22 сентября 2016 года в Москве состоялось открытие Собрания игуменов и игумений Русской Православной Церкви. С докладом выступил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

Дорогие владыки, отцы, матушки игумении, братья и сестры! Я хотел бы еще раз всех вас сердечно приветствовать и выразить глубокое удовлетворение в связи с тем, что наши монашеские съезды, скромно именуемые собраниями, становятся важной частью церковной жизни. Вспоминаю времена, когда нельзя было собрать не только игуменов и игумений, но даже архиереев, ввиду внешнего давления на Церковь. Но когда оковы, связывавшие Церковь, пали, у нас появилась возможность обустраивать свою внутреннюю жизнь в соответствии с канонами, правилами и общецерковной целесообразностью. Рад, что сегодня вся Полнота Церкви — и это было явно выражено на Архиерейских Соборах — обращает особое внимание на развитие монашеской жизни. Но развитие невозможно без самого активного участия представителей монастырей, в первую очередь тех, кто обители возглавляет, — игуменов и игумений. Поэтому хотел бы сказать, что наши игуменские собрания предоставляют возможность реально влиять на развитие монашеской жизни в нашей Церкви. Каждый из вас имеет право голоса, слова, выступления. Для того чтобы на уровне Архиерейского Собора, Синода, Патриарха принимать правильные решения, касающиеся жизни монашествующих, нужно, в том числе, слышать ваши голоса. Буду всячески приветствовать все, что исходит от вас, мои дорогие братья и сестры, и затем мы самое правильное, нужное, заслуживающее внимания представим на суждение Синоду, Архиерейским Соборам, с тем чтобы через решения высших органов церковной власти и дальше развивать монастырскую жизнь в Русской Православной Церкви.

Хотел бы в начале своего выступления поздравить всех с попразднством Рождества Пресвятой Богородицы. Событие, которое мы вчера литургически праздновали, обращает наше внимание к жизни Пресвятой Девы и свидетельствует о великой истине: именно святые оказывают самое решающее влияние на то, что происходит в человеческом сердце. В каком-то смысле святые влияют на ход истории. В учебниках об этом не пишут — там фигурируют главы государств, военачальники, революции и прочие события, но ничего не говорится о роли святости, о том, насколько пример святого может изменять жизнь людей. Такой пример являет нам Божия Матерь: Пречистая Дева сподобилась особой благодати Божией и изменила жизнь мира так, как ни один самый выдающийся государственный или политический деятель. И если мы понимаем непреложную истину, что духовная жизнь человека важна не только для него самого, но и несет в себе огромный потенциал воздействия на окружающий мир, то становится ясно: даже самое уединенное монашеское житие, в котором и через которое совершается духовный подвиг, способно влиять на окружающий мир, и примеры святых об этом ясно свидетельствуют. Нам иногда говорят: «ну что монахи, сидят в затворе, — надо к миру обращаться, на мир воздействовать!» Конечно, надо, и пастырское слово Церкви обращено к миру, но монашествующие воздействуют на мир силой своей молитвы и своего духовного подвига, соприкасаясь с которым, многие меняют свое отношение к Богу, к Церкви и очень часто — всю свою жизнь.

Наше собрание посвящено памятной дате ― 1000-летию пребывания русских иноков на Афоне. В этой дате соединились Святая Гора, удел Пресвятой Богородицы, и Святая Русь, которая также именуется домом Божией Матери. Некогда Божия Матерь избрала Афон Своим уделом, и под Ее Покровом на этой горе образовалось единственное в мире монашеское государство. Святая Гора стала символом духовного единства всех православных народов. Она аккумулировала духовные, интеллектуальные и культурные богатства всего православного мира. Главным же богатством Афона, конечно, были не только великие святыни, но и неизменно сохраняемые монашеские традиции, вобравшие в себя опыт подвижников пустынь и киновий Египта и Палестины, а также монастырей Византии.

Русское монашество не раз обращалось к святогорской традиции, черпало в ней вдохновение и перенимало опыт монашеского делания. Первые русские иноки пришли на Святую Гору почти сразу после Крещения Руси, еще при святом равноапостольном князе Владимире. Едва Русь была просвещена светом Христовой Истины, как сразу же появились люди, горящие духом и желающие всецело посвятить себя Богу. И вот эти люди направлялись на Афон и становились первыми русскими насельниками монастырских общин Святой Горы. Можно с уверенностью сказать, что с начала XI века уже была известна афонская «обитель Россов» — монастырь Ксилургу. В те же годы совершилось важное для Руси событие — на Афон пришел преподобный Антоний, будущий Киево-Печерский игумен. Это событие осталось в тот момент незамеченным для мира: действительно, ведь пришел на Афон простой русский человек. А с Афона вернулся на Русь просвещенный, духовно сильный инок, который заложил основы русского монашества. И мы поныне созерцаем обильные плоды того события: нынешние русские монахи — это духовные наследники преподобного Антония Киево-Печерского. Вот яркий пример того, как одна личность, достигшая «меры полного возраста Христова» (Еф. 4:13), может повлиять на историю целого народа. Так было и с преподобным Антонием, родоначальником русского монашества. За годы пребывания на Святой Горе преподобный Антоний проникся полностью духом афонского монашества. Его духовный отец, давая повеление возвратиться на Русь, сказал: «Да будет на тебе благословение Святой Афонской Горы». И не случайно основанная им на Киевских горах обитель стала колыбелью русского монашества, ибо в ней пребывал дух древнего иночества, в ней продолжались вековые традиции, на которых, как на мощных столпах, монашество стоит и доныне.

Впоследствии связь Руси с Афоном не прекращалась. Известно, что преподобный Сергий был связан с исихастской традицией, а Свято-Успенская Почаевская лавра и Святогорская лавра на Северском Донце были основаны выходцами со Святой Горы. Нужно вспомнить и преподобного Арсения Коневского, Савву Вишерского, Нила Сорского, Иннокентия Комельского, которые изучали жизнь святогорских аскетов, утверждали русское монашество в традициях византийского общежития в XV-XVI веках. А в XVІІІ столетии преподобный Паисий (Величковский) послужил возрождению русского монашества после потрясений екатерининской эпохи, той самой, что нанесла огромный ущерб монашеской жизни, бытию монастырей в Российской империи. К середине XIX века монастыри, придерживавшиеся аскетической традиции преподобного Паисия, уже располагались в 30 епархиях, в том числе Московской, Орловской, Калужской, Тульской, Новгородской. Именно с именем святого преподобного Паисия мы связываем новое возрождение русского аскетического монашества после тяжелой эпохи екатерининской секуляризации.

Все эти столетия происходил и другой важный процесс: Русь давала Афону своих подвижников. В сонме преподобных афонских отцов сегодня насчитывается множество уроженцев земли Русской. Так переплелись история афонского и русского монашества, история святости. Имея общие корни и традиции, афонское и русское монашество принесли обильный плод — великое число угодников Божиих, которые ныне молятся о всех нас пред Престолом Царя Небесного.

Божией милостью древние монашеские традиции и сегодня продолжаются на Святой Горе. На них выросло и русское монашество, и сейчас они вновь должны стать опорой для нашей церковной монашеской жизни, для возрождающихся в нашей Церкви обителей. Ведь современный человек так же тоскует по истине, как и те, кто в древности уходил подвизаться в пустыни, на Афон, в Киево-Печерскую Лавру, в другие древние русские монастыри. И если наши современные монастыри будут в полной мере воплощать заветы, которые оставили нам исполины духа — так можно назвать первопроходцев монашеской жизни на Руси, — то наши обители год от года будут наполняться новыми людьми, жаждущими иноческого жития, и соль монашеского служения сохранит свою силу.

Теперь хотел бы сказать, как я понимаю основные направления той самой традиции, которая удерживает в определенном порядке монашеское бытие и обеспечивает преемственность от древних славных обителей к современным монастырям. Что же это за вехи, что за путеводные указатели монашеской традиции, которая несет в себе способность соединять прошлое с настоящим и актуализировать в настоящем заветы прошлого?

В первую очередь, конечно, это богослужение, это молитва, которая, находясь в центре жизни монашествующих, определяет главное направление монашеской жизни. Нет молитвы, нет богослужения — не может быть монашеской жизни. Это духовный, мистический центр. Именно через соприкосновение с богослужением, через молитву в храме и келейную молитву инок чувствует Божие присутствие в своем сердце. Богослужение определяет ритм дня и ночи монаха, и все остальные труды находятся в зависимости от богослужения, а не наоборот. Благодаря этому монах не утрачивает духовной ориентации и сохраняет видение подлинного смысла и цели своей жизни.

Богослужение оказывает особое воздействие на человеческое сердце. В храме время изменяет свое течение, и мы созерцаем великие библейские образы, мы приобщаемся к духовной традиции двух тысячелетий. Думаю, невозможно быть каждый день в храме, питаться божественной службой и не гореть при этом духом, не желать служить Богу. Как в архитектуре монастыря храм находится в его центре, так и в повседневной жизни монаха служение Богу, полная отдача себя Господу занимает центральное место. И духовный подвиг монаха состоит в том, чтобы ежедневно участвовать в богослужении суточного круга, а не оправдывать свое отсутствие другими делами, имеющими для инока второстепенное значение. Если инок эти второстепенные дела считает более важными, чем молитву, что-то неправильное происходит в его сознании и его сердце. Если каждодневные заботы ставятся над богослужением, если они становятся приоритетом в монашеской жизни, то, несомненно, в жизнь монаха, может быть, не очень заметно для него, войдет мирской дух, потому что служение суете будет вытеснять общение с Богом.

Именно любовь иноков к богослужению определяет правильное устроение той или иной обители, Господь же подает все необходимое для жизни тому монастырю, братство или сестричество которого не оставляет молитву. И, конечно, первым в любви к молитве призван быть игумен. В многочисленных житиях святых игуменов, как афонских, так и русских, где мы очень часто видим игумена? В храме, на молитве. Не в этом ли заключается тайна того, как он и сам стал святым, и других привел к святости?

Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорил, что в душе, в которой не живут сила и благоухание молитвы, царит бедственная пустота (О существенном делании монаха // Полн. собр. творений: в 8 т. М.: Паломник, 2001. Т. 2. С. 149). Беда, если монах не молится, не любит молитву! Он тогда совершенно пуст. Наоборот, молитва делает его светом миру, и святогорцы давно познали эту истину.

Все это кажется таким очевидным, но если перенестись в контекст современной жизни, представить, сколько телефонных звонков поступает игумену, игумении, эконому, келарю и иным должностным монастырским лицам, когда возникают реальные проблемы, связанные с реставрацией, восстановлением, строительством, то возникает множество поводов уделять большее внимание решению всех этих вопросов, жертвуя богослужением.

В свое время, еще студентом духовной академии, я получил назидание моего духовного отца владыки митрополита Никодима, сохранившее для меня значение на всю жизнь. По его благословению мне приходилось ускоренно проходить курс обучения в академии, нагрузка была очень большая, и, готовясь к очередному экзамену, я пропустил богослужение Погребения Пресвятой Богородицы. На следующий день владыка меня спросил: «Почему ты не был на службе?» Говорю: «Владыка, у меня экзамен на носу, огромный объем материала, просто не успеваю». И он сказал слова, которые я на всю жизнь запомнил: «Ты никогда ничего не будешь успевать и никогда ничего не добьешься, если будешь делать свои дела в ущерб богослужению». Вот я стараюсь придерживаться его слов, насколько могу, хотя по немощи моей это не всегда удается. Глубоко убежден в том, что именно совершение богослужения — для архиерея, для монаха, да и для приходского священника — является самым главным и самым важным делом. Потому что именно богослужение возвышает нас над повседневностью, вооружает нас духовной силой, помогает нам правильно видеть и житейские проблемы, с которыми мы сталкиваемся в силу исполнения наших обязанностей, административных, хозяйственных и прочих.

Хотел бы сказать еще об одном важном ориентире в деле устроения монашеской жизни — это духовный авторитет игумена. Каждому игумену вручается жезл как символ духовной власти. Кстати, скажу и о жезлах. Вы знаете, я был инициатором того, чтобы каждый игумен или игумения получили жезл, но мне и в голову не могло прийти, что наши игумены и игумении превратят свои жезлы в Патриаршие: богато украсят, крест сверху поставят. Я такие жезлы не благословлял! У каждого из вас должен быть простой игуменский жезл, без всяких украшений, без ювелирных побрякушек и без креста наверху, потому что крест на жезле ― это символ архиерейского служения. Так что, как вернетесь к себе, первое, что сделайте, ― закажите простые деревянные посохи наподобие того, что был в руках святителя Петра, митрополита Московского, который вручается Патриархам Московским при их интронизации. Такой посох в большей мере символизирует характер власти, которой вы обладаете. Это не административная власть — это власть духовная, которая опирается на духовный авторитет. Нет духовного авторитета у игумена или у игумении — нет и власти. Многие из вас, наверное, сталкивались с тем, что некий непослушный брат или сестра говорит: А что мне матушка? А что мне игумен? И перечисляет все, что не устраивает и вызывает смущение у брата или сестры. Но ведь такое никогда не скажут в адрес игумена или игумении, если он или она имеет не только авторитет хорошего хозяйственника, но и настоящий духовный авторитет. А это означает, что игумен или игумения должны быть первенствующими в молитве и в аскетическом делании. Конечно, приходится исполнять много административных и представительских обязанностей, все это накладывает отпечаток на жизнь игумена или игумении, но если образ жизни и даже бытовые условия у настоятеля или настоятельницы слишком отличаются от того, как живут монахи и монахини, то духовного авторитета не будет. Спать будете комфортно, чувствовать себя в кресле комфортно, а вот духовного авторитета не будет. Не могу себе представить, чтобы у отцов и матерей, основавших древние обители, образ жизни радикально отличался от образа жизни простых монахов и монахинь. Это нужно очень ясно всем понять, а если нет понимания, то не стоит становиться игуменом или игуменией. Нужно просто попросить правящего архиерея не возводить в игуменский сан, потому что настоятельское служение ― это подвиг, и только на этом подвиге основывается авторитет.

Возникает также серьезный вопрос о духовнической функции игумена или игумении. Конечно, игумен или игумения должны быть последним авторитетом, который принимает решения относительно жизни насельников, в том числе духовной жизни. Поэтому очень важно, чтобы перед начальствующими открывались помыслы, чтобы и игумен, и игумения имели доступ к сердцам монашествующих, но для того чтобы этот доступ был, сердца монашествующих должны открываться навстречу игумену или игумении. Если сердца не открыты, никакими указаниями, никакими заявлениями, никакими внушениями вы не установите те отношения с монашествующими, которые приличествуют вашему званию. Игумен и игумения ответственны за духовную жизнь.

Иногда в женских монастырях возникает проблема отношений между игуменией и духовником. Некоторые матушки очень ревностно оберегают своих монахинь от духовного влияния духовника. Это неправильно. Исповедь, которую приносят сестры, не является формальной, и роль священника, который отпускает грехи, не сводится к произнесению формулы: «Прощается и разрешается…» Священник несет ответственность пред Богом и должен отвечать на вопросы тех монашествующих, которые к нему обращаются. Именно осознавая важную роль духовника, архиерею следует принимать решение о назначении священника на эту должность, особенно в женские монастыри. Нужно очень хорошо изучать кандидатуры и направлять туда самых достойных, которые не входили бы в конфликт с игуменией, не соревновались бы в том, у кого больше авторитет среди сестер, не проявляли бы свою власть, но, будучи в подчинении у игумении (потому что она настоятельница), помогали бы ей укреплять духовную жизнь насельниц. Нужно очень гармонично выстраивать отношения в этой области.

И вот еще что считаю важным. Когда мы постригаем монаха или монахиню, мы вручаем их старцу или старице, и это вовсе не формальность. Произносятся замечательные слова. Не знаю, как другие архиереи, но я соединяю руки новопостриженного и старца, ибо это союз людей, это не формальность, это не мелочь в нашей монашеской дисциплине. Поэтому старцы и старицы также несут ответственность за тех, кто им вручен. Но здесь не должно быть никакого «сепаратизма»: духовная работа старца или старицы должна осуществляться при полной координации действий с игуменом или игуменией. Игумен или игумения должны знать о духовном состоянии всех, хотя в больших монастырях знать тайники души каждой или каждого просто невозможно. Но если есть группа людей, которые называются старцами или старицами и которым вручаются новопостриженные, то они вместе с игуменом или игуменией должны рассматривать духовное состояние того или иного инока или инокини и принимать соответствующие решения. Поэтому я бы призвал наших матушек к тесному взаимодействию со старицами, коим вручены новопостриженные, с пониманием того, что окончательная ответственность пред Богом за весь монастырь — на игумене и игумении. Это самый последний авторитет, и за каждого насельника настоятель или настоятельница несет ответственность пред Богом. Отсюда и духовный авторитет ― великая скрепа монашеской жизни, которая, еще раз хочу подчеркнуть, поддерживается не особым стилем жизни настоятеля и настоятельницы, не особым видом жезла в руках, а собственным духовным опытом, который помогает монашествующим идти по пути спасения.

Чем так притягателен Афон или любая духовно благоустроенная обитель? Именно тем, что там течет совершенно особая надмирная жизнь. Конечно, Афонский полуостров достаточно изолирован от вторжения мира. Но дело ведь не только во внешней изоляции, — вся жизнь святогорцев проникнута духом отречения от суеты лукавого мира. Здесь незримое телесными очами, но ощущаемое сердцем присутствие благодати Божией. Человек, приходящий туда, видит: люди живут совсем не так, как в миру, у них иной дух, иной образ мысли, иное течение времени, иное мироощущение, у них все иное и в то же время все потрясающе реальное, живое, истинное. Нас часто восхищают и удивляют труды древних подвижников: стояние на столпе, строжайший пост, краткий сон и тому подобное. Но как мы обычно взираем на эти подвиги? Отстраненно. Лично нас это как бы не касается. В большинстве своем мы убеждены, что на такое неспособны, и вообще это не для нас, и вообще неизвестно, как все это по-настоящему было. Однако отказ от современных соблазнов — это ведь тоже очень нелегкое испытание и определенный подвиг. Каждая эпоха несет свои искушения, свои соблазны и свои вызовы монастырской жизни.

Приведу простой пример. Современный человек, который привык пользоваться телефоном, компьютером, переступает порог монастыря и приносит хорошо известные обеты. А потом оказывается, что обеты соблюдать он может, а вот устраниться от мира, не используя мобильный телефон, — никак. Зависимость от Интернета такая, что никаких сил не хватает от него отказаться. Так что древние отцы имели свои искушения и соблазны и преодолевали их, а у нас с вами свои искушения и соблазны. Не иметь в личном пользовании сотовый телефон, не блуждать по миру с помощью Интернета и тому подобное — это нелегкая аскеза для современного человека. Но ведь она проникнута не пессимизмом, а оптимизмом, она исполнена света и надежды, она совершается ради раскрытия и возрастания личности, а не ради ее подавления. Цель такой аскезы — очистить сердце, чтобы оно соделалось обителью Божией. В монастыре это духовное возрастание совершается при определенных условиях, о которых мы сегодня говорили. Молитва, послушание духовному отцу или духовной матери, послушание игумену и игумении — все это многотрудный подвиг, но в то же время подвиг, доступный современному человеку. Без этого подвига монашествующие остаются просто мирянами, облаченными в монашеские одежды. С такими мирянами я, к сожалению, очень часто сталкиваюсь — одет по-монашески, а человек совсем не монастырский. Преодолевать это тяготение мира, эти искушения мира — это и есть сердцевина монастырского делания. А ведь мир сегодня жаждет истинного свидетельства о Боге, он смотрит на монастыри с надеждой, желая увидеть в монахах подлинных подвижников, он нуждается в живом свидетельстве о Христе, и люди испытывают немалое разочарование, если видят, что монахи не очень-то от них и отличаются, что они такие же, как все, что они не аскеты, не герои духа и отнюдь не являют миру ангельское, небесное житие.

Мы не знаем, были бы наши народы сегодня православными, если бы не было преподобных Антония Киево-Печерского, Сергия Радонежского, Паисия Величковского, Серафима Саровского и сонма других святых от дней древних до сегодняшнего дня. С каким благоговением и особым сердечным чувством мы вчера встречали в Храме Христа Спасителя главу преподобного Силуана Афонского — почти современника нашего, но прославившегося подобно подвижникам прошлого! И на нас лежит большая ответственность. Хотел бы подчеркнуть: от атмосферы, от состояния даже одного монашеского братства может зависеть атмосфера в селе, городе, регионе, даже во всей стране.

И еще нечто важное хотел бы сказать. Нам нужно трудиться, молиться и дерзать. Помните, что вы сражаетесь на передовой линии духовного фронта, вы впереди всего воинства Христова и вы принимаете, может быть, самые тяжелые удары, но со всеми нами Божия Матерь, Игумения всех обителей. Каждый монастырь, пусть даже он находится за тысячу километров от Святой Горы, — это тоже удел Божией Матери. Пресвятая Богородица с равной материнской заботой следит за жизнью каждой святой обители. Просите Ее помощи в устроении монашеской жизни и помощи в вашем иноческом делании. В службе преподобным отцам Горы Афонской есть следующие замечательные слова: «Учения же и правила свои, яко чадолюбивые отцы, достояние нам предаша. Сохраним убо, братие, яко отцелюбивии сынове, отеческое наследие неразрушимо». Хранить отеческое предание неразрушимо — это наша ответственность пред Богом, пред Церковью и перед людьми. И, как говорят святые отцы, благодати Божией несвойственно стареть. Она не стареет, не изменяется, она всегда новая, всегда свежая и наполняет нашу жизнь дарами Божиими. Пусть же по молитвам Пресвятой Богородицы, по молитвам всех преподобных отцов, афонских и русских, благодать Божия пребывает с нами, и Покров Пречистой Царицы Небесной покрывает наши святые обители. Храни вас Господь!

Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси

Доклад на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года)

Один из трех монашеских обетов – послушание. Он дается при постриге и предполагает со стороны монаха сознательное и твердое отречение от своей воли и вверение себя в духовное руководство опытного старца. Духовный наставник призван помочь новоначальному иноку встать на путь борьбы со страстями и похотями, научить его искусству этой борьбы, оградить от опасностей, искушений и соблазнов и сделать его способным принести Богу плод истинного покаяния. Второе правило Двукратного собора гласит: «Отнюдь никого не сподобляти монашескаго образа, без присутcтвия при сем лица, долженствующаго прияти его себе в послушание, и имети над ним начальство и восприяти попечение о душевном его спасении. Сей да будет муж Боголюбивый, начальник обители, и способный спасти душу новоприводимую ко Христу» [1]. Исполнение обета послушания, таким образом, возможно при согласовании двух воль – воли монаха и воли Божией, являемой ему через духовного руководителя.

«Лествица послушническая, – пишет преподобный Григорий Синаит, −   имеет пять степеней, возводящих к совершенству: первая − отречение (от мiра), вторая − подчинение (вступление в обитель с обетом исполнять уставы монашеские), третья − послушание (подчинение на деле, в жизни), четвертая − смирение, пятая − любовь, которая есть Бог…  Послушание, действуя всецело по заповедям, устрояет лествицу из разных добродетелей, и их, как восхождения, располагает в душе. Высокотворное смирение, приняв послушливого с такой лествицы, возводит его горе́ к небесам, предает царице добродетелей − любви, и, ко Христу подводя, представляет Ему… В царские божественные чертоги нет другого кратчайшего пути восхождения малою лествицей добродетелей, как умерщвление пяти противных послушанию страстей, именно: преслушания, прекословия, самоугодия, оправдания и пагубного высокого о себе мнения» [2].

Совершенно очевидно, что восхождение по этой «лествице послушнической» невозможно в одиночку, оно немыслимо без восприятия живого опыта монашеского делания. Его носителем и должен быть духовный руководитель. Вполне естественно при этом возникает вопрос о том, по каким критериям можно определить истинного духовного наставника, имеющего в сокровищнице своей души подлинно «драгоценную жемчужину», а не блестящую подделку. В творениях святителя Игнатия Брянчанинова мы находим достаточно много предостережений от доверчивости старцам, которые могут оказаться в состоянии духовного заблуждения и прелести. Таковые, подобно слепым вождям, гибнут сами и губят своих пасомых.

В настоящее время возрождения церковной жизни в целом и монашества в частности, весьма важным нужно признать вопрос об истинном духовном руководстве, осуществляемом в обителях. Уклонение от духоносной монашеской традиции, искажение принципов духовного делания, подмена подлинной жизни по Христу лишь ее видимостью чревато вовлечением в это пагубное заблуждение значительного числа людей, вставших на путь иноческой жизни и доверившихся тем, кто облечен духовной властью и представляется авторитетом в искусстве святости. Такая опасность действительно существует, и обращение к святоотеческому аскетическому наследию, и особенно к трудам святителя Игнатия, в связи с этим представляется крайне актуальным.

Тщательное изучение этого наследия является одним из вспомогательных средств в прокладывании верного фарватера к достижению пристани спасения. Оно, конечно, не может заменить живого духовного опыта, но и духовный опыт без опоры на книжные знания теряет важные ориентиры в движении к заданной цели.

Как в святоотеческих аскетических писаниях мы обнаруживаем удивительное согласие и прослеживаем из века в век передающуюся духовную традицию, так и в практическом духовном руководстве, осуществляемом в настоящее время в монашеских обителях, должна быть своего рода школа послушания и стяжания добродетелей, обеспечивающая сохранение и передачу живой традиции духовного наставничества. Способен ли стать духовным руководителем тот, кто не был смиренным послушником у богомудрого старца, кто взялся управлять другими, начитавшись аскетической литературы и поняв ее по своему разумению? Достаточно указать на сонм преподобных отцов Оптиной пустыни, чтобы убедиться в исключительной важности в деле духовного руководства преемственности и верности единой целостной и живой духовной традиции.

Причастность игумена монастыря таковой традиции – не единственное, но весьма существенное условие духовного преуспеяния монастырской братии. Именно на игумене лежит первая и главная ответственность за духовный климат в обители и духовное здоровье каждого из ее насельников, духовник лишь его соработник в этом служении.

Причины возникающих трудностей в духовном окормлении братии со стороны игумена могут обнаруживаться не только в духовной немощи самого руководителя, но и в неготовности или нежелании монашествующего принимать в полной мере такое наставление.  Задача игумена терпением и смирением, добрым примером и мудрым словом, а не насилием и грубым принуждением привести его к пониманию и согласию внимать этим наставлениям как полезным для своей души. Истинное духовное руководство – не насилие и принуждение, но помощь добровольно желающему подвизаться, а игумен, прежде всего, − пример смирения, возносящий с братией совместную молитву об обители, а не надменный деспот, смиряющий других с пристрастием.

Святитель Василий Великий пишет: «Игумену надобно, по любви Христовой, так преуспеть в смиренномудрии, чтобы когда и молчит, пример его дел служил уроком, поучающим сильнее всякого слова». «Настоятеля да не надмевает сан, чтобы самому ему не лишиться блаженства, обещанного смиренномудрию (Мф. 5:3), или, "возгордился и не подпал осуждению с диаволом" (1 Тим. 3:6). Но да будет уверен в том, что попечение о многих есть служение многим. Как тот, кто прислуживает многим раненым, очищает гной у каждого с раны и оказывает им пособия по качеству повреждения, свое служение не считает поводом к превозношению, но скорее к уничижению, томлению и тяготе, тем более тот, кому поручено врачевать недуги братства, как общий всех слуга и о всех обязанный дать отчет, должен много думать и беспокоиться. Таким образом достигнет он цели, потому что Господь сказал: "кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою" (Мк. 9:35) [3].

В настоящее время братия монастырей, как правило, очень неоднородна и по возрасту, и по мере воцерковления, и по образованию и духовному состоянию. Игумену необходим индивидуальный подход к каждому при сохранении равной любви ко всем. Его забота должна проявляться с учетом духовного состояния насельника, особенностей его характера и прошлой мирской жизни. Для этого необходима духовная чуткость и желание видеть эти особенности и считаться с ними.

Святитель Василий Великий пишет: «[Настоятель] должен быть мягкосерд, великодушно переносить, если кто, по неопытности, не выполнит какой-либо своей обязанности, не потакать грехам, но с кротостью терпеть непослушных и со всем мягкосердием и с умеренностью давать им врачевства, быть способным изобрести способ врачевания, свойственный немощи, не с высокомерием делая выговор, но "с кротостью" увещевая и наказывая, по написанному (2 Тим. 2:25), быть рассудительным в делах настоящих, предусмотрительным в рассуждении будущего, иметь силу подвизаться вместе с крепкими, носить немощи бессильных, быть в состоянии всё делать и говорить к усовершению живущих с ним» [4].

Игумен должен вникать в нужды каждого брата, не отстраняться от бытовых проблем и житейских трудностей насельников, в этом участии проявляется его христианская братская любовь. На эту любовь и братия отвечает игумену любовью. В искушениях и скорбях монах, живущий в общежитии, не должен оказываться один на один со своей проблемой. Своевременная поддержка и вразумление игумена может предотвратить большее искушение и оградить братию от соблазна.

Для успешного и плодотворного духовного руководства игумену самому необходимо постоянно проверять себя на согласие со святыми отцами и не исключать со своей стороны ошибок и погрешностей в духовном окормлении братии. Игумен должен помнить, что и он в числе спасающихся. Как и другие монахи, он в пути. Он нуждается в молитвенной поддержке своих пасомых и особой благодатной помощи свыше.

К трудностям духовного руководства, с одной стороны, и духовного преуспеяния, с другой, можно отнести и те, которые возникают от некоторых послаблений в монашеской жизни, ставших в большинстве современных монастырей нормой. Это касается нахождения в обители лиц противоположного пола, несущих в ней трудническое послушание или работающих на постоянной основе, частого выхода насельников в мир и поездок за пределы монастыря, использования братией компьютеров с выходом в Интернет, накопления ими личного имущества, приема в келье посторонних лиц и т. д.

Действительно, устроение современных монастырей не вполне соответствует тем нормам, которые оставили нам богомудрые отцы. Причина – в нашей немощи, в неготовности к строгому и полноценному следованию этим правилам, написанным искусными и опытными в монашеском делании подвижниками прошлого.

Иногда раздаются голоса, предлагающие пересмотреть эти правила, отказаться от них как давно устаревших и признать нормой те послабления, которые уже вошли в жизнь монастырей. Это в корне неверно. Пускай планка остается высокой, а мы со смирением будем осознавать свою немощь. В то же время трудно согласиться и с противоположным предложением – принять строгий устав, обязательный для всех монастырей, и добиваться его неукоснительного исполнения. Нельзя без учета духовных реалий современной церковной жизни искусственно вводить строгие нормы, которые могут привести монастырскую жизнь к серьезному расстройству.

Отдельно хочу остановиться на проблеме лжестарчества, о которой кратко уже упоминал выше. У святителя Игнатия Брянчанинова очень подробно и точно описано, как подвижник, не стяжавший полноты смирения, может незаметно для себя впадать в ложное прелестное состояние тонкой гордыни и увлекать в него приходящих к нему за наставлением. Жалким и пагубным комедиантством он называет изображение из себя духоносного старца тем, кто посягает на руководство другими, не имея к сему дарований свыше. Жизнь по совету старшей братии и письменным наставлениям святых отцов святитель Игнатий считает самым верным путем монашеского делания для современного подвижника.

Вполне естественно возникает вопрос: а кто несет ответственность за духовную жизнь в монашеских общинах? Кто должен вовремя заметить искажение в духовном руководстве, осуществляемом в обители, и принять своевременные меры? Кто, наконец, позаботится о том, чтобы в лице игумена и духовника братия имела мудрого и исполненного добродетелей духовного руководителя? Несомненно, епископ. 4-е правило IV Вселенского собора гласит:«Монашествующие же, в каждом граде и стране, да будут в подчинении у епископа», ему«надлежит иметь о монастырях должное попечение». Для этого епископу необходимо чаще посещать монастыри своей епархии, общаться с братией, регулярно собирать настоятелей и настоятельниц обителей, проводить с ними доверительные душеполезные беседы. Епископ сам должен хорошо знать монашество и иметь собственный опыт монастырской жизни. Эти усилия не окажутся напрасными. Искажения и заблуждения в монастырской жизни в целом и в духовном руководстве в частности будут вовремя выявлены и устранены.

Монашество для людей мира сего есть тайна. Она не может быть постигнута теми, кто не вкусил его благодати, не исполнился его смирения, не испытал его силы. Но оно же есть и искусство, передаваемое от опытных начинающим, от наставников послушникам. Святые отцы оставили последующим поколениям иноков бесчисленное множество мудрых наставлений и поучений. Воспринять их в полноте и применить в своей жизни, опираясь на свои собственные силы, невозможно; при помощи же Божией возможно всё – и победа над страстями, и стяжание добродетелей, и достижение вечного блаженства со Христом.

_________________________________________________________

[1] Правила Поместных соборов [Т. 2]. М., 1880. С. 796−798.

[2] Григорий Синаит, прп. Весьма полезные главы, расположенные акростихами // Творения. М.: Новоспасский монастырь, 1999.

[3] Василий Великий, свт. Правила, пространно изложенные в вопросах и ответах. Вопросы 43 и 30 // Творения: в 2 т. М.: Сибирская Благозвонница, 2009. Т. 2. С. 211.

[4] Василий Великий, свт. Правила, пространно изложенные в вопросах и ответах. Вопрос 43 // Творения: в 2 т. М.: Сибирская Благозвонница, 2009. Т. 2. С. 212.

Доклад епископа Лидского и Сморгонского Порфирия, председателя Синодального отдела по делам монастырей и монашеству Белорусского экзархата на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года)

Ваши Высокопреосвященства, Преосвященства, досточтимые отцы игумены, матушки игумении, братия и сестры!

В своем докладе я попытаюсь рассмотреть, какова роль игумена в процессе духовного становления новоначальной братии.

Под словом новоначальный в монашеской среде подразумевается человек, который только вступает на путь монашеской жизни и, в связи с этим, нуждается в особой заботе и попечении. Чадо, аще приступаешь работати Господеви, уготови душу твою во искушение(Сир. 2:1–2) – предупреждает премудрый Сирах, и эти же слова звучат при совершении монашеского пострига.

Преподобный авва Исаия Отшельник составил «Правила и советы новоначальным инокам». Среди творений преподобного Ефрема Сирина находим «Советы новоначальному монаху о духовной жизни». «Правила наружного поведения для новоначальных» написал святитель Игнатий Брянчанинов, и другие святые отцы с чуткой заботой о новоначальных преподают им слово назидания.

Церковь как любящая мать имела всегда особое попечение о новоначальной монашеской братии. Через святых своих она обращается к ним со словом назидания, утешения и поддержки. Для святоотеческих текстов, которые адресованы новоначальным, прежде всего характерны любовь, благорасположение, чуткая забота, желание преподать азы монашеской жизни, детально прописать все возможные опасности, которые могут встретиться на пути. Эти наставления чем-то напоминают план сражения, сражения длиною в жизнь, где детально расписаны планы наступательных и оборонительных действий: условия продвижения вперед, овладения важными рубежами, отражения наступления противника, удержания оборонительных позиций. В таком же духе относительно новоначальной монашеской братии необходимо действовать и игумену.

Становление – это приобретение новых признаков, возникновение чего-то качественно нового в процессе движения вперед. Процесс нередко болезненный и сложный. После того как человек принял решение вступить на монашеский путь и начал встраиваться со всем своим багажом из прожитой жизни в жизнь монастыря, кем бы он ни был до монастыря, он начинает понимать, что все его предыдущие взгляды и представления рушатся. Всё, что было «до», осталось в прошлом, здесь и сейчас должна начаться новая жизнь. В чем нуждается душа на первых порах, которая из любви к Богу, желая духовного совершенства, оставляет всё и идет за Христом путем монашеской жизни? Разумеется, при условии, что душа эта открыта для принятия духовной помощи, имеет деятельное желание идти путем послушания. Нуждается она в том же, в чем нуждается молодое деревце: в хорошем садовнике, который будет прививать, подвязывать, поливать, удобрять, направляя энергию роста в нужную сторону. Личность игумена в этом процессе – ключевое звено.  Человек, который приходит в монастырь, оставляет отца и мать и в лице игумена больше ищет мать, чем отца. От личности игумена в обители зависит абсолютно всё – начиная с духовного расцвета обители и заканчивая тем, насколько аккуратны братия в своей бытовой жизни. Но до этого игумен должен сам пройти необходимые ступени, пожить в послушании, направив все свои силы для получения практического опыта. «Что художник, который живописует на стенах воду и не может тою водою утолить своей жажды... то же и слово, неоправданное деятельностью»[1], – говорит преподобный Исаак Сирин.

Игумен – тот человек, на которого Церковь возлагает ответственность ввести новоначального в таинство монашеской жизни, способствовать его духовному развитию, бережно укреплять хорошее и искоренять худое, усердно поддерживать, заботливо воспитывать, всячески оберегать и вдохновлять. Как сказал в одном из своих выступлений владыка Афанасий Лимасольский: «Известно, что игумен и братство взаимодействуют по принципу сообщающихся сосудов. Если игумен радостен, улыбается, спокоен и в хорошем настроении, то его состояние передается и всей братии, все пребывают в радости и хорошем расположении духа. И наоборот, если игумен ходит нахмуренный, расстроенный, если он раздражен или разочарован, тогда и всё братство словно погружается во тьму этих отрицательных переживаний»[2]. Здесь нужно сделать оговорку, что речь идет о таком положении вещей в монастыре, когда игумен совмещает в себе и духовную, и административную власть.

Игуменство – это отцовство, сложнейший процесс, когда в муках рождения пасомый освобождается от пут греха, восстанавливая в себе образ Божий, который ему дан. Окрыленный первой ревностью и благодатью, новоначальный входит в новую для него монашескую жизнь, и в этот момент он и его духовный руководитель вступают в единоборство с невидимой силой, которая всеми способами будет стремиться к тому, чтобы низринуть душу пасомого со спасительного пути. «Вступил я в монастырь, – пишет святитель Игнатий Брянчанинов, – как кидается изумленный, закрыв глаза и отложив размышление, в огонь или пучину – как кидается воин, увлекаемый сердцем, в сечу кровавую, на явную смерть»[3]. Тяжелые брани и искушения сопутствуют монаху всю жизнь, но особенно опасны они в период духовного становления, так как многие брани на первых порах очень живо находят в душе новоначального сочувствие и отклик. Новоначальным свойственен максимализм, который может приводить их к крайностям в духовной жизни. Многие трудности монашеской жизни без должной духовной поддержки и руководства на этом этапе могут стать для человека непреодолимыми препятствиями к продолжению монашеского жития. Для того, чтобы новоначальный без больших внутренних потрясений встроился в жизнь монастыря, игумену прежде всего необходимо: посредством слова и своего примера преподавать новоначальному правильные понятия о монашеской жизни, следить за точным соблюдением монастырского устава, способствовать тому, чтобы новоначальный как можно чаще приступал к таинству исповеди, открывал чистосердечно все свои брани и искушения.

Хотелось бы остановить внимание на примерах из жизни Церкви, чтобы наглядно посмотреть, как отражалось на внутренней жизни новоначального подвижника как присутствие, так и отсутствие, в период его духовного становления, опытного духовного наставника в лице игумена или духовника. Проанализировав в этом контексте эпизоды из жизни некоторых святых, нетрудно заметить, что в их духовных поисках, сердечных расположениях, мыслях, борениях новоначального периода, в той или иной степени, каждый из нас, вставший некогда на путь монашеской жизни, не может не увидеть себя.  

Преподобный авва Дорофей с самого поступления в монастырь имел своим духовным руководителем святого Иоанна Пророка, принимал от него наставления как из уст Божиих и «считал себя счастливым»[4], потому что так сложились обстоятельства его жизни в монастыре.

После первой беседы со старцем Леонидом Оптинским Дмитрий Александрович Брянчанинов, будущий святитель Игнатий, говорит: «Сердце вырвал у меня отец Леонид; теперь решено: прошусь в отставку от службы и последую старцу, ему предамся всею душою и буду искать единственно спасения души в уединении»[5]. Несмотря на то, что спустя некоторое время, в силу разных причин, та горячность, с которой юный подвижник предался в руководство старца Льва, стала остывать, он всегда с благодарностью и уважением вспоминал о духовном наставнике своего новоначалия. Из новоначального периода будущего святителя Игнатия есть еще один показательный случай. Будучи еще юношей, стремящимся к монашеской жизни, Дмитрий Брянчанинов желал чаще приступать к Святому Причащению и сказал на исповеди священнику, что он борим множеством греховных помыслов. Духовник, поняв исповедь по-своему, заподозрил воспитанника в преступных политических замыслах и счел себя обязанным довести об этом до сведения начальника училища. Тот, призвав Брянчанинова, подверг его строгому допросу: в чем именно заключались его замыслы, которые он сам признал преступными или греховными. Немалого труда стоило объяснить различие между преступными замыслами и греховными помыслами, и тень подозрения была наброшена на юношу-подвижника. За ним стали следить. Неудачный выбор духовника имел крайне неблагоприятные последствия: юноша заболел, по словам отца Михаила Чихачева, и никогда уже после этого не оправлялся[6].

Живой, общительный и подвижный, Александр Михайлович Гренков, будущий Оптинский старец Амвросий, несколько лет пребывал в тяжелой борьбе с собой относительно того, какой путь жизни избрать. Ему посоветовали съездить в Оптину Пустынь на два дня, познакомиться с обителью. Впоследствии старец Амвросий вспоминал о своих первых впечатлениях, полученных в Оптиной в свой новоначальный период: «Пришел к старцу Льву. Вижу, сидит он на кровати, сам тучный, и все шутит и смеется с окружающим его народом. Мне это на первый раз не понравилось»[7]. Спустя некоторое время Александр принимает окончательное решение остаться в Оптиной Пустыни навсегда. В его житии говорится о том, что в период своего новоначалия, находясь в скиту на поварском послушании, он имел возможность очень часто посещать старца о. Макария, к которому привязался всей своей любящей душой. Всегда, даже и в последние годы своей жизни, он с особенной любовью вспоминал об этих посещениях, считая это великою милостью Божией к себе. При этих посещениях Александр имел возможность говорить старцу о своем душевном устроении и получать от него мудрые советы, как поступать в тех или иных искушениях и затруднительных обстоятельствах[8].

Очень мучительным и тернистым был путь старца Паисия Святогорца в период его новоначалия. Движимый любовью к Богу и к отшельнической жизни, в юном возрасте он приходит на Святую Гору Афон. Полагая, что так называмые «зилоты» получили свое название от их горячей ревности в служении Богу («ζήλος» в переводе с греческого – ревность), он какое-то время живет у них. Дальнейшее место его пребывания – одна из келий скита святой Анны, где юный подвижник был удовлетворен укладом аскетической жизни. Однако, по его словам, он чувствовал нужду в большей духовной помощи и руководстве, геронда же этой келии, отец Хризостом, был весьма неразговорчив. Арсений (так звали старца Паисия до принятия монашества), боримый помыслами, уезжает домой, снисходя к просьбе отца, который в письме рассказывает о трудностях жизни семьи. Спустя какое-то время он снова возвращается на Афон и оказывается в Кавсокаливии, где из-за идиоритмического сурового образа жизни приходит в полное изнеможение, душевное и телесное. Оставив это место совершенно обессиленным, он встречает по дороге одного епископа, который посоветовал ему идти в Эсфигмен, считавшийся общежительным монастырем. На пути в Эсфигмен Арсению встречается поврежденный монах, который настаивает на том, чтобы он поселился в их скиту. Четыре месяца проводит Арсений с людьми, весьма далекими от подлинной монашеской жизни, которые на все его попытки покинуть это место отвечают угрозами, говоря, что они знают всех на Святой Горе, и если он их оставит, то его нигде больше не примут. С большими трудностями, добравшись до монастыря Эсфигмен, будущий старец Паисий на этом этапе своей жизни обрел желаемый монастырь и духовное руководство в лице игумена отца Калинника[9].

Спустя много лет, рассказывая о своей новоначальной жизни на Святой Горе, старец скажет: «Когда я решил стать монахом, ни от кого не обрел помощи. Две тысячи монахов жили тогда на Святой Горе, но в чьих руках я оказался! Я был измучен во всех отношениях»[10].

Еще в одном письме, написанном им к новоначальным монахам, он поясняет, что подтолкнуло его им написать: «То, что я имею боль и интерес относительно новоначальных монахов, это правда, потому что я был очень измучен, когда был новоначальным, прежде чем обрел то, что искал. Естественно, никто не виноват в том, что я так страдал, кроме моих грехов. Второй причиной было то, что я был деревенский и непонятливый, и вверял себя всякому, кого встречал. <…> Я молюсь с болью за новоначальных, чтобы они сразу обрели необходимые условия и в соответствии со своим призванием преуспевали»[11].  

Подводя итог моему небольшому слову, хотелось бы отметить, что, как мы видим из предания Церкви, да и каждый из своего опыта монашеской жизни, духовное становление новоночального брата весь затрудительно, если в этом процессе живо и деятельно не участвует игумен монастыря. Даже очень способные к монашеской жизни и внутреннему деланию испытывают большие затруднения в своей духовной жизни без духовной поддержки и помощи игумена. Нам всем очень важно всегда помнить свой период новоначалия и связанные с этим тяжелые борения для того, чтобы  быть особенно внимательными к новоначальной братии, быть терпимыми к их немощам, болеть за них душой и стремиться помочь.

В заключение хотелось бы сказать еще несколько слов с позиции Председателя Синодального отдела по монастырям и монашеству Белорусского Экзархата. На данный момент мы посетили практически все монастыри Белорусской Православной Церкви с целью ознакомления с жизнью наших обителей. И должен отметить, что очень отрадно видеть, как игумены с глубоким осознанием того, какое важное значение имеет их слово, их жизнь для духовного преуспеяния всего братства, ревностно и самоотверженно занимаются с братией, проводят беседы, часто исповедуют, изо дня в день живут с ними одной жизнью, общими проблемами и радостями.

В одном из своих писем отец Иоанн (Крестьянкин) писал: «Нынешние чада Церкви совершенно особые, порождение всеобщей апостасии, они приходят к духовной жизни, отягченные многими годами греховной жизни, извращенными понятиями о добре и зле. А усвоенная ими правда земная восстает на оживающее в душе понятие о Правде Небесной»[12]. С этим не поспоришь. Однако, одно из чудес, которое Господь являет в нашей Церкви, это то, что, несмотря ни на что, сегодня обретаются души, которые приходят в обители с одной и только одной целью – посвятить свою жизнь Богу. И находятся люди, которые в меру своих сил и возможностей, пусть с большими сложностями, стремятся к тому, чтобы показать приходящим красоту монашеской жизни и приобщить их к этой жизни. На этой оптимистичной ноте хотелось бы закончить свой доклад и пожелать всем игуменам открытой и искренне стремящейся к духовному совершенству новоначальной братии, а новоначальной братии – опытных и любящих игуменов.

_____________________________________________________________

[1] Исаак Сирин, преп. Слова подвижнические, М., 1998. С. 14.

[2] Афанасий Лимассольский, митр. Роль игумена в созидании атмосферы единения и любви в братстве. // Сайт Синодального отдела по монастырям и монашеству [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://monasterium.ru/publikatsii/doklady-2/svyatootecheskoe-nasledie-v-svete-afonskikh-traditsiy-dukhovnoe-rukovodstvo/rol-igumena-v-sozidanii-atmosfery-edineniya-i-lyubvi-v-bratstve- / Дата доступа: 15.09.2016.

[3] Полное собрание творений святителя Игнатия Брянчанинова, М., 2001. Т. 1. С. 522.

[4] Душеполезные поучения. Преподобный авва Дорофей, М., 2005. С. 18.

[5] Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского, М., 2002. С. 44.

[6] Там же. С. 33.

[7] Житие преподобного Амвросия старца Оптинского, Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2001. С. 38.

[8] Там же. С. 51.

[9] Ο Άγιος Παϊσιος ο αγιορείτης, Ιερόν Ησυχαστηριον «Ευαγγελιστης Ιωαννης ο Θεολόγος» Βασιλικά Θεσσαλονίκης, 2015. С. 90.

[10] Там же. С. 108.

[11] Там же. С. 109.

[12] Письма архимандрита Иоанна (Крестьянкина). // Сайт ПРАВОСЛАВИЕ.RU [Электронный ресурс]. Режим доступа:http://www.pravoslavie.ru/put/biblio/pisma1/pisma01.htm / Дата доступа: 15.09.2016

Доклад игумена монастыря СимонопетраСвятой горы Афон  архимандрита Елисея на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года)

Ваши Высокопреосвященства, Преосвященные владыки, Ваши Высокопреподобия отцы игумены и игумении!

Сегодняшнее собрание святых игуменов и игумений проходит в рамках празднования тысячелетнего пребывания русских монахов на Святой Горе Афон. И, конечно, нельзя себе и представить лучшего способа отпраздновать пребывание нашего возлюбленного русского народа на Афоне, чем собрание стольких игуменов и игумений, являющее наше единство во Христе.     

Непредвиденные обстоятельства, связанные с жизнью нашего монастыря и всего Афона, не позволили мне лично присутствовать на собрании, и поэтому мой доклад будет зачитан Его Высокопреподобием иеромонахом Авраамием, старцем нашей келии в честь св. Модеста.   

Тема моего доклада «Как созидается единство братства: возможные препятствия и их преодоление» очень актуальна и важна сегодня для правильного развития жизни наших монастырей.

Вначале мне хотелось бы отметить, что для достижения единства требуется подвиг, и что единство необходимо любому сообществу, будь то церковная община или мирская, или государственная организация. В гораздо большей степени единство важно для монашеского братства; от этого зависит освящение и даже спасение братий.

После слова «мама» самое дорогое и любимое слово во всем мире – это «брат». Все люди, всегда и везде, употребляют его с радостью и любовью. Если мы обратимся к этимологии греческого слова «брат» (αδελφός), то увидим, что оно происходит от слова «утроба» (δελφύς) и обозначает людей, рожденных от одной матери, из одной утробы. Именно поэтому единство между братьями является естественной необходимостью для нормальной жизни братства.  

Наверное, будет небесполезным отметить, что смысл слова «братство» глубже и важнее, чем слова «киновия, общежитие». Термин «братство» передает глубокое внутреннее единство, при котором мы имеем единое сердце, единую душу и единый дух. Киновия же создает предпосылки и условия для общей жизни монахов. Впрочем, смысл этих слов сводится к единой цели – созиданию единства общего тела братства.

После этих вступительных замечаний мне хотелось бы остановиться на следующих аспектах данной темы:

– прообраз;

– материал для созидания единства;

– препятствия и их преодоление.  

Прообраз

Апостол Павел в своем Послании к Ефесянам, желая подчеркнуть единство Церкви, в которой подаются дары Святого Духа, умоляет уверовавших ефесян «жить достойно Того, Кто призвал вас к новой жизни, то есть Христа. Жить в смирении, кротости и терпении, с любовью снисходить друг другу и стараться сохранять единство, даруемое Духом Святым, в союзе мира. Вы все составляете одно тело, вас соединяет один дух, как одна и надежда ваша, ради которой призвал вас Бог. Один Господь, одна вера, одно крещение… однако каждому из нас дано свое особенное дарование по мере дара Христова» (см. Еф. 4:1–7). Мы должны подражать в нашей повседневной жизни Тому, Кто есть Глава, то есть Христу. Он соединяет все члены в единое тело, помогает этому телу расти и созидаться в любви.

В толковании на монашеский устав блаженного Августина старец Эмилиан (Вафидис), проигумен монастыря Симонопетра, отмечает, что единство, как главная цель монашеского братства, является прообразом Царства Небесного и непрерывного общения между Христом и Церковью, между душой и Богом.

Так и блаженной памяти архимандрит Георгий (Капсанис), игумен афонского монастыря Григориат, друг и брат по духу старца Эмилиана, незадолго до своей смерти высказывал подобные мысли в своем завещании. В частности, в словах, произнесенных перед братией 2 и 11 февраля 2014 года, ссылаясь на старца Софрония (Сахарова), он подчеркивал важную роль братского единства и соработничества в монашеской общине: «Не допускайте разногласий, группировок и партий… всё это пагубно… трудно найти такое братство, которое имело бы единство, особенно если это братство многочисленно». В конце своей беседы старец обращается к Богу и умоляет Его «да сохранится единство в братстве и после моего исхода из мира сего… потому что прежде всего от этого зависит наше спасение. Если будем иметь любовь между собой, то спасемся. В противном же случае спастись не можем». И затем лаконично и кратко старец завершает: «Братство, имеющее единство, похоже на рай, а страдающее от разделений – уподобляется аду. Отцы, будем подвизаться за сохранение единства!»

Значит, через единство в вере и любви мы истинно познаем таинство Бога Отца и Сына Его, Христа. Именно во Христе сокрыты все сокровища премудрости и ведения.

Следовательно, единство – это общая цель, объединяющая нас, единомыслие и «единонравие», то есть единый ум и единый нрав.

Материал для созидания единства

Однако единства в братстве нельзя достичь при помощи теоретических построений и размышлений. Для того чтобы единое тело братства было построено и возведено на твердом, непоколебимом основании, необходимы соответствующие строительные материалы.

Старец Эмилиан говорит о том, что монастырь представляет собой город, построенный с исключительной продуманностью, где всё устроено наилучшим образом для доброго подвига и достижения единства между Богом и человеком. В этом городе собираются для того, чтобы вести духовную жизнь, возрастать в ней, благодаря подвигу и мистическому зрению Христа.

Каковы же необходимые материалы для созидания единства?

 Благословение, слово и пример игумена. Благословение игумена – это сила, удерживающая киновию от распада, уничтожающая собственную волю, преподающая слово Божие и суд Божий, обеспечивающая единство.

Мнение  старца служит выражением сознания монашеского братства, но прежде всего, это мнение Самого Бога, поскольку хотя предводитель, игумен, видим, но Руководящий предводителем, Бог – невидим.

Равным образом, слово игумена – это не простое поучение. Внешне оно может казаться таким, но на самом деле оно формирует и возделывает души, подобно хорошему земледельцу. Через слово старца нам передается Сам Христос. Слово умягчает души, так что они становятся способными принять семя евангельское. Слово, возделывая души, истребляет в них терния и волчцы. Оно воспитывает в них дух игумена, единый образ мысли и поведения. 

По словам старца Эмилиана, «игумен, становясь образцом для своего словесного стада, беззаветно полагает за овец свою душу, принадлежащую всем. Также и братия гармонично связаны между собой, и каждый член братства понимает и от сердца делает то, что решает, желает и может».

Старец является отправной точкой, главой и главным условием единства.  «Если нет игумена», как говорит в другом месте старец Эмилиан, «нет смысла создавать монастырь… поэтому лучше пусть игумен будет чурбаном, чем его не будет совсем».

Старец-игумен является центром нашей иноческой жизни, нашим духовным отцом, который должен быть способным, по словам старца Софрония (Сахарова) к двум вещам: «вдохновлять членов братства и организовать повседневную жизнь».

Очень показателен пример старца Георгия, игумена афонского монастыря Григориат. В своем завещании он пишет: «Отцы, я хочу рассказать вам о нескольких случаях того, как в первые годы мы, благодаря единству нашего братства, не творили своей воли. Мы ее отсекали.

Когда мы ходили куда-то с отцом Андреем, то его везде принимали за игумена, а меня – за послушника, потому что он имел большую седую бороду и почтенный вид. Видя такого старца и молодого монаха рядом с ним, все кланялись отцу Андрею. Он же говорил им: "Нет, я не игумен, вот – игумен", и показывал на меня.

И надо сказать, что и старшие отцы, несмотря на свои человеческие немощи, показывали нам любовь и уважение к нашему сану.

Братство, которое мы нашли в монастыре Григориат, было духовно заброшенным, потому что были трудности с избранием игумена и тому подобное, и отцы жили без всякого руководства. Однако с Божией помощью я смог их объединить, чтобы монастырь стал истинным братством, скрепленным любовью. И я благодарю за это Бога. Между братьями были всяческие недоразумения и непонимание, но я поставил своей целью объединить их. Тогда я сказал им: “Отцы, я объединю вас. По мирским меркам, то, что я делаю, будет в ущерб мне самому, но зато этого требует закон Божий. Я объединю вас, и у вас появится больше сил, потому что между вами будет единство, а со мной вы сможете сделать, что хотите. Я все равно буду творить волю Божию. Пусть я потеряю всякий вес и значение в братстве, только бы братство имело единство и любовь”. И, слава Богу, всё пошло хорошо. Старчики, уходившие из этой жизни, уходили довольными и успокоенными, как и последний из преставившихся, отец Николай».

Известно, что монастыри создаются вокруг человека, который подвизается, насколько это возможно, всем своим существом жить по Евангелию. Постепенно к нему приходят другие люди, и образуется монастырь.

Следовательно, как мы сказали выше, учение и пример такого человека становится путеводителем для братства. Поэтому основатели монастырей, духовные отцы, передавали своим братствам уставы, устанавливали законы их жизни, но прежде всего передавали дух, который оживляет букву.

Единство монастыря основано также на покровительстве, любви и благословении епископа и, можно сказать, всей Церкви. Местный архиерей должен не только контролировать монастыри, но, что самое главное, защищать их, помогать им жить в единстве. Как говорится в четвертом правиле IV Вселенского собора,  «епископу града надлежит иметь о монастырях должное попечение».

Деятельная любовь епископов воодушевляет и поощряет монашеские братства, но она должна быть соединена с признанием того, что монашеская жизнь особенная, что монашество – это духовная сила, противодействующая закону мира сего. Во внутренней же жизни епископы должны давать монастырям свободу.  

Старец Эмилиан подчеркивает, что епископы должны наставлять верующих не только в практической и деятельной христианской жизни, но и во внутренней духовной жизни. Помогать монахам они могут и советами, а не одними лишь проверками. И не должны они смотреть на монахов, как на будущих священников и кандидатов в епископы. Мнение и молитва епископа будут иметь для монахов большое значение, способствуя их единству. Под покровом и наблюдением епископа они будут для него самого «слухом, зрением и устами, сердцем и душой», как говорится в Апостольских постановлениях.   

Монашество живет внутри Церкви и для Церкви, как сердце или другой член тела, но монашеское братство имеет собственный ритм жизни. Ценность монашества состоит не в деятельности (хотя это не означает, что монашество не приносит пользы миру), но ценность монашества состоит во взыскании Бога.   

Частое участие в таинствах, в особенности в таинстве Святого Причащения, а также слушание слова Божия является благородным и бессмертным материалом для единства общего тела братства. Единое братство созидается благодаря общему подвигу, общему вкушению таинств и слова Божия. Во время богослужений и таинств глубинное, сокровенное и реальное единство братства подтверждается и закаляется, пожалуй, в гораздо большей степени, чем через любые подвиги и усилия. Центральные прошения Божественной литургии −  о единстве веры, и свидетельством этого единства служит целование и всеобщее, в единомыслии исповедание Символа веры. Но и всякое славословие Бога должно осуществляться «едиными усты и единем сердцем». 

Личный вклад каждого монаха в созидание единства является важным и решающим. Для этого монах должен подвизаться, служить братии и молиться, а также соблюдать все условия монашеского отречения от мира.

Теперь мы вкратце перечислим моменты повседневной жизни монахов.

Монахи изучают и любят веру и догматы, и могут пожертвовать своей жизнью ради веры, однако в вопросах веры они не бегут впереди Церкви, но смиренно оказывают ей послушание, как Матери их спасения. Они избегают духа словопрения и раздражительности, потому что иначе может быть полностью разрушена и уничтожена их духовная жизнь. Кроме того, они добровольно берут благословение у игумена на все практические и духовные дела, а тем самым приносят себя в жертву Богу. Монах может высказать свое мнение, но никогда не настаивает на нем, потому что вся ответственность пред лицом Божиим лежит на игумене и его помощниках.  

Каким же образом каждый монах в отдельности может позаботиться о поддержании единства братства и гармоничном развитии монастыря? Такая возможность предоставляется ему каждый день в повседневных ситуациях. Мы перечислим здесь лишь некоторые черты в поведении монаха, пекущегося об общем единстве. Такой монах уважает распорядок дня своих братий, не беспокоит их в часы отдыха или работы на послушании, избегает ропота при исполнении своего служения, опасается завязывать частную дружбу или составлять группировки внутри монастыря даже под благовидными предлогами, от всего сердца уважает старших и оказывает им братское почтение, не допускает споров и бесполезных толков, отдает все силы ради исполнения своего послушания, стараясь, чтобы оно не рассеивало его, не нарушало тишину и единство, стремится к безмолвному жительству, никогда не говорит о мирском, но только о святом, похвальном и богоприличном. Конечно, самое главное, чтобы всё это монах делал добровольно, в духе смирения, сокрушения, покаяния и радости, и тогда его поведение действительно будет свидетельствовать о единстве братства.

Прекрасно раскрывает эту тему старец Эмилиан в своем Уставе, написанном для женского монастыря «Ормилия»: «Ни одна монахиня не имеет права вмешиваться в дело и служение другой сестры, делать ей замечание или поправлять, а также пользоваться ее орудиями труда. Право на это имеет только игумения или другое, назначенное ею лицо. Сестры различаются между собой по старшинству. Пришедшие раньше и старшие по возрасту монахини всегда уважаемы… Но это не значит, что им непременно отдается предпочтение в назначении на различные должности. Они воодушевляют сестринство своим примером и ревностью к служению и смирению. Старшие по послушанию сестры заслуживают уважения во всем. Служения и послушания назначаются игуменией в соответствии с духовным устроением каждой сестры, а также нуждами всего монастыря, так чтобы в сестринстве поддерживалась любовь и единство».  

Для созидания единства представляются важными еще две вещи, о которых должен позаботиться каждый монах. Во-первых, необходимо разорвать связи с миром и освободиться от многообразной и многосложной мирской информации, потому что всё это пробивает бреши в монастырских стенах и упраздняет неприкосновенность монашеского жительства.

Во-вторых, не следует интересоваться делами и послушаниями других братьев, но всецело быть занятым исполнением собственного дела. Таковы первоначальные условия правильного духовного устроения монаха и сохранения мирной и спокойной атмосферы в монастыре.

Пусть не покажется странным, если мы скажем, что единству и сплоченности тела всего братства способствуют искушения и внешние скорби. В самом деле, по словам святых отцов, тот, кто познал истину, не противится встречающимся ему скорбям, он понимает, что они научают человека страху Божию. Господь сказал: …чтобы вы имели во Мне мир, – и прибавил: – В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир (Ин. 16:33). Иными словами, пусть даже у человека бывает много скорбей, напастей и искушений, от демонов ли или от людей, но, если он стяжал мир Христов, он вменяет их ни во что. И еще Господь сказал: Мир имейте между собою (Мк. 9:50), потому что тот, кто имеет мир с Богом и ближним, преодолевает всё. Душа пребывает в мире с Богом тогда, когда она всю себя посвятила Ему, а это, в свою очередь, достигается тогда, когда душа пребывает в мире со всеми ближними и терпеливо переносит трудности в отношениях с ними. Преподобный Паисий говорил, что мы не должны искать искушений, но должны принимать их, когда они приходят, потому что искушения смиряют наше естество, укрепляют любовь и содействуют единению и единодушию братьев.

Препятствия и их преодоление

На пути создания духа единства в монашеском братстве встречается немало препятствий и затруднений, разногласий и конфликтов. Где именно скрываются эти подводные камни?

Нельзя сказать, чтобы многочисленность братства составляла препятствие для единства, но надо отметить, что в этом случае требуется большее внимание и более строгая организация, с тем чтобы соблюсти золотую середину между общежительным устройством и личным характером монашеской жизни, ее семейной атмосферой.

История монашества показывает, что вопрос организации монашеской жизни в разные времена решался по-разному в зависимости от условий, обычаев и возможностей каждой эпохи. При этом задача была одна – сохранить основные принципы, на которых зиждется единство тела Церкви, и сберечь три монашеские добродетели: отречение, послушание и целомудрие. Рассматриваемый вопрос имел непосредственное отношение к открытию новых монастырей. Как замечает отец Софроний (Сахаров), в большинстве случаев монастыри возникали тогда, когда вокруг какого-либо святого человека собирались ученики. Так было с преподобным Антонием, преподобным Афанасием Афонским, преподобным  Сергием, и так происходит до сих пор, уже со старцами нашего времени. И это, по мнению отца Софрония, лучше всего, потому что в таком случае монахи, как в древности, так и сейчас, имеют духовную свободу, искреннее послушание тому человеку, которому они доверились, и любовь к братьям, духовно возрастающим вместе с ними в обстановке сугубо монашеской и вместе с тем семейной.

Здесь уместно вспомнить попытки преподобного Пахомия создать так называемые дома, то есть небольшие монашеские семьи, а также упоминание святителя Василия Великого о том, что в каждом монастыре должно быть около двадцати монахов. Вспомним и завещания разных старцев, ограничивающие число монахов в их монастыре определенной цифрой, и создание разных форм монашеских общин на Святой Горе (большие киновии, малые киновии, скиты, келии, исихастерии). Во всем этом видна забота о том, чтобы монашеские семьи восходили к своему первообразу – лику апостолов и первохристианским общинам, которые составляли единое тело и жили, вдохновленные дарованиями Святого Духа, в ожидании скорого пришествия Господня.

Несмотря на все сказанное, мы можем утверждать, что многочисленность братства – это благословение, признак духовного многоплодия и многочадия. Просто необходимо больше трудов, подвигов и молитв, чтобы братство усвоило и сохранило черты подлинного собрания в Духе Святом.

Многопопечительность, обмирщение и неограниченное использование средств связи.Неотъемлемая, конечно, и важная часть жизнедеятельности монастыря, состоящая в реставрационных работах и благотворительной деятельности, а сверх того, привнесение мирского образа жизни, использование разных предметов быта, избыток информации, бесконтрольное и непосредственное общение с мирянами, не ограниченное правилами подвижничества, – всё это способствует рассеянности и суетности, разрушает монашеское сознание, меняет взгляд на предание, искажает внутреннюю жизнь, губит таинственный и надмирный характер монашеского жительства и в конце концов разбивает единство, расторгает крепкие узы любви и мира, приводит к вражде и раздорам.

Совместная жизнь в «монашеском граде», по словам старца Эмилиана, не преследует мирских идеологических целей, но направлена на обретение духовной жизни, основанной на подвижничестве и таинственном созерцании Бога.

Всякий православный монастырь, чтобы преодолеть это «страшное и лукавое» препятствие, должен каждый день сознательно обращать свои взоры к эсхатологической действительности и предвкушать Божественную благодать. Монастырь существует для того, чтобы явить пример организованной общины, которая имеет решимость, желание и усердие жить с благоговением перед каждым человеком, с ощущением духовной свободы и служить ближним.

Воздержание, трезвение и рассудительность – это лучшее снаряжение, которое помогает братству, опираясь на духовный опыт, сохранить правильные ориентиры и вместе с тем сберечь свое единство.

Особножительство как искажение предания и идеология. Если в монастыре развивается дух особножительства, это может в короткий срок привести к расшатыванию самих устоев монастыря и великому несчастью.

Монахи, как мы уже сказали, безусловно, изучают и любят православное вероучение и предание, но при этом они остерегаются духа словопрения и раздражительности, беспорядка, фанатизма и непримиримости, потому что всё это сокрушает святость, богоприличность и единство киновии и непременно приводит к подрыву устоев монашеской жизни.

Игумен афонского монастыря Григориат Георгий (Капсанис) считает, что вывести из такого состояния может только смирение и примирение, потому что «без святого смирения Христова не может существовать ни умиротворенность, ни единство, ни совместный труд… Пусть старшие и младшие братья трудятся вместе, чтобы славился Бог, Церковь и монашество – самое важное в нашей жизни».

Старец Эмилиан видит выход в другом, а именно в том, что мы назвали бы «сообразным жительством». Это означает, что мы должны сообразовывать свою жизнь с жизнью своего игумена. Каждый игумен – это особый человек, непохожий на другого, но монаху следует жить так, как учит его его собственный игумен. Духовная жизнь для монаха – это то, чему учит его игумен, что он преподает ему. Ведь игумен – это не рупор, но личность, наделенная волей. Он передает своим ученикам собственный опыт, то, как он стяжал Духа Святого. Ведь и современных старцев мы почитаем, несмотря на то, что они были совершенно разными людьми. Все они подчеркивали, как важно исполнять слово своего старца-игумена и подражать ему. Если я сообразовываю свою жизнь с жизнью игумена, то тем самым я избегаю особножительства и его идеологии, которые, как червь, разъедают единство братства.

Иногда единству братства препятствует то, что общежительный монастырь слишкомприспосабливает свою жизнь к искаженной психологии современного человека, его воспитанию и современным условиям жизни. Отменять монашеские  правила и уставы нельзя, нужно только вникнуть в их дух и найти им правильное применение. Это способствует возрождению монашеской жизни, помогает монахам приобрести общие цели и устремления. Недопустимо устраивать жизнь в монастыре так, чтобы она, по словам старца Эмилиана, превращалась в дорожный каток, который уничтожает характер человека и подавляет его личность. Напротив, жизнь в монастыре должна быть устроена так, чтобы монахи укреплялись и воодушевлялись в любви к подвижническому житию. Обычаи, условия и развитие каждого монастыря покажут со временем, насколько и как приспосабливать его жизнь к современным условиям ради того, чтобы братство приносило духовный плод, а жизнь в обители была отрадной.

Прежде всего и главным образом единству монашеского братства препятствует собственная воля монаха.

Характер, страсти и особное жительство монахов потрясают и рассекают единое тело братства, нарушают подлинное общение монахов между собой и приводят к обособленности. Такая обособленность выливается в союз монаха не с Богом, а с самим собой и миром. Причина этого кроется в глубинной любви к своему «эго», в себялюбии, из которого вырастает эгоизм со всеми его последствиями.

Подлинное общение монахов друг с другом является условием духовной жизни, и его можно достичь через труд, молчание и в особенности через богослужение. Такое общение делает человека мудрым. Когда он присутствует на богослужении, там же присутствует и Бог, и святые, и вся тварь. Он глубоко чувствует и переживает единство Церковного тела и свое сосуществование и сожитие с другими людьми.

Если монах не хочет терять подлинной связи с Богом и людьми, ему нужно остерегаться того, чтобы завидовать, постоянно высказывать свое мнение, порочить кого-либо, противоречить, жаловаться, отстаивать свои права. Он должен осознавать свою ответственность за всё, что с ним происходит. «Я достоин всего того, что мне приходится терпеть», – говорил один старенький монах.

Даже если монах всегда оправдывает себя, его оправдания бессмысленны, потому что Бог мыслит иначе. Бог смотрит на то, что подумал о тебе другой человек. «О тебе, – говорит старец Эмилиан, – Бог спросит другого, а о другом – тебя».

Также монаху необходимо обращать внимание на свое поведение с ближними, потому что сохранение некоторой дистанции и молчание, по мысли старца, связывают людей между собой, а частые и продолжительные разговоры, наоборот, разъединяют их.

Когда мы чувствуем себя единым телом с другими, как возлюбленные и честные братья, когда мы не вмешиваемся в жизнь ближнего и он в нашу, тогда мы ощущаем мир, защищенность и свободу. Тогда ближний не делается помехой на нашем пути, мы не боимся его присутствия, а он нашего. Мы спокойно проводим свою жизнь в искренней любви, труде и молитве.

Если же отношения между двумя или большим числом братьев расстроены, то они уже не могут ни молиться, ни прилежать духовному чтению. Бог исчезает из поля зрения того человека, который уничижает ближнего. Слова из Соборного Послания Иоанна Богослова, где сказано, что не любящий брата своего, как может любить Бога? (1 Ин. 4:20) совершенно справедливы, потому что человек существо видимое. Если твои отношения с братом испорчены, разве можно говорить о твоей любви к Богу? Если ты не можешь нормально общаться с тем, кого видишь, кто разговаривает с тобой, и с кем говоришь ты, у кого есть сердце, немощи, – сможешь ли ты общаться с Богом? Если ты не в состоянии сострадать ему, как сострадает тебе Бог, – сможешь ли ты полюбить Бога? Поэтому все отцы-подвижники считают, что доказательством нашей любви к Богу, основанием и условием нашего соединения с Ним, крепостью нашей духовной жизни является ближний, а именно то, какое место он занимает в нашем сердце, наше умение трудиться и общаться с ним. Всё, что расстраивает наши отношения, необходимо устранить, иначе и наши отношения с Богом непременно нарушатся.

***

Единство братства и, шире, Церкви – это образ Царства Божия на земле. В единстве воля Божия, Его любовь, Его радость. В очах Божиих весьма ценна забота о созидании такого единства, и можно сказать, Бог Сам многим жертвует во имя единства, содействует, сопереживает и помогает нам в этом деле. Каждое монашеское братство – Божий сотрудник, Божие строение. И игумен, и отцы, и старшие братья получают достойное и щедрое воздаяние за священное дело созидания единства, за стремление к этой святой цели. Единство противостоит сатане, который радуется раздорам, разногласиям и разделениям.

Трезвение, ревность о спасении, полное и безраздельное посвящение монахов Богу, отсечение прочих уз и привязанностей, самоотдача и жертвенность в служении другим – всё это орудия, помогающие нам преодолеть препятствия, начертать, сформировать и создать единство тела каждого братства, которое в миниатюре представляет собой тело Христово. Таким образом, мы созидаем град будущего века, Горний Иерусалим, нерукотворную обитель нашего вечного упокоения.   

Монашеское братство, монашеское общежитие в своей повседневной жизни, будь она легкой или тяжелой, попечительной или беспопечительной, спокойной или порой шумной, − это призвание святое, призвание к отцовскому и материнскому единомыслию. Монашеское братство – это священное собрание монахов вместе с сонмом святых, этих живых заступников и стражей монастыря.

Доклад архимандрита Мефодия (Марковича), игумена монастыря Хиландар Святой горы Афон на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года).

Покорение помыслов в послушание Христу

Название этого введения взято из Второго послания святого апостола Павла Коринфянам, в котором говорится: «Оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь: ими ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия, и пленяем всякое помышление в послушание Христу…» (2 Кор. 10:4−5). О каких твердынях идет речь и почему нашу борьбу против них святой Павел связал с помыслами, открывает нам преподобный Иустин Челийский в своей книге «Толкование Первого и Второго Посланий к Коринфянам св. апостола Павла»: «Каждый грех, войдя в душу нашу, немедленно начинает возводить твердыню для себя и для своей единственной дочери – смерти, и для своего отца − дьявола. Грех обычно зарождается в мыслях, затем, как невидимый полип, постепенно простирается на все области нашего существа: на душу, совесть, волю, сердце. Отсюда борьба с греховными помыслами, наша ежедневная борьба». Далее преподобный Иустин объясняет нам, что только лишь покорив свои помыслы, свой ум и разум их Творцу и Богу, только тогда мы осознаем, что есть истина, правда, жизнь, свет, Бог и мы сами. То добровольное покорение каждого помысла Христу − первая жертва, которую приносит человек, пойдя за Ним по пути веры и любви.

По пути послушания Господу Христу должны идти все христиане, тогда в конце пути они получат награду – познание Бога и соединение с Ним. Мы, принявшие на себя ярмо монашеской жизни и давшие монашеские обеты, обязались радеть об этом больше других. Мы упомянули монашеские обеты – один из них обет послушания. Каждый, кто принес этот обет, обещал добровольно покориться своим духовным наставникам. Но сама сущность этого послушания, этой покорности − не поддержание какого-то внешнего распорядка или покорности одного человека другому. Сущность обета послушания в том, что если он осуществляется правильно, то приводит к тому, что монашествующие, будучи послушными своим духовным руководителям, становятся послушными самому Богу. Из вышеприведенных слов апостола Павла и преподобного Иустина мы видим, что нет подлинного послушания Богу без покорения Ему всех наших помыслов. Для этого с самого возникновения монашества существует практика, по которой монахи открывают свои помыслы духовным руководителям, чтобы таким образом быть воистину послушными им и чтобы обет послушания выполнялся правильно. Поэтому именно в четвертом Слове («О блаженном и приснопамятном послушании») своей Лествицы, в которой он много раз описывает распорядок одного общежитийного монастыря в Фиваиде, преподобный Иоанн Лествичник говорит об обычае монахов всегда иметь при себе тетради, в которые они ежедневно записывали помыслы, чтобы позже исповедать их игумену. Значит, мы открываем помыслы духовному наставнику, чтобы быть воистину послушными ему, а он учит нас быть послушными Богу. Приведем примеры из монашеского предания, подтверждающие это.

О необходимости того, чтобы монашествующие открывали свои помыслы настоятелям монастырей или кому-то другому, кому вверена эта обязанность, писал еще святой Василий Великий в своей книге «Правила, пространно изложенные в вопросах и ответах». В ответе на 26 вопрос «О том, что надобно все, даже и тайны сердечные открывать настоятелю», он пишет: «Но и каждый из подчиненных, если хочет оказать значительный успех и привести жизнь свою в состояние, согласное с заповедями Господа нашего Иисуса Христа, должен ни одного душевного своего движения не оставлять в скрытности, ни одного слова не пропускать без испытания, но тайны сердечные обнажать пред теми из братий, кому поручено прилагать милосердое и сострадательное попечение о немощных. Ибо таким образом похвальное будет утверждено, а неодобрительное не останется без надлежащего врачевания, а при таком взаимном упражнении, через постепенные приращения, достигнуто будет совершенство». Святитель заповедует нам «ни одного душевного своего движения не оставлять в скрытности», а это лучше всего осуществляется через откровение своих помыслов, а тот, кому мы открываем свои помыслы и кто духовно руководит нами, должен рассудить, что из этого «похвальное», то есть хорошее – и это в нас будет «утверждено», в то время, как «неодобрительное», а это то, что появилось вследствие страстей, − подвергнется духовному врачеванию. Святой Василий объясняет нам, для чего это нужно: таким образом «через постепенные приращения, достигнуто будет совершенство». Совершенство – это то, из-за чего мы оставляем мир и принимаем на себя подвиг монашеской жизни.  

В книге «Собеседования» преподобного Иоанна Кассиана, в части, относящейся на собеседование аввы Моисея (Собеседование второе. «О рассудительности»), описан случай из жизни святого Антония Великого. Однажды, когда святой Антоний разговаривал с собравшимися монахами на разные духовные темы, он поставил перед собравшимися вопрос о том, какая из добродетелей – величайшая. Было несколько ответов: пост и бдение; нестяжательство и презрение ко всему материальному; отшельничество и удаление от мира; человеколюбие и милость и др., но Антоний доказал, что ни одной из этих добродетелей не может быть отдано первенство, так как существуют примеры падения монахов, которые этими добродетелями были весьма украшены. Только рассудительность является такой добродетелью, заключает Антоний Великий, только она может спасти нас от падения.Далее преподобный Кассиан приводит слова аввы Моисея о том, как приобрести эту добродетель. Авва утверждал, что самой мудрой школой постижения этой добродетели будет предавать свою рассудительность рассудительности самых мудрых старцев, а ее начало воистину в том, чтобы «открывать отцам не только то, что делаем, но и о чем думаем, ни в чем не доверять своему помыслу» и «считать хорошим или худым только то, что они признают таким».

Авва Дорофей в «Поучениях» (Поучение  пятое) утверждает, что не существует другой причины падения монахов, кроме верования своему сердцу, то есть следования своему рассуждению. «Бог сохранил меня, и я всегда боялся сего бедствия» − говорит он и сразу же объясняет, каким образом смог избежать этой опасности: «Я открывал все свои помыслы старцу авве Иоанну и никогда… не решался сделать что-либо без его совета».     

Вывод: с самого начала монашества существует осознание и мнение о том, что начинающие и те, кто находится на пути к совершенству, но еще не достигли его, ни в коем случае не смеют самостоятельно рассуждать о своих помыслах, и потому необходимо, чтобы они регулярно открывали их тем, кому вверена эта обязанность, по словам пророка: «Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе» (Втор. 32:7). Ибо«есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец их путь к смерти» (Притч. 16:25).

Духовное руководство через откровение помыслов имеет характер святого таинства

Основополагающее значение имеет осознание того, что исповедание помыслов и духовное руководство, осуществляемое таким образом, имеет характер святого таинства.  То есть, это не просто отношения двух человеческих личностей – духовного руководителя и ученика – но здесь присутствует и действует Святой Дух. Чтобы правильно понимать это, обратимся к ранее приведенному примеру из «Поучений» аввы Дорофея: когда преподобный говорит о своей привычке всегда советоваться о своих помыслах со старцем, то далее он рассказывает, что часто ему, вслед за каким-либо помыслом, приходил на ум и ответ на этот помысел. В таком случае он часто колебался, стоит ли вообще беспокоить старца, так как был уверен, что тот даст ему такой же ответ. Однако преподобный Дорофей отказывался от такого помысла и все-таки шел к старцу. И, действительно, случалось, что старец отвечал ему то же самое, что было на уме у самого аввы Дорофея. Как он далее свидетельствует, помысел тогда говорил ему: «Ну что же? Видишь, это то самое, что я говорил тебе: не напрасно ли беспокоил ты старца?» Он же отвечал помыслу: «Теперь оно хорошо, теперь оно от Духа Святого; твое же внушение лукаво, от демонов, и было делом страстного устроения души». 

Когда мы открываем свои помыслы нашему духовному руководителю, он объясняет нам, как нужно к ним относиться. Если окажется, что какой-то помысел греховен, наш руководитель укажет нам на его корень – определенную страсть. Так за «видимыми», явными греховными помыслами и грехами мы учимся различать «невидимые», таящиеся в нашей душе страсти. Всё это нужно для того, чтобы мы научились духовной борьбе и очистили сердце, достигли обожения, а через него – спасения. Но, как и в случае с другими святыми Таинствами [1], спасение достигается не благодаря человеческим усилиям, но Божиим действием. Эти отношения духовника и ученика мы можем описать словами св. Павла, из его Послания к Коринфянам: «Ибо мы соработники у Бога, а вы Божия нива, Божие строение» (1 Кор. 3:9). Духовные руководители действуют, опираясь не только на свой опыт, который они, безусловно, тоже должны иметь. Они являются Божиими соработниками и свое послушание выполняют, непрестанно ища Его помощи.

Весьма вдохновенное свидетельство об этом оставил архимандрит Софроний в своем труде «О духовническом служении», например, в следующих словах: «Сознавая себя далеко стоящим от должного совершенства, подолгу и с болью в сердце умолял я Господа не попустить мне ошибаться, удержать меня в путях действительной Его воли, внушать мне слова, полезные братьям. И в самый час беседы с человеком я старался держать “слух” ума моего на сердце, чтобы улавливать Божию мысль и часто даже слова, которые нужно сказать». Чтобы доказать, что это единственный способ исправно нести «подвиг духовнического служения», старец Софроний приводит также пример преподобного Серафима Саровского. Когда Преподобного однажды назвали прозорливым, он ответил, что это не так, но «что он молится во время беседы с человеком, и первая мысль, появившаяся от молитвы в сердце, должна почитаться как данная от Бога». 

Один блаженно почивший хиландарский старец говорил нам, что ему случалось верно отвечать на заданные ему духовные вопросы, даже несмотря на то, что до того момента, как ему задали вопрос, он и сам не знал правильного ответа. Когда после он убеждался, что сказанное им было действительно согласно с преданием Православной Церкви, он задавался вопросом: «Откуда я это знаю?» После нескольких таких случаев он понял, что, ради веры тех, кто спрашивал, Бог давал ему ответы, необходимые для спасения спрашивавших.

Откровение помыслов и послушание по Хиландарскому типикону

Хиландарский типикон появился на границе XII–XIII веков. Его составил святой Савва, первый архиепископ Сербский, взяв за основу типикон цареградского монастыря Евергетиды, который он дополнил в соответствии с нуждами новооснованного сербского монастыря на Святой горе Афон. Так как святой Савва был ктитором монастыря Хиландар, Хиландарский типикон причисляют к так называемым ктиторским типиконам.

Составляя упомянутый типикон, святой Савва не единожды указывает на важность святого Таинства Исповеди. Из сорока трех глав Типикона две (7-я «О душеспасительном исповедании» и 17-я «О поучении игуменом братии и о исповедании») полностью посвящены этой теме, ей же посвящена и вторая часть 6-й главы. Большую часть этих поучений святой Савва полностью заимствовал из Евергетидского типикона[2].

Вначале святой Савва заповедует, чтобы монахи открывали свои помыслы игумену, а если он не в состоянии выполнять эту обязанность, необходимо, как говорится в типиконе, «избрать живущего целомудренно», чтобы он был духовным руководителем игумена и всего братства. Если же среди братии для этой цели не найдется никого, имеющего священнический сан, то заповедано, чтобы это был обычный монах, благочестивая жизнь которого свидетельствует, что он может исполнять эту обязанность (глава 6). Далее братия призывается поспешить к игумену или другому «единому (т. е. общему) отцу», как его называет типикон, чтобы открыть вредные помыслы и все движения своих душ. Весьма строго запрещается, чтобы кто-либо избирал себе другого духовного отца, которому будет «излагать помыслы».  Если же кто-либо нарушит эту заповедь – повелевает типикон – то его необходимо «сразу выгнать вон…без милости и помилования» Такая строгость объясняется необходимостью того, чтобы все были «одно целое, едино мудрствующие, едино помышляющие, пасомые и ведомые одним и тем же пастырем, и, как некая золотая цепь, связанные друг с другом» (глава 17).

Из этого примера ясно видно, что Отцы недвусмысленно указывали на связь откровения помыслов и послушания, так как, если бы кто-либо излагал помыслы кому-то кроме своего настоятеля, то этот излагающий не был бы воистину послушен настоятелю, что нарушило бы единодушие и единомыслие братства. На степень недопустимости такого положения указывает нам заповедь древних типиконов сразу изгнать такого из стада. Это согласуется и со словами Лествичника, который говорит в «Слове к пастырю» (гл. 13:15) говорит: «Во всем ты должен быть терпелив, кроме преслушания повелений твоих».

Далее в Хиландарском типиконе говорится о том, что если братство умножилось и игумен не имеет возможности принимать помыслы у всех, он может избрать кого-либо из духовно зрелых иеромонахов или монахов, которые будут помогать ему в этом деле. Их задача – поддерживать младших братьев в борьбе с помыслами, указывать игумену на «имеющих нужду в лечении и попечении» и направлять их к нему для «лечения и исцеления» (глава 6).  Этим указанием св. Савва, взяв за образец Евергетидский типикон, дает решение на случай более многочисленного братства, но остается в согласии с предыдущей заповедью: чтобы все были ведомы одним пастырем, потому что, хотя в обители есть несколько монахов, которым братия открывают помыслы, но эти монахи всегда действуют, посоветовавшись с игуменом, и представляют собой только его помощников, берущих на себя решение более простых проблем, чтобы игумен мог позаботиться о более сложных.

Здесь я хочу указать, что сегодня в монастыре Хиландар мы поступаем в соответствии с вышеизложенным. Один старший иеромонах исповедует старших братьев, чтобы игумен мог заботиться о более молодых монахах и послушниках, а когда в этом возникает нужда, старшие монахи также приходят на исповедь к игумену. Если же кто-то из более молодых братьев хочет что-либо исповедовать, а игумен не имеет возможности принять их в это время или же находится вне монастыря, эти братья идут к иеромонаху, который исповедует старших братьев.  Позднее, когда их примет сам игумен, они исповедуют то же самое и ему, если речь идет о чем-то важном. 

Откровение помыслов в женских монастырях

Мы считаем, что, как в мужских монастырях помыслы исповедаются игумену или другому духовнику, который определен управителями монастыря, в женских монастырях монахиням нужно было бы открывать помыслы игумении или какой-нибудь старице, которой игумения вверила эту обязанность. И здесь важнее всего, чтобы был установлен порядок, по которому монахини были бы полностью послушны своей игуменье, что – как мы видели выше – невозможно, если они не открывают ей своих помыслов, а обращаются за этим к кому-то вне обители. Незаменимость роли игумении-настоятельницы в этом вопросе подчеркивает также святой Василий Великий в своих «Правилах, кратко изложенных в вопросах и ответах» (вопрос 108). На вопрос, может ли настоятель без настоятельницы разговаривать с кем-либо из сестер о том, что служит созиданию веры, ответ отрицательный, потому что в том случае была бы нарушена апостольская заповедь: «Только всё должно быть благопристойно и чинно» (1 Кор. 14:40). Для напоминания мы заметим, что святой Василий в том же месте даже советует, чтобы игумения присутствовала при исповеди сестры пресвитеру (вопрос 110), и что она имеет полное право негодовать, если пресвитер что-то прикажет сестрам без ее ведома (вопрос 111).

***

Из записей архимандрита Софрония мы видели, что духовники молятся, чтобы Господь вдохновил их на поучения при принятии исповеди. Но в заключение необходимо подчеркнуть величайшую важность того, чтобы мы сами, отправляясь на исповедь, тоже молились, чтобы нам, через наших духовных руководителей, была объявлена воля Божия. Чтобы мы имели непоколебимую веру! Тем, кто думает, что в наше время, поскольку «нет вдохновленных Богом старцев и стариц, как когда-то», это невозможно, мы ответим словами аввы Дорофея («Поучения», 5): «Правда, если кто хочет истинно, всем сердцем, исполнить волю Божию, то Бог никогда его не оставит, но всячески наставит по воле Своей. Поистине, если кто направит сердце свое по воле Божией, то Бог просветит и малое дитя сказать ему волю Свою».

 Поэтому, помолимся вместе Господу Иисусу Христу, чтобы нас, Своих детей, Он никогда не лишал духовных пастырей и учителей, ибо, по словам святого апостола Павла, «Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Ефес. 4:11–13). 

___________________________________________

[1] «Нет сомнений, в Церкви всё святая тайна… вообще вся жизнь и благодатное делание Церкви»,  – прп. Иустин (Попович).  Догматика Православной Церкви III. Святые Таинства.

[2] То, что относится к теме исповеди в 6-й главе Хиландарского типикона, находится в 7-й главе Евергетидского типикона. 17-я глава Хиландарского типикона – перевод 15-й 

Доклад иеромонаха Кириона (Ольховика), антипросопа Свято-Пантелеимонова монастыря (Святая гора Афон), на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года)

Русский Афон является, с одной стороны, неразрывной и важной составляющей наследия Святой Горы как вселенской православной сокровищницы. С другой стороны – связь с Афоном является неотъемлемой частью идентичности православного русского народа.

Афон в течение многих столетий играл исключительно важную роль в развитии отечественной духовности и культуры, как в эпоху Киевской Руси, так и в последующие времена.

Русский монастырь на Афоне существует в истории как бы в трех лицах: с X по XII век русские святогорцы подвизались в древнерусской Лавре Пресвятой Богородицы, известной также под наименованием Ксилургу; с 1169 года по 1790-й статус русской обители носил древний Свято-Пантелеимонов монастырь, известный более под наименованием Нагорный или Старый Русик; последние двести лет русские святогорцы спасаются в нынешнем Прибрежном Свято-Пантелеимоновом монастыре. Древние центры русского монашества на Афоне – Богородичная обитель Ксилургу и Старый Русик, являются в настоящее время скитами Пантелеимонова монастыря.

Драматическая судьба русского присутствия на Афоне, частый разрыв связей с Отечеством, отсутствие научного систематического исследования, посвященного наследию русских святогорцев, являются причиной недооценки роли русских Афонских обителей в становлении монашества на Святой Руси.

Цель настоящего доклада – рассмотреть важнейшие вехи истории русского монашества на Афоне и показать, какое влияние оказывал он на судьбы русского православия в периоды своего расцвета.

О древнерусской Лавре Богородицы Ксилургу и ее духовном влиянии на Русь

Становление Киево-Печерского монастыря под воздействием древнерусской Богородичной обители Ксилургу является особенно важным для русского православия. Около тысячи лет назад этот монастырь стал своего рода «рассадником» и центром монашества, духовности, книжности, культуры и просветительства по всей Руси.

Свято-Успенский монастырь Ксилургу – древнейшая русская православная обитель не только на Афоне, но и в мире, учрежденная вскоре после Крещения Киевской Руси.

По преданию, Ксилургу был основан попечением святого равноапостольного князя Владимира Киевского, Крестителя Руси, и его супруги, византийской царевны Анны. Впоследствии князья Киевской Руси продолжали оказывать поддержку и помощь Русскому монастырю на Афоне.

Первое известное письменное упоминание о древнерусском монашестве на Афоне относится к 1016 году. Под этой датой в одном из святогорских документов, хранящихся в библиотеке Великой Лавры Афанасия Афонского, мы находим подписи игуменов всех монастырей Святой Горы. Среди них такая надпись: «Герасим – монах, милостью Божией, пресвитер и игумен монастыря Росов. Собственноручная подпись».

Уже с 1030 года к наименованию «Обитель Росов» присоединяется собственное имя монастыря: «Богородицы Ксилургу».

С первых же времен существования этой обители, посредством ее осуществлялся духовный и культурный обмен Руси и Византии. Из этой обители традицию святогорского иноческого делания, основанного на послушании и старчестве, перенес на Русскую Землю преподобный Антоний Печерский. Русская Успенская Лавра на Афоне стала центром духовного просвещения для Руси. Примечательно, что в 1142 году при составлении подробной описи имущества монастыря Богородицы, в списке значится 49 наименований русских книг. Это указывает не только на национальность насельников обители, но на одно из возможных их рукоделий – переписывание книг. Некоторые из книг были написаны на кириллице, некоторые же – переписаны с глаголических образцов. В настоящее время в Российской государственной библиотеке хранится один из уникальных памятников наследия этой древнейшей обители русских святогорцев – глаголическое Мариинское Евангелие, датируемое XI веком. Оно было вывезено из обители Богородицы Ксилургу в 1840-х годах В.И. Григоровичем.

Соборный храм русской Богородичной обители Ксилургу посвящен Успению Пресвятой Богородицы. Как известно, и основанная преподобным Антонием Печерским по его возвращении с Афона Киево-Печерская обитель, как и соборный храм монастыря, тоже были посвящены Успению Божией Матери. Подобное совпадение в названиях не случайно. В пределах Русской земли это было как бы символической проекцией первообраза – Свято-Успенской русской святогорской обители Ксилургу и ее соборного храма на Святой Горе, где, по преданию, духовно возрастал и принял постриг будущий авва и «начальник русского монашества» преподобный Антоний Печерский.

Продолжая эту традицию, в дальнейшем главный храм Киево-Печерской Лавры послужил прообразом многих Успенских соборов Русской земли, в частности во Владимире и Москве.

Все эти храмы имели особое значение для Руси. Величественные монументальные здания Великой Печерской церкви в Киеве, Успенских соборов в Чернигове, Владимире и Московском Кремле были не просто наследованием традиций древнейшей русской обители на Афоне, но и, посредством ее, попыткой сакрализации пространства новообращенной Руси, созданием, так сказать, «русской иконы» Святого Афона – как Удела Божией Матери на Руси, благодаря чему Русская земля и получила право на столь ответственное наименование – Святая Русь.

Примечательно, что и на Святой Горе среди русских монахов значение Успенской церкви обители Ксилургу было настолько символично и священно, что, перемещаясь постепенно из обители в обитель, они возводили его аналог и там. При переселении русской братии в Нагорный Русик в 1169 году при игумене Лаврентии Успенский собор Богородичного монастыря будет воспроизведен и там. А спустя еще более чем шесть столетий, в начале XIX века, при игумене Савве, когда будет возведен новый Прибрежный Русик, Успенская церковь вновь будет также перенесена и туда, причем с сохранением статуса собора.

Этот храм памятен и священен тем, что именно в нем зажглась первая русская лампада на Афоне; тем, что у алтаря этого собора принес иноческие обеты первоначальник русского монашества преподобный Антоний Печерский; тем, что именно отсюда он принял и перенес благословение Святой Афонской Горы и своего старца, игумена Герасима, постригшего его, на Русскую землю и, таким образом, навеки соединил Святую Русь и Святой Афон узами духовной благодатной преемственности.

С тех пор влияние русской святогорской обители на духовное становление и развитие Руси играло решающую роль на протяжении всей ее тысячелетней истории. Собственно, именно Святая Гора Афон, ее наследие и традиции существенно повлияли на формирование мистико-аскетического облика самобытного русского православия, как и самой Святой Руси. Связь с Афоном, как с Уделом Пресвятой Богородицы, глубоко заложена в идентичность русского человека. Приобщиться к далеким и одновременно родным святыням Афона всегда было заветной мечтой для многих поколений русских православных людей. Именно поэтому исключительную важность для исторической Святой Руси представляет наличие на Афоне обители русских святогорцев, являющейся связующим звеном Святой Руси и Святой Горы.

О духовно-просветительской миссии Старого или Нагорного Русика

Исключительно важную роль в послеордынскую эпоху имела связь Руси с Нагорным Русиком.

Выдающимся афонитом постордынской эпохи, внесшим весомый вклад в развитие русской духовности и культуры, был святитель Киприан (Цамблак), митрополит Киевский и всея Руси. Яркими продолжателями и носителями афонского наследия на Руси этого периода были преподобные Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский. Плодом их духовных трудов стал новый расцвет русского монашеского подвижничества, который принято называть «Северной Фиваидой». Важный вклад в восстановление связей между Русью и Афоном совершил позднее преподобный Нил Сорский, который также был подвижником Ксилургийской обители, в то время являвшейся уже скитом. Вернувшись на родину, он всячески пропагандировал приобретенные на Афоне в скиту Ксилургу духовные ценности. Скорее всего, выходцем из Старого Русика был преподобный Мефодий – основатель Почаевской Лавры. В память об этой связи в XIX веке близ Старого Русика будет построена Почаевская келлия, ныне полностью восстановленная.

Особенно значим для Русской Церкви вклад Нагорного Русика в дело сохранения православия в Юго-Западной Руси, в период печально известной Брестской унии. Игумен Русского монастыря архимандрит Матфей по благословению святителя Мелетия (Пигаса), местоблюстителя Константинопольского патриаршего престола, принимал активное участие в контр-униатском Соборе в Бресте. В Нагорном Русике начал свою монашескую жизнь, а вместе с ней и полемическую деятельность, преподобный старец Иоанн (Вишенский). Именно игумен Матфей открыл святителю Мелетию богословские и полемические дарования преподобного Иоанна. По благословению святителя Мелетия игумен Матфей и преподобный Иоанн (Вишенский) вступили в борьбу за сохранение православной веры в Юго-Западной и Карпатской Руси. Влияние Афона на возрождение православия в этом крае было столь велико, что на Киевском Соборе в 1621 году в специальном постановлении, известном под названием «Советование о благочестии», предписывалось: «Послать за благословением, помощью и советом на Святую Гору Афонскую, чтобы вызвать и привезти оттуда преподобных мужей русских: блаженного Киприана и Иоанна, прозванием Вишенского, и прочих, процветающих жизнию и благочестием, а также и впредь посылать русинов, расположенных к благочестию, на Афон, как в школу духовную». Упомянутый Киприан Острожанин – выдающийся защитник православия и сподвижник преподобного Иоанна (Вишенского), стал одним из игуменов Русика. В актах обители той поры он упоминается как игумен Киприан Руссин. Среди других русских подвижников того времени, подвизавшихся на Святой Горе, наиболее известны Иов Княгининский, Исаакий Борискевич, Афанасий Межигорский, Иоасаф Густынский, Иосиф Кориятович-Курцевич, Григорий Голубенко, Самуил Бокачич и многие другие.

К сожалению, в эпоху преобразований императора Петра I в середине XVIII века Русский монастырь на Афоне, имевший столь важное значение для русского православия, был забыт Отечеством. Этот факт необходимо констатировать, для того чтобы избежать его повторения в будущем. Новые ценности, хлынувшие в Россию с Запада, начали заслонять и вытеснять многовековые традиции православной Византийской цивилизации. Афон потерял для новой Петровской России значение духовного центра. В течение трех поколений в Русик не пришел из России ни один новый насельник. И виной этому не только частые Русско-турецкие войны, но прежде всего – выхолащивание духовности из русского общества культом светскости и расцерковления. В 1735 году в Русском монастыре умер последний русский монах и в нем поселились греки. К 1760-м годам они покинули Нагорный Русик по причине его отдаленности от моря и основали новый Прибрежный Пантелеимонов монастырь. В 1790 году сильное землетрясение полностью разрушило и превратило в прах древнюю святыню русского православия на Афоне – Старый Нагорный Русик. Забегая вперед, скажем, что восстановление Старого Русика началось в 60-х годах XIX века, осуществлялось в несколько этапов и завершилось лишь в 2016 году.

Возникновение Русских скитов Черный Вир, Ильинского скита и Андреевского скита

Осуществлялось несколько попыток восстановить утраченный Русский монастырь на новом месте в виде новых скитов. Так возникли скиты Черный Вир или Мавровыр Русский, Ильинский и Андреевский скиты, которые также являются неотъемлемой частью истории русского монашества на Афоне.

Однако ни один из новосозданных скитов так и не смог восполнить утрату и стать Новым Русиком. Собрать и сплотить русских иноков удалось лишь после того, как Прибрежный Пантелеимонов монастырь был возвращен русским святогорцам. Пантелеимонов монастырь стал полноценным центром русского монашества на Афоне. Важно отметить, что уже к концу XIX века все три русских обители на Афоне – Пантелеимонов монастырь, Андреевский и Ильинский скиты фактически объединились в одну большую общину. Пройдя через внутренние искушения и разногласия, оба скита признали духовный авторитет Пантелеимонова монастыря, к которому даже обращались за помощью в урегулировании внутренних споров. К этому времени между ними сложились очень тесные братские и единодушные отношения. Один из игуменов Ильинского скита даже писал игумену Пантелеимонова монастыря о. Андрею: «Мы, три русских обители на Афоне, как Троица Святая – единосущны и нераздельны!»

Новый Русик, или Прибрежный Свято-Пантелеимонов монастырь, как фактор духовного просвещения Руси

Русская обитель вновь возродилась в начале XIX столетия как непререкаемый центр русской духовности на Святой Горе. Под духовным водительством опытных старцев Свято-Пантелеимоновой обители Иеронима (Соломенцова) и Макария (Сушкина) в XIX веке начался процесс возрождения и подъема русского монашества на Афоне. Окрепнув духовно, восстановив древние святоотеческие традиции монашеского благочестия, существовавшие в прежней обители, опираясь на накопленный многовековой духовный потенциал, восстановленный Русский монастырь начал оказывать духовную поддержку и помощь своему Отечеству. Пантелеимонова обитель по праву считается твердыней Святой Руси на Афоне, в Уделе Божией Матери. Так расцвел такой духовно-исторический феномен, как «Русский Афон».

В 1850 году начинается просветительская деятельность обители. Издания Русского Свято-Пантелеимонова монастыря пользовались большой популярностью, поскольку распространялись бесплатно или за символическую цену и отвечали широкому спектру духовных запросов верующих людей разных сословий. Целыми связками эти издания раздавались обителью на благословение всем без исключения паломникам для распространения в своем отечестве.

Значение предпринятого дела особенно показала поездка со святыми мощами по России иеросхимонаха Арсения (Минина). Люди тысячами приходили для поклонения. Во время поездки за символическую лишь плату, а более бесплатно, распространялись разного рода монастырские издания в огромных количествах. Брошюры и листки передавались затем крестьянами по дворам и зачитывались на сходах. После пребывания афонской святыни в одной из губерний, местная статистическая служба констатировала, что афоно-русскими пантелеимоновскими иноками, благодаря распространению изданной их монастырем духовной литературы, всего за несколько дней сделано более, чем департаментом просвещения за все годы его существования. Отец Арсений, докладывая об этом в письме старцу Иерониму, пишет: «Наше слово слушают, ему доверяют, его готовы воспринять всем сердцем, и потому, думаю, Сам Бог велит возвысить нам нашу проповедь».

Вскоре именно отец Арсений будет назначен настоятелем учрежденного в Москве монастырского подворья. Ему не суждено будет вернуться в родную обитель. Всю свою жизнь он отдаст на служение ей в далеком отечестве через отбор и подготовку будущих насельников монастыря, сбор пожертвований, окормление всех, притекающих к нему за духовным врачеванием. Книги его исполнены глубокой духовной мудрости и живого старческого опыта, а потому до сих пор востребованы православным читателем. Иеросхимонах Арсений (Минин) станет поистине народным старцем. Незадолго до смерти ему будет поручено обителью строительство Ново-Афонского Симоно-Кананитского монастыря, и он блестяще справится с этой задачей.

Преподобный старец Аристоклий, ставший новым настоятелем Афонского подворья, прославился как в России, так и в своем монастыре великим духовником и не уступает в духовной славе праведным Иоанну Кронштадтскому и Алексию Мечёву.

Иеросхимонахами Сергием (Весниным) и Азарией (Попцовым), по благословению отца Иеронима, был впервые составлен полный Афонский Патерик, для чего многие жития были собраны из разных источников, печатных и рукописных, и переведены на русский язык. Обителью была издана целая серия миссионерской литературы.

Святитель Феофан (Говоров), Затворник Вышенский, высоко оценил просветительскую деятельность обители и предоставил именно ей исключительное право на издание своих сочинений, а после своей смерти завещал ей и все свои рукописи, где они и хранятся до сих пор. Помимо собственных сочинений святитель занимался переводом святоотеческого наследия. Он заново перевел на русский и значительно дополнил славянское Добротолюбие преподобного Паисия (Величковского). Творения старца Паисия, написанные языком Святого Евангелия, Четий-Миней, были понятны простому народу, но совсем не понятны «просвещенной», «читающей публике». Святитель Феофан считал необходимым перевод на современный русский язык, чтобы святые отцы были понятны всем слоям населения Руси.

Важнейшим центром просветительско-издательской деятельности Свято-Пантелеимонова монастыря на территории России стало его Московское подворье, устроенное в 1873 году трудами иеромонаха Арсения (Минина), первоначально в виде часовни святого великомученика Пантелеимона при Богоявленском монастыре на Никольской улице, а с 1883 года существовавшее в возведенном на той же улице здании новой, значительно более обширной Пантелеимоновской часовни. Вторым по значению центром просветительско-издательской деятельности Свято-Пантелеимонова монастыря на территории России постепенно стало устроенное в 1876 году Одесское подворье, деятельность которого особенно активизировалась, когда его заведующим в 1905 году был назначен будущий известный старец иеромонах Кирик (Максимов). В первой половине 1870-х годов было создано подворье Свято-Пантелеимонова монастыря в городе Ростове-на-Дону в области Войска Донского. Его настоятелем в 1874–1897 годах и в начале XX века (с перерывами) служил иеросхимонах Михаил (в миру Михаил Иванович Савицкий), который очень много сделал для издания и распространения духовно-нравственной литературы. Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов трудами иеромонаха Михаила книгами и листками духовно-нравственного содержания постоянно снабжались склады императриц Александры Федоровны и Марии Федоровны, великой княгини Елизаветы Федоровны – для приема пожертвований в пользу раненых и войск на Дальнем Востоке, а также эвакуационные лазареты и русские военнопленные в Японии. Важным центром просветительской деятельности на Кавказе был официально основанный в 1879 году насельниками Русика Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь, который не только распространял издания Русика, но также выпускал духовно-нравственную литературу и имел свою переплетную мастерскую.

Одно из важнейших подворий Свято-Пантелеимонова монастыря существовало в древней столице Византийской, а затем Османской империи – Константинополе (Царьграде, переименованном турками в Стамбул). Подворье создавалось с целью помощи русским паломникам, следующим через Константинополь к святым местам – в Иерусалим и на Афон.

Симоно-Кананитский монастырь как центр духовного просвещения Абхазии

История монастыря-отрасли неразрывно связана с историей обители-матери, с жизнью и деятельностью пантелеимоновских старцев Иеронима и Макария. Их непосредственными учениками были все три новоафонских настоятеля: иеромонах Арсений (Минин), схиархимандрит Иерон (Носов), архимандрит Иларион (Кучин).

В XIX – начале XX века монастырь был одним из известнейших и крупнейших в Российской империи. Внутренняя жизнь обители совершалась в соответствии с афонской общежительной традицией.

Ново-Афонская обитель была создана в сложный период бытия русского монашества на Афоне, когда возникла опасность выселения русских иноков со Святой Горы. По этой причине средства, собранные на восстановление Старого Русика, были направлены старцами Иеронимом и Макарием на создание новой обители на Кавказе.

Другой важнейшей целью основания монастыря было оказание помощи в деле духовного просвещения Абхазии, которая является частью одного из уделов Божией Матери, местом апостольской проповеди, и в Средневековье была христианским государством.

Как показало дальнейшее, Ново-Афонское иноческое общежитие стало не просто метохом [1]. Возникла и получила развитие особая форма взаимоотношений двух монастырей в рамках единой духовно-культурной традиции, перенесенной с Афона: Ново-Афонская обитель развилась именно как «живая отрасль» Пантелеимонова монастыря. Симоно-Кананитский монастырь быстро рос под бдительным присмотром обители-матери, при пополнении братии и денежной помощи оттуда. Именно это позволило новоафонской братии, держась правил монашеского общежития с его аскетическим духом, потребностью созидательного труда и особыми духовными подходами к ведению хозяйства, сохранять на должной высоте все сферы своей жизни с началом Первой мировой войны, в условиях почти полной изоляции от Афона.

Иноки в состав новоафонской братии, как гласил пункт 5 Высочайше утвержденного акта, определяются из братства Пантелеимонова монастыря и, по мысли старцев-основателей, составляют единое целое и в духовном, и в административном отношениях. «Вы одного отца и одной обители дети», – так изъяснял этот принцип старец Иероним.

Для достижения единомыслия отцы Иероним и Макарий заповедали, чтобы послушники кавказской обители из числа российских жителей для окончательного испытания прибывали в Пантелеимонов монастырь и там были постригаемы и рукополагаемы. Обе обители всегда стремились укреплять свое единство.

Просветительская деятельность иноков приносила плоды: в 1880-х годах многие абхазы приняли Таинство Крещения вместе со своими детьми в Ново-Афонском монастыре, в Покровском храме, о чем повествует летопись обители.

С самого начала старцы Иероним и Макарий и отец Иерон задумали создание Ново-Афонского монастыря в виде двух обителей – Прибрежной (с более легким уставом) и Нагорной, как было и на Святой Горе Афон. Выше обеих обителей на Анакопийской горе планировалось создание храма Преображения, что напоминало бы вершину самого Афона. Все эти планы были успешно воплощены в жизнь. Великолепный во всех отношениях монастырский комплекс Нагорной обители, выполненный в афонско-византийском стиле, положительно приводил в восторг всех, кто сколько-нибудь понимает в строительном искусстве. Была открыта для посещения паломников пещера, в которой, по преданию, уединялся для молитвы апостол Симон Кананит. Строительство монастыря было начато в 1875 году и полностью закончено в 1910-м.

Были выстроены корпуса для братии, гостиницы и странноприимные дома для богомольцев, здания для школы, мельницы и другие хозяйственные и приморские постройки в нижнем монастыре, созданы кирпичный и черепичный заводы, разнообразные мастерские, в том числе столярная мастерская для обучения воспитанников школы, две больницы с аптекой – для братии и для рабочих; посажены огороды, устроены две пасеки, два скотных двора, хозяйственный хутор, продолжалась разработка земли под посевы зерновых культур, маслиновые и виноградные посадки, сады и цветники. Для осушения болот по проекту и под руководством отца Иерона реку перегородили каменной плотиной со шлюзами, устроили сложную систему каналов и прудов с чистой проточной водой. После исчезновения болот значительно уменьшилась угроза заболевания малярией, местность оздоровилась, чему способствовало и насаждение полезных растений (эвкалиптов в том числе). Водопад приводил в движение лесопильню и мельницу, служившую также водокачкой; все хозяйственные службы и здания монастыря снабжались водой. Впоследствии железная дорога связала все хозяйственные службы: склады съестных припасов, кладовые, мельницу, хлебопекарню, каменоломню, кирпичный завод, лесопильню (особым способом, с уклоном, она была проведена по горам для спуска в монастырь лесоматериалов, причем использовалась и паровая тяга). С 1904 года в монастыре «устроено электричество», и, по словам отца Иерона, «расходу никакого нет, а везде светло и безопасно от пожара». Динамо-машины монастырской электростанции приводились в движение силой падавшей речной воды. Они были пожертвованы государем императором из Зимнего дворца.

24 сентября 1888 года Симоно-Кананитский монастырь посетил император Александр III с царственным семейством и со свитой. Августейшие гости с благоговением поклонились всем святыням обители, с интересом осмотрели плотину, побывали в школе. Государь лично «сделал закладку» соборного храма. Это событие было для Ново-Афонской обители поистине историческим.

Отцы Иероним и Макарий через доверенных иноков и переписку с игуменом и братией строго контролировали все стороны жизни Ново-Афонской обители, как это было предписано вторым пунктом Высочайше утвержденного акта. Преемники старцев – игумены Пантелеимоновой обители в соответствии с соборным решением от 4 декабря 1899 года в дальнейшем также уделяли Новому Афону большое внимание. Старцы одинаково заботились о пантелеимоновском братстве и «новоафонских своих поселенцах». Новоафонцам были переданы такие святыни, как чудотворный образ священномученика Харалампия и образ Спасителя из кабинетных икон императора Александра II, присланный на Афон после кончины государя.

Глубоко символичным актом была отправка в 1884 году на Новый Афон Иверской иконы Пресвятой Богородицы, которую отец Иероним «называл чудотворною». Старцы заповедали отцу Иерону возобновить на вершине Анакопийской горы древний храм, освятив его в честь Преображения Господня и устроив придел в честь Иверской иконы Божией Матери. Туда и предназначалась святая икона, «дабы возобновить в крае, который, по священному христианскому преданию, есть жребий Богоматери, память о его Великой Покровительнице – Царице Небесной». Устроенная на первое время на Анакопийской горе Иверская часовня была «видна далеко с моря, радуя путников мыслию, что паки на сих горах воссияла благодать, возвещенная им апостолами». По названию часовни гору тоже стали называть Иверской.

Если передача Иверской иконы Пресвятой Богородицы символизировала духовное единство двух Ее земных уделов, то символом духовного единства двух обителей – Старо-Афонской и Ново-Афонской – стала икона Матери Божией «Избавительница», привезенная на Новый Афон после кончины отца Макария в 1889 году. Игумен Макарий высказывал желание, чтобы этот чудотворный образ был отправлен в Симоно-Кананитский монастырь, что и было исполнено игуменом Андреем «в благословение, созидание и благодатное охранение и покров священной Ново-Афонской Симоно-Кананитской обители и в залог братского взаимного единения и любви». Святая икона стала подлинным сокровищем Ново-Афонскаго монастыря, источником исцелений и чудесных знамений.

Для старца Иеронима Ново-Афонский монастырь был предметом постояннаго внимания, особенно когда начались труднейшие работы по сооружению верхней обители. В своих письмах старец давал отцу Иерону практические советы. Незадолго до смерти отец Иероним составил отдельное завещание, в котором говорил о «желании своем благоустроить Ново-Афонскую обитель во славу Божию и спасение многих душ». «А на будущее время эта обитель, как прославляющая Бога, за то и сама будет прославлена от Него и в состоянии будет помогать матери своей – обители Афонской. Еже и да будет осуществлено Богом чудес во славу Его, заключающуюся во спасении душ наших», – надеялся старец. После своей кончины отец Иероним неоднократно являлся на Новом Афоне отцу Иерону. Он также предсказывал перенесение туда своих останков.

«Только уставом своим и своими афонскими порядками и крепка и сильна Ново-Афонская обитель, только ими она может держаться и впредь», – указывал настоятель сухумского кафедрального собора протоиерей Георгий Голубцов, в течение 17 лет близко соприкасавшийся с жизнью Симоно-Кананитскаго монастыря. «Наш родной, русский Афон» – так называл кавказскую обитель архиепископ Никон (Рождественский).

Всего за 20-25 лет новая обитель стала духовным и культурным очагом Кавказа. В конце 1900-х годов в братии Симоно-Кананитского монастыря находилось до 600 человек – афонских монахов и насельников, собравшихся со всех концов России, в том числе из южных губерний.

С появлением в Абхазии пантелеимоновских иноков и с основанием ими Ново-Афонской обители повсюду в крае начала утверждаться монашеская жизнь. Ново-Афонский монастырь, первый по времени основания, стал, как и предсказывали старцы Иероним и Макарий, «центральным разветвлением монашества», монашеской «столицей» Кавказского края, примером устроения иноческой жизни. Вокруг стали появляться обители, державшиеся афонских общежительных традиций; их основывали русские келлиоты, выходцы с Афона. В 1877 году положено начало Михаило-Афонской Закубанской пустыни. Афонцы восстановили храм VI–VII веков в Драндах, где в 1883 году по Высочайшему разрешению открылся Успенский монастырь. В 1890-х годах иноки Драндского монастыря восстановили два древних храма в окрестностях своей обители и устроили в них скиты – Пантелеимоновский и Всехсвятский. Русскими монахами Благовещенской келлии Хилендарскаго монастыря в Кубанской области основана Александро-Афонская Зеленчукская пустынь, официально учрежденная в 1889 году. В 1904 году был учрежден Успенский Второ-Афонский монастырь, построенный также афонцами-келлиотами. Основаны женские монастыри: в 1902 году – Моквинский Успенский; ранее, в 1898 году – Команский Василиско-Златоустовский с возобновленным из развалин храмом во имя священномученика Василиска, в котором почил и был погребен святитель Иоанн Златоуст.

«Центральное» положение Симоно-Кананитской обители среди прочих монастырей края было обусловлено не столько первенством по времени основания, численным и материальным превосходством, сколько особенностями самой афонской традиции. Обитель была создана Афонским «царским и ставропигиальным» монастырем святого Пантелеимона. Именно кириархическое положение обители-матери на Святой Горе, преимущество ее «древних прав», ее известность в православном мире и духовный авторитет ее старцев имели решающее значение для получения обителью-отраслью тех привилегий, которые не были предоставлены ни одному из окрестных новооткрытых монастырей и которые повлияли на быстрый рост Ново-Афонского монастыря.

Иноки Ново-Афонского монастыря положили основание пустынножительству в горах Кавказа, поскольку все кавказские пустынники «из монастырей вышли» и большинство из них до перехода на безмолвие жили на Новом Афоне. Прожив в обители несколько лет, подготовив себя в общежитии к отшельничеству, некоторые монахи по благословению уходили в горы и продолжали подвизаться там. Монашеская школа, которую они прошли под руководством новоафонских старцев, наложила на них благодатную «печать монашества». Пустынники получали в Ново-Афонской обители духовное окормление: приходили туда к исповеди и причастию, пользовались советами и наставлениями духовников.

С 1925 года Новый Афон стал считаться курортом, а в монастырских зданиях разместилась «здравница на 250 коек». В последующие годы продолжался процесс превращения «монашеских жилищ» в «первоклассные» гостиницы, санатории, турбазы. Храмы и другие монастырские здания использовались под «культурно-просветительные» советские учреждения. Новоафонские старожилы вспоминают, что на месте погребения схиархимандрита Иерона была устроена танцплощадка. На монастырской территории на основе благоустроенного монашескими трудами архитектурно-садового и хозяйственного комплекса Симоно-Кананитской обители образовался поселок городского типа, а также «крупнейший цитрусоводческий совхоз» и «цветоводческое хозяйство».

Русский Пантелеимонов монастырь и возрождение православия и монашества в Карпатской Руси в XIX–XX веках

С 90-х годов XIX века возродились духовные взаимоотношения Русского монастыря с Карпаторусским краем. Насельники Русика отправляли карпатороссам иконы, священные изображения, духовные книги, брошюры и листовки; братия монастыря также поддерживала контакты с активными деятелями православного движения Карпатской Руси. Духовным вождем этого движения стал прославленный в лике святых в 2001 году преподобный Алексий Карпаторусский (в миру Александр Иванович Кабалюк). В 1908 году Александр Иванович Кабалюк был присоединен к православию в Пантелеимоновом монастыре игуменом Мисаилом (Сапегиным). В 1910 году он принял постриг в Яблочинском Свято-Онуфриевском монастыре на Холмщине по благословению игумена Афонского Пантелеимонова монастыря архимандрита Мисаила. В том же году он был рукоположен в иеромонаха и во второй раз посетил Афон. Игумен Мисаил радушно принял его, разрешил служить в монастыре, а также добился разрешения у протата Святой Горы на служение иеромонаха Алексия во всех обителях Афона. В 1911 году преподобный Алексий был зачислен архимандритом Мисаилом в число братии обители. Еще при первом его приезде отец Мисаил благословил будущего отца Алексия на миссионерские труды иконой Пресвятой Богородицы, на обратной стороне которой в частности было написано: «...Сия святая Икона Пресвятой Богородицы... даруется... сыну нашему, рабу Божию Александру Кабалюку... во благословение ему от Святыя Горы Афонские – земного удела Царицы Небесные и нашей священной обители во имя святого и славного великомученика и целителя Пантелеимона, в благодатную ему помощь...» С этого акта, по благословению старцев Свято-Пантелеимонова монастыря, началось возрождение святого православия в Карпатской Руси, которое возглавил преподобный Алексий.

В результате его миссионерских трудов к 1912 году вернулись в православие около 35 тысяч униатов в селах Иза, Великие Лучки, Ясиня, Хуст, Липча, Белки, Ильница, Чумалево, Теребля и др. Слава о православном священнослужителе разошлась по всей Карпатской Руси. Затем, спасаясь от преследований со стороны австро-венгерских властей, отец Алексий был вынужден бежать в Америку, где находилась большая карпаторусская колония. Там он продолжил свой миссионерский подвиг, и тысячи русинов вернулись к вере отцов. Когда иеромонах вновь вернулся в Австро-Венгрию, он вместе с другими девяноста пятью деятелями православного движения Карпатской Руси был обвинен в «государственной измене» и заключен в концентрационный лагерь Талергоф. Процесс вызвал большой резонанс во всем славянском мире, в особенности в России. После его окончания император Николай II даровал отцу Алексию Кабалюку золотой наперсный крест.

Афонский Пантелеимонов монастырь имел самое непосредственное отношение к возрождению православия на Прикарпатской земле и после окончания Первой мировой войны. Примером этого являются несколько посланий к карпатороссам, вышедших из стен обители.

В 1922 году было написано «Отеческое послание с Афона из Пантелеимонова монастыря игумену Алексию (Кабалюку) и православному карпато-русскому народу», в котором отмечалось, что восстановление в Карпатской Руси святого православия произошло ныне при участии русского монашества Афона и при «действенном попечении и благословении русского Пантелеимонова монастыря». К этому времени отец Алексий служил настоятелем единственной православной обители на Карпатской Руси – основанного им Свято-Никольского монастыря в селе Иза. Братия Русика давала благословение на наименование своего «духовного чада» Алексием Афонским и просила священноначалие возвести его в сан архимандрита с предоставлением, по афонской традиции, права ношения при богослужении митры, архиерейской мантии и жезла. В заключительной части послания карпатороссов призвали «стоять крепко в святом православии».

10 апреля 1931 года было подготовлено новое «Послание карпато-русскому народу от Святой Горы Афонской», подписанное игуменами Свято-Пантелеимонова монастыря, Свято-Андреевского и Свято-Ильинского скитов – архимандритами Мисаилом, Митрофаном, Иоанном и обращенное прежде всего к «братьям, русским униатам».

Это послание было напечатано издательством православного монастыря преподобного Иова Почаевского в селе Ладомирова (Чехословакия) и активно распространялось в Карпатской Руси. Семена православной веры, посеянные русскими святогорцами, дали скорые и обильные всходы.

В 1920–1930-х годах в Карпатском крае наблюдался заметный расцвет монашеской жизни, было основано несколько новых монастырей, где были введены строгие Афонские уставы. Большинство этих новообразованных обителей поддерживали тесные связи со Святой Горой, а наиболее ревностные искатели подвижнической жизни сами направлялись на Афон, преимущественно в Свято-Пантелеимонов монастырь, где со временем они составили заметную долю братии обители – почти одну десятую его часть. Так, в 1928 году среди насельников Русика было 22 уроженца Закарпатья. Из числа карпатороссов – насельников Русика наиболее известны: игумен монастыря схиархимандрит Гавриил (Легач), иеродиакон Давид (Цубер, в схиме Димитрий) и иеросхимонах Серафим (Текза). Примечательно, что в неизданных, недавно найденных записках преподобного Силуана есть упоминание о том, что «…карпатские добре живут и подвизаются; лица у них светлы и видно, что благодать Божия просвещает их», – так отзывался преподобный старец Силуан о новых насельниках монастыря карпаторосах, которые со временем спасут обитель от полного запустения.

После присоединения Закарпатья в 1919 году к Чехословацкой Республике процесс перехода греко-католиков в православие приобрел массовый характер. Если в 1910 году там проживало лишь 558 православных жителей, то согласно переписи 1921 года – уже 60 599 человек – 16 % населения, в 1924 году эта цифра выросла до 100 тысяч человек, а в 1928 году – до 112 тысяч. В 1944 году преподобный Алексий (Кабалюк) стал инициатором организации православного съезда в Мукачево, на котором присутствовали многие известные карпаторусские священники, ученые и общественные деятели, составившие обращение на имя И.В. Сталина, в котором просили включить Карпатскую Русь в состав СССР в качестве самостоятельной Карпаторусской республики или включить ее в РСФСР. Кроме того, 23 священника, участвовавшие в съезде, подписали обращение к Священному Синоду Русской Православной Церкви с просьбой о принятии Мукачевско-Пряшевской епархии в состав Московского Патриархата. Также было принято решение направить в Москву делегацию русинов.

В 1944 году во главе делегации карпатороссов архимандрит Алексий совместно с архимандритом Феофаном (Сабовым) и профессором П. Линтуром прибыл в Москву с ходатайством о принятии Подкарпатской Руси в состав РСФСР. Отец Алексий был одним из инициаторов перехода Мукачевско-Пряшевской епархии из Сербской Православной Церкви в Русскую Православную Церковь и объединения православных приходов Сербской и Константинопольской юрисдикций в Подкарпатской Руси под омофором Московского Патриарха, что произошло 22 октября 1945 года.

Далеко не все желающие подвизаться на Святой Горе русины смогли осуществить свое намерение из-за различных препятствий со стороны греческого государства после принятия закона от 10 сентября 1926 года, в частности, отказов в выдаче виз на пребывание на Святой Горе.

В результате многим карпатороссам пришлось возвратиться с Афона на Родину. Некоторые из них по благословению игумена Мисаила и преподобного Алексия, взяв разрешение у местного правящего православного епископа Серафима, в 1930 году поселились в пяти километрах от Хуста, в урочище Городилово. Так был основан Свято-Троицкий мужской скит в Городилове. Из Свято-Пантелеимонова монастыря в дар новообразованной обители была прислана частица мощей святого великомученика Димитрия Солунского.

Среди основателей Свято-Троицкого скита были братья иеромонахи Пантелеимон и Иов (Кундря). Младший из них, отец Иов, дважды пешком ходил на Афон, после чего стал иноком Ворошиловского скита. Отец Иов вел переписку с преподобным Силуаном Афонским и впоследствии сам приобрел широкую известность как опытный и духоносный старец. Сотни людей со всех концов Советского Союза приезжали к нему за духовным наставлением и поддержкой.

Брат отца Иова иеромонах Пантелеимон (в миру Георгий Кундря) стоит у истоков основания в 1924 году Липчанскаго Рождества Богородицы женского монастыря. В 1936 году епископ Мукачевско-Пряшевский Дамаскин именно в этот монастырь назначил духовником многолетнего насельника Русика старца схиигумена Кассиана (Корепанова), также близко знавшего преподобного Силуана Афонского.

Пострижеником отца Иова был основатель мужского скита во имя святого Димитрия Солунского в селе Дубовом иеромонах Иларион (Рыбарь). В 1923 году он отправился на Святую Гору, где поступил в число братии Свято-Пантелеимонова монастыря и принял монашеский постриг. В 1929 году иеромонах вернулся на родину, где был назначен духовником основанного его родственниками монастыря в селе Чумалево Тютчевского округа. В 1941 году иеромонах Иларион в родном селе вместе со своими послушниками построил храм и несколько корпусов, основав новый монашеский скит в честь святого Димитрия Солунского, просуществовавший до середины 1950-х годов.

Еще одна обитель, мужской скит в честь святого великомученика и целителя Пантелеимона вблизи города Хуста – урочище «Колесарово» – был основан другим выходцем из Русского монастыря на Афоне – иеросхимонахом Лукой (в миру Михаилом Федоровичем Рущаком). С разрешения епископа Дамаскина он поселился в лесу в пяти километрах западнее города – в урочище «Колесарово», или иначе «Камень», где выдолбил в скале пещеру и начал вести в ней затворнический образ жизни. Со временем здесь была построена небольшая келья и часовня в честь святого великомученика и целителя Пантелеимона. Своей аскетической жизнью отец Лука привлек к себе немало молодых людей, склонных к монашеской жизни. Вскоре они построили небольшой корпус на пять келий и новую церковь, в которой богослужения совершались по афонскому уставу. Так был образован монашеский скит в честь святого Пантелеимона, просуществовавший до 1952 года (неоднократно подвергавшийся гонениям со стороны советских властей отец Лука скончался 30 сентября 1983 года).

В 1939 году в Закарпатье, где во времена Австро-Венгерской империи не существовало ни одного православного прихода, насчитывалось уже 115 приходов и около 150 тысяч православных верующих, было построено 127 храмов, а также открыто около 30 монастырей и скитов. Без всякого сомнения можно сказать, что заря православия воссияла на Карпатской земле со Святой Горы. Многие жители Карпатской Руси откликнулись на призывы насельников Афонского Свято-Пантелеимонова монастыря, дав из своей среды великих подвижников, украсивших своими именами историю как Закарпатья, так и самого Афона.

Русский Пантелеимонов монастырь и Духовная миссия на Алтае

Быстрому распространению православия на Алтае способствовала, в числе других факторов, духовная поддержка Афонских монахов, в частности – братства Русской Пантелеимоновой обители.

В 1879 году к приближающемуся в 1880 году 50-летнему юбилею православной миссии в Алтайском крае, в дар со Святой Горы Афон была передана икона святого великомученика и целителя Пантелеимона с частицей его святых мощей. Доставленная из Русской Пантелеимоновой обители стараниями иеромонаха Арсения (Минина), драгоценная святыня была встречена в Томске приехавшей по этому случаю делегацией сотрудников Миссии во главе с ее начальником архимандритом Владимиром (Петровым).

После Божественной литургии и молебна, совершенных в Томском кафедральном соборе преосвященным Петром, епископом Томским, святыня вместе с другими чудотворными иконами при многотысячном стечении народа была пронесена по городу Томску. Далее, сопровождаемая одним из алтайских миссионеров и многочисленным «собором православных», она начала свой путь на Алтай.

Этот масштабный крестный ход с иконой, постоянно несомой верующими, продолжался почти два месяца с неумолкаемым пением во время пути и с совершением молебнов, в сопровождении многочисленного народа. При вступлении в предгорья Алтая, икона была встречена несколькими тысячами старо- и новоокрещенного населения, и торжественно поставлена в главном стане Алтайской Миссии, селе Улале, в храме Всемилостивого Спаса. Практически сразу афонская святыня начала привлекать многочисленных паломников, не только крещеных, но и многих язычников.

С этого исторического эпизода началась практика ежегодного хождения иконы великомученика Пантелеимона по городам и весям Алтая. В отчетах Миссии особо отмечается вызванный этими крестными ходами духовный подъем среди новокрещенных алтайцев. Случаи особенного духовного подъема отмечались не только среди православных, но и среди некрещеных алтайцев. Образу как бы сопутствовала призывающая благодать, сподвигшая многих язычников ко Святому Крещению. Чудотворная икона святого Пантелеимона очень быстро обрела известность не только на Алтае, но и по всей Сибири. От самой иконы часто истекал елей или миро. Задокументированы официально случаи исцелений больных после молитвы перед чудотворным образом. С иконы делались списки, также пользовавшиеся почитанием.

Описанные события привели к особому почитанию великомученика Пантелеимона среди миссионеров, русских крестьян и новокрещенных алтайцев. С момента встречи иконы в 1879 году святой Пантелеимон стал почитаем на Алтае как покровитель миссионерства. Начальник Алтайской духовной миссии архимандрит Владимир (Петров) при встрече иконы сказал: «С этого времени великомученик Пантелеимон есть и будет главный Начальник Миссии, первейший ее Миссионер, небесный руководитель и предстатель». Слова отца Владимира неоднократно оправдались. Впоследствии Миссией были построены несколько храмов, посвященных святому великомученику Пантелеимону.

Поддержка алтайских миссионеров Пантелеимоновым монастырем выражалась не только присылкой икон. Обитель передала Миссии большую библиотеку духовно-просветительских книг. Книги были разосланы по всем миссионерским станам. Миссионеры в этих изданиях находили для себя богатый материал для душеполезных собеседований, которые регулярно проводились с новокрещеными.

Отношение светских и духовных властей к Русскому Афону в XIX веке

Всю первую половину XIX века правительство Российской империи и Святейший Синод сознательно создавали препятствия для того, чтобы стеснить приток русских подданных на Афон в качестве постоянных насельников. В 1816 году, в год 800-летнего юбилея русского монашества на Афоне, Синод издал указ о недействительности постригов и хиротоний, совершенных на Афоне. Внезапное возрождение Пантелеимоновой обители, водворение в ней русских, стремительный ее рост и самоорганизация вокруг нее всего Русского Афона привлекли внимание дипломатических служб России. Однако «несанкционированный» факт появления в самом центре просвещенной Европы живой монашеской цивилизации, активной, деятельной и уже почти не понятной, был настолько неожиданным, что в течение нескольких десятилетий политики затруднялись сформулировать четкое свое отношение к этому феномену.

Сотрудники русского посольства в Константинополе и консульства в Фессалониках, имеющие необходимость вступать в непосредственные контакты с Русским монастырем, неоднократно посылали запросы в министерство иностранных дел, желая знать позицию правительства в отношении усиления русского иночества на Афоне. Однако российское внешнеполитическое министерство не находило возможности дать однозначную оценку этому явлению, столкнувшись с проблемой, прежде неведомой. Из противоречивых и непоследовательных указаний министерства иностранных дел второй половины XIX века становится ясно, что русское правительство не имело выработанной определенной точки зрения касательно политики на Афоне; не было даже четкого понятия о том, полезно ли русское присутствие там вообще.

Даже выдающийся иерарх Русской Церкви святитель Филарет (Дроздов) рассматривал Афон с сугубо меркантильной точки зрения и отмечал негативную перспективу оттока русских денег за границу, которые можно было бы направить на окраины России. В то время как признание Пантелеимоновой обители на Афоне русским народом было уже совершившимся фактом, представители министерства, синодальные чиновники и даже святители не видели нравственной пользы от почитания русским народом Афона и пытались математически вычислить, насколько полезен и вообще нужен ли Афон России!

Впоследствии святитель Филарет изменил свою точку зрения. Если прежде он боялся оттока русских средств за границу, то позже сам предложил отцу Иерониму открыть подворье обители в Москве и предложил под него храм преподобного Сергия Радонежского.

К концу XIX века отношение русской дипломатии и Русской Церкви к Русской обители на Афоне изменилось кардинально. Они всеми силами способствовали поднятию мощи и авторитета Русского монастыря как на Афоне, так и во всем православном мире, поддерживая его как материально, так и духовно.

В результате поддержки Отечества Пантелеимонов монастырь на пороге Первой мировой войны был самым состоятельным и авторитетным на всем Афоне.

Поучения преподобного Силуана Афонского

После возрождения общения Русского Афона и России наступила эпоха богоборческой утопии в России. Перевороты 1917 года имели крайне трагические последствия для всего русского монашества на Афоне. Отныне сюда прекращает поступать всяческая помощь из России, а русские монахи оказываются отрезанными от своей Родины. Из-за отсутствия в течение 80 лет притока новых монахов из Отечества все три русские обители на Святой Горе оскудели численно. В результате, Андреевский и Ильинский скиты, а также многочисленные русские келлии и каливы на Афоне опустели и подверглись разрушению. Эта же угроза висела и над Свято-Пантелеимоновым монастырем. Полностью оторванный от Родины, Русский святогорский монастырь постепенно приходил в упадок. Некогда величественные здания обители запустевали и разрушались. От бывших 2000 насельников в обители оставалось около 10 немощных стариков, после смерти которых некому было бы передать и сохранить традиции Русского Афона. Боли и горечи преисполнены письма приснопоминаемого игумена нашего монастыря схиархимандрита Илиана (Сорокина), на глазах которого угасала, умирала обитель Русских святогорцев. Чудом Божиим обитель устояла, оставшись на сегодняшний день единственным островком Святой Руси на Афоне.

Но именно в этот период упадка и угасания Промысл Божий судил просиять слову преподобного Силуана Афонского. Его писания родились из совокупности духовного наследия Русской обители на Афоне. Как справедливо замечал архимандрит Софроний (Сахаров), преподобный Силуан не был учеником одного конкретного старца, но воспитывался всей атмосферой, всем укладом монастырского повседневного быта, который без сомнения может именоваться аскетической школой Русского Афона, преемственность которого начинается от богоносного старца Арсения и его учеников старцев Иеронима и Макария. Преподобный Силуан упоминает в своих писаниях о многих подвижниках Пантелеимонова монастыря, которые оказали неизгладимое влияние на его духовный рост как афонского подвижника. Некогда великий старец Русского Афона иеросхимонах Иероним (Соломенцев) говорил, что в Пантелеимоновом монастыре, милостию Божией, сформировалось чистое общежитие, достаточное для воспитания боголюбивых душ в меру возраста Христова. Преподобный Силуан своим личным примером и своими писаниями засвидетельствовал истинность этих слов старца Иеронима. Книга преподобного Силуана привела к вере в Бога десятки тысяч людей, многие из которых решил стать монахами. Без преувеличения можно сказать, что благодаря его писаниям Святая Гора Афон вновь наполнилась монахами. Богодухновенные писания старца Силуана, являющиеся совокупностью духовного опыта преждебывших поколений отцов, являются сегодня основой для воспитания новых подвижников как Русской обители, так и других монастырей на Афоне.

Русский святогорский монастырь сегодня

Русский Свято-Пантелеимонов монастырь на Афоне по всем внешним признакам должен был постепенно прийти к полному упадку, оставшись без пополнения русских насельников. Но Промыслу Божию угодно было сложиться иначе.

В 1960-е годы в истории Русика открывается новая страница. В 1965 году правительство Греции предоставило греческое гражданство пяти монахам из Советской России и разрешило им прибыть на Святую Гору. Среди новых насельников был и игумен Свято-Пантелеимонова монастыря отец Иеремия (Алехин), преставившийся месяц назад на 101 году жизни.

Стараниями отца Иеремии началось возрождение Русского монастыря. Число монахов, пришедших из различных частей бывшей Российской империи, прежде всего из России, Украины и Беларуси, в монастыре постепенно возрастало и на сегодня составляет более ста человек. Обитель возрождается не только внешне, но и духовно, обращаясь к многовековому наследию русских святогорцев.

Русский Афонский Свято-Пантелеимонов монастырь является многовековой бесценной духовной сокровищницей русского народа, его духовно-культурной твердыней, олицетворяющий 1000-летнюю историю пребывания выходцев из исторической Святой Руси на Святой Горе Афон.

Заключение

Преподобный Афанасий Афонский и император Никифор Фока создавали Афонскую монашескую республику как всеправославный центр духовности. Византия прекратила свое существование, но Афон по-прежнему объединяет и сплачивает православные народы вокруг общего для них идеала духовности и благочестия, сформировавшегося под влиянием Святой Горы. Как Святая Гора является последним осколком Византии, так и Русская обитель на Афоне является последним уголком неразделенной Святой Руси, свидетельствующим о ее единстве во Христе. Хочу особо подчеркнуть, что Русский монастырь на Афоне на сегодняшний день является фактически единственным фактором, способствующим укреплению духовных связей различных частей Русского мира. Русские, украинцы, белорусы, молдаване и другие народы приезжают в этот монастырь, как в свой родной дом. Русская обитель на Афоне – это общая духовная школа для всех народов, разделяющих духовные ценности исторической Святой Руси. 

[1] Метох (греч. μετόχιον или μετόχι) – небольшой монастырь, подчиненный более
крупному монастырю и представляющий хозяйство этого монастыря.

Доклад настоятеля Спасо-Преображенского подворья Данилова ставропигиального мужского монастыря игумена Кронида (Карева) на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года)

Ваши Высокопреосвященства, Ваши Преосвященства, Ваши Высокопреподобия и Преподобия, высокое собрание!

Тема моего доклада: «Послушание как добродетель и как служение: приоритеты, взаимосвязь» обширна и трудна. Обширна, потому что всё происходящее в монастыре так или иначе касается послушания. Трудна лично для меня в силу не слишком большого жизненного и монашеского опыта.

Термин «послушание» в русском языке имеет два значения:

1. Послушание (др.-греч. - ὑπακοή) – поведение человека, характеризующееся добровольным сознательным подчинением авторитету старшего. В большинстве этических традиций рассматривается как христианская добродетель, сутью которой является согласование своей воли с волей Божьей. Послушание входит в число трех основных монашеских обетов (наряду с обетами девства и нестяжания).

2. Послушание (др.-греч. - Διακονία) – служение, т. е. определенные обязанности, которые должен нести каждый монах в монастыре.

Понятие о послушании как о монашеской добродетели глубоко укоренено в святоотеческом аскетическом богословии и имеет большое значение в жизни монашеской общины. Раскрытие понимания данной добродетели в контексте категорий доверия, взаимной ответственности, и, как следствие, единства братства является задачей доклада.

Преподобный Иоанн Лествичник в «Лествице», этом «учебнике монашества», так определяет послушание: «Послушание есть совершеное отречение от своей души, действиями телесными показуемое; или наоборот, послушание есть умерщвление членов телесных при живом уме. Послушание есть действие без испытания, добровольная смерть, жизнь чуждая любопытства, безпечалие в бедах, неуготовляемое пред Богом оправдание, безстрашие смерти, безбедное плавание, путешествие спящих... Послушание есть отложение  разсуждения и при богатстве разсуждения».

Доверие

Преподобный Иоанн Лествичник, рассуждая о послушании, первым его условием ставит наличие «доброго комчего», который, «стоя посреди деяния и видения, воздевал бы за нас руки к Богу». Очевидно, что предание своей совести другому человеку возможно только при наличии доверия.

Близкий нам по времени жизни, подвижник XIX века преп. Зосима Верховский († 1833) говорит, что послушание основывается на доверии, и, принимая братьев в обитель, игумен должен смотреть, готовы ли они полностью довериться ему и быть с ним откровенными. В противном случае между игуменом и братиями произойдут «ломка, споры и всякое несогласие». Доверие лежит в основе нашего послушания. Все человеческие отношения строятся на доверии. Мы молимся Богу, потому что верим в Него и доверяем Ему. Кого люди выбирают в спутника жизни? Кто становится нашим другом? Только те, кого мы любим и кому верим. Даже деловые отношения не могут быть построены, если нет доверия. Когда доверие потеряно, остывает любовь, прекращается дружба, распадаются деловые контакты. Послушаться означает довериться, и поэтому послушание является величайшим подвигом. Отказывающийся от своей воли совершает подвиг самопожертвования.  Такое доверие оказывает Сын своему Отцу. Исаак покорно восходит на жертвенник, доверяя свою жизнь отцу. Авраам заносит нож над единственным сыном, доверяя Богу.

Нельзя, да и невозможно требовать подвига, к нему можно только призывать. Согласие на подвиг должно и может быть только свободным. Послушание имеет нравственную ценность и существует в области нравственных отношений так же, как любовь, надежда, благодарность человека. Такие чувства нельзя истребовать, потому что они даются в дар и даром. Послушание не следует путать с подчинением и повиновением. Эти три понятия имеют разную природу и выражают различные социальные и нравственные отношения.

В уставе св. блаженного Августина, епископа Иппонского († 430, память 15(28) июня) говорится: «Мы должны слушаться игумена как отца и подобающим образом почитать его, чтобы не оскорбить в его лице Бога». Старец Эмилиан Симонопетрит, комментируя это правило св. отца, отмечает: «...Способность управлять, встать во главе всегда считалась Божиим даром... Игумен изначально поставлен на место Бога не из-за своей духовной власти, а потому что ему вверена вся административная власть, он стоит во главе и управляет всем... Именно поэтому в женском монастыре, где могут быть старец, или духовник, или просто служащий священник, все-таки место Христа занимает игумения. Хотя она и женщина, но именно она руководитель. Честь, воздаваемая игумену, относится к Богу, а не к личности игумена».

Взаимная ответственность

«Не думай, послушник, что отец твой свободен был в отношении обязательств и порабощения тебе, только потому, что начальствует и управляет тобою. Но так же как ты должен повиноваться отцу твоему и учителю до смерти... такое же равное подражание... надлежит и отцу твоему, то есть да служит потребам души и тела твоего; и если бы нужно было умереть за тебя, то не откажется. Как Господь Собой дал образ, умыв ноги ученикам, и пострадал и умер за них! Так и всякий начальник должен не только послужить своим ученикам, то есть потрудиться ради их нужд, но и жизнь свою за души их положить».

Проповедуя послушание, нельзя забывать о запрещении Господа Иисуса Христа властвовать и господствовать: «…между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою» (Мк. 10:42,43).

Когда говорят о послушании, обычно предъявляются односторонние требования. Послушник должен доверять, быть откровенным и смиренным, исполнять всё без ропота и при этом быть всегда радостным и благожелательным. Но послушание  является взаимным, а не односторонним актом.

Теоретически все монахи призваны к терпению, но на деле именно игумену приходится быть самым терпеливым человеком в братстве. Ведь если монахи обязаны любить и приносить себя в жертву, то тем более обязан любить и приносить себя в жертву игумен. «Всякий начальник или игумен, поставленный званием Божиим и властью начальства, принявший жребий этого богослужения, должен сносить и терпеть немощи братии». В этом терпении и снисхождении и заключается «послушание» игумена по отношению к братству, его ответ на оказанное доверие. Здесь уместна аналогия с семейными отношениями. Отец и мать любят своего ребенка и, если видят его пороки, то стараются исправить их, но любовь и терпение их не иссякают и не уменьшаются. Это конечно не значит, что игумен должен потакать слабостям или закрывать глаза на нарушения устава. «Нарушение монастырских порядков приводит к тому, что монашеские устои расшатываются, из-за чего угасает дух в братстве».

Грань между отеческим снисхождением и попустительством тонка. «Если старший всякий раз подстраивается под младшего и его терпит, делает вид, что не замечает его непослушания.., если в отношениях допускается особенная привязанность, сентиментальность, взаимные объяснения..., то всё это незаконно и упраздняет иерархическую власть», – пишет старец Эмилиан.

«Забота о соблюдении всех этих заповедей лежит прежде всего на игумене», говорится в уставе блаженного Августина. Это напоминание «о той страшной ответственности, которую он несет: игумен должен заботиться о том, чтобы монахи соблюдали эти правила».

Одной из больших проблем, которую нельзя обойти молчанием, является существование монашеских общин (и таких подавляющее большинство), в которых административное руководство принадлежит одному человеку, а духовное – другому. Как замечает старец Эмилиан, «такое положение дел – признак духовно разобщенной монашеской общины». Такое положение дел было и на Афоне, когда монахов исповедовал, ими руководил духовник, живший вне монастыря или приходящий из другого братства. Причиной этого была идиоритмическая система и духовный упадок в монастырях. В России одной из причин стало встраивание церковной жизни в государственную систему и введение монастырских штатов. Когда управление монастырем отделено от духовничества, то игумен лишается преимущества непосредственного влияния на души братии. Никогда, наверное, человек не будет говорить с администратором так же, как с духовником. Поэтому, когда игумен говорит только как начальник (пусть и хороший), монах может не соглашаться с ним, отстаивая свои права или предъявляя свои требования. Разделение власти игуменской-административной и власти духовнической конечно не должно вести к разделению или образованию партий внутри монастыря, но все же является известным препятствием для развития духовной жизни общины.

Послушание как служение

Рассматривая проблему послушания как служения, хотелось бы кратко коснуться некоторых аспектов. Это скорее попытка обозначить проблемы, чем предложить решение.

Также как и послушание (ὐπακοή) служение (διακονία) строится на тех же основаниях – доверия, откровенности и взаимной ответственности. Монах должен доверять, что то, что ему поручается, служит нуждам братства и в конечном итоге его личному спасению. Если он считает, что то послушание, которое ему назначается, превышает его возможности (душевные, физические или интеллектуальные), то он должен откровенно сказать об этом. Если по каким-либо причинам он стесняется сделать это сам, то должен попросить двух или трех старших. Если же и после их просьб игумен не изменит своего мнения, то назначенное послушание должно быть выполнено «потому что предел послушания – послушание до смерти», по слову св. Василия Великого.

Вместе с тем св. Василий в данном правиле говорит не только об обязанности послушника, но и о рассудительности настоятеля, который «должен давать приказы, соображаясь с способностию и силами употребляемого в работу». Служение не должно врываться в монастырскую жизнь, захватывать и подчинять ее себе. Если послушание отвлекает от богослужения, не дает побыть одному и сосредоточиться в келье, если телефон не выключается круглые сутки, то это тревожный симптом.

Вместе эти две добродетели – послушание и служение, или лучше сказать, одна добродетель, являемая во вне двояко,  должна вести и каждого монаха и всё братство к единению друг с другом, а в конечном итоге со Христом, что и составляет цель монашеской общины. Это прекрасно выражено в первых параграфах устава преп. Макария Великого: «7. Почитай настоятеля, как самого Бога, и люби его как отца. Одинаково люби всех братьев, с которыми, будь уверен, встретишься и ты во славе Христовой. 8. Не отвращайся от трудной работы (Сир. 7:15) и не проси отдыха из-за того, что ты утомлен продолжительными бдениями, покрыт потом от упражнения в добродетелях, или из-за того, что засыпаешь на ходу. Знай, что, если ты идешь отдыхать изнуренным, ты упокоишься со Христом».

Доклад игумении Марии (Воробьевой), настоятельница Свято-Успенского монастыря  г. Перми на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года)

 Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, Ваши Высокопреподобия и Преподобия, уважаемое высокое собрание!

В «Последовании малого ангельского образа» будущую монахиню спрашивают: «Сохраниши ли даже до смерти послушание ко игумении и ко всем о Христе сестрам?»

Все мы, здесь присутствующие, когда-то давали такое обещание, и знаем по личному опыту, как непросто его выполнить. Но за то, что трудно дается, больше и воздается от Господа.

Примеры совершенного послушания мы видим не только в житиях Божиих угодников, но и в современной жизни. Возьмем не столь отдаленное прошлое, когда  преподобный Серафим Саровский обратился к Елене Васильевне Мантуровой.

– Вот, видишь ли, матушка, – сказал ей Старец, – Михаил Васильевич, братец-то твой, болен у нас, и пришло время ему умирать… А он мне еще нужен для обители-то нашей, для сирот-то… Так вот и послушание тебе: умри ты за Михаила-то Васильевича, матушка!

– Благословите, батюшка! – был ее ответ.

Могу привести пример столь же кроткого послушания, явленного нашим со-временником, которому сейчас 103 года, и он живет в городе Кунгуре Пермской митрополии. Этот человек геройски воевал во время Великой Отечественной войны. <…> Демобилизовался он по ранению – с осколком в руке. И этот осколок настолько неудачно «расположился» в его руке, что вызывал серьезную тревогу врачей, опасавшихся худших последствий. Доктора почему-то не решались удалять осколок, хотя он причинял большие страдания раненому. В итоге ему предложили ампутировать руку.

У солдата была мать – благочестивая и набожная женщина. Она посоветовала сыну поехать к старцу Кукше (Величко) и попросить у него благословение на операцию.

Отметим, что преподобного Кукшу очень почитали в Пермском крае, ведь многие его лично знали и помнили: отец Кукша отбывал срок в пермских лагерях, а после освобождения на три года был сослан под надзор милиции в тот самый Кунгур, где проживал солдат. Верующие уже тогда почитали его как великого подвижника благочестия.

Вот и поехал наш раненый воин к отцу Кукше в Киев. Известно, где бы ни появлялся этот святой старец, везде к нему стекалось множество паломников, которым он раздавал послушания. Подошел и наш молодой человек из Кунгура, чтобы получить послушание.

Старец ему сказал:

– А ты, хлопчик, пойди, поколи дрова.

Солдат не стал объяснять, что у него в руке остался осколок с войны и сильные боли, просто не посмел возразить воле подвижника, и смиренно пошел колоть дрова. При очередном взмахе топором, когда потребовалось применить наибольшую силу, молодой человек вдруг почувствовал острую боль и увидел, как, прорвав кожу, злосчастный осколок начал выходить наружу. Тут же к нему подошел отец Кукша и сказал:

– Теперь ступай, хлопчик, в больницу.

Вернувшись в Кунгур, наш паломник поступил на Кожевенный завод, однако вскоре предприятие закрыли. Он не стал искать новое место работы, а решил потрудиться ради Христа при церкви, хотя его предупредили, что тем самым он обрекает себя на трудную жизнь и пенсию по старости он уже не получит. В те времена служащим церквей пенсию не платили.  Но мужчина, уповая на Господа Бога, своего решения не изменил. Со временем он принял монашеский постриг с именем Кукша. И до сих пор в свои 103 года монах Кукша смиренно несет послушание в одном из храмов Кунгура: читает в алтаре записки, молится за своих земляков, за Россию, за весь мир. Кстати, как ветеран Великой Отечественной войны получает довольно большую пенсию. Так сбылись на нем слова князя Авгаря: «Христе Боже, всяк уповаяй на Тя не постыдится».

Уже на двух этих примерах мы видим, что послушание и смирение – неотъемлемые качества истинно верующих людей. Изревле они считались главными монашескими добродетелями. Но беда XXI века в том, что в монастыри сегодня приходят люди, воспитанные не такими благочестивыми родителями, какие были у преподобного Сергия Радонежского или Серафима Саровского. Нашу молодежь в большинстве своем воспитывают родители-атеисты, учителя-атеисты, средства массовой информации самого сомнительного пошиба, включая интернет, разнузданное телевидение и агрессивную рекламу, провозглашающую земные удовольствия и комфорт главными ценностями жизни, ну и прочие соблазны секулярной эпохи. В наше время трудно надеяться на послушание, о котором идет речь.

Тем не менее и современная жизнь подтверждает непреложную истину, что Господь «Иисус Христос вчера и днесь, Тойже и во веки» (Евр. 13:8).

Во все времена было и остается непостижимой тайной, почему, собственно, люди приходят в монастырь. Ответом может служить лишь евангельское откровение: «Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа» (Ин. 3:8).

Старица Рахиль из Бородинского монастыря говорила, что благодать Божия сохраняется в душе у крещеных людей как золотой червонец, и, даже если он будет завален мусором и нечистотами, он, этот золотой, есть, и Господь силен очистить душу от всего  наносного, и тогда свет в душе снова засияет. О преподобном Сергии сказано, что «он за Богом невозвратным желанием последовал». То же самое можно сказать и о нашем святителе Стефане Великопермском. Они были крещены с младенчества и воспитаны в благочестии.

Крещение – это тот невидимый мистический покров, который помогает человеку даже без его просьбы о помощи, вот почему оглашение современных язычников является очень важным началом в судьбе каждой личности.

Одна 40-летняя монахиня рассказала, что, будучи старшеклассницей, – это было в начале перестройки, когда в газетах начали писать о Боге, – она прочитала в «Литературной газете» Евангелие от Марка. Читала просто для знакомства, как говорят сегодня, «с текстом», лежа на диване, без особого, увы, благоговения. Между тем, оно так сильно тронуло ее душу, что девушка, подобно апостолу Павлу, не стала советоваться «с плотью и кровью» (Гал. 1:16), а пошла в храм и приняла крещение. Родители – интеллигентные люди, они никогда не говорили ей о Боге. Мать – педагог, отец занимал какую-то руководящую должность. Они не стали возражать, когда увидели в ее комнате иконы, но когда дочь, студентка университета, объявила, что уходит в монастырь, это стало для них сильнейшим потрясением. Немало сил потратила эта девушка, чтобы убедить родителей, что видит свое призвание только в монашестве. <…>

Можно много рассказывать о том, как современные люди приходят в совре-менные монастыри, а заодно привести множество примеров неисповедимого влияния Божия Промысла на судьбы людей. Но это в рамках данного сообщения заняло бы слишком много времени. Скажем лишь, что очень часто люди подходят к постригу, будучи совершенно не готовыми к такому решительному повороту своих судеб.

Каждый наместник и каждая матушка игумения могут сказать: «Благодать Святаго Духа нас собра» (стихира в Неделю ваий). Безусловно, это так. И все же кто они, эти будущие монахи, решившие без остатка посвятить себя Богу? И какими они приходят в наши современные монастыри?

Чаще всего это искренние люди, исполненные горения служить Христу. Но вот наблюдение опытного наместника Псково-Печерского монастыря архимандрита Алипия (Воронова): «Приходят в монастырь, рожки спрячут, хвостик подожмут, а как обживутся, так всё и проявится…» И это, заметьте, он говорит о печерских послушниках, людях крепких духом, многие из которых прошли войну. Так уж исторически сложилось, что «от юности моея мнози борют мя страсти» (прп. Феодор Студит), ибо такова суть нашей человеческой, удобопреклонной ко греху, природы. И это свойственно всем эпохам.

Но и времена меняются.

Большинство возрожденных в России монастырей существуют всего-то полтора-два, от силы два с половиной десятилетия. Но уже можно кое-что сравнивать, хотя бы нынешнюю атмосферу с атмосферой двадцатилетней давности. Скажем прямо: в 90-е годы было проще. Тогда в монастырь приходили более цельные натуры, чем сейчас. Современные средства массовой информации, интернет и прочие «высокие» информационные технологии наложили свой роковой отпечаток на «поколении пепси». Ведь если постоянно внушать человеку, что низменные инстинкты и побуждения вполне естественны, то неизбежно низведешь его до состояния скота.

Люди ищут в монастырях чистоты и святости, потому что устали от грязи, лицемерия и бездуховности. Одного они только не ведают, что иноческий путь тернист. Поначалу мы все романтики и хотим не обыденных трудов, а великих подвигов. Иной раз приходится слышать: «Я в монастырь не за тем (то есть не за работой) пришла. Этого (работы) и в миру предовольно было».

Обязанность настоятельниц монастырей – помочь каждой из сестер «утвер-диться во внутреннем человеке», значит, победить собственные страсти.

Каждый из присутствующих знает, что труднее всего победить себя, то есть своего внутреннего врага. Так, некоторые из сестер оставили за порогом монастыря успешную карьеру, положение в обществе, материальное благополучие. Стало быть, смогли отказаться от весьма «высоких», в мирском понимании, ценностей, и не жалеют об этом. Но вот отказаться от собственной воли и отдать себя в послушание Богу часто выше их сил.

Многие из поступающих в монастыри имеют высшее образование и являются хорошими специалистами в разных областях знаний. Тем удивительней бывает обнаруживать в них отсутствие не то что духовного, но и нравственного фундамента. Еще И. А. Ильин подчеркивал, что образование без христианского воспитания может представлять для человека практически смертельную опасность. Сколько нелепых сведений и откровенной лжи вложено в головы детей, учившихся во времена перестройки! Происходило размывание понятий добра и зла, словом «патриот» стали характеризовать агрессивных и невежественных людей, стало хорошим тоном говорить о Родине в уничижительном и насмешливом тоне. Современному юношеству история России была представлена в настолько искаженном виде, словно ее преподавали враги нашего Отечества.

Помнится, в детстве я спросила у мамы, что такое грех, и получила очень ясный и внятный ответ: «А вот что стыдно, то и грех». Православные психологи бьют тревогу по поводу того, что в наше время идет целенаправленное уничтожение чувства стыда. Молодежные субкультуры постоянно призывают человека «расслабиться», что в конечном итоге приводит юношество к жизненным катастрофам: алкогольной, наркотической, а сейчас еще игровой и виртуальной зависимостям. Удовольствие и комфорт, которые создают родители вокруг своих детей, могут обернуться для них жестоким капканом, загоняющим в эгоизм, тоску, неудовлетворенность, одиночество. Именно отсюда начинается пустота как потеря смысла жизни.

Сегодня требования к монашеской жизни остаются такими же, как и были века назад. Главное – это послушание и молитва, о чем послушников и послушниц извещают еще на пороге обители. Да, они с легкостью приемлют эти требования и в заявлениях при поступлении пишут, что с Уставом ознакомлены и обещают его исполнять. А дальше – как в известной пословице: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги».

Гордость – наиболее трудно искореняемое зло. Соглашусь с настоятельницей Толгского монастыря игуменией Варварой (Третьяк), которая пишет: «Зная, какую боль испытывает самолюбивое сердце, когда назначают послушание, противное его желанию, я очень сочувствую послушницам и стараюсь постепенно вводить их в этот новоначальный подвиг».

О том же в свое время говорила в одном из интервью и другая игумения Варвара (Трофимова), настоятельница Пюхтицкой обители. Она сказала, что послушания назначает щадяще, с учетом склонностей и характера каждой се-стры.

Можно уверенно сказать, что самое большое препятствие в стяжании добродетели послушания – это гордость. Усвоение человеком этого зла идет по нарастающей минимум сто последних лет. Как провозгласил Максим Горький, что «человек – это звучит гордо», так и началась философическая кутерьма, в результате которой произошла подмена понятий: гордости и достоинства. Если человек соответствует замыслу Божию о нем самом, то этот человек – воплощенное смирение. И отцы Церкви говорят, и монашеством усвоено, что вся жизнь человека – это борьба за смирение. В столь высокой аудитории об этом нет необходимости говорить, но молодым сия мысль неведома. Ничего подобного они никогда не слышали. Современная школа учит другому: жизнь – это борьба за самоутверждение.

Многие ли знают высокий смысл слов: «Бози есте и сынове Вышняго вси» (Пс. 81:6)? Когда человек понимает сердцем глубинный смысл Божеской любви, он исполняется смирения, и о гордости уже не может быть речи. Большинству наших современников трудно отличить абсолютно противоположные понятия: демоническую гордость, делающую человека духовно ущербным, и богоподобное достоинство, в основе которого лежит смирение.

Человек – это звучит в высшей степени достойно.

А гордость неизбежно порождает зависть и мысль о том, что якобы тебя «недооценили-недоуважали». Иноку кажется, что ему полезней быть на другом послушании, что оно легче, приятней и полезней его душе. Здесь настоятельнице стоит проявить терпение и не быть слишком строгой. Может быть, стоит даже поменять послушание, чтобы сестра могла успокоиться и понять, что дело обстоит далеко не так, как ей представляется.

По гордости человеку кажется, что сделанное по его хотению, а не так, как благословили старшие наставники, приведет к лучшему результату. На деле чаще всего получается наоборот. Это такая горделивая уверенность: «всё я могу»! – но с забыванием продолжения фразы: «в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Флп. 4:13). Вот на эту ошибку и следует указать новоначальному послушнику, но указать без раздражения и с миром в душе, дабы уберечь его от уныния.

Само слово «новоначальные» указывает на то, что они еще младенцы в духовной жизни. Как сказано в акафисте Божией Матери: «Младенцев кроткое наказание», т. е. вразумление. И тем не менее, необходимо быть последовательной и добиваться точного выполнения послушаний, потому что бесконтрольность ведет к беспечности и самочинию.

Опыт показывает, как важна в духовном делании и связь поколений, и зависимость сил послушника от этого фактора. Кому-то в монастыре с первых шагов подвизаться легко и просто. Как правило, в роду таких «счастливчиков» были монахи или истинные молитвенники. Намного труднее складывается жизнь в обители у тех, чьи пращуры были экстрасенсами, колдунами или даже просто обращались к таковым за помощью.

Прп. Амвросий Оптинский говорил: «Читай “Отче наш”, но не лги». Действительно, при чтении этой великой молитвы человек может неоднократно солгать. Вместо «да святится имя Твое» человек тщеславный может сказать в глубине души, сам того не осознавая: «Да святится имя мое». Или губами произносят: «И остави нам долги наша», – но при этом складывают в душе все полученные обиды. А уж когда речь идет о послушании, вместо «да будет воля Твоя» человек нередко действует по принципу: «да будет воля моя».

Надо честно признаться, что мы и сами подчас подаем повод к тому, что исполнение послушания становится для человека тяжелым и безрадостным. Уже в самом названии доклада звучат слова «добродетель послушания», а добродетелью послушание может стать только тогда, когда оно сопряжено с молитвой.

Бываем мы виноваты и в ропоте инокини, если назначаем послушания без учета тех нагрузок, которые она уже несет. В таких случаях вместо порицания лучше дать ей возможность отдохнуть.

Первым послушанием в монастыре должно быть молитвенное послушание. Это неукоснительное посещение монашеского правила и церковных служб, причем в сочетании с умным деланием – чтением Иисусовой молитвы во время правила и службы. Тогда и в других послушаниях трудник, а тем более послушник, будет укреплять себя молитвой. Слова апостола Павла «непрестанно молитесь» (1 Фес. 5:17) относятся ко всем христианам, но к монахам – сугубо.

Как научился непрестанной молитве преподобный Амвросий Оптинский? Поначалу у него было тяжелое послушание в пекарне, где он не имел возможности выполнять правило и даже спал урывками на мешках с мукой, а потому, заменяя обычное монашеское правило Иисусовой молитвой, научился в совершенстве умному деланию. И какой скромный, казалось бы, неинтересный послужной список был у преподобного Силуана Афонского: он годами выполнял тяжелые работы на мельнице, потом работал на монастырском складе. Спросите современных насельников, вам интересно такое послушание? Ответ легко предугадать. Между тем, отец Силуан стал величайшим молитвенником и подвижником благочестия, доказав, что послушание должно быть сопряжено с молитвой. Более того, молитва – это стержень послушания. Святые отцы учат: руки делают, а ум молится. Такое сочетание очень важно в современных условиях, когда приходится много трудиться для жизнеобеспечения: сельскохозяйственные работы, заготовка провианта, кухня, работа с прихожанами, паломниками, трапезные послушания и т. д. – всё это вносит лишнюю суету в монастырскую жизнь, когда неизбежно страдает духовная составляющая, она как бы уходит на второй план. Поэтому очень важно не допустить охлаждения к духовной жизни из-за многопопечительности и элементарной физической усталости монашествующих. Помочь и подержать их морально и духовно в такие минуты очень важно. И если необходимо, лучше изменить послушание на другое.

Монаху необходимо приучать себя к молитве, пусть даже самой простой: «Господи, помилуй», «Пресвятая Богородице, спаси нас». Хорошо при каком-нибудь совместном труде (на кухне, в швейной мастерской), когда один читает жития святых, поучения и наставления из монашеской жизни, а другие работают, слушая. Можно при этом петь «Святый Боже». Тогда и послушники будут духовно укрепляться, а не просто изнемогать в трудах, будут укрепляться и сами монастыри.

Любой труд, если он сопряжен с молитвой, будет не просто работой для жизнеобеспечения, но трудом во славу Божию, то есть осознанным путем в Царствие Небесное. Именно молитва – наша первая помощница в послушании. Апостольский завет «непрестанно молитесь» тоже является послушанием. А Иисусову молитву монахи должны читать всегда и везде.

Часто можно услышать: послушание выше молитвы и поста. Эти слова надо правильно понимать и правильно применять. Чтобы монастырская жизнь не превратилась в тягостный труд, необходимо проводить систематические богословские занятия с насельниками, объяснять им сущность духовной жизни, рассказывать, что есть спасение, обучать борьбе со страстями, помыслами и прочая, ведь многие послушники, хоть и пришли в монастырь в порыве духовной ревности, но без должного духовного воспитания. Большинство трудников взяли в руки молитвословы буквально перед приходом в монастырь, их знания скудны и поверхностны. Чтобы духовное горение в них не угасло, надо его постоянно поддерживать. Это должно быть главной заботой в устроении монастырской жизни. Здесь весьма ценным представляется опыт игумении Уссурийского Рождество-Богородицкого женского монастыря Олимпиады, которая сажала за парты своих сестер и лично проводила богословские занятия, обучая их монашескому деланию.

 

Игумен Ватопедского монастыря архимандрит Ефрем напоминает о трех главных добродетелях: нестяжательности, девстве и послушании. Мы должны помнить о них постоянно. Бог призывает человека из мира, и это великое Божие благословение. Потому и принимаем мы каждого, пришедшего в монастырь, как посланника Божия, что помним: «немощное и ничто не значащее избрал Господь» (1Кор. 1:28). В исполнение этих добродетелей монах должен быть сугубо бдительным и следить за своей совестью. Тот монах, который хранит свою совесть, обязательно стяжет благодать, потому и Патриарх Кирилл напоминает нам, что жизнь по совести – это жизнь с победным концом.

Отец Софроний (Сахаров) всегда считал, что послушание есть, прежде всего, акт свободной воли. А послушание, которое навязывается человеку извне, особенно если оно навязывается силой или угрозами, – такое послушание не приносит духовного плода. Оно не останется в Вечности. Отец Софроний пишет: «Всё, что достигнуто насилием, не имеет вечной ценности, а только то, что достигается через любовь и свободное сознательное послушание».

Сейчас в монастырь приходят люди, которым трудно вместить даже понятие «раб Божий». Им это кажется оскорбительным, и гордость не позволяет назвать себя «рабами». Но ведь сказано: «Кто кем побежден, тот тому и раб» (2 Пет. 2:19). Приходится объяснять, что «Бог есть Любовь, а Любовь – соуз Совершенства» (Кол. 3:14). Очевидно, что быть рабом Божиим значит быть рабом Совершенства. И понятно тогда, что «где Дух Господень – там свобода» (2 Кор. 3:17). А подлинная свобода – это свобода от страстей. К сожалению, современному человеку, привыкшему к свободе для страстей, усвоить это непросто, ведь он воспитан на другой «свободе», которая есть рабство дьяволу. Вот почему для новоначальных самым трудным является послушание.

К постам, молитве и монастырской дисциплине они привыкают гораздо легче. Пусть непривычно, но все-таки как-то приемлемо. А вот лишить себя собственной воли, лишиться  своих мудрований кажется им неподъемным ярмом.

Поступившие  в монастырь новички требуют заботы и самого внимательного к ним отношения, ведь в монастыре всё иначе, чем в миру – потому нас и называют «иноками». Лишь со временем, может быть, спустя многие годы, они поймут, что жить в монастыре так же естественно и приятно, как дышать.

Впрочем, не только новоначальным иночествующим, но и прожившим в обители многие годы, но мало трудившимся над воспитанием собственной души, добродетель послушания кажется неимоверно трудным бременем. А монашеская жизнь – это радостный, но тяжелый труд, и прежде всего труд воспитания и преображения собственной души.

Доклад настоятеля московского подворья Введенской Оптиной пустыни архимандрита Мелхиседека (Артюхина) на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года)

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, всечестные отцы, досточтимые матушки, дорогие братья и сестры!

Монашество возникло в Церкви как естественное выражение ее жизни. Прообразом монашеской общины были Господь и Его ученики. В монашестве отражается, в первую очередь, внутренняя жизнь Церкви: молитва, аскеза, борьба со страстями, стяжание добродетелей, покаяние, которые являются основными составляющими духовной жизни. Апостол Павел, обращаясь к христианам, говорит: «я от Самого Господа принял то, что и вам передал» (1 Кор. 11:23). «Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом, или посланием нашим» (2 Фес. 2:15).

Святая Гора Афон занимает исключительное место в Православном мире. Афон, избранный Самой Пресвятой Богородицей в удел, место Своего особого попечения, уже с VII века становится крупнейшим духовным светочем Православия.

Святая Гора Афон – древнейший центр исихазма в течение многих столетий,  главный очаг этой традиции, где хранится с великим тщанием и передается с великой точностью «умное делание» исихастской практики духовного восхождения. Эти традиции перешли на Русь с Афона через творения преподобного Нила Сорского, через учение преподобного Паисия (Величковского), через заволжских и оптинских старцев и отразились в творениях позднейших богословов, как, например, святителя Игнатия (Брянчанинова), святителя Феофана Затворника и других лучших представителей Русской Православной Церкви.

Святая Гора является символом самоотречения, покаяния, самопознания и молитвы. На Святой горе Афон было положено начало русскому монашеству. С Афона пришли первые монахи на Святую Русь. Со Святой горы Афон было воспринято исихастское влияние и традиции аскетического делания в XIV веке, и сейчас, в начале XXI века, Афон оказывает огромное влияние на духовную жизнь русского монашества.

К XI веку русские уже имели на Афоне свой монастырь под именем «Богородицы Ксилургу» с храмом Успения Богоматери. Об авторитете Афона на Руси как образца иноческой жизни с домонгольского времени свидетельствует периодическое возникновение на русской земле обителей, именуемых «святогорскими». Примером такой обители был монастырь «Святая Гора» близ Владимира-Волынского, возникший в XI веке.

По святогорской традиции были образованы Бахчисарайский Успенский скит «Панагия», Свято-Александро-Афонская Зеленчукская пустынь, Гнилецкий монастырь, Крыпецкий Иоанно-Богословский монастырь, Новоафонский монастырь в Абхазии и многие другие [1].

Именно от Афона принял Киево-Печерский монастырь традицию подвижничества, которую впоследствии распространил по территории Древней Руси. Насельники этой Печерской обители внесли важнейший вклад не только в становление Православия на Руси, но и в развитие древнерусской литературы, изобразительного искусства, архитектуры, становление исторической мысли [2].

На Святой Горе подвизались будущие основатели и настоятели многих русских общежительных монастырей: преподобный Сергий Нуромский, Иларион, игумен новгородского Лисицкого монастыря, Дионисий Царьградский, архимандрит Спасо-Каменного монастыря, Досифей, архимандрит нижегородского Печерского монастыря, преподобный Арсений Коневский, преподобный Савва Тверской и многие другие [3].

Особое место занимают обители, основанные теми русскими иноками, которые в течение некоторого времени сами подвизались на Святом Афоне. Восприняв духовную культуру и традицию святогорцев, они переносили ее на родную землю: Свято-Успенская Киево-Печерская лавра, Святоезерская Преображенская пустынь, Коневский монастырь. Наиболее значительным в этом ряду является первый русский скит, устроенный по образу афонских скитов и по уставу афонского пустынножития, строившийся как второй Афон в России – Нило-Сорская пустынь, расположенная неподалеку от Кирилло-Белозерского монастыря [4].

Следующую группу составляют обители, духовно связанные с Афоном святогорским уставом, принятым за образец: Свято-Успенская Флорищева пустынь, основанная в начале XVII века, и отстроенная святителем Суздальским Иларионом, Введенская Оптина Пустынь.

Особое же место в этом ряду занимает Троице-Сергиева Лавра, духовный оазис Русской земли. Лавра была образцовым монастырем и духовной школой, получившей начало от преподобного Сергия Радонежского и принесшей плоды созерцательного подвига на Руси. В житии преподобного Сергия Радонежского существуют сведения о его личной переписке с святогорцем Патриархом Константинопольским Филофеем. После смерти своего учителя – святителя Григория Паламы патриарх Филофей стал руководителем монашеского возрождения, затронувшего в этот период весь православный мир.  «Преподобный Сергий хорошо знал о духовных подвигах современных ему афонских монахов из рассказов митрополита Московского Алексия, который в свою очередь соприкоснулся с исихастами из круга патриарха Филофея и познакомился с самим патриархом в Константинополе», – пишет И.М. Концевич в своей диссертации «Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси».

Если просмотреть подробно жизнеописания и творения, оставленные нам как афонскими, так и русскими подвижниками, можно заметить, что отличительными признаками внутренней жизни монахов-исихастов были старческое духовное руководство и передача опыта от старца к ученикам, откровение помыслов, частое причащение Святых Таин, дух любви, взаимного послушания и смирения в братии, любовь к чтению и изучению Священного Писания и святоотеческих творений, христианская проповедь через распространение слова Божия, переводческая и литературная деятельность.

Афонские аскетические традиции носят прежде всего исихастский характер, в основе которого лежит непрестанная молитва и трезвение. Исихастское делание направлено на активное внутреннее изменение, на созидательную деятельность в соответствии с целью христианской жизни, оно воплощает в себе стремление к духовному преображению и обожению. Цель исихазма состоит в очищении ума и сердца от страстей, стяжание Святого Духа.

Послушание и пребывание в молитве – основа традиции монашеской жизни Афона. При этом важным ее элементом является традиция ночного богослужения, как следование опыту святых отцов. Так преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Бдение есть погашение плотских разжжений, избавление от сновидений, исполнение очей слезами, умягчение сердца, хранение помыслов... укрощение злых духов, обуздание языка, прогнание мечтаний» (Лествица, 20:5). По общему мнению святых отцов, для монаха предпочтительнее совершать молитву ночью, потому что ночь – это время сугубого благодатного предстояния перед Богом. Эту традицию более всего восприняли русские подвижники, потому что, как говорил преподобный Исаак Сирин: «Всякая молитва, которую совершаем ночью, да будет в очах твоих досточестнее всех дневных деяний».

Посещавших Святую Гору иноков в первую очередь интересовали монастырские уставы и практика внутреннего молитвенного делания. Посетивший в конце XIV века Святую Гору архимандрит нижегородского Печерского монастыря Досифей описал келейное правило афонских монахов. Он сообщил, что святогорцы, которые отдельно живут в келлиях, каждый день прочитывают половину Псалтири и по 1200 Иисусовых молитв. Уже в XV веке в русских монастырях было распространено афонское молитвенное правило, описанное Досифеем. В конце XV–XVI веках общей тенденцией келейного молитвенного правила стало стремление к «умному деланию» не только скитских, но и общежительных монахов [5].

Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет: «Правило! Какое точное название, заимствованное из самого действия, производимого на человека молитвами, называемыми правилом! Молитвенное правило направляет правильно и свято душу, научает ее поклоняться Богу Духом и Истиною (Ин. 4:23), между тем как душа, будучи предоставлена самой себе, не могла бы идти правильно путем молитвы. Молитвенные правила удерживают молящегося в спасительном расположении смирения и покаяния, научая его непрестанному самоосуждению, питая его умилением, укрепляя надеждою на всеблагого и всемилосердного Бога, увеселяя миром Христовым, любовью к Богу и ближним». Он говорил, что «падение монаха начинается с оставления им молитвенного правила». И лаврский духовник архимандрит Кирилл (Павлов) говорил нам: «Умри, а правило исполни».

В XVIII веке преподобный Паисий (Величковский), подвизавшийся на Святой Горе, возродил в России афонскую традицию старческого окормления, которая на протяжении всего XIX века и позднее приносила свои благодатные плоды в Глинской и Оптиной пустынях и других монастырях Русской Церкви. «Каждый, – пишет он,– должен иметь кого-то опытного в духовном руководстве, кому бы он полностью предавал свою волю и повиновался как Самому Господу». Его писания и дух его устава вместе с учреждением старчества весьма способствовали оживлению и возрождению русского монашества, что дало нам впоследствии небывалый расцвет старчества в Оптиной пустыни – на протяжении почти ста лет, в Валаамской обители, в Глинской пустыни.

Изучая труды, посвященные истории исихазма, а также житийную литературу подвижников-исихастов XIV столетия, современных афонских подвижников исихазма, нетрудно заметить, что всё в исихазме, начиная с умной молитвы и молитвы вообще, выстраивается на принципе послушания старцу, соработничестве духовного отца со своими учениками, со своими послушниками, доколе не изобразится в них Христос (см.: Гал. 4:19).  Преподобный Амвросий Оптинский характеризовал старчество как особый духовный союз, который состоит в искреннем духовном отношении и послушании духовных детей своему духовному отцу или старцу. Старец и его чада есть, по существу, единая семья о Господе. Оптинские старцы говорили: «Блаженна та обитель, где есть старец, на нее привлекается особая благодать Божия ...».

На Святой Горе особое понимание старчества. Старец – это носитель духовной традиции. В этом смысле старчество известно и в России, например, по Оптиной пустыни, где до революции тоже сохранялось это многолетнее преемство духовной традиции, продолжавшееся из поколения в поколение. Главной же чертой русского старчества как иноческо-аскетической духовной традиции явился синтез, казалось бы, несоединимого: уединенного подвижничества и самоотреченного служения народу.

С Афона были принесены первые уставы и святоотеческие и богослужебные книги. На Афоне действовали книгописные мастерские (скриптории). Известны имена русских книгописцев, трудившихся в XIV–XV веках на Афоне над перепиской книг для Руси (прежде всего аскетического содержания): Авраамий Русин и Афанасий Русин, инок Евсевий, старец Митрофан, Варсонофий и Мартин [6].

Преподобным Паисием (Величковским) с Афона был принесен в Россию сборник творений отцов Церкви, посвященный аскетическому любомудрию и практике христианского подвижничества, именуемый «Добротолюбие»,  составленный святителем Макарием Коринфским и преподобным Никодимом Святогорцем. Преподобный Паисий перевел  «Добротолюбие»  на славянский язык. В 1793 году сборник был напечатан в Московской Синодальной типографии под непосредственным присмотром митрополита Московского Платона (Левшина). В 1822 и 1832 годах стараниями святителя Филарета Московского «Добротолюбие» выдержало 2-е и 3-е издания, а в 80-х годах XIX века было переведено на русский язык и издано святителем Феофаном Затворником. Эта книга стала настольной для монашествующих, подвизающихся в русских монастырях.

Традицию распространения святоотеческого наследия активно приняла и развила в ΧΙΧ веке Введенская Оптина Пустынь, ставшая мощным духовным книгоиздательским центром. Просветительная деятельность Оптиной Пустыни была значительна. В XIX веке ею выпущено свыше 125-ти изданий в количестве 225000 экземпляров. Библиотека, собранная архимандритом Моисеем, состояла из 5 000 книг [7].

С Афона в русские монастыри были перенесены традиции соблюдения поста и частого причащения Святых Христовых Таинств. И, читая «Добротолюбие», мы встречаем такую фразу святого Апполоса: «Монахи должны, если могут, приобщаться каждодневно Святых Таин, потому что кто удаляется от Святых Таин, тот удаляется от Бога, а кто постоянно приобщается, тот всегда принимает в себя Спасителя...».

Монашество развивалось и развивается в двух векторах: историческом и духовном. Историческое меняется во времени, когда периоды относительного спокойствия и благоденствия сменяются временами преследований и гонений. Духовная же суть монашества остается неизменной в веках. Исторический опыт свидетельствует о том, что можно разрушить и уничтожить монастыри, упразднить монашество как институт. Уничтожить же дух монашества – традицию аскетической жизни – невозможно, ибо он имеет свое основание не во временном, но в вечном. Монашеская традиция ни на миг не прекратила своего существования, и во времени обогатилась новым историческим опытом.

Верность монашеским традициям – это не сохранение пепла, а раздувание огня и дай Бог, чтобы этот огонь разгорелся в пламя благодатной монашеской жизни, просвещая и согревая мир и души, ищущие спасения. Ибо, как сказал архиепископ Херсонский Иннокентий, «Афон горит, как немеркнущая всемирная лампада перед Богом, и благоухает вековечно, как негасимое всемирное кадило… Святой Афон есть теплица, есть питомник, есть рассадник подвижничества всякого рода даже до сего дня».

----------------------------

[1] Валаамский Спасо-Преображенский монастырь со всеми его скитами, рассеянными по Валаамскому архипелагу. Основателями монашеской жизни на Валааме считают преподобных Сергия и Германа, греческих священноиноков, устроивших на острове обитель общежительного типа. Бахчисарайский Успенский скит «Панагия»; в середине XIX века архиепископ Херсонский Иннокентий (Борисов) во время торжественного освящения Успенского скита положил для него устав по чину афонских пустынножителей. «Отныне, в пределах собственного Отечества, среди наших гор, мы будем иметь утешение зреть подобие древнего Афона», – сказал святитель. Греческий митрополит Агафангел преподнес обители крест с надписью: «Прислан от Старого Афона Русскому Афону на благословение в день открытия 1850 года». В 1889 году в ущелье реки Большой Зеленчук на месте бывшей древней аланской митрополии, среди развалин храмов X–XII веков русскими иноками Благовещенской кельи Хиландарского Афонского монастыря была основана Свято-Александро-Афонская Зеленчукская пустынь. На северном склоне Кавказских гор, недалеко от Майкопа, находилась Закубанская Афонская во имя архангела Михаила пустынь, устроенная в 1870–1880-х годах насельником монастыря Кутлумуш на Святой Горе иеромонахом Мартирием (Островым). За основу общежития были приняты некоторые правила афонских монастырей. Гнилецкий монастырь, основанный, по преданию, преподобным Феодосием Печерским в начале XI века, более известен как Глушенский Богородицкий пещерный скит в урочище «Церковщина» близ села Лесники при Киево-Братском монастыре, где были найдены характерные афонские усыпальницы и вещи афонского образца. Древняя бессарабская Киприановская Успенская обитель («Кэприана») Кишиневского уезда (XV–XVI век) находилась с XVII века в зависимости от Афонского Зографского монастыря. Заслуживает также внимания Крыпецкий Иоанно-Богословский монастырь, основанный во второй половине XV века близ Пскова афонским монахом, преподобным Саввой, учеником преподобного Ефросина. Преподобный Савва был родом из Сербии. После падения Константинополя в 1453 году он покинул Афонскую Гору с Евангелием на сербском языке и образом святого апостола Иоанна Богослова и обосновался в России.

[2] Преподобный Антоний Печерский, по некоторым сведениям, дважды подвизался на Афоне. «Повесть временных лет» говорит, что игумен монастыря на Святой Горе, по внушению от Бога последний раз отправлял его в Россию с пророчеством, что от него явится на Руси много черноризцев. «Иди в Русь опять, и буди благословление от Святой Горы, яко от тебе мнози черньци быти имут».

[3] Сергий Нуромский († 1412); Иларион, игумен новгородского Лисицкого монастыря (вернулся на Русь не позднее 1397 года); Дионисий Царьградский, архимандрит Спасо-Каменного монастыря (в 1418–1425 годах архиепископ Ростовский); Досифей, архимандрит нижегородского Печерского монастыря; преподобный Арсений Коневский († 1447). Около пяти лет прожил на Святой Горе преподобный Савва Тверской (Бороздин; † 1467), игумен тверского Саввина монастыря в честь Сретения Господня, о чем сообщает в своей «Духовной грамоте» преподобный Иосиф Волоцкий. С афонской традицией был тесно связан и святитель Киприан, митрополит Киевский и всея Руси. В 1420 году Зoсима, инок Троице-Сергиева монастыря, совершил путешествие на Афон и составил список двадцати афонских монастырей. Со Святой Горы монахи привозили книги, до той поры неизвестные на Руси; лисицкий игумен Иларион привез Тактикон Никона Черногорца, преподобный Савва Тверской – Иерусалимский устав и Правила иноческой жизни, которые нашли применение в Русской земле как в основанном им в 1397 году Вышерском монастыре, так и при составлении Кормчей книги иноком-князем Вассианом Патрикеевым, архимандрит Досифей – Устав Святой Горы и Чин пения двенадцати псалмов.

[4] Любимое местопребывание афонского воспитанника, святителя Киприана,  митрополита Киевского и всея Руси – Святоезерская Преображенская пустынь близ города Гороховца (XIV век). Затем – Коневский Рождество-Богородичный монастырь на острове Коневец Ладожского озера, основанный в 1393 году преподобным Арсением Коневским после трехлетнего пребывания на Афоне. Наконец, Сергиев Нуромский Преображенский монастырь, основанный в XIV веке афонским монахом, учеником преподобного Сергия Радонежского, преподобным Сергием, по благословению своего духовного отца. В 1397 году был основан в память о торжественной встрече войска Тверского, возвращавшегося из похода, Кашинский Сретенский монастырь, устроитель которого, Савва, принес с Афона устав монастыря. Преподобный Нил Сорский (1433–1508), принял постриг в Кирилло-Белозерском монастыре. Вместе со своим учеником, преподобным Иннокентием Комельским, он долго пробыл на Афоне. Особенно его привлекло уединенное пустынножитие афонских келиотов.Он рассуждал, что общежитие связано со многими попечениями о внешнем, одинокий подвиг отшельничества слишком опасен и требует особого мужества и духовной высоты, а скитская жизнь, от двух до двенадцати иноков, – это средний, царский, путь жития «братии вкупе». Именно его и выбрал преподобный Нил за образец: в скиту насельники в основном занимались умным деланием и лишь в малой мере – попечениями о необходимых потребностях.

[5] Например, иноки Кириллова Белозерского и Волоколамского монастырей, постоянно «держали молитву Иисусову», как и афонские старцы. Инок должен был в день прочитать 100 молитв Богородице и 1900 Иисусовых молитв.

[6]  Центрами переводческой деятельности являлись, прежде всего, афонские монастыри Хиландар и Великая Лавра.  Около 1360 года Евфимий Тырновский перевел «Диатаксис Божественной литургии» патриарха Филофея, в результате чего возникла новая редакция славянского Служебника, быстро распространившаяся в славянских странах. В начале XV века переводы Иерусалимского устава, а также гимнографические книги и Служебник в болгарской редакции стали широко известны на Руси. Афонская практика того времени была взята за основу богослужения.  Авраамий Русин, переписал в 1432 году сборник житий, принесенный в 1437 году в Тверской Саввин монастырь, Афанасий Русин, который, возможно, вложил в Лавру прп. Афанасия плащаницу русской работы, датируемую ранним XV веком. В 20-х годах XV века в Ватопеде и в монастыре Св. Павла переписывал книги и заказывал переводы (сербу Иакову Доброписцу) русский инок Евсевий-Ефрем, которому помогал старец Митрофан. Скорее всего, также на Афоне в 1417 или 1418 г. русскими иноками Варсонофием и Мартином был переписан большой сборник, включающий в себя Азбучно-Иерусалимский патерик. В XVIII веке преподобный Паисий Величковский, основатель Ильинского скита на Святой Горе, покинув стены Киевской духовной семинарии, пришел на Афон в поисках духовного руководства и спасения. В святогорском уединении он обрел источник спасительного наставления — писания отцов-подвижников, запечатлевших опыт богообщения. Последующую свою жизнь старец Паисий во многом посвятил собиранию этих произведений и духовно точному переводу их на славянский язык, проложив путь к созданию антологии святоотеческой аскетики, получившей название «Добротолюбие».

[7] Книги, вышедшие с 1847 до 1860 год.

1. Житие и писание Молдавскаго старца Паисия Величковскаго.

2. Четыре огласительных слов к  монахине.

3. Преподобнаго отца нашего Нила Сорскаго, предание ученикам своим о жительстве скитском.

4. Восторгнутые класы в пищу души.

5. Преподобных отцов Варсонофия Великаго и Иоанна руководство к духовной жизни, в ответ на вопрошание учеников (по-славянски).

6. Преподобнаго отца нашего Симеона Новаго Богослова, игумена, слова весьма полезныя (12 слов).

7. Оглашение преподобнаго Феодора Студита.

8. Преподобнаго отца нашего Максима Исповедника толкование на молитву «Отче наш» и его же слово постническое по вопросу и ответу.

9. Книга преп. отцов Варсонофия и Иоанна  Руководство к  духовной жизни (в русском переводе).

10. Преп. отца нашего аввы Фалассия Главы о любви, воздержании и духовной жизни.

11. Преподобнаго отца нашего аввы Дорофея Душеполезныя поучения и послания.

12. Житие преподобнаго отца нашего Симеона Новаго Богослова.

13. Преподобнаго и богоносного отца нашего Марка подвижника Нравственно-подвижнические слова.

14. Преп. отца нашего Орсисия, аввы Тавенисиотскаго, учение об устроении монашеского жительства.

15. Преподобнаго отца нашего аввы Исаии, отшельника египетского, духовно-нравственные слова.

Использованная литература

1.      Концевич И.М. Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси. М.: Институт русской цивилизации, 2009.

2.      Преподобный Иоанн Лествичник. Лествица или Скрижали духовные. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Lestvichnik/lestvitsa-ili-skrizhali-dukhovnye/25

3.      Преподобный Исаак Сирин. Слова подвижнические. Слово 40. О молитве, поклонах, слезах, чтении, молчании и псалмопении. [Электронный ресурс]. Режим доступа  azbyka.ru/otechnik/Isaak_Sirin/slova-podvizhnicheskie/40

4.      Святитель Игнатий (Брянчанинов). Приношение современному монашеству. Часть 2. Электронный источник: http://azbyka.ru/otechnik/Ignatij_Brjanchaninov/prinoshenie-sovremennomu-monashestvu/2

5.      Четвериков С., прот. Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество. Изд. Свято-Елисаветинского монастыря, 2006.

6.      Оптинский патерик / сост. мон. Иулиания (Самсонова). Саратов, 2006.

7.      Добротолюбие. Т. 1–5. СПб., 1895–1913.

8.      Архиепископ Херсонский Иннокентий (Борисов).  Что такое Святой Афон для православной России. Одесса, 1887.

9.      Святые Отцы о молитве и трезвении . Правило веры.  М., 2014.

10.    Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1841. Т. I. 1334–1598 гг.

11.    Жития святых святителя Димитрия Ростовского. В 12 т. М.: Ставрос, 2004.

12.    Мешалкин В.В. Влияние Святой Горы Афон на монашеские традиции Восточной Европы. – М.: Сретенский монастырь, 2009 .

13.    Чинякова Г. Афон и Россия. Монастыри – образы Святой Горы на Русской земле. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.voskres.ru/obiteli/cyinyakova.htm)

14.    Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время. Спб, 2005.

15.    Православная энциклопедия под редакцией Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Афон. [Электронный ресурс]. Режим доступа:http://www.pravenc.ru/text/77102.html

16.    Иванов А. Значение Афона в духовной жизни православного мира. Московская Патриархия, 1953.

17.    Михайлов Е. Святая Гора Афон. М.: Сибирская Благозвонница, 2009 .

18.    Смолич И. К. Русское монашество. М., 1999.

19. Повесть временных лет. Памятники литературы Древней Руси. XI – начало XII века. М., 1978.

Доклад архимандрита Каллиника (Чернышова), игумена Климентова Инкерманского монастыря Симферопольской епархии на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года)

Ваши Высокопреосвященства, Преосвященства, всечестные игумены и игумении монастырей, братия и сестры!

Мой доклад посвящен теме, которая представляется особенно актуальной в свете 1000-летия русского подвижничества на Святой горе Афон. А именно: духовной роли и значению благословенной Крымской земли как духовного моста, проводника монашеских традиций из богохранимой Греции на Святую Русь.

Издревле монастыри были не только центрами духовного возрастания и подвижничества во Христе Иисусе, Господе нашем, но также центрами культуры и просвещения, хранителями традиций и уникального опыта, который стяжали многие поколения христиан. Не будет преувеличением отметить, что без этого уникального опыта была бы немыслимой сама миссия Святой Матери-Церкви в той полноте и силе, в которой она явлена миру.

На протяжении многих столетий монашеские обители утешали в бедах и скорбях, врачевали душевные и телесные недуги, утверждали христиан на стезе евангельской правды. Как прекрасно глаголет о монашеском служении преподобный Нил Росанский, «монах есть ангел, а дело его есть милость, мир и жертва хваления».

Несомненно, что Святая гора Афон в этом отношении имеет не просто особенное, а, скорее уникальное, исключительное значение. Достаточно вспомнить, что монашеская традиция Древней Руси была бы немыслима без благословения и неразрывной духовной связи со Святой Горой, без опыта подлинно духовного делания во Христе, который принес оттуда уроженец Черниговской земли – преподобный Антоний Печерский.

Но так же очевидно, что историко-географически Древнюю Русь и Грецию на протяжении сотен лет связывает священный мост, подлинная жемчужина христианского мира – святая Крымская земля. По древним церковным преданиям, ее жители были просвещены светом евангельской истины уже в I столетии христианской эры святым апостолом Андреем Первозванным – основателем Церкви на пространстве будущей Византийской империи.

Здесь проповедовали Слово Божие ученик апостола Петра и спутник апостола Павла святой Климент, папа Римский, который был сослан в каменоломни близ Херсонеса, где основал пещерный храм в честь апостола Андрея Первозванного (ныне действующий Инкерманский мужской монастырь); священномученики Херсонесские Василий, Ефрем, Капитон, Евгений, Еферий, Елпидий и Агафодор; святители Стефан и Савва Сурожские; преподобный Иоанн, окормитель епархии Готфской, равноапостольные просветители славян Кирилл и Мефодий, передававшие духовный опыт монашества греческого, и, несомненно, афонского.  

Уже в раннем средневековье при непосредственном участии греческих иерархов в Тавриде образуются Босфорская, Херсонесская, Готфская, Сугдейская и Фулльская епархии, а крымские епископы принимают участие в работе Вселенских Соборов.

В период иконоборчества благочестивые греческие иноки-иконопочитатели основывают в Крыму ряд горных монастырей, ставших центрами духовного подвижничества, известного под наименованием исихазма. Среди таких обителей отметим монастырские комплексы Инкермана, Мангупа, Эски-Кермена, Тепе-Кермена, Чилтер-Мармара и Аю-Дага.

Один из ростков русского монашества дал богоспасаемые всходы на материке благодаря стараниям подвижников священной земли Тавриды. На полуострове в указанный исторический период наблюдался духовный и культурный расцвет древнего христианского княжества Феодоро с правящей династией Га́врасов, выходцев из Византии. Собственное название княжество приобрело от имени Феодора Гавраса – в XI веке он правил в городе Трапезунде. Доблестный молодой воин Феодор являлся благотворителем многих монастырей и сам много времени проводил в молитве. В ходе одного из сражений Феодор был взят в плен турками, и через несколько месяцев за отказ обратиться в магометанскую веру его предали мученической смерти. Греческая Православная Церковь чтит память Феодора Гавраса под именем Феодора Трапезундского, или Стратилата.

Богоугодное дело мученика Федора Трапезундского в строительстве монастырей и храмов продолжил его племянник – Константин Гаврас, ставший основателем в Тавриде православного княжества Феодоро. Столицей его был назван город Мангуп, а вторым по величине населенным пунктом – крепость Фуна, родовое имение Гаврасов. Трудами правителя Феодоро был восстановлен монастырь святых апостолов в Партените, разрушенный во время татаро-монгольского набега, а также многие древние пещерные монастыри. Территория Мангупского княжества в основном совпадала с границами готской епархии. К началу XV века на территории княжества Феодоро действовало около семидесяти монастырей и скитов. 

Ярко и рельефно значение Крыма как духовного моста между греческими и российскими монастырями также проявилось в подвижнической деятельности преподобного Кассиана (в миру князя Константина Мангупского, 1442–1504 гг., родственника последнего греческого императора Константина Палеолога). Известно, что преподобный принял монашеский постриг в Ферапонтовом Белозерском монастыре, а затем сам стал основателем славной Свято-Успенской Учемской обители.

Глубоко примечательно, что в еще Белозерском монастыре преподобный Кассиан вел беседы с великим подвижником и исихастом Святой Руси – преподобным Нилом, будущим основателем Сорского скита, с которым затем состоял в переписке. Известно, что эти беседы  повлияли на духовное развитие святого Кассиана, но и для преподобного Нила, которого летописи именуют «великим старцем», это духовное общение могло иметь не менее важное значение, ведь преподобный Кассиан хорошо знал о монашеском делании в горных монастырях Мангупского княжества Феодоро. Святой Кассиан прожил до ста двух лет и был похоронен в храме Успения, позади правого клироса. На стене храма было рельефное изображение двуглавого орла византийской формы – символ власти Мангупского княжества. 

В Крыму во имя святого преподобного Кассиана, Угличского Чудотворца освящен престол Преображенского скита Инкерманского монастыря, что в селе Терновка Балаклавского района.

Представители одной из ветвей династии Гаврасов – Ховрины являлись основателями Симонова монастыря, получившего статус ставропигиального. Симонов монастырь даровал православной России сонм молитвенников, подвижников, угодников Божиих. В этой обители принял постриг и учился основатель Кирилло-Белозерского монастыря  преподобный Кирилл, а также митрополиты Московские Геронтий  и Варлаам, Патриархи всея Руси – Иов, Гермоген, Иоасаф II и Иосиф. 

Следует упомянуть, что Царский дом Романовых одной родовой ветвью уходит на земли благословенной Тавриды. Михаил Феодорович Романов со своим отцом Феодором Никитичем (Патриархом Филаретом) являются внуком и сыном, соответственно, Евдокии Александровны Горбатой-Шуйской, принадлежащей к роду Головиных. А как известно, род Головиных в пятом поколении – тот самый род Га́врасов, которые основали на территории Тавриды княжество Феодоро. 
Захват Крыма турками в 1475 году прекратил жизнь монастырей («благочестие иссякло» – по выражению священника Иакова Лы́злова, побывавшего в уже османском Крыму в середине XVII века). Отцу Иакову мы обязаны описанием состояния Инкерманского пещерного комплекса при турецком владычестве, когда мощи святых безнаказанно выбрасывались татарами из гробниц, а храмы и скиты пришли в запустение. Желая сохранить святыни от поругания, отец Иаков и его спутники поставили гроб с нетленными мощами на повозку, заложили его сверху камнями и отправились к себе в стан. Но перед самым отбытием на родину отцу Иакову явился во сне святой, образ которого они видели слева от гробницы, – «ростом велик, одежда как на Дмитрее Мученике Селунском» – и строго-настрого запретил увозить из Крыма его останки: «Мните мя, о друзи, взяти мощи моя на Русь, а аз убо хощу по-прежнему зде учинити Русь».

Вот важное духовное свидетельство, что Крым был Русью еще до падения Византии. Впоследствии эти слова святого были начертаны на камне, заложенном в арку крепостных ворот на плато Монастырской скалы. 

В середине XIX века святитель Иннокентий Таврический, желая возродить церковную жизнь в недавно еще мусульманском Крыму, писал: «Если отшельников на Афоне привлекают горы подоблачные, безмолвие и удаление от мятежа человеческого совершенное, близость моря беспредельного, благословенное обилие плодов земли: винограда, маслин и смоковниц, живых и журчащих источников, то всем этим, в таком же совершенстве, ущедрена от Господа и наша Таврида. Если Афон обилует священными памятниками и воспоминаниями, то и русский Афон, Таврида, не уступит в этом Афону греческому. Тут святые следы стоп святого Андрея Первозванного; тут кровь святых пап – Климента и Марти́на; тут подвиги Стефана Сурожского и первоапостолов Славянских – Кирилла и Мефодия; тут память святого Владимира и его Крещения; сколько примеров веры и добродетели! А между тем, в отношении к русским отшельникам, Таврия далеко превзойдет Афон (говорим это не по соперничеству, коему в сем святом деле не может быть места, а по необходимости, для пояснения дела) миром и удобством для тех из наших соотечественников, кои ныне ищут для себя глубочайшего безмолвия в обителях Афонских».

И в этих словах нам видится то неоспоримо высокое значение, которое объединяет Святую Гору, Богохранимый Крым и Великую Русь неразрывными духовными узами.

Доклад на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года)

Ваши Высокопреосвященства, Ваши Преосвященства, досточтимые отцы и матери!

Прежде всего, благодарю Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. По его благословению мы сегодня находимся здесь, на Собрании игуменов и игумений. Тема, которую я хочу озвучить, – актуальность святогорских традиций в современной монашеской жизни – это обширная и очень важная тема, которая в последние годы стала предметом большого количества исследований. Я постараюсь говорить не академически.

Святая Гора пережила трудный период: к 1960-м годам не только в монастыре святого Пантелеимона, но и во всех афонских монастырях были сложности с приходом новых монахов. Молодые люди не стремились к монашеству. Святогорское монашество многие тогда уже готовы были похоронить. Но Промысл Божий и помощь Божией Матери сделали так, что нашлись люди, которые послужили возрождению Святой Горы.

Сами по себе они не имели цели возродить Святую Гору, но, сами пережив духовное возрождение на Святой Горе, они явили свой опыт для продолжения ее традиции. Я хочу сказать, что традиция Святой Горы является не чем иным, как традицией Святой Православной Церкви. И когда мы говорим о традиции Православной Церкви, мы говорим о Христе, опыт познания Которого нам передали наши святые отцы. Опыт познания Христа и сохранился в монашеской традиции.

Когда все стали говорить, что время Святой Горы закончилось, тогда малое количество святых старцев явились миру. В тот период на греческой земле монашеская жизнь сводилась к некоему набору нравственных и юридических правил, ощущалось большое влияние протестантской этики, а эти отцы со Святой Горы говорили, что цель жизни со Христом – стяжание Божественной благодати. То же самое, что говорил святой Серафим Саровский и все святые Церкви. Они говорили о таинстве Божественной благодати, они показали путь, способ, которым Божественную благодать может стяжать каждый верующий человек. Они говорили о действии Святого Духа в сердце человека, о заблуждениях, о подвижничестве, о просвещении, обожении. Они показали сущность жизни во Христе, а не какие-то внешние признаки. И результатом было то, что свет воссиял во тьме этих лет, и многие молодые люди, жаждущие и ищущие Христа, стали приходить на Святую Гору к определенным старцам, чтобы узнать, увидеть – действительно ли этот опыт Божественной благодати возможно пережить человеку; могут ли и они его обрести, живя среди этих людей.

Наши отцы и сами были духовными чадами других святых отцов, которые жили прежде них, – как, например, святой Силуан, старец Иосиф Исихаст и многие добродетельные старцы, оставившие нам своих духовных чад: старца Ефрема Катунакского, старца Иосифа Ватопедского, старца Харалампия, отца Василия из Иверского монастыря, отца Иеремию, недавно почившего. Все эти отцы были духовными чадами других старцев. И они могли сказать, что то, что они приняли, они передали дальше. Потому смысл традиции – принятие и передача. Если ты не принял что-то, ты не можешь этого в свою очередь передать. Как говорил апостол Павел в Послании к Коринфянам: «Я принял от Господа то, что передаю и вам» (1 Кор. 11:23). Эти старцы передали святогорские традиции, которые они приняли как многоценное наследие от своих духовных наставников.

Первый характерный признак этой традиции – сохранение и живое присутствие таинства духовного отцовства, духовного наставничества. Наши наставники были действительно духовными отцами. Они не смотрели на своих учеников, как на работников в монастыре. Эти люди сами искали свой путь, и чтобы быть рядом с ними, ты должен был вкусить таинство духовного рождения. Это подробно раскрывает в своих творениях Симеон Новый Богослов . Речь идет о духовном вынашивании и духовном рождении своего духовного чада. При этом надо с любовью принимать своего старца и быть рядом с ним. В противном случае старец ничего не может сделать для твоей души. Если старец не принимает тебя как духовное чадо, значит он не смог родить тебя во Христе и не может иметь вмешательства в твою жизнь. Для вмешательства в твою жизнь он должен иметь доверие.

Это описывает апостол Павел, говоря о христианах и называя их своими чадами, который он родил во Христе и понемногу вырастил, как маленьких детей (см. Гал.4:19). Только отец может чувствовать своих детей. И только дети могут доверять своему отцу.

Характерной чертой наших старцев на Святой Горе являлось то, что они были не игуменами, наделенными административной властью, а, действительно, отцами и учителями, передававшими свой опыт, подражая Иисусу Христу, Который показал пример, омывая ноги ученикам. Как сказал сегодня отец Кирион о старце Иеремии: он был звеном, связавшим традицию Святой Горы с новым поколением монахов в монастыре святого Пантелеимона. По слову псалмопевца Давида: душа моя следует за тобой.

В 1980-е годы на Афон пришли сотни монахов, которые последовали по стопам святых отцов и старцев, потому что видели в них своих настоящих отцов во Христе. Одним из первых уроков, который им преподали наши отцы, была непрестанная молитва. Она вернулась, снова стала возделываться на Святой горе. Наши отцы-святогорцы были детьми пустынников-исихастов. Они знали, что плод монашеской жизни произрастает в основном из молитвы, и нас связывает с Божественной благодатью непрестанное призывание имени Господа Иисуса Христа. Они открыли нам сокровищницу умного делания через непрестанную молитву, жертвуя всем, чтобы реализовать свой путь подвижнической жизни.

Еще важно отметить, что мы чтим в духовных отцах, явивших святогорские традиции в современном мире, отречение от мирского ума, отречение от всякой роскоши. Всё, что открывало дверь в мирское мудрование, было искушением в понимании святых отцов афонских, и было неприемлемо. Так они могли помочь своим духовным детям воплотить в жизнь то, что сказал Христос в Святом Евангелии. Господь начал свою проповедь словами «Покайтесь!» Покаяние по-гречески означает изменение ума. Печаль о грехах – это только начало покаяния. Главное – перемена ума, образа мыслей: то, что сегодня кажется хорошим, для монашеской жизни может оказаться плохим; то, что в мирской жизни кажется успехом, для монаха – поражение. Богатство для монаха это бедность. Сон для монаха это бодрствование. Отдых для монаха это утомление. Жизнь монаха имеет другой дух. Наши старцы были очень внимательны к тому, что является мирским, а что монашеским. И особенно внимательны к тому, чтобы со всей тщательностью сохранялась традиция, которую они приняли от своих наставников.

Еще важно то, что наши отцы своими подвигами сделали общим благом таинство Святой Евхаристии. Они сделали обязательным для монашеской жизни частое причащение. Вместе с послушанием, непрестанной молитвой и отречением от мирского мудрствования частое причащение Святых Таин было духовным подвигом. Святые отцы отрицали эгоистическое мышление, своим отречением от всякой мирской вещи они достигли подлинного нестяжательства. Всё это и многое другое составляет, по смиренному моему мнению, сущность традиции Святой Горы в современном мире. И из моего малого опыта я знаю, что там, где применяется эта традиция, там есть результат – истинное собрание монахов, настоящая духовная жизнь. Потому что всё происходит с одной целью – чтобы человек мог стяжать Христа в своем сердце. Если же мы будем всё это делать – верить, молиться, соблюдать девство, бодрствовать, читать, посещать службы – чтобы спастись, то, как говорил старец Паисий, – мы умрем. Преподобный Паисий говорил: если всё, что мы делаем, мы делаем для того, чтобы отправиться в рай после смерти, то мы похожи на врача, который дает больному лекарство и говорит: «Лечись, а когда умрешь, ты выздоровеешь».

А человек хочет выздороветь, пока он еще жив. Он хочет получить лечение. Особенно современный человек – он хочет ощутить Христа в своем сердце. Иоанн Богослов говорил: « …что мы слышали, что видели своими очами… что осязали руки наши… об этом и свидетельствуем, возвещая истину всему миру» (см. 1 Ин. 1:1–3). Так же и сегодняшние старцы Святой Горы, из которых уже многие предали свои души Богу, – они оставили учеников и приемников традиции, которые могут передать опыт познания Христа современному человеку. Не внешние обычаи, а истинные традиции Святой Горы производят исцеляющее воздействие, и это говорит о живом Христе в сердце каждого человека – любой эпохи, страны, чина и возраста.

Я желаю, чтобы по молитвам наших святых отцов мы все следовали их писаниям и традиции и радовались Христу в нашем сердце. Благодарю!

Доклад на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года)

Прежде чем начать излагать свои мысли относительно темы  доклада, вынужден исповедовать свое смущение по причине, во-первых,   общеизвестности предмета (что здесь, казалось бы,  можно еще сказать?), во-вторых, – некой дерзости браться за это обсуждение. Рассказ о послушании требует личной положительной в нем опытности, я же,  к стыду своему, могу  рассуждать о послушании, по слову одного моего знакомого досточтимого игумена, лишь «апофатически», так как имею из своих шестнадцати лет монашества противоположный бедственный опыт непослушания. Впрочем, утешают слова преподобного игумена Синайской горы Иоанна Лествичника, который сказал, что пользу послушания могут возвестить те, кто отпали от него, «ибо они тогда только узнали, на каком стояли небе» [1].

Тема доклада – «Благодатный дар послушания». С одной стороны,  можно подумать,  речь идет о том, что если человек творит послушание, то Господь,  естественно, выходит ему навстречу, помогает ему, и таким образом награждает этим благодатным даром – быть кротким и послушливым. С другой стороны, можно понять это и так: а что, собственно,  происходит вслед за тем, как человек начинает творить подвиг послушания?

Святоотеческое учение о послушании, спасительности и безусловной фундаментальной необходимости его для любого монаха – общеизвестно. Наверное, нет ни одного отца-аскета, который не касался бы этого предмета как основного. У преподобного Иоанна Лествичника послушанию, которое он называет «приснопамятным и блаженным», посвящено Слово, занимающее  больше всего места в сравнении с другими Словами «Лествицы». Перед началом книги Поучений аввы Дорофея всегда помещают  житие его ученика – преподобного Досифея, истинного послушника.

Можно еще долго перечислять святых отцов – основателей монашества. Скажу лишь о том, как известнейший, почти современный нам подвижник Иосиф Исихаст очень емко и строго определяет место послушания в  жизни монаха: «Если монах не берется крепко за послушание и Иисусову молитву с самого начала, то восплачь о нем. Слепым он родился – слепым умрет. Жаль только денег, потраченных на проезд до Святой Горы»  [2]  

Итак, вроде бы всё очевидно. Однако с нашей (тех, кто исполняет или, как я,  исполнял когда-то обязанность игумена, игумении) проповедью о послушании новоначальным послушникам, послушницам, инокам и инокиням, и даже самим себе, – кажется, далеко не всё в порядке. Потому что именно этот предмет оказывается самым мало усваиваемым. Почему? Опять употребим слово «очевидно». Все мы научены словами Самого Господа, что узреть Его способны лишь чистые сердцем (Мф. 5:8). На пути к этому стоят наши страсти, нечистота сердца, помыслы, а иной раз и дела. Корень всего этого – в следовании своей воле, которое влечет ко греху. Полное отсечение воли, послушание игумену или старцу, которого назначил игумен, – самый действенный духовный антибиотик, приводящий к исцелению души.

И вот именно это, оказывается, далеко не всегда очевидно. Мне  иногда приходится беседовать с поступающими в монастыри, и я каждый раз спрашиваю их: как вы понимаете монашеское послушание? Большинство отвечают: «Ну, это для того, чтобы в монастыре порядок был…»

Более того, не всегда эти очевидные вещи утешают даже в зрелом монашеском возрасте. В первый день конференции я внимательно слушал чтение за трапезой. Прекрасно выбранный текст, очень уместный, но я почему-то остро вспомнил свое новоначалие в Иоанно-Богословской обители [3]. Вот так сидишь в трапезной, слушаешь о безгневных, кротких отцах, великих постниках, молитвенниках, трудящихся и подвизающихся во бдении, и буквально роняешь слезы, потому что тебе кажется – такой меры никогда не достигнуть, и непонятно, как можно такое житие воспринимать с бодростью и оптимизмом. Кажется, жизнь кончена, и ничего радостного уже не будет, и  мысль о грядущей  награде в Царстве Небесном, в общем, не слишком вдохновляет на подвиг. Ты прекрасно понимаешь, что у тебя забрал обет послушания, – а вот что он дает?

Я напомню вам и себе слова митрополита Афанасия, сказанные в начале нашего собрания: современный человек особенно желает приблизиться ко Христу, познать Христа не где-то в отдаленной перспективе, а в этой жизни. Владыка Афанасий процитировал старца Паисия: если мы бодрствуем, молимся, трудимся для того, чтобы попасть в рай, мы похожи на врача, который, давая лекарство, говорит: «Ну, вот когда умрешь, тогда выздоровеешь».

Итак, какой же плод  приносит послушание еще в этой жизни, особенно если послушник, вне зависимости от возраста, опыта, приступает к этому подвигу ответственно и самоотверженно? Старец Паисий Святогорец: «Чтобы не уставать в послушании, нужно понять его смысл, почувствовать его необходимость. И только тогда послушание тебя освободит, потому что послушание не рабство, но свобода».

Вспомню известный случай из жития святителя Игнатия (Брянчанинова). Когда он поступил в Александро-Свирский монастырь, его поставили на послушание на кухню, где  старшим поваром был бывший крепостной его отца. Тот не собирался давать «барчуку» какое-то снисхождение. «Пойдем, – говорит, – брат, за мукой». Бросил ему мешок, осыпав Дмитрия Александровича с ног до головы мучной пылью. «А потом, – говорит святитель Игнатий, – когда я держал зубами мешок, чтобы мука не просыпалась, я ощутил такое утешение от забвения себя, такую свободу, что подобных благодатных ощущений я больше за всю жизнь не испытывал».

Старец Ефрем, ученик старца Иосифа Исихаста:  «Я был совершенно счастлив. После первого периода, после битвы за то, чтобы удержаться на монашеском пути, вся остальная жизнь была праздником… в  душе у меня была радость и мир» [4]. Дальше старец Ефрем даже говорил, что он молился Богу, чтобы Господь его забрал именно в это время, потому что, как он пишет,  я понимал, что уйдет старец Иосиф, и я останусь со своей волей, и это счастье закончится.

И, наконец, преподобный Силуан, который святыми мощами своими посещает наше отечество в эти дни: «Все ищут покоя и радости, но мало кто знает, где найти эту радость и покой… Редко кто знает тайну послушания... Послушливую душу любит Господь и дает ей Свой мир» [5]. Дальше старец Силуан говорит о различении добра и зла как награде за послушание, об извещении о прощении грехов. Дар молитвы, дар смирения – вот благодатные дары послушания, которые открываются послушнику еще в этой жизни, открывают ему Царствие Божие, которое, как известно, внутрь нас есть (см. Лк. 17:21).

Подчеркну еще раз, это кажется нам простым и общеизвестным по прошествии определенного времени, проведенного в монастыре, чтения святых отцов, но у  нашей новоначальной молодежи всё гораздо сложнее и совсем не так очевидно. Очень часто узнать о тайне послушания, о благодатном даре послушания новоначальному или даже зрелому монаху мешает… элементарное неумение читать. Это настоящий бич нашего времени. Современные люди читать не умеют. В некоторых обителях есть вполне обоснованная добрая практика: вначале давать переписывать книги –  Лествицу, или авву Дорофея, или делать из них выписки. Это очень хорошая практика, потому что кроме как из аскетической литературы как первоисточника мы не почерпнем необходимые для монашествования  сведения. Но новоначального послушника сейчас нельзя оставлять наедине с текстом, потому что он не умеет с ним работать. Не умеет анализировать, выделять главное. И поэтому тайну послушания обязательно нужно объяснять.

Современный молодой человек не готов принять тайну послушания, даже если он о ней знает, так как в прошлой его жизни, в детстве, юности всё противоречило сути этой тайны. Как ее объяснить в таком случае? Выписками не обойдешься, нужно и слова какие-то употребить… Здесь,  конечно, стоит проблема доверия послушника или послушницы слову игумена или игумении. Но  доверяешь тому человеку, который сам прошел этот путь, а ведь одна из проблем  нашего современного русского монашества в том, что мы все – я имею в виду игуменов и игумений – приблизительно одного возраста, за редким исключением; все находимся в состоянии борения. В отличие от святогорских  монастырей, в отличие от монастырей, где не прерывалась монашеская традиция, мы лишены возможности видеть  (далее я цитирую забытого автора) «святолепные бороды и просветленные детские лица подвижников, уже достигших  открытия Царствия Божьего внутри их сердца».

Поскольку живого примера часто нет, то книжный воспринимается отстраненно, а игуменское слово – тоже не всегда с большим доверием. Здесь уже приводили святогорскую формулу:  не может быть старцем тот человек, который сам не был послушником у старца. Действительно, как игумен, или игумения, наставит братию, даст пример, словом утешит – когда  сам еще не прошел все испытания?  Увы, среди нас такая ситуация встречается очень часто. Не имевших ни опыта послушания, ни общения со старцами, нас поставили пасти стадо Христово с Божьей помощью. Я сам был в таком положении, хотя я воспитывался в монастыре, устроенном молитвами и примером отца архимандрита Авеля (Македонова), очень опытного духовника. Я сейчас, к сожалению, ретроспективно глядя на  свою жизнь, понимаю, что послушанию начал учиться, только будучи игуменом, а тайна послушания передо мной раскрылась уже в архиерействе. Причем не без помощи книги отца Ефрема «Моя жизнь со старцем Иосифом». Для меня было потрясением, когда наконец соединились то положение, когда ты ничего не знаешь, не умеешь, осознаешь свое бессилие, – и эти великие обетования Господа монашествующим.

Поэтому дерзну в конце своего сообщения предложить несколько советов тем игуменам или игумениям, которые не имели серьезного опыта послушания, но обязаны быть примером, образцом, наставниками в этом деле для своих братий  или сестер.

Первый совет – это осознать тот факт, что у тебя нет опыта, что ты – как капитан корабля, не знающий навигации. От осознания этого факта уже происходит повод к смиренномудрию и побуждение к горячей молитве: «Господи, помоги!»

Второй совет – это послушание архиерею. Причем послушание с сохранением совести своей, то есть без осуждения и возмущения. Что греха таить, бывает, что Владыка благословляет, кажется, что-то невозможное... Попробуй послушаться – и множество опытов приведут тебя к смирению, и даже какие-то неожиданные для себя  вещи исполнишь. Вспоминаю, как однажды Владыка предложил мне в течение часа  найти бульдозер  и доставить его в соседнюю деревню.  Последний бульдозер в нашей обители  за десять лет до этого был разобран на запчасти… Тогда, уже наученный опытом, я не стал ни противоречить, не приводить никаких обоснований, что сделать это невозможно, сказал: «Благословите». И свершилось чудо – бульдозер нашелся, и доехал он до этой деревни. Потом много-много раз я обращал внимание, что скажешь «благословите…» – и начинает твориться  дело Божие, которое выше твоего разумения.

Третье – это послушание уставу обители. Нужно в соответствии с уставом ходить на богослужения, вкушать трапезу вместе с братией, слушаться богослужебного распорядка, не опускать богослужений. Относиться к уставу, как к старцу, а к его положениям, как к старческим благословениям. Тогда братия, видя, что игумен подвизается в послушании  вместе с ними, и его слушаться начнут.

Четвертое – принятие важнейших решений в монастыре вместе с Духовным собором, если он есть, или по совету со старшей братией. У нас был Духовный собор, но мы собирались со старшей братией гораздо чаще. Когда я не знал, как поступить, я собирал отцов и высказывал свои мысли, потом слушал, что они скажут, при этом молясь – не подскажет ли что Господь. И,  как правило, принятое после такого совета решение оказывалось верным.

И главное: игумен, игумения должны постоянно сверять себя со святоотеческим учением о монашестве, помня, что они тоже находятся в числе спасающихся. Как мне кажется, регулярное откровение помыслов духовнику тоже обязательно нужно и игуменам, и игумениям.

Мы слышали в предыдущие дни ссылку на слова преподобного Григория Синаита о пяти степенях послушания. Пятая степень, по преподобному Григорию, – это любовь, которая есть Бог. Самому себе и вам всем, дорогие братья и сестры, желаю в этой жизни скоро обрести через послушание эту Любовь.

[1] Иоанн Лествичник, преп. Лествица. Слово 4. О блаженном и приснопамятном послушании. Стих 123.

[2]  Старец Ефрем Филофейский. Моя жизнь со старцем Иосифом. Гл. 14. Послушание. Ахтырский Свято-Троицкий монастырь, 2012. С.117

[3] Свято-Иоанно-Богословский монастырь Рязанской епархии.

[4] Старец Ефрем Филофейский. Моя жизнь со старцем Иосифом. C.119.

[5] Cофроний (Сахаров), иеромонах. Старец Силуан. Писания старца Силуана, XV. О послушании.

Доклад кандидата богословия, доцента, преподавателя Санкт-Петербургской Духовной академии архимандрита Августина (Никитина) на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года).

Русские монахи начали обосновываться на Афоне в первые десятилетия XI века. На афонском греческом документе, датированном февралем 1016 года, рядом с другими подписями значится имя монаха Герасима, игумена русской обители, написанное на греческом языке [1]. В разное время на Афоне побывали или подвизались там известные русские подвижники: киево-печерский архимандрит Досифей, новгородский игумен Иларион, преподобный Арсений Коневский, иеродиакон Зосима и Епифаний Премудрый из Троице-Сергиевой обители, Иона Угрешский, игумен Савва Вишерский, преподобный Иннокентий Комельский и многие другие. В 1859 году Святую Гору посетил архимандрит Антонин (Капустин).

Архимандрит Антонин (в миру Андрей Иванович Капустин) родился в селе Батурино Шадринского уезда Пермской губернии 12 августа 1817 года в семье священника. В 1843 году он окончил Киевскую Духовную академию вторым магистром и был оставлен при ней бакалавром немецкого языка. Затем он преподавал греческий язык, нравственное богословие, герменевтику и обличительное (сравнительное) богословие. 7 ноября 1845 года Андрей Капустин принял монашество с именем Антонин – в честь святого мученика Антонина Анкирского, память которого отмечается в этот день. С 1850 года отец Антонин служил настоятелем русской посольской церкви в Афинах. Его труды по реставрации этой церкви были отмечены Святейшим Синодом, и 5 апреля 1853 года он был возведен в сан архимандрита. В 1860–1865 годах архимандрит Антонин – настоятель посольской церкви в Константинополе. А в 1865–1894 – до конца жизни – начальник Русской Духовной миссии в Иерусалиме [2].

Архимандрит Антонин посетил Святую гору Афон в составе научной экспедиции, отправившейся туда из России через Афины. Еще до отъезда из Афин его посетил будущий спутник и сотрудник П.И. Севастьянов. Вот что пишет об этом о. Антонин в своем дневнике: «… слышу внизу стук в двери… является… кто бы вы думали? Петр Иванович Севастьянов! “Что, не ожидали небось? А я вот за вами. Собирайтесь-ка на Святую Гору. Теперь уже вы не увернетесь от меня”. Вот ведь какие оказии бывают иногда неожиданно-нечаянно! Голова пошла кругом!» (1 июля 1859 г.) [3].

Результатом этой поездки стала одна из крупнейших работ о. Антонина: «Заметки поклонника Святой Горы» (Киев, 1874). Книга архимандрита Антонина явилась его основной работой, посвященной Афону. В ней описаны все обители Святой Горы, которые он посетил. Отец Антонин обращал внимание на их историю и отмечал особо чтимые святыни, описывал храмовую архитектуру, настенную роспись, особенности иконописи, древние рукописи. Он подробно описал характерные черты современного ему афонского богослужения и монашеской жизни. Во время этого путешествия он встретился там с архимандритом Порфирием (Успенским). Эта встреча и дальнейшая переписка так сблизили их, что, как отмечал один из инициаторов образования Православного Палестинского общества В. Н. Хитрово, «изучая их научную деятельность, их мнения и суждения, можно было бы принять их за одно, так сказать, лицо в двух последующих поколениях» [4].

Ценным источником для характеристики о. Антонина является также его Дневник [5]. Дневник о. Антонина полон характеристик, различного рода любопытных подробностей; находят в нем освещение и многие международные события. Свои записи Антонин сопровождает иллюстрациями: в Дневнике много фотографий и зарисовок, сделанных самим о. Антонином [6]. VI том Дневника (456 л.) охватывает события 1854–1860 годов.

На Афоне архимандрит Антонин посещает скиты и монастыри – Иверский, Ставроникиты, Дохиар, Пантократор, Хиландар, где главное внимание уделяет осмотру библиотек. Он просматривает рукописи монастыря св. Пантелеимона; в монастыре св. Павла составляет каталог рукописей [7]. В Ватопедском монастыре он работает над рукописями вместе с находившимся там архимандритом Порфирием. В марте 1863 года о. Антонин, по поручению Синода, вновь едет на Афон для выяснения вопроса о подлинности Синайского кодекса Библии [8].

Эсфигмен. Пещера преп. Антония Печерского

Большой интерес представляют записки о. Антонина под 1 сентября 1859 года. В тот день о. Антонин прибыл в Эсфигменский монастырь. «Открылась нам, вдали над самым морем, в устье глубокого удолья, величественная и прекрасная обитель Эсфигменская, пpиятнo поразившая меня своим стройным, чистым и веселым видом, какого не представляют ни одна из виденных мною доселе обителей афонских, – пишет о. Антонин. – Монастырь вытянулся параллелограммом от запада к востоку. Северная сторона его обращена к морю, южная к удолью и горам. Посреди сей последней устроен главный вход в монастырь с ровной и широкой площади. Высокая колокольня над воротами монастыря напомнила мне наши монастыри, преимущественно же – московские. Мы застали в монастыре вечерню. Братия были в соборе. Туда же последовали и мы. Церковь, во имя Вознесения Христова, недавней постройки, украшена во вкусе святой Горы – пестро, ярко и чересчур румяно, и загромождена нужными и ненужными предметами до того, что кажется тесной. За отсутствием игумена, управлял монастырем один из братий, который и принял нас со всею вежливостью и расторопностью, и поставил нас на первые места в церкви» [9].

«Монастырь Эсфигмен – на северо-восточном склоне, сжатый с трех сторон высотами <…> Ктиторами его считают императора Феодосия II Младшего (408–450) и его сестру –царевну Пульхерию. Впоследствии разоренный обвалом горы, он был восстановлен сербскими государями. Эсфигмен – монастырь общежительный с XVIII века. Снаружи монастырь представляется четырехугольным замком, в стенах которого кельи в 4 этажа, с высокими башнями по углам. Посредине, внутри четырехугольника, главный храм Вознесения Господня новой постройки, но уцелела и древняя церковь этого наименования. В числе грамот (хрисовулов) здесь хранились: 2 – Иоанна Палеолога (1060) и русского царя Алексея Михайловича» [10].

В своих записках о. Антонин кратко описывает архитектурное устройство обители: «Мы обозрели монастырь, позволяющий замечать в себе две резко отличающиеся части: старую – западную, и новую – восточную, выстроенную в весьма недавнее время, и еще неоконченную. Посереди восточной стены возводится высокая, и снаружи прекрасная, пятикупольная церковь, выдаваемая то за церковь всех святых русских, то за храм Преображения, смотря по тому, кажется, к какой народности принадлежит вопрошающий» [11].

Эсфигменский монастырь важен для Poccии тем, что здесь, по преданию, первоначально подвизался преп. Антоний Печерский, основатель Kиeвo-Печерской лавры. Пещера преп. Антония, высеченная в скале недалеко от монастыря, сохранялась в её первоначальном виде [12], и о. Антонин надеялся лицезреть эту пещеру: «Было поистине нечто пленительное в мысли увидеть ту пещеру, в которой подвизался и запасался духом иночества наш отшельник печерский, первый инок земли русской, от благого посева коего разрослись обители иноческие по всему необъятному пространству великой отчизны» [13].

«Игуменом в Эсфигмене некогда был св. Григорий Палама. Св. Антоний, основатель Киево- Печерской обители, там же начал свои иноческие подвиги при игумене Феоктисте, поселившись в пещере недалеко от обители. Рядом с ней другая пещера, пообширнее, обновлена русским пустынником Саввой, снабжена пробитым для света отверстием вместо окна; на обрыве скалы, названной Самарской, воздвигнута небольшая церковь во имя св. Антония Печерского» [14].

Сведения, приводимые о. Антонином, содержатся в целом ряде справочных изданий. Самое ценное в его повествовании – это записки очевидца, побывавшего в Эсфигмене и отметившего «русский след» в этой обители. И отечественный богомолец отправился по местам молитвенного подвига преп. Антония. «Пользуясь остатком угасавшего уже дня, я посетил пещеру преп. Антония Печерского, недалеко от монастыря высеченную в скале над самым морем, – вспоминал о. Антонин. – Она тесна и так сыра, что, по-видимому, не могла служить когда-нибудь жилищем человеку, хотя есть в ней явные признаки того. По временам она даже наполняется водой. По крайней мере, так бывает с нею теперь. Выстроенная над нею небольшая церковь отличается русским вкусом и отсутствием стенного иконописания, для коего желается здесь искусный русский художник, и не только искусный, но и ученый, который бы мог изобразить во всеувидение св. Горе всех русских преподобных или даже всех вообще святых русских» [15]. 

Старый (Нагорный) Русик

Русский монастырь св. великомученика Пантелеимона был основан на Афоне в начале просвещения Киевской Руси христианством: основание его относят ко временам св. Владимира и Ярослава. Монастырь этот находился сначала на другом месте, там, где теперь скит Пресвятой Богородицы (Ксилургу).

Отечественные исследователи высказывали предположение «об участии в устроении особого рода для русских обиталища на Афоне супруги равноапостольного Владимира “Анны грекини”»: «Она могла или испросить у своих братьев византийских императоров для русских пришельцев на Святую Гору один из тогдашних многочисленных афонских монидрионов, или убедить русских князей устроить там особое обиталище для русских. Но, так или иначе было дело, только теперь положительно известно, что русские в ХI веке на Афоне уже были и имели свой особый, с правилами самостоятельности, монастырек, который слыл под названием “Богородицы Ксилургу” с придаточным названием “руссов”, и был с храмом во имя Успения Богоматери, – обстоятельство, которое нельзя обойти молчанием, потому что оно роднит первую русскую на Афоне обитель со славным монастырем Киево-Печерским» [16].

Во второй половине XII века русские насельники уже не вмещались в своем монастыре, и в 1169 году святогорские монахи уступили им монастырь св. Пантелеимона (впоследствии получивший название Старый Русик).

В монастырском архиве хранились хрисовулы византийских императоров, царей сербских и российских, с XIII до конца XVII века. Грамотой от 9 февраля 1660 года архимандриту этого монастыря было разрешено через четыре года на пятый приезжать в Россию за милостыней, чем на протяжении многих лет пользовались наместники обители [17]. В 1663 году «по государеву указу был в Кирилове монастыре в ссылке из Палестины Афонстей Горы Костамонитова монастыря архимандрит Феофан и сказывал о Святой Горе Афонстей и о монастырях» [18]. По словам о. Феофана, «Пятый монастырь – рускии. Храм святаго Пантелеимона, среди Святыя Горы. А создал его великий князь Ярослав Киевский. А в церкви – икона святаго Пантелеимона, чудотворная. И мощи его, глава, в той же церкви лежат, да рука святаго Дионисия. Келей отходных – 75. А братий – 120» [19].

В 1859 году Старый Русик посетил архимандрит Антонин. «Мы пересекали хребет горы по дороге от Кареи к Русику <...> На южной оконечности долины мы увидели обширные, грустно-живописные развалины. Это был Старый Русик» [20], – пишет отечественный пешеходец. В своей книге он излагает историю этой обители.

«Монастырь св. муч. Пантелеимона, называемый в актах Солунским или Солунцев или даже одного некоего Солунянина, был известен в XI веке, а в половине XII казался уже ветхим и близким к разрушению; отчего и уступлен был охотно тогдашним начальством св. Горы русскому афонскому братству в надежде, что известное и тогда усердие наше к церковному благолепию не только поддержит, но и украсит обитель. Едва ли, впрочем, средства соотчичей наших соответствовали тогда их усердию. Кажется, далекая отчизна мало поддерживала свою иноческую колонию на св. Горе. Монастырь был беден, когда в конце того же века пришел в него сербский царевич. Поддержка соседней и сильной тогда Сербии была для него действительнее, чем своя русская. Царь Лазарь считался прямо ктитором его. Стефан покровительствовал ему наряду с Хиландарем. Даже деспоты разных частей распадавшейся державы Стефановой, как-то: Углеш, Драгаш и Константин помогали ему по мере средств своих. Во весь великокняжеский период России едва ли какой государь русский знал, по крайней мере – думал, об афонском Русике. Только при Грозном мы заявили свой протекторат над ним. Видевший и описавший в 1553 г. св. Гору, Беллоний называет монастырь Russio принадлежащим России (Russiae contributum est). Барский в первое свое путешествие по св. Горе (1725 года) еще видел в монастыре русских. Но в 1744 г. нашел там уже одних греков. Оставалось за монастырем только имя русское. Наконец и имя и монастырь исчезли, Остались одни «красноречивые» развалины» [21].

Вот в каком состоянии находился Старый Русик в те годы: «Имея в руках описание монастыря, сделанное Барским, еще можно узнавать, где что было в старину, – продолжает о. Антонин. – Стены почти все остались целы, поросли травой и увились плющом. Ни одной, впрочем, кельи не уцелело. От церкви осталась одна восточная стена алтаря. Всем годным из неё материалом воспользовались при постройке новой церкви в прибрежном монастыре. Ради четырех мраморных столбов, главным образом, древнейший храм сей был обречен на разрушениe, к сожалению всех ревнителей иконописного художества. Барский любовался в нем стенописными иконами панселиновой руки “зело изрядными”. В трех храмах афонских видел он произведения кисти панселиновой, карейском, хиландарском и здешнем. Карейского Барсов назвал “зело искусным”, что очень близко подходит к “зело изрядному”, и очень могло статься, что расписывавший оба храма был одно и то же лицо. Состояние, в каком находилась церковь при Барском, он описывает почти в тех же выражениях, в каких отзывается и о карейском соборе. Оба храма были весьма ветхи. Судя по остаткам церкви св. Пантелеимона, можно заключать, что и образ постройки был одинаков с карейской. В обеих их наконец Барский видел сохранившиеся древние иконостасы из мраморных колонн. Одним словом: всё уверяет, что развалины эти принадлежат древнейшему на св. Горе храму. Жаль потому, что он не достоял до наших дней. Скопировав его стенопись и сфотографировав его внешность, можно бы без сожаления расстаться с ним навсегда.

Это была самая высокая по местоположению обитель св. Горы, и самая пустынная, схожая отчасти с кастамонитской. Из неё нет вида ни на море, ни на Афон, ни на другую какую-нибудь обитель, ни даже келью. Отовсюду закрывают ее лесистые возвышенности. Зато на её долю выпал веселый цветущий луг, пересекаемый извивающимся потоком с чистой и хладной водой, быстро несущейся по каменному дну к далекому морю. Для монастыря русского пригоден был этот вид луговой. Старцу переселенцу он напоминал его добрую родину, и теплыми впечатлениями детства согревал его хладевшее к земле чувство, нужное в духовной жизни отшельника не менее, чем покой телесный в жизни физической» [22].

Пребывая «на развалинах оставленной обители посереди заваленного мусором двора», о. Антонин размышлял о прошедшем.

«С 1169 года тут утвердились руссы и владели местом до 1735 года, “егда стало невольно российским монахам выходити из своего отечества в чужие страны”. Эта “невольность” была причиной, что русские надолго утратили свою оседлость на св. Горе. Когда бы можно было надеяться, что, с прекращением сей невольности, они снова приобретут ее на прочных основаниях? На Афоне следует быть русскому иночеству, даже независимо от его давних прав на здешнюю оседлость,  – по одному только значению св. Горы в обще-православном мире, – слишком явному, чтобы не признавать его. Но как достигнуть сего? Кому не памятны слова нашего умного и правдивого паломника: “веру ми имей истину бо ти реку, благий читателю, яко наш русак не токмо тамо (т. е. в монастыре св. Пантелеимона), ни в коем ином св. Горы монастыри не может долго пребывать”. Причиной тому он полагает, что наши иноки по непривычке не выносят “труда земледельного”, которым одним можно жить на Афоне. Не ошибся ли любезный соотечественник в своем отзыве о русаках? что скажут ему на это нынешние 300–400 русских святогорцев, проживающие уже многие десятки лет на Афоне, и заготовляющие жительство на многие сотни лет? [23]

Свято–Пантелеимоновский монастырь

Начиная со второй половины ХVIII столетия, в дальнейшем развитии русской обители начинается новый период. К ней на помощь пришла влиятельная греческая семья, рода Каллимаки, происходящая из богатого константинопольского квартала Фанар, в лице её представителя Иоанна Каллимаки, находившегося на троне господаря Молдовы (1758–1761). Благодаря ему и по желанию греческих монахов, населявших в то время русскую обитель, она меняет свое прежнее местонахождение и переходит в 1760 году из стен старой обители в прибрежную зону, на третье и последнее место своего расположения [24]. Обитель продолжала называться русским монастырем [25]; впоследствии он служил пристанищем для русских богомольцев; при монастыре была устроена пристань для судов, прибывавших с богомольцами из России. Пантелеимоновский монастырь содержался главным образом на пожертвования, получаемые из России [26].

Особый интерес представляют записки архимандрита Антонина о русском Свято-Пантелеимоновском монастыре. Вот каким предстала эта обитель перед взором русского богомольца: «Образ мирного приюта русских афонцев оставался для меня неуловим до тех пор, пока я не увидел его. По условиям места, общим многим монастырям афонским, Русик представляет из себя спускающуюся по косогору массу зданий разных размеров, разных планов, разных архитектурных стилей. Подобно всем, может быть, обителям Востока, он не имеет правильного расположения частей. Как и другие, он заключен в четыре высокие серые стены, глухие снизу и пробитые множеством отверстий вверху, или, точнее сказать, состоит из таких стен. Подобно им, у него со стен висят балконы большей частью в несколько этажей, то длинной линией коридоров, то одинокими выступами, то в виде целых комнат. Подобно им, в нем поверх стен идет ломаная линия кровель, труб и куполов, разрываемая иногда рядом амбразур, как в средневековых крепостях. Но в нем нет сторожевой башни, неизбежной принадлежности святогорских монастырей, тяжелой и грозной не по виду только, но и по значению, прибавим – и по употреблению. От других монастырей святогор-ских он отличается огромным, довольно правильно выстроенным в несколько ярусов, зданием с фронтоном и пилястрами, напоминающим собой наши, встречаемые в губернских городах, правительственные здания, которым обитель белеет и блестит, особенно при лучах солнца, на весь залив Монте-Санто.

Направление стен Русика и всех его зданий соответствует четырем сторонам света. Наибольшая населенность его сосредоточивается при стенах южной и северной. Кроме своего географического, так сказать, положения, южная стена выражает собой идею юга и своим сравнительно низшим местоположением, следовательно, и теплейшим, тогда как северная невольно напоминает собою север, стоя основаниями своими на высоте кровель южной стороны. Ty же идею выражает и случайное, как бы этнографическое, разделение обители. Южная сторона её населена греками, северная русскими» [27].

Далее архимандрит Антонин описывает монастырские храмы, как они выглядели в те годы.

Собор св. великомученика и целителя Пантелеимона

 

«Вход в обитель – с моря, следовательно, на южной стороне. Там же и правительственное место монастыря, т. е. жилище игумена и канцелярия. Прямо против ворот монастыря стоит собор во имя св. великомученика Пантелеимона, правильной и чистой постройки, довольно обширный, с тремя выступами алтаря, двумя по бокам для клиросов и светлой галереей со входа. Верх его увенчан 7-ю куполами. Постройка недавняя. Кладка стен из желто-серого камня правильными рядами с прекрасно округленными окнами, в осо- бенности же в куполах, из коих каждый представляется как бы увенчанным короной. По обычаю св. Горы, почти вся внутренность храма загромождена подсвечниками, аналоями, кивотами и монашескими стоялками внизу, а поверх головы множеством висящих со сводов лампад, поликандил и великого поликандила (паникадила – а. А.) или хора, висящего огромным обручем почти во весь диаметр главного купола на 8 цепях или поясах, литых из меди по рисунку, не лишенному приятности, равно как и весь обруч.

Иконостас поражает своим блеском. Он прислан из России, деревянный, сплошь и весьма хорошо вызолоченный. Св. иконы также в дорогих окладах. Всех великолепнее украшена храмовая икона великомученика (Пантелеимона), поставленная в кивоте при одной из четырех колонн, поддерживающих главный купол. Пол мраморный, разноцветный. Вообще, святогорски говоря, собор хорош. Прямо на запад от него стоит большое здание братской трапезы, крестовидное по плану, украшенное внутри сплошь по стенам и сводам иконами. Несмотря на обширность трапезы и множество столов, братия не помещаются в ней за раз. Бог умножил население Русика паче других обителей св. Горы [28].

Церковь Успения Божией Матери

«Севернее собора в нескольких шагах стоит параллельно ему меньшая церковь Успения Божией Матери, недавно выстроенная по общему плану византийских церквей, небольшого размера. Стены её еще ничем не украшены. Прекрасный купол с 12-ю окнами светит всеми ими, вопреки укоренившемуся на Афоне обычаю закладывать обращенные на север окна и лишать таким образом церковь её лучшего украшения. Иконостас недавно доставлен из России, весь золоченый с иконами в рамах не церковного стиля рококо. Иконы писаны по золотому полю» [29].

В те годы В Свято-Пантелеимоновской обители совместно подвизались русские и греческие насельники; храм св. Пантелеимона и церковь Успения Божией Матери принадлежали грекам, составлявшим с русскими одно братство, насчитывавшее до трехсот человек. Из этих трехсот – 64 русских, а остальные греки и славяне; последних до пятидесяти человек [30]. 

Далее о. Антонин пишет о храмах, находившихся на «русской половине».

Церковь святителя Митрофана

«Несколько шагов к северу от церкви Успения, и мы вступаем на площадку, возвышенную почти в уровень соборной кровли. На ней возвышается корпус русского братства. Мы уже на русской половине. Прежде, чем видеть этот русский Русик, мы, идя по площадке к востоку, доходим до русской (предполагавшейся сначала соборной) церкви святителя Митрофана, стоящей на параллели с обеими вышеупомянутыми церквами, хотя восточнее их и гораздо выше. Вступив в нее, я почувствовал веяние отчизны. Всё в этой церкви говорило мне о России: и отсутствие колонн, и присутствие лепных украшений, и широкие окна, и высокие царские врата, и низкие медные посеребреные стойники, и большие висячие лампады, сделанные для возжения множества свечей, а не одной светильни елейной, высокие хоругви, голые стены, деревянный пол и пр. и пр. Церковь вообще не замечательна ничем, кроме несоразмерности своей длины с высотой. Из плана её можно заключать, что первоначальное братство русское было, или предполагалось быть, здесь немногочисленное. Но Бог послал монастырю семя многоплодное. Дай Бог, чтобы оно было и долгоживотное, по слову пророческому!» [31]

Церковь Покрова Божией Матери

 

«Крутыми и многими лестницами идет подъем в разные ярусы русского корпуса. В коридорах его темно и сыро, но чисто. В третьем ярусе устроена церковь Покрова Божией Матери. Она длинна, широка, светла и чиста. Сначала от входа имеет вид базилики, разделяясь двумя рядами колонн на три продольных отдела, потом превращается в византийский храм с куполом и подобием боковых выступов для певчих, а оканчивается алтарем домовых церквей русских с плоской и темной запрестольной стеной. Возле стен тянется непрерывный ряд стоялок. Там же стоялища есть и при каждой колонне с задней стороны для более почетных братий; спереди же приставлены к колоннам иконы, отчего церковь представляется установленной рядом наших деревенских клиросов, и величественное впечатление базилики исчезает. Пол в церкви деревянный. Заметно, что храм этот построен на скорую руку, но очень удобен, а деревянная настилка пола – истинное благодеяние для всех. На запад от церкви помещены начальнические кельи, а на восток – архондарик и гостиные кельи [32].

Архимандрит Антонин не ограничился описанием монастырских храмов; далее следует самый подробный рассказ о богослужении, за которым молился русский пешеходец.

Всенощное бдение

 

«Часа в три пополудни возвещено было малым звоном начало малой вечерни, продолжавшейся около часа. Затем будущие труженики подкреплялись, кто как мог, к непостыдному совершению бдения, уже не по одному имени “всенощного”. Ограда наполнилась богомольцами, большей частью монахами же из других монастырей и келий, а частью рабочими людьми, немалочисленными на св. Горе. Еще в субботу прибыл и приглашенный для служения преосвященнейший Иосиф, бывший митрополит Варнский, пребывающий теперь на покое в Ватопедском монастыре. Наша ученая экспедиция также была вся налицо со всей её разноверностью и разноплеменностью.

В 5 часов ударили на колокольне в большое “било”, стучали в него сперва медленно, потом скоро и живо с повышением и понижением звуков, с их игривой перестановкой, с быстрым переходом от низших к высшим и наоборот, или медленным переводом их через полутоны с постепенным замиранием до совершенного прекращения, и с неожиданным воскресением их в новой живости и силе. Такой звон или стук возобновлялся три раза после остановок для отдыха “художника”, как называли звонаря греки, видимо умиленные его искусством; и каждый раз он позволял им слышать новые звукосочетания, разнообразные от первого удара молотка до последнего. Музыка эта продолжалась полчаса. Потом, после малой перемежки, ударили в большой колокол (120 пудов), звуки которого те же пришельцы слушали с другим уже чувством, ясно выражавшимся в их вертении головой и махании руками, тогда как на русской половине, во время музыкального “колотанья»” остававшейся неподвижной или слегка усмехавшейся, благовест колокола производил невыразимое чувство, разрешавшееся задумчивостью, вздохом и, может быть, даже тайной слезой. Это она, отчизна, это её присутствие знаменовалось на лицах Бог весть когда, откуда и как собравшихся на Афон разнородных чад её, принесших сюда с, собой воспоминания всех климатов, всех местностей её от Алтайских до Карпатских гор, вызываемые одним и тем же, поистине заветным для них, звуком колокола.

За благовестом последовал трезвон, по необходимости нестройный от доброго и простосердечного обычая русского приносить храму Божию колокола всякого веса, как приносят свечи всякой длины. С третьим звоном врата церкви отверзлись, и толпа хлынула внутрь храма, давя и давясь – по привычке или как бы по преданию; потому что ни чем другим нельзя объяснить этой спешности. Служба еще не начиналась и не скоро имела начаться, да, и начавшись, обещала молитвеннику 12 часов беспрерывного духовного упражнения. Храм мог вместить всех. Богомольцы были все люди, привыкшие к порядку и выжиданию. Что же двигало их? Тайное ублажение себя мыслью о предварении друг друга пред лицом Божиим. Всегда в обществе христиан более петров, нежели иоаннов, – даже в тех обществах, где, по-видимому, влияние сильно-впечатлительного миpa устранено, и где благий и тихий дух смиренного предпочтения других себе есть дух жизни.

В 6 часов прибыл в церковь владыка. Служение началось сидением и молчанием на несколько минут. Потом происходило каждение в алтаре, и, по возглашении диаконом слова: востаните, – по всей церкви, также в течение нескольких минут. После другого возглашения: Господи благослови, владыка благословил со своего места, и началось чтение предначинательного псалма скорое и предвещавшее, по-видимому, очень быстрый ход службы. Но на половине 28-го стиха псалма чтение прекратилось. Начались так называемые у певцов: аниксантария, т. е. остальные слова стиха и остальные стихи псалма, поемые на оба хора попеременно. Первый хор, или лучше первого хора псалт, начал выводить слова: отверзшу (аниксантос) тебе руку и пр. и он же кончил псалом через два часа потом. Певцы после каждого стиха переменялись, становясь потом, облитые потом, в ряд припевателей. Утомительное для поющих, утомительное для слушающих, утомительное для служащих, пение это выносилось сначала легко по своей новости, по бодрости еще сил и по догоравшему свету дня, позволявшему обозревать внутри церкви то те, то другие предметы – в подкрепление молитвы, тогда как во всяком другом случае подобное занятие служит к ослаблению или и совершенному рассеянию её. Все братия “стояли приседши” в своих стасидах, а стоявшие посередине храма переминались с ноги на ногу.

Во все это время новые поклонники приходили и прикладывались к иконе св. великомученика, кладя на блюдо деньги на свечку. Умилительно было видеть келиотов в бедных, изношенных одеяниях, вынимавших из своих раздранных узелков несколько левов или даже и паричек и клавших их перед иконой смиренно, робко и вместе (с тем) торжественно с достойным своего кровавого труда величием, и потом или кланявшихся до земли на стороны или стремительно убегавших в толпу, как бы из страха соблазнить или соблазниться. Только рабочие стучали иногда по блюду своим приношением во всеуслышание. Когда совсем стемнело, церковь начала освещаться в разных местах и на разных высотах лампадами и свечами. К пению стихир зажжен был и хор, которому дано было при этом круговое движение или, вернее, медленное поступание вперед и назад, – это «ликование света», столько утешающее афонцев напоминанием им о светлом лике ангельском.

Около 9-ти часов был Вход, совершенный с большой торжественностью. В нем участвовало не менее 30-ти священников, в числе их и сам геронда, т. е. игумен. Выходя, они остановились не прямо против царских дверей, а правее их перед митрополитом (стоявшим на игуменском месте прямо против храмовой иконы великомученика). Возвратясь в алтарь, все поздравляли игумена с праздником и немедленно разоблачались. Вечерня продолжалась опять с одним чередным священником без особенной растяжки в пении и чтении. Так было до самой литии. Для отправления её чередные священник и диакон вышли из алтаря северной дверью без всякой торжественности в притвор; после чего дверь между церковью и притвором задернулась завесой, и в то время как в первой водворилась глубокая тишина, в притворе около часа пелись стихиры, из коих последняя была особенно продолжительна. Окончив ее, певец еще минут десять выпевал: ди, ди, рай, рай и пр. напевом живым и веселым, как бы вознаграждая своих слушателей за утомление, жертвой которого был и сам священник, не раз дремавший или, по крайней мере, казавшийся дремлющим во время его однотонного пения. Всякий раз, как повторялось в стихирах имя великомученика, между народом раздавался небольшой шум от поклона с крестным знамением, оживлявший на минуту мертвое последование литии – вопреки её шумному имени. Немало времени продолжалась также и великая сугубая ектенья, на коей возглашались имена всех строителей, вкладчиков, благодетелей, посетителей, а равно и всех братий обители. По возвращении в храм бегло пелись стихиры и читалось: ныне отпущаеши и пр. Так же скоро пет был тропарь святому, но пение тропаря: Богородице Дево радуйся, растянулось на целый час. Его пели на два хора попеременно, сначала – слова два из самой песни, а потом – одни выводы голоса или трель [33], причем иногда одно слово растягивалось минут на 5 и более, чего я не счел бы возможным, если бы не был самослышцем. Последняя эта песнь вечерни служит достойным её завершением. Она так ухищренно составлена, что я не в состоянии дать о ней какое бы то ни было понятие. Благословение хлебов совершено было самим владыкой. Вслед за тем чуть не все свечи были потушены, и началось чтение. Русское братство отправилось в свою церковь продолжать бдение: за ним последовал и я. Была половина 12-го часа ночи.

Утомленное не столько бдением, сколько усилием следить за греческим пением, молитвенное чувство ободрилось при сладких звуках родного богослужения. Впечатление глубокое и, думаю, неизгладимое в душе моей оставило чудное пение, неожиданно встреченное мною за пределами отечества и достойное, по моему мнению, быть образцом для него. Я весьма далек от преувеличения. Кто имел случай слышать оное, равно как и видеть всю пленительную стройность, чинность и благоговейность богослужения нашего афонского братства, тот, подобно мне, не может холодно говорить о нем. Я всё как бы еще слышу эти чистые, высокие голоса, свободные и естественные, без всякого напряжения, без манерности, без страстности, без игривости, – это неспешное, благоговейное внимание хора к словам канонарха, – это ловимое сердцем и износимое из сердца, как хвала или как молитва, повторение их, в коем слышались и единозвучие механической музыки и многогласие живых отдельных песенных органов. Заученный раз и обратившийся в закон для каждого отдельного голоса, прием песенный делает то, что всё, что ни поется, поется одинаково стройно. Самые простые напевы нашего осмогласника получают при этом пении выразительность, силу и приятность, которых напрасно ищешь в обыкновенном пении по обиходу.

Особенно трогательными кажутся гласы 1, 4 и 5. Невыразимо сладким чувством падает на душу напев 4–го гласа своим мольным ниспадением голосов в третьем колене. Такого видоизменения гласового напева я до сих пор не слыхал. Подобно пению, и чтение отличалось точностью, правильностью и выразительностью. Кроме чтения псалтири было в течение утрени и пять собственно “чтений” поучительных: перед шестопсалмием, после первой и после второй кафизмы, после третьей и после седьмой песни канона. Bo время их все садились, тогда как во время чтения кафизм только “приседали”. Полиелей начался пением двух первых псалмов 18-й кафизмы напевом живым и веселым, способным отогнать всякую сонливость от истомленных молитвенников.

По окончании пения собор священников вышел из алтаря на середину церкви перед икону великомученика. Всем братиям розданы были свечи, и пет был псалом избранный в честь святого, к каждому стиху которого припевалось, по русскому обычаю, величание, неизвестное в греческой Церкви. После седальна и ектении священники возвратились в алтарь и разоблачились – по уставу. Остальную часть полиелея, т.е. чтение Евангелия и пр. совершил уже один чередный священник — тоже по уставу. Достохвально это строгое соблюдение устава, у нас нарушаемого в ущерб духу и смыслу богослужения. В дальнейшем последовании замечательных особенностей не было, исключая того, что на пении стихир хвалитных опять все стояли с зажженными свечами. Помазание елеем было на первом часе у иконы и от лампады великомученика согласно с уставом. Утреня окончилась в 5-ть часов утра. Между тем из собора еще продолжали раздаваться те же резкие, крикливые и не подчиняющееся никакому такту звуки одинокого пения, не раз заставлявшего меня желать хоть на один час быть греком, чтобы восчувствовать их красоту и привлекательность: затем на русской половине кто хотел, отдыхал, а без сомнения немало было таких, которые, не хотя отставать от греков, немедленно отправились в собор, и продолжали непрерывное бдение, наполняя промежуток времени между утреней и обедней молебном с водосвятием и крестным ходом, чтобы получить потом вящщую мзду от своей совести [34].

Божественная литургия

 

Начало литургии не было так торжественно, как начало всенощного бдения. Был один только трезвон, после коего неутомимый старец владыка, простоявший напролет всё бдение с бодростью изумительной, снова явился в церкви в сиянии своей доброй души, апостольской простоты и пастырской ревности, радостный и довольный случаем приложить труд к труду. Церковь блестела богатством и великолепием. Всё, что есть в монастыре ценного, было взято из сокровищницы и выставлено на вид в честь праздника и во славу святого. Сослужащих apxиepeю священников было 20, диаконов – 10 – греков и русских без различия. Пение однако же все было греческое. На великом вход диаконы шли впереди с крестами в руках, а за ними священники со святыми мощами, потирами и другими принадлежностями богослужения, взятыми из ризницы. Зрелище было великолепное!

На меня глубокое и как бы новое впечатление произвело также рукоположение во диакона одного из братий обители. Сам он был олицетворенное благоговение. Взор его, голос, поступь и все движения обнаруживали в нем на тот раз, по-видимому, одно и единственное чувство жертвы, приносимой Богу по избранию и велению другого; ни малейшего не видно было знака его внутреннего довольства от получаемого достоинства. Во время пения стихов: Слава Тебе Христе Боже и пр., все 10 диаконов, схватившись руками, заключили в свой круг рукополагаемого собрата, и, обращенные все лицом к престолу, составили общий хор, обходя или как бы облетая священную сень. Священники отступили от престола, чтобы не мешать торжеству своих меньших братий во Христе Иисусе. Видение чудное и восторгающее дух! Оно так разительно совпадало со словами: Исаие ликуй, что надобно быть слепым, чтобы не видеть в этом трикратном обхождении престола простого ликования радующейся Богу Церкви, в высоком восторге подражающей Давиду. После третьего обхождения престола, ликовственники северными дверьми вышли в церковь и царскими возвратились в алтарь.

По прочтении молитвы рукоположения архиерей брал одну за другой принадлежности диаконского облачения и служения и, показав их в царских вратах народу, возглашал тоном сколько извещения, столько же и вопрошения: aксиос, и не прежде обращался снова, в алтарь, как услышав в народе ответное повторениe своего возглашения. Полное исторического смысла действие! Живое и явственное свидетельство древнего чиноположения Церкви! Богослужение cиe исполнило душу мою высокой радостью, к принятию которой, конечно, немало содействовало и минувшее бдение, отстранившее от мысли и сердца столько ненужных впечатлений. Надобно однако же сознаться, что, сменивший затем долговременную службу покой не был, по немощи плоти, неуместным завершением духовного довольства. Понятна стала мне вся отрада сего тихого и чистого самовзысканного вознаграждения за самовзысканный подвиг, составляющая общую характеристику святогорской жизни. Труд и отдых – вот всегдашняя перспектива смиренного инока, отстраняющая от него призрачный мир суетных перемен, ожиданий, надежд и тревог, и волей-неволей заставляющая его отыскивать в душе своей другую, более пленительную, перспективу духовного восхождения от человеческого к божественному, по единому и единственному образцу Ииcycy Христу [35].

«На следующий день – попразднственный, называемый в монастыре “домашним праздником”, по принятому на св. Горе обычаю, совершалось поминовение ктиторов и благодетелей обители, – продолжает о. Антонин. – Служение опять было в соборном храме великомученика – совместное греческого и русского братства. Чтение и пение постоянно переменялись. После мелодии греческой слышалась симфония русская. Впечатление было самое приятное. Присутствовавший при том владыка был глубоко растроган. После обедни отправлено было благодарственное Господу Богу молебствие по случаю торжества рождения Е. И. Величества государыни императрицы Марии Александровны, перенесенного со вчерашнего числа на нынешнее ради большей торжественности обоих праздников.

<...> Между тем время было уже расстаться с братским радушием обители. Нас провожали за стены оба предстоятеля русского братства. Смотря на них, я понимал, как могло составиться самое братство, от одного смиренного пришельца разросшееся в столь короткое время до 100 слишком человек, несмотря на все лишения, на всю тесноту, на все неимоверные труды афонского жития. Разгадка в этом лице, светлом, величественном и бесстрастном, сиявшем перед нами издали духовной красотой, пленяющей всякого чтителя нравственной природы человеческой. Кто бы что ни говорил, а нельзя не видеть над Русиком явного благословения Божьего» [36].

***

 

…До 1-й Мировой войны в Пантелеимоновской обители было свыше 2000 братии. Вместе с русскими иноками, отдельно жившими, и в русских кельях, всего на Афоне было до 5000 русских монахов. В 1929 году в русской обители и двух русских больших скитах (Ильинском и Андреевском) имелось около 1000 монахов, а всего русских на Афоне насчитывалось приблизительно 1500–1800 человек [37]. В 1929 году в Пантелеимоновском монастыре насчитывалось более 500 человек. Однако многочисленным старцам, там доживающим, сложное монастырское хозяйство уже было не под силу [38]. К 1945 году число насельников Пантелеимоновского монастыря уменьшилось до 215 человек, а в русских кельях до 200 человек [39].

Пожары 1927 и 1968 годов нанесли непоправимый ущерб русскому монастырю, но в нем оставалась горстка русских старцев. В связи со случившимися пожарами в Пантелеимоновском монастыре и в Андреевском скиту (см. ниже) Московская Патриархия послала 13 ноября 1962 года через посольство СССР в Греции два денежных перевода по 75 тысяч греческих драхм на восстановление пострадавших помещений. Кроме того в Пантелеимоновский монастырь был направлен грузовой автомобиль [40].

В 1966 году впервые после длительного перерыва в Россикон прибыло первое пополнение в количестве шести монахов, которое остановило тяжелые испытания братства обители. Впредь до развала Советского Союза в обитель приезжали небольшими группами иноки, которые сохранили этот оплот русского монашества. Сегодня численность монахов в Пантелеимоновском монастыре составляет около 70 человек, а обитель, возрождаясь вновь, стала приобретать характерные черты, присущие великолепию русских монастырей [41].

Скит св. пророка Илии

Во время своего пребывания на Афоне о. Антонин посетил Ильинский скит. «Веселый звон встретил нас при входе в мирный приют соотчичей наших, основавшийся хотя не в давнее время, но уже украшающийся двумя именами святых мужей, в нем подвизавшихся: отцов Паисия и Аникиты» [42], – вспоминал русский богомолец.

Ильинский скит был основан в 1757 году уроженцем Полтавы старцем Паисием Величковским, известным своей высокой духовной жизнью и своими переводами святоотеческих писаний с греческого на славянский язык. Устроив скит, о. Паисий занялся переводом на славянский язык «Добротолюбия» и сочинений Исаака Сирина и собрал до 100 человек братии. Но против духовного вождя восстали недовольные его управлением, и в 1763 году он удалился с 64 человеками (т. е. с 2/3 всего числа монашествующих) в Нямцу, в Молдо-Валахию, и основал там Новую лавру; здесь же осталось большинство малороссиян [43]. Старец Паисий умер в 1794 году в Молдо-Валахии в звании архимандрита Нямецкого монастыря. Ильинский скит находится в зависимости от монастыря Пантократора [44]. Одним из настоятелей Ильинского скита был о. Парфений. Старец Парфений, управлявший Ильинским скитом с 1820 г., во время восстания греков (1821 г.), с главными святынями скита удалился в Poccию и здесь пребывал в Лебяжевском Николаевском монастыре в Черноморье. В 1830 году, после заключения мира России с Турцией, о. Парфений оставил Poccию и в сопровождении нескольких монахов прибыл назад на Афон и восстановил из развалин Ильинский скит. О. Парфений умер в скиту в 1837 году от моровой язвы [45].

«По новости скита, в нем нет замечательных для археолога предметов, – отмечает о. Антонин. – Для поклонника, подобно всем обителям афонским, он представляет несколько частиц св. мощей. Соборный храм его, довольно просторный и светлый, еще не украшен ничем ни внутри, ни снаружи. Меньший храм, выстроенный в линии южной стены блаженной памяти князем Шихматовым (иеромонах Аникита – а. А.) во имя святителя Митрофана, также не представляет в себе ничего особенно достойного внимания, кроме надгробной доски над прахом ктитора и нескольких икон, присланных для церкви из Poccии» [46].

В те годы Ильинский скит населяли иноки из Малороссии, и об этом идет речь в книге архимандрита Антонина. «С 8 часов вечера за 3 слишком часа утра продолжалось всенощное бдение с достохвальным порядком и благолепием, – пишет о. Антонин. – Я ожидал услышать в обители, составленной исключительно из малороссиян, чудные напевы Печерской Лавры, столько пригодные для пустынножителей Афона и для их продолжительных богослужений. Но вместо них услышал другие, изобретенные, по-видимому, на месте, – величественные, но не столько умилительные. Божественная литургия продолжалась от 6 до 8 часов утра» [47].

Изначально скит св. пророка Илии находился в ведении Пантократора, хотя по своей величине этот скит превосходил многие афонские монастыри. Но, согласно афонскому уставу, он не мог быть переведен в статус независимой обители, хотя такие попытки впоследствии местная братия пыталась предпринимать. «Обитель, хотя носит имя скита, но в существе есть монастырь. Она первая сделала смелый шаг к изменению древнего порядка афонского, показав возможным и уместным существование двух монастырей, начального и подчиненного, на одной и той же земле монастырской, – размышлял о. Антонин. – Прикрываясь именем “скита”, новый монастырь пока старается держать себя в отношении к древнему на положениях скитских, но ни от кого на св. Горе не скрывается возможная отмена сих положений в будущем; и только с одной стороны сила или ловкость, а с другой – уважение к русскому имени и своекорыстие допускают подобное нововведение. По примеру Ильинской обители устрояется в образ монастыря уже и бывшая серайская келья. Им подражает болгарский скит Богородица, и, наконец, – скит молдовалахский» [48].

Архимандрит Антонин считал, что «заведение нами на св. Горе отдельных обителей “русской” и “малороссийской” приятно и желанно, образование их в виде монастырей естественно, но прикрытие их именами скитов позволительно только как временная мера».49 Но такое демонстративное усиление русского влияния на Афоне могло породить ряд проблем во взаимоотношениях с Протатом и с Константинопольской Патриархией, что представило бы «угрозу скитской жизни». Но, как бы там ни было, по словам о. Антонина, «обитель Ильинская в настоящее время представляется образцом пустынного благоустройства, и впечатление её на душу поклонника самое приятное. Да будет при этом воздано слово хвалы и её отличному начальнику» [50].

Будучи скитом, Ильинская обитель числилась в ведении монастыря Пантократор, где в прошлом также было заметно русское присутствие. Ссылаясь на сообщение киевского пешеходца В.Г. Барского, посетившего Афон в 1744 году, о. Антонин замечает: «Обитель Пандократора с давних времен была приютом для русских. Барский упоминает об Ильинском ските, в котором обитали при нем и “руссы”. Кроме того он, обещался говорить подробно о другом ските того же монастыря, называемом уже прямо русским, хотя, к сожалению, и не сдержал своего слова. В монастырских кельях по окрестным горам также, по словам его, жили наиболее российские иноки. Та же самая прибежность русских к Пандократору замечается доселе. Кроме скита св. пророка Илии есть у монастыря много келий, занимаемых русскими отшельниками» [51].

…После революции 1917 года Ильинский скит разделил участь русских обителей на Афоне. За периодом расцвета последовал упадок, но скит никогда не был оставлен русскими иноками. До Первой мировой войны в Ильинской обители было до 300 насельников [52]. К 1945 году число монахов уменьшилось до 52 человек [53]. После смерти настоятеля схиархимандрита Николая Ильинский скит попал под влияние монахов, находившихся в общении с Русской Православной Церковью за границей, и в Ильинской обители прекратилось возношение имени Константинопольского патриарха [54].

20 мая 1992 года, за отказ поминать на богослужениях патриарха Константинопольского Варфоломея, настоятель архимандрит Серафим вместе со всей братией (4 человека) в присутствии митрополита Илиопольского Афанасия (Папаса), митрополита Филадельфийского Мелитона (Караса) и настоятеля монастыря Пантократор архимандрита Виссариона были изгнаны греческой полицией из скита, депортированы с территории Афона. Просьба Святейшего патриарха Московского и всея Руси Алексия II заселить опустевший скит иноками из России осталась без внимания со стороны руководства Пантелеимоновского монастыря, несмотря на то, что предложение об этом исходило со стороны губернатора Святой Горы К. Папулидиса [55]. Скит перешел в ведение монастыря Пантократор и вскоре был заселен греками. В настоящее время в Ильинском скиту проживает небольшая греческая монашеская община из десяти человек [56].

Скит св. апостола Андрея Первозванного

 

Скит св. Андрея, на восточном склоне Афона, по красоте местности назывался турецким именем «Серай» (красивый дворец, дача). Основание его сооружению положил Константинопольский патриарх Афанасий (Пателарий), который, оставив кафедру, поселился здесь, построил келью, уехал в Россию и умер в Лубнах. Келья патриарха оставалась необитаемой около ста лет, пока другой патриарх, Серафим, прибыв на жительство на Афон, не поселился на месте, избранном предшественником, и приобрел в собственность значительный участок земли, а афонское общество доставило ему строительные материалы для сооружения обширного скита. Патриарх прожил тут два года и, передав управление о. Паисию Величковскому, сам тоже уехал в Россию и умер в Лубнах, как и Афанасий. После же Паисия оставшийся правитель скита «Серай» передал его Ватопеду за приют и содержание в этой обители. От Ватопеда приобрели право на владение им в 1841 году русские монахи из Брянска – Иларион и Варсонофий, собравшие вокруг себя общину русских иноков. Келья в 1849 году была возведена на степень скита, открытого 27 октября 1849 года жившим в Ватопеде Адрианопольским митрополитом Григорием, при ктиторстве А.Н. Муравьева [57].

Об истории этой обители пишет, с интересными подробностям, о. Антонин, отправившийся в скит св. апостола Андрея Первозванного, «отдаленного от Кареи на версту расстояния». Вот первые впечатления русского архимандрита: «Большая куча зданий, частью ветхих, частью недавно выстроенных, частью еще возводимых, останавливает на себе невольно внимание путешественника. Это бывший cepaй или дворец патpиapший, а нынешний скит св. апостола Андрея Первозванного. По рассказам старожилов дворец этот некогда был одним из великолепнейших (разумеется, относительно) зданий св. Горы. В последнее время, за обветшанием, слыл уже простой кельей, отдаваемой внаем Ватопедом за весьма низкую цену. Ловкости, неустрашимости и благочестивой ревности нынешнего о. игумена скита Келья обязана тем, что поступила в русское (de facto) владение, облюдилась, обстроилась, обзавелась всем нужным, и, наконец, с помощью одного, случайно-сильного предстательства, стала обителью, у которой есть несомненная будущность» [58].

Как и прежде, о. Антонин описывает устройство обители, которая в те годы активно обустраивалась. «Бывший дворец составил теперь одну северную сторону четыреугольника стен. Западная выстроена в течение последних 5 или 6 лет. Южная еще строится, и уже близка к окончанию. Посреди двора замышляется, наконец, постройка и собора. Все идет живо и спешно, и, надобно сказать, – благопоспешно, – свидетельствует о. Антонин. – Если в глазах посетителей, видевших другие обители святогорские, Серай может казаться пока заведением чернорабочих и напоминать составом своим уподобленный царству небесному невод, исполненный рыб великих и малых, добрых и злых, то это не должно смущать никого. Теперь забота вся обращена на то, чтобы невод не был пуст. А придет, конечно, время и разбора. Бог благословил новую обитель русскую прекрасным местоположением, чистым воздухом, тучной землей, обильной водой, словом: всем, что потребно для немногочисленного братства. Населители её не остаются непризнательными к дарам Божиим. Труд и служба теперь есть насущная пища скитников св. Андрея. Там, где ни для кого не дивным кажется совмещение в одном и том же лице кузнеца, плотника, каменщика и духовника обители, успех её, конечно, не подлежит сомнению» [59].

Как уже было сказано, о. Антонин отправился на Афон в составе научной экспедиции, которую возглавлял П.И. Севастьянов. В своих записках русский пешеходец тепло отзывается о нем. «Серай – счастливец, говорят на св. Горе. Он в самом деле замечателен своими гостями, коих присутствие в нем немало придало ему нравственного веса на св. Горе. После А. Н. Муравьева, учредителя нового скита, на долю его выпало приютить в себе на несколько лет другого замечательного путешественника русского – П.И. Севастьянова, известного на Горе под общим именем «Генерала», – пишет о. Антонин. – Давно уже я слышал от бывавших в Афинах святогорцев о чудесах его искусства, о его отшельнической жизни, простоте обращения, щедрости, благочестии и проч. Судьба подарила меня счастьем близкого знакомства с человеком, делающим честь отечеству, и конечно взаимно чтимым им» [60].

На Афоне русская научная экспедиция местом своего постоянного пребывания избрала Андреевский скит, откуда её сотрудники совершали «радиальные выходы» в другие обители. В записках о. Антонина приводятся интересные подробности о трудах отечественных исследователей на св. Горе.

«С водворением П.И. Севастьянова в Серае, как наиболее пригодном, по своему средоточному на полуострове положению, месте для его разнообразных ученых и художественных занятий, там явились как бы две обители и два настоятеля. К ученой экспедиции его принадлежат 8 человек, и для этого, связанного обетами искусства братства уступлена большая часть западной стороны скита. 40 ящиков разнородным припасов, привезенных г. Севастьяновым с собой только в последний приезд его на св. Гору, требовали действительно для себя немало места. Ими наполнились два архондарика. Художники разместились по соседним комнатам. Весьма приятно было видеть дружескую работу их – каждого в своей области искусства и, прибавим, науки, – равно как их общий стол, на котором немалой приправой снедям служил веселый, неумолкаемый говор французов, с коим ни в какое соперничество не могли вступать немецкая мыслительность, русская смекательность, греческая сдержанность и болгарская меланхолия. Чудное смешение народностей, верований и привычек, умиряемых единством призвания и отличным тактом главы экспедиции. Всё в этом, невиданном на Афоне, монастыре представляется обдуманным и предусмотренным, подведенным под закон доброй свободы, скрепленным обетами долга и направленным к одной цели – труду, по назначенному плану.

Все нужные запасы для рисования, фотографии, топографических съемок, архитектурных черчений, гальванопластических слепков и пр., – разные ученые руководства к тому, и всякого рода пocoбия не только в довольстве, но во множестве собраны заботливой рукой. Библиотека избранных (и самых разнообразных) сочинений, журналы русские и французские, стереоскопы, микроскопы, камер-люцибы, электрический телеграф, ручная типография, литографический прибор и пр., чего и пересчитать нельзя, привезено частью для нужд, частью для развлечения общества. Я уже не говорю о запасах подарков для святогорцев, выбор коих не оставляет ничего желать лучшего. Одним словом: если задача экспедиции поражает своей важностью, то состав и деятельность её не менее представляются изумительными. Я считаю себя не вправе сообщать сведения об её успехах, но считаю долгом сказать, что прилагается все усилие достичь всего возможного. Не надобно думать, что на св. Горе все легко и удобно [61]. Фотография еще многим там кажется искусством опасным. Увековечивая с одной стороны и обезопашивая некоторым образом от гибели документы монастырей, она в то же время сообщает к сведению всего мира те сокровища их, на которые, при неблагоприятных обстоятельствах края, всегда могут найтись жадные глаза и теплые руки. Есть и другие (и не малочисленные) препятствия к достижению всего» [62].

Подводя итог сказанному, о. Антонин так оценивает деятельность отечественных исследователей на Афоне: «Позволяю себе пожелать, чтобы эта экспедиция не была у нас “первою и последнею”. На нас, представителях в ученом и художественном мире восточной стихии церковной, лежит долг отыскать и передать во всеобщую известность все, что на Востоке уцелело от минувшего тысячелетия из живописи, ваяния, зодчества, письменности, –  всего, чем свидетельствовала себя тогдашняя религиозная жизнь» [63]. 

Число монахов Андреевского скита к началу XX века приблизилось пяти сотням человек; по размерам он превосходил некоторые монастыри, но Октябрьская революция стала началом заката обители. Видный российский государственный чиновник Александр Васильевич Болотов (1866–1938) посетил Афон в 1929 году, уже будучи в эмиграции. По его словам, еще до революции «можно было так легко превратить Андреевский и Ильинский скиты в самостоятельные монастыри, хотя бы приобретением обедневшего и малонаселенного греческого монастыря Ставроникиты, и в Карейском Протате было бы целых три русских голоса, а славянских пять, считая болгарский Зографский и древнейший сербский Хиландарский монастыри, вместо одного русского против 17 греческих голосов. Естественно, что положение русских ныне неравное и зачастую весьма зависимое» [64].

Прекратился приток новых монахов из России, стали иссякать денежные запасы [65]. К 1945 году число насельников Андреевского скита уменьшилось до 45 человек [66]. К бедственному положению Андреевского скита добавился еще и страшный пожар, возникший 16 августа 1958 года, который не прекращался три дня и уничтожил большую часть обители. Пожар полностью уничтожил самую древнюю часть скита – Серай. Сгорели многие строения и храмы. В огне погибло около 20 000 книг и рукописей. Полностью погибли библиотека и архив [67].

Последний русский игумен обители о. Михаил закончил свой жизненный путь в 1968 году. После него игумена больше не избирали, поскольку в скиту оставалось всего пять престарелых насельников [68]. А в 1971 году почил последний русский монах обители о. Самсон, бывший в ней как сторож. До последних дней своих старец Самсон жил с надеждой передать ключи от ворот своей обители новым, пришедшим из родного отечества, русским монахам, которые возродили бы в ней угасшую жизнь [69].

Около двадцати лет Андреевский скит пустовал, перейдя в распоряжение Ватопедского монастыря. Из скита была вывезена наиболее ценная утварь и святыни; оставшись необитаемым, скит очень быстро разрушался. Ватопед долгие годы не посылал в него своих монахов; в 1982 году руководство Ватопедского монастыря даже рассматривало возможность передачи Андреевского скита Пантелеимоновскому монастырю, но эти планы не осуществились 70]. Поскольку не было больше русских иноков, то в нем постепенно стали самовольно заселяться греческие монахи. А в 1992 году он официально стал греческой обителью [71]. Сегодня лишь русские купола и архитектура храмов молчаливо свидетельствуют о славном прошлом этой русской святогорской обители, посвященной первопросветителю Руси св. Апостолу Андрею Первозванному.

***

Подводя итог сказанному, можно сделать некоторые выводы. Возросшее влияние России на Балканах во второй половине ХIХ века укрепило позиции русского монашества на Афоне. А в начале ХХ века даже были реальные предпосылки для перевода русских Свято-Андреевского и Свято-Ильинского скитов в монастырский статус. Однако Первая мировая война и события 1917 года в России резко ослабили русское влияние на Святой Горе, чем и воспользовались греческие насельники, захватив обе обители. После 1991 года началось реальное возрождение Свято-Пантелеимоновской обители, и празднование 1000-летия русского монашества на Афоне открывает новую страницу в его славной истории.

___________________________________________________________________

[1] См. Rouillard G., Collomp P. Actes de Lavra, p. 52. Цит. по: Дуйчев И. Центры византийско–славянского общения и сотрудничества. Труды Отдела древнерусской литературы (ТОДРЛ), № 19. М.–Л., 1967. С. 123.

[2] Фонкич Б. Л. Антонин Капустин как собиратель греческих рукописей // Древнерусское искусство. Рукописная книга. Сб. третий. М., 1983, С. 368. См. также: Филиппов М.В. О научной и литературной деятельности архимандрита Антонина Капустина // Богословские труды, сборник 27. М. 1986. С. 212–213.

[3] РГИА. Ф. 834. Оп. 4. Д. 1122. л. 354. Цит. по: Гердт Л.А. Архимандрит Антонин Капустин и его научная деятельность (по материалам петербургских архивов) // Рукописное наследие русских византинистов в архивах Санкт–Петербурга. Спб. 1999. С. 14.

[4] Годовое общее собрание Православного Палестинского общества 21 мая 1894 года (Отчет) // Сообщения Православного Палестинского общества. СПб., 1894, июнь. С. 301—302.

[5] Дневник архим. Антонина находится в Центральном государственном историческом архиве в Санкт–Петербурге в собрании Синода (ф. 834, оп. 4, ед. хр. 1118—1131). В Архиве хранятся 14 томов Дневника, объемом от 280 до 900 страниц каждый (авторская нумерация — по листам), писанных мелким убористым почерком. Они охватывают время от юных лет Антонина до 5 января 1894 г. включительно. (О. Антонин скончался 24 марта 1894 г. 77 лет от роду).

[6] Салмина М. А. Дневник архимандрита Антонина (Капустина) // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР. Т. 27, 1973. С. 425

[7] Чемодан с каталогом у о. Антонина «пропал где–то по дороге» (л. 372 об.).

[8] См. Гердт Л.А. Архимандрит Антонин Капустин и его научная деятельность (по материалам петербургских архивов) // Рукописное наследие русских византинистов в архивах Санкт–Петербурга. Спб. 1999, С. 18–19.

[9] Антонин (Капустин), архим. Заметки поклонника Святой Горы. Киев, 1874. С. 291.

[10] Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 1. М. 1993. С. 143.

[11] Антонин (Капустин), архим. Указ. соч. С. 292.

[12] Путеводитель по святой Афонской Горе. Изд. 5. М. 1888. С. 76.

[13] Антонин (Капустин), архим. Указ. соч. С. 287.

[14] Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 1. М. 1993. С. 143.

[15] Антонин (Капустин), архим. Указ. соч. С. 293.

[16] Акты русского на святом Афоне монастыря св. великомученика и целителя Пантелеимона. Киев, 1873. С. VI (предисловие).

[17] Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 1. М. 1993. С. 144.

[18] Муллонен И.И., Панченко О.В. Первый карельско–русский словарь и его автор афонский архимандрит Феофан. Петрозаводск. Издательство Петрозаводского гос. Университета. 2013. С. 95.

[19] Там же. С. 96–97.

[20] Антонин (Капустин), архим. Указ. соч. С. 350.

[21] Там же. С. 349–350.

[22] Там же. С. 348–349.

[23] Там же. С. 351.

[24] Присакару Вячеслав. Святая Гора Афон молитвенница вселенной. Кишинев, 2015. С. 233.

[25] Архимандрит Антонин: «Русиком мы, русские, называем монастырь св. великомученика Пантелеимона, что на св. Горе, общежительный по уставу, греко-русский по населению, македонский по географическому и турецкий по политическому разделению. Имя Русика мы взяли от греков, оставляя почти без перевода их слово: Россикон, отчего и мы должны бы были называть его Русским монастырем, но подобное название, видимо, не соответствует ему; потому что “Русский” значит вместе (с тем) и принадлежащий России, чего о монастыре св. Пантелеимона сказать нельзя». Антонин (Капустин), архим. Указ. соч. С. 24.

[26] Путеводитель по святой Афонской Горе. Изд. 5. М. 1888. С. 23–29

[27] Антонин (Капустин), архим. Указ. соч. С. 24–25.

[28] Там же. С. 25–26.

[29] Там же. С. 27.

[30] Муллонен И.И., Панченко О.В., указ. соч. С. 96.

[31] Антонин (Капустин), архим. Указ. соч. С. 27–28.

[32] Там же. С. 28–29.

[33] Кому известно значение греческого слова трела, для того трель, в смысле церковного пения, представляется именно тем, чем заслуживает называться (примеч. о. Антонина)

[34] Антонин (Капустин), архим. Указ. соч. С. 29–35.

[35] Там же. С. 35–37.

[36] Там же. С. 37–38, 47.

[37] Болотов А. В. Афон и Почаев. Очерки. М. 2015. С. 50.

[38] Там же. С. 44.

[39] Якимчук И.З. Русские иноки на Афоне в ХХ в. // Православная энциклопедия. т. 4. М. 2002. С. 162.

[40] Троицкий П.В. Русские на Афоне. М. 2003. С. 105.

[41] Присакару Вячеслав. Святая Гора Афон молитвенница вселенной. Кишинев, 2015. С. 239.

[42] Антонин (Капустин), архим. Указ. соч., С. 74.

[43] Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 1. М. 1993. С. 144.

[44] Скит св. пророка Илии на Афонской горе. Одесса. 1883. С. 16–27.

[45] Там же. С. 30—32.

[46] Антонин (Капустин), архим. Указ. соч. С. 74.

[47] Там же. С. 74.

[48] Там же. С. 74–75.

[49] Там же. С. 75.

[50] Там же. С. 75.

[51] Там же. С. 78.

[52] Болотов А. В. Афон и Почаев. Очерки. М. 2015. С. 50.

[53] Якимчук И.З. Русские иноки на Афоне в ХХ в. // Православная энциклопедия. т. 4. М. 2002. С. 162.

[54] Там же. С. 164.

[55] Там же. С. 165–166.

[56] Присакару Вячеслав. Святая Гора Афон молитвенница вселенной. Кишинев, 2015. С. 287.

[57] Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 1. М. 1993. С. 143–144.

[58] Антонин (Капустин), архим. Указ. соч. С. 134.

[59] Там же. С. 134–135.

[60] Там же. С. 135.

[61] Из библиотеки одного монастыря предположено было просить на дом, для снятия фотографией, одной древней литургии. Но при этом встретилось затруднение. Просил рукописи француз. «Как же я дам ее в руки иноверцу? – говорил мне библиотекарь. – Ведь она была некогда на престоле». В другом монастыре почтенный эпитроп говорил мне: «Судите сами: прилично ли пред чудотворной иконой поставить фотографическую машину? Г-н Севастьянов, как православный, конечно, этого не сделает». И так и Православие и неправославие равно затрудняют ход работ экспедиции. Впрочем, справедливость требует сказать, что Православие более приобретает, чем теряет (примеч. о. Антонина).

[62] Антонин (Капустин), архим. Указ. соч. С. 135–137.

[63] Там же. С. 137.

[64] Болотов А. В. Афон и Почаев. Очерки. М. 2015, С. 34. В 1931 году А. В. Болотов вторично прибыл на Афон и принял постриг в рясофор с именем Амвросий, а в 1938 году, незадолго до кончины, был пострижен в схиму.

[65] http://www.afon.pro/places/hermitages/andreevskij–skit

[66] Православная энциклопедия. т. 4. М. 2002. С. 162.

[67] http://agionoros.ru/docs/41.html

68 http://orthodoxy.org.ua/data/andreevskiy–skit–na–afone–grustnaya–istoriya–nekogda–velikoy–obiteli.ht...

[69] Присакару Вячеслав. Святая Гора Афон молитвенница вселенной. Кишинев, 2015. С. 264.

[70] Якимчук И.З. Русские иноки на Афоне в ХХ в. // Православная энциклопедия. т. 4. М. 2002. С. 164.

[71] http://www.afon.pro/places/hermitages/andreevskij–skit

 

Доклад игумена Евфимия (Моисеева), Первого проректора Казанской православной духовной семинарии на международной научной конференции «Русь – Святая гора Афон: тысяча лет духовного и культурного единства» в рамках юбилейных торжеств, приуроченных к празднованию 1000-летия присутствия русских монахов на Святой горе Афон (Москва, 21–24 сентября 2016 года).

Контакты свт. Феофана Затворника с монахами Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне до сих пор не были предметом специального исследования. Между тем, в последнее время появилось большое количество материалов, которые позволяют глубже понять причины тех духовных связей, которые прочно соединяли насельников Русской обители на Афоне и Вышенского Затворника. Достаточно принять во внимание тот факт, что святитель Феофан, который жил в центре России и имел множество связей в Москве и Санкт-Петербурге, предпочитал издавать значительную часть своих сочинений через Пантелеимонов монастырь, чем немало способствовал его превращению в один из крупнейших центров духовного книгоиздания.

Эти тесные контакты в конечном итоге обусловили и передачу архива святителя Феофана в библиотеку Пантелеимонова монастыря, что сохранило его для исследователей и всех ценителей его духовного творчества. Открытие этого архива для широкой научной общественности, которое произошло в 2011 году, стало настоящей сенсацией и одним из главных результатов деятельности Феофановского проекта, в рамках которого Издательский совет Русской Православной Церкви готовит к публикации полное собрание творений святителя Феофана Затворника.

Как указывает исследователь Феофановского архива С.В. Лизунов, «к сожалению, опись первоначального состава переданного в обитель архива святителя Феофана не сохранилась. Ко времени каталогизации в 2009–2011 годах он хранился в разрозненном виде и был перемешан с другими архивными материалами. Из того, что удалось собрать в единый фонд, сотрудники архива монастыря составили современную опись № 24, содержащую 47 единиц хранения, в рамках которых объединено 104 документа» [1].

Основную часть фонда составляют рукописи оригинальных сочинений и переводов святителя. Это, в частности, автографы таких широко известных творений, как «Путь ко спасению», «Начертание христианского нравоучения», «Душа и Ангел – не тело, а Дух», «Краткое учение о Богопочитании», толкования на псалмы 1-й, 2-й, 33-й, 51-й и 118-й, толкования на Послания св. Апостола Павла, толкования Евангельских сказаний, сборники слов к Тамбовской и Владимирской паствам, все пять томов «Добротолюбия» (с приложением некоторых черновых статей этого аскетического сборника), «Невидимая брань», «Древние иноческие уставы», «Митерикон», «Избранные покаянные песнопения из Октоиха». Здесь же находится черновик диссертации иеродиакона Феофана «Подзаконная религия, как она дана Богом чрез Моисея народу Израильскому», содержащий правку и пометы рецензента.

В главном разделе данного фонда хранятся также списки ранее не публиковавшихся творений (в основном переводов), среди которых «Содержание аскетики», «Правило веры в памятных записках Викентия Леринского», «Лествица, истолкованная или перефразированная иеросхимонахом Афанасием Критянином», «Обозрение духовной брани св. Иоанна Кассиана Римлянина», «Похвальное слово великомученику Пантелеимону Никиты Пафлагона», «Окружное соборное и церковное послание Вселенского Патриарха Григория VI», «Древний патерик, изложенный по главам», «Продолжение Древнего патерика», «Беседы преподобного Аввы Дорофея», «Обзор свода мнений о духовных училищах», программа преобразований русской духовной школы, неизвестные догматические работы – «Конспект богословия», «О воплощенном домостроительстве», переписка с князем Н.Б. Голицыным «О нескверном зачатии Богоматери» (1858 г.), аскетические произведения – «О молитве Иисусовой», статья о молитве и молитвенном правиле, «Чувство зависимости от Бога», никогда не публиковавшиеся ранее проповеди святителя.

В следующий раздел, дополняющий основной, вошли неоконченные творения, черновые наброски, развернутые планы произведений. Большой интерес вызывают наброски к месяцеслову на весь год с краткими житийными справками, сделанными святителем. В этот же раздел включены различные научно-справочные материалы к его произведениям. Первое место среди них занимает неизданный «Алфавитный указатель Добротолюбия, переведенного святителем Феофаном» на 1280 страницах. Указатель начал составлять сам святитель, а продолжил и завершил работу над ним его постоянный сотрудник из братии Пантелеимонова монастыря иеросхимонах Владимир (Колесников).

Уникален раздел «Переписка», который включает в себя сборники автографов: «Переписка по поводу сочинения епископа Феофана "Душа и Ангел – не тело, а дух"» (89 листов), «Письма епископа Феофана относительно перевода Библии на русский язык» (23 листа), «Письма к старцам Пантелеимонова монастыря». 1875–1893 гг.» (1087 страниц), «Письма отцов Пантелеимоновой обители епископу Феофану по вопросам издания его творений. 1878–1893 гг.» (82 листа).

Чрезвычайно интересен сборник «Письма епископа Феофана к разным корреспондентам. 1857–1893 гг.» (370 листов), включающий автографы писем к его духовнику, епископу Нижегородскому Иеремии (Соловьеву) за 20 лет, а также письма к российским архиереям, обер-прокурорам Святейшего Синода, министрам русского правительства, письма по греко-болгарскому вопросу, письмо отцу Иоанну Кронштадтскому и старцу Агапию Валаамскому.

Большой объем занимает раздел личных биографических документов святителя, а также материалов по управлению Тамбовской и Владимирской епархиями, которые он последовательно возглавлял до своего удаления в Вышенский монастырь. Среди документов этого раздела – свидетельство о рождении епископа Феофана и свидетельство о его смерти, его послужной список, наследственное дело, опись книг из его библиотеки, опись неизданных произведений. Весьма ценный иллюстративный и иконографический материал – рисунки епископа Феофана. Из них следует особо выделить по внутренней силе и глубине, а также и по исполнению акварельный эскиз «Христос умывает ноги апостолам». Эти бесценные рукописи, многие из которых до сих по не опубликованы, еще ждут своих исследователей.

В настоящем сообщении мы сделаем попытку проследить, как завязались контакты святителя Феофана с афонцами, какие вопросы находились в центре их переписки и какие плоды принесло их сотрудничество.

Как установила известный исследователь жизни и творчества святителя Феофана М.И. Щербакова, первым корреспондентом Вышенского Затворника на Афоне стал иеромонах Арсений (Минин), девятнадцать писем к которому, написанных в 1870-е годы, сохранились в эпистолярном наследии святителя.

Поскольку иеромонах Арсений был не только первым корреспондентом святителя, но и положил начало изданию его творений под эгидой Пантелеимонова монастыря, хотелось бы рассказать о нем подробнее. Безо всякого преувеличения можно сказать, что отец Арсений был выдающейся личностью и внес огромный вклад в развитие Пантелеимоновой обители. Неслучайно старцы Пантелеимонова монастыря поручали о. Арсению самые важные и ответственные послушания, каждое из которых он выполнял на самом высоком уровне.

Как представителю Казанской духовной семинарии мне особенно приятно сообщить, что о. Арсений был уроженцем Казанской земли. Он родился в 1823 (по другим данным в 1824) году в Мамадышском уезде Казанской губернии в благочестивой купеческой семье. При крещении был наречен Александром. Сначала его жизненный путь был вполне типичным для выходца из купеческого сословия и складывался достаточно успешно: он обучался бухгалтерии у дяди в Санкт-Петербурге, затем трудился бухгалтером на золотых приисках в Енисейске, а после смерти отца построил мыловаренный и свечной завод в Чистопольском уезде Казанской губернии.

Однако, намереваясь вступить в брак, Александр Минин получил отказ, что сильно повлияло на его дальнейшую судьбу. Постепенно он стал охладевать к мирским делам. В 1857 году отправился паломником в Иерусалим, тогда же посетил и Святую Гору. Увиденное там настолько пленило благочестивого паломника, что он решил остаться на Афоне. Первые послушания проходил на кухне; впоследствии его перевели в канцелярию. Также он был келейником у тяжелобольного схимонаха Неофита.

6 марта 1859 года был пострижен в мантию с именем Арсений в честь преподобного Арсения Великого, в 1861 году рукоположен в иеродиакона и иеромонаха. Вскоре афонские старцы благословили иеромонаха Арсения на сбор пожертвований для Пантелеимонова монастыря, и в августе 1862 года он отправился в Россию. Взял с собою Крест с частицей Животворящего Древа, часть от камня Живоносного Гроба Господня, части мощей святого великомученика Пантелеимона и многих других святых. В напутствие ему была дана чудотворная Тихвинская икона Божией Матери.

За четыре года о. Арсений объехал очень многие города России. Энергичный и деятельный, он все силы отдавал новому послушанию. И Господь вознаграждал его труды. Привезенные с Афона святыни прославились по всей России; в Москве их поместили в Богоявленском монастыре, в специально построенной Афонской часовне. Много притекало к ним богомольцев, и большие пожертвования шли на святой Афон. Это побудило о. Арсения рекомендовать старцам Русика открыть постоянное подворье в Москве. Уже после его смерти, в начале 1880-х годов на Никольской улице возвели внушительную по размерам и красоте убранства часовню великомученика и целителя Пантелеимона, куда торжественно перенесли афонские святыни.

Будучи по натуре очень одаренным и разносторонним человеком, иеромонах Арсений не ограничивался только сбором средств на нужды обители. Он быстро понял, что нужно развивать просветительскую деятельность монастыря и издавать духовную литературу не только для монахов, но и для мирян. Он стоял у истоков издательской деятельности Пантелеимонова монастыря и основал периодическое издание Нового Русика «Душеполезные размышления» (позднее – «Душеполезный собеседник»).

Иеромонах Арсений проявил себя и как прекрасный духовный писатель, автор духовно-нравственных наставлений, таких, как «Беседа о молитве», «Единое на потребу», «Афонские современные подвижники». Также он составлял из святоотеческих творений назидательные книги и брошюры, например, «Маргарит, или избранные душеспасительные изречения, руководящие к вечному блаженству, с присовокуплением некоторых бесед, относящихся исключительно к женским обителям». В 1872 году вышел его «Путеводитель в Святый град Иерусалим к Гробу Господню и прочим святым местам Востока и на Синай. С воспоминанием страстей Христовых и прочих знаменательных событий, совершившихся на святых местах».

Переписка свт. Феофана с о. Арсением началась именно в связи с подготовкой «Путеводителя». Обращение к преосвященному было неслучайным. Более шести лет он провел на Святой Земле в составе первой Русской духовной миссии и по праву считался одним из лучших в России знатоков Святой Земли.

«Прочитал Ваши тетрадки. Заметки там прочитаете», – начал свт. Феофан свое письмо, которое помогло установить авторство более века сохранявшейся на Афоне черновой рукописи «Путеводителя». В свою очередь, и рукопись послужила основанием к уточнению даты этого не публиковавшегося ранее письма, хранящегося в Афонском архиве святителя: 1870 год.

По просьбе отца Арсения, святитель Феофан ознакомился с черновыми набросками и остался недоволен: «Так путеводители не пишутся… Надобно Вам переделать всё» [2]. Листы, сшитые в виде тетрадки, исписанные разными почерками – автора, копиистов – содержат много исправлений и замечаний, сделанных рукой святителя Феофана.

Афонская рукопись дала исследователям редкую возможность увидеть, как рождался текст, объединивший творческие намерения автора, о. Арсения, и критические размышления редактора, в роли которого выступил святитель Феофан. «Путеводитель» Паломника Святогорца – за этим именем о. Арсений скрыл свое авторство – получил в конце XIX века большую популярность. К 1904 году книга выдержала восемь переизданий.

В 1870-е годы о. Арсений стал наиболее активным помощником святителя Феофана по подготовке к изданию на Афоне его творений. Об этом периоде и этой стороне деятельности о. Арсения рассказывают письма к нему Вышенского Затворника.

В марте 1870 года святитель Феофан писал о замысле будущей книги: «О Евангелиях. Я все прилаживался, что и как лучше. Случайно напал на мысль не толкование писать, а размышления о Евангельской истории, по порядку событий… Можете догадаться, что сему делу конец очень-очень далеко. После можно будет издать отдельно; но ждать этого долго» (I, 80–81) [3]. Впервые труд издали в Москве в конце 1885 года, а на Афоне – в 1899 году. Полное название – «Евангельская история о Боге Сыне, воплотившемся нашего ради спасения, в последовательном порядке изложенная словами св. Евангелистов с указанием оснований, почему именно такой, а не другой избран порядок последования евангельских событий одних за другими».

В октябре 1873 года святитель Феофан активно поддержал идею о. Арсения печатать псалтирь преподобного Ефрема Сирина. «Я тотчас сел сам за переписку, и трудился над этим денно-ночно. Сказываю об этом ради того, чтобы вы видели, с каким усердием я желаю, чтобы псалтирь сия была отпечатана… Скажу вам, что лучшего дара Афон не может доставить всем своим читателям» (I, 82–83). В конце февраля 1874 года: «Поздравляю с окончанием псалтири! и очень рад, что она великолепна!.. Пришлите мне побольше… Раздаю книги; но ни одна так не будет подходяща, как эта» (I, 83–84). Изданная на Афоне «Псалтирь, или Богомысленные размышления святого отца нашего Ефрема Сирина» к 1913 году выдержала девять переизданий.

В письмах к о. Арсению сохранились подробности творческой истории «Добротолюбия» – уникального пятитомного труда святителя Феофана. «Спешу вас известить о будущем “Добротолюбии”, – писал преосвященный 24 февраля 1875 года. – Отцы приготовлены вот какие: Антоний Великий, Макарий Египетский, Марко подвижник, Исаия отшельник и Евагрий… Но этим не кончится “Добротолюбие”, а пойдет далее… В каком порядке дело там пойдет, не знаю еще… Но когда все приготовить придется, не пророчу» (I, 86–88). Работа шла энергично; и уже летом святитель Феофан сообщил о. Арсению: «Печатанием “Добротолюбия” можете спешить. Скоро будет готов второй том» (I, 88–89). Объем издания разрастался, и все же, как настаивал составитель, «озаглавить его полным нельзя; ибо оно, как сборник, никогда не может быть полно, а можно прибавить: в более полном виде или составе» (I, 89–90). Предвидя возможные трения, просил о. Арсения: «Благословитесь у старцев печатать “Добротолюбие”, как я его составлю – худо ли то, или хорошо, чтобы у нас с вами споров не было. Прошу у всех старцев молитв и благословения» (I, 89–90). Издание, успешно начатое в 1877 году, завершилось в 1899-м, уже после кончины и о. Арсения, и святителя Феофана.

История еще одного афонского издания сохранилась в письмах к о. Арсению. «Если хотите печатать – возьмите “Письма о том, что есть духовная жизнь, и как на нее наладиться”. Они недавно кончены, и теперь решаю, отдать ли в какой журнал, или особо печатать. Если возьметесь, вам отдам. И думкам конец», – писал 25 ноября 1877 года святитель Феофан (I, 92–93). Когда афонцы решили печатать, стал торопить: «Спешите; чтобы к посту вышла. Тут есть говетельная часть» (I, с. 95–96). И еще: «Письма писаны к красавице – не выдуманной, а действительной… Имени автора не означайте. Красавица боится, как бы не догадались, кто она» (I, 95–96). Условие было выполнено.

Свт. Феофан вдохновился также идеей малых брошюрок для народа, издававшихся на Афоне стараниями о. Арсения. «Се доброе дело. Пришлите мне по одному экземпляру изданных брошюр. Я присмотрюсь и, может быть, что-либо кропать стану» (I, 103–104).

Наряду с иеросхимонахом Арсением среди афонских адресатов свт. Феофана иеросхимонах Владимир (Колесников), иеромонах Владислав (Попов), иеромонах Денасий (Юшков) и многие другие насельники Пантелеимонова монастыря. Как и в случае с иеромонахом Арсением, в центре их переписки находятся вопросы издания творений и переводов свт. Феофана.

Следует отметить, что важным принципом сотрудничества свт. Феофана и насельников Пантелеимонова монастыря была рецепция его произведений афонскими монахами. Это говорит о высоком смирении святителя Феофана, который, обладая прекрасным образованием и огромным духовным опытом, по заповеди святых отцов не доверял себе, но желал, чтобы все писания, которые выходили из-под его пера, проверялись духовно опытными подвижниками. Благодаря найденным рукописям можно проследить, в какой степени оригинальные произведения святителя подвергались редакторской правке. Эта правка была, конечно, не очень большой – по крайней мере, нам не известно ни об одном случае серьезных разногласий между святителем Феофаном и его афонскими издателями по духовным и богословским вопросам, но еще раз подчеркнем, что последнее слово при публикации своих творений святитель Феофан оставлял за иноками Святой Горы. Это сотрудничество оказалось очень продуктивным, оно продолжалось все время, которое святитель провел в затворе – с 1872 по 1894 год, публикация и переиздание его творений продолжались и после кончины святителя – очевидно, что именно с целью публикации его творений и был выкуплен у наследников святителя его архив за весьма немалую по тем временам сумму 10000 рублей серебром.

В завершение хотелось бы рассказать еще об одном насельнике Святой Горы, который тоже был тесно связан со святителем Феофаном. Это иеросхимонах Феодосий (Харитонов), выпускник Казанской духовной академии – о чем мне особенно радостно сообщить в наметившейся перспективе ее возрождения. Насколько мне известно – возможно, знатоки истории Афона меня поправят, иеросхимонах Феодосий был единственным выпускником дореволюционных духовных академий России, который стал насельником Святой Горы. Это уже говорит о нем как об уникальной личности.

Студент Василий Харитонов родился 4 апреля 1869 года в семье крестьян Саратовской губернии и после окончания Саратовской духовной семинарии в 1890 году поступил в Казанскую духовную академию. Во время обучения в академии он состоял в переписке со святителем Феофаном и написал курсовое сочинение «Обозрение сочинений преосвященного Феофана нравственно-аскетического содержания», которое стало первой научной работой, посвященной анализу духовно-аскетических творений святителя. За эту работу он был удостоен степени кандидата богословия.

Судя по всему, на последнем курсе академии он принял монашество и при постриге в мантию получил имя Феофан – очевидно, в честь святителя Феофана Затворника. Прослужив положенные шесть лет по линии духовно-учебного ведомства – он был сначала преподавателем Саратовской, затем инспектором Вологодской духовной семинарии, иеромонах Феофан в 1901 году удалился на Афон, отказавшись от должности ректора семинарии и полагавшегося по этой должности сана архимандрита.

Можно с большой долей вероятности предположить, что желание уехать на Афон сформировалось у него еще в годы учебы в академии под влиянием святителя Феофана и оптинских старцев, духовными советами которых также пользовался будущий афонский подвижник. Возможно, тогда же, в годы учебы академии, он получил благословение святителя удалиться на Афон, и только необходимость отслужить положенный срок в духовных учебных заведениях препятствовала ему привести в исполнение это намерение сразу после окончания академии.

Впоследствии иеросхимонах Феодосий стал очень известным и почитаемым афонским старцем. Его называли последним представителем традиции преподобного Паисия (Величковского), что в полной мере соответствует действительности, если понимать под этой традицией сочетание монашеского делания, основанного на глубоком духовном опыте, и высокой учености, позволявшей читать в оригинале святоотеческие творения и переводить их для современников. Можно быть совершенно уверенным, что эту традицию он, в первую очередь, воспринял от своего духовного наставника святителя Феофана, который так же, как и преподобный Паисий, окончил Киевскую духовную академию, но предпочел высокому иерархическому служению подвижническую жизнь в затворе.

Старец Феодосий – едва ли не единственный из русских подвижников-афонитов, кто имел высшее богословское образование и даже ученую степень и, ведя самый суровый и подвижнический образ жизни, не оставлял своих ученых занятий на Афоне. Благодаря широким богословским познаниям он внес существенный вклад в преодоление нестроений, связанных со спорами об имени Божием, а потом и с переходом Константинопольского патриархата на новый стиль.

Имяславческие споры, сотрясавшие Афон в первой половине 1910-х годов, застали отца Феофана на Катунаках, где он подвизался под руководством старца-безмолвника Калинника. Он познакомил своего старца с существом вопросов, вызывавших самые серьезные разногласия среди афонских монахов, и отец Калинник написал небольшой труд по поводу этих споров, который, по преданию, понравился самому императору Николаю II. Cам отец Феофан тоже написал очерк против имяславцев, за что ему была пожалована грамота от Святейшего Синода и подарен в благословение образ Всемилостивого Спаса.

16 июля 1919 года отец Феофан был пострижен в схиму с именем Феодосий и долгое время был духовником всех русских карулитов. Иеросхимонах был очень известен своей литературной деятельностью. Он нашел и опубликовал ранее не известное сочинение прп. Паисия Величковского «Крины Сельныя», перевел с греческого несколько сочинений прп. Никодима Святогорца, в частности «Исповедник». Итогом молитвенно-аскетической жизни старца стал так называемый «Молитвенный дневник» под названием «Непрестанно молитесь! О молитве Иисусовой», который был написан в руководство занимающимся Иисусовой молитвой.

Очень активно выступил отец Феодосий против введения в Константинопольском Патриархате в 1924 году так называемого новоюлианского календаря. Он состоял в переписке по этому вопросу с первоиерархом Русской Зарубежной Церкви митрополитом Антонием (Храповицким). Некоторые из этих писем сохранились и в настоящее время опубликованы. Очень интересную полемическую переписку вел старец и с выдающимся богословом Н.Н. Глубоковским.

Впоследствии, в начале 1930-х годов, иеросхимонах Феодосий написал книгу в защиту юлианского календаря «Учение Православной Церкви о Священном Предании и отношении ее к новому стилю», которая была напечатана в 1934 году в типографии Свято-Владимирского братства в Ладомировой без указания его авторства – как голос всего русского афонского монашества. Книга неоднократно переиздавалась в Русской Зарубежной Церкви.

Несмотря на труднодоступность Карули, к отцу Феодосию старались попасть многие посетители Афона. Интересные воспоминания о встречах со старцем оставили такие известные писатели, как Борис Зайцев и Владимир Маевский. Живший вместе с иеросхимонахом Феодосием его ученик схимонах Никодим Карульский оставил также много воспоминаний о своем старце.

Настоящее сообщение далеко не исчерпывает тему обширных взаимосвязей святителя Феофана Затворника с насельниками Святой Горы Афон. Будем надеяться, что эта тема найдет свое продолжение в будущих трудах исследователей духовного творчества одного из величайших духовных писателей XIX столетия.

_________________________________________________________________________________

[1] С.В. Лизунов Афонский архив святителя Феофана Затворника // ЖМП. 1912. №3. С. 83.

[2] Архив Русского Свято-Пантелеимонова монастыря (АРСПМ). Фонд Свт. Феофана (Говорова). Оп. 24. Д. 41. Л. 246.

[3] Письма свт. Феофана цитируются по изданию: Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника. Собрание писем. Издание Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря и издательства «Паломник». 1994 – с указанием номера выпуска и страниц.