Вообще девственная жизнь, избавляя от мирских забот и печалей, соединенных с брачным состоянием, доставляет полную возможность со всем усердием заняться одним главным делом - как угодить Богу (1 Кор. 7, 32, 54).
От неумеренного наслаждения чувственными удовольствиями более или менее происходит расслабление тела и души; от расслабления часто происходит нерадение, леность и уныние, а от этого бывает помрачение ума и буйное усиление помыслов; сердце грубеет, и, так сказать, оплодотворяется; напротив того, воздержание от чувственных удовольствий, дозволенных в брачной жизни, от наслаждений пищею и питием, иссушая тучность плоти, освобождая дух от огрубелости и рабства чувственности, облегчает его деятельность - парение к небу; при воздержании душа становится бодрственнее, неутомимее в подвигах, так что и самое тело, вместе с очищением духа утончаяясь, так сказать, одухотворяется, и возвращает себе семя нетления [29].
Воздержание от удовольствий брачной жизни, от пищи и пития, отнимая пищу у похоти, подавляет ее, и, отрешая сердце от привязанности к земному, как от тяжелых уз, делает его более способным возлюбить лепоты Божественные, когда сердцу нечего любить и нечем услаждаться на земле, тогда в нем сильнее может пробуждаться жажда небесного, и оно тем совершеннее может любить Бога [30].
По мере очищения сердца и по мере освобождения ума от влияния страстей, очищается, просветляется и взор ума на предметы, и он удобнее может возноситься в высшую область созерцания Бога [31].
И Спаситель ясное видение Бога усвояет преимущественно чистым сердцем (Мф. 5, 8).
Целомудрие девства, подавляя волнение страстей и умиротворяя дух, восстановляет внутренний порядок душевных сил, а отсюда проистекает спокойствие души, чистое удовольствие и духовное веселие - которого нельзя и выразить словами. Ибо, по словам аввы Херемона (Кассиан. collat. XII. с. 13), чувствовать и понимать достоинство оного может только тот, кто приобрел совершенное целомудрие.
Нестяжательность доставляет пользу в нравственно-практическом и психическом отношении.
Опыт показывает, что земное имущество более или менее привязывает к себе обладающего им; от сего происходит пристрастие к имуществу, любостяжание, и обладающий ни о чем столько не заботится, как о большем приобретении и хранении имущества. Между тем заботы о теле и о внешнем состоянии, более или менее занимая дух человека, в той же мере уменьшают попечение его о душе, и главное дело - спасение души - остается часто в небрежении. Напротив того, с отвержением земных вещей уменьшаются заботы; оттого больше досуга и удобства всецело заняться одним главным делом - спасением души и принести сторичный плод (Лк. 8, 8). Кроме того, земное богатство доставляет пищу тщеславию, гордости, роскоши и вообще дает больше случаев к грехопадениям и поводов к искушениям от диавола (1 Тим. 6, 9-10), как это объяснил Антоний Великий следующим примером. Один брат, отрекшись от мира и раздав свое имение нищим, оставил и себе несколько для собственного употребления и пришел к авве Антонию. Антоний, узнав о сем, сказал ему: если хочешь быть монахом, то поди в такое-то село, купи мяса, обложи им нагое тело свое и потом приходи сюда. Когда брат сделал это, тогда собаки и птицы истерзали тело его. Антоний, по возвращении к нему брата сего, спрашивал его, исполнен ли совет? Брат показал израненное свое тело. Святой же Антоний сказал ему: так нападают демоны и терзают тех, кои, отказавшись от мира, хотят иметь у себя деньги (Достопам. сказан. о подвижн. св. отцов).
Премудрый еще замечал, что нищета мужа смиряет (Притч. 10, 4), а смирение поставляет человека выше всех сетей диавола, говорит Антоний Великий (Достоп. сказан. св. отц. Антон.).
Нестяжательность или отречение от мира и земных вещей много способствует к достижению высшего совершенства и в психическом отношении.
Вообще, подвижники, дознавшие на опыте, говорят, что непрестанные заботы о земных вещах, рассевая мысли, развлекая, так сказать, раздирая всю душу, тем ослабляют силы ее в духовной деятельности. Пристрастие к земным вещам, как большая тяжесть, невольно влечет душу к земле, так что она не может свободно возноситься на небо к Богу (Лк. 21, 34). Напротив того, по отвержении мира и всех вещей, избавившись от житейских забот и происходящего от них развлечения, удобнее можно собирать, сосредоточивать все силы души; а чем собраннее силы, тем более они имеют крепости и живости в деятельности; отрешившись от пристрастия к земному, тем легче могут стремиться на небо - к Богу. "Как запертая в трубах вода от сжимающей ее силы, не имея возможности разливаться в стороны, стремится прямо вверх, так и ум человеческий, - говорит Василий Великий, - когда воздержание, подобно узкой трубе, отовсюду сжимает его, не имея случаев к рассеянию, по свойству своей движимости, возвышается до желания предметов возвышенных. Будучи удерживаем от занятия суетным, он непременно принужден будет стремиться к истине" (Подв. Устав. Сл. 19. с. 461 на об.).
"Качество души хорошо сравнивают с легким пером или пухом, - говорит прп. Иоанн Кассиан, - не будучи омочен никакой влагой, при самом слабом дыхании ветра пух, обыкновенно, по своей легкости возносится на высоту; а если бывает отягчен какой-либо влажностью, то вместо того, чтобы подниматься на воздух, он от тяжести принятой им влаги прилегает к недрам земли. Подобным образом и ум наш, если свободен будет от бремени приражающихся к нему пороков и мирских забот, и чужд растления вредных похотений, то облегчаемый силой природной чистоты своей, при самом тихом веянии духовного размышления, возвышается к превыспреннему, и оставляя все дольнее и земное, переносится к небесному и невидимому. Посему-то и заповедует нам Господь: внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и заботами житейскими" (Лк. 21, 34) (Collat. IX. I. IV).
В частности нестяжательность доставляет пользу уму, сердцу и воле.
"Как глаз, - говорит Василий Великий, - когда непрестанно движется и обращается то на стороны, то вверх, то вниз, не может ясно видеть предметы; чтобы хорошо рассмотреть вещь, должен устремить свое зрение на нее одну, так и уму человеческому, когда развлекают его бесчисленные мирские заботы, невозможно ясно видеть истину. Одно средство избавиться сего - удаление от мира" (Писм. к Григорию Богосл. о пустынножительстве. Христ. Чт. 1827 г. ч. 27).
Мирские заботы для душевного ока - то же, что для телесного - покрывало, густой туман, мрачные облака, закрывающие солнце. Оставить все заботы о земном значит то же, что снять с глаз покрывало, скрывавшее свет. Посему при спокойствии души и чистоте мыслей удобнее можно проникать в высшую область духовного созерцания Бога. Св. Исаак Сириянин говорит: "Не отрекшись от имущества, душа не может освободиться от возмущения помыслов; без молчания чувств не ощутит она мира в уме; без тишины помыслов не может ум обращаться в сокровенных тайнах" - созерцании Бога (Слов. об удал. от мира. Христ. Чт. 1825 г. ч. 18. Каллист. и Игн. Доброт. ч. 2. гл. 5. Симеон. Н. Богосл. Доброт. ч. 1. гл. 23. Григор. Синайск. Доброт. ч. 1. гл. 105).
Совершенно оставить все земное, всякую привязанность и заботливость о мирском, стесняющие сердце и охлаждающие в нем любовь к Богу [32], значит пресечь все узы, привязывающие сердце к земле, и дать ему силу и свободу питать и возращать в себе любовь к Богу - и тем с большим усилием, чем больше оно отрешается от земного. "Если всегдашней истинной молитвой совершенно отрешишься от земных пожеланий, - говорит один подвижник, - и как бы во сне успокоишься в помышлении по Богу, и совершенно утвердишься в одном памятовании Бога, то воссозиждется в тебе, как вторая Ева, любовь к Богу. Ибо взывание в усердной молитве источает Божественную любовь; а Божественная любовь возбуждает ум к явлению сокровенного" (Феолипт Митр. Филадельф. гл. 3. ч. 2. Доброт.).
По мере горячности любви к Богу в сердце нестяжательного возрастает любовь и к ближним. Ибо, отвергнув все препятствия к любви - корыстолюбие, самоискательность, и не почитая ничего собственным, подвижник всегда готов с охотой жертвовать для блага и спасения ближних всем, что только у него есть, не только какими-нибудь вещами, но и собственным благополучием, здоровьем, даже самой жизнью; потому что он, по заповеди евангельской отрекшись от всего земного, уже не дорожит ничем из любви к Богу и ближним, чтобы только исполнить волю Божию. Пример высокого самоотвержения, нестяжательности и любви к ближним можно видеть в прп. Серапионе. Этот св. подвижник не имел у себя никакой другой одежды, кроме епанчи, не приобретал никакого имения, ни келий, ни одного постоянного пристанища, но жил, как птица, подобно Сыну Человеческому, который не имел где главу приклонить, - ходил с места на место, нося с собой только Евангелие, и где постигала его ночь, там и ночевал. Однажды, идучи в Александрию, он встретился с нищим, который без одежды дрожал от холода. Св. Серапион, остановившись, подумал сам с собой: меня почитают постником и исполнителем Христовых заповедей, между тем ношу я одежду, а этот нищий - раб Христов - погибает от холода. Поистине как убийца осужден буду в день страшного суда, если не покрою наготы его и попущу ему умереть от холода. Тотчас снял с себя епанчу и отдал нищему; потом сел нагой на распутий, держа в руках св. Евангелие. В то время один знакомый, проходя мимо его, спросил: отец Серапион, кто обнажил тебя? Св. подвижник, указав на Евангелие, сказал: оно раздело меня. Потом св. Серапион увидел, что мимо него ведут должника в темницу; сжалившись над ним, и не имея что дать ему, продал Евангелие и отдал тому человеку деньги для уплаты долга. После того, как Серапион пришел в келью, ученик спросил его: где Евангелие? Св. старец сказал: сын мой! оно постоянно твердило мне: продаждь имение твое и даждь нищим... Я послушал и сделал так, чтобы за послушание получить дерзновение пред Богом. Он же для избавления от манихейской ереси одного лакедемонского градоначальника и в другой раз для спасения одного скомороха продавал себя им в работу за малую цену и служил у них до тех пор, пока своими наставлениями и примером благочестивой жизни обратил их на путь спасения (Sozomen. I. III. с. 14. и Чет.-Мин. 14 мая).
Подобный пример совершенной нищеты и любви к ближним показал св. Павлин, епископ Ноланский, который, все имение раздав бедным, и не имея что дать одной бедной вдове для выкупа сына ее из рабства у вандальского князя, самого себя вручил ей отвести в рабство взамен ее сына, и, освободив его из неволи, сам долгое время отправлял за него все низкие работы (Чет.-Мин. 23 января).
Вот до какой степени совершенства любви возводит нищета с самоотвержением!
Добровольная нищета, избавляя подвижника от бесчисленных забот и развлечений, умиротворяет тем дух; умиротворение же духа приводит в правильное расположение и согласное настроение все силы души; "мысли же собранные и ничем не развлекаемые доставляют неизреченное спокойствие, мир и радость", - говорит св. Исаак Сириянин (Слов. об удалении от мира. Христ. Чт. 1825 г. ч. 18).
Добровольная нищета, отрешая душу от привязанности к земным вещам, освобождает подвижника от печали и боязни, какой часто подвергается живущий в мире, опасаясь потерять имение или честь, и при таковой боязни не может иметь в себе постоянного спокойствия духа. "Как волны в море никогда не утихают, так гнев и печаль от сребролюбца никогда не отступят", - говорит св. Лествичник (Степ. 17. с. 85. св. Феодор еп. Едесск. гл. 38. ч. 4. Доброт.).
Напротив нестяжательность, по словам св. Златоуста, близь небес поставляет, избавляя нас не только от страха, печали и бедствий, но и других опасностей (Кн. о девстве, гл. 80).
"Подвижники, - говорит св. Златоуст, - не боятся и разбойнических нападений, потому что не имеют ничего такого, чего бы могли лишиться; имения у них нет; есть только тело и душа. Если же и их отнимут, то и это для них не потеря, напротив - приобретение. Ибо для них, - как и Апостол говорит о себе, - еже жити - Христос, и еже умрети - приобретение (Флп. 1, 21). Они и смерть не почитают смертью" (Нрав. 14 на 1 Тим.). О св. Иларионе Великом рассказывают: однажды разбойники искали его жилища, надеясь найти у него что-нибудь из имения. Когда же нашли и увидели, что нет ничего, спросили св. Илариона: если бы напали на тебя разбойники, что стал бы ты делать? Св. Иларион сказал: "Нагой разбоя не боится". - "А убить тебя могут", - говорили разбойники. Св. Иларион отвечал: "Я всегда готов умереть; потому и не боюсь разбойников". Разбойники удивились такой нестяжательности и неустрашимости и ушли от него, дав обещание исправиться в жизни. Говорят, что св. Иларион радовался духом, когда видел себя совершенно нищим, не имеющим ничего из суетных вещей (Чет.-Мин. 21 октября). Нищета способствует также к утверждению духа в уповании на Бога.
Хотя и в мирском обществе живя, можно отречься всего мирского и подвизаться на поприще добродетелей, но с большим трудом и малым успехом. Ибо непрестанные заботы о житейских делах и развлечениях отнимают время и способность - собраться с мыслями, размышлять о Боге, о будущей своей судьбе за гробом, постоянно внимать себе и очищать свое сердце от страстных чувствований и желаний. Дух мира и страсти, господствующие в нем, неизбежно наполняя душу, нечувствительно более или менее омрачают ум, растлевают сердце и легко и неприметно могут, если не совратить с пути добродетели, то, по крайней мере, ослабить ревность к подвижничеству и замедлить преуспеяние в добродетели 33. Что же делать любителю благочестия, когда он неуспешно проходит поприще христианского подвижничества оттого, что "мир непрестанно оглашает и оглушает душу его своими разнообразными гласами требований, прещений, прельщений, смущения, развлечения, нужд, забот, страстей, похотей, и он не находит довольно силы противоборствовать сему, или утомленный противоборством жаждет приблизиться к Богу без препятствий со стороны тварей, служить Ему без развлечения? В сем случае не остается иного, как расторгнуть всякие узы, привязывающие к миру, бежать из него, как израильтяне из Египта" 34, удалиться в монастырь - общество людей единодушных, где у всех одна мысль, одно желание и деятельное старание - преуспевать в добродетельной жизни и достигнуть вечного спасения, где нет к сему таких препятствий, как в мире, напротив, все к тому содействует 35.
А для желающего возвыситься до созерцания Бога, которое составляет венец духовного совершенства, цвет христианской жизни 36, - необходимо совершенное уединение в пустыне. Это видно из следующего.
Наилучшее средство для возвышения к созерцанию Бога есть собранность мыслей, спокойствие духа, постоянное, глубокое самовнимание, и вместе с тем чистота сердца (Евр. 12, 14). А этому очень много способствует уединение пустыни.
Уединенное пустынножительство удаляет всякий шум суетных, мирских забот и соблазнов, развлекающих и омрачающих душу. "Посему-то, - говорит авва Исаак, - и Иисус Христос - невозмущаемый источник святости, как Бог, сам для себя не имея нужды в пособии уединения для достижения чистоты и спокойствия духа, - когда только ни намеревался молиться, уходил один в горы и места у единенные на молитву (Мк. 1, 55. 6, 31, 46; Лк. 6, 12. 21, 37; Мф. 26, 36-44) - чтобы своим примером научить нас также удаляться от шума многолюдной толпы, если хотим молиться Богу с неразвлекаемым вниманием и чистым сердцем, а таким образом, и в сем теле пребывая, в некоторой мере достигать того блаженства, которое в будущем веке обещано святым, да будет Бог всяческая во всех" (1 Кор. 15, 28) (Кассиан. collat. X. с. 6).
Так думал и св. Амвросий Медиоланский; он говорит, что Иисус Христос удалялся в пустыню на молитву, чтобы нас научить - искать Бога в уединении пустыни (В толкован. на 4 гл. Ев. Лк.).
Св. Златоуст говорит, что пустыня есть самое удобное место для любомудрия (Бесед. 41 на гл. 6. Ев. Ин.).
Блж. Августин говорит: "В многолюдной толпе весьма трудно видеть Христа. Для сего необходимо нашему уму уединение, чтобы он с полным вниманием мог созерцать Бога. В толпе людей много шума, а созерцание Бога требует безмолвия" (Traet. 17 in loan.).
Один св. старец хорошо объяснил это следующим подобием: как никто, говорит он, не может видеть своего лица в возмущенной воде: так и душа не может чисто молиться Богу и созерцать Его, если не освободится от чуждых помыслов (Pelag. lib. XIII. apud Rosw. pag. 614. § 13).
Св. Григорий Двоеслов говорит о себе: "Прежде (в уединенной жизни) я старался повседневно быть вне мира и плоти, силился удалять от душевных взоров все телесные обольщения, желал невещественными очами созерцать высшие радости, и, стремясь к лицу Божию, не только словами, но и самой внутренностью сердца взывал к Богу: Тебе рече сердце мое: Господа взыщу, взыска Тебе лице мое, лица Твоего Господи взыщу (Пс. 26, 8). Ничего не страшась и ничего не желая от мира, казалось, я стоял на некоей высоте и почти думал, что на мне исполнилось то, что Господь обещал устами Пророка: вознесу тя на высоты земныя (Ис. 58, 14). Ибо возносится на высоты земные тот, чей ум с презрением смотрит на то, что кажется высоким и славным в настоящем веке. А теперь (в мире - на общественной должности) со всех сторон колеблют меня волны дел, и возмущают бури, так что поистине могу сказать о себе: приидох во глубины морския, и буря потопи мя (Пс. 68, 3). После занятий по должности и хотел бы войти в самого себя, но волнуемый мятежом суетных помыслов не в состоянии бываю сделать сего" (Письм. к Феоктисте, сестре импер. Христ. Чт. 1835 г. ч. 4).
Второе необходимое средство для созерцания Бога есть чистота сердца. Ибо как лучи солнца ярко отражаются только на гладкой поверхности металла или стекла и при чистой атмосфере, так и лучи божественного света только в чистой сфере сердечной и могут отражаться, просвещать душевные очи, и открывать им Бога и дивные предметы горнего мира в их таинственной отдаленности, не прозреваемой умом, омраченным страстями. Блажени чистии сердцем, яко тии узрят Бога, - говорит Спаситель (Мф. 5, 8). А чистоте сердца много способствует уединенное пустынножительство. Устраняя все соблазны и всякий повод к развлечению, оно доставляет полную возможность войти в себя, наблюдать за всеми внутренними движениями души, открывать слабые стороны, яснее видеть свои грехи и опасности со стороны духовных врагов. Чтобы не остаться жалким зрителем собственного поражения от врагов, подвижник, при непрестанном и живом обращении к Богу с молитвой, должен употреблять все способы к ограждению себя от вражеских нападений, к внутреннему благоустроению своего духа, и постоянному хранению сердца чистым от страстных помыслов, чувствований и желаний. Один св. подвижник хорошо объяснил это следующим опытом: три ученых друга решились поступить в монашество. Один из них избрал себе дело - умиротворять ссорящихся, по Писанию: блажени миротворцы (Мф. 5, 9); другой - посещать больных; а третий пошел в пустыню на безмолвие. Первый сколько ни трудился, не мог прекратить раздоров между людьми и всех успокоить. Побежденный скукою, пошел к тому, который услуживал больным, и нашел, что и он изнемогает от малодушия и не в силах более исполнять заповеди. Согласившись, оба пошли посетить того, который живет в пустыне, рассказали ему свои дела, просили и его сказать им, какую он получил пользу в уединении. Тот, немного помолчав, вливает воду в сосуд и говорит так: посмотрите в воду. Вода была мутна. Чрез несколько времени опять говорит им: посмотрите же, как светла сделалась вода. Те посмотрели и как в зеркале увидели свои лица. Тогда сказал им: точно тоже бывает и с нами, когда кто находится среди людей, - от людского шума и суетливости не видит своих грехов; а когда находится в покое, особенно в уединении, то ясно может видеть свои грехи (Pelag. lib. II. § 16. apud Rosweid. p. 565). А сподобившися увидеть себя, - свои грехи, по словам св. Исаака Сириянина, блаженнее сподобившегося увидеть Ангела (Сл. 41 и Pelag. 1. V. § 87. apud Rosweid. p. 629), конечно, потому, что, видя свои грехи, можно очищать их, и по чистоте сделать душу ангелоподобной.
Пользу уединенного пустынножительства для достижения высшего духовного совершенства подтверждают и свидетельства св. подвижников и собственные их опыты. Св. Иоанн Лествичник говорит: безмолвие есть матерь молитвы, возвращение из греховного плена, страж душевного пламени, надзиратель помыслов, соглядатай мысленных врагов, темница плача, источник слез, побуждение к воспоминанию о смерти, живое представление вечной муки, тщательное воображение страшного суда, вина душеспасительной печали, врач дерзости, неприятель тщеславного учения, приращение ума, учитель размышлений, нечувствительный успех в добродетелях, неприметное восхождение на небо [37].
Св. Исихий говорит: солнце, проходя над землей, производит день; а святое имя Господа Иисуса, непрестанно сияя в безмолвном уме, рождает бесчисленные солнцевидные помышления (Доброт. ч. 2. § 196).
Преподобный Филофей Синайский говорит: постоянное внимание и молитва подобно огненосной Илииной колеснице причастника своего возвышают на высоту небесную. И что я говорю? У соблюдающего трезвение чистое сердце становится мысленным небом - с солнцем, луной и звездами, и бывает вместилищем невместимого Бога по таинственному видению и восхождению (Доброт. ч. 2. § 27).
Чистое сердце и безмолвный дух, по словам прп. Иоанна Ликополитанского, суть любимое жилище Св. Духа. А когда Св. Дух вселится в сердце и озарит Божественным светом, тогда в душе бывают всегдашняя радость, постоянная любовь, терпение, великодушие, благость и прочие духовные плоды (Гал. 5, 22)(In vila loan. Lycopol. Pallad. с. 43. apud Rosw. p. 452).
Тогда-то Св. Духом всякая душа живится, чистотой возвышается, Божественным светом светлеется [38].
А чем чище сердце подвижника, чем безмолвнее ум и чем пламеннее и постояннее стремление духа к Богу, тем он способнее созерцать дивную красоту небесных предметов, и воспринимать в себя Божественное озарение, и тем в большем свете является ему Бог и открывает чудные Свои тайны. Св. Каллист, патриарх Константинопольский, говорит, что "душа, труждающаяся в ангельском пребывании бдения, будет иметь херувимские очи, чтобы всегда зреть небесное видение" (Доброт. ч. 2. гл. 33). Один пустынник на вопрос некоторых подвижников: какую он получил пользу, живя в пустыне? - говорил: ежедневно и ежечасно я созерцаю сонмы небесных духов, и среди их самого Господа, сияющего неописанным и неизреченым светом. С изумлением созерцая дивную лепоту ангелов, и с благоговением внимая Богохвалебной песне серафимов, немолчно воспеваемой пред престолом Агнца, я чувствую презрение ко всему земному и все временное и тленное считаю перстию, прахом и пеплом (Христ. Чт. 1838 г. ч. 4, с. 113).
Вот до какой высокой степени созерцания возвышались св. пустынножители! А чем больше возвышается дух подвижника в созерцании, чем яснее усматривает беспредельное величие, благость и лепоту Божественную, тем сильнее воспламеняется в нем любовь (Пс. 38, 4) и желание приблизиться к Богу; по мере же любви и приближения к Богу ощущает он в себе небесное услаждение; и по мере услаждения разум его с большей силой возбуждается опять к возвышеннейшему созерцанию, яснейшему постижению Бога, в котором заключаются все сокровища и блаженство человека. Таким образом, в созерцании разум и воля, познание и любовь взаимно усовершаются и будут усовершаться на целую вечность [39].
Благий Господь, являя свое высокое благоволение к таким ангелоподобным подвижникам, имеет особенное и промышление о них, как это можно видеть из следующего случая. Один старец, живший в пустыне, в одно время заболел. И как не было кому прислужить ему, то Господь послал к нему своего Ангела для служения. Через несколько времени после сего отцы вспомнили о нем и сказали: "Пойдем и посмотрим, не ослабел ли тот старец". Когда пришли и толкнулись в двери, Ангел ушел от него. А старец из келий говорил им: "Уйдите отселе, братия". Но они, отворив двери, вошли и спросили его, почему он так говорил им. Старец сказал: "Тридцать дней был я в болезни и никто не посетил меня. И вот уже седьмой день, как Господь послал Ангела для служения мне; а как вы пришли, то Ангел удалился от меня". Братия, удивляясь сему, прославили Бога и сказали: "Господь не оставляет уповающих на Него" (Pelag. lib. VII. § 44. apud Rosweid. p. 591. Достоп. сказ. о подв. св. отце с. 47 и 140. § 2).
А подобных случаев было много. Св. Онуфрий Великий говорит: "Всемогущий Бог не оставляет уповающих на него, Сам ограждает пустынников оружием Своего могущества, чтобы нападение сатаны не могло низложить их. Для чего постоянно посылаются к ним Ангелы Божии и часто доставляют им все потребное для жизни. Блажен тот человек, который всегда благоговеет (Притч. 28, 14) и усердно исполняет волю Божию. Ибо Ангелы Божии ежедневно служат св. мужам, и души и тела их постоянно осеняются вышнею силою" (In vita Onuphr. с. 5. apud Rosweid. p. 101; и св. Лествич. Степ. 27, с. 139).
Многократными опытами удостоверяясь в покровительстве Божием, св. подвижники постоянно более и более укрепляются в вере и надежде на Бога, так что ни в каком затруднительном положении не малодушествуют, в опасности не приходят в отчаяние, зная, что Бог не оставит без помощи и все сделает к лучшему. От того приобретают такую силу духа, что не страшатся никаких ужасов и бедствий, ни от лютых зверей и злых людей, ни от разрушительных действий природы, даже не колеблются при страшных нападениях адских духов злобы. Один брат спросил прп. Феодора Фермейского: "Если вдруг что-нибудь упадет, испугаешься ли ты, авва?" Старец отвечал: "Если и небо столкнется с землей, Феодор и тогда не испугается" (Достоп. сказ, о подв. св. отц. § 22).
Вот какой плод пустынножительства!
Надобно, впрочем, заметить, что одинокое пустынножительство не всякому равно полезно. "Ибо уединение требует ангельской крепости", - говорит св. Нил Сорский (Скит. устав, слов. 11 и св. Лествич. Степ. 27. Лист.139 на об.).
С большей пользой могут подвизаться в уединении пустыни только усовершившиеся в деятельной жизни и опытные в духовной брани, умеющие различать хитрые обольщения сатаны от действий благодати. А кто еще не научился побеждать в себе страсти и легко увлекается обольщениями чувственности и самолюбия, тот и при внешней тишине в пустыне не может иметь внутренней тишины - спокойствия духа. Ибо как из гнилого болота всегда выходит дурной запах, так и из страстного сердца всегда неопреодолимо возникают нечистые помыслы, которые лишают душу спокойствия, необходимого для созерцания небесных предметов; кто раб страстей, тот в уединении вместо чистых образов небесных предметов будет увлекаться уродливыми мечтами нечистого воображения по внушению сатаны и легко может впасть в самообольщение и погибнуть. Посему св. отцы таковым советуют лучше жить прежде в общежительном монастыре, все свое внимание и труд обратить на очищение сердца от страстей и стяжание добродетелей [40].
Для сего, по словам св. Нила Сорского, надобно прежде между людьми понести досаждения, поношения, бесчестия и прочее, по примеру Спасителя, и чрез это стяжать добродетели, особенно великодушное терпение в искушениях, незлобие, а более всего смирение, которое одно может предохранить подвижника от всех сетей диавола. Тогда уже и можно идти на совершенное безмолвие, которое есть восшествие на крест, т. е. совершенное умерщвление себя для всего земного [41].
Истинный послушник, отвергнув свою волю, свое разумение, и во всем последуя наставлениям опытного старца, восходит к высшему совершенству, как бы со светильником, озаряющим путь сей среди глубокого мрака настоящей греховной жизни, и идет прямо; следовательно, скорее и безопаснее от заблуждений и самообольщений; идет путем ровным и непоползновенным, а потому легче, не подвергаясь преткновениям и жестоким падениям, которые неизбежны для идущего самочинно, т. е. для осмеливающегося достигнуть высшего духовного совершенства без наставника. "Как не имеющий руководителя легко заблуждается в пути, - говорит св. Лествичник, - так и иноческим путем самочинно идущий легко погибает, хотя бы и всю мудрость мира сего знал" (Каллист. и Игнат. гл. 14. Доброт. ч. 2).
Это и опыт подтверждает. Прп. Иоанн Кассиан много представляет несчастных примеров самообольщения самочинников. Так, например, старец Ирон, пятьдесят лет пробыв в уединенной пустыне в многотрудных подвигах, поелику не пользовался советами отцов, и во всем следовал своему помыслу, подвергся бесовскому обольщению, - вместо Ангела света принял и поклонился ангелу сатаны, который, уверяя его, что он уже совершенно угодил Богу и не может потерпеть никакого вреда ради своих добродетелей, в доказательство сего велел ему в полночь броситься в глубокий колодец. Обольщенный старец бросился туда и погиб (Collat. II. с. 5).
Один самочинный инок подвергся бесовской прелести - вместо Ангела часто принимал к себе демона, получал от него откровения и по его внушению едва не заколол своего сына, будто бы в угождение Богу, по примеру Авраама, но сын заметил намерение отца и спасся бегством (Collat. II. с. 7).
Другой самочинный инок по бесовскому обольщению, приняв за истину ложное откровение, повелевавшее ему оставить христианство, перешел в иудейство и принял обрезание (Collat. II. с. 8).
А многие от самочиния, подвергаясь бесовской прелести, приходили в исступление ума. Антоний Великий говорит: "Знаю монахов, которые после многих трудов пали и вышли из ума, потому что понадеялись на свои дела, и презрели заповедь Того, Кто сказал: вопроси отца твоего, и возвестит тебе (Втор. 32, 7)" (Духов. наставл. Христ. Чт. 1826 г. ч. 21. Достоп. сказ. о подв. св. отц. § 37. с. 12).
"Если некоторые совратились и повредились умом, - говорит прп. Григорий Синаит, - то знай, что они потерпели это от самочиния и высокомудрия. Ибо кто в повиновении вопрошая искусных со смиренномудрием взыскует Бога, тот благодатью Христовой никогда не потерпит вреда. Истинному послушнику и сам диавол не может повредить. Если же самочинник услышит или научен будет созерцательной молитве, и захочет приобресть ее, то одно из двух должен потерпеть: если понуждается, то прельщается, и пребывает не исцелен; если же не старается, то остается без успеха во всю свою жизнь. Ибо невозможно самим собой научиться художеству добродетелей, хотя некоторые вместо учителя и употребили свой искус. Ибо делать что-нибудь от самого себя, а не по совету преуспевших, обыкновенно рождает самомнение (Гл. 7. о безмолв. § 8. § 15. ч. 1. Доброт).
Напротив, от послушания, по словам св. Лествичника, рождается и совершенствуется смирение, от смирения благоразумие, от благоразумия дар рассмотрения, а от сего прозорливость (Степ. 4. с. 32).
Так, по свидетельству прп. Иоанна Кассиана, авва Иоанн через послушание достиг высокого совершенства и получил дар прозорливости (Instit. 1. IV. с. 23).
Плод послушания есть также и дар духовной молитвы и высшего созерцания Бога (Григор. Син. гл. 8. о безмолв. Доброт. ч. 1).
Отвергнув свою волю и разумение, послушник тем решительнее отсекает греховные наклонности и страсти, образует, утверждает нравственно-добрый характер, и тем успешнее восходит на высшую степень духовного совершенства, чем с большим самоотвержением и преданностью следует воле своего наставника, чем вернее и с большей готовностью исполняет дела послушания, и чем искреннее прилагает к сердцу наставления старца. От искреннего послушания авве и отсечения своей воли послушник приобретает беспристрастие, а от беспристрастия, при помощи Божией, приходит в совершенное бесстрастие 42.
По свидетельству аввы Дорофея, св. Досифей чрез послушание в короткое время достиг такой высокой святости, какой достигали другие подвижники чрез многие годы трудными подвигами (В житии св. Досифея).
"Нет другого кратчайшего пути к вышним чертогам, кроме пути послушания, - говорит Григорий Синаит. - Как преслушание быстро низринуло нас с Адамом в бездну погибели - в ад; столь же скоро и послушание возводит на небо, и передает нас царице добродетелей - любви" (§ 121. 120. Доброт).
Св. Диадох говорит, что послушание есть первая добродетель для новоначальных, потому что оно исторгает в нас самомнение и рождает смирение. Посему для тех, кои охотно сохраняют его, бывает входом и дверью любви ко Христу (§ 41. Доброт).
Ибо по мере отвержения своей воли и преданности воле Божией, подавляется самолюбие и вместо сего возрастает любовь к Богу посредством деятельного исполнения заповедей Божиих. Но и при всем успехе в духовном совершенстве истинный послушник бывает далек от самомнения, тщеславия и гордости, потому что весь успех приписывает не своему благоразумию, а благоразумным наставлениям своего отца; и сознает, что не своими силами совершает добрые дела, а силою благодати, которая помогает ему не за его заслуги, а за молитвы его отца (Леств. Степ. 15. с. 79).
"Благодушный послушник, - говорит св. Лествичник, - хотя бы и мертвых воскрешал, хотя бы и дар слез получил, хотя бы внутренней брани освободился, однако же думает, что все это совершила молитва духовного его отца. Почему пребывает он чуждым всякого тщеславия, не превозносится тем, что сделал помощью другого, а не своим старанием. Но безмолвник (живущий по своей воле) не умеет упражняться в вышесказанных добродетелях; самомнение внушает ему, что он сам собой делает добрые дела (Степ. 4. с. 27).
Самочинник, последуя своей необузданной воле, не может успешно отсекать страсти и очищать свое сердце. Ибо без постороннего возбуждения не может принудить себя к высшим подвигам, воспротивиться преобладающим наклонностям ко греху; без понуждений от наставника не имеет ни твердой решимости, ни постоянства, чтобы неутомимо подвизаться в деле спасения. Оттого нередко падает, иногда по неопытности даже сам не зная причины своего падения, и по падении часто не имеет сил восстать без посторонней помощи. Если и великие подвижники благочестия не всегда оставались победителями в духовной брани с хитрыми и сильными врагами спасения, то устоит ли в этой брани неопытный и слабый воин Христов, не имея при себе опытного руководителя и помощника? Авва Дорофей говорит: "В притчах сказано: имже несть управления, падают якоже листвие: спасение же есть во мнозе совете (Притч. 11, 14). Видите, чему учит нас Св. Писание? - Мы не должны следовать самим себе, почитать себя разумными, думать, что можем сами собой располагать; но имеем нужду в помощи наставляющих нас по Богу. Нет несчастнее и ближе к погибели того человека, который не имеет для себя руководителя на пути Божием. Ибо что значат сии слова: имже несть управления, падают аки листвие? Лист сначала всегда бывает зелен, цветущ и красив, потом мало-помалу увядает, падает, и его попирают: так и человек, никем не наставляемый, сначала имеет расположение к посту, бдению, безмолвию и другим добрым делам; но потом сие расположение, без наставника, возбуждающего и воспламеняющего в нем оное, мало помалу уменьшается, охладевает, нечувствительно пропадает, и он, наконец, становится подвластным врагам, которые делают над ним, что хотят" (Наставл. о том, что не должно располагать собой по собств. разуму).
Посему-то и Премудрый возвещает: горе единому, егда падет и не будет втораго воздвигнуты его (Ек. 4, 10). Яко же град стенами разорен и не огражден, тако муж творяй что без совета; спасение же есть во мнозе совете (Притч. 25, 29).
Кроме того, истинный послушник, следуя наставлению своего отца, бывает свободен от всех недоразумений и сомнений, которые, встречаясь на пути духовного усовершенствования, колеблют дух самочинника, часто поставляют его в нерешительное состояние и бывают причиной безуспешности в делах. В точности во всем поступая по воле старца, послушник все делает с полной уверенностью в правильности своих поступков - в том, что, исполняя все дела по воле старца, исполняет по воле Божией, и, без сомнения, благоугождает тем Богу. Посредством частого открытия старцу своего внутреннего состояния, очищая совесть от грехов и получая ободрение духа 43, послушник всегда бывает свободен от печали, уныния, наслаждается спокойствием духа, тем более, что ни в чем не имея своей воли, не желая того, чтобы все было по его хотению, но во всем предаваясь воле Божией и воле старца, он ничем не смущается, чтобы ни случилось с ним, зная, что Бог по своей премудрости и благости все направляет к лучшему - к его вечному спасению (См. аввы Дорофея наставл. о самоотверж. Лист 19-21, и о том, что не должно располагать собой по собственому разуму. Лист. 41-43. Сл. о страхе буд. мучения, с. 78. Как наставлять братию, лист 105 на об. в славян. изд.).
Истинный послушник, поступая по чистой совести, по словам св. Лествичника, не боится и самой смерти, ожидает ее как сна, или лучше, как жизни, будучи уверен, что при исходе из сей жизни потребуется отчет не от него, а от его наставника (Степ. 4. Лист. 26 на об.).
В отношении к ближним послушание, соединенные с ним услужливость друг другу и взаимное вспомоществование, по словам Василия Великого (Кн. 2. Сл. о суде Б. Лист. 172 на об. и сл. 2 о подвиг. иноч. Лист 257 в славян. изд.), служат основной причиной взаимного согласия и любви всех братий, всего внешнего благоустройства, и мирной, благополучной жизни. Брат от брата помогаем, яко град тверд, - говорит Премудрый (Притч. 18, 19).
Вообще все три монашеские обета вместе, как средства к достижению вечного блаженства, можно представлять так: послушание пролагает прямой путь к Царству Небесному чрез места неудобопроходимые, хотя с великим трудом и чрезвычайными подвигами, уравнивает стезю, так что сей путь верно, безопасно и скоро приводит к цели; а нестяжательность и девство служат как бы крыльями, облегчая, ускоряя шествие подвижника к небу, - стремление к Богоподобному совершенству и вечному блаженству 44.
При помощи сих средств подвижник действительно может достигнуть той степени совершенства, которой достигшим изображается он в Старчестве (В Старч. сл. 2 на постриж. монах):
"Инок есть исполнитель Христовых заповедей, совершение христианства, бездна смирения, столп терпения, незабвенная память смерти, неоскудевающий источник слезного течения, сокровище чистоты, любитель смиренномудрия, ругатель тленного, попиратель и презритель всего красивого и прелестного в сем мире, добровольное умерщвление или добровольный мертвец, повседневный мученик, Богоприятная жертва, непрестанно горящий светильник духовной мудрости, созерцатель видимого и невидимого, скорошественная молния Богомыслия, сердце чистое на моление, жилище Пресвятой Троицы, позор (в значении: то, что представляется взору) ангелов и человеков, страшилище бесов". Итак, очевидно, сколь важны монашеские обеты девства, нестяжательности и послушания, как средства к достижению высшего духовного совершенства; столь же важное имеют они и нравственное значение, как добродетели.