Монастырские уставы и восхождение монаха «в меру возраста исполнения Христова» (Еф. 4:13)
Доклад епископа Сергиево-Посадского и Дмитровского Кирилла, наместника Свято-Троицкой Сергиевой лавры на Собрании игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла (Москва, Храм Христа Спасителя, 23 сентября 2025 года).
Ваше Святейшество, Ваши Высокопреосвященства, Преосвященства, досточтимые отцы и матери, братия и сестры!
На монашеских конференциях разных уровней, региональных, общецерковных и международных, проводимых по благословению Его Святейшества, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Синодальным и епархиальными отделами по монастырям и монашеству, неоднократно поднимались темы, близкие по содержанию к моей сегодняшней. Различные докладчики подчеркивали те или иные аспекты проблем современной монастырской жизни, рассуждая о том, как, сохраняя верность святоотеческим традициям, поспособствовать благому течению жизнедеятельности святых иноческих обителей, чтобы монашествующие, преуспевая в духовной жизни, могли иметь дерзновение в молитвенных ходатайствах к Богу, и, в то же время, давать добрый пример и поддержку, наставление ищущим помощи мирянам.
Из уст Святейшего Патриарха мы не раз имели возможность услышать важные подсказки о том, что особенно важно соблюдать в своей жизни современным монахам, игуменам и игумениям, всем членам братства или сестричества. Чаще всего наш Первосвятитель в своих обращениях к монашествующим упоминает о добродетелях молитвы (основа духовной жизни, источник других добродетелей, главное послушание), смиренномудрия (умение видеть свои грехи, признавать свою немощь и всё упование возлагать на Бога), любви (практическое воплощение евангельских заповедей в жизни монастыря), послушания (отказ от своей воли ради воли Божией, лекарство от гордыни). Важен также акцент, который Святейший Патриарх особенно делал в последние годы на необходимости живой веры и верности Христу и Его Церкви.
Епископ Солнечногорский Алексий в своем докладе «Духовная жизнь в монастыре как начало жизни вечной» особенно отмечает, что только внешнее соблюдение Устава, без серьезного труда по внутреннего духовному обогащению никогда не будет привлекать новых насельников. Научаясь же доверять игумену, духовнику, научаясь чисто открывать ему душу, послушник со временем перестает бояться козней и коварства лукавого врага и, в стремлении исполнить послушание, получает дар «презирать самую смерть»[1].
В выступлении настоятельницы Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского монастыря игумении Сергии, посвященном теме «Как помогают новоначальному послушнику монастырские традиции войти в русло уставной жизни монастыря», говорится также о важности церковного богослужения. Как отметила матушка игумения, преподобный Серафим Саровский вменял исполнение устава, «службу по уставу» в первую добродетель, которая привлекает благословение на целую обитель и избавляет ее от бед и напастей[2].
В докладе тогда еще епископа, ныне митрополита Минского Вениамина, посвященном тому, каким должен быть монастырь, чтобы стать источником притяжения и тихой пристанью для современного человека, подчеркивалось, что «монашеская жизнь – это жизнь духовная, полностью личная и уединенная – не в смысле удаленности от братии или сестер, а в смысле личного и непрестанного предстояния перед Богом»[3]. Содействию такой жизни и такому воспитанию иночествующих и призвана служить монашеская община.
Практически все выступавшие с докладами, близкими к сегодняшней теме, отмечали такой основополагающий аспект монашеской жизни, как отсечение своей воли ‒ как перед монастырским начальством, так и перед равными по чину иноками.
Живая вера, о которой так часто в обращении к монашествующим говорил Святейший Патриарх, вера как полная преданность воле Божией, доверие Божественному Промыслу, действующему в жизни монаха (даже при ошибках поставленных над ним старших), есть непременное условие истинного, не только лишь внешнего, а внутреннего послушания, которое так необходимо для искоренения основных страстей падшей человеческой природы – себялюбия и гордости.
Непросто что-то добавить к уже озвученному ранее. Не претендуя на нечто новое, тем не менее, дерзаю порассуждать о некоторых деталях современной жизни иночествующих, основываясь на достаточно хорошо известных духовных и практических истинах святоотеческих монастырских традиций.
Во-первых, хочется напомнить, что большинство монахов-писателей древности отмечают апостольский характер жизни иноков. Ревнующие о евангельском образе жизни тогда особенно стали бежать из мира, когда прошло время открытых гонений на Церковь от язычников и многие христиане все больше стали забывать о высоком идеале подвижнической жизни во Христе, все больше предавались жизни «по духу мира сего». Не находя в современном обществе строгости быта первых христиан, ищущие такой строгости ушли из этого общества, чтобы восстановить ее на стороне.
Монахи, таким образом, не придумывали ничего нового, но старались сохранить дух ревности первых христиан. Древние монашеские уставы на самом деле «проистекают из учения Самого Христа и святых апостолов… ничем не отличаются от церковного Предания, приложенного к частному случаю аскетического общежития»[4]. Главным и единственным, в собственном смысле этого слова, уставом монашеского жития всегда было Святое Евангелие.
Именно поэтому великие основоположники монашеских Уставов преподобный Пахомий Великий, святитель Василий Великий и блаженный Августин рассматривали свои правила не как «канон» – этот термин применялся вполне только к Священному Писанию, но скорее как скромное собрание цитат Священного Писания с толкованиями[5].
Образ жизни двенадцати апостолов, последующих Христу, а также образ первой иерусалимской христианской общины с апостолами во главе, послужили источником вдохновения для первых святых законодателей раннехристианских монашеских общежитий.
Преподобный Пахомий Великий, который считается основателем монашеского общежития, а также его ученики усматривали образец для своих общин в Иерусалимской апостольской общине. Хотя в Уставе преподобного Пахомия и идет речь о «правиле Священного Писания» (regula scriptuarum) и монастырском правиле (regulae monasterii), но их отношение таково, что последнее является следствием первого. «Священное Писание ‒ Устав монахов преподобного Пахомия» ‒ так называется один из отделов исследования современного специалиста по наследию святого[6].
Литературные памятники, связанные с именами преподобных Пахомия, Орсисия и Феодора Освященного, свидетельствуют о необычайном знании иноками текста Священного Писания. Преподобный Пахомий знал наизусть всю Библию, преподобный Орсисий был мужем, «в совершенстве знающим Священное Писание», а каждый из простых монахов должен был выучить на память Псалтирь и Новый Завет и повторять их про себя.
О святителе Василии Великом также известно, что, когда он писал свои «Правила, пространно изложенные в вопросах и ответах» для монашеских общин в Каппадокии, он не мыслил себя творцом Устава или Устава для монахов. С его точки зрения, точно так же, единственный Устав для христиан есть Священное Писание, из которого он составил и свои «Нравственные правила».
О блаженном Августине его ученик Посидий писал, что, став священником, он «основал монастырь рядом с церковью и начал жить со служителями Божиими в соответствии с образом и правилом, установленным святыми апостолами». Далее биограф цитирует стихи главы 4-й Деяний Апостольских о едином сердце и уме и общей собственности первохристианской общины. Эти же цитаты вошли в первые строки Устава блаженного Августина, который «сам по себе представлен как комментарий к этому тексту Священного Писания и некоторым другим»[7].
Блаженный Августин смотрел на монашествующих как на «передовой отряд» христианского общества. В толковании на стих второй 132-го псалма: яко миро сходящее на браду Аароню, сходящее на ометы на одежды его этот церковный учитель поясняет, что «от главы-Христа сходит на церковное тело миро любви и единства. Оно передается через апостолов (брада)… на Церковь (священное облачение), но вначале миро попадает на воротник, который означает «тех, кто живет вместе как один, то есть монахов».
Святой Августин признает, что в реальной жизни могут, конечно же, встречаться «и плохие монахи, и женатые христиане, живущие по образу Иерусалимской общины. Но монашеское общежитие отличается возможностью полного подражания апостольской общности». Подчеркнутое внимание блаженного Августина к общежительному аскетизму монашеской жизни привело многих древних и современных исследователей к признанию его как основателя иноческой киновии на латинском Западе[8].
Исследователи древних западных общежительных уставов выделяют около тридцати текстов, имеющих законодательный характер (а не просто описательный или еще какой-нибудь). При этом они составляют некое единое целое и тесно связаны между собой. Материнскими для этой литературной семьи уставов со сложным генеалогическим древом признаются правила преподобного Пахомия Великого, святителя Василия Великого и блаженного Августина[9]. Первые две группы правил, естественно, не западного происхождения, были переведены Руфином и блаженным Иеронимом. Начиная приблизительно с 400 г. по Р. Х. они стали достоянием западного монашества, и оно им сильно обязано. «Кроме первых трех уставов, которые представляются совсем независимыми, вряд ли найдется автор, который не заимствовал бы больше или меньше из своих предшественников»[10].
Среди уставов чисто западного происхождения особенное место «по объему и богатству содержания, а также особенно по порядку, методу и аккуратности, с которой рассматриваются разные аспекты общежития»[11], занимают уставы Regula Magistri и преподобного Бенедикта. В этих монашеских уставах VI века монастырь определялся как «школа службы Господней (Domini schola seritii), в которой ученик находится под Его непосредственным научением»[12], воспринимает непосредственно учение (doctrina) Господне.
По отношению к жизни современных монашествующих вышеприведенные данные важны прежде всего с той точки зрения, что как новоначальные, так и уже долгое время пребывающие в иноческом чине должны возгревать в себе прочную веру в Промысл Божий, действующий во всем мире, но особенно в святой обители. Постоянное пребывание Христа в церковной жизни, среди далеко не всегда постоянных человеческих отношений – это то, что неизменно совершается по слову Самого Спасителя: Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28:20). Живая вера, без которой невозможно угодить Богу (Евр. 11:6), заложена в качестве фундамента монастырского устава и жизни.
Также необходимо предусмотреть, чтобы режим иноческой жизни включал в себя изучение Священного Писания. В наше время, по сравнению с древними монахами первых обителей, мы не имеем таких, как они, боговдохновенных, наделенных пророческими дарами наставников, которые ‒ как за неимением возможности иметь личную копию Писания, так и в силу отсутствия системно выстроенного образования ‒ восполняли неученость монашествующих частыми словами назидания и толкования. Но зато нам сегодня доступно огромное достояние ‒ корпус святоотеческих толкований на тексты Священного Писания. Их самостоятельное изучение, а также по возможности прочтение с обсуждением на общих собраниях является важнейшей частью идущей из древности иноческой традиции.
Далеко не всегда эти заветы основателей киновиального жития были осуществляемы в реальной жизни. В наше время, однако, проблема доступа к этим святым текстам возникает исключительно из-за нехватки времени или усердия и усугубляется зачастую сложностью контроля над тем, каким материалом пользуется монах для духовного чтения и размышлений. В этом контексте задача старших в обители состоит в постоянном напоминании о важности усвоения именно благословенных святоотеческих книг, соответствующих образу жизни и степени духовного развития инока.
Запоминание и изучение библейских, особенно новозаветных, текстов имело целью не просто рациональное усвоение Писания, оно в древнем монашестве было именно практическим делом, ориентированным на очищение от мирских, суетных и страстных помыслов, страстей, привычек и мысленных образов. Длительное размышление над отдельными отрывками Священного Писания было частью так называемого «тайного поучения», которым инок должен был заниматься постоянно, приобретая навык борьбы с рассеянностью ума и сердца среди потока многоразличных бесполезных и вредных мыслей и чувств. Фокусировка сознания на каком-либо одном священном предмете веры остается важнейшей духовной практикой и в наше время. Хотя эта практика все больше осложняется привычкой современного человека потреблять большие потоки информации без осознания насущной необходимости так называемой «цифровой гигиены».
Так, по объяснению святителя Феофана Затворника, «с минуты пробуждения у Тавеннисиотов, во весь день молитва сменялась работою и работа молитвою. Богомыслие же не пресекалось, что бы они ни делали. Это и есть то тайное в сердце поучение, о коем часто поминается в отеческих Писаниях. Преп. Кассиан свидетельствует, что иноки Египта и Фиваиды не ограничивались одним уставным молитвословием, но напрягались все время дня пребывать в умной молитве и Богомыслии»[13].
Осознание высочайшей нравственной высоты (будьте совершенны как Отец ваш Небесный совершен (Мф. 5:48)), предложенной человечеству в святом Евангелии и легшей в основу первых иноческих уставов, призывает и современного монаха к постоянному совершенствованию, в том числе показывая неправду тех ситуаций, когда монашествующий склонен оправдать свою усталость, леность, неготовность к послушаниям сверх графика и т. п. уже исполненными ранее послушаниями и предшествующим соблюдением уставных положений. Необходимо постоянно смиренно осознавать неполноту принесенного Господу внешнего и внутреннего труда.
Святитель Григорий Богослов наставляет нас такими словами: «И язык и ум непрестанно упражняй в Божиих словесах! А Бог в награду за труды дает или видеть сколько-нибудь сокровенный в них смысл, или, что еще лучше, приходить в сокрушение при чтении великих заповедей чистого Бога, или, в-третьих, таковыми занятиями отводит Он мысль твою от земного»[14].
Важнейшими плодами правильного чтения, изучения и размышления над текстами Священного Писания, древних монашеских уставов и житий их авторов должны являться трезвое осознание своего несовершенства, смирение в виду понимания степени поврежденности человеческой природы и неспособности исполнить евангельские заповеди. Зачастую знакомство с великой аскезой святых подвижников может приводить инока в уныние (от трудности подражать им и страха невозможности спасения) или же затмевать в его сознании ту несомненную истину, что угодники Божии придавали своим подвигам значение не столько спасительного средства, сколько святого послушания. Знаменитый старец Оптинский Макарий подчеркивал, что жития святых нам даны более для смирения, чем для подражания, замечая также, что много находится примеров «в житиях и учении святых отцов, что заглаждаются грехи не одними нашими подвигами, а паче при бессилии исполнить оные; а главное, надобно иметь твердое упование, что страдания Господа нашего Иисуса Христа заглаждают грехи кающихся смиренно; а без заслуг Спасителя нашего никакие подвиги наши не могут нам помочь»[15].
Сам принцип толкования Священного Писания, принятый святыми отцами, подразумевает стремление к глубокому усвоению, которое невозможно без аскетического усилия, без терпения, непрерывной внутренней работы, направленной не столько на умственное, сколько на сердечное восприятие. Для этого совершенно необходимо понуждение себя на стяжание и сохранение духа «покаяния и смиренного послушания Богу»[16]. Важно доносить до молодых насельников и насельниц, что изучение Писания должно идти параллельно с приобретением навыков к поведению (и внешнему, и внутреннему) согласно заповедям Божиим, с погружением в уставную жизнь обители, без чего невозможно очищение души, а значит и подлинное усвоение евангельских истин.
Правильное изучение Слова Божия подразумевает, таким образом, развитие долготерпения, разумного недоверия своим мыслям и чувствам, преданности воле и Промыслу Божиим, уверенности, что все наши аскетические усилия являются необходимым, но недостаточным условием продвижения по лестнице духовного совершенствования. Господь посещает нас благодатным изменением тогда, когда посчитает нужным.
Накопление знаний, ориентированное только на интеллектуальное совершенствование, зачастую приводит к тому, что, как хорошо отметил один священнослужитель, человек переходит «от подчинения истине ‒ к господству над истиной». Святитель Игнатий (Брянчанинов) особенно настаивал, что «в наше время Бог дарует спасение более при посредстве смирения, нежели подвига»[17]. Подвигу душевного и телесного усилия предпочитается подвиг духовного самоупразднения, самоуничижения – когда христианин отрекается «сам в себе от всякого сознания достоинства к преуспеянию» и пребывает «в нищете духа», предстоя мысленно Богу с терпеливым прошением и ожиданием милости Божией[18]. Такой «смиренный подвиг»[19] объединяет в себе все вышеупомянутые добродетели трезвения, благоговения и искреннего послушания Богу и Его святой Церкви. Человек в таком подвиге как бы отрекается от всего «своего», благоговейно отдавая место Божьему действию, трезво понимая, что все человеческое (даже лучшее и возвышенное) ненадежно и непостоянно, привыкая видеть, слышать и понимать Бога в Его Промысле о мире и человеке, а не навязывать своей собственной жизни и жизни окружающих свой план спасения[20].
Мысли святителя на самом деле являются прямым продолжением рассуждений древних аскетов, которые научали, что богомыслие не достигших духовного очищения должно сосредотачиваться на вероучительных истинах, производящих в душе два главных христианских чувства – благоговение и покаяние.
Так, святитель Григорий Богослов поучал, что «памятовать о Боге необходимее, нежели дышать», но «богословствовать» и «любомудрствовать о Боге можно не всякому»[21]. Святитель призывал любомудрствовать не о Боге в Самом Себе, что доступно только подготовленным и образованием ума, и чистотой души, а «о мире или мирах, о веществе, о душе, о разумных – добрых и злых – природах, о воскресении, суде, мздовоздаянии, Христовых страданиях»[22].
Указывая на восемь главных «ведений» (γνώσεις), преподобный Петр Дамаскин поясняет, что из них только три первые «приличны проходящему деятельную добродетель, дабы он успел многими и горькими слезами очистить душу свою от всех страстей и получить от Бога, по благодати, и прочие (ведения)». Эти три круга углубленных размышлений предполагают «познание скорбей и искушений этой жизни… и сетование о всем, что естество человеческое потерпело чрез грех», «познание своих согрешений и благодеяний Божиих», а также «познание ужасного, бывающего перед смертью и после смерти, как находим в Божественных Писаниях». Все эти размышления направлены на приобретение «неизреченного сокрушения души», нищеты духа, «навыка страха Божия» и плача духовного[23].
Остальные пять размышлений/поучений позволены, согласно древнему аскету, только тому иноку, который уже стяжал духовно очищенное состояние через долгое хранение «телесных и нравственных» деланий. К этим родам благословенных размышлений относятся познание и уразумение чувственных и мысленных созданий Божиих, а также познание, относящееся к Самому Богу, называемое богословием в узком смысле этого термина.
Святитель Феофан Затворник определял Богомыслие как «держание в мысли какой-либо истины: воплощения, крестной смерти, воскресения, вездесущия и прочего»[24]. Все эти тайные внутренние поучения есть на самом деле необходимая часть монастырского устава в его сокровенной сути, которая может быть символически уподоблена мысленной ограде внутреннего мира монаха ‒ насущно необходимой для очищения, просвещения и сохранения его души.
Что касается второй части названия моего доклада, то она может показаться весьма высокопарной и недостижимой, поскольку в ней цитируются слова из послания святого апостола Павла к Ефесянам о мере возраста исполнения Христова (Еф. 4:13). Тем не менее, эта духовно-нравственная перспектива была изначально основой монашеского образа жизни.
Преподобный Кассиан Римлянин в своих «Постановлениях монастырских» поясняет, что «в начале веры христианской… имени монахов удостаивались немногие испытанные, которые… не только обладали теми свойствами, какими отличалась, по сказанию Деяний Апостольских, первенствующая церковь (Деян. 4:32–35), но еще достигали высших совершенств»[25]. В то же время, в более близкую к нам эпоху, старец Оптинский Анатолий (старший), указывая на сложность науки монашеского жития, говорит о возможности прикосновения к этой высокой мере полноты Христовой: «Как же ты хочешь сразу научиться науке наук? Ибо монашество выше всяких наук, оно учит небесному ангельскому жительству. Стало быть, и здесь, как в мастерских, человек грешный, поступающий в монастырь для приготовления себя к вечной жизни, не делается сразу святым, а прежде многажды погрешает, портит начатое и за это получает от близких, особенно от высших себя, укоризны и наказания. Так и живет, учась и смиряя себя. И возрастает потом незаметно в меру возраста исполнения Христова. Говорю – незаметно, ибо если кто станет примечать за собою, что он преуспел, то уж это плохо и погибель монаха близ»[26].
Святитель Феофан Затворник определяет это духовное преуспеяние как «состояние совершенного упокоения в Боге», когда, предоставив себя в достойное Богу жилище, христиане «возымеют Его вселившимся в себе»[27]. Незаметность возрастания, упомянутая старцем Анатолием, обеспечивается как самим строем монастырской жизни, в которой проявляются немощи душевного устроения всех и каждого в своей мере, так и общим настроем смиренномудрия, о котором подробно говорилось выше.
Святитель Василий Великий в своих Правилах отмечал, что «цель христианства – подражание Христу в меру вочеловечения, сколько сие сообразно с знанием каждого»[28]. Необычная формула «мера вочеловечения» (τὸ μέτρον τῆς ἐνανθρωπήσεως), восходящая ко святителю Афанасию Великому, по мысли святителя Василия указывает на обновление внутренней жизни души «в уверенности в истине Его (Спасителя) слов». Мера же эта не иная, как готовность к смерти (μέχρι θανάτου ὑπακοῇ), которую явил Сам Спаситель.
Упокоение в Боге действительно достигается только тогда, когда монах научается предать в руки Промысла Божия всю свою жизнь, отрекаясь по Евангельской заповеди от своеволия и самолюбия. Учение Святителя о причастии нас «вочеловечиванию» Сына Божия подразумевает раскрытие мыслей святого апостола Павла о «сообразовании» (от «συμμορφίζομαι») христиан во внутреннем их устроении со смертью Христа с целью соучастия человека в Его воскресении (см. Флп. 3:21).
В отличие от новомучеников нам не требуется отдавать жизнь физическую за верность Христу и Его Церкви, но прохождение подвига погребения своих планов и амбиций, мечтаний и страхов, человеческих надежд и утешений есть условие «спогребения» и «совоскресения» с Господом Иисусом Христом.
По слову преподобного Петра Дамаскина: «Христос сокровен в Евангелии, и желающий найти Его должен продать прежде все свое имение и купить Евангелие, чтобы не только найти Его, может быть, чтением, но и принять в себя подражанием Его жизни в мире. Ибо ищущему Христа… должно искать Его не вне, но внутри себя, то есть (учиться) быть, по телу и по душе, как Христос… и всею силою хранить свидетельство совести, чтобы воцариться вполне над собственною волею и победить ее презрением»[29].
Примечания [1] Епископ Солнечногорский Алексий. «Иного жития вечного начало». Духовная жизнь в монастыре как начало жизни вечной. Доклад на региональном круглом столе «Пополнение братства обители. От чего это зависит» для ставропигиальных монастырей и монастырей Московской митрополии (Москва, Сретенский ставропигиальный мужской монастырь, 3 июля 2024 года). [Эл. ресурс] URL: https://monasterium.ru/doklady/mezheparkhialnyy-kruglyy-stol-popolnenie-bratstva-obiteli-ot-chego-zavisit-/inogo-zhitiya-vechnogo-nachalo-dukhovnaya-zhizn-v-monastyre-kak-nachalo-zhizni-vechnoy/?bitrix_include_areas=Y (дата обращения: 16.09.2025) [2] Игумения Сергия (Конкова). Как монастырские традиции помогают новоначальному послушнику войти в русло уставной жизни монастыря? Выступление на ХХVII Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Москва, Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь, 28–29 января 2019 года). [Эл. ресурс] URL: https://monasterium.ru/doklady/27_RCh/kak-monastyrskie-traditsii-pomogayut-novonachalnomu-poslushniku-voyti-v-ruslo-ustavnoy-zhizni-monastyrya/ (дата обращения: 16.09.2025) [3] Епископ Борисовский и Марьиногорский Вениамин. Каким должен быть монастырь, чтобы стать источником притяжения и тихой пристанью для современного человека. Доклад на Международной богословской научно-практической конференции «Монашество Святой Руси: от истоков к современности» (Москва, Покровский ставропигиальный женский монастырь, 23−24 сентября 2015 года). [Эл. ресурс] URL: https://monasterium.ru/doklady/mon-sv-r/kakim-dolzhen-byt-monastyr/ (дата обращения: 16.09.2025) [4] Adalbert de Vogue. A Study of Theological Significance of the Ancient Monastic Rules. Ruleand Life: An Interdisciplinary Symposium / ed. by M. Spencer, M. A. Shannon. Ireland: Basil Pennington, 1971. P. 29. [5] Там же. [6] Veilleux А. La Laliturgie dans le cénobitismepachômien au quatrième siècle. Roma: Libreria Herder, 1968. Studia Anselmianaphilosopicatheologica 57. P. 35. [7] Эта и следующая цитата приводятся по: Leyser C. Authority and Asceticism from Augustine to Gregory the Great. Oxford. 2000. P. 13. [8] Там же. P. 15. [9] Adalbert de Vogue. The cenobitic rules of the West // Cistercian Studies. Vol. XII. 3. 1977. P. 176. [10] Там же. [11] Там же. P. 180. [12] Adalbert de Vogue.School of Christ: from the Disciples of Christ to the monastery of the Master and of Benedict // Cistercian Studies. Vol. XXIV. 1. 1989. P. 16. [13] Древние иноческие уставы пр. Пахомия Великого, св. Василия Великого, пр. Иоанна Кассиана и пр. Венедикта, собранные епископом Феофаном / [Изд. Афон. Рус. Пантелеимонова монастыря]. М.: Типо-лит. И. Ефимова, 1892. С. 117. [14] Григорий Богослов, свт. О подлинных книгах богодухновенного Писания. / Творения. Т. 2. Спб. 1912. С. 132. [15] Душеполезные поучения преподобного Макария Оптинского / [Сост. архимандрит Иоанн (Захарченко)]. Козельск: Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1997. С. 711. [16] Иоанн Брек, прот. Чтение Священного Писания по учению Святых Отцов. / Пер. с фр. П. Михайлова // Альфа и Омега. 2002, № 2 (32). С. 62. [17] Полное собрание писем Святителя Игнатия Брянчанинова. В 3-х томах. Том 3: Переписка с мирянами. М.: Паломник, 2011. С 165. [18] Там же. С. 38. [19] Там же. С. 557. [20] Кирилл (Зинковский), иером. Некоторые аспекты христианской аскезы в век информационных войн // Актуальные вопросы церковной науки. 2019, № 2. С. 242‒251. [21] Григорий Богослов, свят. Слово 27, против евномиан и о богословии первое или предварительное / Григорий Богослов, свт. Собрание творений. Т. 1. Сергиев Посад: изд. Троице-Сергиевой Лавры. 1994. С. 386. [22] Там же. С. 392. [23] Петр Дамаскин, прп. Творения. Киев: Тип. Киево-Печерской Успенской Лавры, 1905. С. 60. [24] Феофан (Говоров), епископ. Собрание писем. Вып. 1. М.: Типо-Литогр. И. Ефимова, 1898. С. 114. [25] О постановлениях монастырских / Труд преподобного Иоанна Кассиана, переведенный святителем Игнатием Брянчаниновым. М.: Правило веры. 2016. С. 38. [26] Симфония по творениям преподобных Оптинских старцев : в 2 т. / [ред.-сост. Т. Н. Терещенко]. М.: ДАРЪ, 2009. С. 517. [27] Феофан Затворник, свт. Толкование послания апостола Павла к Ефесянам. М.: Правило веры, 2004. С. 387. [28] Василий Великий, свт. Аскетические творения. Т. 2: Письма. М.: Сибирская благозвонница. 2009. С. 211. [29] Петр Дамаскин, прп. Творения. С. 89.