отец Иоанн, в миру Василий, пришел в этот монастырь четырнадцатилетним подростком, при иеромонахе Спиридоне (Кетиладзе), которого, несмотря на преклонный возраст, также расстреляли в Гурии в 1937 году. Через несколько лет Василий удалился на Святой Афон –  постигать мудрость монашеского жития. Он жил в келии святого апостола Ионна Богослова, где подвизались грузинские монахи [31]. Старцем келии был иеросхимонах Феодосий (Эристави), уважаемый всем Афоном старец. С ним имели близкие взаимоотношения и особо уважали его монахи Русского Свято- Пантелеимонова монастыря и других обителей, где подвизались русские монахи. иеросхимонах Феодосий скончался в 1905 году.

Интересная деталь, о которой стоит упомянуть: отец Феодосий был духовным наставником преподобного Алексия Сенакского [32], чьим духовным преемником был и архимандрит Шио (Дзидзава) [33]. Сам архимандрит Шио был духовником митрополита Цхум-Абхазского Илии (Шиолашвили) – Католикос-Патриарха всея Грузии Илии II [34]. В 1919 году при содействии солдат греческая братия Иверского монастыря изгнала всю братию из келии святого Иоанна Богослова, келия же была разрушена. Часть братии вернулась в Грузию, некоторую часть принял русский монастырь святого Пантелеймона, выделив для грузинских монахов келию святого Стефана Первомученика [35].  После этих событий отец Иоанн вернулся в Бетанию в 1922 году, в самое трудное для обители время. В 1924 году из-за закрытия монастыря преподобного Стефана Хирского в Кахетию, в Бетанию, пришел отец Георгий (Мхеидзе). Эти два монаха, под видом сторожей, в течение десятилетий несли свой подвиг. Не требуя ничего, забытые людьми, в крайней скудости и лишениях, в каждодневной опасности смерти и ареста, исполняя все монастырские и келейные правила, два немощных старика-монаха, стали ангелами-хранителями Бетанийской обители, благодатными старцами и святыми, пострадавшими за Истину Христа.

Вот как отзывался о старцах их духовное чадо – преподобный Гавриил (Ургебадзе): «И посреди родных братьев я не видел такой любви, которая была между отцами Иоанном и Георгием. Постоянно старались жалеть друг друга. Отец Георгий физически и здоровьем был слаб, поэтому о. Иоанн спозаранку начинал дела, чтобы все успеть. Если о. Георгий собирался ему помочь с тяжелой работой, то он отговаривал его. Сам о. Георгий старался исполнить всю легкую работу, и если приходил о. Иоанн чем-то помочь, уговаривал его отдохнуть от дел. О. Иоанн был очень добрым, простым и святым человеком, всегда жалел и оберегал меня. О. Георгий же, напротив, был строг ко мне, закончив одно дело, загружал меня другим. Я по-детски любил о. Иоанна, но никогда не позволил себе, чтобы обида проскользнула в моем сердце по отношению к о. Георгию. Я сильно почитал старцев и знал, что имею дело со святыми. Попав в тюрьму и психиатрическую лечебницу, в этих адовых камерах и тяготах, я полностью узрел и оценил тот мудрый труд, который по отношению ко мне проделал о. Георгий. Этот труд неоплатен, оплатить возможно лишь вечной благодарностью».

Отец Гавриил пришел в Бетанию в двенадцать лет, в то время невозможно было несовершеннолетнему остаться в монастыре, но маленький Васико навсегда связал свою духовную жизнь со старцами, и до, и после монашеского пострига, до самой блаженной кончины старцев, часто на долгое время оставался в монастыре. Его духовным отцом был преподобный Георгий (в схиме Иоанн,  Мхеидзе) [36]. О преподобном архимандрите Гаврииле на русском языке уже изданы книги и статьи.

В Бетании в 1960 был убит иеромонах Василий (Пирцхелава). Он, вместе с монахом Гавриилом, был первой ласточкой нового поколения Бетанийского братства. По дороге к монастырю, в лесу, на него напали неизвестные. Смертельно избив монаха, они бросили его у ворот монастыря. Через несколько дней иеросхимонах Василий скончался. Долгое время в его смерти обвиняли то разбойников, то сельчан, но надо сказать, что за некоторое время до смерти его вызывали в силовые структуры и долго убеждали, чтобы он вернулся к «нормальному» образу жизни, но в ответ получили твердый отказ. Был случай, когда при очередном «разбойничьем» нападении на Бетанию у одного из разбойников выпало милицейское удостоверение [37]. Глинский послушник, архимандрит Филарет (Кудинов) отца Василия вспоминал следующими словами: «Он был человеком Божьим, много претерпевшим. Он мученик [38]. В 1978 году в святую обитель, по благословлению святейшего Католикос-Патриарха Илии были направлены два монаха, с ними связаны первые шаги восстановления монастыря. Бетания – первый монастырь, который был открыт после всех невзгод атеистического времени [39].

 Нельзя не сказать о Глинских старцах, которые были на протяжении многих десятилетий клириками Грузинской Церкви и возлюблены всей Грузией. Слова протоиерея Георгия Пильгуева: «Все эти старцы: митрополит Зиновий, схархимандрит Андроник, схиархимандрит Серафим – великие старцы и столпы Глинской пустыни… вся братия подходила к владыке Зиновию, и всех благословлял архиерей, всем было радостно видеть выходца из Глинской пустыни архиереем. Что греха таить, некоторые из Глинских отцов удивлялись тому, что простой «неученый» монах получил высокий сан архиерея, но у этого монаха на первом плане жизни было послушание, и это послушание давало дорогу к духовным высотам [40]. Архимандрит Рафаил, вспоминая владыку Зиновия, приводит слова преподобного Саввы (Остапенко), который несколько раз посещал владыку: «Митрополит Зиновий – пример того, что можно в миру хранить Иисусову молитву, что оправдания тому, кто не занимается Иисусовой молитвой, ссылаясь на занятость, – нет». Про Иисусову молитву владыка говорил, что не следует стремиться к каким-либо высоким степеням и к особой концентрации мысли, а нужно в простоте сердца говорить молитву живому Богу, Который близок нам, как наша душа; что молитва прививается к смиренному сердцу; что надо пользоваться минутами одиночества и отгонять помыслы Иисусoвой молитвой. Такое делание он считал выше чтения книг [41]. Он как бы заменил глинским монахам игумена. После вторичного закрытия обители одни приехали жить рядом с владыкой в Тбилиси, другие смогли пристроиться на приходах, кто-то ушел в горы, и всем помогал владыка, обо всех заботился, как о своих детках. Свой дом он уступил отцу Андронику, а сам жил в двух комнатах при Александро­-Невском храме [42].

Схиархимандрита Андроника (Лукаша) очень почитал народ. После службы люди долго не расходились, но ждали отца Андроника, чтобы взять у него благословение, прикоснуться к нему, услышать его слова. Отец Андроник излучал радость, потому что в его сердце всегда была молитва, и хотел, чтобы все люди стали участниками этой радости [43]. Он был мудрым духовником и опытным делателем молитвы.

Отец Серафим (Романцов) служил в Сухуми. Епископ Леонид (Жвания) благословил его принимать народ на исповедь. Отец Серафим не имел образования, его академией стали монастырь и пустыня. Он обладал огромным духовным опытом и даром проникновения в человеческую душу. Главной целью своего приезда в Сухуми он считал это духовное окормление пустынников. В свои 70 лет он ходил по горам через реки и заросли, то поднимаясь, то спускаясь по склонам, проходя десятки километров. Он все свои силы и любовь вкладывал в это служение [44]. В те времена много священников, монахов и верующих людей приезжали из Тбилиси в Сухуми. Все старцы прошли через лагерь и ссылку, познали бедствия гонений и трудности пустыни.

Божьей милостью, вместе с членами нашей семьи, я имел радость общения с наследниками Глинских старцев, в лице схиархимандрита Виталия (Сидоренко) и схиигуменьи Серафимы (Дьяченко).

Считаю обязательным вспомнить хотя бы двух-трех женщин-подвижниц и в их лице поблагодарить все женское монашество, которое во времена свирепствования безбожия и зла с примерным мужеством и отвагой, удивительной кротостью, преданностью и жертвенностью служили Церкви, хранили верность духовным отцам и монашескому чину.

Схиархимандрит Савва (Петриди-Телианиди) вспоминает о схимонахине Елене и ее родной сестре монахине Нине (Тувишевых) [45]. В пятилетнем возрасте  Елена тяжело заболела, и родители определили ее в монастырь в Пскове, туда же в 12 лет поступила послушницей и ее сестра. В 1921 году матушка Елена перенесла тяжелую операцию, ей удалили одну почку, и лекарь посоветовал ей жить в Грузии. Так она оказалась в Абхази, поселившись недалеко от греческих сел Георгиевка, Чала, Чини. С тех пор ее называли чинская монахиня. В конце 1920-х годов к матушке Елене присоединилась матушка Нина. В 1937 году  матушку Нину арестовали, и 8 лет она провела в застенках.

Рассказ отца Саввы поражает читателя, он словно описывает монахинь времен преподобных Синклитикии, Матрены, Феодоры, с такой простотой и верой схимонахиня Елена творила чудеса исцеления, помощи в скорби и житейских делах для сельчан и всех просящих у нее молитвенного заступничества. В течение восьми-девяти лет к ним приходил медведь, которому матушка вылечила лапу. Однажды медведь принес кукурузу с чужого огорода, за что матушка выговорила ему: «Зачем ты крадешь у бедных людей, не видишь, что они впроголодь обрабатывают землю!» – больше подобного не повторялось, медведь носил лишь ветки с лесными ягодами. Она предсказала свою мученическую кончину. Ее послушница слышала, как матушка повторяла:  «Пришли убить меня? Кончайте свое дело, я буду мученицей, вы попадете в ад». «Ты придешь, но не найдешь меня», – сказала она монаху Харитону (имя отца Саввы в монашестве) К сожалению, так и случилось. Разбойники совершили большой грех, они ограбили келью, убили схимницу и сбросили ее со скалы. Только на четвертый день нашли ее тело. Похоронили матушку Елену вблизи кельи, рядом с монахиней Ниной. Это произошло в сентябре 1975 года.
Во времена коммунистического правления в Грузии остались следующие женские монастыри: Мцхетский Самтаврский святой Нино; Мцхетский Ольгинский; Теклатский Рождество-Богородицкий и Менджский Архангельский в Сенаки, в Западной Грузии.

В том, что Архангельская обитель в городе Сенаки существует и ныне – заслуга монахинь Теклатского женского монастыря, схиигумении Фаусты и схимонахини Акепсимы. Менджский Архангельский мужской монастырь был основан преподобным Алексием (Шушанией) [46]. Здесь все было связано с ним. После закрытия монастыря в 1923-1924 году сестры Фауста и Акепсима, чтобы сохранить наследие дорогого для всех сестер духовного отца, еще при жизни всеми почитаемого наставника монашества западной Грузии и родного брата иеросхимонаха Алексия, переселились в опустошенный монастырь [47].  В1925 году власти разрешили открыть обитель, в 1932 передали ее исправительно-трудовой колонии, в 1937 приняли решение взорвать храм. Прислали инженеров для осуществления задуманного. После приведения в действие взрывных веществ, заложенных под скалу, на которой был выстроен монастырь и храм, взорвалась древняя башня и малая часть скалы, не повредив монастырских строений. Инженеры испугались, им стало дурно, и сестрам пришлось их приводить в себя, поливая водой [48]. Они не оставили монастырь. Пройдя аресты, неоднократные нападения разбойников и партийных безбожников, под страхом закрытия монастыря и высылки, они многие годы хранили верность святой обители.

Такое же положение было и в Теклатском Богородичном монастыре. К тому времени там оставалось около семидесяти сестер [49]. Интересно, что среди Теклатских сестер были затворницы, о которых помнят старые жители Сенаки. Большинство из сестер были пострижены в схиму самим преподобным Алексием. На территории обители уже в 1924 году открыли совхоз и пансионат [50]. В 1931-м – кроличье хозяйство, но кролики дохли, и хозяйство закрыли из-за нерентабельности [51]. К cестрам подселяли семьи, привозили пожарные машины и поливали водой, вынуждая покинуть монастырь, агитировали молодых. Сестер настолько измучили безнаказанные нападения грабителей и разных активистов, что они были вынуждены держать в кельях топоры, лопаты или вилы для самообороны [52]. Были убиты некоторые монахини. Священникам запрещено было служить в монастыре, сестры лишены были Литургии, только тайком было возможно провести богослужение. Одним из верных обители остался отец Шио (Дзидзава) [53]. Лишь после Второй мировой войны обитель вздохнула. Сестер осталось около тридцати человек. В 1948 году в Теклатский женский монастырь был назначен иеромонах Константин (Квараия), который более сорока лет бессменно служил в нем. Наставником архимандрита Константина был вышеупомянутый архимандрит Иоаким (Шенгелаия) [54], духовное чадо преподобного Алексия Сенакского. Архимандрит Константин пользовался всеобщей любовью и уважением.

В 1923 году сестры и настоятельница Бодбийского женского монастыря святой  Нины, игумения Нино (Вачнадзе) были обвинены в хищении и укрывательстве народного имущества, то есть алтарных и церковных принадлежностей [55]. В 1924 году монастырь был закрыт. До 1933 года игуменья Нино с сестрами жили в подворье монастыря в Тбилиси. В 1933-м их выселили из помещений, а комнаты раздали семьям трудящихся. Матушка Нино лишь в 1964 году обрела вечный покой в своей родной обители [56].

Хочется рассказать о каждом из них, о Мцхетском Ольгинском монастыре и его игумении Ангелине (Кудимовой), этой самоотверженной и высоко духовной подвижнице, о Мцхетской обители святой равноапостольной Нины, ее настоятельницах и сестрах-подвижницах, об игумении Серафиме, ее бескрайней преданности Глинским старцам, о монахе Константине, который ему одному ведомыми путями доставал и безвозмездно снабжал нас духовным самиздатом в конце 1980-х, пока еще в СССР, о подвижниках, живших в Абхазии и других местах Грузии, и еще о многих, чьи имена не забыты у Бога, но на это нет ни хронометража, ни возможностей, но можно вновь в сердечной благодарности воззвать: «Святые новомученики и исповедники Церкви Православной, молите Многомилостивого Бога о нас! Аминь».

Литература:

1.      Иоанн (Крестьянкин), архим. Проповеди. – М.: Подворье Псково-Печерского монастыря, 1995.

2.      Дурново Н.Н. Судьбы Грузинской Церкви (По вопросу о Грузинской церковной автокефалии). 2-е Добавление. Издание редакции газеты «Русский Стяг». Москва, Типография «Русская Печатня». Арбат, д. Толстого, 1907.

3.      Ткешелашвили Л. Основные вопросы автокефалии Грузинской Православной Церкви. Работа на соискание докторской степени. Кутаиси, 2012 (на груз. яз.).

4.      Кедров Н.И. Духовный регламент в связи с преобразовательной деятельностью Петра Великого. М.,1886. Электронная библиотека ГПИБ.

5.      Шио (Муджири), митр. Из истории Теклатского женского монастыря. Сенаки, 2014 (на груз. яз.).

6.      Шио (Муджири), митр. Великий грузинский подвижник на Афоне и его духовное наследие в г. Сенаки. Сенаки, 2014.

7.      Рафаил (Карелин), архим. На пути из времени в вечность. – Изд-во Саратовской епархии, 2008.

8.      Савва (Петриди-Телианиди), схиархим. Монахиня Чинской пустыни. Тбилиси, 2012 (на груз. яз.).

9.      Чесноков З. Старец и Митрополит. – М.: Новоспасский монастырь, 2011.

10. Булгаков С.В. Настольная книга для священно-церковно-служителей. М., 1993.

11. Перадзе И. Публицистика.Тбилиси, 2011(на груз. яз.).

12. Кирион (Ониани), архим. Преподобный архимандрит Гавриил – исповедник и юродивый. Тбилиси, 2013(на груз. яз.).

13. Моисей Святогорец, монах. Преподобный старец Георгий Карслидис. Спасо-Вознесенский м­онастырь. Драма, 2008 (на греч. яз.).

14. Хуцишвили М. Социально-политическая позиция Грузинской Церкви. – Тбилиси: «Мецниереба», 1987.

15. Вардосанидзе С. Грузинские архиереи XX–XXI вв. – Тбилиси: «Натлисмцемели, 2010.

16. Митерикон.  – Киев: изд-во св. Льва, папы Римского, 2001.


17. Житие и подвиги духовенства XVIII–XX вв. – Тбилиси: «Алило», 2012.

18. Церковный календарь 2005 г.

19. Пирцхелава Л. Я не оставлю монастырь. Тбилиси, 2015 (на груз. яз.).

------------------------------------------

[1] Иоанн (Крестьянкин), архим. Проповеди. Слово в день празднования памяти Собора новомучеников и исповедников Российских. – М.: Подворье Псково-Печерского монастыря, 1995.

[2] Церковная реформа Петра I. Материал из Википедии – свободной энциклопедии.

[3] Секуляризационная реформа 1764 г. Материал из Википедии – свободной энциклопедии.

 
[4] Кедров Н.И. Духовный регламент в связи с преобразовательной деятельностью Петра Великого. М.,1886. С. 240. Электронная библиотека ГПИБ.

[5] Дурново Н.Н. Судьбы Грузинской Церкви (По вопросу о Грузинской церковной автокефалии). 2-е Добавление. Издание редакции газеты «Русский Стяг». Москва, Типография «Русская Печатня». Арбат, д. Толстого, 1907.

 [6]ლ.ტყეშელაშვილისაქართველოსეკლესიისავტოკეფალიისისტორიისძირითადისაკითხები. გვ.183 ქუთაისი2012 წელი

 
[7]  Дурново Н.Н. Судьбы Грузинской Церкви…

[8] Там же.

[9] მ.ხუციშვილი. საქართველოსეკლესიისსოციალურ-პოლიტიკურიპოზიცია. გვ.89 ,,მეცნიერება’’ თბილისი 1987.

[10]  Перадзе И. Публицистика. Статья «Экзархи Грузии». Тбилиси,  2011. С. 119–127.

[11] Дурново Н.Н. Судьбы Грузинской Церкви…

[12] Перадзе И. Публицистика. Статья «Экзархи Грузии». Один пример разности в традициях: «В 1850 году Митрополит Исидор прибыл в Кутаиси, где на праздник Вознесения благословил прот. Гамрекели служить праздничную вечерню с утренней. Но Кутаисский Митрополит Давид не позволил о. протоиерею провести службу накануне. Между Экзархом Исидором и местным Архиереем произошел следующий разговор: “Я начальствующий и управляю Церковью” – сказал Экзарх. В ответ митрополит ответил: “Управляете в соответствии канонам и уставу”. Экзарх провел ночное бдение, как это было принято в Грузии. Митр. Исидор был человеком духовного склада и среди архиереев не вышло обид и ссор. По уставу, в монастырях Грузии, в течение года совершалось 69 бдений, такой же богослужебный устав был в обычае у верующего народа и привычен ему (Типик Лавры св. Саввы Освященного. Церковный календарь  2005).

 
[13] მ.ხუციშვილი. საქართველოსეკლესიისსოციალურ-პოლიტიკურიპოზიცია. გვ.247 ,,მეცნიერება’’ თბილისი 1987.

[14]XVIII–XX საუკუნეებშიმოღვაწესასულიეროპირთაცხოვრებადამოღვაწეობა. ალილოთბილისი 2012.

 
[15] Булгаков С.В. Настольная книга священно-церковно-служителя. Т. 1. М., 1993.

[16] Секуляризационная реформа 1764 г. Материал из Википедии – свободной энциклопедии.

 [17] Русский Афонский Отечник или избранные жизнеописания русских старцев и подвижников, живших на Афоне в ХІХ–ХХ веках. Т. 1. С. 306.

[18] Рафаил (Карелин), архим. На пути из времени в вечность. Воспоминания. – Изд. Саратовской епархии, 2008. С. 24.

[19] Чесноков З. Старец и Митрополит. – М.:  Новоспасский монастырь,  2011. С. 29.

[20] Μοναχου Μωυσεος Αγιορειτυ. Ο μακαριος Γεροντας Γεωργιος Καρσλιδης εκδοσις Ι.Μ. Αναληψεως του Σωτηρος Ταξιαρχαι. Δραμας , 2008.

[21] Этот рассказ я слышал от мужчины преклонного возраста, жителя Сипса, духовного чада преп. Георгия, при посещении монастыря в 2009 г. в день празднования прп. архимандрита Георгия. (Примеч. автора.)

[22] Вардосанидзе С. Грузинские архиереи XX–XXI вв. – Тбилиси: «Натлисмцемели»,  2010.

[23] Рафаил (Карелин), архим. На пути из времени в вечность. С. 24.

[24] XVIII–XX საუკუნეებშიმოღვაწესასულიეროპირთაცხოვრებადამოღვაწეობა. გვ.352 ,,ალილო”თბილისი 2012.

 
[25] Вардосанидзе С. Грузинские архиереи XX–XXI вв.

[26]კომუნისტურიაგრესიისშესახებსაგანგებოკომიტეტისსპეციალურიანგარიში #6, აშშ-სწარმომადგენელთაპალატა; ოთხმოცდამესამეკონგრესი, მეორესხდომა (HH. Res. 346 დაH. Res. 438) 1954 წ. 31 დეკემბერი.-კომუნისტური გადატრიალება საქართველოში. ვიკიპედია

[27] XVIII–XX საუკუნეებშიმოღვაწესასულიეროპირთაცხოვრებადამოღვაწეობა. ალილოთბილისი 2012.

 
[28] Рафаил (Карелин), архим. На пути из времени в вечность. С. 48.

 
[29] Там же.

[30] Там же. С. 49.

[31] XVIII–XX საუკუნეებშიმოღვაწესასულიეროპირთაცხოვრებადამოღვაწეობა. გვ.153 ,,ალილო’’ თბილისი 2012.

[32] Шио (Муджири), митр. Великий грузинский подвижник на Афоне и его духовное наследие в г. Сенаки. Сенаки, 2014. С. 73.

[33] Там же. С. 81.

[34] Там же. С. 93.

[35] XVIII–XX საუკუნეებშიმოღვაწესასულიეროპირთაცხოვრებადამოღვაწეობა. გვ.154 ,,ალილო’’ თბილისი 2012.

[36] ჭეშმარიტებასულისუკვდავრბაშია.ღირსიმამაარქიმანდრიტიგაბრიელიაღმსარებელიდასალოსი. გვ.27-28 თბილისი 2013.

[37] ლ.ფირცხელავამემონასტერსარდავტოვებ. გვ.235.

[38] Там же. С. 1.

[39] XVIII–XX საუკუნეებშიმოღვაწესასულიეროპირთაცხოვრებადამოღვაწეობა. გვ.196 ,,ალილო’’თბილისი 2012.

[40] Чесноков З. Старец и Митрополит. С. 47.

[41] Рафаил (Карелин), архим. На пути из времени в вечность. С. 61.

[42] Там же.

[43] Там же. С. 64.

[44] Там же. С. 65.

[45] Савва (Петриди-Телианиди), схиархим. Монахиня Чинской пустыни. Тбилиси, 2012.

[46] Шио (Муджири), митр. Из истории Теклатского женского монастыря.  Сенаки, 2014. С. 7.

[47] Там же. С. 129.

[48] Там же. С. 130.

[49] Там же. С. 121.

[50] Там же. С. 127–128.

[51] Там же. С. 138.

[52] Там же. С. 139.

[53] Шио (Муджири), митр. Великий Грузинский подвижник на Афоне… С. 83.

[54] Там же.

[55] XVIII–XX საუკუნეებშიმოღვაწესასულიეროპირთაცხოვრებადამოღვაწეობა. გვ.430 ,,ალილო’’ თბილისი 2012.

[56] Шио (Муджири), митр. Из истории Теклатского женского монастыря.  С. 103.

Доклад наместника монастыря Нило-Столобенская пустынь (Тверская епархия) архимандрита Аркадия (Губанова) на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года)

Ваши Высокопреосвященства, Ваши Преосвященства, всечестные отцы и досточтимые матушки, дорогие братия и сестры!

Каждый из нас, здесь присутствующих, имеет свой опыт богообщения, свой личный опыт молитвы. И при всех общих наставлениях, которые нам преподают Церковь, святые отцы и учители благочестия, проживание молитвы всегда будет индивидуальным, личностным. Уникальность и универсальность этого опыта позволяет всем присутствующим делиться им, осознавая его важность и для нас, и для тех, кто вверен нам в духовное руководство. Мы видим множество отличий в молитвенных и аскетических практиках и в Поместных Церквях, и в разных православных странах, и в разных монастырях, но смысл и цели молитвы всегда одни – быть «на связи с Богом».

Молитвенная традиция, усвоенная нами, соответствует месту и условиям, в которых мы ее получили, а также зависит от тех наставников, что преподали ее нам. Это дар, полученный ими опытным путем в трудах на ниве Господней. 

Сам Владыка мира, Господь наш Иисус Христос показал Свою ревность к молитве и преподал нам ее образ. Он сказал о Церкви, что врата ада не одолеют ее (Мф. 16:18), дал нам средство и возможность быть победителями над силами ада: именем Моим бесы ижденут (Мк. 16:17).

Опыт монашеской жизни говорит, что человек, приходя в монастырь, первым делом должен научиться молиться именно Иисусовой молитвой. Самой простой, легкой, но в то же время самой главной, которая позволяет пришедшему на духовную брань устоять в этой борьбе. Без молитвы невозможно жить в монастыре и тем более принести свой духовный плод. Также и в семейной жизни, если человек не научится молиться и отражать бесовские силы, то супружеский союз не будет радостным. Это будет мучение, которое может привести и к разводу. Но, к сожалению, в современной духовной практике сложилось так, что делание Иисусовой молитвы стало уделом только монашествующих, а миряне как бы не должны заниматься духовным деланием.

Такое нововведение придумали духовники в России XVII и последующих веков. Этого не было до реформы патриарха Никона: лестовка была спутником каждого христианина, потом же, с Петровского времени, пошло духовное омертвение во всех слоях общества. Мир как бы забыл, что существует духовная брань, и в этой брани врага можно победить только именем Господа Иисуса Христа. И только старообрядчество сохранило, в то время и сейчас, верность, как они сами говорят, умно́му молитвенному деланию в миру.

Когда в обитель приходит желающий жития иного, желающий молитвы, то я как игумен говорю пришедшему о том, что спокойной жизни у него не будет. Он пришел на место духовной битвы, становится воином Христовым. Здесь, по слову апостола, брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6:12). Поэтому от пришедшего потребуется постоянное понуждение себя на подвиг послушания, смирения, любви и молитвы. По слову Спасителя, Царствие Небесное нудится, и нуждницы восхищают е (Мф. 11:12)

Новоначальному вручаются четки, его научают Правилу и способу молитвы Иисусовой. И затем, наблюдая за пришедшим в обитель, за его усердием к молитве, выясняют серьезность его намерения жить в монастыре. Духовное борение, молитва делают новоначального опытным. Он лично получает видимую, ощутимую связь с Богом, которую боится потерять через праздность и расслабление воли. Имея свой малый опыт, тот, кто встает на узкий путь спасения, получает ви́дение той великой брани между нами и врагом нашего спасения. И в этой духовной брани есть сильнейшая помощь от Бога – молитва Иисусова, дарующая радость от Господа, уверенность в истинности Его обетования: Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28: 20).

Но чтобы ощутить эту радость, необходим опыт молитвы Иисусовой. Творимая в смиренном сердце, она может иметь благодатные плоды и преобразить все естество человеческое. Это изменение происходит при приобретении таких плодов молитвы как смирение, терпение, любовь, послушание, через осознание греховности и радости о Господе. Этим определяется жизнь всего монастыря и всех его насельников, и видно: есть ли плоды молитвы или их нет. Можно много говорить о духовной жизни, но наиболее доступно о ней сказал преподобный Серафим Саровский: «Смысл жизни человека – стяжание Духа Святого». И чтобы молитва способствовала этому стяжанию, она должна быть приносима в смиренном сердце, в сокрушенном духе и покаянии. 

Все это видно по человеку. Тот, кто молится в гордом сердце, – тот во имя свое молится, а это является прелестью. Поэтому в среде монашествующих сразу становится видно, кто идет путем правильного делания молитвы, а кто свернул на дорогу погибели. Плоды молитвы видны у монашествующего по его отношению к окружающим, по той любви, которая по слову Спасителя определяет христианина «по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин.13:35). Эта любовь отражается  даже в лице подвижника: человек, пребывающий в молитве, благостен, на лице его улыбка, в нем нет раздражения и грубости, он спокоен. 

Нарушенную же связь с Богом через самостную молитву сразу видно по жизни человека, которая открывается игумену и всей братии. А также, хочу заметить, что на молитву влияет и нарушение обетов, данных Богу при постриге. Бездуховное житие приводит к  так называемому «помрачению», когда человек начинает «блуждать в трех соснах». Он погрязает в темноте. Его молитва пуста и бесплодна, а сердце не откликается на слово Писания. С окружающими этот человек ведет себя надменно, без любви и сострадания. В сердце его появляются и постепенно укореняются страсти, возникает жажда к стяжанию, зарождается сребролюбие.

Кажется, что страшного, если монашествующий будет иметь личные деньги на лекарства, на «черный день», на необходимые нужды? Постепенно он начинает уповать не на Бога и Его Промысл, а на те возможности, что способен получить от собственного капитала. Поэтому он начинает суетиться для стяжания денег, приобретая так называемых «духовных чад», которые поддерживают его «духовный рост» и финансовое благосостояние. И вроде бы все благополучно у такого человека, а на самом деле нарушается его связь с Богом. Впоследствии этот инок может довести себя до того, что вступит в конфликт со священноначалием и покинет монастырь. Враг делает так, что всё в монастыре становится для него чуждым и неправильным, а священноначалие – ненавистным. Увлеченный врагом инок тут же начинает видеть жизнь окружающих его людей, осуждает их, своих же грехов не замечает вовсе.

Вспомним пример, который приводит бывший благочинный Ниловой пустыни, а впоследствии священномученик, митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Николай (Могилевский)  в своей книге «Православная аскетика». Каким образом проявляет себя в человеке сребролюбие? «Из душевных страстей первое место в аскетической схеме занимает сребролюбие, вследствие его ближайшей, непосредственной связи со страстями плотскими. Эта страсть сначала побуждает к малому стяжанию, чем больше собирается денег, тем сильнее растет страсть к ним. Из-за этого пораженный этой страстью не устрашится допустить злодеяние лжи, ложной клятвы, воровства, нарушить верность, воспламениться вредным гневом. Посему-то Апостол и называл эту страсть не только корнем всех зол (1 Тим. 6:10), но и идолослужением». 

Тут мы с вами наглядно видим, насколько явны отличия плодов молитвы и плодов страстей. Таким образом, если происходит нарушение обетов и жизнь идет не по заповедям Божиим, то и молитва становится никчемной, пустой;  может быть, количественно  разнообразной, творчески представленной, но горделивой, самостной и губительной.

От чего же происходит такое двоякое действие молитвы в человеке? Человек может и спастись ею, и погибнуть. Ответ мы можем найти у святых отцов. Так, об этом предупреждал святитель Иоанн Златоуст: «Молитва Иисусова раздражает врага, ибо нудящийся этой молитвой всё ей может поиметь, и злое, и благое». Иными словами, встающий на путь молитвенного делания вызывает сатану на борьбу, противостоит ему. И это не какие-то отвлеченные романтические образы, а реальная действительность, так как в наше время самой большой победой диавола в этом мире является убежденность большинства людей в том, что диавола не существует. А если его нет, то и борьба теряет всякий смысл. Поэтому монастыри и являются форпостами, передовыми линиями фронта, так как мы знаем не только, что сатана реален, но и как его победить. По слову святителя Игнатия, молитва Иисусова открывает присутствие бесов в человеке, изгоняет их из него, является исцеляющей силой от беснования.

У нас есть бесценное сокровище – святоотеческое наследие множества поколений подвижников, победивших сатану и оставивших свой опыт нам в помощь. Прекрасные наставления относительно молитвенного делания дает святитель Игнатий (Брянчанинов) в своих творениях, в которых он рассмотрел и проанализировал огромный объем трудов и древних пустынников, и своих современников. Так, ссылаясь на преподобного Иоанна Лествичника, святитель Игнатий пишет, что молитва Иисусова необходима и мирянам, и инокам, ищущим спасения. «Она – есть путь, возводящий от земли на небо, она – безопасный способ спасения». Но при всем этом, если молитва творится без внимания, то она вредна, так как превращается в бесполезное пустословие.

Еще святитель Игнатий отмечает, что нельзя спешить на молитве, и на прочтение ста молитв Иисусовых нужно уделять не менее тридцати минут. «Не произноси молитвы спешно одну за другой», – говорит святитель, – делай остановки, дыши тихо и медленно. Во время церковных служб также полезно упражняться молитвой Иисусовой – она, удерживая ум от рассеянности, способствует ему внимать церковному пению и чтению».

Как мы уже отмечали выше, когда человек вступает на путь молитвенного делания, он сталкивается с трудностями, болезнями, порой гонениями и всякого рода притеснениями. Это происходит потому, что враг рода человеческого не дремлет. В этот момент священноначалию обители важно вовремя заметить нападки и поддержать подвижника. Помочь ему не впасть в уныние от скорбей, которые он несет в духовном подвиге. В этой связи нельзя не вспомнить мудрость почившего патриарха Алексия II. Когда молитвенная жизнь в Ниловой пустыни начала налаживаться, на монастырь тут же пошли жалобы со всех сторон. На это Святейший Владыка сказал: «Судя по жалобам, Нилова пустынь начала молиться, так как на молитву сразу пошли искушения». Позже открылся источник жалоб – им оказался один из монахов, которого взяли по переводу из другого монастыря и невнимательно отнеслись к его духовному состоянию.

Подводя итог, хочу особо выделить несколько основных положений: священноначалию следует уделять особое, личное внимание молитвенному деланию каждого из насельников монастыря, и при необходимости направлять их молитвенный труд, чтобы он не был напрасным и тем более губительным для души.

Частная келейная молитва является продолжением общественного богослужения и неотъемлемой составной частью монашеского молитвенного делания. Основу для правильного понимания смысла и содержания молитвы должно искать как в святоотеческом наследии древних подвижников благочестия, так и в трудах святителей Игнатия (Брянчанинова), Феофана Затворника и, конечно, новомучеников и исповедников Российских, которые выстояли в эпоху гонений, всегда были «на связи с Богом». Благодаря им молитва на Руси никогда не прерывалась.

Доклад настоятельницы Троице-Одигитриевского ставропигиального женского монастыря Зосимова пустынь игумении Фаины (Кулешовой) на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года)

Как говорит один священноинок, монашество – это поприще добровольного мученичества и исповедничества. Человек встает на этот путь не потому, что к тому его обязывают Церковь или какие-то обстоятельства. «Само по себе монашество не имеет характера необходимости», – высказывается известный канонист, священноисповедник Никодим (Милаш). И это очень важно понимать в контексте нашей темы. Это означает, что сохранение монашества в условиях гонений ХХ века было делом не только исключительно Божественного Промысла, но и результатом сложного внутреннего выбора подвижников, желавших сохранить верность данным обетам даже в условиях реальных мучений и самой физической смерти.

К монашеству Церковь призывает только желающих и могущих вместить. Намереваясь стать монахом, человек сознательно и свободно делает выбор – посвятить всего себя Господу. Слова Христовы: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя (Лк. 9:23) – звучат для монаха как непререкаемый закон. В лице преподобномучеников, монахов ХХ столетия мы видим яркий пример самоотверженного следования за Господом с решимостью на величайшие бедствия и саму смерть. Читая их жизнеописания, изучая их письма и дневники, мы можем сформировать для себя представление об особенной аскетике преподобномученичества, осмыслить всю высоту иноческого подвига, а также увидеть, к чему должны стремиться мы, современные монашествующие. Итак, каковы же отличительные черты святых преподобномучеников и что помогло им сохранить верность Богу и своим обетам?

Первым фактором, необходимым для твердого хранения монашеских обетов, является самоотвержение .

Такую готовность пожертвовать собой ради Бога и ближнего мы видим в жизни святой преподобномученицы Евдокии (Бученевой). Среди подвижниц Троице-Одигитриевского ставропигиального женского монастыря Зосимовой пустыни она занимает особенное место. Биографические сведения о ней крайне скудны: родилась в крестьянской семье в деревне Дубовичье Спасского уезда Рязанской губернии 24 февраля 1886 года. Проработав несколько лет на одной из московских фабрик, в 1907 году пришла в монастырь Зосимова пустынь. После революции, когда игумении Афанасии пришлось покинуть стены монастыря и она обосновалась в селе Петровском, послушница Евдокия последовала за ней. Она самоотверженно трудилась на тяжелых работах, имела живую веру в Бога и была исполнена преданности настоятельнице. Значимым для нас является свидетельство очевидца тех событий, монастырского врача М.М. Мелентьева о том, что преподобномученица Евдокия пошла в ссылку за своей игуменьей добровольно. После ареста настоятельницы Евдокия не отходила от больницы, где содержали больную игуменью. Из следственных документов видно, что ордер на арест послушницы Евдокии выписан с более поздним номером, чем ордер на арест игумении Афанасии, – другим почерком и другому уполномоченному. Вполне вероятно, именно тогда, когда преподобномученица Евдокия дежурила под окнами тюремной больницы.

Добровольное следование послушницы Евдокии за своей игуменией в ссылку имеет огромный духовный смысл. Это не только проявление сострадания и участия к больному человеку, но, прежде всего, монашеское послушание до смерти.

Земной путь преподобномучеников прошел в тяжелые годы гонений, многих испытаний и лишений, но невзирая на все трудности, они до конца остались верными своим монашеским обетам и восприяли вечную славу и мученический венец. Станем мучениками и мы через самоотвержение. По словам архимандрита Эмилиана (Вафидиса), когда человек отрекается от самого себя, тогда он воскресает для вечной жизни. «Когда я изнуряю себя, когда делаю то, что кажется мне трудным, когда говорю: “Сделаю это, пусть даже умру”, – тогда я живу. Тогда я получаю завершенность, радуюсь и открываю, что возрастаю в благодати. Страсти, трудности, грехи, пороки – всё стирается в борьбе, в подвиге, в самоотвержении, в истинной монашеской жизни. Человек никогда не остается неудачником, никогда не лишается своего достоинства, никогда не терпит крушение, если он жертвует собой. Тот, кто приносит себя в жертву, всегда побеждает».

Другая особенность, отличающая преподобномучеников, – это их устремленность ко Христу , так сказать, христоцентричность их подвига. Их жизнь была полностью посвящена Богу, и на свои страдания они смотрели именно как на страдания за имя Божие, а не как на случайности, несправедливо постигшие их. На многих из них возводились различные обвинения в антигосударственных преступлениях, но, как мы знаем из следственных материалов, на допросах святые иноки, никогда не признавая подобные лжесвидетельства, исповедовали свою верность Богу и Церкви.

Так, преподобномученица Евдокия (Кузьминова) (память 5 февраля н. ст.) была обвинена в том, что якобы «вела контрреволюционную деятельность и порицала сталинскую конституцию». Она была арестована и заключена в Бутырскую тюрьму в Москве. Во время допроса она решительно отрицала все возводимые на нее обвинения. И только когда встал вопрос, является ли она «ярой церковницей», преподобномученица Евдокия ответила утвердительно.

Апостол Петр в Первом послании дает следующее увещевание христианам: Если злословят вас за имя Христово, то вы блаженны, ибо Дух Славы, Дух Божий почивает на вас. Теми Он хулится, а вами прославляется. Только бы не пострадал кто из вас, как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как Христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь (1 Пет. 4:14–16). Следовательно, непризнание монахами ХХ века возводимых обвинений в антигосударственных преступлениях служило цели сохранения христоцентричности страдания; это показывало, что они несут свои страдания ради веры, а не как наказание за совершенное преступление. Безразличное отношение к предъявляемым обвинениям, согласие (пусть и пассивное, выраженное молчанием), отсутствие зафиксированного в протоколе допроса протеста против предъявленных обвинений позволило бы антицерковной власти заявить о том, что репрессии – это не истребление верующих, а меры уголовного закона, применяемые к реальным преступникам.

Таким образом, благодаря стойкости новомучеников, их тщательному исполнению апостольских и отеческих установлений, мы можем говорить об абсурдности, нелогичности, бесцельности той политики, которую осуществляла советская власть против Церкви – то есть политики репрессий. С юридической точки зрения, абсурдность репрессий обусловлена тем, что отсутствует доказанность вины в инкриминированных деяниях, что подтверждается реабилитацией многих новомучеников, состоявшейся после изменения политической обстановки в стране. С духовной точки зрения, желание истинного инициатора репрессий – дьявола заключалось в уничтожении духовенства, монахов, верующих – то есть земной Церкви. Вместо этого он получил тысячи небесных воинов, посрамивших его своей крепостью и преданностью Христу и молящихся о нас.

И в таком поведении новомучеников мы видим образец для себя. Постоянное устремление духа, ума и сердца к единому Благому Помощнику и Покровителю Христу является подлинным деланием монаха. Это наше общее дело, высшая цель, вне зависимости от каких-либо обстоятельств и трудностей, с которыми мы можем сталкиваться в нашей жизни. И когда человек терпит, чем-то жертвует ради Бога, тогда это становится великим приношением Ему.

Следующей важной особенностью является хранение в себе чувства полной преданности и доверия Богу , глубокой убежденности в том, что, несмотря на скорбные внешние обстоятельства, Бог не оставит вверившихся Ему. Священноисповедник Афанасий (Сахаров) в письмах часто советовал духовным детям непрестанно повторять слова Псалмопевца: Твой есмь Аз (Пс. 118:94). А один святой прошлого столетия в скорбях и гонениях произносил такие вдохновенные слова: «Благослови врагов моих, Господи. Воистину, трудно сказать мне, кто сделал мне больше добра: враги или друзья. Враги решительнее друзей толкают меня в объятия Твои. Друзья тянули меня к земле – враги разрушали все надежды мои на земное. Они сделали меня странником в царствах земных и ненужным жителем земли».

Предание себя Промыслу Божию рождает в душе подвижника готовность претерпеть все до конца. В таком душевном устроении неблагоприятные внешние обстоятельства, различные искушения и скорби не лишают монаха ощущения близости Христа и более укрепляют его дух.

Замечательный монах-подвижник ХХ века священномученик Андроник (Никольский) так описывает свои впечатления от поездки в Европу к гробницам первохристианских мучеников: «Здесь, на костях мучеников, создалась и окрепла церковная жизнь, здесь, среди скорбей и страданий изгнанников, проявилась вся сила веры Христовой. Поучительно проходить по этим местам минувшей сильнейшей скорби для первых исповедников веры Христовой, ничего не имевших за собой, кроме самой веры... Чувствуется, что вот отсеки человек самоволие и угождение себе, заботу о себе помимо Бога, поверь и скажи себе раз навсегда: Бог нам прибежище и сила (Пс. 45:1), и начнется иная жизнь, жизнь ясная, жизнь хождения по ясным путям Божьим».

Какие еще черты можно в целом отметить, говоря о подвиге преподобномучеников? Они были трудолюбивы, много трудились как духовно, так и физически, безропотно переносили стесненные жизненные обстоятельства, сохраняли самообладание во время революционных потрясений. Применительно к физическому труду, необходимо отметить важную деталь. Монашеские уставы, сами правила иноческой жизни требуют от подвизающегося сочетать умное, молитвенно-покаянное делание с физическим трудом. Святые отцы разработали целые системы, в которых монахам в зависимости от возраста, степени духовного роста, формы прохождения иноческой жизни предлагаются различные способы сочетания физического и молитвенного труда. Ритм монастырской духовной жизни в начале ХХ века также предполагал формирование у подвижника выработки навыка к физическому труду. И он рассматривался не только как способ добычи необходимых для жизни материальных вещей, но и являлся самостоятельной аскетической практикой. Закрытие монастырей, крушение привычного образа повседневной жизни не вытравило из монахов ХХ века стремления сохранить и исполнить отеческие уставы, в том числе и по отношению к труду. Многие из новомучеников шли работать в сельскохозяйственные артели и на производство. При этом, как признавали даже недоброжелатели, их честное отношение к выполняемой работе давало благие плоды.

Пережив крушение многовековых устоев общества, святые преподобномученики применялись к новым условиям существования, стараясь при этом сохранить непоколебимым сам дух монашеский. Их отличали бескомпромиссная церковность, преданность каноническому священноначалию, сознательный и добровольный отказ от поиска иных, новых форм церковной жизни и администрации.

Можно было бы перечислить еще много черт и качеств, которые имели преподобномученики, но в конце этого небольшого сообщения мне хотелось бы упомянуть об одном их делании, без которого подлинная духовная жизнь невозможна – это благодарение . Именно навык за всё благодарить Бога, во всем видеть любовь Божию дает человеку духовную крепость. Когда человек все воспринимает как дар Божий, тогда любые обстоятельства обращаются ему во благо – даже гонения, – потому что все служит ему к смирению, очищению сердца, стяжанию кротости и любви.

Умение благодарить Бога – это особенно важный навык для монаха. Будут гонения или нет, умение благодарить в любом случае необходимо – без этого невозможно вести монашескую жизнь. За понуждением себя к благодарению стоит глубокий внутренний труд, совершаемый ради Христа. Монах за всё благодарит – и это показывает, что он стремится изгнать из своего сердца всякую страсть: ропот, себялюбие, саможаление и т. д. Неслучайно святитель Николай Сербский говорил: «Чем человек благодарнее, тем он ближе к совершенству».

Понуждать себя к благодарности может любой монах. Монаху всегда есть за что благодарить Бога, даже если он находится в самых трудных условиях. Само по себе монашество – это такой великий дар, за который нужно бесконечно благодарить Бога. «Монашество есть великий дар любви и милости Божией», – писал священномученик Серафим (Звездинский), находясь в заключении в московской тюрьме. Даже в тюрьме он чувствовал радость и благодарность Богу за то, что он монах.

Итак, самопожертвование, устремленность ко Христу, преданность воле Божией и благодарение – вот к чему нас призывают преподобномученики. Они совершили свой путь до конца и теперь ожидают нашего труда и подвига, чтобы и нам по их святым молитвам улучить спасение и пребывать рядом с ними в Царстве Небесном.

Архиепископ Гавриил (Огородников) свои проповеди часто заканчивал словами: «Благословляю Вас на подвиг жизни». Мы, современные монашествующие, должны изучить и впитать ту систему подвижничества, которая была по́том и кровью новомучеников сформирована в начале ХХ века. Коварство и лукавство дьявола, зыбкость политических систем, неверность земных правителей своим обещаниям может снова создать ситуацию гонений, и мы должны быть к этому готовы. Наблюдение за развитием церковной жизни на протяжении более чем двухтысячелетней ее истории позволяет нам говорить о том, что дьявол не придумывает новых искушений, лишь модифицируя то, что уже было. При этом в копилке церковной мудрости к новым искушениям накоплен опыт преодоления прошлых. И нам надо лишь осознать его и при необходимости применить. Дай нам, Господи, мудрости и сил на это.

Доклад Г.М. Запальского, кандидата исторических наук, доцента кафедры истории Церкви МГУ им. М.В. Ломоносова на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года).

Внешние характеристики российского монашества предреволюционной поры выглядели оптимистично. Число монастырей, женских общин и их насельников быстро росло, причем с ускорением. В 1914 году насчитывалось 1025 монастырей и общин и почти 95 000 монашествующих. Умножалось число школ, больниц, богаделен и других заведений при обителях. Очень большим был приток паломников в монастыри. После революции все это дало повод многим говорить о возрождении или расцвете русского монашества в XIX – начале XX века. Об этом до сих пор пишут многие российские и зарубежные исследователи.

Однако, если обратиться к голосам современников – людей, живших в ту самую эпоху, то складывается совершенно другая картина. Можно даже не говорить о внешней критике, обрушившейся на монашество со страниц светской прессы, с трибуны Государственной думы и т. п. Сами монашествующие – епископы, настоятели монастырей – расценивали это время как тревожное, говорили, что иночество очень ослабело и нуждается в укреплении.

Крупный мыслитель архиепископ Никон (Рождественский) с горечью писал в начале XX века: «Много, слишком много у нас монастырей, а настоящих иноков – много ли в них?.. Их надобно искать с фонарем Диогена! Монастырей много, а постригать некого, рукополагать в саны священнослужителей некого, ставить в настоятели некого... Жизнь монастырская едва прозябает, о духовной жизни в собственном смысле мало имеют понятия. Идут в обители не ради Иисуса, а ради хлеба куса. Даже те, которые, по-видимому, искренне ищут спасения, полагают его найти в самочинных внешних подвигах и уродуют себя так, что с ними не сладишь, не сговоришь: ими овладевает погибельная гордыня. Вериги носят, а слова обличения не терпят – это ли смиренные рабы Божии, это ли спасаемые во Христе?.. Знаю, есть тихие пристани духовной жизни, но – ах, как их мало – все наперечет!»[1]. Конечно, выделялись и были у всех на устах отдельные монастыри с сильными духовными традициями: Соловецкий, Валаамский, Ново-Афонский, Оптина, Саровская, Глинская пустыни и др. Как впоследствии напишет Г.П. Федотов, Оптина и Саров – «два костра, у которых отогревается замерзшая Россия» [2]. Костры – яркий образ живой духовности, но если перевести фокус с них на общий фон, то перед нами предстает замерзшая, ледяная пустыня.

Представления об ослаблении монашества в России не оставались на уровне слов и образов. С 1860-х годов Святейший Синод предпринимал различные практические меры по преобразованию жизни в монастырях. Позже сами монашествующие вырабатывали программу преобразований на своих съездах, в том числе на первом Всероссийском съезде монашествующих 1909 года и на съездах 1917 года. Конкретные меры опирались в качестве образца на опыт вышеупомянутых знаменитых обителей. Принимались решения о постепенном переводе своекоштных (необщежительных) монастырей на общежительный устав, о распространении традиции старчества (в том числе о своеобразных стажировках монахов в тех обителях, где процветает старчество), просветительского служения иноков.

Революция 1917 года сильно изменила условия, в которых оказалось иночество, и добавила новых проблем. Еще до октябрьских событий и начала уничтожения Церкви большевиками монастыри стали одной из мишеней революции. В дневнике З.Н. Гиппиус запечатлена характерная сценка из послефевральской жизни – некая женщина просвещала слушателей: «Сама видела, написано: долой монахию. Всех, значит, монахов, по шапке»[3]. Начались разбойные нападения на обители, грабежи монастырского имущества, стихийные захваты земель крестьянами. Причем зачастую отнятые земли не обрабатывались, то есть в этом не было никакой корысти – чистая принципиальная враждебность.

Одновременно печальные явления стали происходить в самих обителях. Обострились конфликты между настоятелями и братией: сыпались жалобы местным архиереям, Святейшему Синоду, Временному правительству и даже Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, во многих обителях монахи устраивали забастовки, митинги, самовольно смещали настоятелей и т. п.

Важная черта революционных дней – бурная самоорганизация монашества, как и всей Церкви, освободившейся от государственной опеки. В 1917 году проводились многочисленные съезды монашествующих. В июле в Троице-Сергиевой Лавре один за другим состоялись сразу два всероссийских съезда: ученого монашества и представителей от монастырей. Планировался в конце июля и третий – всероссийский съезд представительниц женских монастырей, но он не состоялся из-за организационных проблем. Вскоре начался Поместный Собор, на котором среди прочих тематических отделов занял свое место отдел о монастырях и монашестве под председательством архиепископа Серафима (Чичагова). Туда вошли такие яркие представители черного духовенства, как архиепископ Антоний (Храповицкий), епископ Феодор (Поздеевский), архимандрит Исаакий (Бобраков), иеромонах Афанасий (Сахаров), иеромонах Алексий (Соловьев). В отделе был подготовлен большой проект определения «О монастырях и монашествующих», затрагивающего все основные стороны их жизни. После обсуждения на пленарных заседаниях Собора и некоторой корректировки 13 сентября 1918 года соборное определение было принято [4].

Революционные процессы наложили свой отпечаток на принимавшиеся на съездах 1917 года и на Соборе решения. Одним из главных требований момента был принцип выборности. Конечно, он не чужд иночеству: в частности, и до революции проводились выборы братией настоятелей в общежительных обителях. Но после февраля 1917 года стремление к выборности было резко усилено, так как это стало одним из революционно-демократических требований общества. В монашеском сообществе применение выборности начиналось с подбора делегатов на монастырские съезды. Наместник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Кронид (Любимов) рассказывал о том, как проходили выборы делегатов на майский съезд монашествующих Московской епархии: «До момента сего царившая в обителях тишина, мир, братская любовь и спокойствие вдруг поколебались; все мгновенно зашумело, образовались партии, и обители превратились в злобные митинги, и восташа брат на брата до сего дне. А в одном из монастырей… делегатом… братия выбрала худшего инока. Я спросил иноков, что заставило их избрать заведомо столь порочного человека, и они, нисколько не стесняясь, ответили: “Он нам обещал на съезде говорить против начальников”» [5].

Монастырские съезды в своих постановлениях распространяли принцип выборности на все инстанции, начиная с выборов братией настоятелей и членов духовного собора обители и заканчивая выборами в Учредительное собрание, на которых монашествующие требовали для себя активного и пассивного избирательного права. Принцип выборности в разные монастырские инстанции был проведен и на Соборе, но, поскольку он отнюдь не гарантировал получение власти достойными, для него выработали противовес. Помимо избранных членов в те же инстанции адресно приглашались настоятели или наместники лавр и «наиболее выдающихся обителей», а также «опытные в духовной жизни иноки».

В условиях обострения социальных противоречий, враждебности, с которой монашествующие порой сталкивались со стороны белого духовенства и мирян, они стремились защищать свои интересы, обособляясь от других внутрицерковных групп. На съездах была разработана автономная система органов монастырского самоуправления (собраний и советов) на епархиальном и на всероссийском уровне. Эти органы составлялись из представителей монашества и подчинялись в епархии местному архиерею, а на центральном уровне – высшей церковной власти. Тем самым от управления монастырями устранялось белое духовенство и миряне. На Соборе велись жаркие споры о том, насколько канонично такое обособление, не попытка ли это создать «церковь в Церкви». И все же возобладало мнение сторонников монастырского самоуправления, делавших акцент на защите интересов монашествующих и на более компетентном принятии решений.

Одновременно процессы обособления происходили и внутри иночества. В частности, обретала четкие очертания более узкая группа – ученое монашество. Ее составляли люди, принимавшие постриг в духовных академиях, получавшие широкие административные возможности (из них часто выходили ректоры духовных школ и епископы) и, как правило, почти не жившие в монастырях. Но, несмотря на все своеобразие своего положения, с XVIII до начала XX века они формально не были отделены от остальных монашествующих. И только в 1917 году ученое монашество стало проводить свои особые съезды, разработало для себя проект Иноческого церковно-просветительного братства с председателем, специальными монастырями, учебными заведениями. В соборном определении «О монастырях и монашествующих» подчеркивается принципиальное единение ученых иноков со всем монашеством в силу единства цели жизни, но в то же время ученому монашеству посвящена отдельная глава, в которой оно названо особым послушанием, исполняемым в особых условиях.

Большое внимание в 1917 году было уделено женскому монашеству, которое с середины XIX века бурно развивалось и во многом обеспечило общий количественный рост русского монашества. Вдобавок именно после Февральской революции впервые в истории России было введено равноправие женщин с мужчинами. Под влиянием этих обстоятельств для монахинь были разработаны особые правила, учитывающие специфику женских обителей. Если до революции постриг для мужчин был ограничен тридцатью годами, а для женщин – сорока, то теперь возраст был уменьшен до двадцати пяти  лет и выравнен для мужчин и женщин. Монахини получили свое представительство на съездах и на спроектированных на Соборе епархиальных монашеских собраниях. В частности, игумения Зачатьевского монастыря Мария (Коробка) вошла в президиум московского епархиального съезда монашествующих в мае 1917 года, став товарищем его председателя. В число членов Поместного Собора женщины попасть тогда не могли, однако ничто не мешало им участвовать в заседаниях соборных отделов в качестве приглашенных экспертов. На практике такие случаи наблюдались только в отделе о монастырях и монашестве: та же игумения Мария стала одной из четырех участниц соборных дискуссий.

Один из самых громких перед революцией споров по поводу монашества касался «служения Марфы» и «служения Марии» – нужно ли монахам ориентироваться в первую очередь на аскетический, созерцательный идеал, или на социальное служение (работу в школах, больницах, богадельнях и т. п.). Целый ряд деятелей Церкви предлагали организационно разделить монастыри на созерцательные и благотворительные. Однако в данном случае в 1917–1918 годах возобладало стремление к сохранению единства иночества: «служение Марфы» и «служение Марии» постарались совместить. В постановлениях монастырских съездов и Собора говорилось о важнейшем значении строгого уставного богослужения без сокращений, о необходимости распространения традиции старчества, общежительных принципов, о том, что главное дело настоятеля – духовное водительство и воспитание душ. Одновременно речь шла о важности благотворительной, просветительской, хозяйственной деятельности на пользу окрестному населению.

Определение Поместного Собора 1917–1918 годов «О монастырях и монашествующих» в силу обстоятельств, сложившихся после революции, не могло быть реализовано на практике. При этом до сих пор его нельзя считать утратившим силу, так как его пока не заменил новый аналогичный акт. Уже несколько лет обсуждается проект нового положения о монастырях и монашествующих, и, хотя он сильно отличается от определения 1918 года, в целом ряде тем преемственность можно проследить. В частности, в обоих текстах средоточием жизни общины названо богослужение; общежитие представлено как лучшая форма монашеского жительства; при определении настоятеля монастыря архиерей может назначить своего кандидата, сделать выбор в пользу кандидата, подготовленного прежним игуменом, или дать выбор братии; упоминается духовный собор как совещательный орган, созываемый настоятелем; предписывается собирать сведения о насельниках, исключенных из монастырей, чтобы не допускать их в другие обители; особо оговаривается, что хозяйственная, а также социальная, духовно-просветительская деятельность монашествующих не должна противоречить их молитвенному служению; все монастыри должны регистрироваться как юридические лица.

Решения, принятые столетие назад на съездах и на Соборе по монашескому вопросу, имеют большое историческое значение. Фактически в тот момент были подведены итоги двухвекового синодального периода, выявлены наиболее болезненные проблемы монашества и намечены пути их решения. Этот опыт может быть полезен и сейчас, так как многие проблемы остаются актуальными. Вместе с тем необходимо учитывать и то, что в решениях 1917 года отражался дух революционного времени с его противоречиями.

[1] Приходское чтение. 1910. № 6. С. 119–120.

[2] Федотов Г.П. Святые Древней Руси (X–XVII ст.). Париж, 1985. С. 235.

[3] Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года. СПб., 2012. С. 74.

[4] Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. М., 1994. Вып. 4. С. 31–43

[5] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. М., 2000. Т. 10. С. 7.

Доклад игумении Алексии (Ремизовой), настоятельницы Троице-Сыпанова  Пахомиево-Нерехтского монастыря (Костромская митрополия)  на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года).

Трагические события начала XX века поставили жизнь Церкви в жесткие рамки, многие традиционные ее сферы были прямо запре­щены, другие находились под постоянной угрозой запрещения. Монашество оказалось в советской России вне закона.

Период гонений определил дальнейшее развитие русской мона­шеской традиции, которая, оказавшись в совершенно новых для нее исторических обстоятельствах, не умерла, но продолжала суще­ствовать и в некотором роде укрепляться.

Властью советов были закрыты и разогнаны почти все монасты­ри на территории страны. Поначалу некоторые монашеские общи­ны, особенно те, в которых были сильны традиции общежития, пы­тались спасти свои обители и регистрировались как трудовые или сельскохозяйственные коммуны. Однако они просуществовали не­долго, до второй половины 1920-х годов. После окончательного закрытия монастырей, насельники обителей, в большинстве своем оставаясь верными своим монашеским обетам, стали уходить в близлежащие деревни или города и, приобретая домики, жили ма­ленькими общинками по 4-6 человек, образуя так называемые «до­машние» монастыри. Иеромонахи устраивались служить в местные церкви, вокруг которых группировались их собратья. Тогда при­ходские храмы оказывались своего рода прикрытием для продол­жавших существовать монашеских общин. Иноки занимались раз­личными ремеслами, монахиням приходилось труднее: они зараба­тывали на жизнь тем, что стегали одеяла, вязали платки, выпекали хлеб, занимались своим маленьким огородом. Все они поддержива­ли духовное единство своей распавшейся поневоле обители, сохра­няя связь с игуменом или игуменией, обращаясь за руководством к общему наставнику.

Таким образом, в 1922–1929 годах практически вся территория страны оказалась покрытой сетью небольших «до­машних» монастырей. В первой половине 1930-х годов их насель­ники стали объектом первой волны репрессий. Монашествующих жестоко преследовали и уничтожали. Наступила эпоха препо- добномучеников и преподобномучениц. Выжившие после отбытия заключения в 1930-е годы иноки и инокини снова находили приют в приходских храмах, где устраивались регентами, псаломщиками, бухгалтерами, сторожами. Они со временем оказывались своеоб­разным духовным центром целой округи. Особенно это стало ощу­тимо в 1930-х годах, когда храмы закрывались и «домашние» мона­стыри оказывались порой единственным местом, где можно было помолиться. Конечно, монахи не только организовывали бого­служения своих односельчан, но и помогали им советом, иногда выступали в качестве своего рода связных между ними и скрывав­шимися от преследований священнослужителями.

Почти одновременно с «домашними» монастырями возник дру­гой тип нелегальных монашеских общин – подпольные, которые образовывались в приходских храмах вокруг духовников, из людей,  стремившихся к духовной жизни, в основном молодежи. Монасты­ри, изначально созданные как подпольные, были организованным и исключительно жизнеспособным видом монашеского подполья. Главной целью создания таких монашеских общин было продолжение в новых условиях аскетической традиции, которая,  несмотря на жесточайшие гонения, не должна была угаснуть. В подполье была воссоздана древняя традиция общежительного мо­нашества. В сформировавшихся общинах богослужения соверша­лись по монастырскому уставу, читались аскетические поучения, практиковалась частая исповедь, стали совершаться тайные по­стриги. Тайные монахи, сохраняя аскетическую традицию, нахо­дились в постоянном контакте с прихожанами храма и ничем не отличались от них внешне. Так в условиях гонений XX века на территории нашей страны образовалась новая форма монашества –  «монахи в миру».

В особо опасное время репрессий часть монашествующих из­брали для обособленной аскетической  жизни горы Кавказа, где вдали от людей пребывали в строгом уединении, в молитве и трудах, передавая дух подвижничества тем, кто жаждал подобной  молитвенной жизни. Монашеская традиция ни на миг не пре­кратила своего существования, но, напротив, обогатилась новыми формами своего исторического бытия. Неизменно сохранялся в ней дух молитвенности, беззлобия и трудолюбия, которые так необхо­димы каждому монаху.

Большую утрату понесло монашество с закрытием в 1920 году Троице-Сергиевой Лавры. Но как всколыхнуло дух православного народа, когда в 1946 году Лавра вновь была открыта и передана Церкви. Внешнее тяжелое полуразрушенное состояние не сказалось на духовности монастыря. Через десять  лет после откры­тия в Лавре засиял сонм великих старцев: о. Тихон (Агриков), о. Кирилл (Павлов), о. Феодорит (Воробьев), о. Феодор (Андрющенко), о. Серафим (Шинкарев) и другие. Их проповеди, исповеди дневные и ночные, духовные бе­седы (несмотря на строгости и запреты со стороны властей) зажи­гали сердца людей, поддерживали дух монашеской жизни и стрем­ления к ней. Сами они несли нелегкий крест, были гонимы, но не умолкало в их устах слово благодати Божией, не угасала любовь ко всем приходящим и не ослабевала непре­станная молитва к Богу. Приведу строки из письма отца Тихона, в 1960 году адресованного мне, тогда молоденькой девушке: «...гори любовью к чистоте, святости, непорочности,.. и ведь это выполнимо, возможно. Он, Господь наш, все устроит, укрепит. А сколько сладости в этом пути! а сколько радости там!..»

Особо хочется сказать и о Псково-Печерском монастыре – хра­нителе монашеских традиций. Силою Божией, молитвами и вели­ким подвигом духоносных старцев: архимандрита Алипия (Воронова), о. Иоанна (Крестьянкина), о. Нафанаила (Поспелова), о. Серафима (Розенберга) и многих дру­гих монастырь был сохранен от закрытия. Отцы все свои силы ду­ховные, душевные и телесные отдавали укреплению монашеской жизни, веры в Бога, преданности Матери Церкви. Их советы и мудрые наставления, любовь и участие помогали людям выстоять в ве­ре, в монашестве, в подвигах мученичества и исповедничества.

Исторический опыт свидетельствует о том, что можно разру­шить и уничтожить монастыри, упразднить монашество как инсти­тут. Уничтожить же дух монашества – традицию аскетической жизни – невозможно, ибо он имеет свое основание не во времен­ном, но в вечном Духе Божьем. Дух Святый созидает Церковь Хри­стову, обитая в тех, кто добровольно избрал себе жизнь монаше­скую.     

Доклад игумена Петра (Мажетова), настоятеля Свято-Косьминской мужской пустыни (Екатеринбургская митрополия) на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года).

Сегодня, когда Церковь в России обладает необычайной, а возможно беспрецедентной в истории свободой, трудно с дерзновением говорить о священномучениках. Совесть не позволяет легко проводить какие-либо параллели с нашим временем. Но в то же время, именно нынешнее духовное благоденствие в России  обязует нас с благодарностью почтить христианский подвиг исповедников и мучеников достойным рассуждением. Наше поколение можно уподобить тем детям праведного Иова Многострадального, которые родились уже после перенесенного им страдальческого подвига Богооставленности. Наше время является  благословенным венцом священных мучений наших соотечественников. Здесь можно перефразировать библейское изречение: родители вкушали кислый виноград, детям же досталась медовая сладость на устах (Иерем. 31:29).

Не будем перечислять святые имена и подвиги мучеников, об этом написано множество книг и монографий. В нашем докладе мы хотели бы указать на то, что в период благоденствия Церкви именно монашество являет собой мученичество в мирное время.

Апостол Петр дерзновенно заверял своего Божественного учителя, что положит душу свою за Него. И действительно, в Гефсиманском саду он проявил необычайное мужество, бросившись с ножом на отряд вооруженных римских воинов. Но доблестная брань против плоти оказалась неугодна Спасителю, ибо порочило имя ученика Христова. Когда же Петр был призван на путь смиренного Христова исповедничества, то испугался голоса простой служанки. Отметим тот факт, что не возвышенное исповедание – Ты Христос, Сын Бога Живаго (Мф. 16:16), не созерцание Фаворского света, и даже не дарованная власть над демонами и морской стихией послужили началом апостольского служения. Апостольское призвание Паси агнцы Моя (Ин. 21:15–17), завершившееся мученичеством, апостол Петр услышал только после того, как по  малодушном отречении сокрушился духом. Так и в монашеском призвании, которое по сути является апостольским, благодать мученического самопожертвования монах стяжевает после болезненного опыта сокрушения духа. Решимость, именно та решимость, о которой говорил преподобный Серафим, должна проявиться в выборе пути Христова смирения. Много званных, но мало бывает тех избранных, которым по сердцу этот тесный путь.

Возродитель монашества в ХХ веке в Греции старец архимандрит Емилиан говорит: «Об одном неизменном свойстве монашества мне бы хотелось сказать сразу, свойстве, которое пробуждает все существо человека, посвятившего себя монашеству. Я имею в виду сознание мученика, желание пострадать, претерпеть, принести себя в жертву, даже умереть из любви к Богу и тем самым проявить сокровенные устремления своей души к Богу» [1]. Комментируя старца-игумена, мы можем сказать, что человек прибегает к монашеству для того, чтобы стать мучеником через многие труды, болезни, слезы, терпение. На Святой Горе вступающему в монастырь послушнику говорят: «многих тебе терпений». Ибо в самом благоустроенном монастыре, рядом с опытным  в духовной жизни игуменом, при налаженном образе жизни  монах будет испытывать борения со скорбями, трудами, невидимыми ударами от помыслов, страстей, бесов и даже людей. Но все это монах начинает постигать как следствие присутствия Огня Божественной любви в своем сердце и жажду этого Божественного Огня, которую можно  утолить только вольным претерпеванием страданий.

Как известно, основой христианского подвига является смирение. Чем глубже выкапывается основание, тем выше можно возвести строение духовной жизни. Смирение же приобретается многими скорбями. Это не только труд молитвы, томление на ночных бдениях, посты и труды послушаний. На все это настраивается юноша, идя в монастырь. Это еще не мученичество. Подвигом мученичества можно назвать тот этап монашеской жизни, когда человек сталкивается с тем, что никак не ожидал, хотя это и не видно для посторонних внешних взглядов. Например, ревностного и целомудренного юношу – будущего старца Иосифа Афонского – постигла восьмилетняя непрекращающаяся блудная брань, которая так сокрушила его дух и смирила его сердце, что, как говорил он сам: «Я из льва превратился в ягненка». Затем последовало и другое испытание: старец Иосиф стремился к уединенной молитвенной жизни, к которой естественно должен стремиться всякий монах, но столкнулся с презрением, осуждением и клеветой от монахов, живущих рядом, что продолжалось много лет.

Человек, приходя из мира в монастырь, неизбежно несет на себе печать мирского мудрования. Он имеет мирское понимание о пути к Богу,  о молитве, и, конечно  же, о смирении. В его сердце создана привлекательная картина духовной жизни. Когда же начинается настоящий духовный подвиг, то картина разрушается. Но она разрушается не как падающее со стены изображение в дорогом  багете, а как сдираемая с мученика кожа. И вот здесь опять монашество и мученичество являют один и тот же духовный феномен страдания и исповедничества ради Христа.

В нашем докладе мы не предполагали говорить о монашеских страданиях, связанных с духовным неустройством монастыря, хотя и это порой имеет место. Не говорим от страданиях, неизбежных при устремленности монаха жить несообразной со своим призванием жизнью, например – чрезмерная устремленность к  пастырскому или миссионерскому служению, на которые монахи призываются только по особому Божественному домостроительству.

В нашем слове мы хотели бы немного  раскрыть  дух  Христов, а значит дух мученичества в условиях монастырской жизни – самом естественном и «законном»  образе жизни монашествующих.

Одним из самых болезненных орудий пыток монашеской жизни является – свобода. Это то жало в плоть (2 Кор. 12:7), которое дано иноку – свободное произволение понуждать себя к подвижничеству. Если мученики были невольно связываемы своими гонителями и палачами, то в духовно благоустроенной монашеской обители монах связует себя сам. Побудительными причинами к подвигу не являются посторонние взгляды или только требования игумена. Если это так, то монах еще в младенческой мере своего духовного возраста. Человек решается на монашеское мученичество, и на само послушание своему старцу или игумену, влекомый Огнем Божественной любви, которая рождается и  приумножается на уединенном монашеском правиле, совершаемом преимущественно в ночной тишине. Огонь благодати поддерживается и охраняется послушанием своему духовному руководителю – игумену.

Как говорил нам один опытный старец – настоятель афонского монастыря: «Если мои братья делают с усердием ночное правило, которое я каждому из них устанавливаю, то я за них спокоен. Христос их воспитывает». Добавим от себя: Христос их воспитывает, как воспитывал апостолов во дни Своего земного присутствия с ними и после Своего Вознесения, готовя к мученичеству.

Здесь раскрывается отличие монастыря от армии, отличие монашеских отношений от армейских. В армии младший беспрекословно слушается старший чин, и основой всех приказов является внешняя необходимость. В то время как в монашеской общине – как в семье – происходит взаимная зависимость друг от друга. В то время как послушник слушается словесных благословений и советов игумена, и так постигает волю Божию, игумен призван к непростой задаче постигать волю Божию о своих чадах, слыша и чувствуя внутренний сердечный мир братьев обители, и через это оставаться перед Богом таким же монахом-послушником. При этом внешние –   хозяйственные и экономические  нужды монастыря – безусловно, уходят на второй план, уступая первенство основополагающей цели монашеской культуры – созиданию личности во Христе. Это неизменно сопряженно с духом готовности на повседневное мученическое самопожертвование. Хотим отметить, что без разумного дарования определенной нравственной свободы своим чадам, игумену не удастся развить в них силу нравственного самоопределения и духовной зрелости личности. 

У многих может возникнуть недоумение, как сочетается монашеское послушание и монашеская свобода. Позволим себе здесь рассмотреть три этапа, которые имеют отношение к осознанию понятия «свобода» в рамках монашеского возрастания человека. Акцент на понятии «монашеская свобода» здесь весьма актуален, так как благоугодная жертва Богу приносится, согласно с чином пострига, – «вольным своим разумом, вольной своей волею,… но не от некия нужды или насилия». Монах – мученик свободы, собственного произволения и совести. Итак.

1.Игумен, принимая послушника, призван помочь  человеку увидеть, познать, осознать свои  духовные запросы и чаяния. Понять свою духовную меру и свой духовный потенциал.

2. Осознав свое призвание, человек, пришедший в монастырь, должен  научиться раскрывать свои духовные способности сообразно с призванием Божиим, сообразно со своими личностными качествами, не нарушая при этом единства монастырского братского духа. Здесь происходит стяжание своей души в терпении (см. Лк. 21:19). Монах приобретает самого себя.

3. По мере духовного возрастания и подвига человек благодатно овладевает своей душой, своим сердцем, раскрывает свои духовные и естественные способности на пользу братии и обретает возможность отдать себя самого Богу и монашескому братству. Далее неизбежно следует, что, шествуя по избранному пути, монах восходит на Голгофу мученического самопожертвования.

В заключение хочется сказать, что, исходя из опыта нашей многострадальной Церкви в ХХ веке, опыта и славного и горького, выдержать страдания, неизбежно встречающиеся на монашеском пути, может лишь тот, кто служит и подвизается нелицемерно, не в угоду человеческим мнениям, но движимый зовом Христа, звучащим в сердце: Гряди по Мне (ср. Ин. 21:19). Акт  мученичества обнажает сердечные ценности, дает познать, что суть духовного подвига заключается в двух словах «Бог и душа» и ничего более между ними. И все монашествующие призваны к этому.

--------------------------

[1] Емилиан (Вафидис), архимандрит. Слова и наставления. Печать истинная. Жизнь в Духе. – М.: Издательство храма святой мученицы Татианы, 2006. C. 177.

Доклад игумена Нектария (Блинова), настоятеля Свято-Георгиевского мужского  монастыря (г. Чирчик,  Республика Узбекистан) на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года).

Ваши Высокопреосвященства, Ваши Преосвященства, всечестные отцы, досточтимые матушки-игумении, дорогие братья и сестры! 

К великому сожалению, волна религиозных репрессий советской власти, прокатившаяся по всем странам Советского Союза, не обошла и территорию Среднеазиатского региона. Были закрыты многие храмы и монастыри. Духовенство и монашествующие были либо сосланы, либо расстреляны на месте. С одной стороны, это, конечно, очень прискорбно, но с другой стороны, не бывает худа без добра. Земля Средней Азии стала местом ссылки многочисленного числа монашествующих из многих известных монастырей Святой Руси. Среди них было множество известных духовников и старцев, которые сыграли немаловажную роль в сохранении преемственности старчества и дали мощный толчок к возрождению тайного монашества на территории Средней Азии. 

Как бы парадоксально это ни звучало, но на период советской власти в Узбекистане количество монашествующих во много раз превышало дореволюционные показатели. Дивеевские монахини и сестры Марфо-Мариинской обители милосердия, Саровские, Оптинские и Глинские монахи, архиереи, которые сами в свое время проходили хорошую школу старческого окормления – все эти люди принесли с собой богатейший опыт древнерусского монашества. Конечно, они не могли открыто учить и наставлять народ, но сама их жизнь, их дух передавались тем, кто находился рядом с ними. А в то время духовного голодания люди искали тех, кто бы мог их напитать духовной манной. С приходом богоборцев к власти многие верующие были лишены духовной составляющей в своей жизни. Поэтому они всячески старались сблизиться с теми, кто был носителем этой духовности. 

Ссыльным архиереям, священникам и монахам зачастую не предоставляли для жилья даже бараков. Большая часть из тех, кто был сослан в Среднюю Азию, ютились в шалашиках и палаточках. «Маленький Шанхай» – так называли жители такой городок из ссыльного духовенства и монашествующих, которые жили на территории Боткинского кладбища Ташкента. Некоторые из верующих, рискуя навлечь на себя гнев советской власти, принимали у себя дома ссыльное духовенство или монахов, хотя это было чревато обвинением в «антисоветчине» и возможными репрессиями со стороны государства. Но, несмотря на запреты властей, православное население продолжало принимать у себя этих носителей духовности и святости уходящей Руси. 

Чтобы не утомлять вас долгим докладом, хотелось бы вкратце рассказать о некоторых личностях, чье пребывание в этих краях оставило неизгладимый след в жизни не только монашества Средней Азии, но и простых верующих. 

Одним из таких светочей был архимандрит Борис (Холчев), духовник Ташкентской епархии, духовное чадо Оптинского старца Нектария и московских духовников – отцов Алексия и Сергия Мечёвых. Самыми главными качествами, которым был научен отец Борис, были полное послушание старцам, любовь к богослужениям и жертвенное служение ближним. «Дай плоть и приими Дух», – говорят святые отцы. Под этим девизом и проходила жизнь прославленного духовника и известного катехизатора Ташкентской епархии. Вокруг отца Бориса собирались люди совершенно разные, но объединенные единым на потребу – поиском пути в Царство Небесное. И отец Борис указывал им этот путь. Даже те, кто сомневался или вообще считал себя атеистом, – после общения с архимандритом Борисом или после посещения его огласительных бесед уже не могли назвать себя колеблющимися в вере или сомневающимися. Его духовной мудрости приходили приобщиться даже мусульмане, называя его «большим русским муллой». После вечернего богослужения в Успенском кафедральном соборе до позднего вечера отец Борис либо проповедовал, либо исповедовал. Просто, но доходчиво произносил он свои слова и поучения, и они легко ложились на сердце слушателям. 

Еще одним таким светильником, возженным Оптинским старчеством, был преподобный Севастиан Карагандинский. Старец, молитвенник, основатель тайного монастыря в Караганде, который сейчас открыт и живет по заветам своего основателя. Преподобный Севастиан воспитал целую плеяду своих духовных чад, среди которых были и простые монашествующие, и миряне, и архиереи. 

Другим подобным светильником веры и благочестия на земле современного Узбекистана просиял архимандрит Серафим (Суторихин). Сын священника, с малых лет полюбивший храм и богослужения, регент церковного хора, любитель, ценитель и хранитель правильного церковного пения и соблюдения церковного устава, он выбрал монашеский путь в годы гонений, будучи еще достаточно молодым. 

Архимандрит Серафим был членом Александро-Невского братства. Одной из главных функций братства была защита Александро-Невской Лавры от безбожников, а позже оно стало играть центральную роль в создании и деятельности союза православных братств Петроградской епархии. В эти же годы Александро-Невское братство неустанно стремилось привлечь в церковную среду представителей различных слоев интеллигенции и сблизить их с ученым монашеством. Перед братством стояло много задач: сохранение института монашества, противостояние ересям и расколам, поиск новых форм духовного образования, так как все религиозные учебные заведения были закрыты. И, конечно же, одной из главных задач братства была подготовка молодых, образованных священнослужителей, способных в это тяжелое время сохранить православие в стране, где царил дух богоборчества. Основателями братства были три удивительных человека, три иеромонаха – Гурий и Лев (Егоровы) и Иннокентий (Тихонов). Знакомство с ними очень сильно повлияло на отца Серафима. Всё, что впитал в себя отец Серафим, общаясь с опытными и учеными священнослужителями и духовниками, он привез с собой в Среднюю Азию. И здесь, на подготовленной почве, он стал сеять семена Слова Божия, собирая вокруг себя и монашествующих, и мирян. Он был великим молитвенником, и, несмотря на болезнь ног, не пропускал ни одного богослужения. Если он не служил сам, то пел на клиросе. Богослужение для него было всем. 

Вспоминая великих старцев, хранителей, или лучше сказать – укрепителей монашеских братств и сестричеств, нельзя не вспомнить и еще об одном столпе – схиархимандрите Серафиме (Романцове), духовнике Глинской Пустыни, прославленном ныне в лике местночтимых святых Украинской Православной Церкви. Отец Серафим прожил в Средней Азии двенадцать лет. Будучи духовным чадом великих Глинских старцев, отец Серафим сам принял на себя этот подвиг старчества, окормляя и монашествующих, и мирян.

Жизнь схиархимандрита Серафима была поистине аскетической, отшельнической. Он весь предался молитве, богомыслию. По ночам совершал он богослужения, исповедовал и причащал, проповедовал, давал душеспасительные наставления и всех приходивших к нему обращал на путь спасения. 

Особым духовным даром старца было умение принимать исповедь, вызывать людей на откровенность. Отец Серафим умел дать почувствовать, что земная жизнь – это лишь подвиг временного странствования на пути к вечной жизни, он призывал людей к жизни христианской, совершенной, возвышенной. Все его наставления имели своей целью святость в смысле отрешенности от всего мирского. Пастырство отца Серафима было многогранно. Более всего стремился он привести своих духовных чад ко смирению, о котором писал: «Всего необходимее для спасения смирение истинное, внутреннее убеждение, что вы хуже и грешнее всех и всего, но это величайший дар Божий, и приобретается он многими трудами. Тогда человек в душе своей ощущает такое спокойствие, которое никакими человеческими словами неизъяснимо. Истинно смиренный, если имеет какие от Бога дарования – молитву, или слезы, пост, то всё оное тщательно скрывается, ибо похвала людская, как моль, всё изъедает». 

Можно назвать еще много имен, среди которых были и известные духовники и старцы, и малоизвестные монашествующие, тоже имеющие богатый духовный опыт. Все они, живя в Средней Азии, делились своим опытом, наставляя народ Божий на путь, ведущий в Царство Небесное, совершали тайные постриги, основывали тайные монастыри и скиты, окормляя монашествующих и мирян. Благодаря им монашество на территории Средней Азии не просто сохранилось, а приумножилось и окрепло. И это свидетельствует об одной важной истине. Где появляются истинные монахи, носители монашеского аскетического духа, – там духовная жизнь расцветает. Истинный монах есть тот, кто стяжал сердечную веру, молитву и приобрел правильное монашеское устроение. Такой монах остается монахом, даже когда разрушаются монастырские стены, закрываются монастыри. Где бы ни оказался такой монах, он сам вокруг себя создает монастырь, монашескую атмосферу и вдохновляет к монашеской жизни других.    

И хочется отметить, что при всем различии жизненных путей  преподобномучеников и преподобноисповедников, в житиях всех этих угодников Божиих есть две общие черты. Первое – они любили молитву и богослужение, черпали в них духовные силы. Второе – они жили не для себя, а для тех, кто в них нуждался, принося зачастую самих себя в жертву. Потому что без жертвы не бывает ни своего спасения, ни спасения ближних. Подробно их подвиги и жития еще не изучены – но это уже другая, более объемная задача, над которой еще много надо потрудиться. 

Подводя итоги своего доклада, хочу отметить, что на момент перестройки, когда Церковь обрела относительную свободу, монашество в Средней Азии,  несмотря на многолетние гонения, не только не прекратило своего существования, но, благодаря всему вышесказанному, приобрело богатейший духовный  опыт, который передался нам, современным монашествующим и духовенству, несущим там свое скромное служение. Опыт, построенный на многовековой истории монашества Святой Руси, который как мед, собранный пчелами со многих дивных цветов, напояет сейчас сердца тех, кто ищет спасения в обителях и храмах Средней Азии.

С середины 1970-х до середины 1980-х годов  мне доводилось встречаться и быть в близком знакомстве и общении с некоторыми подвижниками Русской и Грузинской Православных Церквей. Расскажу о владыке Зиновии – ныне прославленном святителе схимитрополите Серафиме (Мажуге) и схиархимандрите Виталии (Сидоренко). С ними я долгое время общался и очень многое слышал из их уст. После моего знакомства с владыкой Зиновием и отцом Виталием я неоднократно бывал в Тбилиси, и всё, о чем буду говорить, почерпнуто из личных бесед.

---

Вынужденные покинуть родную Глинскую пустынь, они ушли в Грузию и там совершали свои подвиги. Будучи представителями Русской Православной Церкви,  они органично и глубоко духовно влились в Грузинскую Православную Церковь,  принеся тем огромную пользу тысячам и тысячам православных жителей как России, так и Грузии. Это были аскеты и настоящие схимники, пещерники и молчальники, проведшие годы в горах Абхазии и много рассказывавшие о своем пребывании там.

Вот что, например, я слышал от владыки Зиновия. Будучи послушником, он помогал братиям, которые уходили в горы. Это было небезопасное дело. Монашествующие старались уйти как можно дальше, потому что их часто преследовала милиция, даже военные на вертолетах. Владыке Зиновию приходилось передвигаться с большими грузами: надо было как-то обихаживать пустыньки, доставлять строительные материалы, продукты питания и многое другое.

Однажды во время такого похода он не успел к ночи вернуться в свой скит, где его ждали братия, и заночевал в пути. Облюбовал себе место и, когда уже задремал, в полночь услышал страшный рев. Когда он выглянул из своего убежища, то увидел огромного медведя, который в ярости рвал землю, выдирал деревья и по кругу ходил возле того места, где находился владыка Зиновий. Владыка говорил, что он очень крепко, как никогда, молился в эту ночь святителю Николаю. И только под утро, с рассветом, медведь исчез. В страхе владыка вышел из своего убежища. Как оказалось, он занял берлогу этого медведя. Свирепый зверь буквально оставил траншею вокруг этого места, но, милостью Божией, владыка уцелел.  И впоследствии говорил, что он до конца жизни будет благодарить святителя Николая за то, что не стал жертвой зверя.

Владыка Зиновий страдал от тяжелой болезни. У него были изранены ноги, из них все время сочилась кровь, и они постоянно были обернуты бинтами. Тем не менее, он вида не подавал. Очень немногие знали о его страданиях. Он всегда, возглавляя службу,  мужественно стоял от начала до конца и потом медленно возвращался в келью. По размерам келья его была крайне маленькой. Лишь условно ее можно было называть кельей, но, несмотря на это, после службы все приходили на обед и общались с ним. Все почитали за большую честь, если владыка давал часть своей пищи, второго блюда, кому-то из тех, кто присутствовал. И каждый ждал этого момента. В этой древней монашеской традиции был глубокий смысл, поэтому для многих это было большой радостью и запоминалось до конца жизни.

Скромность его обитания выяснилась и позже, когда священники, которые служили в храме благоверного князя Александра Невского (в то время в Тбилиси это была улица Калинина, дом 69), позаботились о владыке Зиновии  и построили ему небольшой дом со всеми удобствами.

Однажды после службы, кажется, это было на день его ангела, все вместе пошли, чтобы показать ему новое место обитания. Святитель обошел всё, благословил, поблагодарил и… возвратился в свою келью. В этой келье он принимал многочисленных паломников. И я позволю себе такую нескромность – рассказать о том, что где-то в середине 70-х годов я поехал к нему спросить о монашестве. Приехав, долго размышлял, когда же мне к нему лучше обратиться. Владыка Зиновий всегда отправлял приезжавших в паломническую поездку. Посещали святыни преподобных  Давида Гареджийского, Шио Мгвимского, места обитания Зедазнийских старцев и  другие, в том числе Ольгин монастырь – тогда он еще не был открыт, там подвизались несколько русских монахинь. Конечно, посещали Мцхету и Сигнахи, место упокоения равноапостольной Нины. В этом был глубокий смысл. Владыка погружал любого паломника в святоотеческое предание, для того чтобы человек проникся любовью к святым грузинской земли.

Вместе с тем, многие понимали, насколько близка, родственна и дружелюбна Грузия и ее Православная Церковь к русским паломникам. Это сразу объединяло,  и уже не было ни у кого никаких иных воззрений на то, как им быть в этой стране: просто они чувствовали себя дома. И это происходило благодаря такому, если так можно выразиться, благочестивому обычаю, который всем прививал владыка Зиновий.

…А я всё думал, когда же начать с ним разговор. Он, как всегда, благословил поехать в паломническую поездку. Потом мы служили, и после службы владыка предложил мне часть своей трапезы. Я, конечно, этому обрадовался, но опять думаю: а когда же спросить. И когда мы остались вдвоем, он, ничего не сказав, снял четки со своей руки и сам положил их мне на руку. Я  был безмерно счастлив. Из этого я понял, что он всё прекрасно видел, и всё знал.

И свидетельств тому являлось очень много, поэтому те, кто бывал у него, часто и не задавали  вопросов, а он сам тихим голосом кратко говорил, что и как делать тому или иному паломнику, который приехал к нему за советом. Это был старец, настоящий подвижник благочестия и православной веры. И он, так же, как и отец Виталий (Сидоренко), с которым они были дружны, был духовником и другом грузинских патриархов.

---

Отец Виталий вообще был уникальным человеком, обладавшим редким смирением. Он совершал  редчайший подвиг странничества по земле. Много раз его забирали в милицию, нередко избивали до полусмерти, отобрали паспорт, и он долго был без документов. И всё это время он хранил невероятную любовь ко всем. Никогда не возмущался, никогда никого не осуждал, кротость его просто поражала. Всегда улыбался при встрече, и так же, как владыка Зиновий, прекрасно знал всё о человеке.

Своеобразие исповеди у него заключалось в том, что он поносил себя на чем свет стоит и обвинял себя во всех ужасающих грехах. И многие, кто впервые,  или редко к нему приезжали, думали: это же надо, какой грешный человек! А потом проходило время, и через неделю, две, месяц – человек вдруг вспоминал, что, оказывается, это всё говорилось о его личных грехах. Это было удивительно и поучительно для многих.

Со мной тоже был такой случай.  Однажды я шел к отцу Виталию и по дороге продумывал свою речь: хотел рассказать о некоторых своих трудностях.  Когда пришел, он посадил меня пить чай. Я пью чай, а он мне – моими словами, моими мыслями – всё переизложил…

Это был молитвенник. У него посреди комнаты (а он жил в разных местах России, в том числе некоторое время и в Сергиевом Посаде, на квартире у одного священника) был металлический лист, и на нем горели свечи. Он молился отдельно о каждом человеке, записанном в синодик, а синодик у него был огромнейший. И еще отец Виталий обладал редчайшим даром: он брал на себя недуги людей. К нему приходил человек, жаловался на болезнь… после посещения старца болезнь проходила, а отец Виталий часто буквально корчился в муках. Это непередаваемо языком, но это то, что было присуще подвижнику.

Владыка Зиновий был духовником отца Виталия, а отец Виталий был духовником владыки Зиновия. И они задолго до своей кончины, в середине 1970-х годов, приняли схиму, но просили до времени этого не говорить, об этом знал очень узкий круг людей. Но дело не в самой схиме. Дело в том, как они этот подвиг возвеличили во время гонений…

---

Это были два уникальных светильника Земли Русской и Земли Грузинской. Поэтому уместно сказать о том, какая русская диаспора была в Тбилиси и во всей Грузии в это время. Тысячи людей ехали к ним для того, чтобы покаяться, утешиться, исправиться. Владыка Зиновий и отец Виталий объединяли вокруг себя не только русскую диаспору, но и многих православных грузин, в том числе духовенство.

…Мне не довелось встретиться с отцом Серафимом (Романцовым) и отцом Андроником (Лукашем) – также выходцами из Глинской пустыни. Они в то время уже покоились на кладбище, где я впоследствии неоднократно совершал панихиды. 

Поражает то, что в труднейшие годы гонений, когда  преследовался каждый православный человек и даже мысль о Православии преследовалась, – были такие замечательные подвижники, которые внесли свой совершенно непостижимый духоносный вклад в историю русского и грузинского монашества,  в историю наших двух Церквей.

Честь и слава этим уникальным подвижникам благочестия, по сути – святым, они были и носителями многих дарований. Но самое главное – это были истинные,  духоносные старцы, без которых немыслима православная жизнь. 

---

---

Сообщение епископа Дмитровского Феофилакта, наместника Андреевского ставропигиального мужского монастыря Москвы на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года)

---

 

Доклад митрополита Святогорского Арсения на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года).

Ваши Высокопреосвященства, Ваши Преосвященства, всечестные отцы игумены и матушки игумении, боголюбивые братия и сестры!

Начиная писать слово о послушании, я осознавал, какая глубокая тема должна быть раскрыта для людей слушающих,  и, самое главное, чтобы мною прочитанное помогло бы всем нам задуматься и по-живому воспринять слова: послушание, смирение с осознанием того, как порой мы пренебрегаем этими основами не только монашеской, но и вообще духовной и добродетельной жизни.

Еще нашим прародителям добродетель послушания была заповедана Богом как необходимость гармоничного духовного развития и залог сохранения Богообщения.

Потрясающий пример добродетели послушания, смирения для нас оставил Сам Господь Иисус Христос. Будучи Богом Словом, Он, Всепремудрейший Творец, по воплощении Своем живет в послушании у земных родителей: Божией Матери и мнимого отца – праведного Иосифа Обручника. Мы слышим в день праздника Рождества Христова и в день нашего крещения: Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал. 3:27), что значит – облечься в послушание и смирение. Недаром слышим у святых отцов: «Первое Имя Божие – Любовь, а второе – Смирение», т.к. без смирения не бывает и истинной любви, которая так необходима при общежительном житии в монастырях. Ведь настоящая любовь стремится, чтобы не мне «любимому», а всем вокруг меня было хорошо, а это невозможно без сердца сокрушенна и смиренна (см.: Пс. 50:19).

Здесь я хотел бы привести современный, а поэтому и назидательно-утешительный пример из жизни женского монастыря, находящегося рядом со Святогорской Лаврой в селе Богородичном.

В этой обители проживает схимонахиня Любовь. Однажды во время моего приезда в обитель она подошла к моему келейнику и говорит: «Отец Ипатий, я по старости хожу с палочкой, но прошу: сделай мне резиновую набойку. А то я иду по корпусу – топ-топ палкой, а может быть, в это время кто-то из сестер отдыхает, или читает, или молится, а я им мешаю. А то бы я как рыбка тихонечко проплыла и никого бы не побеспокоила». И пока отец Ипатий не прибил резиновую набойку на ее палочку, она при прохождении по корпусу палочку носила под мышкой, не касаясь ею пола.

Поступая подобным образом, мы следуем голосу Бога Отца на Фаворе: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих, Того послушайте (Мф. 17:5). С послушания начинается и духовное преображение человека.

Ведь и добродетель смирения мы приобретаем через послушание заповедям Божиим. Недаром Нагорная проповедь, сказанная устами Спасителя и дающая образ духовного восхождения, начинается словами Блажени нищии духом (Мф. 5:3). Осознание собственной духовной нищеты является основой для дальнейшего восхождения духовного.

Святитель Иннокентий Херсонский спрашивал: «Какой человек хороший?» И сам же отвечал: «Тот, который осознал себя нехорошим, и то этот человек только начинает ставиться хорошим». Из этого осознания собственной недостаточности, собственной испорченности грехом всего внутреннего человека рождается искание врача духовного – подобно тому, как человек, почувствовав болезнь телесную, ищет врача телесного, – то есть поиск духовного руководителя. Недаром руководство духовником своих чад называется окормлением – что происходит от слова «кормчий». Так же и в молитве Божией Матери есть такие слова: «…окорми мя яко странна».

Поддерживая человека в самом начале духовного подвига, Господь за одну смиренную мысль о нищете духовной воодушевляет словами: …яко тех есть царство Небесное(Мф. 5:3).

Преподобный Серафим Саровский говорит о смысле христианской жизни, что она заключается в стяжании Духа Святаго, поясняя: как купец торгует тем товаром, который приносит прибыль, так и христианин должен творить те дела, которые помогают стяжать благодать Духа Святаго.

О ценности смирения мы знаем, что Господь гордым противится, смиренным же дает благодать (Иак. 4:6). Однако смирение невозможно стяжать без добродетели послушания, так как смирение является благодатным даром. Мы, видим, что Господь дает молитву молящемуся. Так же и смирение! Оно, как дар Духа Святаго, дается смиряющемуся, то есть поставляющему себя в рамки смиренномудрия ради достижения благодатного дара смирения, а не ради лицемерного смиренничанья, о котором говорится имущии образ благочестия, силы же его отвергшиися (2 Тим. 3:5).

Часто в наше время приходится слышать от братий, пришедших в монастырь: «А как слушаться, когда дома не я родителей, а родители меня слушали?» Мы, приходя в монастырь, забываем, что под девизом «Я думаю, Я считаю, Мне кажется, Я знаю» – мы стяжали только свои «генеральные» исповеди, которые приносили духовникам при поступлении в обитель.

Ценность послушания отражена в чине монашеского пострига при условии обязательного вручения новопостриженного – старцу. Здесь основание – Священное Писание: Слушаяй вас, Мене слушает: и отметаяйся вас, Мене отметается: отметаяйся же Мене, отметается Пославшаго Мя» (Лк.10:16). Старец Ефрем Ватопедский, раскрывая эти слова, говорит: «Ты видишь повелевающего тебе старца, но при этом невидимо присутствует Тот, Кто повелевает старцу». Именно на этом основывались святые отцы афонские, говорившие: «Все старцы святы, а мой святее всех». Духовник не Бог, но кормчий, через которого мы находим путь к Богу.

Итак, послушание – это добродетель, способная даровать нам дар Святаго Духа – смирение. Поэтому в монашеском обществе так ценилось послушание. Кто-то в наше время видит в этом ограничение свободы личности. Но понимание свободы как вседозволенности чуждо христианскому пониманию. Истинная свобода – когда человек между добром и злом свободно выбирает добро. Даже в современном мире никто не воспринимает правила дорожного движения как ограничение свободы, а понимает, что от их соблюдения, то есть от послушания, зависит безопасность жизни. Как и боеспособность в армии во многом зависит от соблюдения устава и воинской дисциплины, то есть от послушания.

Схимонахиня Сепфора говорит: «Монастырь, в котором нет послушания, – не монастырь».

Преподобный Иоанн Лествичник еще более категоричен: «Монах, не сохранивший послушание своему игумену, – не спасется». Некоторые спросят, почему? Ответ прост. Святые отцы говорят, что смирение имеет три степени:

1) смирение перед старшими, а с равными как с равными;

2) смирение перед равными, а с младшими как с равными;

3) смирение перед младшими и почитание себя хуже всякой твари.

Поэтому не имея послушания к игумену, то есть старшему, монах не имеет элементарного начального смирения и подобен бесплодной смоковнице.

Гордый человек не может быть умным, то есть не может иметь дара рассуждения; яркий пример – история раскола во главе с лжепатриархом Филаретом.

Без смирения невозможно истинное понимание Священного Писания, так как оно всё написано в духе смирения, и только живущий в этом духе может понимать истинную глубину Премудрости Божией. Мы видим ложное сектантское понимание, основанное на гордости человеческой, так как любая секта имеет начало своего возникновения в гордости человеческой.

Послушание является необходимым условием и для правильных поста и молитвы. Мы часто слышим слова: «Послушание паче поста и молитвы». Этим не обесцениваются такие добродетели, как молитва и пост, но этими словами указывается на то, что только смиренное состояние духа является основой для правильных духовных подвигов.

У святителя Игнатия Брянчанинова мы встречаем, что «несение внешних подвигов, почерпнутых из житий святых, в последнее время будет по причине умножившейся гордости, не только не полезно, но и вредно, так как будет толкать человека к гордости и самомнению». Чтение житий святых будет необходимо для того, чтобы, сравнивая свою жизнь с их высоким житием, мы приходили в состояние смирения.

Когда-то духовник мне сказал: «Когда приходит помысел сравнивать себя с кем-то, то сравнивай не с худшими, а с лучшими, и придешь в правильное понимание своего внутреннего человека». Вот почему так важно чтение житий святых на монастырских трапезах.

Тем более, что, живя без совета и окормления по причине самомнения, мы часто меряем на себя советы к совершенным, а не к новоначальным и даже не к среднепреуспевшим.

В житии преподобного Иоанна Затворника Святогорского мы читаем, как долго и всесторонне испытывал его смирение преподобный архимандрит Арсений, прежде чем благословить на подвиг затвора. Так же в Киево-Печерском патерике читаем, чем закончилось самочиние, описанное в житиях преподобных Исаакия и Никиты, затворников Киево-Печерских, в начале их подвигов при поступлении в обитель.

Афонские старцы, рассуждая об Иисусовой молитве, говорят, что преподавание учения об умном делании неполезно и даже недопустимо для братий, живущих не под откровением и самочинно, так как они непременно впадут в прелесть: не по причине молитвы, а по причине самочиния в молитве.

Очень ярко об истинном посте говорит преподобный Гавриил (Ургебадзе). На вопрос одного из священников: «Что такое истинный пост?» – он вдруг начал, имея дар прозрения, называть его грехи от младенчества. И когда, слушая любящий голос старца, священник залился слезами и упал к его ногам с просьбой молитвы о прощении грехов, то старец, прочитав разрешительную молитву, вдруг неожиданно сказал: «А теперь – иди обедай!» На что потрясенный пастырь произнес: «Простите, отец Гавриил, я не смогу есть. Я в таком состоянии, что мне кусок в горло не полезет». Батюшка кротко ответил: «А вот это и есть истинный пост», то есть пост, сопряженный со смирением, рождаемый как желание постного подвига в духе сокрушения и смирения.

Непослушание рождает страшные последствия и деградацию духовной жизни монаха. Непослушание является причиной разрыва духовной связи между чадом и духовником, а через духовника с Богом, по ранее приведенным словам старца Ефрема Ватопедского.

От неискренности в отношениях с духовником в итоге непослушания и самочиния появляется сначала избегание духовника, затем неприязнь к нему, и, как итог – ропот и ненависть, о которых преподобный Иоанн, игумен горы Синайской, сказал: «Разбойника раскаявшегося прости, блудника помилуй, а ропотника выгони вон из обители, так как не подобает двум бесам быть в монастыре, одному по естеству, а другому по поведению». Именно из этого исходит понимание святоотеческих слов: «Лучше выгнать монаха из монастыря, чем дать ему жить в монастыре по своей воле». Преподобный Макарий Оптинский говорит: «Монаха-самочинника даже если будет игумен терпеть, то камни и стены монастырские будут гнать его из обители».

Вот почему мы читаем у святых отцов, что «лучше быть послушником у послушника, чем жить по своей воле и пожинать плоды самоволия». Вот почему монашеские общины, когда в советский период невозможно было жить в монастырях, формировались вокруг старцев-духовников. Таковыми были и святитель Серафим, схимитрополит Тетрицкаройский, и преподобные Глинские старцы, и преподобный Кукша Одесский, и преподобноисповедник Севастиан Карагандинский, и приснопоминаемые отец Серафим (Тяпочкин), схиархимандрит Серафим (Мирчук) и многие другие, через которых передалась преемственность старчества, так как по слову отца Серафима (Мирчука), «где было послушание, там было и старчество». И в то же время схиархимандрит Серафим (Мирчук) уточнял, что во всём нужно послушание, но не в нарушении заповедей Божиих, так как настоящий старец – он во всём старец, и его слово созвучно с уставами Матери-Церкви, с соборным разумом и церковным преданием. И преподобный Серафим Саровский, отвечая на вопрос: «Почему сейчас нет старцев?», говорил: «Потому что нет послушников…  если сердце духовного чада открыто навстречу духовнику, то и сердце духовника Господь открывает навстречу чаду, а уста духовника наполняет Своей Божественной Премудростью».

В заключение своего слова я хотел бы тем из присутствующих, кто пожелал бы более глубоко открыть для себя тему смирения и послушания и ценности этих добродетелей, предложить для чтения книгу протоиерея Вячеслава Тулупова «Одеяние Божества», а также книги «Ефрем Катунакский» и «Блаженный послушник» об этом же старце.

Простите, помолитесь и благословите.