«Любовь во Христе и свобода от страстей как источник истинного творчества и культуры»
Доклад епископа Бахчисарайского Каллиника, викария Симферопольской и Крымской епархии, наместника Свято-Климентовского Инкерманского мужского монастыря на XXXII Международных Рождественских образовательных чтениях «Православие и отечественная культура: потери и приобретения минувшего, образ будущего», направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь Москвы, 23 января 2024 года).
Подходя к теме о христианской любви и свободе от страстей как источнике истинного творчества и культуры, невозможно не затронуть понятия о Боге-Творце, богоподобии человека и богопознании, а также о любви, бесстрастии и добродетелях падшего естества.
Христианство знает Бога – не забывая и прочих Его качеств, – как Творца (ποιητής) и Художника (τεχνίτης). Подобные способности в человеке обосновываются не только самим творением человека как образа Божия, но и заповедью о хранении и возделывании рая (Быт. 2:15).
Святитель Игнатий (Брянчанинов) в своем «Слове о человеке» подводит к смыслу возделывания рая: «Трудно в нашем состоянии падения понять с отчетливостью, в чем состояло возделывание и хранение рая; но никак не должно понимать этих слов в плотском смысле, как бы о возделывании и хранении сада для его украшения и очищения от недостатков. Рай насажден рукою Божиею; недостатков нет в нем: в нем преизобилует присутствие и благоухание благодати Божией; он приводит обитателей своих в непрестанное духовное наслаждение, приводит к созерцанию величия и благости Создателя, изображающейся в великолепии рая, как в обширном и чистейшем зеркале. Обильно и красноречиво вещает о Боге и проповедует Бога рай сладости. Во внимании этой проповеди, в изучении Бога, состояло главное делание рая; изучение изящества созданий было деланием второстепенным. Как ни был совершен Адам, но он был совершен относительно – относительно к ограниченной природе человека: изучение всесовершенного и бесконечного Бога составляло для него, по естественной необходимости, делание, достойное всего его внимания».
Так мы подходим к понятию о богопознании как цели жизни человека.
Святоотеческое учение о богопознании подразумевает деятельное, отраженное в конкретном опыте участие в Его свойствах через приобщение благодатным действиям (энергиям) божественной природы, через исполнение воли Божией в согласии с Его вéдением и премудростью. То есть богопознание предполагает созерцательное и деятельное единение с Богом, которое в процессе уподобления Первообразу возводит к обóжению. В отношении к нравственности богопознание описывается как любовь: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4:8).
Важным свойством богопознания для рассматриваемой темы является его «ненасытимое насыщение».
Об этом пишет, например, преподобный Максим Исповедник: «... утоление стремления есть приснодвижный покой около предмета желания устремляющихся к нему. Приснодвижный же покой около предмета желания [то есть Бога — К.] есть постоянное и непрерывное наслаждение Желанным. Это же постоянное и непрерывное наслаждение Желанным состоит в превышающей естество [человеческое] причастности Божественному, которое есть подобие причаствующих Причаствуемому».
А в Амбигвах к Иоанну преподобный считает саму мысль о пресыщении божественными благами оскорблением: «... природой, Писанием и Отцами показано, что ничто еще из приведенного в бытие и движущегося не остановилось и не прияло сообразного божественному намерению завершения, а к тому же и то, что невозможно поколебать основание достойных в божественном постоянстве, то как возможно, ... чтобы те, кто единожды существенно стал в Боге, потерпели бы у себя оскорбительное для [предмета своего] желания пресыщение? Ведь всякое пресыщение, по самому своему смыслу и определению, является угашающим аппетит, что устанавливается двояким способом: либо аппетит, почитая [вызывающие его] предметы малыми, угасает, либо, пренебрегая ими как скверными и гадкими, гнушается. От этого обычно и возникает пресыщение. Богу же, как по естеству сущему бесконечным и почитаемым, свойственно скорее увеличивать до беспредельного аппетит вкушающих Его посредством причастия».
Пока что можно сказать, что творческие способности людей в раю должны были деятельно осуществляться в богоподобной, в богопричастной добродетели в отношении друг друга и окружающего творения. Это делание человека должно было нести с собою умножающееся благодатное откровение величия и славы Божией в творении, участвующем в славе детей Божиих (ср. Рим. 8:21; 1 Кор. 10:31; 1 Пет. 4:11). И это делание по своим свойствам «насыщало» человека истинным познанием, делая его совершенно не знающим нужды, беспечальным, блаженным, и в то же самое время разжигало «аппетит» к бесконечному познанию бездны богатства и премудрости и вéдения Божия (ср. Рим. 11:33).
Малое углубление в свойства богопознания необходимо нам для понимания сути стремлений человеческой природы и ожиданий самого человека в отношении к цели его бытия, назначенной Творцом. После грехопадения эти стремления и ожидания остаются неизменными, а условия их реализации существенно иными. И эти условия предполагают попытки реализации стремлений к вечному благу в онтологически ограниченном пространстве человеческой природы и тленного мира.
Это означает только одно: природные способности человека в условиях падения будут реализовываться с различного рода отклонениями как в отношении способов достижения цели, так и в отношении к самой цели.
Самыми «живыми», то есть очевидными для нас сейчас, являются примеры в отношениях с Украиной. В 1991 году власти Украины обещали развитие национальной культуры и возрождение духовности, но вместо этого пришли к радикал-национализму и гонению на каноническую Церковь. Это говорит как о духовных заблуждениях, так и об упадке творчества в современном мире, причиной которым в системе христианских нравственных оценок является гордость.
Впрочем, такие процессы не новы в жизни и нашего народа, и человечества в целом. Например, известный русский мыслитель ХХ века И.А. Ильин ведет отсчет явной «секуляризации» культуры для Западного мира со времен эпохи Возрождения. А в XIX веке, по его оценке, этот процесс уже завершился во всех срéдах европейской культуры: науке, искусстве, правосознании, осмыслении хозяйствования, восприятии мира и объяснении мироздания. Не менее остро этот процесс происходил и в нашем Отечестве, познавшем власть открыто атеистичекую и даже – богоборческую.
В чем же существенное различие взгляда христианского от светского? Ответ для христианина очевиден: ви́дение всего творения в Боге и чрез Бога отлично от ви́дения всего через ограничения плоти и духа в состоянии падения.
Известный иконописец, монахиня Иулиания (Соколова), духовное чадо отцов Алексия и Сергия Мечёвых делится опытом приближения к зрению духовному в своей книге «Труд иконописца»: «Видеть может только живой человек. Плотский же человек, у которого все мысли, чувства и стремления направлены лишь на устроение земного благополучия и угождение плоти, мертв в духовной области; она ему чужда, и он в ней слеп. У душевного человека очи ума (духа) затуманены мятущимися чувствами сердца и чрезвычайной образностью мысли. Почти все мы, а особенно художники, мыслим образами земного мира, перемешанными с фантазией, и все увлекаемся кружением чувств и сердечных влечений, а это всё, как дымовой завесой, застилает от нас невещественность инобытия. Духовный мир если и видится, то видится тускло, слабо и искаженно. Поэтому ни плотской, ни душевный человек не может проникать в эту таинственную область, тем более не может черпать из нее какие-либо образы для своего творчества.
Епископ Калинник с братией Свято-Климентовского Инкерманского монастыря
|
Между тем, изобразительное искусство основывается на зрении. И если обычному художнику, чтобы что-то изображать, необходимо прежде научиться видеть, то и касающемуся искусства церковного, возвышенно-духовного, необходимо прозреть в этой области. А чтобы прозреть, надо в ней ожить, ощутить ее реальность, задышать ее воздухом (молитвой), почувствовать ее умиренность и бесстрастие, плениться красотой ее чистоты, радостью благоговейного предстояния пред Лицом Божиим».
Хотя мы сейчас коснулись иконописи, но в целом христианскую культуру порождает христианская, духовная жизнь. Без внутреннего творчества, без деятельного самопознания и познания творения в свете божественных истин (догматов) и педагогики (канонов) невозможно и само христианское творчество.
Так, описывая своё ви́дение основ христианской культуры, И.А. Ильин среди прочего пишет: «Дух христианства есть дух совершенствования. Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный (Мф. 5:48)... христианин имеет перед своим духовным взором Божие совершенство, которым он и измеряет все житейские дела и жизненные обстояния. Он учится и научается отличать «нравящееся», «приятное», «дающее наслаждение», «полезное» от того, что на самом деле хорошо, что объективно-совершенно – и именно потому истинно, нравственно, художественно, справедливо, героично; и, научившись различать эти два ряда ценностей, он умеет прилепляться именно к совершенному, предпочитать его, добиваться его, служить ему, беречь его, насаждать его и в случае надобности умирать за него. Христианин не только созерцает Совершенство, но и себе вменяет в обязанность совершенствование: отсюда у него живой опыт греха и чувство собственной недостойности; он судит себя, обличает, кается и очищается; и в каждом деле, в каждом поступке своем вопрошает о совершéнном и зовет себя к нему.
Вот откуда в христианстве этот дух ответственности, самообвинения, покаяния; дух прилежания, добросовестности, труда, самообуздания, дисциплины, подвига. И вот почему христианская культура осуществима только из этого духа и настроения; а преобладание обратного духа свидетельствует об отчуждении культуры от христианства. И так обстоит во всех областях культуры».
При всей приверженности догматам и канонам Православной Церкви христианская культура, не должна выродиться при этом в формально-механическое копирование и следование, с одной стороны, а с другой – не низвратиться в поле для выражения своего глубинного самосозерцания, самоцена и самооправдания, которые в условиях онтологической ограниченности порождают упадочническое стремление к бессмысленному разнообразию форм, доходящему до искажения природных свойств человека – осквернения образа Божия в нем.
Такое требование к христианской культуре должно нам напоминать, что творчествующая любовь не отрицает почтения к Богу, человеку и всему творению, а даже наоборот – имеет почтение основанием для всех своих проявлений.
Святитель Феофан Затворник учит: «Любовь и взаимоуважение суть основные расположения, которыми заправляются и держатся христианские друг к другу отношения. Где они в силе, там глубокий мир и прочное благоденствие. Любовь связует, а взаимоуважение отгоняет все пошлое из любовных союзов, могущее как-нибудь омрачить их».
Преподобный Максим Исповедник очищением от самолюбия учит достигать истинного почтения и любви: «Когда отвергнем самолюбие, – это, как я сказал, начало и матерь всех зол, – тогда вместе с ним отторгнется и все, что из него: ибо когда его не будет, тогда никакой вид или след зла не может уже никак устоять в нас. Надлежит нам так себя самих и друг друга чтить и любить, как Сам Христос первый Своим примером показал, благоволив пострадать за нас».
Творчество во Христе не подавляется, а приобретает иные цели, смыслы, дух. Примерами богатства духа человека во Христе является не только церковная культура с ее богословием, иконописью, гимнографией, пением, зодчеством, агиографией и народно-прикладным творчеством, но и культура христианская, следующая цели прославления Христа и примирения человека с Ним.
Многих деятелей искусства может привести в недоумение необходимость не только религиозного отношения к культуре, но и необходимость при этом живого христианского, покаянного, самоотреченного действия, полагаемого средством очищения на пути к живому творчеству. Их может одолевать вопрос: ведь мы просто хотим творить Прекрасное, мы понимаем необходимость высоких нравственных ориентиров в творчестве, мы понимаем необходимость участия в жизни народа и необходимость нечуждости его историческому пути и целям, но причем здесь духовно-религиозная жизнь, накладывающая на нас какие-то непонятные и весьма «постные» тяготы?
Ответ заключается в понятии о добродетелях падшего естества, которыми в человеке незаметно возрастает гордость. Гордость же, отдаляя от благодатного и неисчерпаемого источника жизни, и приводит под видом благих намерений к нечестивым явлениям.
Христианин в искусстве должен ставить Христа выше себя, а прославление Христа и Его дела своей целью в искусстве. Поэтому в искусстве христианском важен путь очищения от самолюбия и следующих из него чувств и желаний.
«У верующего во Христа обнажен против чувств сердечных меч Христов, и он насилует свое сердце [применяет усилие над собою – К.], посекая мечом послушания Христу не только явные порочные стремления, но и те стремления, которые, по-видимому, кажутся добрыми, по самой же вещи противоречат евангельским заповедям. А такова вся деятельность человека, направленная по влечениям естества падшего.
Дела мнимо-добрые, по влечению падшего естества растят в человеке его «я», уничтожают веру во Христа, враждебны Богу; дела “веры” умерщвляют самость в человеке, растят в нем “веру”, возвеличивают в нем Христа».
Всё сказанное относится ко всем христианам, но поскольку мы сейчас беседуем в рамках монашеского направления, нужно особо сказать о монашестве. Архимандрит Софроний (Сахаров) справедливо называет монашество высочайшей культурой. Как мы сказали, в основе истинного творчества и культуры лежит любовь к Богу и свобода от страстей. А монах посвящает всю свою жизнь, все свои силы и время именно тому, чтобы очистить свое сердце от страстей и стяжать любовь, не отвлекаясь, или точнее, отодвигая на второй план все иные, земные, цели. Поэтому каждого монаха, если он подлинно проходит монашеский подвиг умного делания, можно назвать творцом – независимо оттого, создает ли он произведения искусства, например, иконы или тексты. Монах – творец, поскольку он созидает особую атмосферу жизни, проникнутую молитвой и евангельским духом, созидает образец отношения к ближним и миру. Таким образом он прославляет Бога, открывает Его миру, максимально приближаясь к той первоначальной цели, для которой создан человек, – возделывать и хранить богопознание и обожение.