---

25 сентября 2024 года в Москве состоялось Собрание игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви. С основным докладом на заседании выступил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

---

Преосвященные владыки, всечестные отцы, матушки игумении, дорогие братья и сестры!

Всех вас сердечно приветствую. Радуюсь этой встрече. Замечательно, что такие встречи у нас стали проходить более или менее регулярно, и это дает возможность Патриарху видеть и слышать голос монашествующих, т.е. той части Церкви, на которой лежит особая ответственность за ее судьбу, за ее настоящее и будущее.

С монашеским подвигом связано, в первую очередь, отречение от своей воли. Но это не значит, что монах становится человеком безвольным, поддающимся любым влияниям, любым дуновениям ветра. Отречение от своей воли не означает отречения от истины, от церковной дисциплины и, конечно, от своей веры, от своего призвания. Поэтому еще раз хочу сказать, что монашество — это совершенно особая, духовная, интеллектуальная часть русского Православия, нашего православного народа. Именно поэтому для меня всегда важно участвовать в ваших собраниях, слышать ваши голоса, ваши мнения, и я призываю всех вас к активному участию в нашей работе.

Каждый раз, еще раз хочу сказать, искренне радуюсь такому общению, а по-другому, конечно, и быть не может. Если, например, взять семью, то отец всегда радуется, когда вокруг него собираются чада, особенно если они живут не в семье, а где-то далеко. Вот так же и Патриарх всегда рад видеть своих духовных чад, братьев, сестер, сыновей, которые несут свое служение во благо Церкви.

Лавры и небольшие обители, близкие и самые отдаленные монастыри, древние и новооткрытые одинаково дороги моему сердцу, ибо, как я уже сказал, особое отношение у Патриарха к монашествующим, и невидимая духовная нить связывает Первосвятителя Церкви с монашеской общиной. Конечно, в первую очередь это связь молитвенная. Знаю и чувствую, что в обителях возносится живая молитва, в том числе о Предстоятеле, а также о стране нашей, о властях, воинстве и о всем народе Божием. И моя молитва всегда о том, чтобы Господь хранил всех вас, мои дорогие, потому что, когда обители духовно растут и крепнут, укрепляется Церковь, укрепляется духовная, церковная жизнь нашего народа, ибо монашество, выражаясь светским языком, — это авангард Церкви, это те, кто на передней линии по защите Церкви и по продвижению тех целей и задач, которые Церковь осуществляет через пастырское окормление народа.

Слава Богу, наше общение становится все более разносторонним, как и общение между монастырями: развиваясь, оно приобретает характер постоянной братской и сестринской взаимоподдержки и дает возможность обменяться опытом, получить новые знания и опыт.

Важную роль в этом процессе играют традиционные инспекционные поездки членов Коллегии Синодального отдела по монастырям и монашествующим, когда закладываются добрые взаимоотношения и определяются направления дальнейшего соработничества. Обители, куда направляются члены Коллегии, подчас находятся в самых отдаленных уголках нашего Отечества, и очень важно, что эти монастыри и в дальнейшем остаются на связи с центром, в том числе через взаимодействие с руководством монашеского подразделения нашей Церкви. Кроме того, эти посещения создают атмосферу реального живого общения, диалога и помогают людям обменяться опытом, рассказать о своих трудностях, переживаниях — а бывает, и какой-то радостью поделиться. Много актуальных вопросов было решено благодаря такому живому общению, и я очень приветствую и поддерживаю подобное взаимодействие.

Другая хорошая традиция, складывающаяся в нашем большом монашеском братстве и сестричестве, — это ежегодные встречи монашествующих в формате круглых столов и конференций, проходящих в разных регионах. Совместное обсуждение практических вопросов всегда полезно, да и просто увидеть друг друга, почувствовать свою общность — это все равно что оглядеться вокруг себя и увидеть своих соработников, соратников, братьев и сестер.

Начиная с прошлой осени во всех регионах проходили круглые столы, посвященные почитанию новомучеников и исповедников Церкви Русской, а также подвижников благочестия, еще не прославленных. Эти встречи, проходившие в духе братской любви и единомыслия, принесли и свои первые добрые плоды, так как в результате обмена опытом, знакомства с архивными документами и другими источниками многие обители открыли новые имена страдальцев за веру.

Создана также,как вы знаете,рабочая группа, объединяющая представителей ставропигиальных монастырей, по сбору материалов о новомучениках и исповедниках нашей Церкви, готовящая издание двухтомника-месяцеслова, который дает возможность, во-первых, возобновить нашу благодарную память, а также содействовать увековечению этой памяти и памяти местночтимых подвижников благочестия.

Особое почитание новомучеников и исповедников в обителях неслучайно. Монашество называют «бескровным мученичеством», ибо оно связано с отречением от мирской жизни ради Господа и Спасителя. И, конечно, те, кто встает на путь этого отречения, подвергаются ежедневной борьбе со своим «ветхим человеком», а порой и «со страстями, как с лютыми зверями», как о том повествует житие преподобной Марии Египетской.

Весьма важны также встречи с людьми, лично знавшими подвижников ХХ века и готовыми поделиться воспоминаниями о них. Это помогает сохранить для будущих поколений свидетельства о тех тяжелейших днях, той тяжелейшей эпохе, в которую Русская Православная Церковь выстояла по милости Божией, в том числе благодаря мужеству и крепости духа многих своих чад, среди которых монашествующие всегда были на первой линии борьбы. Их подвиги трудно переоценить.

В нынешнем году на региональных круглых столах поднимались вопросы о пополнении братств и сестричеств, о том, чтó привлекает в конкретный монастырь новых насельников. И стало очевидно, что для стремящихся к иночеству важно правильное устроение духовной жизни того или иного братства или сестричества, где есть время и трудам, и молитве, и душеполезному чтению. Очень важно духовное руководство, понимание того, что игумен — не просто администратор, но духовный отец, а игумения — духовная мать, которые вдохновляют и укрепляют своих чад в ревности по Бозе. Когда братья или сестры объединены любовью ко Христу, к игумену или игумении и друг ко другу, это единство дает им силы для внутренней работы, для радости, для трудов на пользу Церкви и ближних. Очень важно осознать, что монашеская община должна быть общиной братьев или сестер, а не просто людей, собравшихся в одном месте во имя каких-то своих целей и убеждений. Это действительно община. А если община не создается, если нет любви между братьями или сестрами, то всё это становится формальным и не удовлетворяет тех, кто искренне взыскует благодати Божией через монашеское служение и монашескую жизнь.

Современным людям, и особенно молодым, необходимо помочь найти путь к жизни с Богом и показать, что дверь в эту счастливую жизнь может открыться и в их сердцах. И пример насельников обители, живущих с любовью во Христе, поможет им принять решение остаться в монастыре.

Вот почему отношения между братьями или сестрами имеют значение не только для их собственной духовной жизни, для формирования определенного духовного климата в обители, но это еще и непременный фактор благоприятного воздействия на паломников. Тем более постоянные прихожане монастырей ни в коем случае не должны втягиваться в конфликты, которые нередко возникают в любом коллективе, Самое неприятное, когда монашествующие начинают делиться с паломниками своими впечатлениями от конфликтов с другими насельниками или насельницами, стараясь привлечь на свою сторону: «Не ходи к тому исповедоваться!» Или: «Не советовала бы тебе общаться с этими монахинями», и т.д. По немощи, по ограниченности нашей внутренние конфликты возникают и в монашеских общинах, но это должно оставаться внутри общины. Помните, что перенос этих эмоций на паломников — великий грех, потому что таким образом вы вовлекаете их в конфликт, понижаете уровень доверия к монастырю, к монашествующим, а иногда, может быть, содействуете разрушению их веры. Что бы ни происходило внутри монастыря, это внутреннее дело, которое никак не должно становиться достоянием тех, кто приходит в монастырь, взыскуя совсем другого. Не участия в конфликте, не того чтобы занять ту или иную сторону, а спасения, общения с людьми, посвятившими себя Богу, которые иногда воспринимаются светскими людьми, паломниками как святые люди. Вот поэтому нужно полностью исключить из нашей практики вовлечение паломников в конфликты внутреннего характера, особенно стремление перетянуть посещающих монастырь на свою сторону.

Слава Богу, во многих наших обителях есть основа, скрепляющая братство или сестричество, — стремление к жизни в Боге, иначе бы не было стольких монастырей и насельников. На данный момент в нашей Церкви 957 монастырей (460 мужских и 497 женских); из них на территории Российской Федерации 580 монастырей (279 мужских и 301 женский). Среди монастырей — 36 ставропигиальных (17 мужских и 19 женских). За год, прошедший со времени нашей последней встречи, было открыто 2 мужских и 3 женских монастыря.

Сегодня мне хотелось бы поговорить с вами, в первую очередь, о внутренней, сокровенной, невидимой внешнему наблюдателю напряженной работе, совершаемой для обретения той драгоценной жемчужины, ради которой стоит отказаться от всего, что в мире, и жить в обители.

Христианин приходит в монастырь, чтобы проводить житие в молитве и в служении ближнему, ибо вера без дел мертва есть (Иак. 2:20). Молитва соединяет нас с Господом. Но враг рода человеческого стремится разрушить это соединение. В нашем сердце идет постоянная непрекращающаяся битва. Исход ее зависит от того, на чью сторону мы в каждой конкретной ситуации встаем, что выбираем — быть с Богом или удалиться от Него. А на Божием пути и потерпеть приходится, и в чем-то пострадать, преодолевая свое самолюбие и прочие страсти. Для побуждения себя к духовным усилиям ради преодоления страстей полезно время от времени перечитывать чин монашеского пострижения, в котором ясно определяется, как и чем по Бозе живот начертавáется (чинопоследование монашеского пострига). Это хорошая практика, когда время от времени мы заглядываем в этот чин и обновляем свою память, а может, проникаем в суть тех обетов, которые мы Богу дали.

Могущественным средством, способным обновить монашескую жизнь, вдохнуть в иночествующих новые силы, является покаяние. Как говорит преподобный Ефрем Сирин, это «великое горнило, которое принимает в себя медь и претворяет ее в золото» (Уроки покаяния). Через покаяние наши грехи обнуляются, если это покаяние искреннее, сердечное, от души идущее, и там, где было нечто опасное, обретается действительно драгоценное.

«Покайтесь» (Мф. 4:17) — это первое слово, которое сказал Спаситель людям. Это начало всякой евангельской проповеди. Покаяние, как все мы знаем, в переводе означает перемену ума. Покаяние — это то чувство, которое мы испытываем во время молитвы или исповеди. Но в идеале оно должно сопровождать нас всякий раз, когда совесть указывает нам на греховные мысли и поступки. Покаяние — это константа нашей духовной жизни. Каждый день мы должны задавать неудобные вопросы самим себе и, отвечая честно на эти вопросы, определять, что доброго и что плохого мы совершили; и в том плохом, что совершили, каяться Господу.

Живя в миру, человек поневоле ставит перед собой много самых разных задач, обусловленных обстоятельствами: это я делаю для того, чтобы прокормить себя и свою семью, это — для того, чтобы приобрести друзей, ну а это — ради того, чтобы развить свои таланты или сделать карьеру. У монаха же основным целеполаганием должно быть исполнение послушаний, через которое реализуется его призвание, а также стяжание чистоты сердца, дабы узреть Бога (Мф. 5:8). Интересно, что в 50-м покаянном псалме, когда пророк Давид просит «сердце чисто созижди во мне, Боже» (Пс. 50:12), он использует еврейский глагол «барá» — тот самый, который присутствует в книге Бытия в повествовании о сотворении мира: «Берешит бара Элохим» (Быт. 1:1), т.е. «В начале сотворил Бог». И далее: сотворил Бог человека (Быт. 1:27). Получается, что пророк как бы говорит: «Как Ты, Боже, в начале сотворил небо и землю, так и теперь внутри меня созижди новый духовный мир. Подай мне новый дух, новую мысль, новую волю». Вот какого коренного изменения просит у Бога псалмопевец, и именно к нему призваны все монашествующие.

Нам никогда не следует упускать из виду эту самую главную цель. В этом состоит покаяние, и оно длится всю жизнь, ибо покаяние нужно не только после того, как человек совершил греховный поступок. Покаяние должно быть ежедневным, чтобы через него созидать и поддерживать чистоту сердца и никогда не прекращать внутреннюю работу. А что это означает? Многие духовники учат нас этому, но мы обычно не очень всё это воспринимаем. А это означает, что мы, заканчивая день, должны во время вечерней молитвы постараться проанализировать минувший день именно с этой точки зрения — что я сделал хорошего, а что плохого, где я оступился, и не только в словах или делах, но даже в мыслях.

Такое целеполагание во многом зависит от духовных наставников. Обращаясь к вам, призываю вас научать насельников искать во всем не внешней выгоды, покоя или удобства, а внутреннего изменения, перемены ума и очищения сердца. Это путь тесный, но исполненный радости и надежды, а без этого пути и смысла нет в монашестве. И именно вам, мои дорогие братья и сестры, дóлжно вдохновлять тех, кто находится в вашем попечении, т.е. ваших чад, и такое внутреннее делание должно совершаться, чтобы они сами захотели следовать этим путем вопреки духу мира сего — если в вас самих узрят соответствующий пример.

Сегодня, как никогда ранее, мир агрессивно навязывает грех и отвергает всякий призыв к покаянию. В миру культивируются гордость, вседозволенность, похоть и эгоцентризм. Причем не просто культивируются, а пропагандируются, возводятся чуть ли не в образец и идеал жизни. Этими греховными мыслями пронизаны современная культура, кинематограф, литература. У нас сильный враг, очень сильный, а потому покаяние наше тоже должно быть сильным и живым, неформальным.

Зная об этих губительных явлениях в современной жизни, игумен или игумения призваны быть примером для монашествующих, дабы они видели, что их наставники и руководители не только призывают подвизаться братий или сестер, но и сами постоянно ведут внутреннюю работу над самими собой.

Если игумен или игумения превращаются в администратора, в умелого и талантливого руководителя, то этого абсолютно недостаточно. Если в ведении игумена или игумении решение только хозяйственных, административных и финансовых вопросов (в лучшем случае богослужебных, с точки зрения Устава), то этого абсолютно недостаточно. Для чего приходили в обитель? В обитель приходили в первую очередь к тому человеку, который ее возглавлял. К старцам приходили, к великим подвижникам приходили — вокруг них-то и обители начинали создаваться. И, конечно, искали не административного руководства, не финансовой поддержки, не защиты от внешних, а духовного успокоения, ответа на свои собственные вопросы.

Важно, чтобы начальствующие принимали свое послушание как данный им от Господа путь к спасению, к очищению сердца. А если назначение игуменом или игуменией воспринимается как продвижение по карьерной лестнице, с соответствующими планами на будущее, то это грех! Не с расширением возможностей руководить людьми, не с расширением материальных возможностей, не с повышением общественного статуса мы должны связывать продвижение по лестнице в церковной жизни — абсолютно нет! Но с пониманием, что с каждой ступенькой повышается ответственность наша пред Богом. Кому больше дано, с того больше и спросится. А потому больше всего спросится с архиереев — они первые, кто пойдет на суд. Также игумен или игумения первые пойдут на суд. Потому что мы дерзнули не только воспринять высокий сан и высокое положение в Церкви, но дерзнули стать учителями для других. И если мы не учим, если наш личный пример не способствует росту тех, кто взирает на нас как на авторитетов, то мы не только медь звенящая и кимвал бряцающий (см. 1 Кор. 13:1), но мы еще и удобная пища для диавола, который именно через эти наши страсти и слабости стремится погубить нашу душу.

В житии подвижницы XIX века преподобной Арсении Усть-Медведицкой (Себряковой) мы видим очень характерный пример. Когда ее назначили игуменией, она хотела отказаться, но ее наставница сказала ей очень точные и проникновенные слова: «Когда настоятельская должность введет тебя в тесное общение с другими душами и они раскроют перед тобою все скорби, все немощи, все страдания человечества, боримого страстями, ты внутренним чувством войдешь в сочувствие ближнему. Убеждая тебя принять игуменство, я призываю тебя не на честь, а на великий подвиг борьбы, труда над собственною душою и над душами сестер. Если ты откажешься вступить на этот путь, то ты откажешься от данного тебе Господом средства к собственному очищению и пути, ведущего тебя к совершенству» (жизнеописание святой).

Тем не менее путь, ведущий к совершенству, исполнен множества претыканий, и все мы понимаем, что в монастыре, как в семье, могут быть свои недоразумения и недопонимания. Игумен или игумения, как отец или мать, несут на своих плечах самую тяжелую ношу, и самый искренний и благонамеренный наставник — всё же живой человек из плоти и крови, который может быть борим искушениями и проявлять несдержанность, раздражение или даже грубость. Очевидно, что такому игумену или игумении нужно усердно работать над собой, ибо его поведение не только ранит и обижает братьев, но и порой служит соблазном для людей, не говоря уже о нанесении очень существенного вреда своей собственной душе, а этот вред закрывает нас от благодати Божией.

Конечно, игумен или игумения должны прикладывать все свои силы для того, чтобы стяжать важнейшую монашескую добродетель — смирение. Сложно оставаться смиренным человеком, когда у тебя власть и ответственность — и не просто власть, но и ответственность, так что порой требуется не только добрым словом, но и дисциплинарными мерами управлять вверенными тебе братьями или сестрами. Но, видя духовные нужды своих братьев или сестер, игумены и игумении должны сделать то же самое, что и Господь наш совершил на Тайной вечери: препоясаться лентием и служить ученикам. Образно говоря, чтобы помочь оступившемуся или унывающему брату или сестре, игумен или игумения должны встать с вечери — то есть забыть о личном покое, отложить в сторону ризы свои — то есть не надмеваться своим статусом, и препоясаться лентием — то есть приступить к служению братьям или сестрам.

Христос неслучайно дал апостолам такой урок, наглядно показав им образ смирения. Ведь человеку свойственно больше верить тому, что он видит своими глазами, потому и Сам Господь сказал ученикам: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11:29). Если игумен или игумения учат монашествующих добродетелям только словами или дисциплинарными методами, то результат будет скромный или его вообще не будет. Если же монахи, взирая на начальствующих и их дела, видят, чтó такое настоящее служение и чтó такое нелицемерное смирение, это приносит добрые и обильные плоды.

Еще раз хочу сказать: смирение — это не проявление слабости, и поэтому не надо бояться смирения. Смиренный человек может быть очень сильным, может быть замечательным руководителем, объективным, когда нужно и строгим, но в основном добродетельным. Исторически одним из главных послушаний игумена являлось духовное окормление вверенных ему братьев. Очень важно, чтобы игумен или игумения умели нести немощи своих чад и при этом не осуждали их, проявляя понимание и смирение. А что такое «нести немощи» другого человека? Это значит понимать, что в душе человека происходит, что это за немощи, какова их природа, каков их источник. И, разобравшись в человеке, можно употреблять меру воздействия — либо строгость, либо ласку, но всегда, во всех случаях, — молитву за этого человека.

Современный человек боится смирения, потому что не понимает, что оно означает. В первую очередь смирение воспринимается как слабость, мягкотелость. На самом же деле это подлинная духовная сила. Преподобный Макарий Великий так говорит о смирении: «Смиренномудрие есть великая высота, честь и достоинство» (Духовные беседы о совершенстве, к какому обязаны и о каком должны стараться христиане. Беседа 19). Честь и достоинство — вот то, что такое смирение. Мы говорим о достоинстве человека и под этим часто понимаем совсем не то, что достоинство означает. Достоинство не означает самолюбование или осознание своей особой важности в обществе. За достоинство не надо бороться — достоинство должно присутствовать внутри человека. Вот преподобный Макарий Великий и называет смиренномудрие великой высотой, в котором присутствуют и честь, и достоинство. Поэтому, дорогие отцы игумены, матушки игумении, каждый из вас призван раскрывать перед братьями и сестрами, которые вверены вам, красоту этой добродетели. Полезно в беседах приводить примеры из святых отцов, из житий святых, как древних, так и близких к нам по времени и по месту подвига новомучеников и исповедников Церкви Русской. Знаю, что большинство из вас это делает, но еще раз хотел бы об этом сказать.

Смиренный человек предает себя в волю Божию, и потому он способен правильно и с духовной пользой принять и перенести выпадающие на его долю скорби и болезни. Ведь всё, что с нами происходит, — воля Божия, если происходящее не является результатом нашим грехов. В таких случаях нужно предавать себя воле Божией, и в свете смирения человек понимает истинный смысл скорбей и находит силы благодарить Бога за всё происходящее.

В смирении действительно открывается сила человеческого духа, его богоподобная высота. Смиренный словно парит над суетой жизни, он не вовлекается в повседневные конфликты, он выше всех мелких дрязг и неприятностей. Он как орел, которому не страшны никакие ловушки, сети, стрелы, когда он летит на высоте, недоступной ни для сетей, ни для стрел. Вот такими духовными орлами и призваны стать все монашествующие. Но ни в коем случае нельзя это парение приписывать своим собственным силам и использовать для самоутверждения, для развития некритического отношения к себе, что на языке нашей церковной дисциплины называется гордыней.

Смирение инока проявляется, конечно, и в усердном служении, в готовности нести любые труды, в том числе самые простые и требующие физических усилий. Сейчас, к сожалению, как в обществе в целом, так и в монашестве встречается недопонимание того, какое большое значение имеет в жизни человека самоотверженный труд, когда человек отрекается от своих собственных интересов и трудится во благо Церкви или Отечества. В прежние времена люди с детства были приучены к труду и, кроме того, воспитывались в духе безусловного послушания старшим. Ныне привычка к комфортной жизни и искаженное понимание свободы делает людей расслабленными. Простой труд считается даже чем-то унизительным, и человек такую установку приносит с собой в монастырь, сам не осознавая, какое это серьезное препятствие в духовной жизни. Например, поручает игумения вновь пришедшей послушнице или труднице полы помыть. Та думала, что погрузится в особую духовную атмосферу, молитву, созерцание, а ей говорят: «Поди-ка ты на кухню, помой посуду или сделай уборку в коридоре». Вот если такого рода повеление шокирует поступающего или поступающую в обитель, то это означает, что человек не туда попал. Или же означает, что к нему нужно по-особенному отнестись и вдумчиво начать его перевоспитание. Одна из важнейших задач наставников — изменить подобную установку. Очень важно в каждом братстве или сестричестве формировать правильное отношение к труду на примерах из святоотеческого предания. Кстати, в основе этого предания лежит пример Самого Господа Иисуса Христа, Который помогал праведному Иосифу Обручнику в плотницком деле. Ничего социально высокого, ничего почетного в этих трудах не было. И эта глубина смирения Господа, Его скромное и в то же время преисполненное любви служение свидетельствуют о высокой значимости простого труда, ибо, по слову святителя Василия Великого, «кто посмеет назвать низким то, к чему Бог прикасался Своею деятельностью?» (О подвижничестве. Глава 23. О том, что подвижнику и низкие работы должно брать на себя с великим усердием).

Из предания мы знаем, что основоположнику монашества преподобному Антонию Великому было указание свыше, как монаху следует проводить свое время. Ему был показан человек, который сначала молился, потом садился и сшивал пальмовые листья, спустя какое-то время опять вставал на молитву, потом снова брался за рукоделие. «Антоний, поступай так — и спасешься», — сказал ему ангел. И действительно, разумное распределение времени между трудом и молитвой придает гармонию иноческой жизни, помогает не впадать в нерадение или уныние. Хотел бы обратить внимание настоятелей обителей и матушек игумений, что труд является неким испытанием для новоначальных, которые сразу проявляют себя, в том числе в способности или неспособности принять монашеский чин. Отношение к труду и особенно способность нести послушание — это очень важный фактор, определяющий успех будущей монашеской жизни.

Наверное, каждый из вас сталкивался с мнением неопытных монашествующих, утверждающих, что из-за трудов сокращается время на молитву. Нужно помочь монашествующему, особенно новоначальному, понять, что именно труд сохраняет в душе ревность к молитве и горение духа. Безделие никогда не возгревает молитвенного духа. Хочешь научиться молиться — научись трудиться по послушанию.

Очень полезно, когда насельники монастырей сами выполняют все простые работы: готовят пищу, убирают храмы и территорию, ухаживают за садом. Не совсем правильно, то есть совсем неправильно, если эти работы выполняют исключительно миряне-трудники. Тогда монашествующие превращаются в какую-то белую кость, в какую-то аристократию, которая приглашает наемных рабочих и возлагает на них все послушания, а сама пребывает в праздности. Монашествующие должны сами заботиться о своей обители — о своем доме. Общие труды объединяют братию или сестричество и вносят в монашескую жизнь дух первохристианской общины. Кроме того, издревле монахи, удаляясь от мира, тем не менее считали себя обязанными приносить ему пользу посильным служением.

Мы говорим сейчас об известных всем вещах — о покаянии, о смирении, о труде. Но именно эти общеизвестные, доступные каждому добродетели могут возвести человека на духовную высоту. Читая в патериках жизнеописания древних иноков, мы поражаемся, какими они были духовными исполинами. Но и они не иначе восходили к такому совершенству, как через покаяние, смирение, труд.

Для примера можно вспомнить преподобного Григория Синаита. Мы знаем его как исихаста, безмолвника, достигшего высоты духа. Но давайте вспомним, как начиналось его духовное восхождение. Зачитаю отрывок из его жития: «Кто может достойно изобразить его служение, в течение трех лет или даже более, в должности повара и пекаря, на которую он был назначен, а также необыкновенное смирение, которое он обнаружил в это время? Он никогда и в мыслях не имел, что служит людям, но — чину ангельскому, и считал место своего служения престолом и жертвенником Божиим». Вот что такое послушание в обители, и чем это оно труднее, тем более значимы эти жертвенник и престол.

Преподобный Григорий был благородного происхождения, из богатой семьи, а значит, не имел привычки к простому труду, а ведь в то время не было современного автоматического оборудования. Повар топил печь, работал в жаре и копоти, чистил овощи, мыл посуду — всё это вручную и каждый день. Он, конечно, не оставлял внутренней молитвы, понимая, что именно она — в основе всего, что труд не должен стоять на первом месте и быть главной целью иноческой жизни. Без молитвы труд превратится в египетское плинфоделание, о котором повествуется в книге Исход. Фараон, как известно, заставлял израильтян много и тяжело трудиться, чтобы, делая кирпичи, они выбились из сил и не могли даже подумать об освобождении от рабства (Исх. 1:13-14). То же искушение часто предлагает диавол монахам, и нужно быть очень и очень бдительными, чтобы при всех трудах жить прежде всего молитвой. Когда молитва и труд гармонично сочетаются и совершаются в духе покаяния и смирения, тогда человек и восходит к духовному совершенству, подобно преподобному Григорию Синаиту и другим святым.

При этом надо помнить, что само духовное совершенство — это любовь, как говорит о том святой апостол Павел: «Любовь… есть совокупность совершенства» (Кол. 3:14). Любовь — конечная цель всех подвигов, любовь — неотъемлемая составляющая христианской жизни. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35), — говорит Господь.

Сегодня «любовь» — очень популярное слово. Оно употребляется так часто и в столь разных контекстах, что современный человек уже неспособен ясно понимать, что это такое. Для многих современных людей любовь — это нечто родственное тому, что мы называем наслаждением; любить что-то значит получать от этого удовольствие. Вы же призваны свидетельствовать миру, что такое истинная, евангельская, христианская любовь. Менее всего в любви стремления к наслаждению. Любовь всегда связана с самоотдачей. Господь желает, чтобы мы совершенствовались духовно, научились по-настоящему любить. Не требовать от кого-либо любви и внимания, а научиться жертвенно любить, может быть, даже вопреки всему. Такая любовь невозможна без смирения, терпения, послушания Господним заповедям, говорящим о любви даже к врагам, без постоянного обращения к Богу в молитве. Именно такая любовь и соединяет нас со Христом. Еще раз подчеркну — без общения с Богом, которое осуществляется в первую очередь в молитве, не может быть и любви к Господу. Невозможно любить того, кого не знаешь, с кем у тебя нет контакта. Не молишься — забудь о любви к Богу. А забудешь о любви к Богу — никогда не будет любви к ближнему. Еще раз хочу сказать, что настоящая любовь отличается тем, что она бескорыстна и не эгоистична. Когда такая любовь воцаряется в обители, это чувствуют и насельники, и прихожане, и паломники, и просто зашедший без определенной цели человек. Каждый из них будет ощущать, что здесь — территория любви. Вот такой территорией любви и должен быть монастырь.

Другой признак истинной любви в том, что она не мыслит зла (1 Кор. 13:5), по слову апостола Павла. И для монаха это естественно. Он призван постоянно следить за своим внутренним состоянием и учиться в каждом человеке видеть прежде всего добрые черты, красоту образа Божия, а немощи и недостатки покрывать жертвенной, сострадательной любовью.

Для того чтобы достигнуть совершенства в Боге, нужно себя на это подвигать и делать это каждый день. Отсюда и происходят слова «подвиг» и «подвизаться». Часто наставникам задают вопрос: а как именно подвизаться, куда направлять усилия, чтобы достигнуть того результата, который нужен? Нередко приходится сталкиваться с тем, что человек вроде бы всё внешне исправно исполняет: устав соблюдает, поклоны кладет, все правила вычитывает, все службы посещает, пост держит, трудится усердно — а радость богообщения из его жизни куда-то ушла, ничто его не вдохновляет, и ему видится, что он стоит на месте или же движется назад в духовном пути. Это случается даже с теми, кто прожил не один десяток лет в монашестве.

Так в чем же «правильный» подвиг монашествующего? Прежде всего, в искании, в принятии и исполнении воли Божией, которая возвещается через священноначалие, через игумена, или игумению, илидуховников, а также познается нами в различных жизненных обстоятельствах. С радостью и готовностью принять любое послушание, пойти куда пошлют, исполнить что скажут, причем исполнить с любовью, для Господа — вот такое состояние и привлекает благодать Святого Духа.

Поэтому мой призыв — чтобы все мы хранили в себе огонь любви к Господу. Хотя бы маленький-маленький огонечек, который, конечно, есть в сердце каждого человека, и чтобы этот огонечек становился все более сильным, освещал нас изнутри и давал возможность видеть опасные повороты на жизненном пути.

Хочу привести такое небольшое сравнение. Все мы знаем, что при совершении Литургии в Святую Чашу перед причащением вливают горячую воду, теплоту. Верующие не должны причащаться холодными Святыми Дарами. Почему так было установлено Церковью? Почему так важно вливать горячую воду, что об этом даже говорят канонические постановления, например, 13-е правило свт. Никифора Константинопольского? Потому что христианин во время причастия должен не только осознавать, что он приобщается живого Тела и живой Крови, но и ощущать это всеми своими чувствами. Каждый из нас призван постоянно вливать теплоту в свое сердце и в сердца тех, кто нам вверен. Внутри своего сердца настоящий монах должен на самом деле постоянно совершать Литургию, то есть служить Богу, и наше монашество должно быть горячим, живым, согревающим нас и наших ближних.

Еще раз хотел бы поблагодарить всех вас, мои дорогие, за то, что вы несете свое служение, свои ежедневные подвиги покаяния, смирения и любви. И желаю, чтобы в сердце каждого из вас не угасало живое, молитвенное чувство любви к Богу, к Матери-Церкви, к вере православной и нашим ближним, чтобы все мы стремились быть совершенными, как совершен Отец наш Небесный (см. Мф. 5:48).

В завершение своего слова и в преддверии праздника Крестовоздвижения хотел бы сказать, что совершенство христианское немыслимо без креста. Господь явил совершенство любви на Кресте, и тем, кто желает в полной мере стать причастниками славы Его, Спаситель предлагает этот крестный путь: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24).

Речь идет о том, что страдания, которые посещают каждого человека, не могут его разрушить, тем более не могут разрушить его веры в Бога. Иногда люди маловерующие говорят: «Если бы был Бог, разве могло бы со мной такое произойти? Я ведь молился, и свечки ставил, и в храм приходил». Но понимание того, что Сам Господь возлагает на нас крест, очень важно для способности достойно преодолевать трудности на жизненном пути. Чтобы эти трудности не разрушали нас, не подрывали нашей веры в Бога, не озлобляли нас в отношениях с ближними, чтобы мы сохраняли свою внутреннюю целостность и способность отличать добро от зла.

Укрепляясь в личном крестоношении взиранием на Крест Христов, который есть оружие мира, непобедимая победа, будем ревностно бороться, в том числе и с нашим «ветхим человеком». Не нашими слабыми силами, но силою Креста Господня, Воздвижение которого мы вскоре будем праздновать, мы сможем достигнуть и совершенства, и спасения, и обрести вечную жизнь в невечернем дне Царства Единого Бога, в Троице славимого. Аминь.

---

---

 

---

Доклад епископа Павлово-Посадского Силуана на Собрании игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла (Москва, Храм Христа Спасителя, 25 сентября 2024 года)

---

В теме моего доклада говорится о «монашеском послушании», но не потому, что послушание монахов как-то существенно отличается по своему смыслу от общехристианской добродетели послушания, а потому что в монашестве послушание приобретает всеобъемлющий и категорический характер, являясь определяющим началом монашества, краеугольным камнем всего здания иноческого подвига. Думаю, не выскажу ничего неожиданного, подчеркнув, что обет послушания, приносимый в монашеском постриге, является ключевым условием, при соблюдении которого только и обретают свое истинное значение для равноангельного образа жизни пост, безбрачие, нестяжание и даже молитва.

Однако мы знаем, что, достигая своего абсолютного проявления в Сыне Божием, Который смирил Себя, быв послушен даже до смерти, и смерти крестной (Флп. 2:8), путь послушания и для всех, взыскующих «власть быть чадами Божиими» (Ин. 1:12), означает неизбежность крестного самоотвержения и, как следствие, того «истощания», которое представляет собой умирание для всего человеческого. Проблема заключается в том, что в акте природной воли мы не хотим послушания, но всем существом противимся ему, являя тем самым в полной мере свое сыновство падшему через своеволие Адаму и подвластность унаследованному от него закону греха, безраздельно царствующему в удах наших (см. Рим.7:5, 25).

Разрешается эта проблема тем, что послушание является стратегией не природной воли, а личного, и, следовательно, свободного самоопределения, избирающего путь болезненного противостояния собственной, поврежденной богопротивлением, природной воле. Послушание – ипостасный подвиг, и в этом его ценность и значение для нашего спасения. Однако что же может вдохновить на это, по-человечески, совершенно невозможное и невыносимое делание – напряженную борьбу с самим собой, – вопреки естественному малодушию убеждая в возможности успеха?

«Невозможное человекам» (ср. Лк. 18:27) становится возможным только в опыте богочеловеческой синергии, благодатного содействия Бога, отправной точкой которого является вера; та вера, которая, по слову Писания, есть уповаемых извещение, вещей обличение невидимых (Евр. 11:1), поскольку представляет собой выход за пределы «замкнутого круга» собственного «Я», и за этими пределами проживание очевидности присутствия Бога и Его участия в нашей жизни! Истинное послушание – это наиболее глубокое и убедительное проявление такой – живой и действенной – веры, ее доказательство, совершенное исповедание, прорыв в новое, подлинно духовное измерение человеческого существования, которое, пользуясь выражением архимандрита Софрония (Сахарова), можно обозначить как «ипостасный образ бытия».

Личностное самоопределение, актуализирующееся в силовых линиях живого Богообщения, есть исходный пункт такого образа бытия. И как уникальна в своей неповторимости личность, так уникален и путь ее раскрытия. Уникальность означает нечто такое, что не существует прежде и вне конкретного уникального существа, и, следовательно, будучи уникальным, ипостасное бытие в диалоге с Богом, в известном смысле, само творит себя. Это есть не что иное, как соработничество Богу-Творцу на завершающей стадии творения человека – возведении его от образа Божия к совершенству Богоподобия. Тем самым, духовная жизнь как осмысленный и целенаправленный ипостасный подвиг не может не быть творчеством, «художеством», по выражению древних, в его наиболее глубоком и подлинном значении.

Любое человеческое творчество по существу представляет собой проекцию Божественного акта приведения из небытия в бытие, но если Создатель творит ex nihilo новые сущности, то человек производит лишь новые формы из уже существующего. Причем естественное творчество, опираясь на природные, хотя и данные Богом, дарования, никогда полностью не избегает соблазна самовыражения и самоутверждения, вступая вследствие этого в противостояние Богу, Который, как сказано, гордым противится (1 Пет. 5:5). Плоды такого творчества не могут не быть в большей или меньшей степени виртуальными: зыбкими, неосновательными, преходящими. Напротив, благодатное аскетическое художество следует путем самоотвержения, и в этом состоит его смысл и залог успеха, поскольку только так – через отвержение патологической обращенности на себя – возможно предоставить в своей душе простор Богу для Его спасительного и созидательного действия, плодом которого является сама подлинность, бытие в абсолютном смысле – вечная жизнь.

Будучи безусловно вдохновляющей, эта данность несет в себе и серьезный вызов нашему духу. Ибо, коль скоро послушание как главное условие и определяющий признак духовной жизни – это творчество, к его конкретным актам невозможно до конца приготовиться, и тем самым обойти неминуемое в испытании болезненное сокрушение внутреннего человека. Конечно, молитва в храме или в тишине кельи, исповедь, Причастие и весь комплекс подвижнических трудов делает нас более способными к должному прохождению послушания, однако в силу своего ипостасного, творческого характера акт послушания всегда конкретен, уникален и актуален, он всегда здесь и сейчас, не столько в контексте времени, сколько перед лицом вечности. Послушание можно уподобить хождению апостола Петра по водам. Зыбкая, изменчивая и, вместе, бушующая водная стихия сама по себе неспособна держать превышающее ее плотностью человеческое тело. Точно так же ничто в нашем эмпирическом бывании не может дать ни надежной опоры, ни гарантирующего успех алгоритма в духовном делании. С дерзновением абсолютного доверия обращается апостол Петр ко Христу, но начинает свое шествие по водам не прежде, нежели получает благословение божественного Учителя, являя тем самым смиренное послушание. И до тех пор, пока в ситуации, превышающей естественную человеческую меру, он полагается на Господа, продолжает успешно совершать свой путь.

Абсолютное доверие Богу, вводящее нас в опыт живого Богообщения и тем самым полагающее начало истинному послушанию, как плод этого благодатного опыта утверждает в сердце подвижника такие фундаментальные и неотъемлемые черты послушания, как покаяние и любовь. Мы стремимся исполнить волю Божию тем самоотверженнее, чем полнее нашему духу открывается совершенство Божественной красоты, во свете которой очевиднее и мучительнее становится созерцание последнего безобразия нашего внутреннего человека, и своеволие начинает восприниматься как глубокая неправда, не имеющая оправдания несправедливость, несущая в себе залог смерти и осуждение на ад. Закономерным следствием покаянного разворота сознания, благодатной метáнии, является критически значимый и общий для святоотеческой мысли принцип: «послушание есть неверование себе самому во всем добром, даже до конца жизни своей» [1], – как формулирует его преподобный Иоанн Лествичник. Когда же, преисполнившись в акте покаяния страхом и трепетом от осознания своей абсолютной безответности перед Владыкой неба и земли, мы, тем не менее, не бежим вслед за Адамом от лица нелицеприятного Судии, а повергаемся в прах сокрушения и смирения, предавая себя в Его руки, для нас парадоксальным образом открывается удивительное благородство Бога, чуждое и тени вражды или мести. Таким образом, созерцание прекрасного Бога, погружая нас во глубину покаяния, одновременно уязвляет наше сердце и томительной, «скучающей о Господе» [2] любовью к Нему, влекущей уже с пламенным желанием и готовой на смерть решимостью исполнять волю Того, Кого возлюбило сердце.

Вместе с тем важно осознавать, что послушание, хотя и является по-преимуществу вертикальной стратегией, обращенной к Богу, по выражению Лествицы, «показуется телесно» [3], то есть реализует себя в земной действительности, в мире, лежащем во зле (см. 1 Ин. 5:19), где нет и не может быть идеальных условий и средств познания воли Божией. В этом драматическом контексте послушание в своем существе не может быть ни чем иным, как только предельной открытостью ума и сердца ко Господу, с напряженным вниманием всматривающейся и «вчувствующейся» в пульсацию Его Промысла, способной творчески реагировать на меняющиеся внутренние состояния и внешние обстоятельства, каждый раз ища угодного Богу, а значит, единственно верного решения.

Главное препятствие на пути послушания преподобный Иоанн Лествичник усматривает в самочинии, по-гречески ἰδιορρυθμία [4], что можно перевести, как «свой собственный, индивидуальный ритм». Отталкиваясь от данного лексического обозначения порока, противостоящего добродетели послушания, по аналогии можно сказать, что послушание – это приведение своего внутреннего устроения во всей совокупности его помыслов, чувствований и желаний в ритм Божественного Промысла, достижение в противоположность ιδιορρυθμι-и, если позволителен такой неологизм, «θεορυθμι-и». Так или иначе, вероятно, не будет ошибкой сказать, что подлинное послушание вдохновляется не столько внешним побуждением, пусть даже и со стороны богомудрого старца, сколько внутренним чувством благодатного ритма Промысла Божия.

Отметим в упомянутом евангельском событии еще одну важную и поистине творческую черту послушания. Послушание – активно. Апостол дерзновенно проявляет инициативу, но при этом смиренно ждет благословения. Ищущий искреннего, нелицемерного послушания всегда найдет, перед кем отсечь свою волю. В акте послушания свободное, ипостасное самоопределение важнее аспекта межличностной коммуникации, поскольку задает характер, а следовательно, и качество такой коммуникации. В определенном смысле не столько старец «делает» послушника, сколько послушник – старца, ярким примером чего является преподобный Акакий из Лествицы. Данное утверждение не умаляет, а лишь уточняет место духовного руководителя, имеющего не самостоятельное, а служебное значение по отношению к Промыслу Божию.

Важно, что взаимоотношения наставника и ученика в контексте аскетического творчества послушания несводимы к чисто человеческому измерению. «Послушание есть духовное таинство в Церкви, – утверждает архимандрит Софроний (Сахаров), – и потому отношения между старцем и послушником имеют священный характер» [5]. Мистическая, благодатная перспектива послушания задает верные ориентиры для аскетического делания послушника, как направленного, в конечном счете, на исполнение не человеческой воли духовного наставника, а воли Божией, познаваемой через старца. Однако не менее важно, что священный, то есть теоцентричный, характер послушания предполагает включенность в стихию послушания и самого духовного наставника, смиренно взыскующего познания воли Божией о врученном ему Богом духовном чаде.

Наконец, тáинственная, богочеловеческая природа послушания восполняет неизбежные недостатки духовного руководителя в той мере, в какой послушник погружен в проживание очевидности Божественного Промысла и насколько решительно отдается водительству Божию. Следование велениям старца исключает не свободу, а суд над наставником, и не перестает нуждаться в творческом – осмысленном и ответственном – поиске ответа на вопрос: чего ждет от меня всеведущий, всемогущий и всеблагой Господь в данной ситуации, сложившейся, без сомнения, по Его воле, сколь бы абсурдной и невыносимой она не казалась? Руководящим началом и верным критерием в оценке обретенного послушником ответа, по слову преподобного Иоанна Лествичника, является совесть [6]. Чистая, нелукавая совесть как внутреннее чувство истины, а не дисциплинарные механизмы, всегда внешние и несовершенные, есть залог преуспеяния послушника.

В связи с аспектом духовного руководства необходимо отметить, что такое руководство имеет не исключительно индивидуальный, а прежде всего соборный характер. Послушник подчиняет себя не только специально учиненному пастырю, но и «всей во Христе братии» и, шире, святой соборной Церкви. Без этого соборного видения и теоцентрической перспективы послушнику невозможно преодолеть соблазн замыкания на человеке-пастыре, пусть мудром и духовно опытном, но объективно тварном и потому ограниченном. Этот соблазн в своем развитии неизбежно влечет разнообразные девиации взаимоотношений послушника и старца в диапазоне от страстного ревнования пастыря к другим чадам и искания с ним человеческой дружбы до таких уродливых явлений, как младостарчество и самочинные сборища, отделяющие себя в большей или меньшей степени от церковной Полноты.

Завершая свое выступление, подчеркну, что послушание, как оно понимается православной аскетикой, будучи «таинством Церкви», может реализоваться только в контексте благодатной жизни, возникающей в пространстве того богочеловеческого диалога, кульминацией которого является молитва. «Послушник есть тот, кто телом предстоит людям, а умом ударяет (κρουων) в небеса молитвою» [7], – читаем в Лествице. Молитва есть главное средство аскетического творчества, которое рассудочно усвоенные истины святоотеческого Предания насаждает в сердце, делая их созидающими импульсами. Но, что безусловно является решающим условием, молитва, соединяя подвижника послушания с Богом, облекает его силою свыше, которая нищих духом творит чадами Божиими.

-----------------------------

[1]Иоанн Синайский, прп. Лествица, возводящая на небо. 4:5. 
[2] О «скучании о Господе» много пишет прп. Силуан Афонский. 
[3] Лествица. 4:3. 
[4] Там же. 4:5 (6 в греческом тексте). 
[5] Софроний (Сахаров), архим. Об основах православного подвижничества. 
[6] Лествица. Слово 4:75. 
[7] Там же. 4:102.

---

Доклад иеромонаха Давида (Легейды), насельника Спасо-Преображенского Валаамского ставропигиального мужского монастыря на Собрании игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла (Москва, Храм Христа Спасителя, 25 сентября 2024 года)

---

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства! Дорогие владыки, уважаемые отцы и матушки!

Мне предложили сделать доклад на тему «Опыт древних отцов в монастырях сегодня, по результатам паломничества к христианским святыням Египта».

Этим я был поставлен невольно в положение сравнивающего современный опыт жизни Русской Церкви с жизнью коптских христиан Египта.

Я знаю, что тема современного египетского монашества уже не первый год обсуждается на собраниях игуменов и игумений. Также наверняка многие из присутствующих здесь, с тех пор, как сняли железный занавес с наших советских границ, неоднократно лично посещали хорошо устроенные монастыри Греции, Кипра, Святой Горы Афон.

Чуть более двадцати лет назад мне даже выпала честь, с целью не поверхностного знакомства, а для более углубленного изучения древнего предания монашеской жизни на Афоне, посильно подучив греческий язык, в течение целого года проживать в одной из греческих обителей Святой Горы Афонской.

Конечно, при сравнении непрерванной традиции монашеской жизни монастырей Египта и Афона с состоянием современного монашества Русской Церкви открываются некоторые наши неустройства и, может быть, даже какие-то отступления от вековой традиции Церкви.

Но не нужно забывать и то, что поскольку само по себе монашество имеет своей целью евангельское совершенство, – мы перед ним всегда будем нарушителями той чистоты и святости, к которой призвал нас Христос Спаситель.

На основании именно этого высокого призвания многие христианские духовные писатели и святые отцы печаловали и сетовали об убогом, низком уровне современного им монашества. Например, глубоко почитаемый нами святитель Игнатий (Брянчанинов) много говорит и пишет об оставлении истинного монашеского делания, молитвы, послушания и других монашеских подвигов. При этом рядом с ним происходит рассвет Оптинского старчества, Глинских старцев и действуют более тысячи хорошо организованных монастырей.

Мы не должны забывать, что каждый век предлагает каждой Поместной Церкви свои вызовы и условия, в которых эта Церковь вынуждена жить, а иногда и просто выживать. Удивляясь ныне высокому уровню церковности современных христиан Египта, я думаю, что одной из причин этого послужило многовековое их мусульманское окружение.

Подобно тому как русская эмиграция после революции 1917 года оказалась в неправославном окружении Европы и Америки и была так же вынуждена мобилизоваться как нация с православной культурой, чтобы не раствориться полностью и не исчезнуть как народ в чуждой духовной среде.

И сравнивая наше монашество с современными монастырями Святой Горы Афон, мы тоже не должны забывать, что у них на протяжении целого тысячелетия было духовное преемство предания. Тридцать лет возрождения нашей Церкви после жестоких гонений прошлого века – это еще слишком малый срок, чтобы делать критические выводы.

В то же время Русская Церковь ныне находится в уникальных условиях относительно своих взаимоотношений с государством, которое не только не мешает, но во многом и способствует, и помогает всяческому развитию нашей Церкви.

Хотя в сравнении с Египтом, возможно, именно эта оттепель в России могла послужить поводом к нынешнему духовному расслаблению нашего народа, которое выражается в значительном уменьшении процента приходящих и ко крещению, и в монастыри.

Переходя к частным сторонам духовной жизни Коптской Церкви и обсуждая положительный опыт той или иной практики египетских монахов, нужно напомнить, что никакая «теория автоматического спасения» в духовной жизни не действует.

Любая самая богооткровенная часть церковного предания, будь то режим и распорядок монашеского дня, уклад богослужения, практика келейной молитвы и послушания, – все это остается лишь средством достижения цели, то есть человеческим деланием, которое всегда нуждается в содействии Божественной благодати. Даже причащение святых Христовых тайн без должного устроения и приготовления может не только остаться без плода, но и вмениться нам в осуждение.

Притом не стоит и недооценивать все эти богоустановленные средства духовной жизни, ибо, лишая себя средств, мы лишаем себя и цели.

Следовательно, в жизни христианской важно всё – и то, чтó мы делаем, и как мы это делаем, то есть в каком духе и ради какой цели. На основании этого отцы часто рассматривали монашескую жизнь в форме суточного круга, у которого нет какой-нибудь той или другой главной стороны.

Суточные делания монаха, вытекающие одно из другого, непосредственно связаны и влияют друг на друга. И особое выделение из контекста одного какого-нибудь делания ведет к смещению акцентов. Будь то келия, будь то келейная молитва или Литургия, взаимоотношения с духовником или с братьями, пост, распорядок дня… – всё важно в свое время и в нужной мере. Как говорится, всякая крайность от врага, и «буква убивает, а дух животворит". Так, невозможно, например, только лишь по букве книг, понять, что такое христианская любовь и настоящая семья, если никогда не увидеть это на живом примере и не познать на собственном опыте.

Переходя к рассмотрению конкретных положительных примеров духовной жизни современных египетских монастырей, хочу как некий лейтмотив или девиз предложить одно мудрое изречение: «Бери пример, но не подражай!»

То есть, никакое слепое копирование иных практик не принесет положительного духовного плода, если мы не будем его адаптировать относительно наших условий, уровня и состояния общества.

Но все же постараемся на основании данных примеров разглядеть сами богоустановленные принципы созидания Церкви и человека. И если они в данный момент пока не применимы к нам, то оставим их в памяти, как путеводную звезду. Как сказал один подвижник: «Обрел цель – иди к ней! Не можешь идти – ползи! Не можешь ползти – ляг по направлению к ней и стремись!»

***

Весной прошлого года мы, четверо валаамских отцов, имели честь в числе официальной делегации Русской Церкви посетить древние святыни Египта. Для всей нашей делегации было откровением узнать: то, что мы с нашей духовной юности читали в древнем египетском патерике, всё, что нам рассказывают жития древних святых, – оказывается, всё это живо и в реальности существует сегодня в этой древней стране. В Египте, в отличие от нашей истории, монашеская традиция осталась непрерывной, начиная с ее великих основателей. Более того, он и является родиной этого монашества, где в начале IV века сформировался этот образ христианской жизни как отдельный институт Церкви Христовой.

Цели и принципы нашего монашества остаются теми же, что и у тех древних отцов, которые были движимы бескомпромиссной ревностью о евангельском совершенстве во Христе и пламенным стремлением к теснейшему приобщению и соединению с Ним.

А для достижения этих целей нам, людям XXI века, во многом обезбоженного, постхристианского мира, особенно ценен живой опыт непрерывной традиции древних монастырей, которые мы увидели в Египте. Что же встретили мы, посетив эту древнюю страну? Начну, пожалуй, с главного в жизни Церкви Христовой – с Божественной литургии.

Все копты в Египте с детства находятся в полных и многодетных семьях, не знают, что такое развод родителей, и, начиная с пяти лет, параллельно с общеобразовательной школой, ходят в воскресные школы (их посещает вся семья) и в течение десяти лет получают хорошее духовное образование. 98 % коптов еженедельно являются не только участниками, но и причастниками Божественной литургии.

Копты составляют 30 % от всего населения современного Египта. Это примерно 15 миллионов человек. Но в отличие от статистики нашей страны, в которой лишь 2 % от всех наших крещеных людей являются осознанными прихожанами и участниками божественных таинств, среди коптского населения, наоборот, только 2 % – малоцерковные люди, а 98 % коптов Египта каждое воскресенье всей семьей осознанно находятся в храме.

На их примере мы увидели, что для привлечения общества в Церковь есть два пути. Один протестантского типа: путем обновленчества, сокращения богослужения, – который в итоге становится ошибочным. А другой, напротив, через возвращение к древним своим традициям и самой сути богоустановленных церковных порядков.

Их Литургии александрийского типа имеют продолжительность от трех до четырех часов. Они лишены такой пышности, как она открывается нам в нашем византийском типе Литургии с многими красивыми песнопениями; их Литургия большей частью состоит из диалога священника с народом. Весь храм принимает участие в этом диалоге, и большинство песнопений поет весь храм.

Каждое утро во всех киновиях совершается божественная Литургия. Как и переводится само это слово – «общее дело», оно доступно для всей общины, и вся община монахов каждый день присутствует на ней.

Как правило, в монастырях паломники молятся отдельно от монахов. Для этого им выделяют специальный храм рядом с обителью, куда по благословению игумена приходят чередной иеромонах и певчий. Братство же имеет возможность молиться отдельно в монастырских храмах и находить единство своей братской семьи на этой божественной службе. Причащаются они минимум пять раз в неделю, но в большинстве случаев любят причащаться каждый день.

Так же, как и у нас, есть специальная подготовка к Божественной литургии, ко святому Причащению. Они так же соблюдают пост, читают некоторые молитвы, но практика молитвенная и богослужение состоят в основном из Псалтири. Их часы, в отличие от наших, состоят не из трех псалмов, а из двенадцати.

Подобно нашим, первый, третий, шестой и девятый часы дня освящаются молитвой. Также и исполнение этих часов является для них обязательным ежедневно. Седмерицею днем хвалих Тя, о судьбах правды Твоея (Пс. 118:164) – воспевают святой царь и пророк Давид.

За много веков до появления мусульманского намаза (пятикратной молитвы в течение дня) святитель Василий Великий писал в канонах своих правил: «Монах, если не исполняет этих часов, то недостоин вкушать и пищи, а опускающий свое монашеское правило, яко мертв вменяется пред Богом».

Но у них это исполняют и многие миряне с детства, и поэтому знание Псалтири наизусть для них естественно и является обязательным требованием для того, чтобы получить благословение на монашеский постриг. Таинства исповеди и причастия являются отдельными таинствами, и общепринятая в монастырях практика – исповедаться раз в сорок дней. Но при какой-нибудь духовной необходимости каждый монах имеет возможность попросить об этом своего старца и, встретившись с ним, принести ему свое покаяние.

По этому поводу хочется сказать, что если в городе нет монастыря и монашествующих, которые стремятся ко христианскому совершенству, то и стремление ко спасению в этом городе тоже ослабляется. Монастыри и монашество являются как бы неким генератором, подогревающим Церковь, и от уровня нашего монашества, призванного к совершенству, зависит и уровень стремления всей Церкви ко спасению.

Образом первого монашеского братства является апостольское братство двенадцати. И на примере его мы видим, что Христос не давал им совсем смешиваться не только с толпой верующего народа, но даже и с семьюдесятью апостолами. Уделял им особое внимание и заботу, часто уединялся с ними Сам, а порою отсылал их отдохнуть от толпы. Большинство современных монастырей Русской Церкви несут на себе служение городского прихода и не могут оставить без духовного окормления и утешения приезжающих к ним верующих. Но всё же, ради самого качества их служения и самой миссии церковной, каждому монашеской общине необходимо иметь хоть какие-то молитвенные собрания только своим братством, что заметно отразится на их внутреннем единстве. А от качества любви внутри их братской семьи, будет зависеть и сила их положительного влияния на всех приходящих в обитель.

Паломничество, так же, как и у нас, копты совершают по монастырям. Но все коптские миряне обязательно имеют своего духовника в своем приходе, который они с детства посещают и являются активными прихожанами и членами этой христианской общины как своей церковной семьи. И, поисповедавшись у своего духовника и получив его благословение, они едут по монастырям, уже без исповеди причащаясь Святых Христовых Таинств во всех местах и во всех храмах, где они присутствуют на Божественной литургии.

Поскольку с детства копты воспитываются в глубоко церковной среде и евангельской атмосфере, получая хорошее духовное образование в воскресной школе, то и требования для поступления в монастырь достаточно строги. Во-первых, желающий поступить в монастырь должен быть прилежным прихожанином своего прихода, который он с детства регулярно посещает каждое воскресенье.

Окончив десятилетнюю воскресную школу, обязательно заканчивает и вуз, получая высшее светское образование. Если он мужчина, обязательно служит в армии и, получив благословение родителей, берет характеристику от своего духовника на приходе.

Поступив в монастырь и пройдя строгое испытание от трех до пяти лет, кандидат может быть принят в число братии и пострижен в монашество, но поступление в обитель происходит строго до тридцати лет, ибо это возраст совершеннолетия, который еще со времен Спасителя считался возрастом зрелости мужчины, когда он уже может и должен принять важное для себя жизненное решение – чему он хочет посвятить свою жизнь. Бывают редкие исключения.

Кандидат в братию, приняв пострижение и став монахом, получает и благословение на отдельную келию. Обитель, в которой нет возможности предоставить отдельную келию монаху, не примет к себе нового человека.

С такой же практикой мы встречались и на всем православном Востоке – на Кипре, в Сербии, в Греции и на Афоне. Ибо одна из главных целей для монаха на деле реализуется именно тогда, когда он один на один остается в своей келии с Богом и упражняется во внимательной покаянной молитве. И это не может в совершенстве быть им реализовано, если он не имеет места для ночного уединения.

На примере Евангелия мы видим, что и Сам Господь часто уединялся и, оставив нам учение о молитве, заповедал молиться Отцу Небесному в тайне своей клети, затворив за собою дверь.

В монастырях бывают обязательные регулярные собрания всей общины братьев с игуменом. В обителях, в которых проживают многочисленные братства (а таких большинство), у игумена обязательно есть помощники-духовники, чтобы никто не оставался духовно беспризорным.

Новоначальные братья первые десять лет обязательно все окормляются у игумена, для того чтобы создать духовную связь с ним как главным духовником и старцем всей обители. Почти во всех общежительных монастырях существует и большой процент братьев, несущих подвиг своей жизни, который мы называем отшельническим и пустынническим.

Но, чтобы получить благословение на такое жительство по примеру множества известных нам святых преподобных отцов, недостаточно иметь только одно свое желание и стремление – оно должно быть подтверждено и делом. Не менее двадцати лет таковой монах должен быть примерным исполнителем устава этого монастыря.

Он должен делом явить свое смирение, послушание и любовь ко всему братству и заслужить взаимное расположение и любовь большинства братий.

Он должен делом показать, что он «не страсти ради, а вящшего ради подвига» стремится к этому жительству, – не для того, чтобы уйти на пенсию и покой, но своим усердным трудолюбием и смирением явить то, что он действительно любит свою обитель и свою братскую семью и, много потрудившись на различных послушаниях и навыкнув в духовному деланию, имеет благословение своего духовника и старца. Собор старцев, увидев духовную способность к таковому жительству брата и дав ему на это благословение, возлагает на него обязанность всё же обязательно раз в неделю по воскресеньям приходить в общежитие и вместе со всем братством причащаться Святых Христовых Тайн и присутствовать на братской трапезе любви, которая является продолжением Божественной литургии.

Вначале ему разрешают уходить только на один, два, три дня. Потом на неделю, и лишь редко кто имеет благословение приходить в обитель реже, чем раз в две-три недели, но не более. Все они остаются в числе единого братства и так же исповедуются и открываются игумену минимум раз в сорок дней.

Плох тот солдат, который не хочет быть генералом, и плох тот монах, который не хочет достигнуть самой цели этого института христианских подвижников, стать цельной личностью, которая в себе содержит всю Церковь Христову. И, молясь в своей молитве – «Помилуй мя», в этот момент молится за весь мир от лица всего Адама.

Но достигается это многолетним подвигом жизни в братской семье, где он научается смирению, через которое учится правильной любви к брату в служении ему жертвенной, бескорыстной любовью, и, показав всему братству и духовнику свою готовность к таковой жизни, спустя уже не менее двадцати лет может получить благословение на уединение. Но все равно, такой монах до конца своей жизни остается членом этого тела Христова в малой Церкви своего монашеского братства,

Каждое воскресенье, приходя и разделяя с ними Божественную литургию, причащаясь из одной Чаши жизни, трапезуя за одной трапезой любви. Церковь – это место победы над одиночеством.

И каждая обитель есть малая Церковь, есть та христианская община и семья, в центре которой и целью которой является Сам Христос, Который через подвиг смирения учит нас правильно любить. По тому познают все, что вы Мои ученики, что любовь имеете друг ко другу (ср. Ин. 13:35), – глаголет Господь.

Один из сложнейших вызовов, предлагаемый современным постхристианским, часто безбожным миром не только для монахов, но и вообще для всех христиан, – это наши гаджеты, телефоны, компьютеры, интернет, обилие часто душевредной и навязчивой информации.

Надо сказать, что коптские христиане, как говорится, «слеплены из того же теста», что и мы, живут также в XXI веке, не оторваны от цивилизации, получают высшее образование. Мы знаем на горьком опыте, чтó несет в себе интернет, хотя он имеет и много положительных сторон, которые может предложить в помощь нашей внешней жизни, и в чем-то даже и духовной.

Но во всяком прогрессе заложен свой регресс. К сожалению, мы падки именно на этот регресс и легко обрастаем новыми зависимостями. И как же справляются с современным вызовом нашему духовному спасению коптские христиане и монахи?

В одной из гостиниц, где мы проживали, в номерах были телевизоры, и мы ради любознательности включали их, чтобы познакомиться ближе с современной жизнью Египта. Первые двадцать программ, которые мы успели пролистать, оказались православными христианскими каналами.

В большинстве монастырей монахи не имеют телефонов, за исключением лишь нескольких отцов, несущих какие-то активные административные послушания, особенно тех, кто вынужден иметь прямую связь с миром, как то эконом или келарь. Для этих послушаний стационарные телефоны стоят в рабочих кабинетах.

А для связи между собой они пользуются телефонами, напоминающими наши рации, чтобы иметь только общение внутри обители. Также в рабочих кабинетах может быть выход в интернет для того, чтобы заказать какие-то необходимые продукты или стройматериалы. Но они не живут за железным занавесом и во многом являются достаточно развитыми людьми, и богословски, и культурно. В большинстве их обителей есть большие библиотеки. Мы были в одной такой монастырской библиотеке и с удивлением для себя обнаружили переведенные на арабский язык творения и четырех наших русских святых авторов – Серафима Саровского «О Стяжании Благодати Святаго Духа», Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе», «Творения» святителя Игнатия и «Видеть Бога, как Он есть»старца Софрония. Кроме книг, Духовный собор старцев собрал в монастыре и огромный объем видео- и аудиоинформации, которая прошла через их цензуру и лишена душевредности. Если кто-то имеет благословение своего старца-духовника, то в установленное время он может идти заниматься, имея доступ к необходимой ему информации.

Мы знаем, что в нашей земной жизни всё нужно регламентировать, даже такие жизненно необходимые вещи, как питие, сон и пищу. Тем более, в плане информации тоже надо понимать, что не всё мне полезно (см. 1 Кор. 6:12).

Самая главная цель, ради которой человек идет в монастырь, – посвятить свою жизнь Богу, Церкви, в духовной семье препобедить свое одиночество. Если же он имеет выход в интернет, то он фактически начинает жить уже вне своей братской семьи, живет умом где-то вне обители. И сам смысл его нахождения там тогда теряется.

В таком случае это значит, что или семья и Христос не способны решить Его потребности, чтобы наполнить Его сердце и ум необходимым, или Он ищет чего-то вне Христа, вне того замысла Божьего, который в него вложен, или его братская семья не является семьей.

Положительным показателем египетских монастырей является крайне редкий факт, чтобы кто-то уходил из монастыря. Значит, все-таки там, в братской семье, их одиночество препобеждается, и Христос решает их личные проблемы, и им нет нужды ради этого выходить куда-то умом и сердцем вне стен обители.

Вспоминая историю возникновения монашества как отдельного института Церкви Христовой, мы видим, что не гонение и период мученичества послужили причиной появления первых монахов, а, напротив, благоденствие и комфорт, к которым оказался совсем непривычен народ христианский в начале IV века. Благоденствие и комфорт подвигли наиболее ревностных христиан выйти в Пустыню из среды греха и соблазнов. Евангельская история повествует нам о некоем богатом юноше, который приступил ко Спасителю с вопросом: Учителю благий, что, сотворив доброе, я наследую жизнь вечную? На что Господь предложил ему исполнить заповеди. От юности моей я их соблюдаю, чего еще не достает мне?– ответил юноша. Тогда Спаситель ему сказал: Если хочешь быть совершенным, то пойди, раздай имение твое и последуй за Мною (см.: Мф. 19:16–29; Мк. 10:17–30; Лк. 18:18–30). В этом евангельском рассказе открываются нам два уровня духовной жизни христианской – спасение и совершенство.

Слова именно этого евангельского признания когда-то услышал на Литургии будущий Антоний Великий, и тут же, выйдя из храма, ушел в пустынную пещеру, которая впоследствии и явилась «материнским лоном», из которого вышло все православное монашество.

И ныне, говоря о монашестве как христианском совершенстве, нам нужно трезво осознавать, что оно невозможно, если прежде мы не наладим самые основы нашего христианского общества и главные принципы церковной жизни.

---

---